- Аркадий, меня интересует другое... Можно ли создать такую машину, поведение которой было бы полностью подобно поведению человека? Пусть несколько чудаковатого, но человека? Чтобы эта машина вошла в жизнь, общалась с людьми и была принята за живое существо...
- Ах так? Ну, в виде такой игрушки, это даже забавно... Ты что же, думаешь создать такой агрегат? Это не было бы особенно сложным. Видишь ли, если в средние века были сделаны знаменитые андроиды... помнишь, швейцарскими часовщиками? И эти автоматы могли красиво писать несколько слов, посыпать написанное песком и даже рисовать. В наше же время, когда вместо зубчатых колесиков и червячных передач мы можем применить электронику и электромагнитные приспособления, вполне мыслима такая игрушка, которая сможет заменить банк с его сотнями служащих или которая сможет давать ответы на любые вопросы, справляясь с энциклопедией. Смотри, Димка, я тоже увлекся... И это, повторяю, не так уж сложно. Можно было бы создать в "памяти" такой игрушки запас слов разговорного порядка, и я думаю, что такая игрушка могла бы беседовать вполне логично и даже сойти за какого-нибудь оракула. Правда, применений я не вижу... Может быть, разве в цирке... Да, скорее всего - в цирке. Это был бы коронный номер! Выступает кандидат физико-математических наук Михантьев со своим механическим человеком Бом-Бомом или Дзинь-Дзинем. В конце концов, обыденное общение между людьми - весьма элементарная операция по сравнению с тем, что сегодня, скажем, проделывала наша электронная машина, которую мы используем для вспомогательных расчетов. Можно сделать и так, чтобы этот автомат был внешне похож на человека, двигался бы и был бы устойчив, так как мы давно уже решили вопросы механического равновесия. В авиации такие приборы известны давным-давно, например авиационные гироприборы. Ну, а в свободное от выступлений время такой автомат мог бы заниматься сборкой себе подобных, наделал бы их с сотню штук, и в один прекрасный день они выгнали бы всю публику из цирка и сами смотрели бы цирковую программу, аплодируя стальными ладошками в нужных местах.
- Мне не смешно, Аркадий.
- Что-то в этом роде я читал, прости меня.
- Но чем же такой автомат будет отличаться от человека?
- Отличаться? Как тебе сказать... Тем, что он - не человек, что он автомат. Тем, что тот, кто ударит топором по такому сооружению, разрушит механизм, совершит варварство по отношению к технике, но не совершит преступления, так как никого не убил - не убил живое существо. И потом, все ведь у него будет искусственным. Ни одно решение, ни одно действие его не будет сопровождаться грустью или радостью, все будет игрой, небольше; сколь угодно сложной, разнообразной, но всего лишь игрой.
- Но ведь и люди иной раз играют?
- Да, но они не всегда играют, и если ты с умом и сердцем, то всегда отличишь игру от... а, вот в чем дело - игру от переживания. Вот, вот переживание! Переживания никогда, даже через тысячи лет, не будут доступны автомату. Пусть этот автомат будет улыбаться и гримасничать, но никакого переживания за этими гримасами не будет.
- И это можно увидеть?
- Это можно почувствовать. Как бы искусно ни был он сделан, ты почувствуешь, что в его проводах-жилах поток электронов, а не живая кровь... Ведь чувствуешь же ты вот тот наигрыш у живых людей, о котором мы говорили. Все-таки природа человеческая на ближайший миллион лет будет бесконечно сложнее и тоньше, глубже и многообразней любой, даже сверхгениальной человеческой выдумки. В человеке - все прошлое его предков и он сам - его жизнь, стремление, переживания и его будущее... Отсюда вся живая ткань человеческих отношений: здесь и мимолетные душевные движения, и любопытство, и беспрерывная смена темпов, одно волнует, другое нет, и сердце бьется то медленнее, то стремительнее... Все так... Но занимайся делом, Димка!
- Так ты говоришь, что переживания - это главное... И я должен был это почувствовать...
- Как?! Ты не пьян, Дмитрий?
- Нет, нет! Спасибо, Аркадий, большое спасибо! Ты мне дал очень интересный ключ к одному важному вопросу.
- Для тебя я всегда дома, всегда тебе рад, приходи, Дмитрий. Да, так ты все-таки что-то обнаружил?
- Я совершенно случайно наткнулся на еще более загадочное явление... Конечно, большое тебе спасибо за расчет, но, Аркадий... Слушай, мой друг, ты так безжалостно все проанализировал, для тебя все так просто, что завтра я тебя кое с кем познакомлю... Ты когда будешь в лаборатории?
- Завтра с одиннадцати. А с кем ты меня хочешь познакомить?
- Увидишь... Будь здоров, Аркадий.
Дмитрий Дмитриевич повесил трубку и сказал:
- Переживания! Я много говорил с Человеком, смотрел на него во все глаза... Он переживал, волновался, думал, смеялся, сердился, он - человек! Или я сам деревяшка!
ЧЕЛОВЕК ХОЧЕТ МЕДИ
На следующее утро Дмитрий Дмитриевич проснулся от невероятно громкого хруста. Он не сразу пришел в себя, и первая его мысль была о том, что сегодня в одиннадцать часов утра Аркадий ждет его в своем институте и что необходимо уговорить Человека пойти туда. Хруст не прекращался. Вначале Дмитрию Дмитриевичу показалось, что звук этот доносится с улицы. Распахнув окно, он выглянул во двор, но там все было тихо. Хруст соединился с пронзительным металлическим скрежетом. Дмитрий Дмитриевич как был - босиком и в трусах заглянул в кабинет. То, что он увидел, было совершенно поразительным. Человек сидел на корточках и грыз железную спинку своей кровати. Части спинки уже не было. Дмитрий Дмитриевич ахнул, зажмурил глаза, тряхнул головой и огляделся.
Первое, что привлекло его внимание, была картина - единственное украшение его кабинета. Нарисованная каким-то австрийским художником, она изображала сценку из крестьянской жизни. Несколько женщин в ярко-красных головных платках собирали и складывали на телегу снопы сена. Сейчас вместо головных платков были дыры, позолоченный багет был ободран, проглядывало дерево... Везде, где был красный цвет, торчали клочья холста... Осциллограф, стоявший открытым, также подвергся нещадному разорению. Стеклянная трубка была без цоколя, и Дмитрий Дмитриевич тотчас же вспомнил, как ночью, когда он спал, ему послышался громкий хлопок: это, видимо, вошел воздух в разбитую трубку.
