Страница:
—Вам лучше вымыться! – сморщившись, выпалил Пол. – И уберите эту глупую пушку.
Мумия обессиленно прислонилась к люку корабля и произнесла:
—Вы Пол Холл. Ради Бога, дайте чего-нибудь поесть, иначе я сдохну прямо у вас на глазах.
Пол удивленно смотрел мимо незнакомца и не понимал, откуда здесь мог взяться этот провонявший насквозь доходяга.
– Разве там недостаточно еды? – сказал он и кивнул на люк. Затем он протиснулся в корабль и, конечно, увидел множество пакетов с CHON-пищей, точно в том положении, в каком он их оставил.
Оказалось, что незнакомец уже рылся в контейнерах с упакованной водой, по крайней мере три пакета были надорваны, а пол был мокрый и грязный.
—Говорите спокойнее и ниже, – сказал Пол и протянул мумии пакет с едой. – Кстати, кто вы такой?
– Робин Броудхед. А что с этим делать? – Робин надорвал пакет и вытащил засохший брикет, скорее напоминающий высохшие экскременты.
– Кусайте! – раздраженно ответил Пол. Он сердился не на этого человека и не на его запах, а на себя. Пол все еще дрожал от страха. Он ужасно испугался, что неожиданно наткнулся на Древнего. Но это оказался Робин Броудхед, и Пол недоумевал, что делает этот человек на таком расстоянии от своих миллионов?
Задавать подобный вопрос Броудхеду пока было бесполезно. Он буквально умирал с голоду. Робин вертел в руках плоскую пластинку CHON-пищи, хмурился и от бессилия тряс головой. Наконец он заставил себя откусить кусочек. Как только Робин обнаружил, что брикет вполне съедобен, он стал набивать рот быстрее, чем успевали пережевывать зубы.
– Эй, полегче, – встревоженно сказал Пол. Но было уже поздно. Незнакомая сухая пища после долгого голодания подействовала, как и следовало ожидать. Броудхед подавился, закашлялся, и его вырвало. – Черт возьми! – рявкнул Пол. – Блюйте немножко потише, а то вы так ревете, что вас услышат за километр, а нам сейчас это совсем ни к чему! Тяжело дыша, Броудхед откинулся назад.
– Простите! – пробормотал он. – Я... я думал, что умру. Чуть не умер. Можете подать мне воды?
Пол позволил ему пить понемногу и сгрызть по кусочку CHON-пищи из коричневого и желтого пакетов – самых мягких из всех.
—Медленнее, – приказал он. – Позже получите еще. Пол уже начал осознавать, как хорошо иметь рядом ещеодного человека после почти двух месяцев одиночества в этой космической дыре, после всей этой беготни, постоянных прятаний, выслеживаний и бесплодных попыток вытащить своих из плена.
– Не знаю, что вы здесь делаете, – наконец проговорил он, – но я рад вам.
Броудхед слизал последние крошки с губ и умудрился улыбнуться.
—Все очень просто, – ответил он, не отводя взгляда от пищевых пакетов в руках Пола. – Я прилетел спасти вас.
Броудхед был обезвожен и чуть не задохнулся, но не очень пострадал от голода. Он до последней крошки съел все, что Дал ему Пол, и потребовал еще. Затем съел и это, после чего оказался в состоянии с помощью Пола убрать после себя мусор.
Пол нашел среди запасов Вэна чистую одежду – впрочем, на поясе она не сходилась – и отвел к самому большому желобу с водой, чтобы тот помылся. Он потребовал это не из гипертрофированной любви к чистоте, а из страха. Он знал, что Древние слышат и видят гораздо хуже людей. Но обоняние у них было поразительно развито. Через две недели после пленения Ларви, Джанин и Вэна, когда много раз он сам чудом избегал Древних, Пол научился трижды в день мыться с ног до головы. А иногда и чаще.
Пол занял позицию у пересечения трех коридоров и караулил, пока Броудхед смывал с себя грязь от тридцатидневного пребывания на корабле хичи. «Спасти нас! – про себя усмехнулся он. – Прежде всего это не совсем правда».
Пол догадывался, что намерения Броудхеда куда сложнее и тоньше. Во-вторых, планы Броудхеда и его планы, составленные им за эти два месяца, явно не совпадали. Броудхед хотел каким-то образом выманить информацию у Мертвецов, лишь смутно представляя себе, что с ней делать. И он, конечно же, ожидал, что Пол поможет ему перетащить две-три тонны механизмов по Небу хичи, невзирая на риск и не справившись о желаниях самого Пола. Беда была в том, что освободитель всегда считает себя главой операции. И Броудхед, несомненно, ожидал благодарности Пола!
«Что ж, – размышлял он, внимательно поглядывая вдоль коридоров, – в последнее время Древние не так бдительны, как были вначале. Еще один человек пригодится».
Конечно же, Пол был бы очень благодарен Броудхеду, если бы тот появился в первые дни – дни страха и отчаяния, когда он убегал, прятался, боялся надолго задерживаться на одном месте и все время строил планы, как вытащить своих из плена. Или двумя неделями позже, когда у него начал формироваться план операции, когда он рискнул проникнуть в помещение Мертвецов, установил контакт с Пищевой фабрикой и узнал, что Пейтер Хертер умер. Корабельный компьютер был для него бесполезен: тот слишком медленно работал и был перегружен передачами сообщений на Землю. Мертвецы сводили его с ума. Пол был предоставлен самому себе. И медленно начинал приходить в себя, строить планы и даже действовать.
Постепенно Пол убедился, что к Древним можно подходить совсем близко, если чисто мыться и не издавать запаха. Тогда-то он и начал осуществлять свой план. Подглядывать. Изучать. Записывать – это было труднее всего, поскольку очень сложно вести запись наблюдений за врагом, указывать, какие коридоры он посещает чаще, а в каких почти никогда не бывает, если не на чем писать. И нет часов. В неизменном светеголубых металлических стен хичи не было даже смены дня иночи.
