Пономаренко Николай. Чеченский транзит

   - Лежать, сволочь!
   Оставив кинжал, взял Махмуда за горло.
   - Придушу!
   Трактор заглох от усилий. Иван распахнул дверь кабины и спрыгнул на землю. "Девятку" перевернуло на бок. Пассажир с автоматом вывалился из нее, лежал без движения рядом.
   Андрей с трудом удерживал на лопатках раненого Махмуда. Подбежавший Харитоненко применил безжалостный прием, принятый в зоне - запустил большой палец в глаз поверженного. Камикадзе взвыл от боли, но бывший вор все давил ему на глазное яблоко, пока Гусаров не отбросил его руку.
   - Отдай бронежилет, дурак, не дай нам ещё один грех на душу взять. Снимай и проваливай!
   Гордый горец кричал, плевался, но вдруг изловчился и крепко саданул лбом в нос склоненного над ним Гусарова. Это больно. Невольные слезы застлали глаза.
   - Тогда получи! - Андрей с размаху ударил двумя сцепленными руками по лицу поверженного.
   - Отключка, - выдал заключение Харитоненко.
   Гусаров тяжело встал.
   - Действительно камикадзе! Чуть до убийства не довел.
   - Чего ты их так называешь? Камикадзе - это у грузин такие фамилии: Камикадзе, Шеварнадзе, Сталинидзе там...
   После схватки, после всего, что произошло за последнее время, Гусарова прорвало. Он расхохотался и в три приема попросил озадаченного Харитоненко стащить треклятый броник с лежащего тела.
   - О, совсем екнулся от крови, мент поганый. На, хлебни лекарства. Иван достал одну из фляжек, не выбываемых из его одежд. - Валялся тут полчаса с радиоактивным существом. Хоть бы перерывчик сделал, таблетку бы принял... Все-то не выглуши!
   Харитоненко вскочил, держа в руках бронежилет и отнял фляжку. Первым глотком он поперхнулся.
   - Руки вверх! Лечь на землю! Лицом вниз! - донеслось со стороны шоссе.
   На краю насыпи стоял человек в милицейской форме с автоматом наизготовку.
   - Песец, - кашлянул Иван.
   Гусаров покорно опустился на колени и лег. Лег так, как обычно сам укладывал бандитов. Он-то знал, как его "гоблины" успокаивают собирающихся вступить в переговоры. Харитоненко улегся рядом.
   - Мать моя женщина! Сидел бы себе в яме у нашего Мухтара... Тебя, Андрюша, в отдельную ментовскую поместят или вместе со мной "опускать" будут?
   - Не разговаривать! - раздалось над ними.
   На вид флегматичный капитан милиции в потертых форменных брюках, но в новой рубашке с погонами, едва удерживающей нижней окантовкой объемный живот, подошел сначала к чеченцу.
   - О, чучмек... Вы сдурели, что ли?
   Капитану было чему дивиться. С насыпи он видел картину раздевания человека, тут же пьянство, тут же дикий хохот. А до этого ему рассказали в селе о двух ненормальных с большими деньгами.
   Утром он, участковый, завел свой "моцик", иначе "пердунец", и "покушпылил" на бахчу мимо Еврейской Балки. Поравнявшись с белым обелиском, поставленным над оврагом в память о расстрелянных здесь в войну евреях, согнанных немцами со всего района, капитан не поверил ушам. Та-та-та! Та-та-та! Господи ты, Боже мой! Вроде и самогон вчерашний утречком нейтрализовал рассолом. Напиток у Шевченчихи всегда добрым был... Заглушил "пердунца". Та-та-та! Автомат! Немцы в городе!
   В войну тетку Рашельку, нынешнюю соседку его, из этого оврага ночью казак Неило вытащил из-под трупов после расстрела, пищала тоненько, придавленная. Полгода в пустом сундуке жила-хоронилась. Английский теперь в школе преподает его сыну.
   Батюшки святы! А вот и сынок его! Пробежав, согнувшись, вдоль оврага, упал, глянул вниз, а там - пацанята с автоматом. И Петро его в кусок рубероида целится. Та-та-та! Сел участковый, пошарил глазами, схватил со злости каменюку, да как швырнул по цели!
