Прокофьева Софья Леонидовна. Оставь окно открытым

   - Поди, поди сюда! - снова позвал он Пуделя. Пудель затряс длинными ушами, попятился.
   - Пудель, ко мне! - грустно и ласково позвал Взялииобидели. Ближе, ближе. Моя собачка, что хочу, то и делаю. Еще ближе, моя хорошая...
   Пудель, будто его тащила невидимая веревка нехотя сделал несколько шагов.
   - Ему же больно! - не выдержала Катя.
   Она скатилась с бревен. Бросилась к Пуделю, присела около него на корточки, обхватила руками за шею.
   - Для того и бью, чтобы больно, - теплым, задушевным голосом сказал Взялииобидели.
   - Не пущу его! Нет! - крикнула Катя.
   В рот Кате лезла жесткая шерсть Пуделя, но она только еще крепче прижала Пуделя к себе, не давая сделать ему ни шагу.
   - Правильно, Катька!
   Катя увидела около себя ноги в белых босоножках. Подняла голову. Рядом с ней стояла Нинка-блондинка. Катя даже не слышала, как она подошла, Нинка-блондинка так резко наклонилась, что они стукнулись с Катей лбами. Довольно-таки здорово. Но Нинка-блондинка не отодвинулась, а только обхватила Катю и Пуделя руками.
   Через двор к ним со всех ног бежали Галя и Валя.
   - Мне мой дедушка пугач купил! - заорал Васька, сваливаясь с крыши сарая. Это просто удивительно, как этот человек умел откуда-то падать чуть ли не на голову. - Пробками стреляет. Сейчас сгоняю за ним!
   - Во-о... Во-о-оу... Во-оруженное нападение! - приподнимаясь и снова садясь на свою газетку, дрожащим голосом проговорил Взялииобидели. - Знаю я вас. Застрелите, а потом скажете: так и было! Хулиганы!
   Нинка-блондинка держала Катю за руку. Васька так пихнул Катю кулаком под ребро, что у той перехватило дыхание. Но она поняла. Это Васька не просто так, а чтобы подбодрить ее, чтобы она не падала духом.
   Валя и Галя гладили Пуделя, пальцами разбирали свалявшуюся на загривке шерсть.
   - На вас надо в милицию пожаловаться, - сказала Нинка-блондинка, чего вы над собакой издеваетесь?
   - Еще кто на кого! Еще кто на кого пожалуется!.. - злобно озираясь, заговорил Взялииобидели, медленно втягивая голову в косматый шарф.
   Он вскочил и быстро засеменил к подъезду, невнятно бормоча:
   - Обидели... Взяли и обидели...
   Наверно, если бы это случилось с ней вчера или сегодня, пораньше утром, Катя была бы потрясена и счастлива, что Нинка-блондинка вот так запросто держит ее за руку. А Васька так здорово пихнул ее в бок. И Галя и Валя тоже рядом с ней, и все вместе.
   Но сейчас ничто не могло ее утешить. Бедный Пудель.
   Глаза ее по края наполнились слезами. Она даже боялась качнуть головой, чтоб не расплескать их, не заплакать при Ваське.
   Глава 26. "Летающий букет"
   Знаете что? Давайте-ка мы с вами не будем никуда торопиться.
   Ну что хорошего рассказывать так, будто бежишь со всех ног, да еще вприпрыжку. А мне как раз хочется рассказать вам все по порядку, со всеми подробностями. Потому что то, что случилось в это утро, случается вовсе не так часто.
   Итак... В это утро Взялииобидели встал пораньше.
   Перед тем как выйти из дома и уже сунув одну руку в рукав теплого пальто на стеганой ватной подкладке, Взялииобидели по привычке взглянул на уличный термометр.
   Взглянул и вытянул руку из рукава. В удивлении поскреб колючий подбородок. Денек был неяркий, то что называется серенький, а между тем термометр показывал 30 тепла. Если бы Взялииобидели не был так рассеян в это утро, он бы без труда рассмотрел Веснушку, сидящего верхом на градуснике.
   "Вот и лето подошло, - сам себе сказал Взялииобидели. - Жарища наступила. Ох, бежит времечко... А куда бежит, бестолковое?"
