Страница:
На аэродроме оказались летчики-китайцы, которых мне в свое время довелось учить пилотажу. Они сразу же узнали меня.
- Ой, ка-ра-шо! Ой, ка-ра-шо! - восклицали китайцы. Встреча с инструктором вызвала у них большую радость. Да и мне приятно было узнать, что бывшие ученики летают уже уверенно. Кто-то сообщил обо мне генерал-губернатору. На аэродром приехал начальник школы Ван, учтиво раскланялся:
- Вас приглашает Шень Дубань.
Встреча с генерал-губернатором длилась недолго, но в память запала. После подавления мятежа он чувствовал себя уверенно, был в хорошем расположении духа.
- Школа, которую вы создали, - сказал он, - продолжает работать.
Тогда же он сообщил, что в Синьцзяне начался сбор средств на приобретение в Советском Союзе самолетов-истребителей типа И-16.
Из Урумчи мы вылетели через день. Очередная посадка в Сучжоу. Здесь пришлось задержаться. Началась пыльная буря. Самолеты, чтобы не растрепало, привязали к вбитым в землю кольям. Лиха на этом аэродроме мы хлебнули немало. Ютились в душных фанзах, питались кое-как. Только через пятнадцать дней, когда буря утихомирилась, получаем, наконец, распоряжение следовать в Ланьчжоу,
В Урумчи нам выдали карты, и мы получили возможность подробно изучить дальнейший путь. Составили штурманский и инженерный расчеты. Если лететь напрямую через горы, горючего до Ланъчжоу должно хватить. Если же в обход их придется где-то садиться на дозаправку. Нам этого не хотелось. Принимаем первый вариант. По карте без труда можно было установить: горы высокие, случись что с самолетом - сесть будет негде. Но в экипажах теперь я уже не сомневался. Справятся. А чтобы машины не подвели, приказал тщательно их осмотреть.
Город Ланьчжоу расположен на высоте 1900 метров над уровнем моря в горах. Подлетая к нему, мы обратили внимание на два особо заметных ориентира. Это река Хуанхэ, широчайшая водная магистраль, по которой плавало множество джонок, и Великая Китайская стена.
Стена изгибалась, словно огромная змея, и терялась где-то в сизой дымке гор.
На аэродроме нас приветливо встретили представители местных властей, военного командования, любезно предложил осмотреть город. В тот же день на наших самолетах китайцы нарисовали свои опознавательные знаки.
На следующий день предстояло следовать дальше, в Ханькоу. Путь дальний. Приказываю снова проверить машины, заправить горючим и хорошенько выспаться. Полет до Ланьчжоу на большой высоте давал о себе знать. Мы порядком устали.
В Ланьчжоу находился базовый аэродром. Здесь собирали доставленные автомашинами истребители, облетывали их. Здесь же находились основные материальные запасы (горючее, продовольствие и т. д.). Базу возглавлял полковник Владимир Михайлович Акимов. В Китай он прибыл еще в 1925 году, владел китайским языком, знал местные обычаи и был здесь, как говорится, своим человеком. Хотя я уже многое знал о жизни Китая во время пребывания в Синьцзяне, наставления Акимова, тем не менее, оказались не лишними.
- Отсюда два воздушных пути, - сказал в беседе Акимов. - Один через Сиань и Ханькоу ведет в центральные районы Китая, другой через горы - в 8-ю народно-революционную армию Чжу Дэ. Не мне вас учить, как летать в горах. Но мой долг напомнить, что они очень коварны. До вас тут уже один товарищ разбился.
- Кто же? - невольно вырвалось у меня.
- Курдюмов из Брянска. Командир эскадрильи. Не учел, видимо, малой плотности горного воздуха и на посадке погиб. Так что будьте осторожны.
Да, я знал особенности высокогорных аэродромов, поэтому по совету Акимова посчитал нужным еще раз напомнить всем экипажам, как вести себя в полете, особенно на посадке.
За несколько километров от Ханькоу видим: в воздухе на разных эшелонах барражируют истребители. Чьи они? В Ланьджоу нас предупредили: будьте осмотрительны, возможна встреча с японцами. Штурманы и стрелки на случаи боя прильнули к пулеметам. Но видим, несколько истребителей, приветливо покачав крыльями, повели нас к аэродрому, остальные продолжали барражировать. Это были китайские летчики.
Совершаем над аэродромом круг, идем на посадку. Никаких знаков на земле не выложено. Но мы обходимся и без них. Короткий пробег по усыпанной гравием полосе, быстрое сруливание, чтобы освободить путь для других.
Самолетная стоянка только с правой стороны. Слева от посадочной полосы сразу же начинается заросшее камышом болото.
Вместе с представителями китайского командования на аэродром прибыл главный военный советник М. И. Драт-вин. Наше прибытие совпало со встречей нового, 1938 года, и за праздничным столом поднималось немало тостов за дружбу между китайским и советским народами.
Разместили нас в клубе, где совсем недавно развлекались японские офицеры. Клуб так и назывался "Дэдя-пан" (японский). Это комфортабельное здание со множеством компат. В фойе - картины, зеркала. Здесь же и столовая. Жилье наше охраняли полицейские, одетые в черную униформу. Местные власти позаботились об ужине и вообще проявили к нам большое внимание.
За полночь, церемонно раскланявшись с хозяевами, Дратвин собрал нас в отдельной комнате и предупредил:
- Будьте бдительны. Избегайте местные рестораны и другие злачные места. В городе осталось немало японских агентов. Сегодня мне сообщили: сюда пароходом прибывает около двухсот молодых женщин, в большинстве дочери русских белогвардейцев. Сами понимаете, для какой цели их сюда засылают.
Кто-то из летчиков не сдержал смешок.
- Не думайте, что я шучу. Дело это серьезное, - добавил он.
Дратвин уехал во второй половине ночи. От него, а позже и от авиационного советника в Китае П. Ф. Жига-рева я узнал, каково положение на фронтах, чем располагает японская и китайская авиация. Все это нам потом весьма пригодилось в боевой работе.
* * *
Япония готовилась к большой войне с Китаем задолго до того, как развязала ее. Особенно большое внимание уделялось боевой авиации. Военно-воздушные силы Японии входили в состав армии как самостоятельная организация и подчинялись непосредственно императору.
