– Дневального! – крикнул я.
Сержант Самбок кивнула, и из коридора выскочил рядовой.
– Возьмите эти материалы в очередную вылазку через портал! – приказал я, жонглируя плоской золотой зажигалкой с выгравированной надписью: «Клуб Хэйр, озеро Тао». Прекрасный трофей, но я положил его на место и задвинул ящик.
Мы не были грабителями.
Сержант Самбок стояла в дверях и что-то хотела сказать.
– Что-то еще, сержант?
– Рядовой Дормейер в самовольной отлучке! – сообщила она.
– Дерьмо! В боевых условиях нет самовольной отлучки. Если морской пехотинец уходит, это называется дезертирством! Черт возьми, кто-нибудь должен узнать, где он! Найдите, я хочу его видеть!
– Будет сделано, сэр! Я позабочусь лично! – Она была более чем согласна с моими словами.
– Хорошо! – сказал я. – Даю десять минут на поиски! Встречаемся в точке десанта!
Моя штурмовая группа двигалась одной из первых, и мы взяли свои объекты. Сейчас на базе насчитывалось на три сотни десантников больше, и я ждал телевещания. Телецентр в Альбукерке не был захвачен, и мы использовали кабельную сеть. Я направился в подвал: раньше его использовали в качестве тира, но, когда туда вошли наши разведчики, подвал пустовал.
Для нас это было просто идеально! И прежде чем кто-нибудь узнал про нас, мы сумели переправить всю группу.
В их времени, как и в нашем, Сандия являлась старой военной базой. Но, в отличие от нашей, плохо укрепленной. Она была громадной и простиралась на квадратных милях пустыни, окруженная колючей проволокой.
Тем не менее, в Сандии было развернуто немного отрядов: периметр больше охранялся электроникой, чем людьми – посты располагались вдоль ограждения через каждые четверть мили. Правда, коменданту базы это казалось изобилием защиты. Кроме парашютного десанта (который можно засечь радарами), не было другого пути, чтобы враги проникли за проволоку незамеченными… кроме нашего, если бы они пришли изнутри. Когда я спустился, в подвале на стене уже висела карта базы – контролируемые участки обведены красным карандашом. Кэтхауз и казармы морских пехотинцев, штаб, коммутатор связи и радиостанция. На данный момент все было захвачено нами. Несколько отрядов, охранявших эти объекты, оказались никуда не годными и попали в плен.
Продолжали прибывать новые группы, в них не было нужды, но иметь их было не лишним: что, если остальные части, вопреки всякой логике, будут сопротивляться? Яркие прожектора, размещенные вдоль стены, освещали колонны солдат, появлявшиеся из ничего. Они поднимались по лестнице, выстраивались около стены и, возглавляемые офицерами и сержантами, уходили в бой.
Это смотрелось довольно странно: находясь перед порталом, вы видите, как из плоскости являются по порядку пальцы ног, ступни, ноги, руки, животы и головы… Если бы вы стояли сзади, что бы вы ожидали увидеть? Кишки и сырое мясо? Внутренности перемещаемых солдат?.. Ничего подобного! Вы ничего не увидите. За прямоугольником портала – лишенная черт и света сплошная темнота. Впереди – только группы, выходящие из портала, и пыльные стены.
– Майор! – это снова голос сержанта Самбок. Она огляделась по сторонам и прошептала: – Кажется я поняла, куда делся Дормейер…
– Отлично работаете, сержант! – ухмыльнулся я.
Она покачала головой:
– На территории базы его нет! Каким-то образом он ускользнул отсюда и удрал в Альбукерк. Потому что он живет… он жил там. В Альбукерке, как я думаю!
Не так хорошо, но это не ее проступок.
– Вы правы! – произнес я, и это было на самом деле так.
Для призванных Найла Самбок была безупречным солдатом. Очень забавно, что в гражданской жизни она учительница музыки, замужем за музыкантом, игравшем на клавесине. Она они были призваны по повестке. Многие резервисты озлоблены, но Самбок исполняла свой долг добросовестно. Поэтому, приняв командование, я запросил ее перевод в Чикаго. Тот факт, что она красотка, был не лишним, но я не портил своих подчиненных (только подумывал об этом время от времени).
– Так-5 хочет переговорить с вами! Связь будет установлена через две минуты, – продолжала она. – Я это только что узнала.
– Отлично! – сказал я. – У меня появилась идея: сходите к пленным и принесите одежду сенатора!
Даже сержант Самбок удивилась:
– Его одежду?
– Исполняйте приказ, сержант! Нижнее белье можете оставить, но все остальное понадобится мне, даже носки.
Быстрая вспышка понимания отразилась на ее лице.
– Будет сделано, майор! – улыбнувшись, сказала она и ушла.
А я стал ждать вызова от Так-5.
Двухсторонняя связь через оболочки параллельных времен сложнее односторонней. Она блокировала портал и ослабляла энергетическое поле… Когда офицер из службы портала кивнул, я поднял трубку, и генерал Магрудер не заставил себя долго ждать.
– Хорошо начали, майор! – рявкнул он. – Президент говорит то же самое. Он, конечно, внимательно следит за ходом операции.
– Благодарю, сэр!
– Вступаем во вторую фазу. Вы готовы к телетрансляции?
– Так точно, сэр! – Собственно, имелось в виду, что я буду готов, когда Найла Самбок возвратится с одеждой.
– Телестанция и микроволновые линии на контроле. Они начнут работу через полчаса. Лента с выступлением президента уже передана и готова выйти в эфир, как только, вы сделаете представление.
– Вас понял, сэр!
– Чудесно! – затем его голос изменился. – Сейчас о другом, майор: они как-нибудь отреагировали?
– Нет, сэр, пока никак! Хотя я думаю, переговоры еще ведутся.
– М-м-м! Здесь больше нет никаких незваных гостей?
– Никаких признаков, сэр!
– Смотрите в оба! – резко заявил он и дал отбой.
Я знал тон его голоса: он был чем-то сильно испуган.
Прошло полчаса. Я прошел через ночную пустыню с такими же звездами над головой, какие мерцали в моей собственной Америке, в телевизионную студию и почувствовал страх. Невдалеке патрулировал джип военной полиции, петляя фарами в темноте. Они подтормозили, внимательно осмотрели меня и нарукавную повязку десантной группы, затем повысили скорость и уехали, не проверив документы.
Я мог быть одним из этих непрошеных посетителей: другим «мной», который где-то прятался. В таком случае я мог обмотать клочок зеленой материи вокруг рукава, они никогда бы не заметили разницы, а затем…
Что бы сделал иной «я»?
