Страница:
– Бог мой! – тихо воскликнул я.
– Совершенно верно, Робин, – на экране появился улыбающийся Альберт.
– Но Альберт! Значит, мы можем прочесть все молитвенные веера?
Лицо его несколько потускнело.
– Только самые простые, – с сожалением проговорил он. – Этот как раз самый легкий. Но теперь будет легче Мы проигрываем каждый веер и записываем. Потом ищем соответствия в наших программах. Делаем семантические предположения и проверяем их на максимальном количестве контекстов... Ну, сделаем, Робин. Но потребуется некоторое время.
– Я не хочу терять время!
– Конечно, Робин, но вначале нужно определить местонахождение каждого веера, просмотреть его, записать, закодировать для сравнения с помощью компьютеров и только потом...
– Не желаю слушать, – разнервничался я. – Просто сделай... в чем дело?
Его выражение лица изменилось. Альберт смущенно потупил глаза и кашлянул в кулак.
– Вопрос финансирования, Робин, – виновато пояснил он. – Потребуется очень много компьютерного времени.
– Делай! Сколько сможешь. Я приказал Мортону продать акции. Что еще у тебя есть?
– Кое-что приятное, Робин. – Альберт улыбнулся и уменьшился в размерах, превратившись в маленькое лицо в самом углу экрана. В центре загорелись огни – появилось изображение контрольного табло корабля хичи. Пять панелей светились, остальные пять оставались темными. – Знаете что это такое, Робин? Это общее всех известных полетов, которые заканчивались на Небе хичи. Во всех известных семи рейсах повторяются эти цвета. Остальные варьируются, но вероятность того, что они не имеют отношения к установке курса, очень велика.
– Что ты сказал, Альберт? – Он захватил меня врасплох, и я почувствовал, что начинаю трястись. – Ты хочешь сказать, что если мы установим на панелях управления такой рисунок, то сможем полететь на Небо хичи?
– Вероятность ноль девяносто пять, Робин, – кивнул он. – И я идентифицировал три корабля: два на Вратах и один на Луне, которые воспринимают такую установку.
Я разделся и пошел в воду. У меня больше не было сил слушать Альберта.
Дудочки заиграли какую-то завлекающую мелодию. Я сбросил туфли, чтобы ощутить ногами влажную мягкую траву. Невидящими глазами я посмотрел на мальчишек у наякского берега и подумал: «Так вот что я купил, рискуя на Вратах жизнью. Вот за что я заплатил Кларой».
На какое-то время я забыл о воде и окружающем меня великолепии, какое может себе позволить далеко не каждый смертный на планете Земля. «А хочу ли я снова рискнуть всем этим, рискнуть собственной жизнью? – продолжал размышлять я. – Хотя дело здесь не в желании. Если один из этих кораблей действительно отправится на Небо хичи и я смогу любыми путями пробраться на него, я полечу».
Меня спасло благоразумие – я понял, что все равно не смогу этого сделать. Я был уже не в том возрасте. Да и с таким отношением ко мне Корпорации «Врата» можно было не думать об этом. К тому же я просто не успею. Орбита Врат проходит почти под прямым углом к эклиптике. Добираться до них с Земли долго и скучно: требуется около двадцати месяцев по дугам Хоманна, из них полгода при Ускорении. А через шесть месяцев эти корабли уже улетят и вернутся.
Если вернутся, конечно.
Осознав это, я почувствовал одновременно и облегчение, и утрату.
Зигфрид фон Психоаналитик никогда не предлагал мне Избавиться от раздвоения личности или чувства вины. Он не говорил, как справиться с этим. Но рецепт я знал – ожидание. Рано или поздно эти неприятные ощущения перегорят. Это Зигфрид так говорил. Или по крайней мере перестанут беспокоить и не смогут парализовать мою волю. И вот я позволил этим чувствам гореть синим пламенем постепенно превращаясь в пепел, а сам пошел в воду.
Я наслаждался чистым приятным воздухом и гордо поглядывал на дом, в котором живу. В правом крыле его находилась моя дорогая и – уже довольно давно – платоническая жена. Я надеялся, что она отдыхает и выздоравливает.
Чем бы Эсси ни занималась, она ничего не делает в одиночестве. Дважды за это время от остановки к дому подлетали такси, и в обоих случаях это были женщины. Но теперь подлетело еще одно такси и выпустило мужчину, который стоял и неуверенно оглядывался, пока такси разворачивалось, чтобы отправиться по следующему вызову.
Я сомневался, что это к Эсси, но в то же время не мог поверить, что ко мне. В таких случаях со мной связываются через Харриет. Поэтому я удивился, когда направленный передатчик под крышей дома повернулся в мою сторону, и я услышал голос Харриет:
– Робин, пришел мистер Хагенбуш. Мне кажется, вы должны с ним увидеться.
Это было непохоже на Харриет. Но она обычно бывает права, поэтому я прошел через лужайку, вытер ноги и пригласил посетителя в свой кабинет.
Посетитель оказался не очень пожилым человеком, с розовой лысиной, франтоватыми бачками и подчеркнутым американским акцентом – у родившихся в Штатах обычно такого акцента не бывает.
– Спасибо, что согласились увидеться со мной, мистер Броудхед, – сказал он и протянул мне карточку. На ней было написано: «Доктор, адвокат Вм.Дж. Хагенбуш».
– Я адвокат Питера Хертера, – представился он. – Сегодня утром прилетел из Франкфурта, потому что хочу заключить с вами договор.
«Как странно, – подумал я, – прилететь лично, только для того, чтобы поговорить?» Но Харриет хотела, чтобы я встретился с этим старым психом, очевидно, она обсудила вопрос с моей юридической программой. Поэтому я спросил:
– Что за договор?
Он терпеливо ожидал, пока я предложу ему сесть, что я и сделал. Я подозревал также, что Хагенбуш дожидается, когда я закажу ему кофе с коньяком на двоих, но этого я делать не собирался.
Он снял щегольские черные перчатки, поглядел на перламутровые ногти и сказал:
– Мой клиент господин Питер Хертер требует выплаты двухсот пятидесяти миллионов долларов на особый банковский счет плюс письменное освобождение от любого судебного преследования. Вчера я получил от него шифрованное сообщение.
. – Боже мой, Хагенбуш, – рассмеялся я, – зачем вы мне все это говорите? У меня нет таких денег!
– Нет, – не раздумывая, согласился он. – Помимо ваших вложений в синдикат «Хертер-Холл» и некоторого количества акций рыбных ферм, у вас ничего нет. Кроме, разумеется, нескольких домов и немногих личных вещей. Я считаю, что без вложений в экспедицию Хертеров-Холлов вы могли бы собрать шесть-семь миллионов. А что касается этих вложений, то, учитывая происходящее, никто не знает, сколько они стоят.