Японская авиация представляла собой внушительную силу. Она состояла из 17 авиационных полков. В процессе подготовки к войне летный состав усиленно тренировался, совершал полеты над морем, на полный радиус действия, отрабатывал групповую слетанность. Экипажи бомбардировщиков учились действовать по аэродромам противника, поддерживать в ходе боев наземные войска. В широких масштабах практиковалось перебазирование авиации на новые, незнакомые аэродромы.
В 1936 и 1937 годах большинство авиационных частей получили новые, более совершенные самолеты, обладавшие повышенной дальностью полета, скоростью и огневой мощью. Одномоторный истребитель И-95, например, имел скорость 330-350 километров в час, а И-96 и того больше - до 380 км. Этот самолет отличался хорошей маневренностью и был в основном предназначен для сопровождения бомбардировщиков.
Основным типом дальнего бомбардировщика морской авиации являлся ТБ-96. Запас горючего у него был на 12-15 часов полета. Скорость составляла 220-230 км/час. ВВС Японии располагали также легкими бомбардировщиками, транспортными самолетами. Транспортная авиация широко использовалась для переброски по воздуху боевого снаряжения и продовольствия воинским частям. Особенно важно заметить, что японские самолеты имели радиостанции и приборное оборудование для ночных полетов.
Иную картину представляли китайские ВВС. Парк машин здесь был, по существу, музеем древностей. Своей авиационной промышленности Китай в то время не имел и вынужден был покупать самолеты за границей. Англия, Франция, Германия, Италия и США старались сплавить туда все старье, которое в их армиях давно было списано. К примеру, английский истребитель с громким устрашающим названием "Гладиатор" летал со скоростью всего лишь до 200 км в час, запас горючего имел на 2 часа полета. А американский бомбардировщик "Боинг" летал и того медленнее - 170-180 км в час. Предельное пребывание его в воздухе не превышало четырех часов.
Низкие тактико-технические данные имели истребители "Кэртис-хоук", "Фиат-32", бомбардировщики "Капро-пи-101", "Фиат-БЗ-3" и другие.
Сравнения эти я привел для того, чтобы показать, насколько немощной была китайская авиация. Положение усугублялось еще и тем, что по своей подготовке китайские летчики уступали японским.
Не было в Китае ни ремонтных заводов, не располагал он и запасными частями к самолетам. Поэтому, когда начались решающие бои за столицу Китая - Нанкин, из 520 самолетов в строю осталось всего 14.
Свели эти самолеты в отдельный отряд и укомплектовали иностранными волонтерами. Возглавил волонтеров американский летчик Винсент Шмидт. Но люди эти прибыли вовсе не для того, чтобы по-настоящему воевать, тем более жертвовать собой. Их интересовало другое: высокое жалованье, развлечения. Время свое иностранцы проводили в казино, различных увеселительных заведениях и на кордовых площадках.
Стоял этот разноплеменный отряд на аэродроме в Ханькоу, и нам приходилось не раз встречаться с его летчиками. Одеты они были в щегольские куртки, носили ботинки на толстой каучуковой подошве и даже не пытались скрывать презрительного отношения к китайцам. Один из волонтеров - американец - спросил меня однажды:
- Неужели вы намерены всерьез сражаться?
- А как же? Затем и прибыли, чтобы помочь китайскому народу в борьбе с японцами. Волонтер усмехнулся:
- Была нужда рисковать ради дохлого дела.
- Почему "дохлого"? - спрашиваю.
- Все равно Китай войну проиграет, - убежденно сказал он. - Китайцы совсем не умеют воевать.
- Позвольте с вами не согласиться, - возразил я американцу. - Как бы ни было трудно - китайцы вышвырнут японцев со своей земли.
- Э-э! - присвистнул американец. - Это утопия.
Китайцы волонтеров не любили. Понять их было нетрудно. Эти чванливые щеголи вели себя вызывающе, хотя ни одного боевого вылета так и не сделали.
Беда Китая состояла в том, что в политическом и военном руководстве страны стояли люди, которые свои эгоистические интересы ставили выше национальных. В армии процветали взяточничество, казнокрадство, бюрократизм, продажность, прямая измена.
Командующего китайскими ВВС генерала Чжоу Чженчжоу ничуть не беспокоило плачевное состояние авиации. Он всячески покровительствовал жуликам и проходимцам, наживавшимся на закупках заведомо негодных самолетов, так как имел от того немалую выгоду для себя. Взятки он брал без зазрения совести. Об этом хорошо знал через китайских представителей наш авиационный советник П. Ф. Жигарев. Он-то и настоял перед китайским командованием, чтобы снять Чжоу Чжен-чжоу с занимаемого поста.
Ясно, что в такой обстановке нельзя было всерьез говорить о становлении китайских ВВС, организации отпора японским агрессорам. Китайская авиация, как боевая сила, к концу 1937 года утратила свою роль. Японские бомбардировщики разбойничали в небе Китая, по существу, безнаказанно.
От бомбардировок особенно страдали крупные города. Скученность там была ужасная, от зажигательных бомб возникали многочисленные пожары, и люди в огне гибли тысячами. Японская авиация буквально деморализовала население и войска на поле боя, а защитить их с воздуха было нечем. Эти жертвы в ходе войны могли быть больше, если бы Советский Союз не протянул по-братски своему дальневосточному соседу руку помощи. Советские летчики-добровольцы, прибывшие в Китай в конце 1937 года, резко изменили положение. У китайского народа появился в воздухе не только надежный щит, но и разящий меч.
Помимо этого Советское правительство оказало Китаю огромную материальную и моральную помощь, предоставив без всяких политических условий кредит, вооружение и т. д. Достаточно сказать, что только в первые годы войны Китай получил из Советского Союза 885 самолетов.
"Помощь Советского Союза Китаю, - как отмечал маршал Фэн Юйсян, - не ограничилась только материальной и моральной сторонами. Советский Союз помогал нам кровью и жизнью своих людей".
Тот факт, что Советский Союз помогал Китаю в борьбе с врагом кровью и жизнью своих людей, лучше всего можем подтвердить мы, летчики-добровольцы.
В парке "Освобождение" в г. Ухань был сооружен обелиск в честь советских летчиков-добровольцев, спасших этот многомиллионный город от полного разрушения. на обелиске была высечена надпись: "Память о советских летчиках будет вечно жить в сердцах китайского парода. Пусть этот благодатный дух пролетарского интернационализма, присущий рабочему классу, всегда развивает и укрепляет братскую нерушимую дружбу китайского и советского народов".
