Пол Фредерик. За синим горизонтом событий

   Иногда случались сюрпризы. Среди писем от кумиров Джанин и повторных мольб отыскать какие-нибудь свидетельства о корабле Триш Боувер было и личное письмо Ларви от Робинетта Броудхеда.
   «Дорема, я знаю, что вы в трудном положении, – писал он. – С самого начала ваш полет представлялся чрезвычайно важным и очень рискованным, а теперь все это возросло в миллион раз. Я надеюсь, что вы со всем справитесь. У меня нет власти, чтобы отменить приказы Корпорации „Врата“. Я не могу изменить ваши цели, но я хочу, чтобы вы знали: я на вашей стороне. Узнавайте, что можете. Старайтесь не попадать в такое положение, из которого нет выхода. А я сделаю все возможное, чтобы вы были вознаграждены справедливо и щедро. Я это пишу абсолютно серьезно, Ларви. Даю вам слово».
   Послание выглядело странным и удивительно трогательным. Ларви показалось поразительным, что Броудхед знает ее прозвище. Они не были близко знакомы. Когда решался вопрос о подборе экипажа для полета на Пищевую фабрику, они несколько раз встречались с Броудхедом. Но это были отношения монарха и подданного, и никаких дружеских связей при этом не возникало. Да и не очень он ей тогда понравился. Откровенный и достаточно дружелюбный, высокопоставленный миллионер с небрежными манерами, но аккуратно считающий каждый доллар, вложенный в предприятие, и внимательно следящий за любыми изменениями в проектах, которые он финансирует. Ей не нравилось быть наемником у своенравного финансового воротилы.
   Ларви не могла избавиться от легкого предубеждения. Она слышала о Робинетте Броудхеде задолго до того, как он начал играть заметную роль в ее жизни. Когда Ларви сама была старателем, ей пришлось участвовать в полете с пожилой женщиной, которая некогда летала с Джель-Кларой Мойнлин. От этой женщины Ларви узнала историю последнего полета Броудхеда, того самого, который сделал его мультимиллионером. В этом полете было нечто сомнительное. Девять его участников погибли при самых загадочных обстоятельствах. Единственным выжившим оказался Броудхед. А одна из погибших – Клара Мойнлин – была в любовных отношениях с Робинеттом Броудхедом. Возможно, личный опыт Ларви, опыт участия в полете, большая часть экипажа которого погибла, окрашивал ее чувства в такие мрачные тона. И она ничего не могла с этим поделать.
   Любопытно, что слово «погибли» не совсем применимо к жертвам этого полета. Клара Мойнлин и все остальные члены экспедиции были захвачены черной дырой. Возможно, они по-прежнему живы – пленники замедлившегося времени, – может, за все эти годы они постарели всего на несколько часов.
   Так каков же тайный смысл письма Броудхеда? Может, он хочет с ее помощью найти возможность проникнуть в тюрьму Джель-Клары Мойнлин? Понимает ли он это сам? Ларви не могла судить об этом, но впервые подумала о своем нанимателе как о живом человеке. И мысль эта показалась ей трогательной.
   Ларви не стала бояться меньше, зато почувствовала себя менее одинокой. Когда она принесла последнюю стопку сообщений в комнату Мертвецов – там Пол должен был передать их ускоренно. – она обняла Пола и прижалась к нему. Чем его очень удивила.
   Когда Джанин возвращалась из очередного исследовательского рейда с Вэном в комнату Мертвецов, что-то подсказало ей идти потише. Она заглянула внутрь и увидела сестру с Полом. Они удобно сидели у стены, краем уха прислушивались к бессвязной болтовне Мертвецов и ласково разговаривали друг с другом. Джанин повернулась к своему спутнику, прижала палец к губам и отвела Вэна подальше.
   – Мне кажется, они хотят побыть наедине, – объяснила она. – А я устала. Отдохнем?
   Вэн пожал плечами.
   Они нашли удобное место на пересечении коридоров, и Вэн задумчиво сел рядом.
   – Они соединяются? – спросил он.
   – Вздор, Вэн. У тебя только одно на уме. – Но Джанин не была раздражена и позволила ему приблизиться, пока он не положил одну руку ей на грудь. – Убери, – спокойно сказала она. Вэн разочарованно убрал руку.
   – Ты чем-то обеспокоена, Джанин? – недовольно спросил он.