Это был страшный вопрос. До этого момента они только смотрели, но ничего не делали.
Конечно, я не мог сказать, что военные полицейские небрежно относятся к охране, они не видели в этом большой необходимости. Мы захватили базу без одного-единственного выстрела, какое сопротивление могли оказать сонные часовые, потерявшие дар речи, когда их захватили наши отряды? И куда только катится Америка? Удивляюсь, как еще уцелела страна, если секретные базы охраняются горсточкой солдат регулярной армии? Если бы я поступил на курсы в Лойолу, кем бы я мог стать? Может быть, сенатором?
Эту мысль я не позволял себе, пока не выполнена самая важная часть работы.
Как и было обещано, на студии меня ждала сержант Самбок, держа в руках одежду сенатора. Я нашел раздевалку и переоделся. Он хорошо одевался, этот другой Де Сота: рубашка, галстук и носки, ботинки, брюки и пиджак – все было сделано из хорошей ткани или кожи. Покрой особенный – их мода отличалась от нашей, но я был рад почувствовать шелковистую рубашку и хрустящие отглаженные брюки.
Они могли бы сидеть, конечно, лучше, не будь другой Доминик полнее меня на целый размер.
Когда я вышел из раздевалки, сержант отпустила комплимент:
– Прекрасно выглядите!
– Что вы ему оставили? – спросил я, смотрясь в зеркало.
По ее улыбке я понял ответ. В такой жаркий август в нижнем белье не должно быть холодно, но все же…
– Выдайте ему мой запасной комбинезон! – отдал я приказ. – Он находится в сумке Би-4. – К счастью, этот комбинезон был кликоват для меня, а ему, несомненно, в самый раз.
– Будет исполнено, сэр! – сказала сержант Самбок. – Сэр?
– Что еще?
– Хорошо если вы поменяетесь одеждами, не произойдет ли путаницы? Я имею в виду то, что его можно принять за вас. Как я узнаю, кто есть кто?
Я открыл рот, чтобы назвать ее глупой, но снова закрыл – она была права.
– Хорошо, что вспомнили! – сказал я. – Я буду единственным, кто знает ваше полное имя, о'кей?
– Так точно, сэр! Во всяком случае, он пока что в тюрьме, а вы нет.
– Вот именно! – согласился я и понял, что мне не суждено знать, что произойдет через пару часов.
Я желал, чтобы передо мной явился другой «я», я хотел сидеть и разговаривать с ним, слышать его голос и узнать, где разошлись наши жизни. Эта мысль пронизывала дрожью, но нетерпение такое, словно готовлюсь впервые принять наркотик или заняться сексом. Я жаждал этого.
Но думать об этом не оставалось времени. Оператор изумленно пялился на мою модную гражданскую одежду, улыбаясь капитану. Все было готово или нет, но подошло время моего теледебюта.
Скорей нет, чем готово они постоянно передвигали микрофоны, направляли камеры, выходили поболтать в холл, внезапно капрал, исполняющий обязанности режиссера, крикнул:
– Готовьтесь, сэр! Мы начинаем!
Он прослушал наушники и открыл счет:
– Десять… Девять… Восемь… Семь… Шесть… Пять… Четыре… Три…
В последние секунды он использовал руки: два пальца, один, затем палец уткнулся в меня, над камерой загорелась зеленая лампа, и я приступил к выступлению:
– Леди и джентльмены! – сказал я в камеру. – Меня зовут Доминик Де Сота!
И это было правдой, ведь я не говорил, что я сенатор Де Сота, хотя тот факт, что я носил его одежду, подразумевал именно это.
– Происшедшее вызвано крайней необходимостью. Я прошу, чтобы каждый американец прослушал эту передачу с открытой душой и благородным сердцем, ведь все мы американцы! Леди и джентльмены! Я передаю слово господину президенту Соединенных Штатов Америки.
И фотоны моего лица и шеи, костюма этого иного Доминика, его галстука и рубашки собрались вместе, влетели в камеру и вылетели уже как электроны. Как электроны, пробежали по кабелю студии к микроволновой тарелке-антенне на крыше, превратились в фотоны другой частоты; как радиосигналы, метнулись через долины к ретранслятору, прыгнули в воздух, потом на спутник, находившийся за тысячи миль в космосе, в один миг потекли к телевизорам всех Соединенных Штатов. Этих Штатов!
Вся группа корпуса связи, хоть и носила военную форму, но в ее крови оставалось много гражданского. Резервисты, вызванные по повестке, почти все были профессиональными телевизионщиками. В комнате отдыха, рядом со студией, они устроили себе небольшие гражданские удобства: сварили кофе и разрезали кекс: кто-то успел обчистить местную гарнизонную лавку.
Я налил себе чашку кофе, слушая доносившийся из монитора голос президента Брауна: «…как президент Соединенных Штатов, заявляю вам, кто тоже является президентом США, и всему американскому народу… – Он смотрелся взволнованным и хорошо отрепетировавшим речь, написанную специально для него. – …в этот исторический момент, когда все мы стоим перед лицом страшного деспотизма, захватившего мир… узы крови и всеобщая приверженность принципам свободы и демократии…» И так далее без передышки. Это был довольно хороший спич, казалось, я заранее знал весь текст. Но в речи не было отмечено одного важного факта: мы полностью контролировали положение.
Этот же голос исходил и из комнаты контроля, я поставил чашку и заглянул внутрь. Здесь был не один, а дюжина мониторов, почти все они показывали важное лицо президента, говорившего те же самые вещи. Но несколько экранов показывали и другие лица, серьезные и даже более напыщенные: Джона Ченкелора, Уолтера Кронкайта и несколько незнакомых. Они уже комментировали события. Я поразился, пока не вспомнил, что президентское выступление длилось только четыре минуты. Оно повторялось телецентрами, и некоторые уже среагировали.
Я посмотрел на часы: полночь по местному времени. Значит, в городах восточного побережья уже два часа, но я сомневаюсь, чтобы многие в этот момент спали. Граждане Калифорнии могли настроиться на свои ночные новости и получить неожиданные известия.
Мы поступили верно: почему они должны быть счастливыми, когда мы стоим перед ужасной борьбой за свободный мир?
Но даже командир десантной группы должен когда-нибудь спать.
Я спал почти пять часов. Когда же я проснулся, уже пахло беконом и кофе. Капрал Гаррис поднес блюдо.
– Примите комплименты от сержанта Самбок, сэр! – он улыбнулся. – Ночью мы захватили офицерский клуб.
Яйца были совсем холодные, зато кофе горячий и крепкий. Это было что надо!