Не знаю, сохранили ли нынешние пекинские руководители этот памятник, но в то время он напоминал китайцам о бескорыстии советских людей, пришедших им на помощь в тяжелую годину.
Первая группа советских летчиков-добровольцев, как я уже говорил, прибыла в Китай на своих самолетах в ноябре 1937 года. Истребители И-16 в составе 23 машин под командованием капитана Г. М. Прокофьева обосновались на нанкинских аэродромах. Здесь же приземлились 20 бомбардировщиков типа "СБ", возглавляемые Кидалинским. А чуть позже на аэродроме Ханькоу приземлился отряд в составе 31 бомбардировщика, которым довелось командовать мне. Наша помощь авиацией Китаю все время наращивалась. Несколько позже привел более тридцати самолетов-истребителей участник боев в Испании Георгий Захаров, за ним прилетели со своими группами Большаков и Зингаев.
Летчикам-истребителям, приземлившимся первыми на аэродромах Нанкина, довелось с ходу вступить в бой с японскими бомбардировщиками. Это как раз совпало со временем, когда они намеревались бомбить город. В том бою отличились многие наши товарищи. Нам рассказывали о них. Это Шубин, Ковригин, Самонин, Музыкин, Беспалов и другие. В первом же воздушном бою советские летчики сбили один японский истребитель И-96, а чуть позже еще трех воздушных разведчиков.
Наши потери тогда тоже оказались немалыми. Мы недосчитались трех самолетов. Понять это не трудно. Советские летчики боевого опыта пока не имели, тактику врага не знали, с обстановкой освоиться не успели.
На следующий день налет повторился, только удар свой японцы нацелили уже на наш аэродром. На этот раз бомбардировщики шли на высоте 5 тысяч метров, зная, что им будет оказано противодействие. Бомбы они сбросили, но те, упав в болото, никакого ущерба аэродрому не причинили. В бою японцы потеряли два самолета, три наших машины получили повреждения от осколков.
Японцы усиленно осаждали нанкинский аэродром. Советским летчикам-истребителям нередко приходилось подниматься по тревоге три-четыре раза в день. Чтобы избежать лишних потерь, китайское командование предложило нам перевести истребительную группу на запасной аэродром, находившийся западнее города. И вот только наши самолеты приземлились на новом месте вдруг налет. Эскадрилья японских истребителей появилась на малой высоте и, не встречая сопротивления, начала обстреливать из пулеметов самолетные стоянки.
Но налет особого ущерба не принес. Незначительные повреждения получили только два самолета. Невольно напрашивался вывод: видимо, японские летчики не умели вести огонь по наземным целям.
Первые бои с японской авиацией послужили для советских летчиков хорошей школой. Выяснилось, в частности, что наши летчики, не зная тактических возможностей японского истребителя И-96, пытались вести с ним бой на виражах, не в меру применяя такую пилотажную фигуру, как переворот. Маневр осуществлялся на малых высотах.
Кое-кто из летчиков использовал даже петлю, чем подставлял себя под удар противника. Не было отработано и взаимодействие. Ведомый, строго выдерживая дистанцию и интервал, держался очень близко к ведущему и забывал следить за задней полусферой. Японцы этим пользовались, подходили иной раз незамеченными и сзади открывали по нашим самолетам огонь.
Неотработанной оказалась у нас и взаимная поддержка в бою. Каждый истребитель дрался с врагом в одиночку, мало думая о том, что исход любого боя зависит прежде всего от дружных, согласованных коллективных усилий.
Все эти просчеты, которые имели место на первых порах, понять нетрудно. Советские летчики только-только начинали "примеряться" к противнику и не могли за несколько дней приобрести нужные боевые навыки.
Когда на аэродромах Наньчана и Ханькоу обосновалась советская бомбардировочная авиация, истребителей перебросили для прикрытия этих баз с воздуха. С того времени и истребителям, и бомбардировщикам вместе жить, как говорится, стало веселее.
В дневных налетах противник терял от огня наших истребителей немало самолетов. Это-то и вынудило японцев летать в основном ночью. Наше командование в связи с этим приняло соответствующие меры. С наступлением темноты самолеты отводились за 100-150 метров от границы аэродрома и размещались не ближе, чем в двухстах метрах друг от друга. Это для того, чтобы одной бомбой не могли быть выведены из строя сразу два самолета. А на рассвете боевые машины снова занимали такие места, откуда удобнее было взлетать. Китайцы помогли соорудить капониры, обложив места стоянок самолетов мешками с песком.
Война научила нас жить и работать по-фронтовому. На аэродромах появились убежища, запасы горючего стали располагать далеко от рабочей площади аэродрома, все ремонтные работы проводились, как правило, в ночное время. Летчики и техники приспособились быстро выводить самолеты из-под удара, ликвидировать последствия бомбардировок. В этом нам усердно помогали жители близко расположенных китайских поселений.
В один из непогожих дней на аэродром, где мы базировались, японцы совершили воздушный налет. Несколько бомб разорвалось на покрытой гравием и хорошо утрамбованной взлетно-посадочной полосе. Прошло полчаса - не более. Видим, с корзинами на коромыслах и лопатами в руках к аэродрому спешат тысячи китайцев. Буквально через несколько минут воронок как не бывало. Их быстро засыпали и утрамбовали.
Когда мы прибыли, нас не всегда вовремя оповещали о появлении вражеских самолетов. А службу оповещения несли китайцы. Военное командование приняло решительные меры. Если кто-либо из дежуривших на посту наблюдения пропускал вражеские самолеты незамеченными или опаздывал вовремя сообщить о них, ему без суда и следствия отрубали голову. Эти строгие, драконовские меры возымели свое действие. Сеть постов ПВО стала работать безупречно. Мы узнавали о появлении противника за полтора-два часа до подхода его самолетов к цели.
"Тимбо!" (Тревога!) объявлялась сиреной за 30- 40 минут до приближения самолетов. Кроме того, над командным пунктом аэродрома взвивался черный флаг. Летчики занимали места в самолетах. Следом подавался прерывистый сигнал-сирена, а вместо черного на флагштоке появлялось красное полотнище, и самолеты уходили в воздух. Направление, откуда ожидался противник, обозначалось на земле условной стрелой из материи.
* * *
18 февраля 1938 года японские бомбардировщики под прикрытием истребителей пытались прорваться к Ухани - крупнейшему промышленному центру Китая, узлу дорог. На их пути встал истребительный заслон. Разыгралось ожесточенное воздушное сражение. Когда оно закончилось, на земле пылало двенадцать костров. Горели сбитые японские самолеты. Это была внушительная победа советских летчиков-добровольцев. Такого количества самолетов за один бой японцы еще не теряли.
