«Землянки скрыты под землей. Лазы в них замаскированы. Если бы не тропки на снегу, да не дымки из труб – убей, не обнаружишь…» [56, с. 26].
   Памятной оказалась первая ночевка Ялтинского отряда.
   «Раздалась команда: «Ломать сучья и разводить костры!.. Мне припомнилась Сибирь; там по-иному готовились к ночлегу в лесу, и я стал шестом раздвигать угли, увеличивая площадь костра.
   – Вы зачем это делаете? – спросил Агеев.
   Я подкинул в костер еще охапку дров и, когда они разгорелись, предложил:
   – Давайте перенесем костер немного в сторону.
   – Чего вы мудрите? – недоумевал Агеев.
   На новом месте костер горел с прежней силой. Я тщательно очистил площадку от углей и золы там, где только что горел костер, и объявил:
   – Печь готова. Пожалуйте греться!
   Глядя на нас, стали готовить себе такие постели и другие» [72, с. 16].
   С первых же дней партизанской борьбы самым острым стал вопрос…
   А ну, уважаемый читатель, попробуйте самостоятельно на него ответить. Нет, не продовольствия – пока оно еще было. Оружия? Хватало. Людей? В избытке, правда, никто из них не знал местности, но пока отряды отсиживались на своих базах, то так остро эта проблема пока еще не ощущалась. Не буду томить вас, а только напомню, что любое управление, будь то воинская часть, партизанский отряд, предприятие или школа, основывается на трех постулатах: получении информации, принятии управленческого решения, контроле за его выполнением.
   Так вот, Центральный штаб не получал никакой информации. Не только от отрядов, но даже от районов. Не имея информации, управлять, а переходя уже на военные термины, командовать – невозможно. Простите, успешно командовать.
   Но давайте вновь немного займемся теорией. Это сегодня мы знаем, что «кто владеет информацией, тот владеет миром». В те годы, готовясь к партизанской войне в Крымских горах, А. В. Мокроусов этого не знал. Любое управление людьми, а в данном случае командование, подразумевает наличие самой современной связи, оптимальной структуры управления и рациональной технологии.
   Рациональная технология – это тактика партизанской борьбы, т. е. то, что было в свое время обобщено еще Денисом Давыдовым, но об этом более детально мы поговорим в дальнейшем. Была ли оптимальна принятая структура управления? В целом мы можем согласиться, что триада – Центральный штаб, пять партизанских районов, четыре – шесть партизанских отрядов в районе – соответствовала требованиям времени и сложившимся условиям. Практически в таком же виде эта структура просуществовала до конца оккупации, приняв на заключительном этапе окончательную форму: соединение – бригада – отряд.
   И только отвечая на вопрос: имели ли крымские партизаны «самую современную связь», мы с горечью должны ответить – нет!
   Причин тому много. Были и чисто субъективные. Будущий командующий партизанским движением в Крыму Алексей Мокроусов, человек малограмотный, как принято тогда было с гордостью говорить – «академиев не кончал», совершенно не понимал роли радиосвязи в современной войне. Примечателен его приказ № 1, в котором он писал:
   «11. Немедленно направить в мой штаб по четыре человека связистов.
   12. В связи с тем, что радиосвязь будет установлена моим штабом, начальникам районов своих передатчиков не иметь, а если такие уже установлены, пользоваться ими только по моим указаниям. Шифр для связи будет установлен и выслан дополнительно.
   16. Донесения о состоянии отрядов, проводимых работах, наличии заготовленного продовольствия и имущества и политико-моральном состоянии отрядов доносить мне один раз в десятидневку, а о происшествиях и проводимых операциях – немедленно. Место связи со мной – прежнее» [12, с. 3].
   Под словом «связистов» А. В. Мокроусов подразумевает – «связных» или, как говорили в старину, «гонцов» – людей, которые должны передавать устную или письменную информацию. Способ связи самый архаичный, применяемый, вероятно, с самых первых войн, которые вело человечество.