   - А ну брось его! Брось счас же! Я вот тебе, гаденку, всыплю по первое число. Ах вы цуцики! - заметался участковый по краю обрыва в поиске спуска.
   Не нашел подходящего и прямо на заднице, почти вертикально соскользнул вниз. Куда там! Вся пацанская стайка во главе с Петюней порхнула в разные стороны. Одного только зацепил капитан.
   - Ты чей?
   Молчит. Тут все упрямые, казачата. Привычно стащил рубашку с сопляка. По рубашкам всегда находил родителей нашкодивших чертенят. Автомат поднял. Новенький.
   - Откуда оружие? Ты принес?
   - Не, - с удовольствием ответил мальчуган. - Пацаны на сеновале нашли. Там двое дядек ночевали.
   - Ладно, пусть мамка за рубашкой зайдет. - Участковый забеспокоился. Двое с оружием были в селе. - Как вы отсюда вылезаете?
   Пацан показал тропинку. Неподалеку от мотоцикла стоял Петро.
   - Патроны ещё есть?
   - Не, мне последние достались.
   - Садись, поехали.
   Сын не ослушался. Помчались. У своего двора высадил мальчугана и приказал, чтоб до его возвращения на улицу не выходили ни он ни сестра, ни мать.
   - Ясно?!
   У сеновала мужики резали сало.
   - Да, они че-то про автомат гов-в-орили...
   Капитан поехал вдоль тракторной колеи...
   - Точно, сдурели... Автомат это ваш? Ваш. Ну-кось, дай карманы пощупаю. Тихонько лежи. Гахну из пушки, и ничего мне не будет. Во что натворили!
   Участковый положил незаряженный автомат на землю, вынул приготовленный заранее табельный пистолет и ощупал боковые карманы Иванова пиджака. Из одного извлек "флакон с лекарством", из другого - банковскую упаковку кредиток.
   - Ого! Капиталисты. Откуда?
   - Я из Петербурга, - ответил Гусаров, не видевший, чем занимался офицер.
   - Будешь из Магадана. Я спрашиваю, откуда такие деньги?
   - Не деньги это, а бумага нарезанная...
   - Молчи ты! Тебе все равно вышка, а мне фальшивомонетничество ещё приклепают, - затосковал Иван. - Морда джабраильская... Где твоя Галька, почему не предупредила?
   - Говорить, только когда я спрашиваю! - прикрикнул участковый. Оружие есть?
   - Было бы, не стал бы кинжалом рубиться.
   - Правильно, а автомат у меня. Ну что ж, вставайте, руки за головы и пошли на шоссе, а то мне ещё чуркам помочь надо. Первую помощь оказать, как в наставлениях пишут.
   Андрей встал и взглянул на участкового.
   - Какие наставления, Никита, ты их читал?
   Капитан не выказал ни удивления, ни интереса к обращению на "ты" и по имени. Просто стоял и смотрел на незнакомую бородатую физиономию пришлого мужика. Все больше стало здесь неприятных личностей, да как и везде, наверно. "Новые русские"...
   - Слушатель Омской школы уголовного розыска Андрей Гусаров! - слегка подтянувшись, сказал верзила.
   Не то, что фамилия была знакома, не то, что упомянута школа, где он учился, а специфическое произношение слова "слушатель" с ударением на "а" слегка разбудило сотрудника милиции.
   - В бандиты подался, бывший слушатель? - спросил он с тем же ударением.
   - А у тебя ещё фамилия питьевая.
   И это было правдой. Слушатели шутили перед стипендией:
   - Денег нет, так выпьем Шило.
   "Шилом", как известно, в народе называют спирт.
   Капитан милиции Никита Шило, конечно же, узнал Гусарова, парня, учившегося на курс старше, жившего в общаге по соседству. Знал-то он одного Гусарова, а теперь Андрюха совсем другой...
   - Не бандит я, Никита. Служу в Питере, в РУОПе, майор пока. Ксивы нет, отняли ксиву вот эти. - Андрей кивнул в сторону Махмуда. - Можешь не верить, но я ещё вчера был у них в плену.