Радостью и гордостью осветились лица наших летчиков. Они обнимались, поздравляли друг друга. В этом бою отличились Папюшкин, Селезнев, Иван Пунтус, Демидов, Ремизов, Жукоцкий, Казаченко, Конев, Вешкин, Папин, Сергей Смирнов, Хлястич и другие.
Японцы поняли, что с советскими летчиками-истребителями шутки плохи, и более двух месяцев к городу приблизиться не решались. И только 29 апреля, собрав группу из 54 бомбардировщиков, под прикрытием такого же количества истребителей они отважились взять реванш. Но финал получился опять-таки не в пользу японцев. На этот раз в ожесточенном бою советские истребители отправили на землю 21 вражеский самолет. Из наших на базу не вернулись пять летчиков.
И снова наступила продолжительная пауза. Но враг не смирился с поражением. Через месяц японские летчики в третий раз решают попытать боевое счастье на этом направлении, но оно им опять не улыбнулось. Над Уханью японцы потеряли 14 машин.
Возникает вопрос: почему японцы, имея хорошие по тому времени самолеты и подготовленный летный состав, несли тем не менее от наших истребителей большие потери?
Объясняется это, на мой взгляд, двумя причинами. Первая из них состоит в условиях базирования. Японцам приходилось летать на полный радиус, так как их аэродромы находились далеко от линии фронта. Истребители, имевшие задачей прикрывать бомбардировщиков, были в какой-то мере скованы в маневре.
Мы же в этом отношении находились в более выгодных условиях. Наши истребители, как правило, вели воздушные бои в районе своего аэродрома, имели большой запас горючего, могли повторять атаки многократно, преследовать противника, когда он уходил от цели.
Вторая причина состоит в боевой выучке и волевых качествах наших летчиков. Из числа добровольцев направляли в Китай наиболее искусных воздушных бойцов, людей смелых и решительных, преданных своей Родине, верных интернациональному долгу, преимущественно коммунистов. Эти люди готовы были скорее погибнуть, нежели запятнать свое имя трусостью. Доверие Родины они ставили превыше всего. К этому нужно добавить, что наши самолеты были не хуже, а по некоторым показателям даже лучше японских.
Эти обстоятельства понимало и японское командование, но изменить их в свою пользу не могло. Любопытен такой факт. В феврале 1938 года японские летчики сбросили на аэродром Лоянь вымпел с запиской: "Вы храбро дрались вчера. Приглашаем вас на наш аэродром", давая этим понять, что дома, мол, и стены помогают.
Мы, летчики-бомбардировщики, от души радовались боевым успехам своих друзей-истребителей и старались не остаться перед ними в долгу. Несколько раз группы наших бомбардировщиков совершали налеты на корабли противника, плавающие по р. Янцзы, бомбили железнодорожные узлы, на которых замечалось скопление вражеских эшелонов.
Ходили мы без прикрытия. Истребители нужны были для отражения воздушных налетов на китайские города. Кроме того, наши СБ в скорости превосходили японские истребители, и встреч с ними экипажи не опасались. На самолетах стояло мощное бортовое вооружение, и мы с успехом могли отражать нападение сами, а уж если заставляла нужда, могли за счет скорости и оторваться от противника. Эти обстоятельства создавали у экипажей полную уверенность в благополучном исходе каждого полета, вдохновляли их на подвиги. Как мы гордились тогда замечательной техникой, созданной умом и трудом советских ученых, конструкторов, рабочего класса!
Как-то вечером представитель китайского командования полковник Чжан пригласил меня к себе и через переводчика сообщил:
- На одном из аэродромов Нанкина базируются японские самолеты. Сегодня там приземлилась еще группа бомбардировщиков. Не исключено, японцы что-то замышляют. Возможен удар по аэродрому Ханькоу.
Офицер достал карту, расстелил ее перед собой.
- Расстояние от Ханькоу до Нанкина примерно 450 километров. Можете туда долететь? - спросил он.
- Конечно, можем, - заверил я.
- В таком случае готовьтесь.
Связываюсь по телефону с нашим военным советником, излагаю ему просьбу китайского командования. Дратвин одобрил замысел, предупредив при этом:
- Учтите, японцы на том аэродроме установили зенитки.
Свой план мы постарались сохранить в тайне. Расчет сводился на внезапность удара. На аэродроме велась обычная, не вызывающая никакого подозрения работа. Экипажи занимались в классах. Словом, жизнь шла своим чередом.
Я разыскал китайского инженера Вана, который ведал средствами обеспечения - горючим, бомбовооружением, патронами и т. д. Инженер, как всегда, был немножко навеселе и про себя ругал на чем свет стоит начальство: не подвезли то, не дали вовремя другое. От местного начальства дошел до самого генералиссимуса Чан Кай-ши и, не стесняясь нашего присутствия, обозвал его сволочью.
И были на это свои причины. Положение на фронтах становилось все хуже и хуже, и Вана, как и любого истинного патриота, это немало беспокоило: ведь японцы продвинулись к самому сердцу его родины.
К нам он проникся полным доверием и потому не стеснялся в выражениях. Мы его по-русски называли Иваном, и это ему, видимо, очень нравилось.
- Успокойся, Иван, - говорю инженеру. - У нас в России тоже такое бывало. Одно время Советская власть висела на волоске. Но народ нашел в себе силы изгнать интервентов. Уверен, что и китайский народ в конечном итоге одержит победу.
- Ваша правда, ваша правда, - закивал головой китаец. - Мы им!.. - и, не досказав, погрозил в белесое безоблачное небо кулаком.
Я попросил инженера подвезти к самолетам дополнительный запас бомб, патронов, канистры с горючим.
- Лететь собираетесь? - полюбопытствовал он.
- Пока нет, - отвечаю уклончиво. - У нас, по-русски, это называется поддерживать боеготовность.
- Понимаю, понимаю, - согласился Ван и больше вопросов не задавал.
Вечером я собрал летчиков в изолированном от других комнат помещении, поставил у двери дежурного, чтобы никто не мог подслушать, и изложил предстоящую задачу. Такая предусмотрительность была нелишней. Японцы имели разветвленную агентурную сеть, и было бы наивно полагать, что одну из основных баз советской авиации они обошли вниманием. А успех операции обеспечивали только скрытность и внезапность.