Я откинулся на спинку и внимательно посмотрел на него.
– Вы знаете, что я избавился от акций в туристическом бизнесе. Значит, проверяли мои дела. Только вы забыли пищевые шахты.
– Это не так, мистер Броудхед. Мне сообщили, что ваши акции пищевых компаний проданы сегодня днем.
Не очень приятно было узнать, что этот облезлый тип знает мое финансовое положение лучше меня. Значит, Мортон все-таки продал их! У меня не было времени подумать, что это означает, потому что Хагенбуш погладил свои бачки и продолжил:
– Ситуация такова, мистер Броудхед. Я сообщил своему клиенту, что контракт, подписанный под давлением, не имеет законной силы. Поэтому он не надеется больше на соглашение с Корпорацией «Врата» или даже с синдикатом. В связи с этим я получил новые инструкции. Во-первых, добиться выплаты указанной мной суммы. Во-вторых, положить деньги на тайный счет на имя Питера Хертера, и в-третьих, отдать ему, когда он вернется.
– Вратам не понравится шантаж, – сказал я. – Впрочем, у них нет выхода.
– Да, – согласился Хагенбуш. – В плане мистера Хертера плохо то, что он не сработает. Я уверен, что деньги ему выплатят. Я также уверен, что все мои средства коммуникации будут просматриваться и прослушиваться. Мой дом и контору по самую крышу нашпигуют «жучками». Знаю, что, когда он вернется, все государства-учредители Корпорации предъявят Хертеру обвинения. Я не хочу фигурировать в этих обвинениях как соучастник, мистер Броудхед. Я знаю, что произойдет. Деньги все равно найдут и отберут. Прежний контракт с мистером Хертером будет признан незаконным. И его посадят в тюрьму.
– У вас непростая ситуация, мистер Хагенбуш, – сочувственно проговорил я.
Он сухо усмехнулся. В глазах его не было ни намека на веселье. Он еще немного погладил бачки и взорвался:
– Вы не знаете! Я ежедневно получаю от него длинные шифрованные приказы! Потребуйте это, гарантируйте то, я считаю вас лично ответственным за третье! Я шлю ответ, который добирается двадцать пять дней, а он за это время присылает еще гору распоряжений, и мысли его уже очень далеко. И каждый раз он укоряет меня и угрожает мне! Хертер нездоровый человек и, несомненно, немолодой. Не думаю, что он доживет до того момента, когда сможет воспользоваться результатами своего шантажа... Но может и дожить.
– Почему бы вам не отказаться от работы с ним?
– Я бы отказался, если бы мог! Но если я брошу Хертера, что с ним будет? Тогда на его стороне не останется ни одного человека. Что он делает, мистер Броудхед! К тому же, – Хагенбуш пожал плечами, – он наш старый друг, мистер Броудхед. Учился в школе вместе с моим отцом. Нет. Я не могу отказаться. Но и не могу сделать то, что он требует. Возможно, вы сможете. Конечно, не передать ему четверть миллиарда долларов, потому что у вас нет таких денег. Но в ваших силах сделать его своим партнером. Я думаю, он примет... нет, возможно, он примет такое предложение.
– Но я уже... – начал я и вовремя умолк. Если Хагенбуш не знает, что половину своих прав я передал Боуверу, ему не стоит об этом знать. – А откуда у него такая уверенность, что я его не обману? Он вернется, и я аннулирую контракт.
Хагенбуш пожал плечами.
– Конечно, можете. Но, я думаю, не стаете. Вы для него символ, мистер Броудхед, и я считаю, он вам поверит. Видите ли, мне кажется, я знаю, что ему нужно. Он хочет остаток своей жизни прожить, как вы. – Хагенбуш поднялся. – Я не жду, что вы немедленно согласитесь на это странное предложение, – сказал он. – У меня есть еще двадцать четыре часа, прежде чем я должен буду дать ответ мистеру Хертеру. Пожалуйста, подумайте, а позже я с вами свяжусь.
Я пожал ему руку, попросил Харриет заказать для Хагенбуша такси и постоял с ним у входа, пока такси не унесло его в вечернюю даль.
Когда я вернулся в свою комнату, Эсси стояла у окна, глядя на огни Таппанова моря. И мне сразу стало ясно, кто посещал ее сегодня. Прежде всего парикмахерша: ниагарский водопад ее рыжевато-каштановых волос снова был расчесан и свисал до талии. И когда она повернулась ко мне, я Увидел, что передо мной та же Эсси, которая несколько долгих недель назад улетела в Аризону.
– Ты так долго разговаривал с этим маленьким человечком, – заметила она. – Должно быть, проголодался. – Эсси некоторое время разглядывала меня с лукавой улыбкой, а потом рассмеялась. Вероятно, на лице моем был ясно написан вопрос, потому что она начала отвечать: – Первое: обед готов. Что-нибудь легкое, чтобы можно было съесть в любое время. Второе: он накрыт в нашей комнате, куда мы с тобой сейчас и отправимся. И третье: да, Робин, Вильма заверила меня, что мне можно. Я гораздо лучше себя чувствую, чем тебе кажется, дорогой Робин.
– Ты выглядишь прекрасно. Лучше невозможно, – ответил я. Должно быть, я улыбался, потому что она нахмурилась.
– Ты смеешься над сексуально озабоченной женой?
– О нет! Вовсе нет! – поспешно ответил я, обнимая ее. – Просто я еще совсем недавно удивлялся, почему кто-то хочет жить, как я. Теперь я знаю почему.
Ну что ж. Мы занимались любовью медленно и осторожно, а потом, когда я убедился, что она вполне выдержит еще, повторили, но на этот раз куда энергичнее и более страстно.
Потом мы съели почти всю еду, стоявшую на столе, и долго валялись, играя и подначивая друг друга, пока снова не занялись любовью. Затем мы подремали, протерли друг друга влажной губкой, и Эсси сказала, уткнувшись носом мне в шею:
– Весьма впечатляюще для старого козла, Робин. Таким результатом мог бы похвастать и семнадцатилетний.
Я потянулся, зевнул и потерся спиной о ее живот и груди.
– Ты очень быстро пришла в себя, – заметил я. Эсси не ответила, только потерлась щекой о мою шею.
В этот момент мой внутренний радар уловил что-то невидимое и неощутимое, как будто она чего-то не договаривала. Я полежал немного, отделился от нее и сел.
– Дорогая Эсси, – спросил я, – признавайся, о чем ты мне не рассказала?
Она лежала в моих объятиях, прижимаясь лицом к ребрам.
– О чем? – невинно спросила она.
– Давай, Эсси. – А когда она не ответила, я пригрозил: – Мне что, поднять Вильму из постели, чтобы она сама мне рассказала?
Эсси зевнула и села. Зевок у нее вышел вопиюще фальшивым – в ее глазах не было и следа сонливости.
