Капитан побарабанил пальцами по пульту. Он подозревал, что вскоре ему придется проводить свое собственное исследование, чтобы выяснить, что происходит со статистически небольшой выборкой капитанов китобойных плавбаз, вернувшихся в порт с пустыми трюмами и без материалов для исследования. Что, интересно, с ними делают? Может, запирают в комнате наедине с гарпунной пушкой, и ожидают, что ты поступишь, как честный человек?
   Этого просто не могло быть. Хоть что-тодолжно обнаруживаться.
   Навигатор оторвал лист с принтерной распечаткой и уставился на него.
   – Досточтимый господин, – сказал он.
   – Что еще? – раздраженно повернулся к нему капитан.
   – По-видимому, к большому несчастью у нас серьезные неполадки с аппаратурой. В этом месте глубина дна должна быть двести метров.
   – И что с того?
   – По моим показаниям глубина получается пятнадцать тысяч метров, досточтимый господин. И становится все глубже и глубже.
   – Ерунда. Такой глубины не бывает.
   Капитан уставился на скопище высоких технологий стоимостью в несколько миллионов йен, и ударил по пульту кулаком.
   Навигатор нервно улыбнулся.
   – А, вот, господин, – сказал он, – становится уже мельче.
    Где никогда не слышен грохот волн,/ В бездонной пропасти, что глубже глубины,как было известно Азирафелю и Теннисону, / Спит крепко Кракен.
   А теперь он проснулся.
   Миллионы тонн глубоководного ила обрушились с его боков, когда он начал подъем.
   – Видите? – сказал навигатор. – Уже три тысячи метров.
   У кракена нет глаз. Ему просто не на что смотреть. Но подымаясь в струях ледяной воды, он слышит неслышимый нами шум моря, горестные свисты и переливы песен китов.
   – Э-э…, – замялся навигатор. – Одна тысяча метров.
   И он начинает сердиться.
   – Пятьсот метров.
    Каппамакиподхватывает внезапно вздувшейся волной.
   – Сто метров!
   Над кракеном – какая-то железная крошка. Кракен поворачивается.
   И десять миллиардов банок собачьих консервов вопиют о мщении.
* * *
   Стекла из окон домика посыпались внутрь. Это была уже не буря – это было побоище. Хлопья цветов жасмина полетели через комнату, вперемешку с дождем из карточек.
   Ньют и Анафема прижались друг к другу в крошечном закутке между перевернутым столом и стеной.
   – Ну давай, – пробормотал Ньют. – Скажи, что Агнесса и это предсказала.
   – Она же писала «и приносит он бурю»!
   – Да это ураган какой-то! А она говорила, что случится дальше?
   – С номера 2315 есть ссылка на 3477, – ответила Анафема.
   – И ты помнишь это в таких подробностях в такой момент?
   – Раз уж ты заговорил об этом, то да, – сказала она. И протянула ему карточку.

3477

 
Пусть вертится колесо Судьбы,
 
 
? Боюсь, какая-то мистика. – А.Ф. Деталь, 17 окт. 1889 г.
 
 
пусть говорят сердца,
есть другие огни помимо моего;
когда ветр раздует цветы,
 
 
Цветы – цвета? – О.Ф.Д., 1929, 4 сент.
 
 
откройте друг другу объятья,
ибо покой придет, когда Красный и Белый и Черный
и Бледный прибудут.
 
 
Предполагаю, снова Откровение, гл. 6 – д-р Том. Деталь, 1835
 
 
МИГ – НАША РАБОТА.
 