- Ой, ка-ра-шо! Ой, ка-ра-шо! - восклицали китайцы. Встреча с инструктором вызвала у них большую радость. Да и мне приятно было узнать, что бывшие ученики летают уже уверенно. Кто-то сообщил обо мне генерал-губернатору. На аэродром приехал начальник школы Ван, учтиво раскланялся:
- Вас приглашает Шень Дубань.
Встреча с генерал-губернатором длилась недолго, но в память запала. После подавления мятежа он чувствовал себя уверенно, был в хорошем расположении духа.
- Школа, которую вы создали, - сказал он, - продолжает работать.
Тогда же он сообщил, что в Синьцзяне начался сбор средств на приобретение в Советском Союзе самолетов-истребителей типа И-16.
Из Урумчи мы вылетели через день. Очередная посадка в Сучжоу. Здесь пришлось задержаться. Началась пыльная буря. Самолеты, чтобы не растрепало, привязали к вбитым в землю кольям. Лиха на этом аэродроме мы хлебнули немало. Ютились в душных фанзах, питались кое-как. Только через пятнадцать дней, когда буря утихомирилась, получаем, наконец, распоряжение следовать в Ланьчжоу,
В Урумчи нам выдали карты, и мы получили возможность подробно изучить дальнейший путь. Составили штурманский и инженерный расчеты. Если лететь напрямую через горы, горючего до Ланъчжоу должно хватить. Если же в обход их придется где-то садиться на дозаправку. Нам этого не хотелось. Принимаем первый вариант. По карте без труда можно было установить: горы высокие, случись что с самолетом - сесть будет негде. Но в экипажах теперь я уже не сомневался. Справятся. А чтобы машины не подвели, приказал тщательно их осмотреть.
Город Ланьчжоу расположен на высоте 1900 метров над уровнем моря в горах. Подлетая к нему, мы обратили внимание на два особо заметных ориентира. Это река Хуанхэ, широчайшая водная магистраль, по которой плавало множество джонок, и Великая Китайская стена.
Стена изгибалась, словно огромная змея, и терялась где-то в сизой дымке гор.
На аэродроме нас приветливо встретили представители местных властей, военного командования, любезно предложил осмотреть город. В тот же день на наших самолетах китайцы нарисовали свои опознавательные знаки.
На следующий день предстояло следовать дальше, в Ханькоу. Путь дальний. Приказываю снова проверить машины, заправить горючим и хорошенько выспаться. Полет до Ланьчжоу на большой высоте давал о себе знать. Мы порядком устали.
В Ланьчжоу находился базовый аэродром. Здесь собирали доставленные автомашинами истребители, облетывали их. Здесь же находились основные материальные запасы (горючее, продовольствие и т. д.). Базу возглавлял полковник Владимир Михайлович Акимов. В Китай он прибыл еще в 1925 году, владел китайским языком, знал местные обычаи и был здесь, как говорится, своим человеком. Хотя я уже многое знал о жизни Китая во время пребывания в Синьцзяне, наставления Акимова, тем не менее, оказались не лишними.
- Отсюда два воздушных пути, - сказал в беседе Акимов. - Один через Сиань и Ханькоу ведет в центральные районы Китая, другой через горы - в 8-ю народно-революционную армию Чжу Дэ. Не мне вас учить, как летать в горах. Но мой долг напомнить, что они очень коварны. До вас тут уже один товарищ разбился.
- Кто же? - невольно вырвалось у меня.
- Курдюмов из Брянска. Командир эскадрильи. Не учел, видимо, малой плотности горного воздуха и на посадке погиб. Так что будьте осторожны.
Да, я знал особенности высокогорных аэродромов, поэтому по совету Акимова посчитал нужным еще раз напомнить всем экипажам, как вести себя в полете, особенно на посадке.
За несколько километров от Ханькоу видим: в воздухе на разных эшелонах барражируют истребители. Чьи они? В Ланьджоу нас предупредили: будьте осмотрительны, возможна встреча с японцами. Штурманы и стрелки на случаи боя прильнули к пулеметам. Но видим, несколько истребителей, приветливо покачав крыльями, повели нас к аэродрому, остальные продолжали барражировать. Это были китайские летчики.
Совершаем над аэродромом круг, идем на посадку. Никаких знаков на земле не выложено. Но мы обходимся и без них. Короткий пробег по усыпанной гравием полосе, быстрое сруливание, чтобы освободить путь для других.
Самолетная стоянка только с правой стороны. Слева от посадочной полосы сразу же начинается заросшее камышом болото.
Вместе с представителями китайского командования на аэродром прибыл главный военный советник М. И. Драт-вин. Наше прибытие совпало со встречей нового, 1938 года, и за праздничным столом поднималось немало тостов за дружбу между китайским и советским народами.
Разместили нас в клубе, где совсем недавно развлекались японские офицеры. Клуб так и назывался "Дэдя-пан" (японский). Это комфортабельное здание со множеством компат. В фойе - картины, зеркала. Здесь же и столовая. Жилье наше охраняли полицейские, одетые в черную униформу. Местные власти позаботились об ужине и вообще проявили к нам большое внимание.
За полночь, церемонно раскланявшись с хозяевами, Дратвин собрал нас в отдельной комнате и предупредил:
- Будьте бдительны. Избегайте местные рестораны и другие злачные места. В городе осталось немало японских агентов. Сегодня мне сообщили: сюда пароходом прибывает около двухсот молодых женщин, в большинстве дочери русских белогвардейцев. Сами понимаете, для какой цели их сюда засылают.
Кто-то из летчиков не сдержал смешок.
- Не думайте, что я шучу. Дело это серьезное, - добавил он.
Дратвин уехал во второй половине ночи. От него, а позже и от авиационного советника в Китае П. Ф. Жига-рева я узнал, каково положение на фронтах, чем располагает японская и китайская авиация. Все это нам потом весьма пригодилось в боевой работе.
* * *
Япония готовилась к большой войне с Китаем задолго до того, как развязала ее. Особенно большое внимание уделялось боевой авиации. Военно-воздушные силы Японии входили в состав армии как самостоятельная организация и подчинялись непосредственно императору.
Японская авиация представляла собой внушительную силу. Она состояла из 17 авиационных полков. В процессе подготовки к войне летный состав усиленно тренировался, совершал полеты над морем, на полный радиус действия, отрабатывал групповую слетанность. Экипажи бомбардировщиков учились действовать по аэродромам противника, поддерживать в ходе боев наземные войска. В широких масштабах практиковалось перебазирование авиации на новые, незнакомые аэродромы.