   Он повесил теплое пальто в шкаф, а вместо него накинул легкую светлую курточку, водрузил на голову круглую соломенную шляпу с ленточкой и вышел во двор.
   Но тут же вокруг него завертелся возмутительно холодный ветер.
   Дунул в рукава и моментально добрался до подмышек. Бросился за шиворот, колючими шариками скатился вдоль спины.
   А тут еще этот негодник ветер сорвал с его головы соломенную шляпу, и глупая шляпа, ни с того ни с сего вообразив себя колесом, подскакивая, покатилась по асфальту.
   Пока Взялииобидели старался поймать легкомысленную шляпу, он совсем окоченел и бегом вернулся домой.
   Взглянул на термометр и просто глазам своим не поверил.
   Никаких тридцати градусов не было и в помине. Градусник показывал всего три градуса тепла и ни на один градус больше.
   - И по радио передавали: "Резкое похолодание", - вспомнил Взялииобидели. - Неужели так резко похолодало, пока я за шляпой гонялся? Нет, это уже, пожалуй, чересчур резкое похолодание. А может, это даже нарочно - резкое похолодание? Ведь этому похолоданию лишь бы обидеть уважаемого человека...
   Взялииобидели снова надел теплое пальто, обмотал шею своим знаменитым косматым шарфом, натянул теплые боты, потопал ногами и вышел на улицу.
   Куда он отправился? А? Да, вы не ошиблись. Взялииобидели отправился в милицию.
   Дойдя до перекрестка, Взялииобидели остановился.
   Он поднял голову и второй раз за это утро в недоумении поскреб подбородок.
   Подвешенный на проводе, над улицей сверкал ярко-красный огонек.
   - Хм, новый светофор повесили, - задумчиво пробормотал Взялииобидели. - Вчера я за кефиром шел, его еще тут не было.
   Красный светофор все горел и горел и как будто глядел на Взялииобидели. А Взялииобидели тоже глядел на него и терпеливо стоял на месте.
   Он даже не заметил, как мимо него быстро прошмыгнули Нинка-блондинка и Катя, за ними Валя и Галя, а за ними Васька. Добавим для точности, из заднего кармана Васькиных джинсов торчал пугач, заряженный пробкой.
   И тут произошло нечто невероятное.
   - Не могу больше, - плачущим голосом заговорил вдруг светофор. Сил моих больше нету. Попробуйте-ка сами повисеть тут целый час. Да еще светить красным светом. Да еще быть при этом совсем круглым. Посмотрел бы я на вас...
   Красный огонек исчез, и по проводу золотой запятой пробежала знакомая светящаяся фигурка. Взялииобидели несколько раз злобно дернул себя за шарф и, шаркая теплыми ботами, торопливо перебежал через улицу.
   Между тем старший лейтенант Петров Василий Семенович сидел у себя в кабинете.
   - Да, да, совершенно непонятно... - озабоченно пробормотал он, разглядывая графин для воды, ставший на круглом столике в углу комнаты.
   Уборщица тетя Зина, маленькая старушка с кротким серым лицом, каждый день наливала туда свежую кипяченую воду.
   По правде говоря, она очень любила этот графин. В нем было что-то домашнее, уютное, и она по два раза в день тщательно обтирала его чистой тряпочкой, так, что он просто сиял каждой своей гранью.
   Этот графин с водой был совершенно необходим в кабинете Василия Семеновича.
   Иногда посетитель, взволнованный разговором с Василием Семеновичем, залпом осушал целый стакан воды.
   А бывало и так, что Василий Семенович сам подносил кому-нибудь полный стакан, а тот, от волнения стуча зубами, с трудом делал один глоток.
   Но что же так смутило Василия Семеновича на этот раз и почему он с таким вниманием рассматривал знакомый, привычный ему графин?
   - Ах, тетя Зина, голубушка, - с досадой покачивал головой Василий Семенович. - Ну зачем она поставила в графин букет цветов? Право, чудачка. Цветы здесь совсем неуместны, в моем кабинете... Здесь должно быть все подчеркнуто строго, деловито. При чем тут цветы?