Человек жадно чавкал, поглощая металлическую спинку кровати, и не замечал Дмитрия Дмитриевича. Он оторвался от своего занятия с таким видом, словно сказал себе: "Ну, этого мне достаточно..." Выпрямившись, он неверной походкой приблизился к письменному столу и, оторвав медные ручки от ящиков, также отправил их в рот.
- Хочу медь! Медь! - тихо сказал он.
- Вы что? Что вы делаете? Вы голодны? - растерянно спросил Дмитрии Дмитриевич. Человек не обернулся.
- Да, - проговорил он. - Да, я голоден. Я голоден, и мне очень многого не хватает. Мне не хватает кадмия и ниобия, вольфрама и сурьмы, мне многого не хватает!
- На чем же вы будете спать? Вы же испортили кровать...
Человек не ответил.
- А картина? А осциллограф?..
- Мне нужен был кадмий. Кадмий содержался в красных пятнах этой материи... - Он говорил как во сне и тихонько покачивался на -прямых ногах.
Дмитрий Дмитриевич помолчал. Видимо, у Человека снова был странный приступ оцепенения, свидетелем которого Дмитрию Дмитриевичу приходилось быть уже не один раз.
- Одевайтесь, - нерешительно сказал Дмитрий Дмитриевич. - Одевайтесь и идемте... Человек обернулся и вдруг ожил.
- Куда? - спросил он, одним движением надевая гимнастерку.
Дмитрий Дмитриевич обратил внимание на то, что латунных пуговиц с пятиконечными звездочками на ней уже не было.
- Вы не думайте, что я этим питаюсь, - сказал Человек, поймав взгляд Дмитрия Дмитриевича, устремленный на пучки ниток в тех местах, где были пришиты пуговицы. - Мне это нужно. Мне не хватает ниобия и вольфрама, кадмия и...
- Понятно, - прервал его Дмитрий Дмитриевич. - А мне сейчас нужно, чтобы вы отправились вместе со мной к одному моему приятелю.
- К нему домой?
- Нет, в лабораторию.
- В лабораторию! Это интересно... В ваших лабораториях хранятся самые различные вещества. Я смогу там получить медь и вольфрам?
- Сколько угодно. Я постараюсь попросить моего приятеля... Если вы ему понравитесь...
- Он настоящий ученый? Может быть, как ваш Пшеничный?
- Да, настоящий, и я думаю, что вы ему понравитесь, если только не начнете с того, что сожрете какой-нибудь важный прибор.
- Нет, нет, меня не интересуют приборы, мне нужно вещество.
Дмитрий Дмитриевич уже почти не сомневался в том, что перед ним нечеловек...
Аркадий Владимирович ждал их, и, когда они выписывали пропуск и препирались по поводу того, что на временном удостоверении Человека не было фотокарточки, он сошел вниз и помог уговорить служащего, выписывающего пропуска.
Он окинул Человека небрежным и равнодушным взглядом и повел гостей по коридору. Вскоре они вышли на галерею, которая тянулась вдоль стены огромного зала на уровне второго этажа. Галерея была затянута металлической сеткой с крупными ячейками. Посередине зала испытывался гигантский трансформатор величиной в пятиэтажный дом, и между блестящими шарами, диаметром в несколько метров, проскакивала искусственная молния, сопровождаемая могучими громовыми раскатами, похожими на пушечные выстрелы.
Поведение Человека стало странным. Его походка изменилась, он шел, чеканя шаг, с полузакрытыми глазами, и каждый разряд сопровождался болезненным подергиванием его лица. Казалось, блеск и грохот разрядов причиняют ему невероятную боль.
- Это защита? - спросил Дмитрий Дмитриевич, показывая на сетку.
Аркадий Владимирович кивнул.
- Скорее отсюда, скорее, - негромко сказал Человек.
- Ему нехорошо... - прошептал Аркадий Владимирович.
Галерея окончилась, и Человек устремился в открытую дверь нового коридора. Он обогнал и Аркадия Владимировича, и Дмитрия Дмитриевича.
- Нам налево! - крикнул Аркадий Владимирович.
Он стал очень сосредоточенным, и Дмитрий Дмитриевич понял, что его равнодушие к человеку было напускным.
- Я кое-что придумал, - успел шепнуть Аркадий Владимирович на ухо Михантьеву. (Они задержались у дверей лаборатории.) - Ты обратил внимание на его поведение в экранизированной галерее и на его реакцию на электрические разряды? Где ты его откопал?
Дмитрий Дмитриевич только усмехнулся в ответ.
Они вошли в лабораторию, где восемь инженеров и техников собирали макет какой-то очень сложной установки, от которой тянулись пучки проводов.
Провода расходились по всей комнате и присоединялись к черным коробкам измерительных приборов, блестящими стальными прищепками - "крокодильчиками" цеплялись за обнаженные клеммы осциллографов. Трое инженеров сидели в стороне и что-то вычерчивали, нетерпеливо и напряженно наморщив лбы. На Человека никто не взглянул, никто не поднял головы.
- Вы посидите за этим столом, - сказал Человеку Аркадий Владимирович, вот вам стопка журналов. А мы немного побеседуем с Дмитрием Дмитриевичем.
- Не забудьте, - сказал Человек, - про медь и вольфрам. - Что?
- Нет, нет, я не забуду, - торопливо ответил Дмитрий Дмитриевич.
- О чем вы будете разговаривать? - вдруг забеспокоился Человек.
- Это касается семьи, семьи Аркадия Владимировича, - сказал Дмитрий Дмитриевич.
- Семья? Это комбинация из ближайших родственников?
- Да, да, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - Комбинация...
Аркадий Владимирович открыл дверь своей рабочей комнаты и, обернувшись, впервые внимательно взглянул на Человека.
- Я удивляюсь тебе, Дмитрий! - сказал Аркадий Владимирович, когда они остались одни. - Удивляюсь! Ты что, с ума сошел?! Да как же ты можешь такое событие держать в тайне? Я не хочу ему показывать, насколько я заинтересовался... Это же посланец какого-то другого мира! Ты это. знаешь?
- Боюсь, что тут сложнее... Аркадий! У меня очень серьезное подозрение, что он вообще нечеловек, что это робот, автомат.
Аркадий Владимирович нетерпеливо махнул рукой.
- Я тоже подумал это, когда увидел, как он реагирует на разряды в нашем зале испытаний... Но у него совершенно человеческая мимика... И как ты смеешь секретничать? Ты совершаешь преступление! Да это и вообще небезопасно!.. И какие у тебя данные, что он не принадлежит к живой природе, что он создан искусственно?