   – Отвали от моей спины, – сказала она. Но когда он на миллиметр отодвинулся, Джанин сама придвинулась к нему ближе. Она была вполне удовлетворена тем, что Вэн ее хочет, и твердо верила, что когда главное случится – а то, что рано или поздно оно произойдет, Джанин была убеждена, – это свершится только по ее желанию. За два месяца знакомства с Вэном она привыкла к нему, он ей нравился, Джанин даже начала доверять ему, в таком случае остальное могло подождать. Сейчас же она наслаждалась его близостью. Даже когда он капризничал.
   – Ты неправильно соперничаешь, – пожаловался он.
   – С кем я должна соперничать, скажи ради Бога?
   – Поговори с Крошечным Джимом, – строго ответил Вэн. – Он научит тебя лучшему поведению в воспроизведении рода. Роль мужчины он мне объяснил, и я уверен, что вполне могу соперничать. Конечно, у тебя другая роль. Вообще-то ты должна позволить мне совокупляться с тобой.
   – Да, ты это уже говорил. Знаешь что, Вэн? Ты слишком много говоришь.
   Некоторое время Вэн в замешательстве молчал. Он не мог ни снять, ни защититься от этого обвинения. За всю свою жизнь Вэн постиг лишь один способ взаимодействия – разговоры. Он начал вспоминать все, чему учил его Крошечный Джим. И тут лицо его прояснилось.
   – Я понял. Ты хочешь сначала поцеловаться, – сказал он.
   – Нет. Я не хочу целоваться «сначала», и убери колено с моего мочевого пузыря.
   Вэн неохотно освободил ее.
   – Джанин! – воскликнул он. – Тесный контакт очень существен для любви. Это справедливо для всех животных, не только для людей. Собаки обнюхивают друг друга, приматы копаются в шерсти у представителей противоположного пола. Пресмыкающиеся сплетаются друг с другом. Даже розы вырастают вблизи других кустов, хотя Крошечный Джим сомневается в сексуальном значении этого факта. Но ты проиграешь в соревновании производителей, если будешь себя так вести, Джанин.
   – Кому я проиграю? Старой Генриетте? – хихикнула Джанин. Но когда Вэн нахмурился, она его пожалела и сказала: – У тебя глупые мысли. Последнее, чего я хочу – даже если мы доберемся до твоего проклятого соединения, – это залететь в таком месте.
   – Залететь? – не понял Вэн.
   – Ну, забеременеть, – объяснила она. – Выиграть в соревновании воспроизводства. Быть проколотой. О, Вэн, – Джанин подула на его макушку, – ты просто ничего не понимаешь. Бьюсь об заклад, что рано или поздно мы с тобой «соединимся», и, может, даже поженимся, и выиграем это глупое соревнование. Но пока ты всего лишь сопливый ребенок, и я тоже. Ты не должен хотеть воспроизводства себе подобных. Ты должен мечтать о любви.
   – Ну, это правда, но Крошечный Джим...
   – Ты не мог бы забыть о Крошечном Джиме? – Джанин поднялась и некоторое время смотрела на Вэна, а потом сказала: – Вот что я тебе скажу. Сейчас я пойду в комнату Мертвецов. А ты почитай немного, чтобы остыть.
   – Это глупо, – усмехнулся Вэн. – Тут нет ни книги, ни Устройства для чтения.
   – О, ради Бога! Тогда иди и погуляй, пока не успокоишься.
   Вэн посмотрел на девушку, потом на свою свежевыстиранную юбку. Вздутия не было заметно, зато виднелось свежее мокрое пятно. Он улыбнулся.
   – Пока я в этом не нуждаюсь, – сказал он.
   К их возвращению Пол и Ларви больше не ворковали, но Джанин видела, что настроение у обоих вполне мирное. Ларви же не могла уловить, как настроены ее сестра и Вэн. Она задумчиво посмотрела на молодых людей, хотела спросить, чем они занимались, но потом передумала.
   Пол же был возбужден своими последними открытиями.
   – Ребята, вы только послушайте! – воскликнул он. Пол набрал номер Генриетты, подождал, пока она поздоровается, и спросил: – Кто ты?
   – Я компьютерный аналог, – неожиданно твердо произнесла Генриетта. – Когда я была живой, меня звали миссис Арнольд Митчем, семьдесят четвертая орбита, девятнадцатый день полета. Я бакалавр наук, у меня докторский диплом Тулейна и диплом доктора философии Пенсильванского университета, моя специальность – астрофизика. После двадцати двух дней полета мы состыковались с артефактом, и нас захватили его обитатели. Ко времени моей смерти мне было тридцать восемь лет, и я была на два года моложе... – тут голос задрожал, – нашего пилота Дорис Филгрен. – Снова послышались колебания в голосе. – Которая... с которой мой муж... с которой у него связь... и... – Генриетта начала всхлипывать, и Пол отключил ее.
