Полынин Фёдор. Боевые маршруты

   Вылетели мы еще затемно. Под нами в свете луны серебром отливала широкая гладь Янцзы, в которую, как золотые гвозди, были вбиты отражения звезд. Я шел впереди, за мной на некотором удалении Яша Прокофьев, следом другие экипажи. Всего на задание отправилось 26 экипажей. Замыкал колонну Вася Клевцов.
   Появление советских самолетов явилось для японцев полной неожиданностью. Они, видимо, еще спали, потому что никакого движения на аэродроме мы не заметили. Белые самолеты с красными кругами (отличительный знак японцев) выстроились в одну линию, как перед инспекторским смотром. И вот вниз полетели бомбы. Звено за звеном на определенных дистанциях освобождались от своего груза над вражеским аэродромом. То там, то здесь возникали пожары. Наша группа развернулась на обратный курс. Видно было, как внизу заметались люди.
   И только когда собрались уходить домой - забеснова-лись зенитки. Шапки взрывов повисли справа, слева, вверху. При подходе к Нанкину я заметил, что один из моторов моего самолета начал терять тягу. Температура в системе охлаждения резко пошла вверх. Я понял, что осколок, видимо, попал в радиатор и вода вытекла. Пришлось неисправный мотор отключить и лететь на одном, а управление группой передать Прокофьеву, который успешно справился с заданием.
   Дотянуть самолет до Ханькоу мне тогда не удалось. Мотор от перегрузки начал сдавать, высота падала. Ничего не оставалось, как садиться на вынужденную. Вижу - впереди дамба, а рядом болотистый луг. Самолет коснулся травяного покрова и сразу же провалился коле сами, вздыбив жижу. Никто из экипажа не пострадал. Где мы? - возник первый вопрос. На территории, занятой японцами, или у своих? Вылезли из кабин и, утопая по колено в грязи, обошли машину кругом. Она оказалась цела, только завязла в болоте по самый фюзеляж.
   Кругом ни души. Вдруг видим: над камышами мелькнула чья-то голова и тут же исчезла. Наконец показался и сам человек. Жестом приглашаем незнакомца подойти к нам. Он, видимо, понял, осторожно вышел на лед, а следом, как по команде, высыпало еще человек триста. Враждебных намерений китайцы не выказывали, потому что видели на самолете опознавательные знаки своей родины. Спрашиваем:
   - Джяпан ю, миго? (Японцы есть или пет?)
   Мотают головами: миго (нет).
   Тогда начинаю изображать рукой, как крутят ручку телефона, и называю Ханькоу.
   Снова качают головами. Понял: связи с Ханькоу нет.
   Подхожу к одному из пожилых китайцев и показываю рукой на синюю полоску материи, пришитую к моему комбинезону. На полоске по-китайски значилось, что людям, предъявившим этот знак, необходимо оказывать всяческое содействие. Иероглифы были скреплены внизу большой красной печатью.
   - О-о! - заулыбались китайцы. - Рус, рус. Перед вынужденным приземлением я успел заметить, что справа протекает Янцзы. Река отсюда недалеко. Посоветовавшись с членами экипажа, решили попросить китайцев помочь вытянуть самолет из трясины и перекатить его к реке. А там, может быть, удастся разыскать баржу и переправить машину водой в Ханькоу.
   Знаком объясняем китайцам, что нужно делать. Несколько человек тут же побежали в деревню, принесли с собой веревки, бревна, доски. Соорудили что-то наподобие настила, приподняли самолет, поставили на колеса. Потом зацепили веревками за стойку шасси.
   - А теперь давай!
   - Давай, давай! - засмеялись китайцы и хвостом вперед потянули машину к берегу. Их было много, они облепили самолет, словно муравьи, и двенадцатитонная громадина с трудом начала поддаваться.