В 1936 и 1937 годах большинство авиационных частей получили новые, более совершенные самолеты, обладавшие повышенной дальностью полета, скоростью и огневой мощью. Одномоторный истребитель И-95, например, имел скорость 330-350 километров в час, а И-96 и того больше - до 380 км. Этот самолет отличался хорошей маневренностью и был в основном предназначен для сопровождения бомбардировщиков.
Основным типом дальнего бомбардировщика морской авиации являлся ТБ-96. Запас горючего у него был на 12-15 часов полета. Скорость составляла 220-230 км/час. ВВС Японии располагали также легкими бомбардировщиками, транспортными самолетами. Транспортная авиация широко использовалась для переброски по воздуху боевого снаряжения и продовольствия воинским частям. Особенно важно заметить, что японские самолеты имели радиостанции и приборное оборудование для ночных полетов.
Иную картину представляли китайские ВВС. Парк машин здесь был, по существу, музеем древностей. Своей авиационной промышленности Китай в то время не имел и вынужден был покупать самолеты за границей. Англия, Франция, Германия, Италия и США старались сплавить туда все старье, которое в их армиях давно было списано. К примеру, английский истребитель с громким устрашающим названием "Гладиатор" летал со скоростью всего лишь до 200 км в час, запас горючего имел на 2 часа полета. А американский бомбардировщик "Боинг" летал и того медленнее - 170-180 км в час. Предельное пребывание его в воздухе не превышало четырех часов.
Низкие тактико-технические данные имели истребители "Кэртис-хоук", "Фиат-32", бомбардировщики "Капро-пи-101", "Фиат-БЗ-3" и другие.
Сравнения эти я привел для того, чтобы показать, насколько немощной была китайская авиация. Положение усугублялось еще и тем, что по своей подготовке китайские летчики уступали японским.
Не было в Китае ни ремонтных заводов, не располагал он и запасными частями к самолетам. Поэтому, когда начались решающие бои за столицу Китая - Нанкин, из 520 самолетов в строю осталось всего 14.
Свели эти самолеты в отдельный отряд и укомплектовали иностранными волонтерами. Возглавил волонтеров американский летчик Винсент Шмидт. Но люди эти прибыли вовсе не для того, чтобы по-настоящему воевать, тем более жертвовать собой. Их интересовало другое: высокое жалованье, развлечения. Время свое иностранцы проводили в казино, различных увеселительных заведениях и на кордовых площадках.
Стоял этот разноплеменный отряд на аэродроме в Ханькоу, и нам приходилось не раз встречаться с его летчиками. Одеты они были в щегольские куртки, носили ботинки на толстой каучуковой подошве и даже не пытались скрывать презрительного отношения к китайцам. Один из волонтеров - американец - спросил меня однажды:
- Неужели вы намерены всерьез сражаться?
- А как же? Затем и прибыли, чтобы помочь китайскому народу в борьбе с японцами. Волонтер усмехнулся:
- Была нужда рисковать ради дохлого дела.
- Почему "дохлого"? - спрашиваю.
- Все равно Китай войну проиграет, - убежденно сказал он. - Китайцы совсем не умеют воевать.
- Позвольте с вами не согласиться, - возразил я американцу. - Как бы ни было трудно - китайцы вышвырнут японцев со своей земли.
- Э-э! - присвистнул американец. - Это утопия.
Китайцы волонтеров не любили. Понять их было нетрудно. Эти чванливые щеголи вели себя вызывающе, хотя ни одного боевого вылета так и не сделали.
Беда Китая состояла в том, что в политическом и военном руководстве страны стояли люди, которые свои эгоистические интересы ставили выше национальных. В армии процветали взяточничество, казнокрадство, бюрократизм, продажность, прямая измена.
Командующего китайскими ВВС генерала Чжоу Чженчжоу ничуть не беспокоило плачевное состояние авиации. Он всячески покровительствовал жуликам и проходимцам, наживавшимся на закупках заведомо негодных самолетов, так как имел от того немалую выгоду для себя. Взятки он брал без зазрения совести. Об этом хорошо знал через китайских представителей наш авиационный советник П. Ф. Жигарев. Он-то и настоял перед китайским командованием, чтобы снять Чжоу Чжен-чжоу с занимаемого поста.
Ясно, что в такой обстановке нельзя было всерьез говорить о становлении китайских ВВС, организации отпора японским агрессорам. Китайская авиация, как боевая сила, к концу 1937 года утратила свою роль. Японские бомбардировщики разбойничали в небе Китая, по существу, безнаказанно.
От бомбардировок особенно страдали крупные города. Скученность там была ужасная, от зажигательных бомб возникали многочисленные пожары, и люди в огне гибли тысячами. Японская авиация буквально деморализовала население и войска на поле боя, а защитить их с воздуха было нечем. Эти жертвы в ходе войны могли быть больше, если бы Советский Союз не протянул по-братски своему дальневосточному соседу руку помощи. Советские летчики-добровольцы, прибывшие в Китай в конце 1937 года, резко изменили положение. У китайского народа появился в воздухе не только надежный щит, но и разящий меч.
Помимо этого Советское правительство оказало Китаю огромную материальную и моральную помощь, предоставив без всяких политических условий кредит, вооружение и т. д. Достаточно сказать, что только в первые годы войны Китай получил из Советского Союза 885 самолетов.
"Помощь Советского Союза Китаю, - как отмечал маршал Фэн Юйсян, - не ограничилась только материальной и моральной сторонами. Советский Союз помогал нам кровью и жизнью своих людей".
Тот факт, что Советский Союз помогал Китаю в борьбе с врагом кровью и жизнью своих людей, лучше всего можем подтвердить мы, летчики-добровольцы.
В парке "Освобождение" в г. Ухань был сооружен обелиск в честь советских летчиков-добровольцев, спасших этот многомиллионный город от полного разрушения. на обелиске была высечена надпись: "Память о советских летчиках будет вечно жить в сердцах китайского парода. Пусть этот благодатный дух пролетарского интернационализма, присущий рабочему классу, всегда развивает и укрепляет братскую нерушимую дружбу китайского и советского народов".
Не знаю, сохранили ли нынешние пекинские руководители этот памятник, но в то время он напоминал китайцам о бескорыстии советских людей, пришедших им на помощь в тяжелую годину.