Дмитрий Дмитриевич вынул из кармана пиджака рентгенограмму, полученную от Геннадия Матвеевича вчера вечером, и рассказал ее историю.
- И, кроме того, - сказал он, - сегодня утром он повел себя совсем уже откровенно. Учинил полный разгром в моей комнате, изгрыз спинку кровати, на которую мы его укладывали спать, а сейчас требует - слышишь? - требует меди...
- Я слышал... Не давать! Не давать ни в коем случае!.. Неслыханно! Аркадий Владимирович зашагал по комнате, потирая руки. - Да, да, это может быть очень опасно. Позже ты мне все подробно расскажешь, а сейчас... Ни в коем случае не давать ему того, что он просит. Он может такое учинить... Он, видимо, хочет изготовить еще пару себе подобных-.
- Я тоже об этом подумал. Но до сих пор он вел себя очень и очень покладисто. И я еще .не хотел бы... изменять к нему отношение... Нужно было бы привлечь, теперь уже по настоящему, медиков, устроить консилиум...
- Что ты говоришь! Какая там медицина, какие консилиумы? - свирепо сказал Аркадий Владимирович. - Я немедленно созваниваюсь с самыми крупными специалистами по автоматике и кибернетике. Мы сможем к завтрашнему утру составить такой "ансамбль" из шести-семи докторов наук, что из твоего Человека все вытрясем: мы разденем его, понимаешь? И это нужно делать немедленно. Он, может быть, против своей воли будет источником громадных открытий. Я сейчас припоминаю свое ощущение в тот момент, когда я пожал ему руку. Это не рука человека! О чем тут говорить...
- Скажи, Аркадий, но, может быть, у него все-таки земное происхождение?
- Что? О нет, это совершенно исключено. Здесь результат не земной науки... Такой автомат мы сможем сделать только через сто - двести лет... Это разведчик! Понимаешь? Разведчик-автомат!
- И все-таки я и сегодня сомневаюсь, человек это или робот, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - Пленку эту не я снимал.
- Нет, не думаю... На рентгенограмме явно технические детали... Вот что, Димка, сейчас мы разберемся. Есть мысль. Ты ни во что не вмешивайся, я сейчас тебя проведу в нашу экранную камеру, где мы испытываем генераторы.
- Но я там помещусь? - спросил Дмитрий Дмитриевич.
- Это целая комната. Под полом железный лист, стены из латунной сетки, причем двойной, дверь также обита сеткой. Стоит только войти в такую комнату, закрыть дверь - и все... Ни одна радиоволна не выйдет наружу, ни одно электромагнитное колебание... Все тщательно пропаяно. Я не помню, сколько килограммов олова ухлопал на нее...
- Не до конца понимаю... Что наружу не выйдет?
- Не только из экранной камеры, но и в камеру... Никакая радиоволна туда не проникнет. - Аркадий Владимирович в волнений заметался по комнате. - Идем, Димка, потом все поймешь! Только ты делай вид, что что-то делаешь...
- Я все-таки не понимаю, для чего все это? Для чего экранная камера, для чего...
- Вот для чего: если это автомат, робот, то у этого автомата должен быть... есть хозяин! Он кем-то управляется.,. А управлять им можно только излучениями, по радио или еще как-нибудь. И ты, конечно, знаешь, что любое излучение, способное пройти безвоздушное пространство, обязательно по своей природе должно быть электромагнитным... Это радиоволны! Вот чем он связан со своим господином, создателем...
- Я замечал, - тихо сказал Дмитрий Дмитриевич, - что он странно затягивает ответы. Спросишь его - он помолчит и только тогда отвечает. Правда, сейчас ответы следуют сравнительно быстро, но раньше он чуть ли не по нескольку минут молчал... Я относил это за счет того, что он не совсем освоил наш язык...
- Затягивал ответы? - переспросил Аркадий Владимирович. - А сейчас уже не затягивает? Это очень о многом говорит... Он мог в паузах ждать приказаний. Да, да...
- Теперь я понимаю, для чего тебе нужна экранная камера. - Дмитрий Дмитриевич вскочил со стула. С шуршанием рассыпались рулоны чертежей, которые он задел плечом: - Теперь-то я понял! Ты введешь его в экранную камеру, закроешь дверь...
- И отсеку его от приказаний его хозяина! Он превратится в то, что он есть, - в бессловесный автомат! Но только он не должен ни о чем догадываться! А завтра я жду твоего звонка, вечером приведу всех, кого знаю и кому верю, в боевую готовность. Да мы с него шкуру снимем! А тебе имени нет! Ведь с ним опасно, ужасно опасно: мы еще не знаем, какой камень он держит за пазухой!
- Об этом я как-то не думаю... Вряд ли может быть так, что техника становится лучше, а люди хуже.
- Люди? Все вместе они идут к совершенству, а негодяй может всегда найтись. И сколько раз тебе говорить: дело не в технике, а в тех, кто владеет техникой. В сорок первом году техника у немцев была первоклассная, но это не мешало Гитлеру быть дегенератом, а эсэсовцам - убийцами.,.
- Аркадий, но, может быть, мы зря подозреваем его в чем-то плохом? Ведь он... Ведь я еще не рассказал тебе, какие он чудесные вещи принес нам...
- Ты извини меня, Дмитрий, но я сразу же почувствовал к нему антипатию... Обещаю тебе, что, если он окажется человеком, живым человеком, постараюсь изменить свое мнение. Одно то, что он, если он автомат, скрывает это, уже о многом говорит. Но у тебя были еще причины...
- Да, были... Я хотел рассказать о нем, но нужно было все твердо установить, проверить, доказать. Ведь найдутся и такие, которые скажут: "Что? Человек из другого мира? Хватит сказки рассказывать, нечего нас мистифицировать..." Мы вместе с Человеком пытались было поднять шум по поводу одного изобретения, но без доказательств, ясных, непререкаемых, наглядных, нас и слушать никто не захотел.
- Ты не хотел упустить открытия? Может быть, ты не согласен с тем, что я предлагаю предпринять более решительные действия да еще привлекаю ворох людей со стороны?..
Дмитрий Дмитриевич нетерпеливо щелкнул пальцами.
- Какая чушь! Ерунда, его уже видели и врачи, и многие другие... Давай приступать. Где она у тебя, эта экранная камера?