Вначале я заглянул в студию, к военным техникам присоединились несколько гражданских: пожилая женщина, молоденькая и бородатый мужчина неопределенного возраста. Я остановил капитана корпуса: указал на штатских и приподнял брови.
– Эти? – сказал он. – Это ученые, майор! Во всяком случае, они так сказали. Пропуска надежны.
– Чем занимаются?
Он пожал плечами.
– Они не говорят, что проверяют реакции на сообщение президента. Что-то типа изучения политики… вы не знаете о такой штуке?
Я не знал.
– Во всяком случае, – угрюмо продолжил он, – здесь чертовски мало того, что изучать, они ведь получили от нашего президента только надутое дерьмо!
Новостей, которые я ожидал услышать, не было.
– Свяжитесь с Так-5! – добавил он, подумав, но я уже возвращался в Кэтхауз.
После горячей пустыне база казалась приятным и безмятежным местом, но я не успокоился. Сухой, как воздух, я изнемогал в своем комбинезоне (возможно, я уже не буду так щедр со своими запасами) и начинал ощущать тревогу.
Генерал Магрудер, Крысья Морда, был там, где вы обычно находитесь в семь утра, а именно, спал. Но меня соединили с полковником Гарлечем, он был настроен не очень дружелюбно. Когда я спросил про штатских, он буркнул мне под нос полдюжины крепких слов.
– Они имеют разрешение, а дальше не ваше дело, майор! – огрызнулся он. – В каком состоянии база?
– Все спокойно, сэр! (Надеюсь, что это было так, ведь я еще не заглядывал к своим ребятам.) Признаков реакции не наблюдается.
– Нежданные гости?
– Никаких донесений, сэр!.. Сэр! Можно вас спросить о докторе Дугласе?
Хриплый смешок.
– Он сидит в своей палатке под усиленной охраной и никак не может прокакаться. Как описывает положение противник?
– Не совсем ясно, сэр! Они по-прежнему повторяют речь президента Брауна.
Все идет чисто и громко.
Собственно, полковник Гарлеч не произносил слова «прокататься», он просто издал приглушенный шум с понятным смыслом. Гарлеч был одним из отчаянных воинов Магрудера – все знали, что они думают о президенте. Они решительно были против плана захвата… пока шефы сверху не дали понять, что имеется много тюрем для обсуждающих необходимость обороны Соединенных Штатов.
После того как я закончил разговор по межвременному телефону, я подумал, что неплохо было бы вернуться в студию и побеседовать с политологами. Было бы интересно услышать их мнение о том, почему такое активное общество Штатов, как наше, получило мягкотелого президента Джерри Брауна, а другое, жирное и ленивое, огнедышащую госпожу Рейган… Но я солдат, а не ученый, и у меня были дела и поважнее. Я вызвал капрала Гарриса и, когда его голова появилась в дверях, приказал сходить в тюрьму и доставить пленного сенатора.
Он сидел в моем комбинезоне и слишком походил на меня, когда я попадаю в затруднительное положение. Я не мог не смотреть на сенатора. Он, в свою очередь, внимательно изучал меня. Он не был напуган. По крайней мере, таким он не выглядел – сенатора можно было назвать чуть-чуть обиженным и, главным образом, любопытным. Это качество меня радовало больше всего.
– Вы ловкий проныра, Доминик! – сказал я ему. – Скажите, что должно случиться!
Прежде чем ответить, он потянулся: сенатор был сонным, а тахта ученого к тому же была неудобной.
– Вы имеете в виду, как должна отреагировать на вооруженное вторжение президент Рейган? – переспросил он.
– Этого нельзя предвидеть?!
– Вся затея бесплодна, Доминик! Что вы хотите извлечь из всего этого?
– Мир! – сказал я, улыбаясь. – Победу! Триумф демократии над тиранией! Конечно же, я имею в виду не вас, а наших общих врагов – русских!
Сенатор поразился:
– Дом! У меня нет русских врагов: в моем мире они ничего не значат… Русские погибли бы, сага бы мы не помогли им после атомной заварушки с Китаем.
– Вы должны были дать им сдохнуть!
Он с неприязнью вздохнул:
– Вы явились без предупреждения и захватили нас! – Он пожал плечами.
– Это вы должны объяснить, что происходит! Вы делаете свою игру?
– Все идет как надо, Дом! – сказал я и улыбнулся. – Вы увиливаете от ответа, на большее вас не хватит.
Сенатор промолчал, а я попытался быть более дружелюбным.
– Это наша страна, за каким барьером мы бы ни находились? – убедительно произнес я. – И нам следует объединиться, так как наша цель одинакова – процветающие Соединенные Штаты Америки. Правильно?
– Чертовски сомневаюсь в этом, Дом? – сказал он.
– О Дом, продолжайте! Вы можете точно так же спрашивать и меня… Кстати, как ваша предстательная железа?
Он удивился:
– О чем вы говорите! Я еще слишком молол, чтобы она меня беспокоила.
– Да? – сказал я. – Так я и подумал, когда мне это сказали. – Но проверить не будет лишним.
Он покачал головой.
– Де Сота! – сказал сенатор более смело и решительно, чем я, окажись я на его месте (к моему удовлетворению, ведь я думал, что и я поступил бы так же). – Давайте без нелепого дерьма! Вы захватили нас предательским образом – это довольно грязная штука! Почему вы решились?
Я заулыбался.
– Потому что мы здесь! Разве вы не знаете, как делаются подобные вещи? У нас возникли проблемы, и однажды мы увидели рациональное решение… Когда вы получаете технологию, вы ее используете, – мы так и поступили! – Я не говорил, каким образом нам удалось получить технологию, ведь это, в конечном счете, не совсем уместно. – Видите ли, дружище, вы столкнулись с такой ситуацией, которая не должна служить предметом разговоров. Наш президент скажет вашей Рейган, чего мы хотим, а потом мы уйдем, и все закончится.
Он взглянул на меня обжигающим взглядом:
– Вы ведь не верите в это, правда?
Я пожал плечами: мы знали друг друга слишком хорошо. Я понимал, что однажды мы будем использовать их линию времени в своих интересах, и нам не хотелось уходить. Здесь мы всегда сумеем подстроить для своих врагов небольшие пакости.
Но к сожалению, это было делом далекого будущего. Я сказал:
– Вернемся к вопросам… Сможет ли госпожа Рейган договориться с нашим президентом без применения силы? Ведь в моем времени она и Джерри Браун находятся в не совсем дружественных отношениях.