Наконец Полу пришло в голову использовать в качестве часов при наблюдении привычки самих аборигенов станции. Когда он видел группу Древних, идущих к веретену, в котором неподвижно лежал Древнейший, он знал, что они идут спать. Они ложились спать все в одно и то же время – вернее, почти все, как будто повинуясь неслышному приказу. Поэтому иногда он осмеливался все ближе и ближе подходить к месту, где держали взаперти Вэна, Джанин и Ларви. Пол даже видел их издали. Несколько раз, прячась за кустом фруктоягод, когда Древние начинали просыпаться, он, затаив дыхание, всматривался меж ветвей в этих полуразумных обезьян и потом убегал.
Пол уже почти знал, что делать. Он все тысячу раз передумал. Древних было не больше ста, ходили они группами по двое и трое. Ему оставалось решить, как одному справиться с группой из двоих-троих Древних.
В то время Пол Холл, худой и сердитый, как никогда в жизни, думал, что знает, как спасти своих. В первые дни панического бегства и укрывательства, после пленения членов экспедиции он далеко углублялся в зеленые и красные коридоры Неба хичи. В некоторых из них царил полумрак. В других в воздухе стоял неприятный запах, а когда он остался там ночевать, то проснулся с головной болью. И повсюду стояли разнообразные непонятные агрегаты, машины, механизмы и разного рода приспособления. Некоторые из них негромко жужжали и тикали, на других вились бесконечные радужные ленты.
Пол не мог оставаться в этих местах, потому что там не было пищи и воды, и не мог отыскать то, что искал. Настоящего оружия на станции не было. Возможно, хичи в нем просто не нуждались. Но у одной машины сбоку были металлические прутья. Пол с трудом оторвал их, и машина не взорвалась, не ударила его током, хотя он этого опасался.
Теперь у него было копье – оружие, с которым он намеревался сражаться против сотни Древних.
Несколько раз Пол натыкался на машины, которые показались ему уменьшенной версией знаменитых прокладчиков туннелей хичи. И, как это ни странно, они работали То, что хичи делали, они делали навсегда.
Полу потребовались целых три дня, полных ежесекундного страха, жажды и кропотливой работы, чтобы заставить машины действовать. Он часто останавливался, пробирался в золотые коридоры или на корабль за пищей и водой. И все время Пол ожидал, что грохот работающих машин привлечет к нему внимание Древних, прежде чем он будет готов. Но ничего такого не случилось.
В конце концов Пол научился нажимать рычаг, отчего на пульте управления вспыхивали многочисленные огни, поворачивать тугие колеса, заставляя машину двигаться вперед и назад. Он разобрался, что если наступить на большую педаль, то перед машиной появится голубоватое сияние, размягчающее даже металл хичи. Но все это сопровождалось ненужным шумом. К тому же Пол боялся, что повредит что-нибудь в самом Небе хичи, если и не вызовет внимание Древних.
Когда он начал двигать машину к избранному им месту, она катилась на роликах почти беззвучно. Пол остановил ее и задумался.
Он знал, куда и когда ходят Древние. У него было копье, которым можно убить одного жителя Неба хичи. Он мог даже справиться с двумя или тремя Древними, если попробовать захватить их врасплох. Кроме того, у Пола была машина, которая невероятно горячим пламенем могла уничтожить любое количество Древних, если они окажутся перед ней.
Из всего этого вырабатывалась стратегия, которая при нормальном везении должна была подействовать.
И все же это было рискованно, очень рискованно. Пол слишком многого не знал об обитателях Неба хичи. Древние как будто не были вооружены, но кто знал, что они умеют и какое оружие у них может оказаться. Его давно подмывало начать убивать их по одному, искусно и осторожно, не привлекая внимания всего племени. Потом же, когда он будетготов, вступить в схватку со всеми оставшимися, он собирался использовать машину. Но насколько велики его шансы на успех, он даже не мог предположить. А главное, Пола смущала большая машина, этот Древнейший, которого он мельком видел раза два издали. Ему казалось, что Древнейший не должен был вмешиваться. Но кто мог дать ему гарантии, что это так?
Ответов на многие важные вопросы не было. Пол жил только одной надеждой на благосклонность судьбы. Он видел, что Древнейший слишком велик, чтобы продвигаться по коридорам, за исключением золотых. Да и вообще этот шагающий агрегат приходил в движение не часто. И Пол надеялся, что, может, ему удастся каким-то образом подманить хозяина Неба хичи к всепожирающему жару туннелепрокладочной машины. Впрочем, это, конечно, была не машина для прокладки туннелей, хотя действовала она по тому же принципу.
И все же на всех ступенях план казался ему ненадежным. Но вера в успех не покидала его.
Однако не риск все это время останавливал Пола.
Пол Холл, который скрывался от Древних в туннелях Неба хичи, строил планы его захвата, полубезумный от гнева и беспокойства за пленников, не совсем сошел с ума. Это был все тот же Пол Холл, чьи мягкость и терпение когда-то убедили Дорему Хертер выйти за него замуж, который принял ее дерзкую взбалмошную сестру и неуживчивого отца как неотъемлемую часть договора. Он очень хотел освободить их и вернуться вместе с ними на Землю. Даже с риском для собственной жизни. У него всегда была вполне реальная возможность отказаться от риска, прокрасться на корабль Вэна, вернуться на Пищевую фабрику и потом медленно, в одиночестве и печали вернуться на Землю к ожидавшим его богатству и славе.
Правда, помимо риска, существовал еще один трудно-Разрешимый вопрос. Это – уничтожение почти целой расы живых и разумных существ. Конечно, Древние забрали у него жену, но, в сущности, не причинили ей вреда. И как Пол ни старался, он не мог убедить себя, что имеет право их уничтожить.
...И тут появился этот «освободитель», полуживой одиночка по имени Робин Броудхед. Он выслушал планы Пола хитро улыбнулся и достаточно вежливо сказал:
—Вы все еще работаете на меня, Холл. Поступим по-моему.
—К дьяволу с вашей работой!
Несмотря на грубость, Броудхед не изменил своей вежливости. Ванна и немного еды сотворили с ним чудо, и Робин миролюбиво произнес:
—Главное сейчас – выяснить, что нам противостоит. Помогите мне перетащить оборудование информационного процессора к Мертвецам, и мы все узнаем. Это прежде всего.
—Прежде всего надо освободить мою жену!