Они вышли из кабинета и увидели, что вокруг Человека столпились все инженеры лаборатории И пытаются что-то у него отнять.
- Ар-аркадий Вла-владимирович, - сказал, сильно заикаясь, пожилой инженер. - Это какой-то странный по-посетитель! Он попросил у меня раскаленный па-паяльник, вытащил из паяльника совершенно раскаленное жало и... и отправил его себе в рот!
- Жало, конечно, медное, - сказал Дмитрий Дмитриевич.
- Ну, а какое же еще, - сказал Аркадии Владимирович.
- Слушайте, при чем здесь... - Пожилой инженер растерянно поглядел на них,
- Мне нужна медь, - сказал Человек. - А вы мне даете журналы за прошлое тысячелетие!
- Вы получите! Сейчас вы все получите! - Аркадий Владимирович повернулся к Дмитрию Дмитриевичу и, толкнув его в сторону обитой дерматином узенькой двери, сказал: - Иди, Дмитрий, иди...
Дмитрий Дмитриевич вошел, в камеру. Там было прохладно, холод металлических листов, которыми был устлан пол, не смягчался ни линолеумом, ни дорожкой. Дмитрий Дмитриевич прошел к длинному столику и сел перед осциллографом. Окна экранной камеры были затянуты двойной яично-желтой латунной сеткой. Камеру, по-видимому, оборудовали наспех и не предусмотрели, что открыть затянутую сеткой форточку будет нельзя. Поэтому в камере было душно.
- Да, Антон Иванович, - донесся до ушей Дмитрия Дмитриевича голос Аркадия Владимировича, - прошу вас, сейчас же пойдите на склад, скажите, что я сегодня же все оформлю, и принесите оттуда полосу листовой меди.
- Чистой, - сказал Человек.
- Да, конечно, рафинированной меди.
"Не нравится это мне, - думал Дмитрий Дмитриевич. рассеянно поворачивая ручку осциллографа. - Не нравится мне, что Человек так откровенен, так не скрывает того, что он не человек. Или, может быть, где-то во Вселенной живет раса, которая питается металлами? А если нет? Кто знает, может быть, мы накануне каких-то событий... Аркадий прав, нужно спешить!"
- Мы очень благодарны вам, - зазвенел напряженный голос Аркадия Владимировича (он говорил торжественно и четко). - Мы очень благодарны вам, что вы согласились посетить нашу лабораторию. Мы снабдим вас всем, что вам нужно для вашего здоровья. Но мы слышали от Дмитрия Дмитриевича, что вы просто сокровищница науки будущего, новых идей. Возможно, что вы разбираетесь в автоматике и в телевидении... - Аркадий Владимирович, придерживая Человека за локоть, прохаживался с ним в проходе между столиками.
- Конечно, - ответил Человек. - Я смотрел ваши журналы, вот эти. Меня удивляет, что вы не применили память при передаче движущихся объектов в телевидении... Нужно передавать только изменения, которые возникают от кадра к кадру... А то, что не меняется, остается в покое, пусть хранит память, искусственная память...
Они шаг за шагом подходили к экранной камере, из которой нетерпеливо выглядывал Дмитрий Дмитриевич. Аркадий Владимирович вошел в камеру первым. Человек перешагнул ее порог и сразу же метнулся назад, но Аркадий Владимирович быстро захлопнул дверь. Человек остановился на полуслове и забормотал:
- Что?.. Что?.. Что?..
Человек преобразился. Он раскинул руки и стал носиться по комнате, ощупывая сетку. Выражение его лица стало безвольным, тупым. Вся его фигура выражала растерянность.
- Его руки - антенна! - сказал Аркадий Владимирович. - А! Забегал!
- Но что с ним происходит? - прошептал Дмитрий Дмитриевич.
- Не слышу, - говорил Человек, ощупывая сетку. - Я не слышу...
- Кого? Кого вы не слышите? - спросил Аркадий Владимирович. - Подойдите сюда!
- Не подчиняюсь, - резко ответил Человек. - Я ничего не знаю... Нет сигналов, почему нет сигналов? У меня все в порядке, все работает, почему нет сигналов?
- Что вы можете делать самостоятельно? - спросил Аркадий Владимирович.
- Выполнять приказы, видеть, запоминать, двигаться.
- А если я прикажу вам, мне вы подчинитесь?
- Нет, - ответил Человек.
- Что нужно, чтобы вы подчинились мне?
- Нужно иметь шлем... Нельзя, нельзя подчиняться... Если связь прервана, нужно искать связь, связь искать...
- Кажется, теперь я кое-что понимаю, - проговорил Дмитрий-Дмитриевич. - Я его таким не видел... Видел, но тогда .он был гораздо спокойнее...
А Человек метался по камере, цепляясь ногтями, взобрался на потолок, по стене соскользнул вниз и повторял бесконечно, упорно:
- Связь, связь, связь... Искать, искать, искать...
- Он повторяет слова инструкции, которая в нем заложена, - сказал Аркадий Владимирович.
- Если связи нет, нужно пробиваться вверх, - сказал Человек.
В его руках вдруг оказался длинный оранжевый прут. Человек взмахнул им, и Дмитрий Дмитриевич едва успел отскочить в сторону. Человек проткнул потолок, кисть его руки вначале медленно, потом все быстрее и быстрее начала вращаться. Тонкая белая пыль штукатурки наполнила камеру
- Нужно кончать, - сказал Аркадий Владимирович, как только прут Человека углубился в потолок.
- Это ловушка! - закричал Человек. - Это ловушка! - Его лицо снова стало осмысленным. - Сетка! Сетка!
Аркадий Владимирович быстро открыл дверь экранной камеры. Человек выдернул прут и выскочил первым. Его руки - это было ясно видно - дрожали крупной, частой, совсем человеческой нервной дрожью.
- Я не ожидал от вас, Дмитрий Дмитриевич, - сказал он. - Не ожидал... После того как я вам столько принес... - Человек согнул прут, еще и еще, с удивлением ощупал его конец и неуловимо быстрым движением спрятал оранжевый жгут в рукаве гимнастерки. - Идемте, Дмитрий Дмитриевич. - Человек первым шагнул из лаборатории.
- Неприятно получилось, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - И опять нет полной уверенности в том, что это автомат.
- Полная уверенность, - ответил Аркадий Владимирович. - Полная! И теперь мне ясно, почему он стал отвечать быстрее... Димка, его хозяин приближается к Земле! Понимаешь?! Пока он был далеко, радиоволне или какому-то другому излучению нужно было большое время, чтобы донести к его господину твой вопрос и принести ответ или приказание... Завтра к вечеру мы всё устроим... Но ты будь осторожен...