   То, что А. В. Мокроусов требует не иметь своих передатчиков, свидетельствует о том, что он понимал: у кого связь с вышестоящим командованием, тот и хозяин положения. С другой стороны, связь – это возможность получать альтернативную информацию. Не случайно с началом Великой Отечественной войны у населения были изъяты все радиоприемники. Радио – это неконтролируемый источник информации. Работая с протоколами бюро обкома, я наткнулся на интересный документ:
   «Решением Зуйского райкома ВКП(б) от 30.06.41 исключен из партии Младенов Василий Федорович, член ВКП(б) с 1930 года, болгарин, ответственный секретарь Зуйского райисполкома». Сообщалось, что уже ранее В. Ф. Младенов находился под судом и привлекался к ответственности по Закону 28.12.39 года «За покровительство прогульщикам». Тогда он получил четыре месяца исправительных работ с отбыванием их по месту работы и удержанием 20 % зарплаты.
   На этот раз случилось следующее. Находясь по служебным делам в одном из колхозов района, В. Ф. Младенов, настраивая радиоприемник, случайно наткнулся на иностранную музыку. После того, как она закончилась, началась радиопередача на русском языке, в которой сообщались новости с фронтов.
   Об услышанном В. Ф. Младенов в автомобиле рассказал председателю райисполкома А. А. Литвиненко, слышал это и водитель. Бдительный А. А. Литвиненко официально сообщил обо всем секретарю райкома Н. Д. Луговому.
   Бюро Зуйского райкома ВКП(б) приняло решение об исключении из партии, но бюро обкома его не утвердило. «За слушание по радио и передачу в разговорах содержания антисоветской пропаганды» В. Ф. Младенову объявили выговор [7, с. 78].
   В своих многочисленных книгах Н. Д. Луговой много страниц уделит и В. Ф. Младенову, и А. А. Литвиненко – оба они вскоре станут видными партизанами Зуйского отряда и оба погибнут в боях. В воспоминаниях нет и намека на этот эпизод, в котором и А. А. Литвиненко, да и сам Н. Д. Луговой выглядят далеко не лучшим образом.
   Из пункта 12 настоящего приказа мы узнаем, что А. В. Мокроусов был уверен, что радиосвязь у него будет, но не известно, в силу каких причин он ее так и не получил. В одном из своих докладов он впоследствии напишет: «Не повезло и с радистами – их не оказалось. Обещали прислать позднее».
   8.11.41 г. в журнале боевых донесений отмечено, что из Севастополя в распоряжение главного штаба прибыло два радиста с рацией. Казалось бы, проблема решена, но в начале 1942 года в своем письме В. С. Булатову А. В. Мокроусов уже в самом конце отметит: «Все же самым больным вопросом является связь с Вами и районами. Завезенные ранее на базы рации маломощны. Присланная т. Каранадзе с т. Кобриным рация маломощна, действие ее до 25 км, а в условиях леса и гор мощность ее резко понижается. Мы и некоторые районы принимаем сводки Информбюро на самодельных приемниках.
   Из-за отсутствия технической связи с районами приходится высылать живую связь, которая перехватывается фашистами. Так, например, чтобы связаться с 1-м районом, пришлось высылать дважды связных и только 30 декабря 1941 получить сведения о деятельности этого района» [1, с. 144].
   Вдумайтесь в последнюю строку: в течение двух месяцев не поступало никакой информации о жизни, боевой деятельности одного из пяти подразделений. В данном случае 1-го района. О каком же управлении этим районом со стороны Центрального штаба может в таком случае идти речь?
   Не лучше ситуация и во 2-м районе. Вот что вспоминал впоследствии его командир Иван Генов: «Двадцать дней понадобилось на то, чтобы установить связь между 2-м партизанским районом и Центральным штабом» [51, с. 63].
   Начальник Центрального штаба И. К. Сметанин – профессиональный военный, в недавнем прошлом работник Крымского военкомата, в 1942 году писал: «Между отрядами существовала и существует только живая связь. Связные преимущественно являются стабильными, хорошо изучившими секретные маршруты между отрядами и штабом. Связь с 1-м и 2-м районами, а также с командующим – живая, но очень длительная и опасная, что, по моему мнению, затрудняет руководство командующего и задерживает информирование его об обстановке и его указания, а последнее время – апрель – май – совершенно связь отсутствовала» [84, c 73].