– Вильма очень консервативна, – ответила она, пожимая плечами. – Есть средства, которые ускоряют заживление, кортикостероиды и прочее. Она не хотела давать их мне. С их приемом связан некоторый риск, и действие может проявиться через много лет. Но тогда Полная медицина, я в этом уверена, со всем справится. Поэтому я настояла. Она очень рассердилась.
– Последствия? Ты имеешь в виду лейкемию?
– Может быть. Но не обязательно. И, конечно, очень не скоро.
Я, обнаженный, сел на край кровати, чтобы лучше ее видеть.
– Эсси, зачем?
Она просунула пальцы под свои длинные волосы и отвела их с лица, чтобы ответить на мой взгляд.
– Потому что я торопилась, – ответила она. – Потому что, в конце концов, тебе сейчас нужна здоровая жена. Потому что очень неудобно писать через катетер, не говоря уже о том, что это унизительно и неэстетично. Потому что мне нужно было принимать решение, и я его приняла. – Она отбросила простыню и легла на спину. – Посмотри на меня, Робин, – пригласила она. – У меня не осталось даже шрамов! А внутри, под кожей, все функционирует как часы. Я способна нормально есть, переваривать пищу, извергать отходы, могу любить, могу зачать ребенка, если мы захотим. И не на следующий год, а прямо сейчас.
Я замерз, встал, дал Эсси ее одежду и надел свою. На столе еще оставалось немного кофе. Горячего.
– Мне тоже, – сказала Эсси, когда я наливал.
– Может, тебе лучше отдохнуть?
– Когда устану, я обязательно отдохну, – практично ответила она, – ты об этом узнаешь, потому что я отвернусь и усну. Мы давно с тобой не были вместе, Робин. Я наслаждаюсь. – Она взяла чашку и, глотая кофе, посмотрела на меня через ее край. – А ты нет.
– Неправда! – Я говорил искренне. Но честность заставила меня добавить: – Иногда я сам себя удивляю, Эсси. Почему, когда ты доказываешь мне свою любовь, я испытываю чувство вины?
– Хочешь рассказать мне об этом, дорогой Робин? – спросила она и поставила чашку.
– Только что рассказал, – ответил я. И добавил: – Вероятно, мне следует вызвать старину Зигфрида и поговорить с ним.
– Он всегда на месте, – ответила она.
– Гм. С ним стоит только начать, бог знает когда закончишь. Ну, сейчас это не та программа, с которой я хотел бы поговорить. Так много всего происходит в мире, Эсси! И все это проносится мимо меня. Я чувствую себя оставшимся за бортом.
– Да, – ответила она, – я знаю, что ты испытываешь. Хочешь что-нибудь предпринять, чтобы не ощущать себя оставшимся?
– Гм... может быть, – ответил я. – Относительно Питера Хертера, например. Мне пришла в голову мысль, которую я хотел бы обсудить с Альбертом Эйнштейном.
– Очень хорошо, – кивнула она. – Можешь прямо сейчас этим и заняться. – Она села на край постели. – Подай мне мои туфли, пожалуйста. Давай немедленно с ним поговорим.
– Теперь? Но уже поздно. Ты не должна...
– Робин, – мягко сказала Эсси, – я разговаривала с Зигфридом. Это хорошая программа, хоть и не я ее написала. Она говорит, что ты хороший человек, Робин, хорошо адаптируешься, ты великодушен, и все это я могу подтвердить и добавить, что ты прекрасный любовник и с тобой очень интересно. Пошли в кабинет. – Она взяла меня за руку, и мы отправились в большую комнату, выходящую на Таппаново море, где сели у моего компьютера на удобное сиденье. – Однако, – продолжала она, – Зигфрид говорит, что у тебя большой талант к изобретательству причин, чтобы кое-что не делать. Я помогу тебе. «Дайте город Полимат». – Теперь она говорила не со мной, а с компьютером, который тут же осветился яркими огнями. – Мне нужны одновременно программы Альберта и Зигфрида, – приказала она. – Все файлы обеих программ во взаимодействии. Ну, Робин! Обсудим поднятый тобой вопрос. Я ведь тоже заинтересованное лицо.
Моя удивительная жена, на которой я женился много лет назад, С.Я. Лаврова, больше всего поразила меня, когда я меньше всего этого ожидал. Она удобно сидела рядом со мной, держала меня за руку, и я открыто говорил о вещах, которые ни за что не хотел делать. Речь шла не просто о многомесячном полете на Небо хичи или на Пищевую фабрику, чтобы остановить сбрендившего Питера Хертера, угрожающего всему миру. Речь шла о том, куда я могу отправиться дальше.
Но вначале все выглядело так, будто мне никуда отправляться не надо.
– Альберт, – сказал я, – ты мне говорил, что нашел в Данных, накопленных на Вратах, установку курса на Небо хичи. А можно ли это же сделать и для Пищевой фабрики?
Они мирно сидели рядом с друг другом в трехмерном изображении пьезовидения. Альберт привычно попыхивал трубкой, Зигфрид сжимал руки и сидел молча, внимательно слушая, что я скажу. Он не мог заговорить, пока я не обращусь к нему, а я не обращался.
– Боюсь, что нет, – виновато ответил Альберт. – У нас есть только один установленный маршрут на Пищевую фабрику, рейс Триш Боувер, а этого недостаточно для выводов. Вероятность того, что корабль попадет туда, примерно ноль целых шесть десятых. Но что потом, Робин? Корабль просто не вернется, как не вернулся корабль Триш Боувер. – Он уселся удобнее и продолжал: – Конечно, имеются определенные альтернативы. – Он посмотрел на сидевшего рядом Зигфрида фон Психоаналитика. – Можно попробовать внушить Питеру Хертеру, что он должен изменить свои планы.
– А сработает ли это? – Я по-прежнему говорил только с Альбертом Эйнштейном. Он неопределенно пожал плечами, а Зигфрид шевельнулся, но не заговорил.
– Не будь таким ребенком, – упрекнула меня Эсси и обратилась к психоаналитической программе: – Отвечай, Зигфрид.
– Госпожа Лаврова, – ответил он, взглянув на меня с некоторой опаской, – думаю, не сработает. Мне кажется, коллега упомянул эту возможность, только чтобы я мог отвести ее. Я изучил записи передач Питера Хертера. Симптомы совершенно очевидные. Женщины-ангелы с носами хищных птиц – это так называемый крючковатый нос, госпожа. Вспомните о детстве Питера, сколько он слышал от своих родителей и школьных наставников о необходимости «очистить» мир от злых евреев. В его снах много ярости, стремления покарать. Хертер болен, у него уже был серьезный сердечный приступ, он больше не контролирует свое поведение. В сущности, Питер Хертер регрессировал к вполне детскому состоянию. Ни внушение, ни апелляции к разуму на него не подействуют, госпожа. Единственная возможная альтернатива – долговременный психоанализ. Но вряд ли он согласится, да и корабельный компьютер с этим не справится – слишком прост. Кроме того, на это нет времени. Я не смогу ничем помочь вам, госпожа, у меня нет ни малейших шансов на успех.