   Ньют перечитал предсказание еще раз. Снаружи послышался такой звук, словно лист гофрированного железа перекатывался между кустов, что он, собственно, и делал.
   – Значит ли это, – медленно начал он, – что мы с тобой, по ее предположению, э-э… входим в программу?Ну и шуточки у Агнессы.
   Ухаживать за девушкой особенно трудно, если в доме, где живет предмет ухаживания, проживает еще и пожилая родственница: она все время что-то бормочет, или хихикает, или стреляет сигаретку, или, в худшем случае, вытаскивает семейный альбом с фотографиями – проявление агрессии в войне полов, которое следует запретить Женевской конвенцией. Но когда такая родственница умерла триста лет назад – все намного хуже. Ньют на самом деле вынашивал определенные планы насчет Анафемы; не просто вынашивал – он их лелеял, холил, буквально трясся над ними и сдувал с них пылинки. Однако мысль о том, что ему в затылок вонзается предвидящий взгляд Агнессы, обрушивалась на его мужское либидо, словно ведро холодной воды.
   Он даже подумывал о том, чтобы пригласить Анафему поужинать вместе, но его просто затрясло, стоило ему подумать, что какая-то ведьма времен Кромвеля будет за триста лет до этого сидеть в своем домике и смотреть, как он ест.
   Он был в таком настроении, в котором обычные люди начинают жечь ведьм. У него и так хватало проблем в жизни, и без того, чтобы какая-то спятившая старуха командовала им через целых три столетия.
   Судя по звукам, доносящимся из камина, труба, похоже, начинала разваливаться.
   А потом он подумал: нет у меня никаких проблем в жизни. Я не хуже Агнессы могу ее предвидеть. Она вся простирается передо мной, и в конце ее – досрочный выход на пенсию, деньги, собранные сослуживцами на подарок по этому случаю, аккуратная чистенькая квартирка, аккуратная чистенькая могилка. Если не считать того, что я умру под развалинами домика во время того, что вполне может быть концом света.
   И у Ангела, что отмечает добрые и злые дела людей, не будет со мной никаких проблем, потому что в книге моей жизни на каждой странице будет написано «см. выше», год за годом. Ну что я действительно успел сделать? Ни разу не ограбил банк. Ни разу даже не был оштрафован за неправильную парковку. Ни разу не был в тайском ресторане…
   Где-то с веселым звоном разбилось стекло, вылетев из еще одного окна. Анафема обняла Ньюта со вздохом, в котором не было и тени разочарования.
   Я никогда не был в Америке. И во Франции не был, потому что Кале все-таки не считается. Я не научился ни на чем играть.
   Приемник замолк, потому что наконец не выдержали провода.
   Он зарылся лицом в ее волосы.
   Я никогда…
* * *
   Послышалось тонкое «пинь!».
   Шедуэлл, который обновлял зарплатные ведомости Армии, поднял глаза, не расписавшись за младшего капрала Смита.
   Ему понадобилось некоторое время на то, чтобы заметить, что сияющей булавки Ньюта на карте не было.
   Он слез со стула, бормоча что-то себе под нос, и, пошарив по полу, нашел ее. Он потер ее о рукав и воткнул обратно в Тэдфилд.
   Он как раз расписывался за рядового Стола, который получал сверх обычного еще два пенни в год на сено, когда снова послышалось «пинь!».
   Он поднял булавку, с подозрением оглядел ее и с такой силой вонзил в карту, что она вошла в штукатурку на стене. Потом он вернулся к своей бухгалтерии.
   И услышал «пинь!».
   На этот раз булавка на шаг отлетела от стены. Шедуэлл поднял ее, осмотрел острие, воткнул в карту и принялся наблюдать.
   Еще через пять секунд она едва не пронзила ему ухо.
   Он снова пошарил на полу, снова воткнул ее в карту и стал держать ее рукой.
   Она двигалась. Он налег на нее, не отпуская.
   От карты поднялась тонкая струйка дыма. Шедуэлл взвизгнул и сунул пальцы в рот, а раскаленная докрасна булавка рикошетом отскочила от стены напротив и разбила стекло в форточке. Она не хотела оставаться в Тэдфилде.
   Через десять секунд Шедуэлл уже рылся в жестянке, служившей Армии Ведьмознатцев кассой. Результатом выемки наличности были пригоршня медных монет, бумажка в десять шиллингов и маленькая фальшивая монетка времен правления Иакова I. Не думая о личной безопасности, он вывернул свои карманы. Добычи, даже c учетом льготного пенсионного проездного, едва хватило бы на то, чтобы выйти из дома, не говоря уже о Тэдфилде.