– Зачем, Холл? Ей ничего не угрожает, вы сами это сказали. Я не говорю о долгой отсрочке. Может быть, не больше одного дня. Узнаем, что сможем, от Мертвецов. Запишем все, вытащим у них все возможное. Потом унесем записи на мой корабль и тогда...
—Нет. – Да!
—Нет, и говорите потише! – Они ссорились, как дети на школьном дворе, оба красные и сердитые, глядя в глаза друг другу. Наконец Робин Броудхед покачал головой, улыбнулся и сказал:
– Черт возьми, Пол! Вы думаете о том же, о чем и я? Пол Холл позволил себе расслабиться. И через секундуон ответил:
—Я считаю, что нам вдвоем стоит подумать над предстоящими действиями, а не спорить, кто должен принимать решения.
– Я с вами абсолютно согласен, – улыбнулся Броудхед. – Знаете, в чем моя беда? Я так удивился, что выжил, что все еще никак к этому не могу привыкнуть.
Им потребовалось всего шесть часов, чтобы установить процессор PMAL-2, но это были шесть часов тяжелейшейработы. К концу они оба выбились из сил. Они понимали, что разумнее было бы поспать, но оба не могли сдержать нетерпения. Как только они подсоединили источник энергии к банкам программ, записанный голос Альберта шаг за шагом объяснил им, что делать дальше. Сам процессор они установили в коридоре, его речевые терминалы – внутри помещения Мертвецов, рядом с радиосвязью. После этого Робин взглянул на Пола, Пол пожал плечами, и Робин начал осуществлять программу.
Из терминала донесся голос: «Генриетта! Генриетта, дорогая, ты меня слышишь?» Но никакого ответа за этим не последовало. Программа, которую написал Альберт с помощью Зигфрида, попыталась снова: «Генриетта, это Том. Пожалуйста, ответь мне».
Было бы быстрее привлечь ее внимание набором кода, но это выглядело бы несколько неестественно – давно потерянный муж добрался до своей жены по радио.
Голос попробовал снова, потом еще раз. Пол нахмурился и с досадой прошептал:
—Не сработало.
– Подождите, – отмахнулся от него Робин.
Они еще долго ждали, нервничали, а мертвый голос компьютера продолжал уговаривать Генриетту. И наконец в ответ послышался тихий неуверенный шепот:
– Том? Томазино, это ты?
Пол Холл был нормальным человеком, может, не в луч-Шей форме после четырех лет заключения на корабле, затем на Пищевой фабрике и на Небе хичи. Он был достаточно нормальным, чтобы ощущать естественную для его пола и возраста похотливость, но то, что он слышал, ему совсем не хотелось слышать. Он в замешательстве улыбнулся Робину Броудхеду, тот ответил тем же. Унизительно было стать свидетелем болезненной нежности и уязвленной ревности посторонних людей. Невольные свидетели в таких случаях обычно улыбаются. Например, частные детективы, специализирующиеся на разводах, для забавы прослушивают в компании постельные записи. Но это было совсем не весело! Генриетта, любая Генриетта, даже машинное привидение с таким именем, совсем не была смешна в порыве страсти, когда считала, что ее обманывают и предают. Программа, имитирующая ее мужа, делала это очень искусно. Она просила прощения и умоляла, она даже плакала, свистящими хриплыми рыданиями, когда плоский голос самой Генриетты прерывался рыданиями печали и безнадежной радости. А потом программа, как и было предусмотрено, приготовилась к убийству.
– Не сможешь ли ты, дорогая Генриетта... не известно ли тебе, как управляется корабль хичи?
Последовала затяжная пауза. Компьютерная Генриетта колебалась. Затем голос мертвой женщины произнес:
– Да, Томазино.
Следующая пауза длилась, пока запрограммированный обманщик не решил заполнить пробел:
– Если ты сможешь, дорогая, я думаю, что сумею добраться до тебя. Я нахожусь в каком-то корабле. Кажется, это рубка управления. Если бы я знал, как его заставить двигаться...
Полу не верилось, что даже плохо записанный компьютерный разум поддастся на такую явную фальшивку. Но Генриетта клюнула.
Отвратительно принимать участие в обмане, но он участвовал, а когда Генриетта начала говорить, ее невозможно было остановить.
—Тайна управления кораблями хичи ? Конечно, дорогой Томазино!
И мертвая женщина предупредила своего несуществующего возлюбленного, что передает для записи ускоренную информацию, и разразилась свистящим треском машинного разговора. Пол не мог расслышать ни слова в этом шуме. Но Робин Броудхед, слушавший через наушники особое сообшение своего компьютера, улыбнулся, кивнул и поднял сомкнутые кольцом большой и указательный пальцы в знак успеха.
Затем Пол утащил его в коридор.
– Если вы получили то, что нужно, давайте уйдем отсюда! – тихим, но очень энергичным шепотом попросил он.
—Получил! – ответил Робин. – Она все рассказала. У нее связь со всеми механизмами, управляющими этой штукой, она входит в ее мозг и все нам рассказывает..
—Прекрасно. Теперь пойдем отыщем Ларви! Броудхед посмотрел на него не сердито, а скорее умоляюще и ответил:
– Еще несколько минут. Кто знает, что она может выдать?
– Нет!
—Да! – Они взглянули друг на друга, и оба покачали головами. – Предлагаю компромисс, – сказал Робин Броудхед. – Пятнадцать минут, ладно? А потом пойдем освобождать вашу жену.
Они, печально и одновременно удовлетворенно улыбаясь, вернулись к прежнему месту, но радость от маленькой победы быстро улетучилась. Голоса не были больше интимно мягкими. Генриетта и ее компьютерный муж почти ссорились. Послышался щелчок и металлический голос резко произнес:
—Ты был свиньей, Том!
На что программа попыталась ответить более или менее рассудительно:
—Но, Генриетта, дорогая! Я только пытаюсь узнать...
—То, что ты пытаешься узнать, – негодующе проговорил голос Генриетты, – зависит только от твоих способностей Учиться. Я пытаюсь рассказать тебе кое-что куда более важное! Я и раньше пробовала это сделать. Пыталась на протяжении всего пути сюда, но нет, ты не желал меня слушать, ты хотел только уединяться в шлюпке с этой толстой сукой...