   С помощью подоспевших из деревни жителей самолет перекатили к берегу Янцзы, сделали сходни и осторожно спустили его на зыбкую палубу старенькой баржи. Теперь оставалось закрепить колеса, чтобы он не скатился в воду.
   Пыхтя и фыркая, к барже подошел маленький катерок. Пожилой капитан, держа фарфоровую трубочку в зубах, заулыбался: видать, ему впервые приходилось транспортировать столь необычный груз.
   - Ханькоу? - спросил он.
   - Ханькоу, - подтвердили мы.
   Капитал вытащил из кармана блокнот, оторвал листок, что-то изобразил на нем иероглифами и заставил меня расписаться. Что я подписывал - не знаю, но капитан аккуратно перегнул бумагу вдвое, положил во внутренний карман тужурки и застегнулся на все пуговицы. Для него, видимо, это был оправдательный документ на перевозку груза. Потом приложил руку к головному убору и ловко перебежал по трапу на катер. Мы рванулись было на палубу баржи, но нас вежливо остановили: не следует рекой плыть - очень, очень долго.
   - Кушать, кушать нада, - лопотали китайцы. -Чифан, чифан.
   Усадили нас в большую весельную лодку и отчалили к противоположному берегу, где виднелся небольшой городишко.
   - Уху, Уху, - показывали на него китайцы. Неподалеку от берега стояла приземистая кофейня. Туда нас и привели. Вкусно пахло жареным мясом, ароматным настоем из каких-то незнакомых нам трав. Хозяин кофейни, тучный, с тонкой косичкой на голове китаец, вежливо кланялся, предлагая все новые и новые блюда.
   - Из пекла да на курорт попали, - пошутил Борис Багрецов. Тут было действительно тепло и тихо, хотя в 20 километрах проходила линия фронта.
   Когда мы утолили голод, нас повели в рядом стоявший домик, открыли небольшую комнату. Пол ее был застлан циновками, у стены лежали валики, обтянутые драпировкой. Человек, сопровождавший нас, сложил ладони рук и наклонил на них голову. Это означало: спать, спать...
   Пережили мы за день немало, и после вкусного обеда клонило ко сну. Сняли унты, комбинезоны, улеглись на полу. Но не успели сомкнуть глаза - слышим за стеной шум, треск барабанов, звуки, похожие на глухие выстрелы. Мы вскочили и на всякий случай взяли наизготовку пистолеты. В чужом краю, к тому же ночью, могло быть всякое. Потом, не зажигая огня, приоткрыли занавеску и видим: по улице неторопливо шагает большая толпа, у многих в руках бумажные фонарики, хлопушки, факелы.
   - Фу, черт. Напугали, - выругался техник Купчинов.
   Оказывается, китайцы справляли в ту ночь один из своих праздников. Мы снова улеглись, но сон не шел: так и провалялись, пока за окном не занялся молочный рассвет.
   Часа через два тот же сопровождающий, что нам показывал жестами "спать, спать", принес свежеиспеченные лепешки, душистый чай, а другой держал на поводках трех осликов.
   - А это еще зачем? - невольно вырвалось у меня, когда я увидел смирно дремавших животных.
   Китаец смешно оседлал палку, дал знать, что ослики поданы для нас.
   - Да я же раздавлю эту скотинку, если на нее сяду, - рассмеялся Багрецов. Был он широк в плечах, да и ростом природа не обделила.
   В унтах, комбинезонах не только штурман, но и мы выглядели великанами, поэтому от услуг отказались. Зачем понапрасну мучить безответных животных?
   До Анцына нас сопровождал молодой, худенький китаец. В пути он пытался что-то рассказывать, но, убедившись, что мы ничего не понимаем, вышел вперед и начал мурлыкать себе под нос заунывную песню, взмахивая в такт шагам бамбуковой палкой.
   - Товарищ капитан, - обратился ко мне Багрецов. - А вдруг китайцы уволокут наш самолет не в Ханькоу, а в другое место?