   Василий Семенович не очень разбирался в цветах. Но скажем прямо: ни один самый знаменитый ботаник или садовод не смог бы определить, к какому виду относятся эти необыкновенные растения.
   Это была какая-то удивительная помесь тюльпана, ландыша и анютиных глазок. К тому же они были разноцветными, и каждый чуть-чуть светился.
   Хочу еще добавить, что их было ровно семь. Обратите внимание, именно семь, ни больше ни меньше.
   Василий Семенович хотел уже кликнуть тетю Зину, как вдруг в дверь кто-то негромко, вкрадчиво постучал и в кабинет вошел Взялииобидели.
   - На меня было совершено во-о... во-о-оу... вооруженное нападение, - шепотом сказал Взялииобидели и затравленно оглянулся, как будто ему могли выстрелить в спину. - На меня напала целая банда хулиганов, вооруженных с ног до головы, в общем до зубов.
   - Может быть, все-таки не до зубов? - болезненно морщась, проговорил Василий Семенович.
   - Может быть, и не до зубов, - грустно согласился Взялииобидели. Но все-таки все они были вооружены.
   - Но, может быть, все-таки не все? - хмурясь, спросил Василий Семенович.
   - Может быть, и не все, - уступил Взялииобидели, но лицо его при этом стало еще печальней. - Но один-то уж, во всяком случае, был вооружен...
   - Может быть, и он не был вооружен? - с сомнением покачал головой Василий Семенович.
   - Может, и не был, - уже с раздражением прошипел Взялииобидели. Но он сам признался, что дома он тайно хранит... не имеет значения, какой именно вид оружия. Важно, что этот пу... этот пу... стреляет!
   - Пробками! - спокойно уточнил Василий Семенович.
   - Неважно чем, - завизжал Взялииобидели. - Но я не желаю, чтобы мне угрожали всякими пу... которые стреляют всякими про...
   Взялииобидели вытянул из кармана бумажку, со злобной ухмылочкой развернул ее и торжественно положил на стол перед Василием Семеновичем.
   - Вот. Мое заявленьице. Здесь все написано. Так что извольте принять меры против банды вооруженных хулиганов!..
   В этот момент Василию Семеновичу показалось, что букет цветов сам собой поднялся над графином и превратился в разноцветную радугу. Радуга пролетела через всю комнату прямо к его столу в потоке солнечного света, падавшего из окна.
   "В отпуск пора. Переутомился, - с огорчением подумал Василий Семенович и потер лоб. - Не поймешь, что мерещится".
   Вдруг в лицо ему пахнуло жаром и дымом. Заявление Взялииобидели ярко пылало посреди его стола. Языки пламени как-то радостно трепетали, скручивая бумагу, заворачивая черные уголки. В один миг оно превратилось в тончайшую, невесомую корочку черно-серого пепла.
   - Значит, так, - Василий Семенович встал, легко касаясь кончиками пальцев лакированной поверхности стола. - Были у меня сегодня эти ребята, были.
   - Вот оно что! - Взялииобидели злобно прищурил колючие глазки. значит, эти хулиганы меня опередили.
   - Они не хулиганы, - устало хмурясь, сказал Василий Семенович. Выдумщики, шалуны, фантазеры, но не хулиганы. А собаку мучить мы вам не позволим. Вы это учтите.
   - Сами своих собак учитывайте, - захлебнулся от ярости Взялииобидели. Он быстро засеменил к двери, бормоча: - Взяли и обидели... Ни за что обидели...
   - Это ты правильно, - одобрительно произнес чей-то негромкий голосок совсем рядом.
   Василий Семенович вздрогнул и тихо опустился в кресло.
   На пресс-папье, спустив вниз тонкие ножки, спокойно сидел маленький человечек.
   Василий Семенович сразу узнал его. Василий Семенович не мог не узнать его! Это был тот самый человечек, который в ту темную ветреную ночь столь загадочно очутился на кончике его папиросы. Да, это был он.
   - Качни, пожалуйста, пресс-папье, - задумчиво попросил человечек.
   Василий Семенович послушно нажал пальцем на край пресс-папье, отпустил. Пресс-папье лениво качнулось и остановилось.
   - Нет, на качели совсем непохоже, - разочарованно протянул человечек.