Давным-давно я провел не одну сотню часов, слушая рассудительный, сводящий с ума голос Зигфрида. Мне не хотелось снова слышать его. Но в этот раз мне показалось, что он не так уж плох.
Эсси пошевелилась рядом со мной.
– Полимат, – произнесла она, – пусть приготовят свежий кофе. Я думаю, мы здесь еще побудем какое-то время.
– Не знаю, зачем нам это нужно, – неуверенно возразил я. – Похоже, у меня ничего не выйдет.
– Если не выйдет, вернемся в постель, – спокойно ответила Эсси. – Но мне почему-то ужасно интересно, Робин.
«Почему бы и нет?» – спокойно подумал я и удивился, что мне тоже совершенно расхотелось спать. Я был одновременно возбужден и расслаблен, и мозг мой работал четко и ясно.
– Альберт, – спросил я, – есть ли какой-нибудь прогресс в чтении книг хичи?
– Не очень большой, Робин, – с сожалением ответил он. – Нашлись и другие книги по математике, как та, что вы видели. Что же касается языка... да, Робин?
Я щелкнул пальцами. Беглая мысль, бывшая где-то на периферии сознания, внезапно стала яснее.
– Чертовы числа, – довольно потирая руки, проговорил я. – Эти числа, которые нам показывала книга. Это ведь те самые, которые Мертвецы называют чертовыми?
– Конечно, Робин. – Альберт кивнул. – Это основные константы вселенной, по крайней мере нашей вселенной. Однако существует еще проблема принципа Маха, который Утверждает...
– Не сейчас, Альберт! Как ты думаешь, а откуда их взяли Мертвецы?
Он помолчал, нахмурился, словно тщательно обдумывал ответ. Потом, постукивая трубкой по ладони, взглянул на Зигфрида и произнес:
– Я высказал бы предположение, что Мертвецы общались с машинным разумом хичи. Несомненно, для этого есть возможность в обоих направлениях.
– И я так подумал! А что еще, по твоим предположениям, могут знать Мертвецы?
– Трудно сказать. Их запись крайне несовершенна. Коммуникация с самого начала была очень затруднена, а теперь полностью прекратилась.
Я выпрямился.
– А что, если мы снова попытаемся с ними связаться? Что, если кто-нибудь отправится на Небо хичи и поговорит с ними?
Альберт кашлянул в кулак и, стараясь не говорить покровительственно, ответил:
– Робин, несколько членов группы Хертеров-Холлов плюс мальчик, Вэн, не смогли получить ясных ответов на эти вопросы. Даже наш машинный разум не очень в этом преуспел, хотя, – вежливо добавил он, – отчасти из-за того, что приходилось общаться через несовершенный корабельный компьютер «Веру». Очень некачественная запись, Робин. Можно сказать лишь, что Мертвецы одержимы, нерациональны, а их ответы часто бессвязны.
За мной стояла Эсси с подносом в руках. Я не слышал сигнала из кухни, что кофе готов.
– Спроси его, Робин, – приказала она, и я не стал делать вид, что не понимаю.
– Дьявол, – выругался я, – ну ладно, Зигфрид. Это твоя часть работы. Как заставить их говорить с нами?
Зигфрид вежливо улыбнулся и расцепил свои руки.
– Приятно снова поговорить с вами, Робин, – ответил он. – Я хотел бы прежде всего поздравить вас со значительным прогрессом со времени нашего последнего разговора...
– Хватит!
– Конечно, Робин. Существует одна возможность. Запись одного из старателей, женщины по имени Генриетта, кажется более полной. У нее только одна навязчивая мысль – относительно неверности ее мужа. Мне кажется, что если мы подготовим программу, соответствующую ее мужу, и попробуем через нее связаться...
– Сделать для нее поддельного мужа?
– В основном да, Робин, – согласно кивнул он. – Не обязательно точную копию. Мертвецы вообще очень сумбурные записи, и потому можно допустить неточности. Конечно, программа должна быть...
– Ладно, Зигфрид. Ты можешь написать такую программу?
– Да. С помощью вашей супруги.
– А как мы вступим в контакт с Генриеттой? Зигфрид искоса взглянул на Альберта.
– Мне кажется, тут нам поможет мой коллега.
– Конечно, Зигфрид, – энергично подхватил Альберт, почесывая одну ногу другой. – Первое, что надо сделать: напишите программу со всеми вспомогательными подпрограммами. Второе: запишите ее на процессор РМАL-2 с оперативной памятью объемом в гигабит и всеми необходимыми добавочными устройствами. Третье: поместите ее в пятиместный корабль и отправьте на Небо хичи. Там вы вступите в контакт с Генриеттой и начинайте ее расспрашивать. Вероятность успеха – ноль целых девять десятых.
Я нахмурился.
– Зачем везти туда все это оборудование?
– Дело в скорости света, Робин, – терпеливо ответил Альберт. – У нас нет радио-быстрее-света, поэтому и нужно туда отвезти машину.
– Но компьютер Хертеров-Холлов имеет радио-быстрее-света.
– Он слишком маломощен, Робин. Слишком медлителен. Но самого неприятного я вам еще не сказал. Различной техники на корабле будет очень много. Она почти полностью займет пятиместник. Это означает, что он прибудет на Небо хичи совершенно беззащитным, а мы не знаем, кто встретит его у дока.
Эсси сидела рядом со мной, прекрасная и сосредоточенная, держа в руках чашку кофе. Я автоматически взял ее и сделал глоток.
– Ты сказал «почти», – напомнил я. – Может ли там находиться пилот?
– Боюсь, что нет, Робин. Остается место всего для ста пятидесяти килограммов.
– Я вешу всего половину! – Я почувствовал, как напряглась рядом со мной Эсси. Итак, мы подошли к самой сути. Голова у меня была ясной, как никогда. Паралич воли нерешительности отступал с каждой минутой. Я сознавал, что говорю, понимал, что это значит для Эсси, – и не хотел останавливаться.
– Это верно, Робин, – согласился Альберт, – но вы ведь не хотите прилететь туда мертвым? Нужна пища, вода, воздух. Ваш стандартный запас, с учетом регенерации!, больше трехсот килограммов, и просто нет...
– Короче, Альберт, – перебил его я. – Мы с тобой оба знаем, что речь об обратном полете не идет. Полет в один конец. Двадцать два дня. Столько времени занял он у Генриетты. Вот сколько мне нужно. Запас на двадцать два дня. И я окажусь на Небе хичи, и остальное уже не будет иметь значения.