   Честно говоря, и я думал об этом. Очень уж легковерно мы поступили. Подписали какую-то бумажку незнакомому человеку, а сами в кофейню. Успокаивало одно: честность китайцев. Это мне было известно еще по Синь-цзяню. К тому же бомбардировщик не яблоко. Его в карман не спрячешь, на базаре не продашь.
   - Ручаюсь, что привезут точно в Ханькоу, - постарался я развеять опасения штурмана.
   В Анцыне с помощью сопровождавшего нас китайца мы разыскали местного губернатора и жестами поведали о своих злоключениях. Губернатор понял нас и принял в нашей горькой судьбе живейшее участие. Он позвонил по телефону в Ханькоу и долго кого-то уговаривал, чтобы прислали самолет. Об этом мы его попросили.
   Аэродром от города находился примерно в шести километрах. Мы собрались было идти, но губернатор упредил наше намерение.
   - Рикша, рикша, - дважды повторил он известное нам слово.
   - Рикша? Нет, - замахали мы руками. Нам, советским людям, претило использовать человека как тягловую силу, нас с детства воспитывали в духе благородства и уважения к людям. Словом, категорически отказались от любезного предложения и направились пешком.
   На аэродроме в глинобитной фанзе располагалась китайская комендатура. Когда мы вошли в помещение, дежурный офицер встал из-за стола и попросил нас подождать. Потом позвонил по телефону и сообщил: самолет будет завтра.
   Пока он нам объяснял, энергично жестикулируя руками, приоткрылась дверь, и мы увидели в соседней комнате японского летчика. Он что-то рассказывал китайскому офицеру, натянуто улыбался.
   - Ваши летчики его сбили, а мы поймали, когда он опустился на парашюте, пояснил комендант. Потом спросил: - Что с ним делать?
   - Что делать? Решайте сами, - ответили мы. - Он ваш пленный, и поступайте с ним согласно китайским законам.
   Только вышли за дверь - слышим позади выстрел.
   Обращаемся к переводчику:
   - Что случилось?
   - Вы сказали "закон". Вот по закону и поступили.
   На аэродром в Анцын за нами прилетел на бомбардировщике командир экипажа Савченко. С ним был и штурман.
   - Но как же мы впятером втиснемся? - спрашиваю командира экипажа.
   - Ничего. Машина сильная. Как-нибудь уладим.
   За управление самолетом я сел сам. Предстояло пересечь горный хребет, а погода плохая, идет дождь, видимость ограничена до предела.
   Вот и Ханькоу. Встретили нас на аэродроме с большой радостью. Ведь трое суток никто ничего не знал о нашей судьбе. Решили, что погибли. И вдруг являемся живыми-здоровыми.
   А у меня первый вопрос: пришла ли баржа с самолетом?
   - Пока нет, но скоро будет, - постарались успокоить товарищи. Китайцы уже успели передать на аэродром, что самолет плывет по Янцзы, а летчики, то есть мы, здоровы и невредимы.
   - Только вот задача: как мы доставим его на аэродром? - высказал свои опасения инженер.
   Но об этом сейчас думать не хотелось. Я был преисполнен чувства благодарности к капитану катера, который честно сдержал свое слово.
   В тот день я впервые встретился с П. В. Рычаговым. Невысокого роста крепыш, смелые, немножко навыкате, глаза. Слава о нем прошла, когда он еще сражался с фашистами в Испании. Этому человеку посвятил не один свой очерк журналист Михаил Кольцов. Я, как и все советские люди, восхищался боевой доблестью наших летчиков в Испании, в том числе и Рычаговым. В декабре 1937 года его избрали депутатом Верховного Совета СССР. И вот, когда развернулись боевые действия в Китае, Рычагов одним из первых снова попросился на поле битвы.
   Подошел он ко мне, поздоровался, сказал одобрительно:
   - Ух, и здорово же вы поработали! Японцы, наверное, чешут теперь затылки. Шутка ли: несколько десятков самолетов им придется записать в поминальник.