   Василий Семенович провел ладонью сверху вниз по побледневшему лицу.
   - А я думал, мне это только приснилось, - слабо улыбнулся Василий Семенович.
   - Терпеть этого не могу, - сердито скривил губы маленький человечек. - Ну почему, почему все говорят, что я им только снюсь! Конечно, я тоже могу присниться, как и всякий другой, чем я хуже? Но в данном случае это вовсе не сон!
   Василий Семенович с тоской посмотрел на человечка, потом на графин, где уже не было никаких цветов.
   - Цветы - это тоже был я, - скромно сказал человечек.
   Василий Семенович почувствовал, что у него больше уже нет сил удивляться. И если сейчас произойдет еще что-нибудь непонятное или необыкновенное, нервы его просто не выдержат.
   Человечек пристально посмотрел на него.
   - Да ничего особенного, - неохотно объяснил человечек, - графин хрустальный, к тому же чисто вымытый. Вот я и воспользовался его гранями, как призмой. О чем речь? Я скорее-быстрее-сейчас же-немедленно разложился на семь составляющих меня цветов. Потом немного фантазии, всякие там цветочки-листочки - и все. Просто, как Солнышко!
   - Так вы?.. Оказывается, вы!.. О, как я рад! - не себя от волнения воскликнул Василий Семенович.
   - Да, - вздохнул человечек. - Я же тебе говорил: ничего особенного.
   - Так вы?.. Так вы... луч?
   - Ну, конечно, - снисходительно улыбнулся человечек.
   - Тогда я могу ехать в отпуск! - с облегчением воскликнул Василий Семенович.
   - А почему это раньше ты не мог? - нахмурился Веснушка, подозрительно оглядел Василия Семеновича. - Чем это я тебе мешал? Никогда еще я не слышал, чтобы солнечный луч мешал кому-нибудь ехать в отпуск. Может, ты слышал, а я нет.
   - Нет, мой дорогой, глубокоуважаемый солнечный луч, - широко улыбнулся Василий Семенович. - Тут вся загвоздка в моем несчастном характере. Я должен все понимать. А если мне что-то непонятно, я просто заболеваю. Я думаю об этом непонятном день и ночь и не могу остановиться. И вот я все думал, думал, думал, кто же это все-таки сидел на кончике моей папиросы в ту темную, ненастную ночь? И если бы я поехал в отпуск, я бы все равно не отдыхал, а только думал, думал, думал об одном и том же. А теперь я все знаю и могу спокойно ехать в отпуск.
   Глава 27. Разговор по-кошачьи
   Катя от смеха не могла устоять на ногах.
   Она без сил повалилась на свою кровать. Но, вспомнив, как мама не любит измятое покрывало, вскочила, расправила складки, чтобы покрывало лежало ровненько, но, не выдержав, от смеха тут же снова кувыркнулась на кровать.
   Веснушке пришлось раз десять, не меньше, повторять Кате, как он спалил заявление Взялииобидели.
   - Ой, Веснушка, какой ты умный, ужас! - с восхищением сказала Катя. - Надо же догадаться и разложиться на семь цветов.
   - А, велика важность, это все лучи умеют, - Веснушка беспечно махнул рукой. - Вот тебе, я уверен, слабо разложиться на семь цветов. Сколько бы ты ни старалась. Интересно, а кто, по-твоему, радуги устраивает после грозы? А на ледниках что мы творим! Альпинисты только пищат от восторга. Ох, чего я только не умею! А сколько я знаю... Сколько я всякого повидал! - Лицо Веснушки вдруг стало печальным. Знаешь, я даже устал все помнить. Наверно, потому, что я видел слишком много...
   Лицо у Веснушки почему-то стало грустным, он замолчал, задумался. В этот момент на подоконник мягко, будто у него было четыре пружины, а не четыре лапы, взлетел Кот Ангорский.
   Кот Ангорский посмотрел на Веснушку, весь напрягся и вдруг... и вдруг... Кот Ангорский заговорил. Именно заговорил. Катя это сразу поняла, хотя Кот Ангорский, конечно, заговорил на кошачьем языке. Он замяукал на разные лады, то сипло, то визгливо.
   Веснушка весь с ног до головы побледнел. Резко повернулся к Коту Ангорскому.