– Совершенно верно, Робин, – на экране появился улыбающийся Альберт.
– Но Альберт! Значит, мы можем прочесть все молитвенные веера?
Лицо его несколько потускнело.
– Только самые простые, – с сожалением проговорил он. – Этот как раз самый легкий. Но теперь будет легче Мы проигрываем каждый веер и записываем. Потом ищем соответствия в наших программах. Делаем семантические предположения и проверяем их на максимальном количестве контекстов... Ну, сделаем, Робин. Но потребуется некоторое время.
– Я не хочу терять время!
– Конечно, Робин, но вначале нужно определить местонахождение каждого веера, просмотреть его, записать, закодировать для сравнения с помощью компьютеров и только потом...
– Не желаю слушать, – разнервничался я. – Просто сделай... в чем дело?
Его выражение лица изменилось. Альберт смущенно потупил глаза и кашлянул в кулак.
– Вопрос финансирования, Робин, – виновато пояснил он. – Потребуется очень много компьютерного времени.
– Делай! Сколько сможешь. Я приказал Мортону продать акции. Что еще у тебя есть?
– Кое-что приятное, Робин. – Альберт улыбнулся и уменьшился в размерах, превратившись в маленькое лицо в самом углу экрана. В центре загорелись огни – появилось изображение контрольного табло корабля хичи. Пять панелей светились, остальные пять оставались темными. – Знаете что это такое, Робин? Это общее всех известных полетов, которые заканчивались на Небе хичи. Во всех известных семи рейсах повторяются эти цвета. Остальные варьируются, но вероятность того, что они не имеют отношения к установке курса, очень велика.
– Что ты сказал, Альберт? – Он захватил меня врасплох, и я почувствовал, что начинаю трястись. – Ты хочешь сказать, что если мы установим на панелях управления такой рисунок, то сможем полететь на Небо хичи?
– Вероятность ноль девяносто пять, Робин, – кивнул он. – И я идентифицировал три корабля: два на Вратах и один на Луне, которые воспринимают такую установку.
Я разделся и пошел в воду. У меня больше не было сил слушать Альберта.
Дудочки заиграли какую-то завлекающую мелодию. Я сбросил туфли, чтобы ощутить ногами влажную мягкую траву. Невидящими глазами я посмотрел на мальчишек у наякского берега и подумал: «Так вот что я купил, рискуя на Вратах жизнью. Вот за что я заплатил Кларой».
На какое-то время я забыл о воде и окружающем меня великолепии, какое может себе позволить далеко не каждый смертный на планете Земля. «А хочу ли я снова рискнуть всем этим, рискнуть собственной жизнью? – продолжал размышлять я. – Хотя дело здесь не в желании. Если один из этих кораблей действительно отправится на Небо хичи и я смогу любыми путями пробраться на него, я полечу».
Меня спасло благоразумие – я понял, что все равно не смогу этого сделать. Я был уже не в том возрасте. Да и с таким отношением ко мне Корпорации «Врата» можно было не думать об этом. К тому же я просто не успею. Орбита Врат проходит почти под прямым углом к эклиптике. Добираться до них с Земли долго и скучно: требуется около двадцати месяцев по дугам Хоманна, из них полгода при Ускорении. А через шесть месяцев эти корабли уже улетят и вернутся.
Если вернутся, конечно.
Осознав это, я почувствовал одновременно и облегчение, и утрату.
Зигфрид фон Психоаналитик никогда не предлагал мне Избавиться от раздвоения личности или чувства вины. Он не говорил, как справиться с этим. Но рецепт я знал – ожидание. Рано или поздно эти неприятные ощущения перегорят. Это Зигфрид так говорил. Или по крайней мере перестанут беспокоить и не смогут парализовать мою волю. И вот я позволил этим чувствам гореть синим пламенем постепенно превращаясь в пепел, а сам пошел в воду.
Я наслаждался чистым приятным воздухом и гордо поглядывал на дом, в котором живу. В правом крыле его находилась моя дорогая и – уже довольно давно – платоническая жена. Я надеялся, что она отдыхает и выздоравливает.
Чем бы Эсси ни занималась, она ничего не делает в одиночестве. Дважды за это время от остановки к дому подлетали такси, и в обоих случаях это были женщины. Но теперь подлетело еще одно такси и выпустило мужчину, который стоял и неуверенно оглядывался, пока такси разворачивалось, чтобы отправиться по следующему вызову.
Я сомневался, что это к Эсси, но в то же время не мог поверить, что ко мне. В таких случаях со мной связываются через Харриет. Поэтому я удивился, когда направленный передатчик под крышей дома повернулся в мою сторону, и я услышал голос Харриет:
– Робин, пришел мистер Хагенбуш. Мне кажется, вы должны с ним увидеться.
Это было непохоже на Харриет. Но она обычно бывает права, поэтому я прошел через лужайку, вытер ноги и пригласил посетителя в свой кабинет.
Посетитель оказался не очень пожилым человеком, с розовой лысиной, франтоватыми бачками и подчеркнутым американским акцентом – у родившихся в Штатах обычно такого акцента не бывает.
– Спасибо, что согласились увидеться со мной, мистер Броудхед, – сказал он и протянул мне карточку. На ней было написано: «Доктор, адвокат Вм.Дж. Хагенбуш».
– Я адвокат Питера Хертера, – представился он. – Сегодня утром прилетел из Франкфурта, потому что хочу заключить с вами договор.
«Как странно, – подумал я, – прилететь лично, только для того, чтобы поговорить?» Но Харриет хотела, чтобы я встретился с этим старым психом, очевидно, она обсудила вопрос с моей юридической программой. Поэтому я спросил:
– Что за договор?
Он терпеливо ожидал, пока я предложу ему сесть, что я и сделал. Я подозревал также, что Хагенбуш дожидается, когда я закажу ему кофе с коньяком на двоих, но этого я делать не собирался.
Он снял щегольские черные перчатки, поглядел на перламутровые ногти и сказал:
– Мой клиент господин Питер Хертер требует выплаты двухсот пятидесяти миллионов долларов на особый банковский счет плюс письменное освобождение от любого судебного преследования. Вчера я получил от него шифрованное сообщение.
. – Боже мой, Хагенбуш, – рассмеялся я, – зачем вы мне все это говорите? У меня нет таких денег!
– Нет, – не раздумывая, согласился он. – Помимо ваших вложений в синдикат «Хертер-Холл» и некоторого количества акций рыбных ферм, у вас ничего нет. Кроме, разумеется, нескольких домов и немногих личных вещей. Я считаю, что без вложений в экспедицию Хертеров-Холлов вы могли бы собрать шесть-семь миллионов. А что касается этих вложений, то, учитывая происходящее, никто не знает, сколько они стоят.
Я откинулся на спинку и внимательно посмотрел на него.
