Прокофьева Софья Леонидовна. Оставь окно открытым

   Катя услышала возмущенные вопли Взялииобидели, пронзительный писк и приоткрыла двери.
   Увидев десяток цыплят и Веснушку, напевающего "Клох-клох-клох!", она всплеснула руками, бросилась к ним навстречу.
   На другой день тетя Полина, приехавшая из деревни и гостившая у Катиной мамы, очень довольная, увозила с собой девять цыплят.
   Цыплят посадили в плетеную корзину и туго обвязали сверху синим платком в белый горошек.
   Но прошу обратить внимание: в плетеной корзине сидело только девять цыплят. Только девять тоненьких голосов доносились из-под синего платка.
   Через некоторое время во дворе появился молодой белый петушок. Стоило только Кате позвать его: "Эй, Всмятку! Иди сюда!" - как он тут же, распластав крылья, вылетал из-под сарая или из-за кучи бревен.
   Хитрец отлично знал, что у Кати всегда припасено для него что-нибудь вкусненькое.
   Каждое утро, благо Катя жила на первом этаже, петух Всмятку прыгал на подоконник.
   Ровно в семь он испускал такое пронзительное "ку-ка-ре-ку", что в одной из рам дребезжало неплотно вставленное стекло, а Катя, вздрогнув, садилась в постели, спросонья моргая глазами.
   - Спасибо, я проснулся! - кричал с восьмого этажа Васька. - Эй, рыжая, выключи петушиный будильник!
   Как-то, уже спустя некоторое время, Веснушка, досадливо хмурясь, сказал Кате:
   - Ошибочка вышла. Не так я назвал этого петуха, как надо. Ведь он рыжий, сразу видно. И характер железный. Эх, надо было назвать его Крутой, а не Всмятку. Но, по правде говоря, я там немного растерялся в этой суматохе, когда они все начали выскакивать из своих скорлупок и пищать. И каждому надо было дать хоть какое-нибудь имя. Где уж тут было разглядеть, у кого какой характер!
   Глава 21. "Отважная" бутылка
   - Опять командировка, - Веснушка пристально, испытующе посмотрел на Катю. - Хочешь мне помочь?
   - Конечно, - обрадовалась Катя. - Только если лететь надо, то я, сам понимаешь, не очень-то..
   - Терпеть не могу эти "если", - рассердился Веснушка. - Вечно у вас, у людей, какие-нибудь "если". "Если смогу", "если успею", "если получится", "если не забуду"... Ненавижу эти "если"!
   - Так я же сказала сперва "конечно", а уж потом "если", - смутилась Катя.
   - Важно последнее слово. Оно главнее, - надулся Веснушка. - А твое "если" было как раз последним.
   - Конечно, конечно, я очень хочу тебе помочь, - торопливо проговорила Катя. - И уж это "конечно" после того "если". Выходит, оно главнее.
   - Запомни раз навсегда, - Веснушка серьезно посмотрел на Катю. Захочешь кому-нибудь помочь - никогда-ни за что-ни в коем случае не говори "если".
   - Так я сказала "если" не в смысле помочь, - попробовала было оправдаться Катя, - а в смысле, если надо лететь, то я не умею.
   - Опять "если", - Веснушка покраснел от гнева. - Ну уж, это "если" всех главнее. Уж оно-то после всех твоих жалких и лицемерных "конечно"...
   Катя глянула в окно. Ну так и есть! Пухлое облако, как целая гора невесомых белых подушек, навалилось на солнце. Лучи жадно искали просвет и не находили.
   Наверняка Веснушка сейчас начнет сердиться, нервничать, обижаться.
   На этот раз запахло жженой пластмассой, потому что Веснушка сидел на Катином пластмассовом пенале.
   Веснушка вскочил, сморщился, с отвращением зажал пальцами нос.
   - Придумали тут всякую ерунду, которая и гореть-то не умеет, как следует, - запищал он сердитым сдавленным голосом. - Наизобретали на мою голову какую-то пластмассу, резину, не знаю что. Забыли, забыли, как горят в печи сухие полешки, как дымком тянет...