   - Хорошо говоришь насчет не верить. Посмотрел бы на себя со стороны.
   - Да свой он, мильтон, мамой клянусь! - уцепился за возможность освобождения Харитоненко.
   - А вы сами, уважаемый, не полковничком будете? На плечах татуировочки нет в виде погон? - усмехнулся Шило.
   - Чем я могу доказать? Только этим бронежилетом. - Гусаров шагнул к лежащему на земле "контейнеру".
   - Стоять! - вскинул пистолет участковый.
   - Я показать хочу, что в нем. - Не реагируя на предупреждение, Андрей нагнулся, чтобы взять бронежилет. Совсем рядом с бронежилетом лежал автомат.
   - Расскажи.
   - В нем - радиоактивное вещество. Эти люди везли его на продажу за рубеж. Пришлось остановить по статье Уголовного кодекса.
   Взглянув на бронежилет и автомат на земле, Шило разрешил:
   - Ладно, показывай, а я пока чурку в чувство приведу.
   Офицер повернулся к чеченцу, следя боковым зрением за действиями Андрея.
   Бывший слушатель поднял бронежилет, не обращая внимания на лежащий рядом автомат. Кинжалом вспорол ткань и вынул металлическую коробку.
   - Дай дозиметр.
   Долговязый порылся в своей одежде, скрывающей, оказывается, неправдоподобно большое количество самых разных вещей. Даже дозиметр.
   - Глянь, Никита. Только прими перед этим таблетку...
   - И по соточке. За знакомство, - добавил Иван.
   На этот раз участковый не стал останавливать странных типов. Гусаров не поднял с земли автомат, хотя мог успеть, когда Шило намеренно отвернулся от него. Он-то помнил, что старшекурсник Гусаров отличался в школе реакцией и стрелял из любого положения. Будь он бандитом - применил бы оружие. Ему надо сматывать как можно быстрее. Проехавшие по шоссе водители обязательно сообщат на ближайшем посту ГАИ об аварии. Того и гляди подъедут. Тогда виновникам не уйти. Гусаров тоже понимал это и торопился.
   - Никита, таких контейнеров ещё несколько. Только я знаю перевозчиков. Поехали, я тебе все расскажу.
   - Поехали.
   Шило пошел к шоссе.
   - Автомат прихватите.
   Гусаров поднял оружие и поспешил следом.
   - Честно говоря, я бы на твоем месте ещё подумал, как с нами быть. И автомат... Молодец ты, Никита.
   - Чего там, молодец... Ты же не пытался меня стрельнуть. Значит, правду говоришь. А своим я привык доверять. В Омске на танцах, помнишь, я подрался? Ты видел, не заложил. Давай бегом, пока не понаехали...
   Удалившись километра на полтора, троица на ходу заметила приближающуюся к месту происшествия машину с мигалками.
   - Теперь я спокоен. Нехорошо все-таки оставлять их там без помощи, хоть и чурки, а все же люди.
   Шило поехал на максимальной скорости. У Еврейской Балки Гусаров попросил остановиться.
   - Контейнер захоронить надо.
   - Нет, - воспротивился Никита. - Тут пацанва обретается. Не дай Бог раскопают. Мы его лучше в дохлятник кинем.
   Шило свернул с дороги и мотоцикл помчался по полынной степи.
   - Ох, как пахнет! Легкие радуются.
   - Это полынь и чабрец. Скоро другой запах будет. Готовь прищепку на нос.
   Вдали показалась грузовая машина, у которой возились какие-то люди.
   Внезапно в нос шибанул такой запашина, что Иван, ехавший в коляске, зажал нос и даже закрыл глаза.
   - Чем ты, интересно, остальные дырки будешь закрывать, когда подъедем?! - хохотнул Шило.
   - У-гу-гу, - комично просил Харитоненко повернуть обратно.
   - Ладно, подъедем с подветренной стороны.
   Шило повернул руль и вновь запахло травами. Теперь ещё более терпко-приятно.