– Вы знаете, что я избавился от акций в туристическом бизнесе. Значит, проверяли мои дела. Только вы забыли пищевые шахты.
– Это не так, мистер Броудхед. Мне сообщили, что ваши акции пищевых компаний проданы сегодня днем.
Не очень приятно было узнать, что этот облезлый тип знает мое финансовое положение лучше меня. Значит, Мортон все-таки продал их! У меня не было времени подумать, что это означает, потому что Хагенбуш погладил свои бачки и продолжил:
– Ситуация такова, мистер Броудхед. Я сообщил своему клиенту, что контракт, подписанный под давлением, не имеет законной силы. Поэтому он не надеется больше на соглашение с Корпорацией «Врата» или даже с синдикатом. В связи с этим я получил новые инструкции. Во-первых, добиться выплаты указанной мной суммы. Во-вторых, положить деньги на тайный счет на имя Питера Хертера, и в-третьих, отдать ему, когда он вернется.
– Вратам не понравится шантаж, – сказал я. – Впрочем, у них нет выхода.
– Да, – согласился Хагенбуш. – В плане мистера Хертера плохо то, что он не сработает. Я уверен, что деньги ему выплатят. Я также уверен, что все мои средства коммуникации будут просматриваться и прослушиваться. Мой дом и контору по самую крышу нашпигуют «жучками». Знаю, что, когда он вернется, все государства-учредители Корпорации предъявят Хертеру обвинения. Я не хочу фигурировать в этих обвинениях как соучастник, мистер Броудхед. Я знаю, что произойдет. Деньги все равно найдут и отберут. Прежний контракт с мистером Хертером будет признан незаконным. И его посадят в тюрьму.
– У вас непростая ситуация, мистер Хагенбуш, – сочувственно проговорил я.
Он сухо усмехнулся. В глазах его не было ни намека на веселье. Он еще немного погладил бачки и взорвался:
– Вы не знаете! Я ежедневно получаю от него длинные шифрованные приказы! Потребуйте это, гарантируйте то, я считаю вас лично ответственным за третье! Я шлю ответ, который добирается двадцать пять дней, а он за это время присылает еще гору распоряжений, и мысли его уже очень далеко. И каждый раз он укоряет меня и угрожает мне! Хертер нездоровый человек и, несомненно, немолодой. Не думаю, что он доживет до того момента, когда сможет воспользоваться результатами своего шантажа... Но может и дожить.
– Почему бы вам не отказаться от работы с ним?
– Я бы отказался, если бы мог! Но если я брошу Хертера, что с ним будет? Тогда на его стороне не останется ни одного человека. Что он делает, мистер Броудхед! К тому же, – Хагенбуш пожал плечами, – он наш старый друг, мистер Броудхед. Учился в школе вместе с моим отцом. Нет. Я не могу отказаться. Но и не могу сделать то, что он требует. Возможно, вы сможете. Конечно, не передать ему четверть миллиарда долларов, потому что у вас нет таких денег. Но в ваших силах сделать его своим партнером. Я думаю, он примет... нет, возможно, он примет такое предложение.
– Но я уже... – начал я и вовремя умолк. Если Хагенбуш не знает, что половину своих прав я передал Боуверу, ему не стоит об этом знать. – А откуда у него такая уверенность, что я его не обману? Он вернется, и я аннулирую контракт.
Хагенбуш пожал плечами.
– Конечно, можете. Но, я думаю, не стаете. Вы для него символ, мистер Броудхед, и я считаю, он вам поверит. Видите ли, мне кажется, я знаю, что ему нужно. Он хочет остаток своей жизни прожить, как вы. – Хагенбуш поднялся. – Я не жду, что вы немедленно согласитесь на это странное предложение, – сказал он. – У меня есть еще двадцать четыре часа, прежде чем я должен буду дать ответ мистеру Хертеру. Пожалуйста, подумайте, а позже я с вами свяжусь.
Я пожал ему руку, попросил Харриет заказать для Хагенбуша такси и постоял с ним у входа, пока такси не унесло его в вечернюю даль.
Когда я вернулся в свою комнату, Эсси стояла у окна, глядя на огни Таппанова моря. И мне сразу стало ясно, кто посещал ее сегодня. Прежде всего парикмахерша: ниагарский водопад ее рыжевато-каштановых волос снова был расчесан и свисал до талии. И когда она повернулась ко мне, я Увидел, что передо мной та же Эсси, которая несколько долгих недель назад улетела в Аризону.
– Ты так долго разговаривал с этим маленьким человечком, – заметила она. – Должно быть, проголодался. – Эсси некоторое время разглядывала меня с лукавой улыбкой, а потом рассмеялась. Вероятно, на лице моем был ясно написан вопрос, потому что она начала отвечать: – Первое: обед готов. Что-нибудь легкое, чтобы можно было съесть в любое время. Второе: он накрыт в нашей комнате, куда мы с тобой сейчас и отправимся. И третье: да, Робин, Вильма заверила меня, что мне можно. Я гораздо лучше себя чувствую, чем тебе кажется, дорогой Робин.
– Ты выглядишь прекрасно. Лучше невозможно, – ответил я. Должно быть, я улыбался, потому что она нахмурилась.
– Ты смеешься над сексуально озабоченной женой?
– О нет! Вовсе нет! – поспешно ответил я, обнимая ее. – Просто я еще совсем недавно удивлялся, почему кто-то хочет жить, как я. Теперь я знаю почему.
Ну что ж. Мы занимались любовью медленно и осторожно, а потом, когда я убедился, что она вполне выдержит еще, повторили, но на этот раз куда энергичнее и более страстно.
Потом мы съели почти всю еду, стоявшую на столе, и долго валялись, играя и подначивая друг друга, пока снова не занялись любовью. Затем мы подремали, протерли друг друга влажной губкой, и Эсси сказала, уткнувшись носом мне в шею:
– Весьма впечатляюще для старого козла, Робин. Таким результатом мог бы похвастать и семнадцатилетний.
Я потянулся, зевнул и потерся спиной о ее живот и груди.
– Ты очень быстро пришла в себя, – заметил я. Эсси не ответила, только потерлась щекой о мою шею.
В этот момент мой внутренний радар уловил что-то невидимое и неощутимое, как будто она чего-то не договаривала. Я полежал немного, отделился от нее и сел.
– Дорогая Эсси, – спросил я, – признавайся, о чем ты мне не рассказала?
Она лежала в моих объятиях, прижимаясь лицом к ребрам.
– О чем? – невинно спросила она.
– Давай, Эсси. – А когда она не ответила, я пригрозил: – Мне что, поднять Вильму из постели, чтобы она сама мне рассказала?
Эсси зевнула и села. Зевок у нее вышел вопиюще фальшивым – в ее глазах не было и следа сонливости.