Программа прекрасно знала, когда следует раскаиваться, и принялась успокаивать истеричную Генриетту:
—Прости, Генриетта, дорогая. Если ты хочешь поучить меня астрофизике, я согласен.
—Засунь себе в задницу свое согласие! – продолжала неистовствовать обиженная жена. – Это ужасно важно, Том! – воскликнула она и вдруг сменила гнев на милость. – Хорошо,Том. Но нам придется вернуться к Большому Взрыву. Ты слушаешь меня, Том ?
—Конечно, дорогая, – ответила программа самым искренним и любящим голосом.
—Хорошо! Все начинается с образования вселенной, и мы достаточно неплохо знаем этот процесс, за исключением одного переходного момента, который не совсем ясен. Назовем его моментом X.
—Ты хочешь рассказать мне, что такое этот момент X, дорогая ?
—Заткнись,Том! – нервно ответила Генриетта. – И слушай! До момента X вся вселенная представляла собой крошечный шар диаметром порядка нескольких километров, сверхплотный, сверхгорячий, настолько сжатый, что у него не было никакой внутренней структуры. Потом из-за внутреннего напряжения он взорвался и начал стремительно расширяться. Это происходило до самого момента X, и данная часть развития событий в общем ясна. Ты слушаешь меня, Том ?
– Да, дорогая. Это обычная космология, верно ?
—Ты только слушай, – выдержав зловещую паузу, сказала наконец Генриетта. – После момента X вселенная продолжала расширяться. По мере ее расширения небольшие сгустки материи начали конденсироваться. Вначале появились элементарные частицы, адроны и пионы, электроны и протоны, нейтроны и кварки. Потом стала возникать подлинная материя-Настоящие атомы водорода, затем даже атомы гелия. Расширение объема газа стало замедляться. В огромных облаках начались турбуленции. Гравитация стала собирать эти облака в сгустки. Объем их сокращался, и повышенная температура сжатия запустила ядерные реакции. Облака раскалились Так рождались первые звезды. Остальное, – закончила Генриетта, – мы можем наблюдать и сегодня.
Программа Альберта подхватила намек.
—Понимаю, Генриетта, это все очень интересно. Но я упустил, о каком промежутке времени мы говорим ?
—Хороший вопрос, – ответила она, но в голосе ее не слышалось удовольствия. – От начала Большого Взрывамомента X три секунды. От момента X до настоящего времени примерно восемнадцать миллиардов лет. И мы уже здесь.
Фальшивый возлюбленный Генриетты не был рассчитан на восприятие сарказма, хотя он ощущался даже в плоском металлическом голосе. Но программа продолжала стараться, как могла:
—Спасибо, дорогая, – сказала она, – а теперь расскажи мне об этом особом моменте X.
—Сию минуту, мой дорогой Томазино, – ласково ответила она, – только ты совсем не мой дорогой Томазино. Этот тупоголовый болван не понял бы ни одного моего слова, а мне не нравится, когда меня дурачат.
Как ни старалась дальше программа Альберта, как ни пытался Робин Броудхед, сбросивший свою маску, обратиться к ней непосредственно, Генриетта больше ничего не выдала.
—К чертовой матери! – проговорил наконец Броудхед. – У нас хватает забот на следующие несколько часов. Для этого не нужно возвращаться на восемнадцать миллиардов лет назад. – Он нажал кнопку на боку процессора и подхватил то, что выпало из него, – толстую мягкую ленту, на которой было записано все изложенное Генриеттой. – Вот за этим я и прилетел, – сказал он с грустной улыбкой. – А теперь, Пол, попробуем решить вашу маленькую проблему, а потом отправимся домой и будем тратить свои миллионы!
В глубоком беспокойном сне Древнейшего не было видений, но были сплошные беспокойства. Раздражения поступали все быстрее и быстрее, они становились все более и более настойчивыми. С того момента, как, к его ужасу, появились первые старатели, и до последней их записи прошло всего одно мгновение – несколько лет. А с поимки чужаков и мальчишки – всего одно «сердцебиение». До того же момента, когда его разбудили и сообщили, что самка сбежала, – вообще ничего. Древнейший не успел даже разъединить эффекторы и сенсоры. И вот опять ему не давали покоя. Дети метались в панике и ссорились друг с другом. Но не только их шум беспокоил его. Шум не способен был разбудить Древнейшего Его могло вырвать из забытья только физическое нападение или прямое обращение. Самым раздражающим в этом шуме являлось то, что он был обращен не к нему, хотя это имело отношение к Древнейшему. Происходил спор: несколько напуганных детей требовали, чтобы его немедленно разбудили столько же еще более панических голосов умоляли не делать этого.
А это казалось ему неправильным. Полмиллиона лет Древнейший обучал своих детей хорошим манерам. Если в нем была серьезная необходимость, к нему нужно было обратиться. Его нельзя тревожить по пустякам, нельзя будить случайно. Особенно сейчас. Особенно когда каждое пробуждение создает дополнительное напряжение для его древнего тела и он уже предчувствует время, когда совсем не сможет проснуться.
Раздражающий гам не прекращался. Древнейший активировал свои внешние сенсоры и посмотрел на детей. Он не понял, почему их здесь было так мало? Почему половина лежит на полу, очевидно, спит?
Древнейший с трудом активировал коммуникационную систему и заговорил:
– Что случилось?
Когда дети, дрожа от страха и возбуждения, начали отвечать и он разобрал, что они говорят, на его корпусе сразу вспыхнуло множество разноцветных полос. Оказалось, что самку пришельцев поймать не удалось. Младшая самка и мальчик тоже сбежали. Больше двадцати детей найдены в глубоком сне, а десятки других, отправившихся на поиски, не вернулись.
Происходило что-то ужасающе неправильное. Даже в самом конце своей полезной жизни Древнейший оставался превосходной машиной. В его распоряжении были редко используемые ресурсы, силы, которые он не призывал сотни тысяч лет.
Древнейший приподнялся, возвышаясь над детьми, словно гигантское божество, и углубился в свои воспоминания. Он искал нужные знания и руководства, соответствующие подобной ситуации. На передней плите, между выступающими визуальными рецепторами, две полированные голубые кнопки начали глухо гудеть, а над его могучим корпусом мелкая тарелка засветилась слабым фиолетовым светом.