– Что из этого? Она сделает то, что потребуется, она ведь давала присягу защищать Соединенные Штаты.
– Да! Но вопрос только в том – какие? – поинтересовался я. – Наш президент дал точно такую же клятву, и он держит ее… Неохотно, ведь он был тряпкой… – Но я не произнес это вслух. – …Будет лучше, если ваша. Нэнси выполнит требуемое… Вы можете предложить другое? У нас сила? Вы хотите, чтобы мы подбросили в Белый Дом сибирскую язву? Или оспу-Би в Таймс-сквер? – Я рассмеялся, глядя на его выражение. – Как вы полагаете, мы только говорим о водородных бомбах? Нам бы не хотелось портить слишком много хорошего имущества…
– Но биологическое оружие… – он запнулся. Наверное, он хотел сказать, что оно запрещено международными конвенциями или что-то в этом роде.
Я пояснил:
– После Салт-2 мы используем все! Когда-то мы отказались от атомных бомб и стали работать с другими средствами.
– Что за Салт-2? – спросил он, и сразу же: – Нет, черт с этим, я не хочу от вас уроков истории! Я хочу только одного, чтобы вы уматывали к дьяволу, откуда пришли, и оставили нас в покое! Сомневаюсь, что вы сделаете это! Если вас не интересует мое мнение, то меня от вас тошнит!
Он был сущим злым дьяволенком! Я почти гордился сенатором… и был взбешен.
– Вы собачье дерьмо, Доминик! – крикнул я. – Вы хотели сделать то же самое! Так или иначе, почему вы работали над проектом Кэтхауз!
– Потому что… – он осекся. Его выражение говорило само за себя. Де Сота сменил тему. – У вас не найдется сигарет? – спросил он.
– Я бросил курить! – с удовлетворением откликнулся я.
Раздумывая, он кивнул.
– Я не верил, что эта штука сработает! – произнес Де Сота, сенатор.
– Но вы старались мой мальчик, разве не так? Какая здесь разница? Мы не делаем ничего такого, чего не сделали бы вы, если бы закончили исследования раньше.
– Подумаю!
К его чести, он не сказал, что это неправда.
– Вы поможете нам? – нажимал я.
На этот раз – не сомневаясь в ответе.
– Нет!
– Может быть, этим вы спасете множество людей!
Он сказал:
– Я не сдаюсь, Дом! И уверен, что несколько американских жизней не стоят миллионов русских.
Я изумленно посмотрел на него возможно ли, чтобы я (в любом воплощении!) мог быть таким придурком? Но сенатор не выглядел дураком. Он наблюдал за мной, откинувшись в кресле, и вдруг показался выше и более самоуверенным.
– Что это вы так испугались, Доминик? – ехидно поинтересовался он.
– С чего вы взяли?
Он объяснил:
– Говорите так, словно беспокоитесь о чем-то, но не хотите это показывать. Мне кажется, я догадался, что вы опасаетесь другого Доминика! Не так давно он крутился поблизости и что-то вынюхивал. Кажется, он знал о вашем вторжении. На вашем месте я бы встревожился, кто он и что ему нужно?
Я понял, что это было самым важным его секретом. Я никогда не был марионеткой в чьих-то руках, даже в образе сенатора. Он догадался, что тревожило мое сердце или одного из нас.
Я медленно признался:
– Он из паравремени, Дом!
– Я уже понял это! Он приходил к вам?
– Нет! Не совсем он!
Я захотел рассказать ему о нашем посетителе, который сидел сейчас под охраной на другой стороне портала и потел от страха, что его найдут и сделают бо-бо за то, что он помог нам развернуть портал.
– Но у нас были непрошеные гости, может быть, много!
– Продолжайте дальше!
Я сказал.
– Вы не слышали про отскок?
– Что имеется в виду?
– Я имею в виду «обратный прыжок». Когда вы переходите сквозь оболочку паравремен, в действие вступает закон сохранения и некоторые вещи совершают обратное перемещение.
Он нахмурился:
– Вы считаете, людей будет бросать туда-сюда?
– Не только людей! Здесь все сложнее: это зависит от того, насколько сильно порвана оболочка. Иногда это может быть просто энергия… свет или звук, иногда перетекают газы или мелкие предметы. Например, пролетающие мимо птицы. Временами – что-либо крупнее.
– Это случается и здесь?
Я неохотно согласился:
– Кажется, да, Дом! И не только здесь…
Он поднялся из кресла и подошел к окну, я разрешил ему это и произнес через плечо:
– Похоже, ваш народ действительно поймал птичку в небе, Дом!
Я не ответил, он повернулся и посмотрел в упор.
– Я хочу, чтобы вы достали мне сигарет! – раздраженно крикнул он. – Это успокаивает!
Я немного подумал:
– Почему бы и нет? Это ваши легкие!
Я включил на столе внутреннюю связь, разобрался, какие кнопки соединяют с канцелярией, и приказал сержанту Самбок принести сигарет.
– Так, продолжим! – сказал я. – Вы будете помогать нам?
Он отрезал:
– Нет!
– Даже когда нет никакого риска? И даже когда ваша страна беззащитна против нас?
– Вы получите по заслугам! – отчетливо заключил он и повернулся к дверям, когда вошла Найла Самбок с пачкой сигарет из армейской лавки.
Мой дружеский «я» внезапно изменился.
Черт возьми, что с ним произошло? Он смотрел на сержанта как на привидение. Я никогда еще не видел такого выражения изумления, гнева и жалости одновременно ни на одном человеческом лице… тем более, своем собственном.
Человек по имени Доминик Де Сота сидел перед экраном. Его пальцы сновали по клавиатуре, развертывая и записывая изображения. Не отрывая от работы рук, он сказал в крошечный микрофон, загнутый около щеки: «Босс? В этом зашли еще дальше. Думаю, здесь больше не будет позвоночных!»
Сержант Самбок кивнула, и из коридора выскочил рядовой.
– Возьмите эти материалы в очередную вылазку через портал! – приказал я, жонглируя плоской золотой зажигалкой с выгравированной надписью: «Клуб Хэйр, озеро Тао». Прекрасный трофей, но я положил его на место и задвинул ящик.
Мы не были грабителями.
Сержант Самбок стояла в дверях и что-то хотела сказать.
– Что-то еще, сержант?
– Рядовой Дормейер в самовольной отлучке! – сообщила она.
– Дерьмо! В боевых условиях нет самовольной отлучки. Если морской пехотинец уходит, это называется дезертирством! Черт возьми, кто-нибудь должен узнать, где он! Найдите, я хочу его видеть!