   - Откуда узнал? - быстро спросил он.
   Кот Ангорский тоскливо мяукнул и даже застонал с подвыванием.
   - Надо бежать к милиционеру Василию Семеновичу. Он - рыжий! торопливо сказал Веснушка.
   Кот Ангорский протяжно, с присвистом мяукнул.
   - Уже уехал? В отпуск? - со страхом посмотрел на него Веснушка.
   "Интересно, как это по-кошачьи будет "в отпуск"? - подумала Катя. "Мяу-мяу" какое-нибудь?"
   - Что, что случилось? - Катя все-таки решила вмешаться в их разговор.
   - Тут такое дело... - неохотно сказал Веснушка. - Только, пожалуйста, не вздумай реветь или падать в обморок. Понимаешь... Взялииобидели хочет Пуделя... утопить.
   - Ой! - Катя бросилась к Коту Ангорскому. - Правда?!
   Кот Ангорский с трагическим видом закатил глаза.
   - Говорит: сам слышал. При нем Взялииобидели сказал: "Пойду утоплю Пуделя, и хвост в воду". То есть концы в воду, - угрюмо объяснил Веснушка. - А Василий Семенович в отпуск укатил. Кому они только нужны, эти отпуска? Вот уж правда, глупая глупость. Взяли бы лучше пример с Солнышка. Всегда светит без всякого отпуска. Посмотрел бы я на вас, если бы Солнышко уехало в отпуск.
   - А куда он пошел топить? - глупо спросила Катя.
   - Ах, милая, наверняка-безусловно-вне всякого сомнения в блюдце с водой, - сердито огрызнулся Веснушка. - Впрочем, я никогда не слыхал, чтобы собак топили в блюдце с водой. Может быть, ты и слыхала, а я нет!
   Катя вдруг вспомнила, как они вчера до позднего вечера сидели на лавочке под тополем: она, Нинка-блондинка, Валя и Галя. Васька, вытянувшись, лежал на бревнах и плевал в них горохом через стеклянную трубочку.
   Он смотрел на Катю, почему-то только на Катю, на нее одну. Правда, ей и гороха доставалось больше, чем другим. Сколько она ни отворачивалась, правая щека вся так и горела. Васька стрелял пребольно.
   Как все было чудесно! О чем они только не спорили! А потом договорились каждый день по очереди подкармливать Пуделя.
   - Может, ребятам позвонить? - неуверенно сказала Катя, глядя на Веснушку. - Как ты насчет ребят? Может, мы все вместе?
   - Звони, - озабоченно кивнул Веснушка. - А я на минутку отлучусь. Я - мигом.
   - Не отлучайся, пожалуйста, - взмолилась Катя. - Если бы ты моим мигом, а то твоим... Знаю я твой миг. Тебя потом не дождешься.
   Через три минуты на лестнице послышался топот и грохот.
   Звонок зазвонил, захлебываясь, надрываясь. В дверь бешено забарабанили кулаки. Это были Васькины кулаки, тут не было никакого сомнения.
   "Как ребятам про Веснушку сказать? Они, конечно, решат, что им только снится и все такое... Эх, надо было их заранее предупредить..."
   Катя открыла дверь.
   - Ребята, честное слово, вам это не снится... Я вам потом объясню... - начала Катя и оглянулась.
   На подоконнике никого не было. Ни Веснушки, ни Кота Ангорского.
   Так, пустой белый подоконник с дыркой, замазанной пластилином.
   - Что же будем делать, ребята? Может, с дядей Федей посоветоваться? - растерянно сказала Катя. - Он - рыжий! То есть я хочу сказать: он хороший!
   - Точно, - завопил Васька. - Я вчера за хлебом тащился, а дядя Федя меня на своем "Москвиче" до булочной подкинул. Раз - и булочная!
   Глава 28. Не топите благородных, милых собак!
   Теплый, мягкий вечер опустился на город.
   Весна уже напоила листья зеленым молоком. Теперь листва стала гуще, темней, уже научилась шелестеть под ветром.
   Улицы были полны народа.