   Если, как мы уже знаем, отсутствовала связь между Центральным штабом и районами, то как обстояло дело внутри районов? Вот как впоследствии оценивал ситуацию ветеран партизанского движения, а в ту пору рядовой боец 3-го партизанского района Андрей Сермуль: «Отряды локтевой связи между собой не имели. 3-й отряд стоял в урочище Алмалан, а 2-й Симферопольский – на Аспорте. Расстояние между ними день ходу, а 1-й Симферопольский отряд стоял вообще на Альме. Сутки надо было идти, чтобы передать какое-нибудь приказание.
   Штаб Мокроусова первоначально находился в Косьмо-Демьяновском монастыре, потом, когда его сожгли, был вынужден перейти на западные склоны горы Черной, где на Барлакош для него была оборудована капитальная землянка» [68, с. 23].
   Во 2-м районе, по воспоминаниям его командира И. Г. Генова, ситуация не намного лучше. «Более полумесяца находимся в лесу. Рации нет. А противник распространяет всякого рода провокационные слухи вроде того, что взят Ленинград, окружена Москва, в течение двух недель будет занят Севастополь, а затем очередь дойдет и до партизан» [51, с. 51].
   Только в начале декабря удается установить связь 2-му району с Центральным штабом. Возвратившиеся связные передают приказ Мокроусова № 1 от 31 октября 1941 года, читателю уже известно его содержание, и мешок с деньгами – 209 тысяч рублей. Но это связные Центрального штаба, а до этого И. Г. Генов отправлял 13 человек (!!!), и вот наконец посланный 17 ноября 1941 года партизан Г. П. Гаркавенко только 27 ноября нашел Мокроусова и 8 декабря возвратился во 2-й район. Из рассказа Г. П. Гаркавенко выяснилось, что и у А. В. Мокроусова рация не работает – нет питания, к тому же она маломощна, ее радиус действия не более десяти километров. «Самая хорошая директива или информация, полученная с опозданием, теряет свое значение и ценность», – с горечью пишет И. Г. Генов [51, с. 63].
   Потери в связных были огромными. Как отмечала Е. Н. Шамко: «Только с ноября 1941 года по июль 1942 погиб 31 связист» [78, с. 17].
   Отсутствие регулярной связи, а следовательно, и надлежащего контроля стало способствовать тому, что еще в период Гражданской войны получило название «партизанщины». Очень скоро уже не симптомы, а ее явные признаки И. Г. Генов стал замечать в подчиненных ему отрядах. Административно-командная система управления, а в крымском лесу была применена именно она (а что же еще?), предусматривает:
   1. Распределение всех видов ресурсов сверху вниз.
   2. Безоговорочное подчинение нижестоящего подразделения вышестоящему.
   В условиях осени 1941 года отряды существовали практически автономно. Использовали свои запасы продовольствия. Практически не имели никакой связи с Центральным штабом и лишь эпизодически со штабом района. Если и доходило до отрядов какое-нибудь указание, то оно уже безнадежно устаревало и, естественно, не способствовало росту авторитета вышестоящего командования и способствовало росту «сепаратизма». Осознав это явление, И. Г. Генов дал ему свое определение: «появление батьков». Вероятно, по аналогии с батькой Махно и другими вожаками нерегулярных отрядов периода Гражданской войны.
   Трудно сказать, какими мерами боролся бы с этим явлением И. Г. Генов и полностью поддержавший его в этом вопросе А. В. Мокроусов, но, на их счастье, в лесу оказался огромный резерв командно-политических кадров из числа прибывших в лес окруженцев. И тогда И. Г. Генов первым применил испытанное оружие системы – «перетряхивание кадров».
   Он без колебаний снимает «зарвавшихся» командиров и комиссаров отрядов, назначая на их места кадровых военных. Его «почин» подхватывает А. В. Мокроусов, в дальнейшем доведя его почти до абсурда.
   Как отмечал в своих дневниках Н. Д. Луговой: «Уже через шесть дней после начала партизанских действий начались «чистки».
   Н. Д. Луговой приводит поименный список командиров и комиссаров отрядов, которые были отстранены от должностей с 6.11.1941 по 12.6.1942 года – тридцать два человека!
   «Многие из них, кто остался жив, после отстранения Мокроусова доказали свою компетентность и вновь стали командирами и комиссарами отрядов, бригад и даже соединений» [56, с. 330].
   В своей кадровой политике первого этапа А. В. Мокроусов опрометчиво настроил против себя весь партийно-советский актив Крыма, так как снимаемые им с должностей командиры и комиссары – это секретари райкомов партий, председатели райисполкомов. Такого не прощают!