- Ах так? Ну, в виде такой игрушки, это даже забавно... Ты что же, думаешь создать такой агрегат? Это не было бы особенно сложным. Видишь ли, если в средние века были сделаны знаменитые андроиды... помнишь, швейцарскими часовщиками? И эти автоматы могли красиво писать несколько слов, посыпать написанное песком и даже рисовать. В наше же время, когда вместо зубчатых колесиков и червячных передач мы можем применить электронику и электромагнитные приспособления, вполне мыслима такая игрушка, которая сможет заменить банк с его сотнями служащих или которая сможет давать ответы на любые вопросы, справляясь с энциклопедией. Смотри, Димка, я тоже увлекся... И это, повторяю, не так уж сложно. Можно было бы создать в "памяти" такой игрушки запас слов разговорного порядка, и я думаю, что такая игрушка могла бы беседовать вполне логично и даже сойти за какого-нибудь оракула. Правда, применений я не вижу... Может быть, разве в цирке... Да, скорее всего - в цирке. Это был бы коронный номер! Выступает кандидат физико-математических наук Михантьев со своим механическим человеком Бом-Бомом или Дзинь-Дзинем. В конце концов, обыденное общение между людьми - весьма элементарная операция по сравнению с тем, что сегодня, скажем, проделывала наша электронная машина, которую мы используем для вспомогательных расчетов. Можно сделать и так, чтобы этот автомат был внешне похож на человека, двигался бы и был бы устойчив, так как мы давно уже решили вопросы механического равновесия. В авиации такие приборы известны давным-давно, например авиационные гироприборы. Ну, а в свободное от выступлений время такой автомат мог бы заниматься сборкой себе подобных, наделал бы их с сотню штук, и в один прекрасный день они выгнали бы всю публику из цирка и сами смотрели бы цирковую программу, аплодируя стальными ладошками в нужных местах.
- Мне не смешно, Аркадий.
- Что-то в этом роде я читал, прости меня.
- Но чем же такой автомат будет отличаться от человека?
- Отличаться? Как тебе сказать... Тем, что он - не человек, что он автомат. Тем, что тот, кто ударит топором по такому сооружению, разрушит механизм, совершит варварство по отношению к технике, но не совершит преступления, так как никого не убил - не убил живое существо. И потом, все ведь у него будет искусственным. Ни одно решение, ни одно действие его не будет сопровождаться грустью или радостью, все будет игрой, небольше; сколь угодно сложной, разнообразной, но всего лишь игрой.
- Но ведь и люди иной раз играют?
- Да, но они не всегда играют, и если ты с умом и сердцем, то всегда отличишь игру от... а, вот в чем дело - игру от переживания. Вот, вот переживание! Переживания никогда, даже через тысячи лет, не будут доступны автомату. Пусть этот автомат будет улыбаться и гримасничать, но никакого переживания за этими гримасами не будет.
- И это можно увидеть?
- Это можно почувствовать. Как бы искусно ни был он сделан, ты почувствуешь, что в его проводах-жилах поток электронов, а не живая кровь... Ведь чувствуешь же ты вот тот наигрыш у живых людей, о котором мы говорили. Все-таки природа человеческая на ближайший миллион лет будет бесконечно сложнее и тоньше, глубже и многообразней любой, даже сверхгениальной человеческой выдумки. В человеке - все прошлое его предков и он сам - его жизнь, стремление, переживания и его будущее... Отсюда вся живая ткань человеческих отношений: здесь и мимолетные душевные движения, и любопытство, и беспрерывная смена темпов, одно волнует, другое нет, и сердце бьется то медленнее, то стремительнее... Все так... Но занимайся делом, Димка!
- Так ты говоришь, что переживания - это главное... И я должен был это почувствовать...
- Как?! Ты не пьян, Дмитрий?
- Нет, нет! Спасибо, Аркадий, большое спасибо! Ты мне дал очень интересный ключ к одному важному вопросу.
- Для тебя я всегда дома, всегда тебе рад, приходи, Дмитрий. Да, так ты все-таки что-то обнаружил?
- Я совершенно случайно наткнулся на еще более загадочное явление... Конечно, большое тебе спасибо за расчет, но, Аркадий... Слушай, мой друг, ты так безжалостно все проанализировал, для тебя все так просто, что завтра я тебя кое с кем познакомлю... Ты когда будешь в лаборатории?
- Завтра с одиннадцати. А с кем ты меня хочешь познакомить?
- Увидишь... Будь здоров, Аркадий.
Дмитрий Дмитриевич повесил трубку и сказал:
- Переживания! Я много говорил с Человеком, смотрел на него во все глаза... Он переживал, волновался, думал, смеялся, сердился, он - человек! Или я сам деревяшка!
ЧЕЛОВЕК ХОЧЕТ МЕДИ
На следующее утро Дмитрий Дмитриевич проснулся от невероятно громкого хруста. Он не сразу пришел в себя, и первая его мысль была о том, что сегодня в одиннадцать часов утра Аркадий ждет его в своем институте и что необходимо уговорить Человека пойти туда. Хруст не прекращался. Вначале Дмитрию Дмитриевичу показалось, что звук этот доносится с улицы. Распахнув окно, он выглянул во двор, но там все было тихо. Хруст соединился с пронзительным металлическим скрежетом. Дмитрий Дмитриевич как был - босиком и в трусах заглянул в кабинет. То, что он увидел, было совершенно поразительным. Человек сидел на корточках и грыз железную спинку своей кровати. Части спинки уже не было. Дмитрий Дмитриевич ахнул, зажмурил глаза, тряхнул головой и огляделся.
Первое, что привлекло его внимание, была картина - единственное украшение его кабинета. Нарисованная каким-то австрийским художником, она изображала сценку из крестьянской жизни. Несколько женщин в ярко-красных головных платках собирали и складывали на телегу снопы сена. Сейчас вместо головных платков были дыры, позолоченный багет был ободран, проглядывало дерево... Везде, где был красный цвет, торчали клочья холста... Осциллограф, стоявший открытым, также подвергся нещадному разорению. Стеклянная трубка была без цоколя, и Дмитрий Дмитриевич тотчас же вспомнил, как ночью, когда он спал, ему послышался громкий хлопок: это, видимо, вошел воздух в разбитую трубку.