   Остановились неподалеку от ГАЗона. Только теперь Гусаров понял, что сгружают с машины. В кузове ещё оставалось с десяток овечьих трупов без шкур и голов. Все они почему-то были черные. Зверского вида мужик заправски накалывал их на вилы и сбрасывал в широкую горловину ямы, около которой стоял грузовик.
   "И-и-эх" - полетела очередная тушка.
   - Раз, два, три... - начал считать Никита.
   - Двенадцать! - закончил он, когда где-то в утробе ямы раздался звук падения.
   - Охренеть! - удивился Харитоненко. - Прямо пропасть какая-то! А если б у Бахрама была такая, представляешь, Андрей, как бы он нас туда спускал, а?!
   - Мы у чеченцев в яме жили, как звери, - пояснил Гусаров участковому. - Как её такую вырыли?
   - Лопаточкой обыкновенной. Это старый степной колодец. С водичкой здесь трудновато. Худоба пить хочет, а в то время только на лошадках ездили. На бричке много воды не навозишь. Попробуй, напои отару. Вот и рыли предки, корзинами землю вынимали. Еще ж найти надо было, где вода ближе всего к поверхности. А теперь водовозы есть, пара цистерн - и отара напилась. Колодцы не нужны стали, пересохли без чистки и приезжает к ним только Генка-труповоз.
   Из кабины вылез подвижный жизнерадостный крепыш.
   - О, Никита Васильевич! Привет, за барашкой приехал? Здорово! протянул он руку участковому.
   - Пошел ты со своими приколами: - Никита даже спрятал руки за спину. Кто с ним поздоровается - неделю руки воняют.
   Крепыш захохотал.
   - Забродский! - крикнул он работяге с вилами. - Выбери-ка там маточку пожирнее, у Никиты Васильевича гости!
   Человек на машине, ничуть не колеблясь, наколол на вилы черную тушу и швырнул под ноги шофера. Отвратительный запах обдал стоящих у ямы. Из проколов вытекала грязная жидкость.
   Все, кроме Генки, отскочили в сторону.
   Никита отреагировал на выходку довольно спокойно.
   - Как был балбесом, так и остался. Я с ним в первом классе начинал учиться. Так он на три года позже школу кончил. Не, совсем не дурак. Вольный. Захочет на уроке сала - встал и пошел. Куда? Сала хочу! И хоть стреляй. Сбрось ее!
   Гена взял рукой тушу за заднюю ногу и швырнул в яму. Капли крови остались на его бесцветных штанах. Он подошел к Никите и совсем другим тоном, по-деловому спросил:
   - Что, правда, барашку надо?
   - Не, Ген, спасибо, мы ещё ту не съели.
   - А то смотри, у Чамса сейчас падеж большой. Мне-то что, трупом больше; трупом меньше, как напишу, так и будет. Поехали, чабан сам выберет. - Генка повернулся к Забродскому. - Ну ты, доходяга, долго там копаться будешь? Даю три минуты, что там останется - заставлю съесть!
   - Тоже легендарная личность, - кивнул Шило в сторону работяги. - Зимой и летом в пиджачке и рубашке. Живет за селом в вагончике. Пьет как вы сейчас, только постоянно. Подработает - пропьет и опять в степь. Зимой сколько раз на снегу находил спящим - и хоть бы кашель!
   С полетом очередной туши Забродский сиплым голосом сказал:
   - Наливай, последняя была.
   - А почему они такие черные? - спросил наконец Иван, старавшийся держаться поодаль от неприятного действа.
   - Эх ты, а ещё в Чечне жил, овец, говоришь, пас. Падеж криволином обливают, санобработка. Чабаны постоянно с собой бутылочку черную носят. Где зачервивело у овцы - поливают криволином.
   - Фу, теперь про червей... Поехали отсюда.
   - Действительно, пора. - Гусаров подошел к краю ямы и бросил вниз коробку с ураном. Прислушался. Звука не последовало.
   - Да, глубок колодец. Ну и хорошо.
   - Куда же вы? - закричал Генка, увидев, что Шило заводит мотоцикл. - Я на всех нарезал.
   В тени грузовика на расстеленной газетке лежала нарезанная бастряма вяленое мясо, огурцы, хлеб. Стояла бутыль бормотухи и стакан.