   Не задумываясь о последствиях, А. В. Мокроусов сделал ставку на кадровых военных, при этом он не осознавал растущего их влияния на всю атмосферу партизанского леса. Избежав Сциллы, А. В. Мокроусов наскочил на Харибду, но об этом будет отдельный разговор в дальнейшем.
   С проявлением первых признаков грядущего голода сложилась совершенно не типичная ситуация, когда вышестоящий штаб должен был получать продукты с сохранившихся баз отрядов. Отдать продовольствие и голодать самому?
   Все это, вместе взятое, привело к резкому падению авторитета высшего руководства, которое ничего не могло дать, но намеревалось взять. В этих условиях А. В. Мокроусов вынужден был применить самое испытанное оружие тоталитарного режима – репрессии. Он смещает командиров и комиссаров отрядов с их должностей и в целом достигает первоначального положения – с ним вынуждены считаться.
   4 декабря 1941 года по прошествии месяца партизанской жизни Мокроусов издает свой знаменитый приказ № 8:
   «Начальникам и комиссарам районов.
   По имеющимся у нас данным, ваш штаб и отряды района бездействуют. Регулярной связи с отрядами нет, а руководство ими отсутствует, вследствие чего отряды отсиживаются на своих базах, доедают остатки заготовленной продукции и не заботятся о дальнейшем пополнении баз за счет противника.
   приказываю:
   1. В дальнейших практических действиях руководствоваться моим приказом № 1.
   2. Обязать каждого командира отряда проводить не менее трех операций в месяц.
   3. Начальникам и комиссарам отрядов не отсиживаться в штабах, а временами лично руководить операциями того или иного отряда или соединения отрядов.
   4. Учитывая слабо поставленную политработу в отрядах и среди окружающего населения, комиссарам отрядов усилить работу.
   5. С получением настоящего приказа начальникам районов провести операции под своим личным руководством согласно прилагаемому приказу.
   6. Наблюдаются случаи самовольного ухода из отрядов одиночек и групп командиров, политработников, красноармейцев, влившихся в партизанские отряды, под предлогом соединения с частями Красной Армии, задерживать таких, обезоруживать и зачинщиков расстреливать.
   7. Были случаи двурушничества, трусости и недопонимания. К первому относится комиссар Тельмановского отряда Гринберг, ушедший со своим отрядом из леса, вторым – командир Евпаторийского отряда Калашников и комиссар Хроленко, распустивший часть своего отряда, а к третьим – начальник 5-го района Красников, который не справился с возложенными обязанностями и отправил в Севастополь Сакский отряд под предлогом, как разложившийся.
   8. Имеются массовые случаи, когда колхозники присвоили себе эвакуированный скот из других районов. Скот отобрать и использовать на нужды отрядов. Такие же случаи имеются и с обобществленным скотом, причем немцы уже принимают меры, обязывающие население сохранить этот скот, с целью его конфискации. Дабы этот скот не попал врагу, необходимо взять его под свой контроль, поставить своих пастухов, при этом разъяснить населению, что скот является собственностью колхоза и будет изъят партизанами только тогда, когда немцы будут намерены его забрать.
   9. В целях лучшей связи начальникам районов выслать в мой штаб по 4 человека связных, два из которых будут постоянно находиться при штабе.
   10. Каждые десять дней присылать подробные донесения о проведенных операциях, а также политразведсводки.
   Невыполнение настоящего приказа, в особенности о проведении боевых операций, буду рассматривать как срыв действий партизанского движения и буду принимать строгие меры вплоть до расстрела» [12, с. 4].
   По мере поступления приказа № 8 в отряды он вызывал шок среди партизанских командиров. Особенно поразила угроза расстрела. Вот как описывал свое восприятие от прочитанного комиссар Зуйского отряда Н. Д. Луговой: «Это больше, чем перегиб. Тут совсем другой расчет: «Бойся меня! Я – Мокроусов. Буду расстреливать» [56, с. 36].
   И грянул бой…
   Официальная информация о начале боевых действий крымских партизан относится к 4 ноября 1941 года. Во всяком случае, именно с этой даты начинается запись в журнале боевых действий Крымского штаба партизанского движения. По донесению командира 4-го партизанского района И. В. Бортникова, группа Евпаторийского отряда из засады убила одного офицера и четырех мотоциклистов [13, с. 4].