   - Вот мы в пионерском лагере костер жгли. Как хорошо... - торопливо сказала Катя, надеясь, что Веснушка забудет про злополучное "если". Знаешь, вечером на опушке...
   - Вечером, вечером... - задумчиво протянул Веснушка. - Как раз об этом я и думал... вечером? А что вечером? Кто вечером? Вспомнил, вспомнил! Сегодня вечером мы с тобой отправимся навестить моего друга!
   - Правда? Ой, Веснушка! - обрадовалась Катя.
   - Но тебе придется оставить дома все твои дурацкие "если". Можешь затолкать их в шкаф или сунуть в кастрюлю и накрыть крышкой. Но с собой мы их не возьмем. И не проси, - проворчал Веснушка. - Солнышко всегда нас учило: "Если" особенно мешают, когда ты отправляешься в дальний, опасный путь. Лучше тащить здоровенный рюкзак, до полна набитый булыжниками, чем одно маленькое "если".
   - А как же мы пойдем вечером? - неосторожно вырвалось у Кати. Ведь ты боишься Темноты!..
   Веснушка весь разом вспыхнул, словно его подожгли. Запылали его глаза, уши, волосы.
   - Я боюсь! Я боюсь?! - Веснушка подскакивал на месте, размахивая маленькими, раскаленными докрасна кулачками. - Все ты поняла шиворот-навыворот! Это Темнота меня боится, а не я ее! Темнота всегда боится света. До смерти боится. А я эту темнотищу презираю! Поняла? Пре-зи-раю!
   Катя быстро закивала головой.
   - Так я это и хотела сказать...
   - Темнотища - она противная, жадная, - Веснушка немного успокоился. Заговорил задумчиво, тихо: - Она все хочет себе заграбастать: и леса, и поля, и небо. Утром ее еле вытолкаешь. Я ее и так, и эдак, тащу руками, толкаю коленками. А она нарочно тянется, рвется под пальцами. А то еще, знаешь, прячется. Заберется в дупло или к медведю в берлогу, попробуй ее оттуда выживи...
   Но Катя не очень-то слушала Веснушку. Ее охватило нетерпение. Отправиться куда-то вместе с веснушкой... Катя вскочила на ноги.
   - Ну так пошли скорее, а то стемнеет, - воскликнула она.
   - Нет, - Веснушка как-то грустя посмотрел на Катю.
   Помолчал немного и добавил:
   - Это совсем особый друг. Не такой, как все. К нему можно пойти в гости только в темноте. Хотя, по правде говоря, я терпеть не могу разгуливать по ночам.
   Часы в маминой комнате звонко и чисто пробили пять раз. Нет того, чтобы семь или восемь. Ох, сколько еще ждать!
   Веснушка вдруг улыбнулся, будто что-то вспомнил.
   - А знаешь, один раз я все-таки отправился в путь глубокой ночью. Причем заметь, совсем-совсем один. И главное, никто меня не заставлял. Сам, по доброй воле...
   Веснушка перебрался к Кате на рукав, удобно устроился на сгибе локтя, в складках, где нетрудно было разглядеть заплатки и аккуратно заштопанные мамой дырки.
   - Вот послушай... - начал Веснушка...
   Это было совсем недавно. Ну, вчера. Я повстречал в море большой парусный корабль. Он мне сразу приглянулся, и я решил ненадолго задержаться на этом корабле. Плыл себе да плыл вместе с ним. Когда ветер туго надувал паруса, канаты дрожали и тихо звенели.
   А вокруг на острых гребешках волн плясали мои братишки и друзья-приятели. Погода стояла лучше не бывает - на небе ни облачка! Я не очень-то слушал, о чем шепчутся матросы, собираясь кучками в темных закоулках, в трюме, в разных укромных местечках. И зря, как это потом выяснилось. Я уже давно заметил, если человек задумал что-то темное, его почему-то так и тянет в темноту. И говорит он шепотом, да еще прикроет рот ладонью. Надо бы этот вопрос обдумать как следует. Эх, посоветоваться бы с Солнышком!
   По правде говоря, больше всего в то время я был занят шпагой нашего капитана. Славная была шпага, отточена на совесть.
   Мы собирались на ней веселой компанией. Потолкуем, обсудим наши дела-делишки. Поспорим с чем-нибудь, подымем возню и давай бороться, толкать друг друга, сверкать, разлетаться в разные стороны.