Человек жадно чавкал, поглощая металлическую спинку кровати, и не замечал Дмитрия Дмитриевича. Он оторвался от своего занятия с таким видом, словно сказал себе: "Ну, этого мне достаточно..." Выпрямившись, он неверной походкой приблизился к письменному столу и, оторвав медные ручки от ящиков, также отправил их в рот.
- Хочу медь! Медь! - тихо сказал он.
- Вы что? Что вы делаете? Вы голодны? - растерянно спросил Дмитрии Дмитриевич. Человек не обернулся.
- Да, - проговорил он. - Да, я голоден. Я голоден, и мне очень многого не хватает. Мне не хватает кадмия и ниобия, вольфрама и сурьмы, мне многого не хватает!
- На чем же вы будете спать? Вы же испортили кровать...
Человек не ответил.
- А картина? А осциллограф?..
- Мне нужен был кадмий. Кадмий содержался в красных пятнах этой материи... - Он говорил как во сне и тихонько покачивался на -прямых ногах.
Дмитрий Дмитриевич помолчал. Видимо, у Человека снова был странный приступ оцепенения, свидетелем которого Дмитрию Дмитриевичу приходилось быть уже не один раз.
- Одевайтесь, - нерешительно сказал Дмитрий Дмитриевич. - Одевайтесь и идемте... Человек обернулся и вдруг ожил.
- Куда? - спросил он, одним движением надевая гимнастерку.
Дмитрий Дмитриевич обратил внимание на то, что латунных пуговиц с пятиконечными звездочками на ней уже не было.
- Вы не думайте, что я этим питаюсь, - сказал Человек, поймав взгляд Дмитрия Дмитриевича, устремленный на пучки ниток в тех местах, где были пришиты пуговицы. - Мне это нужно. Мне не хватает ниобия и вольфрама, кадмия и...
- Понятно, - прервал его Дмитрий Дмитриевич. - А мне сейчас нужно, чтобы вы отправились вместе со мной к одному моему приятелю.
- К нему домой?
- Нет, в лабораторию.
- В лабораторию! Это интересно... В ваших лабораториях хранятся самые различные вещества. Я смогу там получить медь и вольфрам?
- Сколько угодно. Я постараюсь попросить моего приятеля... Если вы ему понравитесь...
- Он настоящий ученый? Может быть, как ваш Пшеничный?
- Да, настоящий, и я думаю, что вы ему понравитесь, если только не начнете с того, что сожрете какой-нибудь важный прибор.
- Нет, нет, меня не интересуют приборы, мне нужно вещество.
Дмитрий Дмитриевич уже почти не сомневался в том, что перед ним нечеловек...
Аркадий Владимирович ждал их, и, когда они выписывали пропуск и препирались по поводу того, что на временном удостоверении Человека не было фотокарточки, он сошел вниз и помог уговорить служащего, выписывающего пропуска.
Он окинул Человека небрежным и равнодушным взглядом и повел гостей по коридору. Вскоре они вышли на галерею, которая тянулась вдоль стены огромного зала на уровне второго этажа. Галерея была затянута металлической сеткой с крупными ячейками. Посередине зала испытывался гигантский трансформатор величиной в пятиэтажный дом, и между блестящими шарами, диаметром в несколько метров, проскакивала искусственная молния, сопровождаемая могучими громовыми раскатами, похожими на пушечные выстрелы.
Поведение Человека стало странным. Его походка изменилась, он шел, чеканя шаг, с полузакрытыми глазами, и каждый разряд сопровождался болезненным подергиванием его лица. Казалось, блеск и грохот разрядов причиняют ему невероятную боль.
- Это защита? - спросил Дмитрий Дмитриевич, показывая на сетку.
Аркадий Владимирович кивнул.
- Скорее отсюда, скорее, - негромко сказал Человек.
- Ему нехорошо... - прошептал Аркадий Владимирович.
Галерея окончилась, и Человек устремился в открытую дверь нового коридора. Он обогнал и Аркадия Владимировича, и Дмитрия Дмитриевича.
- Нам налево! - крикнул Аркадий Владимирович.
Он стал очень сосредоточенным, и Дмитрий Дмитриевич понял, что его равнодушие к человеку было напускным.
- Я кое-что придумал, - успел шепнуть Аркадий Владимирович на ухо Михантьеву. (Они задержались у дверей лаборатории.) - Ты обратил внимание на его поведение в экранизированной галерее и на его реакцию на электрические разряды? Где ты его откопал?
Дмитрий Дмитриевич только усмехнулся в ответ.
Они вошли в лабораторию, где восемь инженеров и техников собирали макет какой-то очень сложной установки, от которой тянулись пучки проводов.
Провода расходились по всей комнате и присоединялись к черным коробкам измерительных приборов, блестящими стальными прищепками - "крокодильчиками" цеплялись за обнаженные клеммы осциллографов. Трое инженеров сидели в стороне и что-то вычерчивали, нетерпеливо и напряженно наморщив лбы. На Человека никто не взглянул, никто не поднял головы.
- Вы посидите за этим столом, - сказал Человеку Аркадий Владимирович, вот вам стопка журналов. А мы немного побеседуем с Дмитрием Дмитриевичем.
- Не забудьте, - сказал Человек, - про медь и вольфрам. - Что?
- Нет, нет, я не забуду, - торопливо ответил Дмитрий Дмитриевич.
- О чем вы будете разговаривать? - вдруг забеспокоился Человек.
- Это касается семьи, семьи Аркадия Владимировича, - сказал Дмитрий Дмитриевич.
- Семья? Это комбинация из ближайших родственников?
- Да, да, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - Комбинация...
Аркадий Владимирович открыл дверь своей рабочей комнаты и, обернувшись, впервые внимательно взглянул на Человека.
- Я удивляюсь тебе, Дмитрий! - сказал Аркадий Владимирович, когда они остались одни. - Удивляюсь! Ты что, с ума сошел?! Да как же ты можешь такое событие держать в тайне? Я не хочу ему показывать, насколько я заинтересовался... Это же посланец какого-то другого мира! Ты это. знаешь?
- Боюсь, что тут сложнее... Аркадий! У меня очень серьезное подозрение, что он вообще нечеловек, что это робот, автомат.
Аркадий Владимирович нетерпеливо махнул рукой.
- Я тоже подумал это, когда увидел, как он реагирует на разряды в нашем зале испытаний... Но у него совершенно человеческая мимика... И как ты смеешь секретничать? Ты совершаешь преступление! Да это и вообще небезопасно!.. И какие у тебя данные, что он не принадлежит к живой природе, что он создан искусственно?