– Вильма очень консервативна, – ответила она, пожимая плечами. – Есть средства, которые ускоряют заживление, кортикостероиды и прочее. Она не хотела давать их мне. С их приемом связан некоторый риск, и действие может проявиться через много лет. Но тогда Полная медицина, я в этом уверена, со всем справится. Поэтому я настояла. Она очень рассердилась.
– Последствия? Ты имеешь в виду лейкемию?
– Может быть. Но не обязательно. И, конечно, очень не скоро.
Я, обнаженный, сел на край кровати, чтобы лучше ее видеть.
– Эсси, зачем?
Она просунула пальцы под свои длинные волосы и отвела их с лица, чтобы ответить на мой взгляд.
– Потому что я торопилась, – ответила она. – Потому что, в конце концов, тебе сейчас нужна здоровая жена. Потому что очень неудобно писать через катетер, не говоря уже о том, что это унизительно и неэстетично. Потому что мне нужно было принимать решение, и я его приняла. – Она отбросила простыню и легла на спину. – Посмотри на меня, Робин, – пригласила она. – У меня не осталось даже шрамов! А внутри, под кожей, все функционирует как часы. Я способна нормально есть, переваривать пищу, извергать отходы, могу любить, могу зачать ребенка, если мы захотим. И не на следующий год, а прямо сейчас.
Я замерз, встал, дал Эсси ее одежду и надел свою. На столе еще оставалось немного кофе. Горячего.
– Мне тоже, – сказала Эсси, когда я наливал.
– Может, тебе лучше отдохнуть?
– Когда устану, я обязательно отдохну, – практично ответила она, – ты об этом узнаешь, потому что я отвернусь и усну. Мы давно с тобой не были вместе, Робин. Я наслаждаюсь. – Она взяла чашку и, глотая кофе, посмотрела на меня через ее край. – А ты нет.
– Неправда! – Я говорил искренне. Но честность заставила меня добавить: – Иногда я сам себя удивляю, Эсси. Почему, когда ты доказываешь мне свою любовь, я испытываю чувство вины?
– Хочешь рассказать мне об этом, дорогой Робин? – спросила она и поставила чашку.
– Только что рассказал, – ответил я. И добавил: – Вероятно, мне следует вызвать старину Зигфрида и поговорить с ним.
– Он всегда на месте, – ответила она.
– Гм. С ним стоит только начать, бог знает когда закончишь. Ну, сейчас это не та программа, с которой я хотел бы поговорить. Так много всего происходит в мире, Эсси! И все это проносится мимо меня. Я чувствую себя оставшимся за бортом.
– Да, – ответила она, – я знаю, что ты испытываешь. Хочешь что-нибудь предпринять, чтобы не ощущать себя оставшимся?
– Гм... может быть, – ответил я. – Относительно Питера Хертера, например. Мне пришла в голову мысль, которую я хотел бы обсудить с Альбертом Эйнштейном.
– Очень хорошо, – кивнула она. – Можешь прямо сейчас этим и заняться. – Она села на край постели. – Подай мне мои туфли, пожалуйста. Давай немедленно с ним поговорим.
– Теперь? Но уже поздно. Ты не должна...
– Робин, – мягко сказала Эсси, – я разговаривала с Зигфридом. Это хорошая программа, хоть и не я ее написала. Она говорит, что ты хороший человек, Робин, хорошо адаптируешься, ты великодушен, и все это я могу подтвердить и добавить, что ты прекрасный любовник и с тобой очень интересно. Пошли в кабинет. – Она взяла меня за руку, и мы отправились в большую комнату, выходящую на Таппаново море, где сели у моего компьютера на удобное сиденье. – Однако, – продолжала она, – Зигфрид говорит, что у тебя большой талант к изобретательству причин, чтобы кое-что не делать. Я помогу тебе. «Дайте город Полимат». – Теперь она говорила не со мной, а с компьютером, который тут же осветился яркими огнями. – Мне нужны одновременно программы Альберта и Зигфрида, – приказала она. – Все файлы обеих программ во взаимодействии. Ну, Робин! Обсудим поднятый тобой вопрос. Я ведь тоже заинтересованное лицо.
Моя удивительная жена, на которой я женился много лет назад, С.Я. Лаврова, больше всего поразила меня, когда я меньше всего этого ожидал. Она удобно сидела рядом со мной, держала меня за руку, и я открыто говорил о вещах, которые ни за что не хотел делать. Речь шла не просто о многомесячном полете на Небо хичи или на Пищевую фабрику, чтобы остановить сбрендившего Питера Хертера, угрожающего всему миру. Речь шла о том, куда я могу отправиться дальше.
Но вначале все выглядело так, будто мне никуда отправляться не надо.
– Альберт, – сказал я, – ты мне говорил, что нашел в Данных, накопленных на Вратах, установку курса на Небо хичи. А можно ли это же сделать и для Пищевой фабрики?
Они мирно сидели рядом с друг другом в трехмерном изображении пьезовидения. Альберт привычно попыхивал трубкой, Зигфрид сжимал руки и сидел молча, внимательно слушая, что я скажу. Он не мог заговорить, пока я не обращусь к нему, а я не обращался.
– Боюсь, что нет, – виновато ответил Альберт. – У нас есть только один установленный маршрут на Пищевую фабрику, рейс Триш Боувер, а этого недостаточно для выводов. Вероятность того, что корабль попадет туда, примерно ноль целых шесть десятых. Но что потом, Робин? Корабль просто не вернется, как не вернулся корабль Триш Боувер. – Он уселся удобнее и продолжал: – Конечно, имеются определенные альтернативы. – Он посмотрел на сидевшего рядом Зигфрида фон Психоаналитика. – Можно попробовать внушить Питеру Хертеру, что он должен изменить свои планы.
– А сработает ли это? – Я по-прежнему говорил только с Альбертом Эйнштейном. Он неопределенно пожал плечами, а Зигфрид шевельнулся, но не заговорил.
– Не будь таким ребенком, – упрекнула меня Эсси и обратилась к психоаналитической программе: – Отвечай, Зигфрид.
– Госпожа Лаврова, – ответил он, взглянув на меня с некоторой опаской, – думаю, не сработает. Мне кажется, коллега упомянул эту возможность, только чтобы я мог отвести ее. Я изучил записи передач Питера Хертера. Симптомы совершенно очевидные. Женщины-ангелы с носами хищных птиц – это так называемый крючковатый нос, госпожа. Вспомните о детстве Питера, сколько он слышал от своих родителей и школьных наставников о необходимости «очистить» мир от злых евреев. В его снах много ярости, стремления покарать. Хертер болен, у него уже был серьезный сердечный приступ, он больше не контролирует свое поведение. В сущности, Питер Хертер регрессировал к вполне детскому состоянию. Ни внушение, ни апелляции к разуму на него не подействуют, госпожа. Единственная возможная альтернатива – долговременный психоанализ. Но вряд ли он согласится, да и корабельный компьютер с этим не справится – слишком прост. Кроме того, на это нет времени. Я не смогу ничем помочь вам, госпожа, у меня нет ни малейших шансов на успех.