   – Ну, хоть немного, – удовлетворенно проговорил он. – Хоть что-то. Наша тупая старая Вера установила все-таки, чему Генриетта соответствует в реальности. И не только она. Хочешь узнать, как звали твою мать, Вэн?
   Мальчик смотрел на него широко раскрытыми глазами.
   – Имя моей матери? – пронзительно спросил он.
   – Или кого-нибудь другого. Например, Крошечного Джима. Это пилот воздушной лодки на Венере. Ему удалось добраться до Врат, а оттуда сюда. Зовут его Джеймс Корнуэлл. Уиллард – это английский учитель. Он растратил деньги студенческого фонда, чтобы попасть на Врата. Впрочем, это не принесло ему удачи. Первый же полет привел его сюда. Компьютеры на Земле выработали программу для Веры, она занимается ею, и... в чем дело, Вэн?
   Мальчик облизнул губы.
   – Имя моей матери? – словно сомнамбула повторил он.
   – О, прости, – извинился Пол, напоминая себе, что с сиротой нужно быть помягче и повнимательнее. До сих пор ему не приходило в голову, что подобный разговор может затронуть чувства Вэна и расстроить его. – Ее звали Эльфера Заморра. Но среди Мертвецов ее как будто нет, Вэн. Не знаю почему. А что касается твоего отца... это интересно. Твой истинный отец погиб до того, как твоя мать попала сюда. Человек, которого ты считаешь своим отцом, должно быть, кто-то другой, но я не знаю кто. Может, ты что-нибудь знаешь? – Вэн неопределенно пожал плечами. – Почему твоя мать и твой отчим не оказались в компьютере? – Вэн развел руками.
   Ларви придвинулась к нему ближе.
   – Бедный ребенок! – Повинуясь порыву, она обняла его за плечи и сказала: – Для тебя это тяжелое испытание, Вэн. Я уверена, мы узнаем еще многое. – Она показала на ряд записывающих аппаратов и процессоров, которые заполнили комнату. – Все, что мы выясняем, тут же сообщается на Землю.
   Вэн вежливо посмотрел на нее, не совсем понимая, чего она от него хочет, а Ларви тем временем старалась объяснить ему, как действует обширная система информационных машин на Земле, которая мгновенно систематически анализирует, сравнивает, сопоставляет и интерпретирует любой обрывок сведений с Пищевой фабрики и Неба хичи, не говоря уже о всех других данных. Наконец в эту бессмысленную лекцию вмешалась Джанин.
   – Оставьте его в покое, – сказала она. – Вэн все понимает. Ему только нужно это пережить. – Она порылась в мешке с припасами, достала оттуда завернутый в зеленое пакет и небрежно заметила: – Кстати, чего эта штука гудит?
   Пол прислушался и бросился к своим приборам. Монитор, связанный с портативной камерой, издавал слабые гудки: бип, бип, бип. Негромко бранясь, Пол развернул экран так, чтобы все могли видеть изображение. Это была камера, оставленная ими у куста фруктоягод. Она терпеливо регистрировала неизменную сцену – если что-то менялось, камера должна была подать сигнал.
   На этот раз изменилось. С экрана на них смотрело лицо, и Ларви почувствовала приступ ужаса.
   – Хичи! – выдохнула она.
   Но если это было и так, то на лице хичи почему-то не наблюдалось ни следа разума, с помощью которого этот древний народ способен был колонизировать Галактику. Казалось, существо стоит на четвереньках, беспокойно рассматривая камеру. За ним виднелось еще четыре или пять подобных особей. Подбородка у них не было. Лоб полого спускался от мохнатого скальпа. Но на лице волос было больше, чем на голове. Если бы череп имел затылочный гребень, он походил бы на череп гориллы. В целом же, существа напоминали компьютерное изображение, подготовленное Верой, но в жизни выглядели более грубыми, с более отчетливыми чертами животного. Однако они не были животными. Лицо отодвинулось, и Ларви увидела, что жители золотого коридора, собравшиеся у куста, одеты. Присутствовало даже что-то похожее на моду: в разных местах на их нарядах виднелись разноцветные латки, на обнаженных участках кожи нечто напоминавшее татуировку, а на шее у одного из самцов висели бусы из ягод с острыми концами.