– Будет сделано, сэр! Я позабочусь лично! – Она была более чем согласна с моими словами.
– Хорошо! – сказал я. – Даю десять минут на поиски! Встречаемся в точке десанта!
Моя штурмовая группа двигалась одной из первых, и мы взяли свои объекты. Сейчас на базе насчитывалось на три сотни десантников больше, и я ждал телевещания. Телецентр в Альбукерке не был захвачен, и мы использовали кабельную сеть. Я направился в подвал: раньше его использовали в качестве тира, но, когда туда вошли наши разведчики, подвал пустовал.
Для нас это было просто идеально! И прежде чем кто-нибудь узнал про нас, мы сумели переправить всю группу.
В их времени, как и в нашем, Сандия являлась старой военной базой. Но, в отличие от нашей, плохо укрепленной. Она была громадной и простиралась на квадратных милях пустыни, окруженная колючей проволокой.
Тем не менее, в Сандии было развернуто немного отрядов: периметр больше охранялся электроникой, чем людьми – посты располагались вдоль ограждения через каждые четверть мили. Правда, коменданту базы это казалось изобилием защиты. Кроме парашютного десанта (который можно засечь радарами), не было другого пути, чтобы враги проникли за проволоку незамеченными… кроме нашего, если бы они пришли изнутри. Когда я спустился, в подвале на стене уже висела карта базы – контролируемые участки обведены красным карандашом. Кэтхауз и казармы морских пехотинцев, штаб, коммутатор связи и радиостанция. На данный момент все было захвачено нами. Несколько отрядов, охранявших эти объекты, оказались никуда не годными и попали в плен.
Продолжали прибывать новые группы, в них не было нужды, но иметь их было не лишним: что, если остальные части, вопреки всякой логике, будут сопротивляться? Яркие прожектора, размещенные вдоль стены, освещали колонны солдат, появлявшиеся из ничего. Они поднимались по лестнице, выстраивались около стены и, возглавляемые офицерами и сержантами, уходили в бой.
Это смотрелось довольно странно: находясь перед порталом, вы видите, как из плоскости являются по порядку пальцы ног, ступни, ноги, руки, животы и головы… Если бы вы стояли сзади, что бы вы ожидали увидеть? Кишки и сырое мясо? Внутренности перемещаемых солдат?.. Ничего подобного! Вы ничего не увидите. За прямоугольником портала – лишенная черт и света сплошная темнота. Впереди – только группы, выходящие из портала, и пыльные стены.
– Майор! – это снова голос сержанта Самбок. Она огляделась по сторонам и прошептала: – Кажется я поняла, куда делся Дормейер…
– Отлично работаете, сержант! – ухмыльнулся я.
Она покачала головой:
– На территории базы его нет! Каким-то образом он ускользнул отсюда и удрал в Альбукерк. Потому что он живет… он жил там. В Альбукерке, как я думаю!
Не так хорошо, но это не ее проступок.
– Вы правы! – произнес я, и это было на самом деле так.
Для призванных Найла Самбок была безупречным солдатом. Очень забавно, что в гражданской жизни она учительница музыки, замужем за музыкантом, игравшем на клавесине. Она они были призваны по повестке. Многие резервисты озлоблены, но Самбок исполняла свой долг добросовестно. Поэтому, приняв командование, я запросил ее перевод в Чикаго. Тот факт, что она красотка, был не лишним, но я не портил своих подчиненных (только подумывал об этом время от времени).
– Так-5 хочет переговорить с вами! Связь будет установлена через две минуты, – продолжала она. – Я это только что узнала.
– Отлично! – сказал я. – У меня появилась идея: сходите к пленным и принесите одежду сенатора!
Даже сержант Самбок удивилась:
– Его одежду?
– Исполняйте приказ, сержант! Нижнее белье можете оставить, но все остальное понадобится мне, даже носки.
Быстрая вспышка понимания отразилась на ее лице.
– Будет сделано, майор! – улыбнувшись, сказала она и ушла.
А я стал ждать вызова от Так-5.
Двухсторонняя связь через оболочки параллельных времен сложнее односторонней. Она блокировала портал и ослабляла энергетическое поле… Когда офицер из службы портала кивнул, я поднял трубку, и генерал Магрудер не заставил себя долго ждать.
– Хорошо начали, майор! – рявкнул он. – Президент говорит то же самое. Он, конечно, внимательно следит за ходом операции.
– Благодарю, сэр!
– Вступаем во вторую фазу. Вы готовы к телетрансляции?
– Так точно, сэр! – Собственно, имелось в виду, что я буду готов, когда Найла Самбок возвратится с одеждой.
– Телестанция и микроволновые линии на контроле. Они начнут работу через полчаса. Лента с выступлением президента уже передана и готова выйти в эфир, как только, вы сделаете представление.
– Вас понял, сэр!
– Чудесно! – затем его голос изменился. – Сейчас о другом, майор: они как-нибудь отреагировали?
– Нет, сэр, пока никак! Хотя я думаю, переговоры еще ведутся.
– М-м-м! Здесь больше нет никаких незваных гостей?
– Никаких признаков, сэр!
– Смотрите в оба! – резко заявил он и дал отбой.
Я знал тон его голоса: он был чем-то сильно испуган.
Прошло полчаса. Я прошел через ночную пустыню с такими же звездами над головой, какие мерцали в моей собственной Америке, в телевизионную студию и почувствовал страх. Невдалеке патрулировал джип военной полиции, петляя фарами в темноте. Они подтормозили, внимательно осмотрели меня и нарукавную повязку десантной группы, затем повысили скорость и уехали, не проверив документы.
Я мог быть одним из этих непрошеных посетителей: другим «мной», который где-то прятался. В таком случае я мог обмотать клочок зеленой материи вокруг рукава, они никогда бы не заметили разницы, а затем…
Что бы сделал иной «я»?
Это был страшный вопрос. До этого момента они только смотрели, но ничего не делали.
Конечно, я не мог сказать, что военные полицейские небрежно относятся к охране, они не видели в этом большой необходимости. Мы захватили базу без одного-единственного выстрела, какое сопротивление могли оказать сонные часовые, потерявшие дар речи, когда их захватили наши отряды? И куда только катится Америка? Удивляюсь, как еще уцелела страна, если секретные базы охраняются горсточкой солдат регулярной армии? Если бы я поступил на курсы в Лойолу, кем бы я мог стать? Может быть, сенатором?
Эту мысль я не позволял себе, пока не выполнена самая важная часть работы.