Давным-давно я провел не одну сотню часов, слушая рассудительный, сводящий с ума голос Зигфрида. Мне не хотелось снова слышать его. Но в этот раз мне показалось, что он не так уж плох.
Эсси пошевелилась рядом со мной.
– Полимат, – произнесла она, – пусть приготовят свежий кофе. Я думаю, мы здесь еще побудем какое-то время.
– Не знаю, зачем нам это нужно, – неуверенно возразил я. – Похоже, у меня ничего не выйдет.
– Если не выйдет, вернемся в постель, – спокойно ответила Эсси. – Но мне почему-то ужасно интересно, Робин.
«Почему бы и нет?» – спокойно подумал я и удивился, что мне тоже совершенно расхотелось спать. Я был одновременно возбужден и расслаблен, и мозг мой работал четко и ясно.
– Альберт, – спросил я, – есть ли какой-нибудь прогресс в чтении книг хичи?
– Не очень большой, Робин, – с сожалением ответил он. – Нашлись и другие книги по математике, как та, что вы видели. Что же касается языка... да, Робин?
Я щелкнул пальцами. Беглая мысль, бывшая где-то на периферии сознания, внезапно стала яснее.
– Чертовы числа, – довольно потирая руки, проговорил я. – Эти числа, которые нам показывала книга. Это ведь те самые, которые Мертвецы называют чертовыми?
– Конечно, Робин. – Альберт кивнул. – Это основные константы вселенной, по крайней мере нашей вселенной. Однако существует еще проблема принципа Маха, который Утверждает...
– Не сейчас, Альберт! Как ты думаешь, а откуда их взяли Мертвецы?
Он помолчал, нахмурился, словно тщательно обдумывал ответ. Потом, постукивая трубкой по ладони, взглянул на Зигфрида и произнес:
– Я высказал бы предположение, что Мертвецы общались с машинным разумом хичи. Несомненно, для этого есть возможность в обоих направлениях.
– И я так подумал! А что еще, по твоим предположениям, могут знать Мертвецы?
– Трудно сказать. Их запись крайне несовершенна. Коммуникация с самого начала была очень затруднена, а теперь полностью прекратилась.
Я выпрямился.
– А что, если мы снова попытаемся с ними связаться? Что, если кто-нибудь отправится на Небо хичи и поговорит с ними?
Альберт кашлянул в кулак и, стараясь не говорить покровительственно, ответил:
– Робин, несколько членов группы Хертеров-Холлов плюс мальчик, Вэн, не смогли получить ясных ответов на эти вопросы. Даже наш машинный разум не очень в этом преуспел, хотя, – вежливо добавил он, – отчасти из-за того, что приходилось общаться через несовершенный корабельный компьютер «Веру». Очень некачественная запись, Робин. Можно сказать лишь, что Мертвецы одержимы, нерациональны, а их ответы часто бессвязны.
За мной стояла Эсси с подносом в руках. Я не слышал сигнала из кухни, что кофе готов.
– Спроси его, Робин, – приказала она, и я не стал делать вид, что не понимаю.
– Дьявол, – выругался я, – ну ладно, Зигфрид. Это твоя часть работы. Как заставить их говорить с нами?
Зигфрид вежливо улыбнулся и расцепил свои руки.
– Приятно снова поговорить с вами, Робин, – ответил он. – Я хотел бы прежде всего поздравить вас со значительным прогрессом со времени нашего последнего разговора...
– Хватит!
– Конечно, Робин. Существует одна возможность. Запись одного из старателей, женщины по имени Генриетта, кажется более полной. У нее только одна навязчивая мысль – относительно неверности ее мужа. Мне кажется, что если мы подготовим программу, соответствующую ее мужу, и попробуем через нее связаться...
– Сделать для нее поддельного мужа?
– В основном да, Робин, – согласно кивнул он. – Не обязательно точную копию. Мертвецы вообще очень сумбурные записи, и потому можно допустить неточности. Конечно, программа должна быть...
– Ладно, Зигфрид. Ты можешь написать такую программу?
– Да. С помощью вашей супруги.
– А как мы вступим в контакт с Генриеттой? Зигфрид искоса взглянул на Альберта.
– Мне кажется, тут нам поможет мой коллега.
– Конечно, Зигфрид, – энергично подхватил Альберт, почесывая одну ногу другой. – Первое, что надо сделать: напишите программу со всеми вспомогательными подпрограммами. Второе: запишите ее на процессор РМАL-2 с оперативной памятью объемом в гигабит и всеми необходимыми добавочными устройствами. Третье: поместите ее в пятиместный корабль и отправьте на Небо хичи. Там вы вступите в контакт с Генриеттой и начинайте ее расспрашивать. Вероятность успеха – ноль целых девять десятых.
Я нахмурился.
– Зачем везти туда все это оборудование?
– Дело в скорости света, Робин, – терпеливо ответил Альберт. – У нас нет радио-быстрее-света, поэтому и нужно туда отвезти машину.
– Но компьютер Хертеров-Холлов имеет радио-быстрее-света.
– Он слишком маломощен, Робин. Слишком медлителен. Но самого неприятного я вам еще не сказал. Различной техники на корабле будет очень много. Она почти полностью займет пятиместник. Это означает, что он прибудет на Небо хичи совершенно беззащитным, а мы не знаем, кто встретит его у дока.
Эсси сидела рядом со мной, прекрасная и сосредоточенная, держа в руках чашку кофе. Я автоматически взял ее и сделал глоток.
– Ты сказал «почти», – напомнил я. – Может ли там находиться пилот?
– Боюсь, что нет, Робин. Остается место всего для ста пятидесяти килограммов.
– Я вешу всего половину! – Я почувствовал, как напряглась рядом со мной Эсси. Итак, мы подошли к самой сути. Голова у меня была ясной, как никогда. Паралич воли нерешительности отступал с каждой минутой. Я сознавал, что говорю, понимал, что это значит для Эсси, – и не хотел останавливаться.
– Это верно, Робин, – согласился Альберт, – но вы ведь не хотите прилететь туда мертвым? Нужна пища, вода, воздух. Ваш стандартный запас, с учетом регенерации!, больше трехсот килограммов, и просто нет...
– Короче, Альберт, – перебил его я. – Мы с тобой оба знаем, что речь об обратном полете не идет. Полет в один конец. Двадцать два дня. Столько времени занял он у Генриетты. Вот сколько мне нужно. Запас на двадцать два дня. И я окажусь на Небе хичи, и остальное уже не будет иметь значения.