   Испугавшись, что Шило согласится на такое предложение, Харитоненко юркнул в коляску и заторопил:
   - Давай, давай, Андрюша, поехали, у нас ещё дел невпроворот. Что ты как не живой? Поехали, а, Никита Васильевич!
   По мере удаления от зловонной ямы всем троим становилось веселее. В накаленном воздухе степь кажется особенно глубокой. Против воли (Харитоненко знал, что здесь не может быть столько воды) Иван спросил:
   - Там озеро?
   Голубая прохлада колыхалась вдали в жарком мареве.
   - Хочешь, по воде, как Христос, пройдем?
   Никита снова помчал мотоцикл по бездорожью, Там, где должны были въехать в "озеро", показалась белая-белая земля с кустиками ядовито-зеленых хвощей.
   - Солончак... Купаться будешь?
   - Хоть бы лужу...
   - Ладно, заглянем к Чамсу.
   Невысокий курган за солончаком скрывал кошару - длинное глинобитное здание с низкими стенами и высокой камышовой крышей - жилище сотен голов овец. Загоны, какое-то механическое сооружение и рядом - бочка с водой, свежевыбеленная мазанка. Под стенами - замызганные детишки и пара чабанских собак. Едва завидев мотоцикл, волкодавы бросились навстречу,
   - И тут эти твари! - Иван натянул на себя брезентовое покрытие коляски.
   Сделав вираж, собаки погнались за мотоциклом. Шило безучастно отнесся и к утробному басовитому лаю и к тому, что псина слева почти касалась своим боком его ноги.
   - Тпр-р-р... - остановил он своего "конька" перед занавешенным марлей входом в мазанку. Хвостатые "стражи" тут же умолкли, покрасовались перед детьми, помотали хвостами и потрусили в тень домика. Развлеклись.
   - Где чабан? - Никита задал вопрос на миг появившейся в глубине мазанки женской тени.
   Не показываясь, кто-то ответил:
   - Идет!
   На пороге появился высокий кавказец. Обе руки, характерно засунутые за брючный пояс, при виде участкового были тут же вынуты и протянуты навстречу.
   - Никита-джан!
   - Спишь?
   - Какой спишь?! Работать некому. Скоро самому придется сакман выгонять! Зашел покушать...
   Чамсо на своем клекочущем языке что-то выкрикнул, и девчонка постарше побежала к кошаре. Без всяких представлений и имен чабан и приехавшие обменялись рукопожатиями, и все пошли в дом. Против ожидания внутри оказалась довольно цивилизованная обстановка. Плита с газовым баллоном, пара телевизоров, видеомагнитофон с грудой кассет, современная мебель. Проходя во вторую комнату. Гусаров увидел отвернувшихся женщин, быстро что-то резавших, лепивших, разжигавших огонь. Чамсо пригласил за стол. Только сели, как закутанная в платок женщина поставила тарелку хлеба, салат из огурцов и помидоров, обильно посыпанный укропом и луком.
   Иван шустро извлек из карманов пару своих серебристых фляжек.
   - Убери, обижаешь, в гости пришел.
   Чамсо достал из тумбочки бутылку "Столичной", разлил по маленьким граненым стаканчикам.
   - Спасибо, что заехали. Деркал!
   - Деркал! - повторил Никита.
   Похрустев огурцом, чабан гостеприимно сообщил:
   - Сын барашка уже режет, скоро мясо будет, шулюн, хинкали женщины делают.
   Услышав эти слова, Иван наклонился к Никите и что-то зашептал. Поймав удивленный взгляд Чамсо, Шило, смеясь, пояснил:
   - Мы с похорон твоей хурды. Ребята пока сыты бараниной, хотят помыться. Сходим к артезиану?
   На улице молодой стройный парень - порода Чамсо - стягивал шкуру с подвешенной за задние ноги овцы.
   - Хоть эта не своей смертью умерла, - буркнул Иван Никите.