Как и было обещано, на студии меня ждала сержант Самбок, держа в руках одежду сенатора. Я нашел раздевалку и переоделся. Он хорошо одевался, этот другой Де Сота: рубашка, галстук и носки, ботинки, брюки и пиджак – все было сделано из хорошей ткани или кожи. Покрой особенный – их мода отличалась от нашей, но я был рад почувствовать шелковистую рубашку и хрустящие отглаженные брюки.
Они могли бы сидеть, конечно, лучше, не будь другой Доминик полнее меня на целый размер.
Когда я вышел из раздевалки, сержант отпустила комплимент:
– Прекрасно выглядите!
– Что вы ему оставили? – спросил я, смотрясь в зеркало.
По ее улыбке я понял ответ. В такой жаркий август в нижнем белье не должно быть холодно, но все же…
– Выдайте ему мой запасной комбинезон! – отдал я приказ. – Он находится в сумке Би-4. – К счастью, этот комбинезон был кликоват для меня, а ему, несомненно, в самый раз.
– Будет исполнено, сэр! – сказала сержант Самбок. – Сэр?
– Что еще?
– Хорошо если вы поменяетесь одеждами, не произойдет ли путаницы? Я имею в виду то, что его можно принять за вас. Как я узнаю, кто есть кто?
Я открыл рот, чтобы назвать ее глупой, но снова закрыл – она была права.
– Хорошо, что вспомнили! – сказал я. – Я буду единственным, кто знает ваше полное имя, о'кей?
– Так точно, сэр! Во всяком случае, он пока что в тюрьме, а вы нет.
– Вот именно! – согласился я и понял, что мне не суждено знать, что произойдет через пару часов.
Я желал, чтобы передо мной явился другой «я», я хотел сидеть и разговаривать с ним, слышать его голос и узнать, где разошлись наши жизни. Эта мысль пронизывала дрожью, но нетерпение такое, словно готовлюсь впервые принять наркотик или заняться сексом. Я жаждал этого.
Но думать об этом не оставалось времени. Оператор изумленно пялился на мою модную гражданскую одежду, улыбаясь капитану. Все было готово или нет, но подошло время моего теледебюта.
Скорей нет, чем готово они постоянно передвигали микрофоны, направляли камеры, выходили поболтать в холл, внезапно капрал, исполняющий обязанности режиссера, крикнул:
– Готовьтесь, сэр! Мы начинаем!
Он прослушал наушники и открыл счет:
– Десять… Девять… Восемь… Семь… Шесть… Пять… Четыре… Три…
В последние секунды он использовал руки: два пальца, один, затем палец уткнулся в меня, над камерой загорелась зеленая лампа, и я приступил к выступлению:
– Леди и джентльмены! – сказал я в камеру. – Меня зовут Доминик Де Сота!
И это было правдой, ведь я не говорил, что я сенатор Де Сота, хотя тот факт, что я носил его одежду, подразумевал именно это.
– Происшедшее вызвано крайней необходимостью. Я прошу, чтобы каждый американец прослушал эту передачу с открытой душой и благородным сердцем, ведь все мы американцы! Леди и джентльмены! Я передаю слово господину президенту Соединенных Штатов Америки.
И фотоны моего лица и шеи, костюма этого иного Доминика, его галстука и рубашки собрались вместе, влетели в камеру и вылетели уже как электроны. Как электроны, пробежали по кабелю студии к микроволновой тарелке-антенне на крыше, превратились в фотоны другой частоты; как радиосигналы, метнулись через долины к ретранслятору, прыгнули в воздух, потом на спутник, находившийся за тысячи миль в космосе, в один миг потекли к телевизорам всех Соединенных Штатов. Этих Штатов!
Вся группа корпуса связи, хоть и носила военную форму, но в ее крови оставалось много гражданского. Резервисты, вызванные по повестке, почти все были профессиональными телевизионщиками. В комнате отдыха, рядом со студией, они устроили себе небольшие гражданские удобства: сварили кофе и разрезали кекс: кто-то успел обчистить местную гарнизонную лавку.
Я налил себе чашку кофе, слушая доносившийся из монитора голос президента Брауна: «…как президент Соединенных Штатов, заявляю вам, кто тоже является президентом США, и всему американскому народу… – Он смотрелся взволнованным и хорошо отрепетировавшим речь, написанную специально для него. – …в этот исторический момент, когда все мы стоим перед лицом страшного деспотизма, захватившего мир… узы крови и всеобщая приверженность принципам свободы и демократии…» И так далее без передышки. Это был довольно хороший спич, казалось, я заранее знал весь текст. Но в речи не было отмечено одного важного факта: мы полностью контролировали положение.
Этот же голос исходил и из комнаты контроля, я поставил чашку и заглянул внутрь. Здесь был не один, а дюжина мониторов, почти все они показывали важное лицо президента, говорившего те же самые вещи. Но несколько экранов показывали и другие лица, серьезные и даже более напыщенные: Джона Ченкелора, Уолтера Кронкайта и несколько незнакомых. Они уже комментировали события. Я поразился, пока не вспомнил, что президентское выступление длилось только четыре минуты. Оно повторялось телецентрами, и некоторые уже среагировали.
Я посмотрел на часы: полночь по местному времени. Значит, в городах восточного побережья уже два часа, но я сомневаюсь, чтобы многие в этот момент спали. Граждане Калифорнии могли настроиться на свои ночные новости и получить неожиданные известия.
Мы поступили верно: почему они должны быть счастливыми, когда мы стоим перед ужасной борьбой за свободный мир?
Но даже командир десантной группы должен когда-нибудь спать.
Я спал почти пять часов. Когда же я проснулся, уже пахло беконом и кофе. Капрал Гаррис поднес блюдо.
– Примите комплименты от сержанта Самбок, сэр! – он улыбнулся. – Ночью мы захватили офицерский клуб.
Яйца были совсем холодные, зато кофе горячий и крепкий. Это было что надо!
Вначале я заглянул в студию, к военным техникам присоединились несколько гражданских: пожилая женщина, молоденькая и бородатый мужчина неопределенного возраста. Я остановил капитана корпуса: указал на штатских и приподнял брови.
– Эти? – сказал он. – Это ученые, майор! Во всяком случае, они так сказали. Пропуска надежны.
– Чем занимаются?
Он пожал плечами.
– Они не говорят, что проверяют реакции на сообщение президента. Что-то типа изучения политики… вы не знаете о такой штуке?
Я не знал.
– Во всяком случае, – угрюмо продолжил он, – здесь чертовски мало того, что изучать, они ведь получили от нашего президента только надутое дерьмо!
Новостей, которые я ожидал услышать, не было.