Мумия обессиленно прислонилась к люку корабля и произнесла:
—Вы Пол Холл. Ради Бога, дайте чего-нибудь поесть, иначе я сдохну прямо у вас на глазах.
Пол удивленно смотрел мимо незнакомца и не понимал, откуда здесь мог взяться этот провонявший насквозь доходяга.
– Разве там недостаточно еды? – сказал он и кивнул на люк. Затем он протиснулся в корабль и, конечно, увидел множество пакетов с CHON-пищей, точно в том положении, в каком он их оставил.
Оказалось, что незнакомец уже рылся в контейнерах с упакованной водой, по крайней мере три пакета были надорваны, а пол был мокрый и грязный.
—Говорите спокойнее и ниже, – сказал Пол и протянул мумии пакет с едой. – Кстати, кто вы такой?
– Робин Броудхед. А что с этим делать? – Робин надорвал пакет и вытащил засохший брикет, скорее напоминающий высохшие экскременты.
– Кусайте! – раздраженно ответил Пол. Он сердился не на этого человека и не на его запах, а на себя. Пол все еще дрожал от страха. Он ужасно испугался, что неожиданно наткнулся на Древнего. Но это оказался Робин Броудхед, и Пол недоумевал, что делает этот человек на таком расстоянии от своих миллионов?
Задавать подобный вопрос Броудхеду пока было бесполезно. Он буквально умирал с голоду. Робин вертел в руках плоскую пластинку CHON-пищи, хмурился и от бессилия тряс головой. Наконец он заставил себя откусить кусочек. Как только Робин обнаружил, что брикет вполне съедобен, он стал набивать рот быстрее, чем успевали пережевывать зубы.
– Эй, полегче, – встревоженно сказал Пол. Но было уже поздно. Незнакомая сухая пища после долгого голодания подействовала, как и следовало ожидать. Броудхед подавился, закашлялся, и его вырвало. – Черт возьми! – рявкнул Пол. – Блюйте немножко потише, а то вы так ревете, что вас услышат за километр, а нам сейчас это совсем ни к чему! Тяжело дыша, Броудхед откинулся назад.
– Простите! – пробормотал он. – Я... я думал, что умру. Чуть не умер. Можете подать мне воды?
Пол позволил ему пить понемногу и сгрызть по кусочку CHON-пищи из коричневого и желтого пакетов – самых мягких из всех.
—Медленнее, – приказал он. – Позже получите еще. Пол уже начал осознавать, как хорошо иметь рядом ещеодного человека после почти двух месяцев одиночества в этой космической дыре, после всей этой беготни, постоянных прятаний, выслеживаний и бесплодных попыток вытащить своих из плена.
– Не знаю, что вы здесь делаете, – наконец проговорил он, – но я рад вам.
Броудхед слизал последние крошки с губ и умудрился улыбнуться.
—Все очень просто, – ответил он, не отводя взгляда от пищевых пакетов в руках Пола. – Я прилетел спасти вас.
Броудхед был обезвожен и чуть не задохнулся, но не очень пострадал от голода. Он до последней крошки съел все, что Дал ему Пол, и потребовал еще. Затем съел и это, после чего оказался в состоянии с помощью Пола убрать после себя мусор.
Пол нашел среди запасов Вэна чистую одежду – впрочем, на поясе она не сходилась – и отвел к самому большому желобу с водой, чтобы тот помылся. Он потребовал это не из гипертрофированной любви к чистоте, а из страха. Он знал, что Древние слышат и видят гораздо хуже людей. Но обоняние у них было поразительно развито. Через две недели после пленения Ларви, Джанин и Вэна, когда много раз он сам чудом избегал Древних, Пол научился трижды в день мыться с ног до головы. А иногда и чаще.
Пол занял позицию у пересечения трех коридоров и караулил, пока Броудхед смывал с себя грязь от тридцатидневного пребывания на корабле хичи. «Спасти нас! – про себя усмехнулся он. – Прежде всего это не совсем правда».
Пол догадывался, что намерения Броудхеда куда сложнее и тоньше. Во-вторых, планы Броудхеда и его планы, составленные им за эти два месяца, явно не совпадали. Броудхед хотел каким-то образом выманить информацию у Мертвецов, лишь смутно представляя себе, что с ней делать. И он, конечно же, ожидал, что Пол поможет ему перетащить две-три тонны механизмов по Небу хичи, невзирая на риск и не справившись о желаниях самого Пола. Беда была в том, что освободитель всегда считает себя главой операции. И Броудхед, несомненно, ожидал благодарности Пола!
«Что ж, – размышлял он, внимательно поглядывая вдоль коридоров, – в последнее время Древние не так бдительны, как были вначале. Еще один человек пригодится».
Конечно же, Пол был бы очень благодарен Броудхеду, если бы тот появился в первые дни – дни страха и отчаяния, когда он убегал, прятался, боялся надолго задерживаться на одном месте и все время строил планы, как вытащить своих из плена. Или двумя неделями позже, когда у него начал формироваться план операции, когда он рискнул проникнуть в помещение Мертвецов, установил контакт с Пищевой фабрикой и узнал, что Пейтер Хертер умер. Корабельный компьютер был для него бесполезен: тот слишком медленно работал и был перегружен передачами сообщений на Землю. Мертвецы сводили его с ума. Пол был предоставлен самому себе. И медленно начинал приходить в себя, строить планы и даже действовать.
Постепенно Пол убедился, что к Древним можно подходить совсем близко, если чисто мыться и не издавать запаха. Тогда-то он и начал осуществлять свой план. Подглядывать. Изучать. Записывать – это было труднее всего, поскольку очень сложно вести запись наблюдений за врагом, указывать, какие коридоры он посещает чаще, а в каких почти никогда не бывает, если не на чем писать. И нет часов. В неизменном светеголубых металлических стен хичи не было даже смены дня иночи.