   В немецких документах первые упоминания о крымских партизанах относятся к 5.11.41 года.
   «Руководитель всем партизанским движением, по данным одного татарина, находится на возвышенности в 20 км южнее Карасубазара. Найти и уничтожить» [50, с. 28].
   В начальный период столкновения между партизанами и оккупантами происходили спонтанно. И успех был на стороне того, кто заметит противника первым. Еще не зная о партизанах, румынские и немецкие солдаты вели себя в лесу довольно беспечно. Столкновения происходили в непосредственной близости от мест расположения отрядов. Партизаны еще не ищут боя, не навязывают его противнику. Все происходит неожиданно. Ничего не подозревающий противник сам случайно оказывается на пути партизан. Вот почему во всех последующих приказах и А. В. Мокроусов, и начальники районов требуют проведения боевых операций вдали от своих баз. Всем понятно, что бой в непосредственной близости от своего лагеря – вынужденный.
   Бахчисарайский отряд. «5 ноября заметили группу немецких разведчиков. Подпустили на расстояние выстрела дробовика. Впереди всех лежал Шаров, и он первый разом из двух стволов намертво повалил одного из немцев. Остальные сразу же убежали. Автомат убитого стал первым трофеем» [77, с. 27].
   Колайский отряд. 8 ноября рота солдат противника вышла из деревни Ени-Сала по направлению к Караби-яйле. Двигалась без разведки. Партизаны под командованием командира группы Владимира Лелько подпустили их поближе, а затем внезапно открыли огонь. Оставив десять солдат убитыми и унеся несколько раненых, противник спешно покинул лес. Партизаны потеряли двух человек [51, с. 35].
   Джанкойский отряд. Первое боевое столкновение произошло почти по такому же сценарию. Офицер и пять солдат шли беспечно по лесу, громко разговаривали. Партизаны заметили их первыми и открыли огонь. Офицера и двух солдат убили. Остальным удалось бежать [51, с. 47].
   Буюк-Онларский отряд. Вот как описывает один из первых боев А. С. Ваднев: «5.12.4. В лес пришел румынский батальон. Мне с тремя бойцами поручили найти его месторасположение. Мы нашли, доложили. 19 человек во главе с капитаном Лариным устроили ему засаду. Партизаны залегли на отвесном склоне над рекой Суат. Они имели 1 пулемет, 3 автомата и стрелковое оружие. Подпустили врага метров на сорок и по команде Ларина неожиданно открыли огонь. Румыны не видели партизан, растерялись и заметались в панике, а затем побежали, оставив убитыми 35 человек и около десяти тысяч патронов, шесть лошадей. Ларин приказал нашей группе, которая ходила в разведку, остаться на прикрытие до ночи, а сам вернулся в отряд. После этого боя в отряде много о нем говорили, это подняло авторитет нашей группы и мой лично» [20, с. 33].
   Ялтинский отряд выдвинул передовую заставу на Кызыл-Таш. Партизаны не заметили подхода противника. Приняли бой в невыгодных условиях, отстреливались прямо из землянки. В результате четверо партизан из пяти погибли, спастись удалось только одному, который и рассказал о случившемся [48, с. 42].
   Командир 2-го партизанского района И. Г. Генов прекрасно знал эти места, так как в молодости был здесь чабаном. Впоследствии его чабанство выйдет ему, что называется, «боком» и станет притчей во языцах. А пока вот его впечатления от первого посещения входящего в его район партизанского отряда:
   «Направились к расположению Колайского отряда. Стали подниматься на высокую и крутую гору Гяур-Кая. Шли среди густого леса по очень узкой и извилистой тропе, которая привела нас к обрывистой скале. Отсюда колайцы меньше всего ждали нападения. Мы спустились с горы, обошли выставленные посты и никем не замеченные вошли в лагерь отряда» [51, с. 70].
   Предвидение И. Г. Генова оказалось пророческим, но сбылось на примере другого отряда его района.