   – Похоже, со временем даже хичи могут деградировать, – потрясенно сказала Ларви. – А у них было много времени.
   Камера повернулась.
   – Проклятие! – с досадой воскликнул Пол. – Он не настолько деградировал, чтобы не заметить камеру. Пытается ее сорвать. Вэн! Как ты думаешь, они знают, что мы здесь?
   Мальчик равнодушно пожал плечами.
   – Конечно, знают. Они всегда все знают. Но им просто все равно.
   У Ларви замерло сердце.
   – Что это значит, Вэн? Ты уверен, что они не попытаются нас схватить?
   Изображение снова выровнялось. Древний, который сорвал камеру, протягивал ее своему сородичу. Вэн взглянул на экран и сказал:
   – Я вам уже говорил, что они почти никогда не заходят в голубые коридоры. И никогда в красные. И им незачем ходить в зеленые. Там ничего не работает: ни пищевые краны, ни водяные. Они почти всегда остаются в золотой части. Иногда только, если съедают там все фруктоягоды и хотят еще.
   Звуковая система монитора донесла мяукающий звук, и изображение снова повернулось. На мгновение показалось лицо одной из самок – она сосала палец. Потом протянула руку к камере. Камера повернулась, и экран погас.
   – Пол! Что они сделали? – спросила Ларви.
   – Наверное, сломали ее, – ответил он, пытаясь восстановить изображение. – Вопрос в том, что делать нам. Не достаточно ли с нас? Не пора ли возвращаться домой?
   Ларви думала об этом же. Все думали. Но как они ни Допрашивали Вэна, мальчик упрямо отвечал, что никакой опасности нет. Древние никогда не беспокоили его в красных коридорах. Он никогда не видел их в зеленых, хотя, надо признать, сам редко бывал там. И очень редко – в синих. И да, конечно, они знают о присутствии людей: Мертвецы рассказали ему, что у Древних есть машины, которые слушают и смотрят, и эти машины действуют. Просто Древним все безразлично.
   – Если мы не будем ходить в золотые, они нас не тронут, – уверенно заявил он. – Конечно, если не выйдут оттуда.
   – Вэн, – недовольно проворчал Пол, – не могу тебе сказать, какую уверенность ты в меня вселил.
   Но, казалось, Вэн был прав в своей оценке.
   – Я часто хожу в золотые коридоры для забавы, – хвастал он. – И за книгами. И меня никогда не могли поймать.
   – А что, если хичи тоже захотят книг или забавы? – спросил Пол.
   – Книги! Что они с ними будут делать? – удивленно проговорил Вэн. – За фруктоягодами, может быть. Иногда они приходят с машинами. Крошечный Джим говорит, что они чинят то, что выходит из строя. Но не всегда. И машины работаю плохо. К тому же их можно услышать издалека.
   Все некоторое время сидели молча, поглядывая друг на друга. Потом Ларви сказала:
   – Вот что я думаю. Дадим себе неделю. Не стоит слишком испытывать судьбу. У нас осталось – Пол, я права? – пять камер. Разместим их здесь, свяжем с монитором и оставим. Если постараемся, может, удастся так их замаскировать, что хичи не увидят. Мы исследуем красные коридоры, потому что они безопасны, а также синие и зеленые, сколько сможем. Соберем образцы. Заснимем все... мне бы хотелось взглянуть на эти ремонтные механизмы. А когда сделаем все, что удастся, посмотрим, сколько у нас останется времени. И тогда примем решение, идти ли в золотые коридоры.
   – Но не позже, чем через неделю. Считая с сегодняшнего дня, – уточнил Пол. Он не настаивал. Просто хотел выяснить, правильно ли он понял.
   – Не позже, – подтвердила Ларви, и Джанин с Вэном кивнули в знак согласия.
 
   * * *
 
   Но сорок восемь часов спустя они все равно оказались в районе золотых коридоров. Пол с Ларви решили сменить сломанную камеру и потому все вчетвером прошли к перекрестку, где рос куст фруктоягод, теперь лишенный спелых плодов. Вэн шел первым, держа за руку Джанин. Она отняла руку и наклонилась к сломанной камере.
   – Они ее разломали на куски, – с удивлением сказала Джанин. – Ты нам не говорил, что они такие сильные, Вэн. Посмотри, это кровь?
   Пол выхватил у нее камеру и принялся вертеть в руках, рассматривая темную засохшую корку на краю корпуса.
   – Похоже, они пытались ее открыть, – сказал он. – Не думаю, чтобы я так мог голыми руками. Видимо, у хичи соскользнула рука, и он порезался.