Наконец Полу пришло в голову использовать в качестве часов при наблюдении привычки самих аборигенов станции. Когда он видел группу Древних, идущих к веретену, в котором неподвижно лежал Древнейший, он знал, что они идут спать. Они ложились спать все в одно и то же время – вернее, почти все, как будто повинуясь неслышному приказу. Поэтому иногда он осмеливался все ближе и ближе подходить к месту, где держали взаперти Вэна, Джанин и Ларви. Пол даже видел их издали. Несколько раз, прячась за кустом фруктоягод, когда Древние начинали просыпаться, он, затаив дыхание, всматривался меж ветвей в этих полуразумных обезьян и потом убегал.
Пол уже почти знал, что делать. Он все тысячу раз передумал. Древних было не больше ста, ходили они группами по двое и трое. Ему оставалось решить, как одному справиться с группой из двоих-троих Древних.
В то время Пол Холл, худой и сердитый, как никогда в жизни, думал, что знает, как спасти своих. В первые дни панического бегства и укрывательства, после пленения членов экспедиции он далеко углублялся в зеленые и красные коридоры Неба хичи. В некоторых из них царил полумрак. В других в воздухе стоял неприятный запах, а когда он остался там ночевать, то проснулся с головной болью. И повсюду стояли разнообразные непонятные агрегаты, машины, механизмы и разного рода приспособления. Некоторые из них негромко жужжали и тикали, на других вились бесконечные радужные ленты.
Пол не мог оставаться в этих местах, потому что там не было пищи и воды, и не мог отыскать то, что искал. Настоящего оружия на станции не было. Возможно, хичи в нем просто не нуждались. Но у одной машины сбоку были металлические прутья. Пол с трудом оторвал их, и машина не взорвалась, не ударила его током, хотя он этого опасался.
Теперь у него было копье – оружие, с которым он намеревался сражаться против сотни Древних.
Несколько раз Пол натыкался на машины, которые показались ему уменьшенной версией знаменитых прокладчиков туннелей хичи. И, как это ни странно, они работали То, что хичи делали, они делали навсегда.
Полу потребовались целых три дня, полных ежесекундного страха, жажды и кропотливой работы, чтобы заставить машины действовать. Он часто останавливался, пробирался в золотые коридоры или на корабль за пищей и водой. И все время Пол ожидал, что грохот работающих машин привлечет к нему внимание Древних, прежде чем он будет готов. Но ничего такого не случилось.
В конце концов Пол научился нажимать рычаг, отчего на пульте управления вспыхивали многочисленные огни, поворачивать тугие колеса, заставляя машину двигаться вперед и назад. Он разобрался, что если наступить на большую педаль, то перед машиной появится голубоватое сияние, размягчающее даже металл хичи. Но все это сопровождалось ненужным шумом. К тому же Пол боялся, что повредит что-нибудь в самом Небе хичи, если и не вызовет внимание Древних.
Когда он начал двигать машину к избранному им месту, она катилась на роликах почти беззвучно. Пол остановил ее и задумался.
Он знал, куда и когда ходят Древние. У него было копье, которым можно убить одного жителя Неба хичи. Он мог даже справиться с двумя или тремя Древними, если попробовать захватить их врасплох. Кроме того, у Пола была машина, которая невероятно горячим пламенем могла уничтожить любое количество Древних, если они окажутся перед ней.
Из всего этого вырабатывалась стратегия, которая при нормальном везении должна была подействовать.
И все же это было рискованно, очень рискованно. Пол слишком многого не знал об обитателях Неба хичи. Древние как будто не были вооружены, но кто знал, что они умеют и какое оружие у них может оказаться. Его давно подмывало начать убивать их по одному, искусно и осторожно, не привлекая внимания всего племени. Потом же, когда он будетготов, вступить в схватку со всеми оставшимися, он собирался использовать машину. Но насколько велики его шансы на успех, он даже не мог предположить. А главное, Пола смущала большая машина, этот Древнейший, которого он мельком видел раза два издали. Ему казалось, что Древнейший не должен был вмешиваться. Но кто мог дать ему гарантии, что это так?
Ответов на многие важные вопросы не было. Пол жил только одной надеждой на благосклонность судьбы. Он видел, что Древнейший слишком велик, чтобы продвигаться по коридорам, за исключением золотых. Да и вообще этот шагающий агрегат приходил в движение не часто. И Пол надеялся, что, может, ему удастся каким-то образом подманить хозяина Неба хичи к всепожирающему жару туннелепрокладочной машины. Впрочем, это, конечно, была не машина для прокладки туннелей, хотя действовала она по тому же принципу.
И все же на всех ступенях план казался ему ненадежным. Но вера в успех не покидала его.
Однако не риск все это время останавливал Пола.
Пол Холл, который скрывался от Древних в туннелях Неба хичи, строил планы его захвата, полубезумный от гнева и беспокойства за пленников, не совсем сошел с ума. Это был все тот же Пол Холл, чьи мягкость и терпение когда-то убедили Дорему Хертер выйти за него замуж, который принял ее дерзкую взбалмошную сестру и неуживчивого отца как неотъемлемую часть договора. Он очень хотел освободить их и вернуться вместе с ними на Землю. Даже с риском для собственной жизни. У него всегда была вполне реальная возможность отказаться от риска, прокрасться на корабль Вэна, вернуться на Пищевую фабрику и потом медленно, в одиночестве и печали вернуться на Землю к ожидавшим его богатству и славе.
Правда, помимо риска, существовал еще один трудно-Разрешимый вопрос. Это – уничтожение почти целой расы живых и разумных существ. Конечно, Древние забрали у него жену, но, в сущности, не причинили ей вреда. И как Пол ни старался, он не мог убедить себя, что имеет право их уничтожить.
...И тут появился этот «освободитель», полуживой одиночка по имени Робин Броудхед. Он выслушал планы Пола хитро улыбнулся и достаточно вежливо сказал:
—Вы все еще работаете на меня, Холл. Поступим по-моему.
—К дьяволу с вашей работой!
Несмотря на грубость, Броудхед не изменил своей вежливости. Ванна и немного еды сотворили с ним чудо, и Робин миролюбиво произнес:
—Главное сейчас – выяснить, что нам противостоит. Помогите мне перетащить оборудование информационного процессора к Мертвецам, и мы все узнаем. Это прежде всего.
—Прежде всего надо освободить мою жену!