   Да и сам капитан оказался по-настоящему рыжий. Мы с ним здорово подружились. И, главное, характер точь-в-точь как у меня: гордый, горячий. Иногда я просто путал: где он, а где я.
   Помню, сидит мой капитан, облокотившись о стол, глаз с меня не спускает. И слушает, слушает...
   Я рассказывал ему о морских битвах. О затонувших кораблях, у которых в каютах теперь поселились рыбы. Он все приставал ко мне, все хотел узнать, как появился этот шарик, который вы зовете Земля. Откуда он взялся, как все это произошло. Но я мог ему только сказать, что случилось это довольно-таки давно и что тогда была ужасная суматоха и неразбериха.
   В эту ночь он крепко спал. Я, как обычно, примостился на рукоятке его шпаги. Лежал себе и думал, вспоминал Солнышко. Так я коротал ночь.
   Мне было что-то не по себе, все томило какое-то беспокойство, недоброе предчувствие. За окном качалась чистая звезда. А мне все чудилось, что тяжелые тучи в тишине собираются над нашим кораблем.
   Я соскользнул на серебряную пряжку башмака моего капитана...
   В этот миг дверь с грохотом распахнулась, и в каюту ворвались эти негодяи, вооруженные до зубов. Впереди боцман - Хиль Синие Губы. Правда, губы у него были синие, будто он выпил целую бутыль чернил.
   Мой капитан даже не успел выхватить пистолеты. Пираты скрутили его по рукам и ногам.
   - Здесь поблизости есть славный островок, забытый богом и людьми, с издевочкой сказал Хиль Синие Губы. - Голый, как коленка самого дьявола. Зато посреди острова торчит высокая скала. Вы сможете, синьор капитан, если уж очень пожелаете, вскарабкаться на нее и полюбоваться, как отвалит от берега ваш корабль. А на его флаге, что вы думаете? Такой симпатичный череп и пара скрещенных костей! Ха-ха-ха!
   Пираты с хохотом вывалились из каюты. Прихватили с собой и пистолеты капитана и шпагу, которую я так любил. Тогда осторожно-осторожно я пережег веревки, которыми негодяи скрутили моего капитана.
   Я весь дрожал. В эту минуту от возмущения я мог спалить весь корабль. Но я понимал, что этим не очень-то помогу делу.
   Я сказал моему капитану:
   - Ночью, по правде говоря, не слишком я люблю летать. А вот днем обещаю тебе - быстренько облечу весь океан и уж наверняка найду какой-нибудь корабль, который захочет прийти к тебе на помощь.
   - Мой светлый дружок, - печально улыбнулся капитан. - Ну, подумай, кто тебе поверит? Да вдобавок к несчастью, днем тебя почти не видно. Кто это будет менять курс корабля, плыть неизвестно куда только потому, что ему почудился чей-то голосок?
   Тут я совсем приуныл. Это ведь истинная правда. Не раз со мной случалось такое. Встретишь кого-нибудь, захочешь познакомиться. Заговоришь с ним так спокойно, по-хорошему. А он пятится от меня, машет руками, бледнеет и начинает болтать всякую чепуху: "Что со мной? Какое несчастье! Нет, это мне только снится! Или мерещится!" И тому подобное...
   - Но не будем вешать нос, - стараясь казаться веселым, сказал капитан. - Еще не все потеряно. Есть один старинный способ: написать письмо и сунуть в бутылку. А бутылку запечатать и бросить в океан.
   Он сел к столу и начал писать, а я от сочувствия старался светить как можно ярче.
   Капитан уже хотел запечатать бутылку, как вдруг со вздохом уронил руки на стол.
   - Я сам знаю, иногда вылавливают из моря бутылки, которые проплавали добрых сто лет, а то больше. И то правда, даже днем нелегко заметить море плывущую бутылку. А уж ночью, в темноте и подавно...
   Тут мне в голову пришла гениальная мысль. Я даже подпрыгнул. Просто удивительно, ведь я всего-навсего обыкновенный солнечный луч, каких много, но до чего же часто мне приходят в голову гениальные мысли.