Первая группа советских летчиков-добровольцев, как я уже говорил, прибыла в Китай на своих самолетах в ноябре 1937 года. Истребители И-16 в составе 23 машин под командованием капитана Г. М. Прокофьева обосновались на нанкинских аэродромах. Здесь же приземлились 20 бомбардировщиков типа "СБ", возглавляемые Кидалинским. А чуть позже на аэродроме Ханькоу приземлился отряд в составе 31 бомбардировщика, которым довелось командовать мне. Наша помощь авиацией Китаю все время наращивалась. Несколько позже привел более тридцати самолетов-истребителей участник боев в Испании Георгий Захаров, за ним прилетели со своими группами Большаков и Зингаев.
Летчикам-истребителям, приземлившимся первыми на аэродромах Нанкина, довелось с ходу вступить в бой с японскими бомбардировщиками. Это как раз совпало со временем, когда они намеревались бомбить город. В том бою отличились многие наши товарищи. Нам рассказывали о них. Это Шубин, Ковригин, Самонин, Музыкин, Беспалов и другие. В первом же воздушном бою советские летчики сбили один японский истребитель И-96, а чуть позже еще трех воздушных разведчиков.
Наши потери тогда тоже оказались немалыми. Мы недосчитались трех самолетов. Понять это не трудно. Советские летчики боевого опыта пока не имели, тактику врага не знали, с обстановкой освоиться не успели.
На следующий день налет повторился, только удар свой японцы нацелили уже на наш аэродром. На этот раз бомбардировщики шли на высоте 5 тысяч метров, зная, что им будет оказано противодействие. Бомбы они сбросили, но те, упав в болото, никакого ущерба аэродрому не причинили. В бою японцы потеряли два самолета, три наших машины получили повреждения от осколков.
Японцы усиленно осаждали нанкинский аэродром. Советским летчикам-истребителям нередко приходилось подниматься по тревоге три-четыре раза в день. Чтобы избежать лишних потерь, китайское командование предложило нам перевести истребительную группу на запасной аэродром, находившийся западнее города. И вот только наши самолеты приземлились на новом месте вдруг налет. Эскадрилья японских истребителей появилась на малой высоте и, не встречая сопротивления, начала обстреливать из пулеметов самолетные стоянки.
Но налет особого ущерба не принес. Незначительные повреждения получили только два самолета. Невольно напрашивался вывод: видимо, японские летчики не умели вести огонь по наземным целям.
Первые бои с японской авиацией послужили для советских летчиков хорошей школой. Выяснилось, в частности, что наши летчики, не зная тактических возможностей японского истребителя И-96, пытались вести с ним бой на виражах, не в меру применяя такую пилотажную фигуру, как переворот. Маневр осуществлялся на малых высотах.
Кое-кто из летчиков использовал даже петлю, чем подставлял себя под удар противника. Не было отработано и взаимодействие. Ведомый, строго выдерживая дистанцию и интервал, держался очень близко к ведущему и забывал следить за задней полусферой. Японцы этим пользовались, подходили иной раз незамеченными и сзади открывали по нашим самолетам огонь.
Неотработанной оказалась у нас и взаимная поддержка в бою. Каждый истребитель дрался с врагом в одиночку, мало думая о том, что исход любого боя зависит прежде всего от дружных, согласованных коллективных усилий.
Все эти просчеты, которые имели место на первых порах, понять нетрудно. Советские летчики только-только начинали "примеряться" к противнику и не могли за несколько дней приобрести нужные боевые навыки.
Когда на аэродромах Наньчана и Ханькоу обосновалась советская бомбардировочная авиация, истребителей перебросили для прикрытия этих баз с воздуха. С того времени и истребителям, и бомбардировщикам вместе жить, как говорится, стало веселее.
В дневных налетах противник терял от огня наших истребителей немало самолетов. Это-то и вынудило японцев летать в основном ночью. Наше командование в связи с этим приняло соответствующие меры. С наступлением темноты самолеты отводились за 100-150 метров от границы аэродрома и размещались не ближе, чем в двухстах метрах друг от друга. Это для того, чтобы одной бомбой не могли быть выведены из строя сразу два самолета. А на рассвете боевые машины снова занимали такие места, откуда удобнее было взлетать. Китайцы помогли соорудить капониры, обложив места стоянок самолетов мешками с песком.
Война научила нас жить и работать по-фронтовому. На аэродромах появились убежища, запасы горючего стали располагать далеко от рабочей площади аэродрома, все ремонтные работы проводились, как правило, в ночное время. Летчики и техники приспособились быстро выводить самолеты из-под удара, ликвидировать последствия бомбардировок. В этом нам усердно помогали жители близко расположенных китайских поселений.
В один из непогожих дней на аэродром, где мы базировались, японцы совершили воздушный налет. Несколько бомб разорвалось на покрытой гравием и хорошо утрамбованной взлетно-посадочной полосе. Прошло полчаса - не более. Видим, с корзинами на коромыслах и лопатами в руках к аэродрому спешат тысячи китайцев. Буквально через несколько минут воронок как не бывало. Их быстро засыпали и утрамбовали.
Когда мы прибыли, нас не всегда вовремя оповещали о появлении вражеских самолетов. А службу оповещения несли китайцы. Военное командование приняло решительные меры. Если кто-либо из дежуривших на посту наблюдения пропускал вражеские самолеты незамеченными или опаздывал вовремя сообщить о них, ему без суда и следствия отрубали голову. Эти строгие, драконовские меры возымели свое действие. Сеть постов ПВО стала работать безупречно. Мы узнавали о появлении противника за полтора-два часа до подхода его самолетов к цели.
"Тимбо!" (Тревога!) объявлялась сиреной за 30- 40 минут до приближения самолетов. Кроме того, над командным пунктом аэродрома взвивался черный флаг. Летчики занимали места в самолетах. Следом подавался прерывистый сигнал-сирена, а вместо черного на флагштоке появлялось красное полотнище, и самолеты уходили в воздух. Направление, откуда ожидался противник, обозначалось на земле условной стрелой из материи.
* * *
18 февраля 1938 года японские бомбардировщики под прикрытием истребителей пытались прорваться к Ухани - крупнейшему промышленному центру Китая, узлу дорог. На их пути встал истребительный заслон. Разыгралось ожесточенное воздушное сражение. Когда оно закончилось, на земле пылало двенадцать костров. Горели сбитые японские самолеты. Это была внушительная победа советских летчиков-добровольцев. Такого количества самолетов за один бой японцы еще не теряли.