– Свяжитесь с Так-5! – добавил он, подумав, но я уже возвращался в Кэтхауз.
После горячей пустыне база казалась приятным и безмятежным местом, но я не успокоился. Сухой, как воздух, я изнемогал в своем комбинезоне (возможно, я уже не буду так щедр со своими запасами) и начинал ощущать тревогу.
Генерал Магрудер, Крысья Морда, был там, где вы обычно находитесь в семь утра, а именно, спал. Но меня соединили с полковником Гарлечем, он был настроен не очень дружелюбно. Когда я спросил про штатских, он буркнул мне под нос полдюжины крепких слов.
– Они имеют разрешение, а дальше не ваше дело, майор! – огрызнулся он. – В каком состоянии база?
– Все спокойно, сэр! (Надеюсь, что это было так, ведь я еще не заглядывал к своим ребятам.) Признаков реакции не наблюдается.
– Нежданные гости?
– Никаких донесений, сэр!.. Сэр! Можно вас спросить о докторе Дугласе?
Хриплый смешок.
– Он сидит в своей палатке под усиленной охраной и никак не может прокакаться. Как описывает положение противник?
– Не совсем ясно, сэр! Они по-прежнему повторяют речь президента Брауна.
Все идет чисто и громко.
Собственно, полковник Гарлеч не произносил слова «прокататься», он просто издал приглушенный шум с понятным смыслом. Гарлеч был одним из отчаянных воинов Магрудера – все знали, что они думают о президенте. Они решительно были против плана захвата… пока шефы сверху не дали понять, что имеется много тюрем для обсуждающих необходимость обороны Соединенных Штатов.
После того как я закончил разговор по межвременному телефону, я подумал, что неплохо было бы вернуться в студию и побеседовать с политологами. Было бы интересно услышать их мнение о том, почему такое активное общество Штатов, как наше, получило мягкотелого президента Джерри Брауна, а другое, жирное и ленивое, огнедышащую госпожу Рейган… Но я солдат, а не ученый, и у меня были дела и поважнее. Я вызвал капрала Гарриса и, когда его голова появилась в дверях, приказал сходить в тюрьму и доставить пленного сенатора.
Он сидел в моем комбинезоне и слишком походил на меня, когда я попадаю в затруднительное положение. Я не мог не смотреть на сенатора. Он, в свою очередь, внимательно изучал меня. Он не был напуган. По крайней мере, таким он не выглядел – сенатора можно было назвать чуть-чуть обиженным и, главным образом, любопытным. Это качество меня радовало больше всего.
– Вы ловкий проныра, Доминик! – сказал я ему. – Скажите, что должно случиться!
Прежде чем ответить, он потянулся: сенатор был сонным, а тахта ученого к тому же была неудобной.
– Вы имеете в виду, как должна отреагировать на вооруженное вторжение президент Рейган? – переспросил он.
– Этого нельзя предвидеть?!
– Вся затея бесплодна, Доминик! Что вы хотите извлечь из всего этого?
– Мир! – сказал я, улыбаясь. – Победу! Триумф демократии над тиранией! Конечно же, я имею в виду не вас, а наших общих врагов – русских!
Сенатор поразился:
– Дом! У меня нет русских врагов: в моем мире они ничего не значат… Русские погибли бы, сага бы мы не помогли им после атомной заварушки с Китаем.
– Вы должны были дать им сдохнуть!
Он с неприязнью вздохнул:
– Вы явились без предупреждения и захватили нас! – Он пожал плечами.
– Это вы должны объяснить, что происходит! Вы делаете свою игру?
– Все идет как надо, Дом! – сказал я и улыбнулся. – Вы увиливаете от ответа, на большее вас не хватит.
Сенатор промолчал, а я попытался быть более дружелюбным.
– Это наша страна, за каким барьером мы бы ни находились? – убедительно произнес я. – И нам следует объединиться, так как наша цель одинакова – процветающие Соединенные Штаты Америки. Правильно?
– Чертовски сомневаюсь в этом, Дом? – сказал он.
– О Дом, продолжайте! Вы можете точно так же спрашивать и меня… Кстати, как ваша предстательная железа?
Он удивился:
– О чем вы говорите! Я еще слишком молол, чтобы она меня беспокоила.
– Да? – сказал я. – Так я и подумал, когда мне это сказали. – Но проверить не будет лишним.
Он покачал головой.
– Де Сота! – сказал сенатор более смело и решительно, чем я, окажись я на его месте (к моему удовлетворению, ведь я думал, что и я поступил бы так же). – Давайте без нелепого дерьма! Вы захватили нас предательским образом – это довольно грязная штука! Почему вы решились?
Я заулыбался.
– Потому что мы здесь! Разве вы не знаете, как делаются подобные вещи? У нас возникли проблемы, и однажды мы увидели рациональное решение… Когда вы получаете технологию, вы ее используете, – мы так и поступили! – Я не говорил, каким образом нам удалось получить технологию, ведь это, в конечном счете, не совсем уместно. – Видите ли, дружище, вы столкнулись с такой ситуацией, которая не должна служить предметом разговоров. Наш президент скажет вашей Рейган, чего мы хотим, а потом мы уйдем, и все закончится.
Он взглянул на меня обжигающим взглядом:
– Вы ведь не верите в это, правда?
Я пожал плечами: мы знали друг друга слишком хорошо. Я понимал, что однажды мы будем использовать их линию времени в своих интересах, и нам не хотелось уходить. Здесь мы всегда сумеем подстроить для своих врагов небольшие пакости.
Но к сожалению, это было делом далекого будущего. Я сказал:
– Вернемся к вопросам… Сможет ли госпожа Рейган договориться с нашим президентом без применения силы? Ведь в моем времени она и Джерри Браун находятся в не совсем дружественных отношениях.
– Что из этого? Она сделает то, что потребуется, она ведь давала присягу защищать Соединенные Штаты.
– Да! Но вопрос только в том – какие? – поинтересовался я. – Наш президент дал точно такую же клятву, и он держит ее… Неохотно, ведь он был тряпкой… – Но я не произнес это вслух. – …Будет лучше, если ваша. Нэнси выполнит требуемое… Вы можете предложить другое? У нас сила? Вы хотите, чтобы мы подбросили в Белый Дом сибирскую язву? Или оспу-Би в Таймс-сквер? – Я рассмеялся, глядя на его выражение. – Как вы полагаете, мы только говорим о водородных бомбах? Нам бы не хотелось портить слишком много хорошего имущества…
– Но биологическое оружие… – он запнулся. Наверное, он хотел сказать, что оно запрещено международными конвенциями или что-то в этом роде.