   Чамсо подошел к сыну,
   - Это Агалат. Младший. Не пустил на родину. Братья убежали. Позор, говорят, здесь сидеть, когда родственники воюют. Многие чабаны поуезжали. Зато оттуда женщины и дети сюда прибыли - вон их сколько! За ними кто-то смотреть должен.
   Агалат при подходе старших опустил нож в ведро с водой, вымыл руки, вытер и поздоровался. Чамсо взял нож и что-то сказал сыну. Агалат направился к стоявшей прямо на солнцепеке старенькой "волге".
   - В село поедет, "шайтан-воды" привезет.
   - Зачем, у нас с собой.
   - Еще будет. Никита, воду включи, я барашка доделаю.
   Гости пошли к артезианскому колодцу мимо крохотной будки.
   Чамсо рывком, как чулок, содрал с тушки шкуру и буднично сказал вслед:
   - На змею не наступите.
   Только теперь Гусаров разглядел в паре метров от себя серую гадину, припавшую ртом к торчащему из будки краешку овечьей шкуры.
   Прошли мимо, удивленные спокойствием хозяина.
   - Убить бы надо, тут дети кругом.
   - Дети и убьют. Или Чамсо, как овечку разделает.
   Никита включил рубильник, на всю степь взревел мотор и почти сразу из широкой трубы в бочку тугой струёй ударила красная вода.
   - Лезьте в бочку, башибузуки.
   Гусаров подставил пригоршню под струю. Против ожидания вода оказалась совсем не ржавой, а прозрачной и пресной с легким привкусом железа.
   - Она что, с кровью? - посмотрел по сторонам Иван, точно ожидая увидеть рядом бойню или мясокомбинат.
   - Хорошая вода. Вашей "Полюстровской" до неё далеко. Вся таблица Менделеева в ней, оттого и красная.
   - Ага, с ураном и цезием. - Харитоненко аккуратно снял пиджак, проверяя, похлопал рукой по каждому карману и стал стаскивать влажную рубашку.
   У белой мазанки раздался крик, на секунду выглянула женщина и вмиг, как квочка цыплят, упрятала всех детишек в дом.
   - Дикий народ, я такое тело показываю, а они прячутся. Ох, холоднющая!
   То ныряя в теплую воду нагретой бочки, то со стоном подставляя себя под ледяную красную струю, мужчины с наслаждением смывали с себя все напасти последних дней. Гусаров нырнул с раскрытыми глазами. Сквозь воду кровавого цвета виделся бордовый диск солнца.
   "Море крови..." - почему-то вспомнил он расхожую фразу.
   ...Горе множится и разрастается. Горе обоюдное. Счастье прячется и мельчится. Муфтий и Патриарх в своих молитвах об одном взывают - кровь остановить. Грех и беззаконие перед лицом Всевышнего творятся...
   ...Идут переговоры, люди распаляются, кричат, но не воюют. "Российские законы соблюсти! Разоружиться! Действовать по Конституции России!"
   "Есть Конституция Чечни! Мы - независимый народ!"
   Идут переговоры, только впереди танки идут.
   "Войска убрать с земли Чеченской и тогда продолжим спор".
   "На это мы не полномочны. Вопрос о независимости вашей надо сразу обсудить, договориться!"
   "Пока солдаты танками утюжат нашу землю, мы говорить об этом и не станем!"
   ...Вот ружья из кустов выносят.
   Вот тащат за ноги людей
   И кличут громко лекарей.
   А вот и слева из опушки,
   Вдруг с гиком кинулись на пушки
   И градом пуль с вершин дерев
   Отряд осыпан...
   Боевики с зелеными повязками и впрямь решили умереть. Опасно ставить пушки там, где всюду порох. От первой искры вспыхнет пламя, выжжет все живое. Ставят "ГРАД" на нефтебазе и палят - обстреливают русские войска. "Все умрем", - гордятся и стреляют. Почему же в ответ ни выстрела, ни звука? Загорится нефтебаза - долго дым в долинах не осядет. Матерятся русские солдаты при обстреле и кричат своим артиллеристам, что слабо им чеченскую машину уничтожить. Не слабо, те отвечают, только кто решится дать приказ, а вдруг в цистерну... Потекут галлоны нефти, это же Везувий!