   – О да, – с отсутствующим видом проговорил Вэн, – они очень сильны. – Он не обращал внимания на камеру. Вэн всматривался в длинный золотой коридор, принюхивался и прислушивался к отдаленным звукам.
   – Я нервничаю из-за тебя, – сказала ему Ларви. – Ты что-нибудь слышишь?
   Вэн пожал плечами.
   – Сначала чувствуешь их запах, а потом слышишь. Но я ничего не чувствую. Их поблизости нет. И я не боюсь! Я часто прихожу сюда за книгами или смотрю, что они делают.
   – Неужели? – с заметным ехидством спросила Джанин. Она взяла у Пола разбитую камеру, а тот начал искать, куда бы спрятать новую. Особых возможностей для этого не было – внутреннее пространство всех помещений хичи было почти голым.
   – Я ходил в этот коридор так далеко, насколько отсюда видно! – с обидой проговорил Вэн и указал пальцем вперед. – Вон там, дальше есть место, где лежат книги. Видите? А некоторые из них валяются прямо в коридоре.
   Ларви посмотрела, куда указывал Вэн, но не поняла, что он имел в виду. В нескольких десятках метров от них лежала груда блестящего мусора, и ничего другого не было видно.
   Пол, вытаскивая липкую ленту, чтобы повыше прикрепить камеру, заметил:
   – Я видел твои книжки. «Моби Дик», «Приключения Дон Кихота». Интересно, зачем они хичи?
   – Ты ничего не понимаешь, Пол! – возмущенно проговорил Вэн. – Их мне подарили Мертвецы, это не настоящие книги. А вон там – настоящие.
   Джанин с любопытством посмотрела на него и сделала несколько шагов по коридору.
   – Это не книги, – бросила она через плечо.
   – Книги! – упрямо твердил Вэн. – Я ведь уже сказал!
   – Нет, не книги. Пойдем посмотрим, . – предложила Джанин. Ларви раскрыла рот, собираясь окликнуть ее, но передумала и пошла следом.
   Коридор был пуст, и Вэн не выглядел слишком настороженным. На полпути к куче мусора Ларви увидела, что это такое, и быстро догнала Джанин, чтобы поднять одну вещицу.
   – Вэн, – тихо сказала она, – я уже видела эти штуки раньше. Это молитвенные веера хичи. На Земле их сотни.
   – Нет, нет! – Мальчик начал сердиться. – Почему ты считаешь, что я лгу?
   – Я не говорю, что ты лжешь, Вэн. – Она развернула веер. Он был похож на заостренный свиток из незнакомого легкого пластика, легко раскрывался, но стоило его отпустить, веер тут же сворачивался. Это был самый распространенный артефакт культуры хичи, их десятками находили в пустых тоннелях Венеры, привозили старатели на Врата из каждого успешного рейса. Никто даже не догадывался, для чего они предназначены, и только сами хичи знали, подходит ли этим предметам данное людьми название. – Их называют молитвенными веерами, Вэн, – пояснила Ларви.
   – Нет, нет! – резко возразил он, забирая у нее веер и направляясь в комнату. – Они не для молитвы. Их читают. Вот так. – Он вставил веер в один из тюльпаноподобных выступов, потом взглянул на него и отбросил в сторону. – Этот плохой, – сказал он, роясь в груде вееров на полу. – Подождите. Да. Вот этот тоже не очень хороший, но по крайней мере кое-что можно будет узнать. – Вэн сунул его в тюльпан. Вслед за этим послышался слабый электронный шепот, и тюльпан с веером исчезли. Их охватило облако в форме лимона, потом показалась сшитая раскрытая книга, страницы которой были испещрены идеографическими знаками. Тонкий голос – человеческий голос! – начал что-то быстро, почти скороговоркой произносить на незнакомом щебечущем языке.
   Ларви не поняла ни единого слова, но два года, проведенные на Вратах, сделали ее полиглотом.
   – Я... мне кажется, это японский! – неуверенно сказала она. – Очень похоже на хайку . Вэн, зачем хичи книги на японском?
   – Это не настоящие древние книги, Ларви, – с превосходством ответил мальчик. – Здесь только копии. Хорошие книги совсем не такие. Крошечный Джим рассказывал, что все книги и записи Мертвецов, сами Мертвецы и даже те, кого здесь больше нет, переписаны в этих свитках. Я их все время читаю.
   – Боже мой! – покачала головой Ларви. – Сколько раз я держала их в руках и понятия не имела, что это такое.