   Многие шли быстро, окончив свои дела, торопились по домам. Другие, наоборот, вышли прогуляться и шли медленно, не спеша, рассматривая изумрудную листву, окружавшую фонари.
   - Что это?! - в удивлении пробормотал милиционер Прохоров Семен Васильевич, который стоял на том самом перекрестке, где обычно дежурил Василий Семенович.
   Действительно, было чему удивиться.
   На высоком здании гостиницы, как всегда ярко и внушительно, сияли оранжевые неоновые буквы:
   ГРАЖДАНЕ,
   СОБЛЮДАЙТЕ ПРАВИЛА УЛИЧНОГО ДВИЖЕНИЯ
   Семен Васильевич всегда с удовольствием читал эти яркие оранжевые слова.
   Но на этот раз под привычными четкими буквами светили, дрожа и кривясь, еще какие-то тонкие, как волосок, буквы.
   И если прочесть все вместе, то получалось что-то уж совсем странное и непонятное:
   ГРАЖДАНЕ,
   СОБЛЮДАЙТЕ ПРАВИЛА УЛИЧНОГО ДВИЖЕНИЯ
   И НЕ ТОПИТЕ БЛАГОРОДНЫХ, МИЛЫХ СОБАК
   - Н-да... - в недоумении протянул Семен Васильевич. - Однако...
   - Ах! - воскликнула молодая - девушка в короткой красной юбке и с испугом подхватила на руки белого пушистого песика, который мелко семенил рядом с ней.
   Если бы через полчаса вы очутились на соседней площади, вы бы удивились не меньше.
   Толпа народа собралась на углу и, затаив дыхание, читала удивительную световую рекламу:
   ПЕЙТЕ ФРУКТОВЫЕ СОКИ
   И НЕ ТОПИТЕ БЛАГОРОДНЫХ, МИЛЫХ СОБАК
   - Что такое? - в недоумении развел руками пожилой человек с аккуратной бородкой. - Какие соки? Какие собаки? Кого пить и кого топить?
   Он с обиженным и сердитым видом стал оглядываться по сторонам, словно требуя, чтобы все стоявшие вокруг тут же кинулись объяснить ему, что все то значит.
   - Э... постой-ка! - парень в спортивной куртке ухватил за плечо худенького мальчишку, который держал на поводке большую овчарку, черную, с беловатыми подпалинами. - Куда это ты идешь? Уж не надумал ли ты, а?
   Мальчишка вывернулся из-под его руки и с глубокой обидой посмотрел на него. Овчарка, словно догадавшись, какое смертельное оскорбление нанесли ее хозяину, преданно лизнула мальчишку в щеку.
   - Извини, брат, ошибся я, - парень в спортивной куртке виновато развел руками. - Вижу, вижу... Вас небось водой не разольешь, не то что топить...
   - Нет, вы все-таки извольте мне объяснить, при чем тут соки и собаки? - раздраженно твердил пожилой гражданин с аккуратной бородкой. - Топить собаку в соке? Абсурд. Поить соком собаку? Тоже абсурд. Ну, объясните же мне, наконец, что все это значит?
   Тем временем загадочные дрожащие буквы рассыпались и погасли.
   Между тем за два квартала от этого места тоже толпились люди, с удивлением глядя кверху.
   В чистом вечернем небе горели голубые слова:
   ГРАЖДАНЕ,
   ХРАНИТЕ ДЕНЬГИ В СБЕРЕГАТЕЛЬНОЙ КАССЕ
   А под ними тряслись, как в ознобе, тонкие кривобокие буквы:
   И НЕ ТОПИТЕ БЛАГОРОДНЫХ, МИЛЫХ СОБАК
   - Как это можно, топить собак? - с возмущением воскликнула маленькая старушка в шляпе, похожей на сушеный гриб. К ее ногам жалась дряхлая раскормленная собачонка. - Утопить мою Пальмочку?! Господи...
   В это мгновение дрожащие буквы на крыше дома печально мигнули, сбежались все вместе и разом погасли.
   И многим из стоящих на улице почудилось, что перед тем, как погаснуть, буквы горестно прошептали:
   - Не то! Опять не то! Но где же он?..
   Конечно, я ничуть не сомневаюсь, что все вы отлично понимаете, чьи это были проделки!
