Мощный поток звуков наполнил комнату. Платон Григорьевич хотел было уменьшить громкость и уже взялся за ручку, но Диспетчер остановил его.
   — Ничего, — сказал он. — Пусть идет на полной громкости… Мне легче будет представить себе, что сейчас творится на площади.
   — Показался корабль, — сказал Платон Григорьевич. — Но ведь это диск! Какой громадный… Он сейчас над ГУМом, делает круг над площадью, один… Но он невероятных размеров!
   — Сто пятьдесят метров в диаметре, — сказал Диспетчер,-и это далеко не предел. Но что там, что вы видите, Платон Григорьевич?
   — Он опускается прямо на площадь. Ужасно, что вы не можете сами…
   — Ничего, ничего, я знаю твердо, что скоро буду видеть и буду летать, мне много предстоит интересных дел… Ну как? Он уже совершил посадку?
   — У него снизу какие-то черные шары…
   — Это амортизаторы, самые обыкновенные надувные амортизаторы, заменяющие ему шасси…
   — Все! Он сел… Вы слышите, что делается на площади?
   А по площади после минутного молчания пронесся единый крик, в нем были изумление, и радость, и полнота чувств: ведь каждый, кто был там, вблизи Мавзолея, чувствовал и себя участником этого необыкновенного события. Впрочем, это не относилось ко всем без исключения: глаз телевизора скользнул по группе военных атташе иностранных держав…
   — Люк открыт? Платон Григорьевич, они уже открыли люк?
   — Да, люк открывается… По-моему, это Ушаков… Ну конечно, это он, а вот еще один выходит и еще…
   — Считайте, Платон Григорьевич, скорее считайте!
   — Их двадцать два… — после некоторого молчания сказал Платон Григорьевич.
   — Почему не двадцать пять? Вы правильно считали? Вы не ошиблись?.. Да, да, я совсем забыл о программе встречи… Трое останутся в корабле, чтобы отвести его на базу, к нашему озеру… Теперь дело пойдет вперед семимильными шагами, впереди новые перелеты, и какие перелеты, Платон Григорьевич!.. Но я вам скажу откровенно. Без тех странных приборов, что встречались нам в окололунном пространстве, все это было бы позже, много позже. Ведь мы после каждой встречи с ними меняли направление конструкторских работ. Многое было показано, а многое очень тонко подсказано… А тогда, в момент нашего столкновения с тем призрачным диском, мне почудились фигуры каких-то людей… Нет, не наших, земных людей. В чем-то они были другими… Мой мозг, несомненно, воспринял какие-то сигналы, какие-то образы…
   — Но согласитесь, Михаил Антонович, что это все представляется невозможным. Если эти люди находились в другой звездной системе, то время прохождения сигнала будет исчисляться многими тысячами лет.
   — Вот в этом я сейчас и сомневаюсь. Быть может, процесс обмена информацией происходит безэнергетическим путем. Пусть мне было передано нечто, но и я передал в этот далекий мир частицу нашего знания… Кое с чем в этом роде мы ведь встречаемся уже при анализе процессов в микромире, в мире элементарных частиц. А природа часто повторяет на высших ступенях то, что было характерно для начальных этапов развития материи.
   — Так как же назвать то, что происходило на наших глазах?
   — Вы подразумеваете цепь?
   — И всю историю с цепью и налеты этих призрачных аппаратов — словом, все, чему мы были свидетелями…
   — Это была передача, передача ряда технических сведений. Передача от какого-то далекого братства людей, которое обогнало нас в своем развитии.
   Диспетчер вдруг замолчал, а потом тихо спросил:
   — Вот здесь, Платон Григорьевич, здесь что-то белое?..
   Он притронулся к руке Платона Григорьевича и закричал громко, на всю комнату, и в его крике потонули и звуки маршей и шум ликующей толпы демонстрантов.
   — Это же ваша рука! Так я буду видеть! — кричал Мельников. — Я буду видеть, Платон Григорьевич!..
 
* * *
 
   Рисс Банг сошел вниз и, обогнув сотрудников, отдыхавших на пляже, прошел к морю. Он шел медленно, широким шагом и вскоре скрылся из виду.
   — Что с ним? — спросил один из сотрудников. — Он на себя не похож.
   — Рисс Банг закончил сегодня работу с любопытной планетой, юноша, — сказал другой и, размахнувшись, бросил плоский камень в воду. — Я видел отчет. Эта планета симметрична нашей. Банг вел передачу сквозь ядро Галактики.
   — А я хотел сегодня поговорить с ним, — сказал первый. -
   Пойди догони его, — сказал кто-то на берегу. — Банг никогда не откажется поговорить. Кому-кому, а ему есть что рассказать… Ну, Айя, смелее…
   Юноша, по имени Айя, с секунду колебался.
   — Ну, прогонит так прогонит, — сказал он и побежал вдоль берега туда, где скрылся Рисс Банг. Рисс Банг сидел на песке, прислонившись к песчаному обрыву. Он смотрел на заходящее солнце и о чем-то думал.
   — Это ты, Айя? — спросил он, не поворачивая головы. — Что тебе нужно?
   — Рисс, — Айя тяжело дышал, — Рисс, я ведь все узнал… Когда ты дашь мне планету?
   — Еще рано, — сказал Рисс.
   — Говорят, ты сегодня закончил работу с симметричной планетой?.. — сказал Айя. — Может быть, нужно продолжить наблюдения?
   — С ней все кончено, — устало сказал Банг.
   — И успешно?
   — Да, успешно…
   — Ты передал техническую новинку? Я представляю, что творилось бы с нами, если бы кто-нибудь со стороны стал вмешиваться в нашу историю…
   — Это будет.
   — Я не понимаю, Банг…
   — Та планета получила хороший толчок… Она обгонит нас.
   — Рисс Банг, что ты говоришь? Мы ведь в группе старших планет Галактики?
   — Да, обгонит… Я это понял недавно…
   — И возможно обратное вмешательство?
   — Безусловно. И на твоей памяти, Айя…
   — Банг, ты как-то странно говоришь… Ведь тебе совсем немного лет… И ты провел в эмиссионных камерах сравнительно немного часов…
   Рисс Банг покачал головой.
   — Нет, Айя, нет… Это мой последний вечер… Я отдал этой планете нечто большее, чем знание, я отдал себя… А сейчас иди, Айя. Я хочу проводить наше светило… Там, на той планете, его называют Солнце… Прощай, Айя…