   Рычагов прибыл для руководства боевыми действиями наших летчиков-добровольцев. С ним прилетели военный комиссар А. Г. Рытов и известный летчик-испытатель А. С. Благовещенский, который возглавил группу советских летчиков-истребителей.
   К вечеру на аэродром приехал П. Ф. Жигарев. Он собрал всех участников боевого вылета на Нанкин и объявил благодарность. Рычагов предупредил нас:
   - Японцы, наверняка, попытаются расквитаться за свою беспечность. Будьте готовы к отражению налета на аэродромы.
   Рычагов как в воду глядел. Дня через два с передовых постов воздушного наблюдения поступило сообщение: курсом на Ханькоу идет большая группа вражеских бомбардировщиков. Впереди и выше ее - истребители.
   Мы уже успели изучить тактику японцев. Сначала они стремятся связать боем наших истребителей, чтобы обеспечить свободу действий своим бомбардировщикам. Рычагов, исходя из опыта боев в Испании, предложил контрмеры. Он решил разделить истребителей на две группы. Когда одна из них вступила в схватку с вражескими истребителями, другая, находившаяся в стороне, неожиданно для врага бросилась на бомбардировщиков. Оказавшись без прикрытия, бомбовозы начали сбрасывать свой груз куда попало и разворачиваться назад. По многим из них уйти не удалось. Советские истребители преследовали японцев до тех пор, пока у них было горючее. Сбитые японские самолеты местные жители находили потом в плавнях, болотах, на рисовых полях. Захваченных в плен японских летчиков они связывали веревками и доставляли на ближайший аэродром.
   ...Как только прозвучал сигнал тревоги, мы бросились к своим машинам, чтобы вывести их из-под удара. Бомбардировщики поднимались в воздух первыми, в заранее намеченной зоне становились в круг и находились там до тех пор, пока не минует опасность, Истребители поднимались несколько позже. Не было расчета заранее расходовать горючее. Оно необходимо для боя, а затем для преследования врага.
   Находясь в зоне, мы хорошо видели всю воздушную баталию - сражение наших истребителей с японскими. Бой завязался на высоте две тысячи метров и вскоре распался на несколько очагов. Самолеты то взмывали ввысь, то начинали пикировать или выписывать глубокие виражи. Знойное блеклое небо полосовали светящиеся трассы. Вот загорелся один истребитель, задымил другой, блеснув на солнце крыльями, опрокинулся навзничь третий. Чьи самолеты падали - вражеские или наши, издали установить было невозможно. Клубок сражающихся "ястребков" стал постепенно смещаться на юг. Запас горючего у японцев кончался, до своей базы далеко, и в их положении было благоразумнее заранее отступить.
   Когда мы возвратились к аэродрому, на полосе зияли дымящиеся воронки от взрывов бомб, а в стороне что-то горело - самолет или автомашина - не разберешь.
   Пришлось уйти на второй круг и ждать, пока приведут в порядок посадочную полосу.
   Первым на аэродроме встретил нас инженер Ван.
   - Пять самолетов сбили? - спросил я.
   - Ага, ага, - радостно закивал китаец.
   - А наших?
   Ван показал один палец.
   Рычагов вместе с другими товарищами переждал налет в щели, отрытой рядом с командным пунктом. Когда все успокоилось, он пригласил меня в комнату и, развернув карту, сказал:
   - Японцы продолжают наступление в глубь страны. Резервы они перебрасывают обычно пароходами или самолетами, но основную массу войск и техники направляют по железной дороге. Самое уязвимое для них место - вот этот мост через Хуанхэ, - показал он карандашом. - По нашим сведениям, рядом с ним японцы возвели понтонную переправу.
   Рычагов на время отвлекся от карты, прошелся по комнате и добавил:
   - Китайское командование считает, что, если мост будет уничтожен, это сдержит наступление японцев. Их войска на какое-то время останутся без резервов.