   Впрочем, предвижу, что кое-кто с сомнением спросит: как же это Веснушка смог написать целую фразу, да еще без единой ошибки, когда всем известно, что Веснушка не знает ни одной буквы? Как же так?
   Друзья мои, я вовсе не собираюсь что-либо о вас скрывать. Минутку терпения, и я вам все объясню.
   Итак... Профессор Иван Христофорович Ми... Нет, нет, нет! Я ни за что не назову его фамилию. Веснушка убедительно просил меня не делать этого ни в коем случае.
   Важно совсем другое. Важно, что Иван Христофорович был настоящий профессор. В черной бархатной шапочке. С седой бородкой клинышком. К том же самый крупный специалист в мире по солнцу, солнечным затмениям, пятнам на солнце и уж, конечно, солнечным лучам.
   Он так великолепно знал температуру солнца, как если бы каждый день собственноручно измерял ее градусником.
   Иван Христофорович, будучи человеком уже далеко не молодым, любил иногда после обеда немного подремать у себя в кабинете в удобном мягком кресле.
   Так случилось и на этот раз. Иван Христофорович задремал в кресле. Он вытянул ноги и негромко высвистывал носом нечто, отдаленно напоминающее старинный вальс.
   Что-то теплое скользнуло по его носу, пощекотало правую ноздрю.
   Иван Христофорович чихнул, приоткрыл глаза и увидел маленького человечка. Человечек сидел на хрустальной чернильнице и слабо-слабо светился.
   - Очень мило, - сказал профессор. - Хотел бы я знать только одно: кто вы такой?
   - Я - солнечный луч, - серьезно ответил маленький человечек.
   - Очаровательно, - лукаво улыбнулся профессор. - Какой, однако мне снится очаровательный сон.
   - Ну, сон так сон, - безнадежно махнул рукой человечек. - Некогда мне сейчас доказывать-разъяснять-убеждать-уговаривать...
   - Боюсь только, моя супруга Зоя Никандровна мне не поверит, - вдруг опечалился старый профессор и удрученно покачал головой.
   Дело в том, что профессор очень любил по утрам рассказывать Зое Никандровне свои сны.
   Зоя Никандровна иногда верила, а иногда нет, чем очень огорчала старого профессора.
   - По-моему, ты тут немного того... прифантазировал... снисходительно говорила Зоя Никандровна и при этом удивительно обидно шевелила пальцами правой руки. - Уж слишком логично. Что-то на сон не похоже.
   - Только бы не проснуться раньше времени! Только бы этот человечек не исчез, - озабоченно проговорил профессор и улыбнулся довольной улыбкой. - Такое мне никогда еще не снилось. Это что-то новенькое...
   - Нечего сказать, новенькое... Пожалуй, старее не придумаешь. Ну, да ладно уж... - недовольно буркнул человечек.
   - Однако, какая странность, - засомневался профессор Иван Христофорович. - Обычно, когда человек видит сон, он не отдает себе отчета, что он видит сон. Тем более странно, если человек во сне обдумывает, как он будет рассказывать этот сон, когда проснется. Может быть, это все-таки не сон?
   - Да сон это, обыкновенный сон! - нетерпеливо воскликнул человечек и весь даже покраснел от досады. - Вот несчастье! Теперь его надо убеждать, что я ему снюсь. Уверен, что никогда ни один солнечный луч не попадал в такое глупое положение! Лучше скажи: ты умеешь писать во сне?
   - О, конечно! - улыбнулся профессор счастливой улыбкой. - Мне еще с юных лет постоянно снится один и тот же сон. Что я пишу контрольную по математике и не могу решить ни одной задачи. Ах, эти двойки во сне! Сколько в них от моей юности!..
   Человечек вдруг застенчиво улыбнулся.
   - Тогда напиши мне, пожалуйста, вот на этом листе бумаги. Но чтобы закорючки, я хочу сказать - буковки, были покрупнее. Ты напишешь, а я запомню. Я такой запоминательный.
   - Хорошо, - сказал профессор и приготовился писать. - Ну-с!
   Человечек на минуту задумался.
   - Напиши так: "И не топите обаятельных"... Нет, лучше так: "И не топите благородных, милых собак".