Я пояснил:
– После Салт-2 мы используем все! Когда-то мы отказались от атомных бомб и стали работать с другими средствами.
– Что за Салт-2? – спросил он, и сразу же: – Нет, черт с этим, я не хочу от вас уроков истории! Я хочу только одного, чтобы вы уматывали к дьяволу, откуда пришли, и оставили нас в покое! Сомневаюсь, что вы сделаете это! Если вас не интересует мое мнение, то меня от вас тошнит!
Он был сущим злым дьяволенком! Я почти гордился сенатором… и был взбешен.
– Вы собачье дерьмо, Доминик! – крикнул я. – Вы хотели сделать то же самое! Так или иначе, почему вы работали над проектом Кэтхауз!
– Потому что… – он осекся. Его выражение говорило само за себя. Де Сота сменил тему. – У вас не найдется сигарет? – спросил он.
– Я бросил курить! – с удовлетворением откликнулся я.
Раздумывая, он кивнул.
– Я не верил, что эта штука сработает! – произнес Де Сота, сенатор.
– Но вы старались мой мальчик, разве не так? Какая здесь разница? Мы не делаем ничего такого, чего не сделали бы вы, если бы закончили исследования раньше.
– Подумаю!
К его чести, он не сказал, что это неправда.
– Вы поможете нам? – нажимал я.
На этот раз – не сомневаясь в ответе.
– Нет!
– Может быть, этим вы спасете множество людей!
Он сказал:
– Я не сдаюсь, Дом! И уверен, что несколько американских жизней не стоят миллионов русских.
Я изумленно посмотрел на него возможно ли, чтобы я (в любом воплощении!) мог быть таким придурком? Но сенатор не выглядел дураком. Он наблюдал за мной, откинувшись в кресле, и вдруг показался выше и более самоуверенным.
– Что это вы так испугались, Доминик? – ехидно поинтересовался он.
– С чего вы взяли?
Он объяснил:
– Говорите так, словно беспокоитесь о чем-то, но не хотите это показывать. Мне кажется, я догадался, что вы опасаетесь другого Доминика! Не так давно он крутился поблизости и что-то вынюхивал. Кажется, он знал о вашем вторжении. На вашем месте я бы встревожился, кто он и что ему нужно?
Я понял, что это было самым важным его секретом. Я никогда не был марионеткой в чьих-то руках, даже в образе сенатора. Он догадался, что тревожило мое сердце или одного из нас.
Я медленно признался:
– Он из паравремени, Дом!
– Я уже понял это! Он приходил к вам?
– Нет! Не совсем он!
Я захотел рассказать ему о нашем посетителе, который сидел сейчас под охраной на другой стороне портала и потел от страха, что его найдут и сделают бо-бо за то, что он помог нам развернуть портал.
– Но у нас были непрошеные гости, может быть, много!
– Продолжайте дальше!
Я сказал.
– Вы не слышали про отскок?
– Что имеется в виду?
– Я имею в виду «обратный прыжок». Когда вы переходите сквозь оболочку паравремен, в действие вступает закон сохранения и некоторые вещи совершают обратное перемещение.
Он нахмурился:
– Вы считаете, людей будет бросать туда-сюда?
– Не только людей! Здесь все сложнее: это зависит от того, насколько сильно порвана оболочка. Иногда это может быть просто энергия… свет или звук, иногда перетекают газы или мелкие предметы. Например, пролетающие мимо птицы. Временами – что-либо крупнее.
– Это случается и здесь?
Я неохотно согласился:
– Кажется, да, Дом! И не только здесь…
Он поднялся из кресла и подошел к окну, я разрешил ему это и произнес через плечо:
– Похоже, ваш народ действительно поймал птичку в небе, Дом!
Я не ответил, он повернулся и посмотрел в упор.
– Я хочу, чтобы вы достали мне сигарет! – раздраженно крикнул он. – Это успокаивает!
Я немного подумал:
– Почему бы и нет? Это ваши легкие!
Я включил на столе внутреннюю связь, разобрался, какие кнопки соединяют с канцелярией, и приказал сержанту Самбок принести сигарет.
– Так, продолжим! – сказал я. – Вы будете помогать нам?
Он отрезал:
– Нет!
– Даже когда нет никакого риска? И даже когда ваша страна беззащитна против нас?
– Вы получите по заслугам! – отчетливо заключил он и повернулся к дверям, когда вошла Найла Самбок с пачкой сигарет из армейской лавки.
Мой дружеский «я» внезапно изменился.
Черт возьми, что с ним произошло? Он смотрел на сержанта как на привидение. Я никогда еще не видел такого выражения изумления, гнева и жалости одновременно ни на одном человеческом лице… тем более, своем собственном.
Человек по имени Доминик Де Сота сидел перед экраном. Его пальцы сновали по клавиатуре, развертывая и записывая изображения. Не отрывая от работы рук, он сказал в крошечный микрофон, загнутый около щеки: «Босс? В этом зашли еще дальше. Думаю, здесь больше не будет позвоночных!»
АВГУСТ, 24, 1983 г. ВРЕМЯ: 09.20 УТРА.
СЕНАТОР ДОМИНИК ДЕ СОТА
Когда я возвратился в лагерь военнопленных – стоянку автотранспорта Джи-3, – я обнаружил, что пропустил завтрак. Куда-то делись шесть моих товарищей. Здесь еще была небольшая группа солдат с трафаретом «ВП» на спине, которые подбирали оставшиеся подносы из кафетерия. За ними присматривали другие военные – с зелеными повязками и автоматами… среди них и майор Де Сота.
Но здесь не было нескольких гражданских, которые предыдущей ночью делили со мной кровать. Это опечалило моего конвоира, но не тревожило меня. Капрал втолкнул меня за ограждение и стал шептаться с другим охранником.
Моим сознанием овладела Найла Боуквист.
Я не знаю, как выразить словами то, что мое сердце разорвалось на части, когда я увидел свою любовницу в армейской форме со следами маскировочного грима на лице и с автоматом через плечо. Не узнавая, она смотрела сквозь меня.
Но здесь не было нескольких гражданских, которые предыдущей ночью делили со мной кровать. Это опечалило моего конвоира, но не тревожило меня. Капрал втолкнул меня за ограждение и стал шептаться с другим охранником.
Моим сознанием овладела Найла Боуквист.
Я не знаю, как выразить словами то, что мое сердце разорвалось на части, когда я увидел свою любовницу в армейской форме со следами маскировочного грима на лице и с автоматом через плечо. Не узнавая, она смотрела сквозь меня.