   Потом помолчал и, сверкнув глазами, решительно добавил:
   - А что, если грохнуть по мосту?
   - Грохнуть можно, - отвечаю. - Цель заманчивая. Но ведь далеко.
   - Знаю, - согласился Рычагов. - И все же давайте подумаем, как помочь китайцам. Игра стоит свеч.
   Мы склонились над картой и стали прикидывать, как это лучше сделать. Без посадки туда не долететь. Значит, нужен промежуточный аэродром.
   - И об этом я подумал, - воскликнул Рычагов. - Промежуточным может стать Сюйчжоу. Я договорюсь с китайцами, чтобы доставили туда горючее. Только, - и он приложил палец к губам, - о предстоящей операции ни-ни-ни... Понятно?
   Можно было и не предупреждать об этом. За время работы в Китае мы научились держать язык за зубами.
   - А сейчас ваша задача, - заключил Рычагов, - отобрать наиболее опытные экипажи, сделать необходимые расчеты, подготовить к вылету машины.
   Рычагов уехал, а я долго еще сидел над картой, обдумывая, как лучше выполнить столь сложное задание. С высоты, как известно, мост кажется тонкой ниточкой, и попасть в него - не простое дело. А разрушить его надо во что бы то ни стало, иначе зачем огород городить.
   Посоветовался со своим инженером, можно ли взять дополнительный груз бомб. Инженер, немного подумав, ответил:
   - Вообще-то раньше этого не делали. Но уж если очень надо - попробуем.
   Чтобы проверить расчеты, мы подвесили на один из самолетов полный боекомплект, а потом положили в него еще 36 бомб в ящиках. Перегруженная машина долго бежала по полосе, пока между нею и землей наконец образовался просвет. Медленно набирая высоту, самолет все-таки поднялся в воздух. Раз взлетел один, решили мы, смогут и другие.
   Отобрали 25 самых опытных экипажей и разделили их на три группы. Первую девятку повел я, вторую - Василий Клевцов, а третью, семерку, - Яков Прокофьев.
   К мосту подошли на малой высоте. Японцы, видимо, были уверены, что этот объект, расположенный в глубоком тылу, недосягаем для советских бомбардировщиков, поэтому его не охраняли. Мы взяли курс 45 градусов, вышли на цель и поочередно сбросили весь бомбовый груз. А те, что не попали в основную цель, угодили в понтонную переправу - она же была рядом. В итоге не стало ни моста, ни переправы.
   Неподалеку находился аэродром. Мы видели, как с него начали подниматься японские истребители, но нас догнать они уже не могли.
   На обратном пути снова приземляемся в Сюйчжоу, заправляемся горючим и следуем дальше. Только сели в Ханькоу - подбегает представитель китайского командования и показывает распоряжение: следовать в Наньчан. Прилетаем туда, а нас уже ждет П. В. Рычагов.
   - Вы не представляете, какое великое дело сделали, - сказал он. - Вы спутали все карты японского командования. Когда-то они соорудят новую переправу. Наступление неизбежно застопорится.
   Да мы и сами понимали, что не ударили лицом в грязь. И дело сделали, и ни одного экипажа не потеряли.
   Отведя меня в сторону, чтобы никто не слышал, Рычагов предупредил:
   - Завтра вам предстоит выполнить еще более ответственное и еще более трудное задание. Но об этом разговор особый. А сейчас всем отдыхать.
    
   Курс на Формозу
   Ко второй половине февраля 1938 года самолетный парк Японии оказался настолько истощен, что правительству пришлось срочно заключать контракты с фирмами Германии и Италии на приобретение новых самолетов. Иностранные суда с боевой техникой не могли разгружаться в шанхайском порту. Японцы не без оснований опасались налета советских бомбардировщиков. Поэтому разгрузка производилась на японских островах, в частности на главной базе ВВС Японии острове Формоза (Тайвань).