   - Лучше это, чем ничего, - рассудительно сказал я моему капитану. Я к тому клоню, что бывают на свете везучие бутылки. Может, твоя бутылка окажется как раз из таких. Может, ей повезет, кто-нибудь ее выудит.
   Лишь только мой капитан на минутку отвернулся, я незаметно скользнул в бутылку и притаился там под письмом, стараясь не дышать и не светиться. Капитан запечатал бутылку и бросил ее через круглое окно прямо в воду.
   Корабль - огни и голоса - исчез во мраке. Я остался один в бездонном океане.
   Надо мной было черное небо, без всякой надежды. А каждая волна как рука Темноты. Волны тянулись ко мне, затягивали в глубину. Но всякий раз моя бутылка упрямо выскакивала из волн. Тут я понял, что мне попалась очень умная и отважная бутылка!
   Иногда рыбы равнодушно толкали меня своими тупыми носами. Каждому встречному приходилось объяснять, кто я такой, да откуда, да куда плыву. Но рыбы, не дослушав, проплывали мимо, сверкнув серебряной чешуей, и тут же забывали обо мне.
   Огромный осьминог обвил мою бутылку своими щупальцами. Я увидел его глаза - круглые, выпуклые, пустые. Одна негодная акула попробовала было ухватить бутылку зубами. Но я так вспыхнул, что чуть не ослепил ее. Акула захлопнула пасть, и ее длинное скользкое тело ушло куда-то вниз, в глубину.
   Ты представь себе только: огромный темный океан - и в нем одна-одинешенька маленькая светящаяся бутылка.
   "Неужели я останусь тут навсегда? - в отчаянии подумал я. - Бедный, всеми забытый луч, вечно плавающий в океане. Как это печально! .."
   Конечно, если бы я постарался, я смог выбраться из бутылки, пройти сквозь стекло и выйти на свободу. Но предать капитана? Предать своего друга? Нет, ни за что!
   Я тихо плакал, скорчившись на донышке бутылки, уткнув нос в коленки.
   И все-таки я светил. Светил из последних сил, преодолевая тоску и безнадежность.
   - Это самая бесстрашная и благородная бутылка на свете, - сказал я сам себе.
   Последнюю звездочку скрыла тяжелая, откормленная туча. Но тут-то Темнота и просчиталась. Чем непроглядней сгущался вокруг меня злобный мрак, тем ярче становился мой свет.
   Яркие круги разбегались от меня во все стороны. Золотые звезды танцевали на черной воде. Блестки, искры сверкали вокруг.
   - Смотрите, смотрите! Светящаяся бутылка! Золотая бутылка! послышались далекие голоса.
   Тут я принялся светить во всю мочь, даже, по правде говоря, перестарался немножко. Я так трудился, что нечаянно подпалил письмо моего капитана. Вот бы я удружил ему, если бы письмо сгорело!
   Но, к счастью, обуглился только самый краешек бумаги. Дым наполнил бутылку. Я раскашлялся, чуть не задохнулся.
   Но в это время где-то рядом ударило весло. Мою бутылку вытащили из воды.
   - Да, несомненно, это самая удачливая бутылка на свете! - сказал я самому себе.
   Скоро я очутился в капитанской каюте, где под потолком раскачивался фонарь.
   Все по очереди рассматривали бутылку, вертели в руках. Я видел широко открытые от любопытства глаза совсем рядышком, за стеклом.
   Старый седой капитан бережно вытащил пробку.
   Знаешь, чем я отличаюсь от джинна, закупоренного в каком-нибудь древнем медном кувшине? Не знаешь? Ну, так я скажу тебе. Все эти джинны - пустой, самовлюбленный народ. Им бы только покрасоваться, поэффектней выскочить из кувшина. Чтоб было побольше шуму, треску. Всех напугать, поразить, пустить пыль в глаза.
   Я же - наоборот. Я постарался как можно незаметней выскользнуть из бутылки, не привлекая ничьего внимания. Я нырнул в фонарь, уселся в пламени свечи и хоть немного отдышался.
   Старый капитан бережно развернул письмо, разложил его на столе, разгладил ладонями.