   - Да хрен-то с ним! Опять стреляют! Семь погибших!
   - Мы б и сами, но...
   И ставят пушки в школах, у жилых домов... Им - что?! Решили умереть. Воюют. А мирные - те тоже знают пусть, что без свободы жизни нет.
   Войска увязли.
   ...И с грустью тайной и сердечной
   Я думал: жалкий человек.
   Чего он хочет!.. Небо ясно,
   Под небом места много всем,
   Но беспрестанно и напрасно
   Один враждует он. Зачем?..
   Первая бомба в Чечне упала на улицу Лермонтова. Первая бомба упала на дом. Весь город сбежался, не веря еще, что возможно такое в России на склоне двадцатого века. Верить глазам? Эта бомба - сумятица в душах. Правы ли мы? Но толпу так легко разъярить и настроить воинственно - просто. Отомстим! Покричали, пошли за оружием те, кто ещё сомневался. А на рынке оружия - море. Только деньги плати перевозчикам из Закавказья (наживается кто-то, богатеет сравни Аладдину).
   Посвежевшие и отрезвевшие от купания, мужчины сели обсохнуть на солнце. Приятный ветерок овевал охладившиеся тела. Двое чечнят бегали перед домом. Догоняющий, держа за хвост мертвую змею, старался хлестнуть убегающего.
   - Вот так игры! Уже забили гадину.
   - Дети гор - степные дети.
   Женщина взяла у Чамсо куски мяса разделанной овцы и поторопилась в дом.
   Никита курил. Жара ему была нипочем. Иван разлегся на крыше бочки, загорая.
   - Так ты в РУОПе? - спросил Шило.
   - Начальник отдела.
   Гусаров рассказал Никите о своих злоключениях.
   - Не дай Бог! - оценил Никита. - Я ведь тоже начинал в ОРБ ставропольском. Сразу после омской школы немного в уголовке поработал и взяли в крутую, как казалось, службу. Дома, в селе, считали, что я в Ставрополе экономистом работаю. Вроде волю дали - делай любые оперативные разработки, ищи коррупцию, организованные группы... Такое узнал! А как стал уголовные дела возбуждать - тут и застряло все. Того нельзя, этого не трогать, чуть что - угрозы. Рвал-рвал жопу, а все как вода в эту сухую землю. Женился я на односельчанке - и домой от греха подальше. В свой райотдел перевелся, в БХСС. И тут то же самое. Все кричат: давай результаты! Я и зацепил председателя одного колхоза. Внушили, что нельзя трогать уважаемого. С годик бабушек погонял насчет самогона да счетоводов по поводу приписок. А тут знаешь как - все родня. Все ругают. Меня ж с малолетства эти тетки знают. Надоело. Перевелся в участковые. Милое дело. Сам себе голова. Знай заявления разбирай! Тот украл, того жена выгоняет...
   Вдали появилось пыльное облачко - возвращалась "волга".
   - Куда ж ты теперь? - спросил Никита.
   - В Минводский аэропорт надо. Часам к четырем. Буташев там будет и Нури с контейнером. Подбросишь?
   - Надо машину брать. Заглянем в село ко мне и поедем.
   Подъехал Агалат, и Чамсо жестом пригласил гостей в дом.
   На столе в чашке, величиной с таз дымились огромные галушки с чесноком и луком. К "Столичной" прибавились литровые импортные бутыли. Выпили. Агалат включил телевизор.
   Программа новостей сплошь посвящалась событиям в Чечне. Смотрели молча. Разлили, сказали "деркал" и выпили. Только Чамсо изредка цокал языком.
   - Совсем плохо на родине стало. Что наделали, а? Пятый год, ты знаешь, Никита, здесь чабаную. Работа есть, деньги платят, никто бакшиш не берет, не то что в Чечне. Дети в школе учатся. Вай, дразнить теперь будут... Русский, чеченец, кумык - все тут спокойно жили, а теперь ни здесь, ни на родине покоя не будет. Зачем только стреляют? Мурат и Коста там. Уехали воевать. Мать ночами стонет, а она у меня беременная, как бы чего не случилось...