   По агентурным данным, китайскому командованию стало известно, что на Формозу прибыл очередной караван с авиационной техникой. Самолеты в разобранном виде, упакованные в контейнеры, доставлены на аэродром. Там же, на стоянках, находится немало машин, уже собранных и подготовленных к перелету в Шанхай. Завезены большие запасы горючего.
   Мы стали готовить воздушный налет по этому объекту. В разработку плана включился и прибывший в Наньчан П. Ф. Жигарев.
   Техникам и механикам была поставлена задача: тщательно осмотреть бомбардировщики и заправить их горючим. А чтобы все осталось в строжайшей тайне, подвеску бомб решили произвести перед самым вылетом. Основная трудность выполнения задачи состояла в том, что поблизости от океана не было площадок, на которые можно было бы посадить скоростные бомбардировщики и дозарядить их бензином.
   - Туда придется лететь напрямую, - сказал Жигарев. - А на обратном пути сядете и дозаправитесь вот тут. - И указал на аэродром Фуджоу, расположенный в горах, в 230 километрах от берега.
   - Учтите, - добавил он, - что поблизости от него характерных ориентиров нет.
   - И еще одна трудность, - вставил П. В. Рычагов. - На сухопутных самолетах предстоит пролететь над водой. Сами понимаете: случись что - гибели не миновать.
   Словом, озадачили нас серьезно. И то трудно, и это нелегко. Но лететь-то надо.
   Японцы летали обычно вдоль линейных ориентиров - железных дорог, рек и т. д. Для нас это исключалось. Мы проложили кратчайший маршрут по прямой.
   Когда общие указания стали ясны, я вызвал штурмана группы Федорука, чтобы вместе обмозговать детали выполнения задания. Решили лететь на высоте 45005500 метров. Мы понимали, что длительное кислородное голодание может тяжело отразиться на самочувствии и работоспособности экипажей. Но другого выхода не было. На большой высоте увеличивалась дальность полета, поскольку меньше расходовалось горючего, а это в тот момент обеспечивало успех.
   Чтобы ввести японцев в заблуждение, решили вначале пройти севернее острова, потом резко развернуться вправо, снизиться с приглушенными моторами до 4 тысяч метров и с ходу нанести удар. А над проливом снизиться еще до двух тысяч метров, чтобы позволить членам экипажей, как говорится, "глотнуть воздуха". Над материком же опять подняться до четырех тысяч метров и идти к аэродрому дозаправки.
   Полет готовился в строжайшей тайне. Пока летчики, штурманы и стрелки отдыхали, мы с комиссаром группы Петровым и Федоруком шуршали картами, составляли схему, делали необходимые расчеты. Под утро и нам часа два удалось поспать. Проснувшись в назначенный час, собрали экипажи и провели розыгрыш полета. Технический состав в это время снаряжал машины боеприпасами.
   Утро обещало хорошую погоду. Потом вдруг начали наплывать облака. "Может быть, это и к лучшему, - подумал я. - Вражеским зенитчикам наши самолеты не будут видны".
   Проводить нас в дальний и, прямо скажу, рискованный полет прибыли Жигарев и Рычагов. Командиры экипажей доложили, что к вылету все готово. Только один самолет остался без воздушного стрелка: тяжело заболел.
   Что делать? Не хотелось оставлять бомбардировщик на аэродроме. Все-таки сотни килограммов бомб при ударе по такой цели не будут лишними.
   Выручил комиссар нашей группы Петров.
   - Разрешите мне лететь за стрелка, - предложил он.
   - Вы же всю ночь не спали, - говорю ему. И это было действительно так. С вечера и до самого утра он проверял, как технический состав готовит самолеты к вылету.
   - Ничего, выдюжу, - отвечает Петров, по привычке пригладив на голове ежик. Глядя на этого крепыша, никто не усомнился бы в том, что он выдюжит.