– Зачем, Холл? Ей ничего не угрожает, вы сами это сказали. Я не говорю о долгой отсрочке. Может быть, не больше одного дня. Узнаем, что сможем, от Мертвецов. Запишем все, вытащим у них все возможное. Потом унесем записи на мой корабль и тогда...
—Нет. – Да!
—Нет, и говорите потише! – Они ссорились, как дети на школьном дворе, оба красные и сердитые, глядя в глаза друг другу. Наконец Робин Броудхед покачал головой, улыбнулся и сказал:
– Черт возьми, Пол! Вы думаете о том же, о чем и я? Пол Холл позволил себе расслабиться. И через секундуон ответил:
—Я считаю, что нам вдвоем стоит подумать над предстоящими действиями, а не спорить, кто должен принимать решения.
– Я с вами абсолютно согласен, – улыбнулся Броудхед. – Знаете, в чем моя беда? Я так удивился, что выжил, что все еще никак к этому не могу привыкнуть.
Им потребовалось всего шесть часов, чтобы установить процессор PMAL-2, но это были шесть часов тяжелейшейработы. К концу они оба выбились из сил. Они понимали, что разумнее было бы поспать, но оба не могли сдержать нетерпения. Как только они подсоединили источник энергии к банкам программ, записанный голос Альберта шаг за шагом объяснил им, что делать дальше. Сам процессор они установили в коридоре, его речевые терминалы – внутри помещения Мертвецов, рядом с радиосвязью. После этого Робин взглянул на Пола, Пол пожал плечами, и Робин начал осуществлять программу.
Из терминала донесся голос: «Генриетта! Генриетта, дорогая, ты меня слышишь?» Но никакого ответа за этим не последовало. Программа, которую написал Альберт с помощью Зигфрида, попыталась снова: «Генриетта, это Том. Пожалуйста, ответь мне».
Было бы быстрее привлечь ее внимание набором кода, но это выглядело бы несколько неестественно – давно потерянный муж добрался до своей жены по радио.
Голос попробовал снова, потом еще раз. Пол нахмурился и с досадой прошептал:
—Не сработало.
– Подождите, – отмахнулся от него Робин.
Они еще долго ждали, нервничали, а мертвый голос компьютера продолжал уговаривать Генриетту. И наконец в ответ послышался тихий неуверенный шепот:
– Том? Томазино, это ты?
Пол Холл был нормальным человеком, может, не в луч-Шей форме после четырех лет заключения на корабле, затем на Пищевой фабрике и на Небе хичи. Он был достаточно нормальным, чтобы ощущать естественную для его пола и возраста похотливость, но то, что он слышал, ему совсем не хотелось слышать. Он в замешательстве улыбнулся Робину Броудхеду, тот ответил тем же. Унизительно было стать свидетелем болезненной нежности и уязвленной ревности посторонних людей. Невольные свидетели в таких случаях обычно улыбаются. Например, частные детективы, специализирующиеся на разводах, для забавы прослушивают в компании постельные записи. Но это было совсем не весело! Генриетта, любая Генриетта, даже машинное привидение с таким именем, совсем не была смешна в порыве страсти, когда считала, что ее обманывают и предают. Программа, имитирующая ее мужа, делала это очень искусно. Она просила прощения и умоляла, она даже плакала, свистящими хриплыми рыданиями, когда плоский голос самой Генриетты прерывался рыданиями печали и безнадежной радости. А потом программа, как и было предусмотрено, приготовилась к убийству.
– Не сможешь ли ты, дорогая Генриетта... не известно ли тебе, как управляется корабль хичи?
Последовала затяжная пауза. Компьютерная Генриетта колебалась. Затем голос мертвой женщины произнес:
– Да, Томазино.
Следующая пауза длилась, пока запрограммированный обманщик не решил заполнить пробел:
– Если ты сможешь, дорогая, я думаю, что сумею добраться до тебя. Я нахожусь в каком-то корабле. Кажется, это рубка управления. Если бы я знал, как его заставить двигаться...
Полу не верилось, что даже плохо записанный компьютерный разум поддастся на такую явную фальшивку. Но Генриетта клюнула.
Отвратительно принимать участие в обмане, но он участвовал, а когда Генриетта начала говорить, ее невозможно было остановить.
—Тайна управления кораблями хичи ? Конечно, дорогой Томазино!
И мертвая женщина предупредила своего несуществующего возлюбленного, что передает для записи ускоренную информацию, и разразилась свистящим треском машинного разговора. Пол не мог расслышать ни слова в этом шуме. Но Робин Броудхед, слушавший через наушники особое сообшение своего компьютера, улыбнулся, кивнул и поднял сомкнутые кольцом большой и указательный пальцы в знак успеха.
Затем Пол утащил его в коридор.
– Если вы получили то, что нужно, давайте уйдем отсюда! – тихим, но очень энергичным шепотом попросил он.
—Получил! – ответил Робин. – Она все рассказала. У нее связь со всеми механизмами, управляющими этой штукой, она входит в ее мозг и все нам рассказывает..
—Прекрасно. Теперь пойдем отыщем Ларви! Броудхед посмотрел на него не сердито, а скорее умоляюще и ответил:
– Еще несколько минут. Кто знает, что она может выдать?
– Нет!
—Да! – Они взглянули друг на друга, и оба покачали головами. – Предлагаю компромисс, – сказал Робин Броудхед. – Пятнадцать минут, ладно? А потом пойдем освобождать вашу жену.
Они, печально и одновременно удовлетворенно улыбаясь, вернулись к прежнему месту, но радость от маленькой победы быстро улетучилась. Голоса не были больше интимно мягкими. Генриетта и ее компьютерный муж почти ссорились. Послышался щелчок и металлический голос резко произнес:
—Ты был свиньей, Том!
На что программа попыталась ответить более или менее рассудительно:
—Но, Генриетта, дорогая! Я только пытаюсь узнать...
—То, что ты пытаешься узнать, – негодующе проговорил голос Генриетты, – зависит только от твоих способностей Учиться. Я пытаюсь рассказать тебе кое-что куда более важное! Я и раньше пробовала это сделать. Пыталась на протяжении всего пути сюда, но нет, ты не желал меня слушать, ты хотел только уединяться в шлюпке с этой толстой сукой...