   - Да это же пишет Диего Мигель Фернандес, капитан "Голконды"! - с волнением воскликнул он. - Я его знаю: отличный малый и опытнейший моряк. Он пишет, что попал в дрянную историю. Его корабль захватили пираты. Но, я надеюсь, мы успеем вовремя.
   Тут я сразу понял, что этот седой капитан тоже по-настоящему рыжий.
   Конечно, может быть, мне надо было сразу помчаться к моему капитану и порадовать его доброй вестью. Но лишь только я подумал, что мне снова придется нырнуть в эту Темнотищу, рыскать во мраке, как летучая мышь, метаться над черными волнами...
   Не могу тебе объяснить, что со мной случилось, но я просто не мог заставить себя слезть с этого уютного тепленького свечного огарка, где я устроился совсем по-домашнему.
   Когда рассвело, мы уже подошли к одинокому острову, посреди которого торчала унылая серая скала.
   В четверти мили от него покачивалась на якоре "Голконда".
   Пираты сдались без боя. Они были не очень-то опытные пираты, так, какие-то начинающие. Отъявленный негодяй там был только один - Хиль Синие Губы.
   - Выбирай: или я вздерну тебя на рее, или оставайся на этом острове, - предложил ему мой капитан.
   Хиль Синие Губы выбрал второе.
   Мы тут же снялись с якоря.
   Мой капитан в самых изысканных выражениях познакомил меня с седым капитаном. И, по правде говоря, здорово испортил этим наш праздник.
   Старый капитан не меньше получаса ахал, не мог прийти в себя от изумления. Все говорил, что это или волшебство, или сказка, и все это ему только чудится.
   А ведь ты знаешь, что я этого просто терпеть не могу. Посуди сама. Слушаешь, слушаешь, да как-то невольно под конец сам засомневаешься: "А может быть, и вправду я всего-навсего только Солнечная Сказка? Может, и вправду меня нет?"
   Веснушка прикусил губу, отвернулся.
   - Ну, что ты, Веснушка! - горячо воскликнула Катя. - И даже не думай. Глупости все это!
   - Я тоже надеюсь... - вздохнул Веснушка. Он немного помолчал, потом поднял голову и глубоко заглянул Кате в глаза. - Но, знаешь, если рассудить здраво, ведь это тоже не так уж плохо: быть Солнечной Сказкой.
   Глава 22. Как важно сказать другу "здравствуй!"
   Небо между тем стало густым и бархатным. В темноте повисли разноцветные окна с люстрами, светящимися шарами, пестрыми шторами.
   Веснушка глянул через плечо и поежился, тоскливыми глазами посмотрел на Катю.
   Глубоко вздохнул и вдруг поманил ее пальцем. Катя нагнулась к нему. - Знаешь, когда мы пойдем, - зашептал он ей на ухо, - я, может быть, тебя кое о чем попрошу. Даже обязательно-наверняка-непременнобезусловно попрошу.
   Катя выпрямилась, с удивлением посмотрела на Веснушку. Глаза у него были сердитые и несчастные.
   - Ну что ты, я все сделаю, не беспокойся, - ласково сказала она.
   - Да наоборот, - Веснушка с досадой топнул ногой. - О чем бы я тебя по дороге ни попросил, ты меня не слушай. А только тверди: "Нельзя!", "Ни за что", "Невозможно" или еще что-нибудь в этом роде, подходящее к этому случаю. Больше от тебя ничего не требуется. Ну, теперь поняла?
   - Кажется, поняла... - прошептала Катя.
   - Обещаешь?
   - Обещаю, - Катя быстро закивала головой, но, если признаться, она не совсем поняла, что, собственно говоря, она обещала Веснушке.
   - Пошли, - сурово сказал Веснушка. Они вышли в притихший пустой двор. Веснушка пристроился за ухом, там, где закручивались прядки волос, и слабо грел Кате шею.
   - В парк пойдем, к пруду. Только не к тому пруду, где лодки выдают напрокат, а где лягушки квакают.
   Они прошли мимо спящих автоматов с газировкой. Луна светила в пустые граненые стаканы, будто хотела налить в них лунного сиропа.