   Ичкинский отряд. В составе до батальона противник внезапно напал на позиции отряда. Партизаны его подход прозевали и в бой вступили лишь на подступах к лагерю. Противник занял господствующую в этой местности высоту Аю-Кая. Целый день ичкинцы оборонялись, а к вечеру отошли на гору Среднюю. Захватив партизанский лагерь, противник остался в нем на ночь, а утром, основательно разрушив все строения, покинул лес. Ичкинский отряд потерял убитыми шесть человек [51, с. 49].
   Как показал анализ боев, такое структурное подразделение, как «партизанский район», – это, к сожалению, не батальон, который состоит из 1, 2, 3-й роты, спаянных общей дисциплиной, общей задачей, единым командованием. Каждый отряд района – это чуть ли не суверенное государство со своей не только «внутренней», но и «внешней политикой». Командир Джанкойского отряда, видя двигающихся в тыл ичкинцам румын, спокойно пропустил их, не дав команды вступить в бой.
   В отличие от любого воинского подразделения, для которого проигрывание всевозможных вариантов будущего боя – это командирская азбука, партизанские отряды района не имели никакого представления о том, как действовать, если противник появится, к примеру, с севера: какие рубежи занимает каждая группа, где находятся пулеметы, где располагается резерв…
   Как действовать, если противник появится с юга или сразу с нескольких направлений? Не было оговорено взаимодействие отрядов, не выставлялись дозоры…
   Всему этому еще предстояло учиться. Напомню, что командир Ичкинского отряда М. И. Чуб еще совсем недавно был директором Ичкинского сельхозтехникума. Всю сложность партизанской науки ему и его товарищам еще только предстояло изучать, и, к сожалению, на своих ошибках тоже.
   Менее драматично и уже совсем по другому сценарию сложился первый бой Бахчисарайского отряда.
   Надо отметить, что у бахчисарайцев изначально все складывалось несколько по-иному, я бы даже сказал академично. Разведка доложила, что человек сорок оккупантов приехали в село Бия-Сала и остались там, вероятно, надолго. Ведут себя беспечно.
   Поскольку дело было накануне октябрьских праздников, то командование отряда решило 7 ноября 1941 года отметить партизанским налетом. Выделили небольшую группу людей, справедливо рассудив, что идти всем отрядом неразумно. Передали им лучшее оружие, гранаты. Заранее наметили, кто в какие дома их будет бросать. Разведчики нарисовали подробный план села с указанием каждого дома, где поселились солдаты. Договорились, что, как только после взрывов немцы будут выскакивать из домов, то их накроют огнем партизанские автоматчики, а затем, не ввязываясь в серьезный бой, все сразу уходят в лес. Возглавил ударную группу капитан Семенов.
   Вот как впоследствии описывал происшедшее Михаил Македонский, в ту пору заместитель командира Бахчисарайского отряда: «Никто не мог уснуть в эту ночь. Все ждали начала налета. В два часа ночи из района деревни донеслись звуки гранатных разрывов, после которых началась непрерывная и очень сильная стрельба из автоматов. Прошел час, еще полчаса, а стрельба все не утихала.
   «Неужели Семенов не выполнил приказ и ввязался в бой, – думал я. – Напрасно погубит людей».
   Вдруг появился Семенов и доложил, что задача выполнена, и вся группа без потерь возвратилась в отряд.
   – Кто же там ведет такой сильный огонь?
   – Немцы, – ответил Семенов. – Мы разделились на группы и зашли в деревню с трех сторон. Первые гранаты разорвались на южном конце деревни. Немцы повыскакивали и бросились туда. В это время я зашел с другого конца и резанул по бегущим из автомата. А потом началась такая стрельба, что ничего не разберешь. Мы израсходовали остальные гранаты и ушли в лес» [58, с. 23–24].
   Давайте проанализируем этот бой. Я неслучайно назвал его академическим, так как он соответствовал едва ли не всем правилам партизанской тактики:
   1. Была проведена тщательная разведка.
   2. Партизаны прекрасно знали местность, так как в отряде были бывшие жители села Бия-Сала.
   3. Была четко поставлена задача: закидать гранатами, обстрелять, уйти.
   4. На задание был направлен не весь отряд, а небольшая хорошо вооруженная группа.
   5. Операция проходила вдали от расположения отряда.
   Единственным недостатком я бы посчитал тот факт, что операция сознательно была приурочена к празднику, и если бы противник лучше знал нашу психологию, то должен был бы этот факт учесть.