Программа прекрасно знала, когда следует раскаиваться, и принялась успокаивать истеричную Генриетту:
—Прости, Генриетта, дорогая. Если ты хочешь поучить меня астрофизике, я согласен.
—Засунь себе в задницу свое согласие! – продолжала неистовствовать обиженная жена. – Это ужасно важно, Том! – воскликнула она и вдруг сменила гнев на милость. – Хорошо,Том. Но нам придется вернуться к Большому Взрыву. Ты слушаешь меня, Том ?
—Конечно, дорогая, – ответила программа самым искренним и любящим голосом.
—Хорошо! Все начинается с образования вселенной, и мы достаточно неплохо знаем этот процесс, за исключением одного переходного момента, который не совсем ясен. Назовем его моментом X.
—Ты хочешь рассказать мне, что такое этот момент X, дорогая ?
—Заткнись,Том! – нервно ответила Генриетта. – И слушай! До момента X вся вселенная представляла собой крошечный шар диаметром порядка нескольких километров, сверхплотный, сверхгорячий, настолько сжатый, что у него не было никакой внутренней структуры. Потом из-за внутреннего напряжения он взорвался и начал стремительно расширяться. Это происходило до самого момента X, и данная часть развития событий в общем ясна. Ты слушаешь меня, Том ?
– Да, дорогая. Это обычная космология, верно ?
—Ты только слушай, – выдержав зловещую паузу, сказала наконец Генриетта. – После момента X вселенная продолжала расширяться. По мере ее расширения небольшие сгустки материи начали конденсироваться. Вначале появились элементарные частицы, адроны и пионы, электроны и протоны, нейтроны и кварки. Потом стала возникать подлинная материя-Настоящие атомы водорода, затем даже атомы гелия. Расширение объема газа стало замедляться. В огромных облаках начались турбуленции. Гравитация стала собирать эти облака в сгустки. Объем их сокращался, и повышенная температура сжатия запустила ядерные реакции. Облака раскалились Так рождались первые звезды. Остальное, – закончила Генриетта, – мы можем наблюдать и сегодня.
Программа Альберта подхватила намек.
—Понимаю, Генриетта, это все очень интересно. Но я упустил, о каком промежутке времени мы говорим ?
—Хороший вопрос, – ответила она, но в голосе ее не слышалось удовольствия. – От начала Большого Взрывамомента X три секунды. От момента X до настоящего времени примерно восемнадцать миллиардов лет. И мы уже здесь.
Фальшивый возлюбленный Генриетты не был рассчитан на восприятие сарказма, хотя он ощущался даже в плоском металлическом голосе. Но программа продолжала стараться, как могла:
—Спасибо, дорогая, – сказала она, – а теперь расскажи мне об этом особом моменте X.
—Сию минуту, мой дорогой Томазино, – ласково ответила она, – только ты совсем не мой дорогой Томазино. Этот тупоголовый болван не понял бы ни одного моего слова, а мне не нравится, когда меня дурачат.
Как ни старалась дальше программа Альберта, как ни пытался Робин Броудхед, сбросивший свою маску, обратиться к ней непосредственно, Генриетта больше ничего не выдала.
—К чертовой матери! – проговорил наконец Броудхед. – У нас хватает забот на следующие несколько часов. Для этого не нужно возвращаться на восемнадцать миллиардов лет назад. – Он нажал кнопку на боку процессора и подхватил то, что выпало из него, – толстую мягкую ленту, на которой было записано все изложенное Генриеттой. – Вот за этим я и прилетел, – сказал он с грустной улыбкой. – А теперь, Пол, попробуем решить вашу маленькую проблему, а потом отправимся домой и будем тратить свои миллионы!
В глубоком беспокойном сне Древнейшего не было видений, но были сплошные беспокойства. Раздражения поступали все быстрее и быстрее, они становились все более и более настойчивыми. С того момента, как, к его ужасу, появились первые старатели, и до последней их записи прошло всего одно мгновение – несколько лет. А с поимки чужаков и мальчишки – всего одно «сердцебиение». До того же момента, когда его разбудили и сообщили, что самка сбежала, – вообще ничего. Древнейший не успел даже разъединить эффекторы и сенсоры. И вот опять ему не давали покоя. Дети метались в панике и ссорились друг с другом. Но не только их шум беспокоил его. Шум не способен был разбудить Древнейшего Его могло вырвать из забытья только физическое нападение или прямое обращение. Самым раздражающим в этом шуме являлось то, что он был обращен не к нему, хотя это имело отношение к Древнейшему. Происходил спор: несколько напуганных детей требовали, чтобы его немедленно разбудили столько же еще более панических голосов умоляли не делать этого.
А это казалось ему неправильным. Полмиллиона лет Древнейший обучал своих детей хорошим манерам. Если в нем была серьезная необходимость, к нему нужно было обратиться. Его нельзя тревожить по пустякам, нельзя будить случайно. Особенно сейчас. Особенно когда каждое пробуждение создает дополнительное напряжение для его древнего тела и он уже предчувствует время, когда совсем не сможет проснуться.
Раздражающий гам не прекращался. Древнейший активировал свои внешние сенсоры и посмотрел на детей. Он не понял, почему их здесь было так мало? Почему половина лежит на полу, очевидно, спит?
Древнейший с трудом активировал коммуникационную систему и заговорил:
– Что случилось?
Когда дети, дрожа от страха и возбуждения, начали отвечать и он разобрал, что они говорят, на его корпусе сразу вспыхнуло множество разноцветных полос. Оказалось, что самку пришельцев поймать не удалось. Младшая самка и мальчик тоже сбежали. Больше двадцати детей найдены в глубоком сне, а десятки других, отправившихся на поиски, не вернулись.
Происходило что-то ужасающе неправильное. Даже в самом конце своей полезной жизни Древнейший оставался превосходной машиной. В его распоряжении были редко используемые ресурсы, силы, которые он не призывал сотни тысяч лет.
Древнейший приподнялся, возвышаясь над детьми, словно гигантское божество, и углубился в свои воспоминания. Он искал нужные знания и руководства, соответствующие подобной ситуации. На передней плите, между выступающими визуальными рецепторами, две полированные голубые кнопки начали глухо гудеть, а над его могучим корпусом мелкая тарелка засветилась слабым фиолетовым светом.