Радостью и гордостью осветились лица наших летчиков. Они обнимались, поздравляли друг друга. В этом бою отличились Папюшкин, Селезнев, Иван Пунтус, Демидов, Ремизов, Жукоцкий, Казаченко, Конев, Вешкин, Папин, Сергей Смирнов, Хлястич и другие.
Японцы поняли, что с советскими летчиками-истребителями шутки плохи, и более двух месяцев к городу приблизиться не решались. И только 29 апреля, собрав группу из 54 бомбардировщиков, под прикрытием такого же количества истребителей они отважились взять реванш. Но финал получился опять-таки не в пользу японцев. На этот раз в ожесточенном бою советские истребители отправили на землю 21 вражеский самолет. Из наших на базу не вернулись пять летчиков.
И снова наступила продолжительная пауза. Но враг не смирился с поражением. Через месяц японские летчики в третий раз решают попытать боевое счастье на этом направлении, но оно им опять не улыбнулось. Над Уханью японцы потеряли 14 машин.
Возникает вопрос: почему японцы, имея хорошие по тому времени самолеты и подготовленный летный состав, несли тем не менее от наших истребителей большие потери?
Объясняется это, на мой взгляд, двумя причинами. Первая из них состоит в условиях базирования. Японцам приходилось летать на полный радиус, так как их аэродромы находились далеко от линии фронта. Истребители, имевшие задачей прикрывать бомбардировщиков, были в какой-то мере скованы в маневре.
Мы же в этом отношении находились в более выгодных условиях. Наши истребители, как правило, вели воздушные бои в районе своего аэродрома, имели большой запас горючего, могли повторять атаки многократно, преследовать противника, когда он уходил от цели.
Вторая причина состоит в боевой выучке и волевых качествах наших летчиков. Из числа добровольцев направляли в Китай наиболее искусных воздушных бойцов, людей смелых и решительных, преданных своей Родине, верных интернациональному долгу, преимущественно коммунистов. Эти люди готовы были скорее погибнуть, нежели запятнать свое имя трусостью. Доверие Родины они ставили превыше всего. К этому нужно добавить, что наши самолеты были не хуже, а по некоторым показателям даже лучше японских.
Эти обстоятельства понимало и японское командование, но изменить их в свою пользу не могло. Любопытен такой факт. В феврале 1938 года японские летчики сбросили на аэродром Лоянь вымпел с запиской: "Вы храбро дрались вчера. Приглашаем вас на наш аэродром", давая этим понять, что дома, мол, и стены помогают.
Мы, летчики-бомбардировщики, от души радовались боевым успехам своих друзей-истребителей и старались не остаться перед ними в долгу. Несколько раз группы наших бомбардировщиков совершали налеты на корабли противника, плавающие по р. Янцзы, бомбили железнодорожные узлы, на которых замечалось скопление вражеских эшелонов.
Ходили мы без прикрытия. Истребители нужны были для отражения воздушных налетов на китайские города. Кроме того, наши СБ в скорости превосходили японские истребители, и встреч с ними экипажи не опасались. На самолетах стояло мощное бортовое вооружение, и мы с успехом могли отражать нападение сами, а уж если заставляла нужда, могли за счет скорости и оторваться от противника. Эти обстоятельства создавали у экипажей полную уверенность в благополучном исходе каждого полета, вдохновляли их на подвиги. Как мы гордились тогда замечательной техникой, созданной умом и трудом советских ученых, конструкторов, рабочего класса!
Как-то вечером представитель китайского командования полковник Чжан пригласил меня к себе и через переводчика сообщил:
- На одном из аэродромов Нанкина базируются японские самолеты. Сегодня там приземлилась еще группа бомбардировщиков. Не исключено, японцы что-то замышляют. Возможен удар по аэродрому Ханькоу.
Офицер достал карту, расстелил ее перед собой.
- Расстояние от Ханькоу до Нанкина примерно 450 километров. Можете туда долететь? - спросил он.
- Конечно, можем, - заверил я.
- В таком случае готовьтесь.
Связываюсь по телефону с нашим военным советником, излагаю ему просьбу китайского командования. Дратвин одобрил замысел, предупредив при этом:
- Учтите, японцы на том аэродроме установили зенитки.
Свой план мы постарались сохранить в тайне. Расчет сводился на внезапность удара. На аэродроме велась обычная, не вызывающая никакого подозрения работа. Экипажи занимались в классах. Словом, жизнь шла своим чередом.
Я разыскал китайского инженера Вана, который ведал средствами обеспечения - горючим, бомбовооружением, патронами и т. д. Инженер, как всегда, был немножко навеселе и про себя ругал на чем свет стоит начальство: не подвезли то, не дали вовремя другое. От местного начальства дошел до самого генералиссимуса Чан Кай-ши и, не стесняясь нашего присутствия, обозвал его сволочью.
И были на это свои причины. Положение на фронтах становилось все хуже и хуже, и Вана, как и любого истинного патриота, это немало беспокоило: ведь японцы продвинулись к самому сердцу его родины.
К нам он проникся полным доверием и потому не стеснялся в выражениях. Мы его по-русски называли Иваном, и это ему, видимо, очень нравилось.
- Успокойся, Иван, - говорю инженеру. - У нас в России тоже такое бывало. Одно время Советская власть висела на волоске. Но народ нашел в себе силы изгнать интервентов. Уверен, что и китайский народ в конечном итоге одержит победу.
- Ваша правда, ваша правда, - закивал головой китаец. - Мы им!.. - и, не досказав, погрозил в белесое безоблачное небо кулаком.
Я попросил инженера подвезти к самолетам дополнительный запас бомб, патронов, канистры с горючим.
- Лететь собираетесь? - полюбопытствовал он.
- Пока нет, - отвечаю уклончиво. - У нас, по-русски, это называется поддерживать боеготовность.
- Понимаю, понимаю, - согласился Ван и больше вопросов не задавал.
Вечером я собрал летчиков в изолированном от других комнат помещении, поставил у двери дежурного, чтобы никто не мог подслушать, и изложил предстоящую задачу. Такая предусмотрительность была нелишней. Японцы имели разветвленную агентурную сеть, и было бы наивно полагать, что одну из основных баз советской авиации они обошли вниманием. А успех операции обеспечивали только скрытность и внезапность.