   Ворота в парк были далеко от Катиного дома. Но это Катю особенно не смущало. Обычно она пролезала между железными прутьями ограды. Правда, этом году она уже не пролезала, а протискивалась, даже с некоторым трудом.
   "Наверно, на будущий год придется в обход ходить", - подумала Катя, просовывая голову между прутьев ограды и чувствуя, что ей мешают уши.
   Катя никогда не была ночью в парке.
   Она пошла напрямик по траве. Трава была росистой, жесткой, холодила ноги в босоножках.
   "Надо было сапоги обуть резиновые, - подумала Катя. - Ну, теперь уж все равно. Не возвращаться же..."
   - Ох-скрип! Ох-скрип! - по-стариковски жаловались высокие ели. Будто советовали: "Шла бы ты спать. В теплой постели - ох, хорошо!"
   - Фью-шь!.. Фью-шь!.. - слышалось в узловатых ветвях дуба. Словно кто-то наберет воздуха и выдохнет. И тоже будто предупреждает: "Ох, вернись! А там думай сама, как хочешь..."
   Комары звенели около лица, упруго бились о щеки, как шарики, скатанные из воздуха.
   Катя осторожно отгоняла их, боясь нечаянно смахнуть Веснушку.
   Сердце у Кати то билось где-то высоко в горле, то падало куда-то вниз и замирало.
   Веснушка забрался поглубже под косичку и там затаился.
   Наконец, между деревьев рябым зеркалом засветился пруд. У берега тихо покачивались привязанные лодки, терлись друг о друга бортами. В одной лодке кто-то забыл весло, и уключина тоненько и жалобно поскрипывала. От пруда вела узкая тропинка. Медвежьи лапы елей жадно тянулись к ней, и она исчезала, будто проглоченная мраком.
   Катя ступила на тропинку.
   - Стой! Стой! - вдруг быстро зашептал ей на ухо Веснушка. Передумал я. Пошли домой. Поворачивай назад.
   Катя споткнулась о корень. Повернула обратно.
   В глубине души она даже обрадовалась, что не надо идти дальше. Она представила себе свою комнату, теплый, спокойный кружок света на потолке от настольной лампы, и ей захотелось скорей очутиться дома.
   - Ну, что ты тащишься, - нетерпеливо шептал Веснушка. - Лучше бы я улитку нанял, чем с тобой связываться. Шевели ногами, пошли скорей...
   И вдруг Катя вспомнила тот загадочный разговор, перед самым уходом из дома. Теперь она поняла, что ему обещала. Катя остановилась.
   - Нет, нет, Веснушка, милый, - тихо, но настойчиво сказала она. Нельзя. Давай уж сделаем, как решили, да?
   - Все равно мы зря идем, - торопливо проговорил Веснушка. - Я забыл дома одну вещь... Из-за которой мы и пошли... Самую главную...
   - Какую?
   - А тебе не все равно?
   - Нет, ты скажи!
   - Но я прошу тебя, умоляю. - Веснушка копошился где-то у шеи, прижимался к уху. - Я не хочу идти. Я передумал, слышишь?
   Но Катя упрямо шла по тропинке.
   "И вовсе не страшно, - удивляясь, подумала она. Было страшно, а теперь нет. Наверно, потому, что Веснушка боится и я его защищаю. Он ведь такой маленький, пугливый..."
   - Пошли назад! Не надо! Это ты нарочно! Хочешь, чтобы я погас! задыхаясь, вскрикивал Веснушка. Но не громко, видно, громко кричать боялся. - Убегу от тебя! Завтра же. Вот только Солнышко увижу!..
   - Ну, тихо, тихо. Это ничего, это бывает... - ласково уговаривала его Катя. - Хочешь, я закрою тебя ладошкой. Подышу на тебя, спрячу. Ну чего ты?.. Ведь я с тобой...
   Веснушка стал нестерпимо горячим. Катя втянула воздух сквозь стиснутые зубы... Тропинка резко оборвалась на крутом обрыве, прямо над прудом. В лунном свете плавали круглые листья кувшинок. Тихие зеленые блюдца, и почти в каждом - горстка сверкающей воды.
   - Ку-ак! Ку-ак!.. - неслось со всех сторон, будто лягушки откупоривали бутылки, бутыли, маленькие бутылочки.