Дмитрий Дмитриевич вынул из кармана пиджака рентгенограмму, полученную от Геннадия Матвеевича вчера вечером, и рассказал ее историю.
- И, кроме того, - сказал он, - сегодня утром он повел себя совсем уже откровенно. Учинил полный разгром в моей комнате, изгрыз спинку кровати, на которую мы его укладывали спать, а сейчас требует - слышишь? - требует меди...
- Я слышал... Не давать! Не давать ни в коем случае!.. Неслыханно! Аркадий Владимирович зашагал по комнате, потирая руки. - Да, да, это может быть очень опасно. Позже ты мне все подробно расскажешь, а сейчас... Ни в коем случае не давать ему того, что он просит. Он может такое учинить... Он, видимо, хочет изготовить еще пару себе подобных-.
- Я тоже об этом подумал. Но до сих пор он вел себя очень и очень покладисто. И я еще .не хотел бы... изменять к нему отношение... Нужно было бы привлечь, теперь уже по настоящему, медиков, устроить консилиум...
- Что ты говоришь! Какая там медицина, какие консилиумы? - свирепо сказал Аркадий Владимирович. - Я немедленно созваниваюсь с самыми крупными специалистами по автоматике и кибернетике. Мы сможем к завтрашнему утру составить такой "ансамбль" из шести-семи докторов наук, что из твоего Человека все вытрясем: мы разденем его, понимаешь? И это нужно делать немедленно. Он, может быть, против своей воли будет источником громадных открытий. Я сейчас припоминаю свое ощущение в тот момент, когда я пожал ему руку. Это не рука человека! О чем тут говорить...
- Скажи, Аркадий, но, может быть, у него все-таки земное происхождение?
- Что? О нет, это совершенно исключено. Здесь результат не земной науки... Такой автомат мы сможем сделать только через сто - двести лет... Это разведчик! Понимаешь? Разведчик-автомат!
- И все-таки я и сегодня сомневаюсь, человек это или робот, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - Пленку эту не я снимал.
- Нет, не думаю... На рентгенограмме явно технические детали... Вот что, Димка, сейчас мы разберемся. Есть мысль. Ты ни во что не вмешивайся, я сейчас тебя проведу в нашу экранную камеру, где мы испытываем генераторы.
- Но я там помещусь? - спросил Дмитрий Дмитриевич.
- Это целая комната. Под полом железный лист, стены из латунной сетки, причем двойной, дверь также обита сеткой. Стоит только войти в такую комнату, закрыть дверь - и все... Ни одна радиоволна не выйдет наружу, ни одно электромагнитное колебание... Все тщательно пропаяно. Я не помню, сколько килограммов олова ухлопал на нее...
- Не до конца понимаю... Что наружу не выйдет?
- Не только из экранной камеры, но и в камеру... Никакая радиоволна туда не проникнет. - Аркадий Владимирович в волнений заметался по комнате. - Идем, Димка, потом все поймешь! Только ты делай вид, что что-то делаешь...
- Я все-таки не понимаю, для чего все это? Для чего экранная камера, для чего...
- Вот для чего: если это автомат, робот, то у этого автомата должен быть... есть хозяин! Он кем-то управляется.,. А управлять им можно только излучениями, по радио или еще как-нибудь. И ты, конечно, знаешь, что любое излучение, способное пройти безвоздушное пространство, обязательно по своей природе должно быть электромагнитным... Это радиоволны! Вот чем он связан со своим господином, создателем...
- Я замечал, - тихо сказал Дмитрий Дмитриевич, - что он странно затягивает ответы. Спросишь его - он помолчит и только тогда отвечает. Правда, сейчас ответы следуют сравнительно быстро, но раньше он чуть ли не по нескольку минут молчал... Я относил это за счет того, что он не совсем освоил наш язык...
- Затягивал ответы? - переспросил Аркадий Владимирович. - А сейчас уже не затягивает? Это очень о многом говорит... Он мог в паузах ждать приказаний. Да, да...
- Теперь я понимаю, для чего тебе нужна экранная камера. - Дмитрий Дмитриевич вскочил со стула. С шуршанием рассыпались рулоны чертежей, которые он задел плечом: - Теперь-то я понял! Ты введешь его в экранную камеру, закроешь дверь...
- И отсеку его от приказаний его хозяина! Он превратится в то, что он есть, - в бессловесный автомат! Но только он не должен ни о чем догадываться! А завтра я жду твоего звонка, вечером приведу всех, кого знаю и кому верю, в боевую готовность. Да мы с него шкуру снимем! А тебе имени нет! Ведь с ним опасно, ужасно опасно: мы еще не знаем, какой камень он держит за пазухой!
- Об этом я как-то не думаю... Вряд ли может быть так, что техника становится лучше, а люди хуже.
- Люди? Все вместе они идут к совершенству, а негодяй может всегда найтись. И сколько раз тебе говорить: дело не в технике, а в тех, кто владеет техникой. В сорок первом году техника у немцев была первоклассная, но это не мешало Гитлеру быть дегенератом, а эсэсовцам - убийцами.,.
- Аркадий, но, может быть, мы зря подозреваем его в чем-то плохом? Ведь он... Ведь я еще не рассказал тебе, какие он чудесные вещи принес нам...
- Ты извини меня, Дмитрий, но я сразу же почувствовал к нему антипатию... Обещаю тебе, что, если он окажется человеком, живым человеком, постараюсь изменить свое мнение. Одно то, что он, если он автомат, скрывает это, уже о многом говорит. Но у тебя были еще причины...
- Да, были... Я хотел рассказать о нем, но нужно было все твердо установить, проверить, доказать. Ведь найдутся и такие, которые скажут: "Что? Человек из другого мира? Хватит сказки рассказывать, нечего нас мистифицировать..." Мы вместе с Человеком пытались было поднять шум по поводу одного изобретения, но без доказательств, ясных, непререкаемых, наглядных, нас и слушать никто не захотел.
- Ты не хотел упустить открытия? Может быть, ты не согласен с тем, что я предлагаю предпринять более решительные действия да еще привлекаю ворох людей со стороны?..
Дмитрий Дмитриевич нетерпеливо щелкнул пальцами.
- Какая чушь! Ерунда, его уже видели и врачи, и многие другие... Давай приступать. Где она у тебя, эта экранная камера?
Они вышли из кабинета и увидели, что вокруг Человека столпились все инженеры лаборатории И пытаются что-то у него отнять.