   Пол с изумлением протянул руку в сверкающее изображение и достал веер из тюльпана. Тот легко отделился, картина исчезла и голос смолк на полуслове. Пол принялся вертеть веер в руках.
   – Не могу поверить, – проговорил он. – Все ученые мира ломали себе головы над ними. Почему же никто не догадался, что это такое?
   Вэн пожал плечами. Он больше не сердился. Наоборот, мальчик наслаждался своим триумфом, показывая этим людям, насколько он больше них знает.
   – Эти ваши ученые, наверное, тоже глупые, – сказал он. Но потом смилостивился и примирительно добавил: – А может, им попадались такие книги, которых никто не может прочесть. Разве что Древние, если это их заинтересует.
   – А у тебя есть такие, Вэн? – спросила Ларви.
   – Меня они никогда не интересовали, – снова начиная нервничать, ответил мальчик. – Но если вы мне не верите... – Вэн порылся в груде книг, показывая всем своим видом, что они понапрасну тратят время – все книги он давно уже проверил и нашел их неинтересными. Он достал одну книгу, поморщился и сказал: – Да. Я думаю, это тоже одна из бесполезных.
   Как только Вэн сунул ее в тюльпан, появилась голограмма – яркая и ошеломляющая. Ее так же трудно было понять, как игру огней на панели корабля хичи. И даже еще труднее. Странные мерцающие линии свивались в немыслимые косицы, разделялись на разноцветные потоки и снова сплетались. Если это и была какая-нибудь инопланетная азбука, то она так же отличалась от западных алфавитов, как клинопись. А то и сильнее. Как известно, у всех земных языков есть что-то общее, и они всегда передаются письменностью на одной плоскости. Здесь же запись шла в трех измерениях. И параллельно слышался тонкий прерывистый звук, как телеметрия, который иногда по ошибке издает радио. В целом, все это крайне действовало на нервы.
   – Мне кажется, вам это не нравится, – презрительно заметил Вэн.
   – Выключи его, Вэн, – попросила Ларви и более энергично добавила: – Мы возьмем с собой как можно больше таких книг. Пол, сними рубашку. Нагрузи их сколько унесешь и отнеси в комнату Мертвецов. Кстати, и прихвати сломанную камеру, пусть биоанализатор проверит, можно ли сделать анализ крови хичи.
   – А ты что будешь делать? – спросил Пол. Он уже снял рубашку и начал наполнять ее блестящими «книгами».
   – Мы скоро, – махнула рукой Ларви. – Иди вперед, Пол. Вэн, ты можешь сказать, какие из книг тебя не интересовали?
   – Конечно, могу, Ларви. Они гораздо древнее, иногда немного побиты. Их хорошо видно.
   – Хорошо. Вы двое тоже снимайте верхнюю одежду и накладывайте. О скромности подумаем в другой раз, – сказала Ларви и сбросила свой комбинезон. Она осталась в лифчике и трусах и принялась завязывать узлы на рукавах и штанинах комбинезона.
   Ларви решила, что сможет унести шестьдесят—семьдесят штук, а с помощью Джанин и Вэна они за раз утащат почти половину всей кучи. И этого хватит. Она приказала себе не жадничать. Книг много на Пищевой фабрике. Но, наверное, это те, что привозил Вэн.
   – А на фабрике можно читать, Вэн? – спросила Ларви.
   – Конечно, – ответил мальчик и резонно добавил: – Иначе зачем бы я возил туда книги? – Он раздраженно рылся в веерах, бормотал что-то под нос и бросал одну за другой «бесполезные» книги Джанин и Ларви. – Мне холодно, – вдруг пожаловался он.
   – Нам всем холодно, – ответила Ларви. – А тебе не мешало бы носить бюстгальтер, Джанин, – нахмурившись, сказала она сестре.
   – Я не собиралась раздеваться, – с негодованием ответила Джанин. – Вэн прав. Мне тоже холодно.
   – Потерпите немного. Торопись, Вэн. И ты тоже, Джанни. Попробуем сами отбирать книги хичи.
   Ее комбинезон был почти полон, и Вэн, хмурый, но величественный в набедренной повязке, принялся нагружать свой мешок. Ларви решила, что ее комбинезон выдержит еще несколько штук. У него была прочная подкладка. Хотя она уже была несказанно довольна. Пол унес не меньше тридцати—сорока вееров. Ее комбинезон вмещает не меньше семидесяти. И, во всяком случае, они всегда могут вернуться еще, если захотят.