   - Вот мы и пришли! Вот мы и пришли! - ликующим голосом вдруг закричал Веснушка и запрыгал у Кати на плече. - Смотри, вот он, мой друг!
   Он сбежал вниз по Катиной руке, задержался на указательном пальце, присвистнул, спрыгнул на землю. На длинной, тонкой травинке сидел светлячок. Травинка чуть провисала, прогибалась под его тяжестью. Он светился живым особым светом. Маленький зеленый фонарик. Веснушка остановился под травинкой, задрал голову кверху.
   - Здравствуйте - крикнул он светлячку.
   Фонарик разгорелся ярче, будто подули на уголек.
   - Здравствуй! - снова крикнул Веснушка. - Уф!.. - Веснушка снова забрался Кате на плечо, с облегчением перевел дыхание. Заговорил рассудительно, спокойно, как ни в чем не бывало. - Теперь можно и домой со спокойной совестью. Я ведь каждый год прихожу сюда, чтобы сказать ему: "Здравствуйте".
   - Ох! И ты приходишь сюда только для этого? - вырвалось у Кати.
   - Глупая девчонка! - так и вспыхнул Веснушка. - Да ты знаешь, как это важно, не испугавшись никаких опасностей, прийти к другу сквозь страшную, непроглядную ночь и сказать ему: "Здравствуй!"
   Кате очень хотелось спросить, какую вещь Веснушка забыл дома. Ведь он сам сказал: "Самую главную". Но она не знала, как спросить, чтобы он не обиделся. Тем более ночью, в темноте. Другое дело - при Солнышке.
   Но Веснушка будто прочитал ее мысли.
   - Понимаешь, по дороге мне показалось, что я забыл дома свое "здравствуй!", - серьезно сказал Веснушка. - А ведь у каждого свое собственное "здравствуй". У некоторых оно холодное, у других равнодушное. А у меня оно горячее-прегорячее. У тебя, в общем, тоже неплохое "здравствуй". Конечно, в крайнем случае я бы мог одолжить у тебя твое "здравствуй". Но сказать другу чужое "здравствуй"! Нет, это не в моих правилах. Вот я и стал его искать. Смотрю: в карманах нет, за пазухой тоже никакого "здравствуй". А потом я его нашел. - Веснушка с важным видом постучал пальцем себя по лбу: - Оказалось, оно вот где. Конечно, ведь я всю дорогу держал его в голове и все думал, думал, как я приду к своему другу и скажу ему: "Здравствуй!"
   Катя ничего не ответила, только отвернулась, пряча улыбку.
   Глава 23. "Летающее золото"
   - Вот это да! - Катя запустила обе пятерни в волосы. - Тут написано: "Луч света долетит до Марса примерно за восемь минут". Ой, Веснушка, какая же я бестолковая! Я только сейчас сообразила: ведь ты и есть как раз тот самый луч света! Послушай, чем тебе на разные командировки время тратить, ты бы лучше слетал быстренько на Марс, или на Венеру, или еще куда-нибудь. Разузнал бы, что там делается: есть ли жизнь, разумные существа, цивилизация и все такое прочее... Потом бы мне все рассказал, а я записала в тетрадку. Нам бы все "спасибо" сказали. Мы бы даже прославились...
   Катя взглянула на Веснушку и запнулась на полуслове.
   Веснушка смотрел на нее укоризненными, скорбными глазами. Он сразу как-то по-стариковски сгорбился, побледнел.
   - Насчет славы это я просто так, - виновато сказала Катя, стараясь быстро сообразить, что именно в ее словах могло так огорчить Веснушку.
   - Гонишь - меня, - глухо проговорил Веснушка. - Гонишь меня с этой маленькой теплой планеты. Такой живой и зеленой.
   - Я?! - изумилась Катя. - Куда я тебя гоню?
   - Конечно, я всего-навсего обыкновенный солнечный луч, каких много. - Веснушка потускнел, стал еле-еле виден. - Меня и обидеть не жалко. Пошел прочь, Веснушка, со скоростью триста тысяч километров в секунду...
   "Что это с ним? - ужаснулась Катя. - Уж лучше бы рассердился, прожег что-нибудь..."