- Ар-аркадий Вла-владимирович, - сказал, сильно заикаясь, пожилой инженер. - Это какой-то странный по-посетитель! Он попросил у меня раскаленный па-паяльник, вытащил из паяльника совершенно раскаленное жало и... и отправил его себе в рот!
- Жало, конечно, медное, - сказал Дмитрий Дмитриевич.
- Ну, а какое же еще, - сказал Аркадии Владимирович.
- Слушайте, при чем здесь... - Пожилой инженер растерянно поглядел на них,
- Мне нужна медь, - сказал Человек. - А вы мне даете журналы за прошлое тысячелетие!
- Вы получите! Сейчас вы все получите! - Аркадий Владимирович повернулся к Дмитрию Дмитриевичу и, толкнув его в сторону обитой дерматином узенькой двери, сказал: - Иди, Дмитрий, иди...
Дмитрий Дмитриевич вошел, в камеру. Там было прохладно, холод металлических листов, которыми был устлан пол, не смягчался ни линолеумом, ни дорожкой. Дмитрий Дмитриевич прошел к длинному столику и сел перед осциллографом. Окна экранной камеры были затянуты двойной яично-желтой латунной сеткой. Камеру, по-видимому, оборудовали наспех и не предусмотрели, что открыть затянутую сеткой форточку будет нельзя. Поэтому в камере было душно.
- Да, Антон Иванович, - донесся до ушей Дмитрия Дмитриевича голос Аркадия Владимировича, - прошу вас, сейчас же пойдите на склад, скажите, что я сегодня же все оформлю, и принесите оттуда полосу листовой меди.
- Чистой, - сказал Человек.
- Да, конечно, рафинированной меди.
"Не нравится это мне, - думал Дмитрий Дмитриевич. рассеянно поворачивая ручку осциллографа. - Не нравится мне, что Человек так откровенен, так не скрывает того, что он не человек. Или, может быть, где-то во Вселенной живет раса, которая питается металлами? А если нет? Кто знает, может быть, мы накануне каких-то событий... Аркадий прав, нужно спешить!"
- Мы очень благодарны вам, - зазвенел напряженный голос Аркадия Владимировича (он говорил торжественно и четко). - Мы очень благодарны вам, что вы согласились посетить нашу лабораторию. Мы снабдим вас всем, что вам нужно для вашего здоровья. Но мы слышали от Дмитрия Дмитриевича, что вы просто сокровищница науки будущего, новых идей. Возможно, что вы разбираетесь в автоматике и в телевидении... - Аркадий Владимирович, придерживая Человека за локоть, прохаживался с ним в проходе между столиками.
- Конечно, - ответил Человек. - Я смотрел ваши журналы, вот эти. Меня удивляет, что вы не применили память при передаче движущихся объектов в телевидении... Нужно передавать только изменения, которые возникают от кадра к кадру... А то, что не меняется, остается в покое, пусть хранит память, искусственная память...
Они шаг за шагом подходили к экранной камере, из которой нетерпеливо выглядывал Дмитрий Дмитриевич. Аркадий Владимирович вошел в камеру первым. Человек перешагнул ее порог и сразу же метнулся назад, но Аркадий Владимирович быстро захлопнул дверь. Человек остановился на полуслове и забормотал:
- Что?.. Что?.. Что?..
Человек преобразился. Он раскинул руки и стал носиться по комнате, ощупывая сетку. Выражение его лица стало безвольным, тупым. Вся его фигура выражала растерянность.
- Его руки - антенна! - сказал Аркадий Владимирович. - А! Забегал!
- Но что с ним происходит? - прошептал Дмитрий Дмитриевич.
- Не слышу, - говорил Человек, ощупывая сетку. - Я не слышу...
- Кого? Кого вы не слышите? - спросил Аркадий Владимирович. - Подойдите сюда!
- Не подчиняюсь, - резко ответил Человек. - Я ничего не знаю... Нет сигналов, почему нет сигналов? У меня все в порядке, все работает, почему нет сигналов?
- Что вы можете делать самостоятельно? - спросил Аркадий Владимирович.
- Выполнять приказы, видеть, запоминать, двигаться.
- А если я прикажу вам, мне вы подчинитесь?
- Нет, - ответил Человек.
- Что нужно, чтобы вы подчинились мне?
- Нужно иметь шлем... Нельзя, нельзя подчиняться... Если связь прервана, нужно искать связь, связь искать...
- Кажется, теперь я кое-что понимаю, - проговорил Дмитрий-Дмитриевич. - Я его таким не видел... Видел, но тогда .он был гораздо спокойнее...
А Человек метался по камере, цепляясь ногтями, взобрался на потолок, по стене соскользнул вниз и повторял бесконечно, упорно:
- Связь, связь, связь... Искать, искать, искать...
- Он повторяет слова инструкции, которая в нем заложена, - сказал Аркадий Владимирович.
- Если связи нет, нужно пробиваться вверх, - сказал Человек.
В его руках вдруг оказался длинный оранжевый прут. Человек взмахнул им, и Дмитрий Дмитриевич едва успел отскочить в сторону. Человек проткнул потолок, кисть его руки вначале медленно, потом все быстрее и быстрее начала вращаться. Тонкая белая пыль штукатурки наполнила камеру
- Нужно кончать, - сказал Аркадий Владимирович, как только прут Человека углубился в потолок.
- Это ловушка! - закричал Человек. - Это ловушка! - Его лицо снова стало осмысленным. - Сетка! Сетка!
Аркадий Владимирович быстро открыл дверь экранной камеры. Человек выдернул прут и выскочил первым. Его руки - это было ясно видно - дрожали крупной, частой, совсем человеческой нервной дрожью.
- Я не ожидал от вас, Дмитрий Дмитриевич, - сказал он. - Не ожидал... После того как я вам столько принес... - Человек согнул прут, еще и еще, с удивлением ощупал его конец и неуловимо быстрым движением спрятал оранжевый жгут в рукаве гимнастерки. - Идемте, Дмитрий Дмитриевич. - Человек первым шагнул из лаборатории.
- Неприятно получилось, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - И опять нет полной уверенности в том, что это автомат.
- Полная уверенность, - ответил Аркадий Владимирович. - Полная! И теперь мне ясно, почему он стал отвечать быстрее... Димка, его хозяин приближается к Земле! Понимаешь?! Пока он был далеко, радиоволне или какому-то другому излучению нужно было большое время, чтобы донести к его господину твой вопрос и принести ответ или приказание... Завтра к вечеру мы всё устроим... Но ты будь осторожен...