   - Ну что ж, не возражаю, - ответил я и невольно подумал: когда люди узнают, что с ними летит комиссар, это еще больше поднимет их боевой дух.
   Небо начинало светлеть. Пора вылетать. И вдруг тишину распороло характерное завывание. "Тимбо!" (Тревога!) На горизонте показались черные точки. Неужели к нам пожаловали японцы? Значит, кто-то узнал и передал им о нашем замысле. Мне редко изменяло хладнокровие, а тут, откровенно говоря, по телу пробежали мурашки. Ударят сейчас, и аэродром взлетит на воздух. Ведь самолеты до предела заправлены горючим и бомбы уже подвешены.
   Подходит Петров и спрашивает с тревогой:
   - Что будем делать?
   Я молчу. Взлететь не успеем, на рассредоточение самолетов тоже времени нет. Вот, подловили, гады. Если зенитки не отгонят их - все пропало.
   А самолеты идут прямо на нас. Уже отчетливо видны две девятки. Подаю команду "Всем в укрытия!", а сам продолжаю наблюдать за воздухом. Вижу: самолеты отворачивают влево - в сторону Чаныпа и вскоре исчезают на горизонте. Беда миновала.
   Потом мы с Петровым долго ломали голову над тем, почему японцы не дошли до нашего аэродрома: то ли они не заметили самолетов (было еще не совсем светло), то ли имели задание бомбить именно Чаныпа. Все это осталось для нас загадкой.
   Приезжает на аэродром П. В. Рычагов, взволнованный не меньше, чем мы.
   - Я еще в пути увидел японские бомбардировщики, - со вздохом облегчения сказал он. - Ну, думаю, наделают сейчас тарарам. Кричу шоферу: "Жми на всю железку", будто чем-то могу помочь вам. А как увидел, что японцы разворачиваются и уходят в сторону - плясать был готов от радости.
   Я понимал причину озабоченности Рычагова. Он был не только руководителем советских летчиков-добровольцев, но и главным военным советником Ставки по вопросам использования ВВС. Значит, ответ за разгром нашей бомбардировочной группы и срыв боевого вылета на Формозу потребовали бы прежде всего с него, и довольно строго. Но все обошлось благополучно. Когда экипажи построились, Рычагов обратился к ним с краткой напутственной речью. В заключение он напомнил, что сегодня 23 февраля, и призвал достойно отметить праздник нашей доблестной Красной Армии.
   По сигналу ракеты 28 тяжело груженных бомбардировщиков один за другим поднялись в воздух. Набираем высоту 5500 метров. Сердце бьется учащенно, кружится голова, клонит ко сну - первые признаки кислородного голодания. И в борьбе с ним можно было рассчитывать только на собственную физическую выносливость.
   Облачность под крылом становилась все реже. Наконец впереди показалась голубая полоска Формозского пролива, а за ней и сам остров. С высоты он казался огромным, с желтыми крапинками, изумрудом, вправленным в безбрежную гладь океана.
   Как и намечалось заранее, мы прошли севернее острова, а затем резко повернули к цели и с приглушенными моторами начали снижение. Я осмотрелся и пересчитал машины: ни одна не отстала. Вражеских истребителей в воздухе пока не было. Впереди, по курсу, открывался город, а рядом с ним - аэродром. Хорошо различались и выстроенные в два ряда самолеты, серые, еще не распакованные контейнеры, и белые цистерны рядом с ангарами.
   Основная база японских ВВС выглядела внушительно. Никакой маскировки противник не соблюдал. Видимо, он чувствовал себя в полной безопасности.
   Цель все ближе. На белых крыльях самолетов уже видны красные круги. Мой штурман приготовился к сбросу смертоносного груза. И вот машину легко тряхнуло: бомбы пошли вниз. Провожаю их взглядом и вскоре вижу, как в центре стоянки один за другим вспухают фонтаны взрывов.