   Из тех, кого он еще знал, деньги могли быть только у мистера Раджита и мадам Трейси. Что до семейства Раджитов, при любой беседе на финансовые темы, которую он мог бы начать в данный момент, неизбежно всплыл бы вопрос оплаты квартиры за семь недель; что же до мадам Трейси, которая была бы просто счастлива занять ему пригоршню потрепанных десяток…
   – Да будь я проклят, если приму плоды греха из рук повапленной Иезавели, – сказал он.
   Что означало, что больше никого не осталось.
   Если не считать…
   …этого педика-южанина.
   Они оба здесь были, каждый всего по разу, стараясь сократить свой визит как только возможно, причем Азирафель еще пытался не касаться ни одной горизонтальной поверхности. Другого, шикарного южанина-ублюдка в темных очках, обижать – по мнению Шедуэлла – не следовало. В его простой вселенной каждый, кто носил темные очки не на пляже, был, по всей вероятности, преступником. Он подозревал, что Кроули связан с мафией или с теневой экономикой, хотя немало бы удивился, если бы узнал, насколько он близок к почти правильному предположению. Однако другой, не столь крутой, в пальто из верблюжьей шерсти – совсем другое дело. Шедуэлл даже рискнул однажды проследить за ним до самого дома и мог вспомнить, где тот живет. Он считал, что Азирафель – русский шпион. У него можно было попросить денег. Припугнуть слегка.
   Это было страшно рискованно.
   Шедуэлл взял себя в руки. Может быть, в этот самый момент Ньют терпит невообразимые пытки от рук дочерей тьмы, и это он, Шедуэлл, послал его туда.
   – Мы не можем бросить наших ребят, – сказал он, натянул вытертый плащ и бесформенную шляпу и бросился на улицу.
   Погода, похоже, портилась.
* * *
   Азирафель пребывал в смятении. Он пребывал в нем почти двенадцать часов. Нервы у него, как он сам сказал бы, растянулись по всему дому. Он расхаживал по своему магазинчику, подбирая листки бумаги, снова их роняя, бесцельно перебирая карандаши.
   Он должен был все рассказать Кроули.
   Нет, не то. Он хотелвсе рассказать Кроули. А долженбыл рассказать Небесам. В конце концов, он ведь ангел. Он должен был поступать правильно. Это встроенная функция. Видишь зло – бей без промаха. Кроули, конечно, приложил здесь руку, это точно. Надо было сразу поставить Небеса в известность.
   Но он же знал его тысячи лет. Они прекрасно ладили. Они почти понимали друг друга. Иногда он подозревал, что у них больше общего, чем у каждого из них со своим, соответственно, начальством. Например, им обоим нравился этот мир, на который они смотрели не просто как на шахматную доску, на который идет игра космических сил.
   Ну конечно, так оно и есть. Вот он, ответ, прямо перед ним. Он останется верен духусвоего договора с Кроули, если тихонько намекнет Небесам, и тогда они смогут без особого шума что-нибудь сделать с этим ребенком – ничего слишком плохого, разумеется, мы ведь все Божьи создания, если разобраться, даже такие, как Кроули и Антихрист, и мир будет спасен, и не будет нужды во всем этом Армагеддоне, который все равно никому добра не принесет, потому что всем известно,что Небеса, в конце концов, победят, и Кроули обязательно его поймет.
   Именно. И тогда все будет в порядке.
   В дверь магазинчика постучали, хотя на дверях висела табличка «Закрыто». Он не обратил на это внимания.
   Провести сеанс двусторонней связи с Небесами – дело непростое: для Азирафеля это было существенно сложнее, чем для людей, которые не ожидают ответа и почти всегда очень удивляются, если им отвечают.
   Азирафель отодвинул в сторону стол с бумагами и скатал потертый ковер на полу магазина. Под ним, на дощатом полу, оказался небольшой, начерченный мелом круг, по краю которого шли подходящие выдержки из Каббалы. Ангел зажег семь свечей, и торжественно расставил их по кругу в определенном порядке, в полном соответствии с ритуалом. Он зажег ароматическую палочку, в чем, в общем-то, не было необходимости, зато потом в комнате приятно пахло.
   А потом он вошел в круг и произнес Слова.
   Ничего не произошло.
   Он еще раз произнес Слова.
   Наконец с потолка опустился яркий луч голубого света и заполнил собой весь круг.
   Интеллигентный голос произнес:
   – Ну?
   – Это я, Азирафель.
   – Мы знаем, – сказал голос.
   – У меня важные новости! Я нашел Антихриста! Я могу сообщить его адрес и вообще все!
   Пауза. Голубой свет мерцал вокруг ангела.
   – Ну? – снова сказал голос.
   – Ну так вы же можете его у… можете все это предотвратить! В самый последний момент! У вас всего несколько часов! Все это можно остановить, и тогда не нужно войны, и все спасутся!
   Он лучезарно улыбнулся, глядя вверх.
   – Ну и?… – сказал голос.
   – Так он в деревеньке под названием Нижний Тэдфилд, и его адрес…
   – Отличная работа, – сказал голос скучно и безжизненно.
   – И не нужно возиться с тем, чтобы треть морей превратились в кровь и все такое, – радовался Азирафель.
   В ответе, когда Азирафель его дождался, звучало легкое раздражение.
   – Почему нет?
   Азирафель почувствовал, что его радость катится во внезапно разверзшуюся ледяную пропасть, и попытался притвориться, что этого не происходит.
   Он сделал еще одну попытку.
   – Ну, вы можете просто сделать так, чтобы…
   – Мы победим,Азирафель.
   – Да, но…
   – Силы тьмы должны быть низвергнуты.У тебя какие-то неправильные представления. Смысл не в том, чтобы избежать войны, а в том, чтобы ее выиграть. Мы очень долго ждали, Азирафель.
   Азирафель почувствовал, что его сознание скрылось в ледяных глубинах. Он открыл рот, чтобы сказать «не кажется ли вам, что неплохой идеей, возможно, было бы не устраивать войну на Земле?», но передумал.
   – Понятно, – мрачно сказал он.
   В дверь стали царапаться, и если бы Азирафель смотрел в ту сторону, он бы увидел потрепанную фетровую шляпу, хозяин которой пытался заглянуть в окошко над дверью.
   – Это не значит, что ты плохо выполнил задание, – сказал голос. – Получишь благодарность с занесением. Отличная работа.
   – Спасибо, – сказал Азирафель таким кислым тоном, что молоко, будь оно поблизости, точно бы свернулось. – Очевидно, я забыл о непостижимости.
   – Мы так и думали.
   – Можно узнать, – спросил ангел, – с кем я говорил?
   Голос ответил:
   – Мы Метатрон [32].
   – А, ну да. Конечно. Разумеется. Прекрасно. Огромное спасибо. Спасибо.
   За спиной Азирафеля приоткрылась щель почтового ящика, в которой виднелась пара глаз.
   – И вот еще что, – сказал голос с Небес. – Ты, конечно, к нам присоединишься?
   – Э-э, конечно. Сколько веков уже не брал в руки огненный меч… – начал Азирафель.
   – Да, мы помним, – сказал голос. – Прекрасная возможность обновить навыки.
   – Ах-хмм… Какого рода событие послужит толчком к военным действиям?
   – Нам кажется, обмен ядерными ударами между несколькими странами будет неплохим началом.
   – Да. Разумеется. Очень изобретательно, – без всякого выражения безнадежно отозвался Азирафель.
   – Хорошо. Ждем твоего скорого прибытия, – сказал голос.
   – Да-да, безусловно. Я только закончу кое-какие дела, ладно? – в голосе Азирафеля звучало отчаяние.
   – Не думаю, что в этом есть необходимость, – заметил Метатрон.
   Азирафель взял себя в руки.
   – Я полагаю, что честность, если даже не говорить о принципах, требует, чтобы я, как деловой человек с хорошей репутацией…
   – Ну да, да, – чуть-чуть брюзгливо ответил Метатрон. – Намек понял. Так мы тебя ждем.
   Свет померк, но не исчез совсем. Остаются на связи, подумал Азирафель. Так просто мне не выбраться.
   – Алло? – тихонько сказал он. – Есть там кто-нибудь?
   Тишина.
   Стараясь ступать очень тихо, он перешагнул через границу круга и подкрался к телефону. Он открыл записную книжку и набрал номер.
   После четырех гудков послышалось покашливание, снова стало тихо, а потом голос, настолько ровный, что на нем можно было проводить чемпионат мира по футболу, произнес:
   – Привет. Это телефон Антониуса Кроули. Да. Меня…
   – Кроули! – Азирафель попытался одновременно шептать и вопить. – Слушай! У меня нет времени! Анти…
   – …возможно, нет дома, или я сплю, или занят, в общем…
   – Заткнись! Слушай! Это Тэдфилд! Это все в той книге! Ты должен остановить…
   – …после гудка, и я сразу вам перезвоню. Пока.
   – Мне нужно поговорить с тобой прямо…
    Биииииииииииииип.
   – Прекрати пищать! Это Тэдфилд! Вот что я чувствовал! Поезжай туда, и…
   Азирафель бросил трубку.
   – Ублюдок! – выругался он, первый раз за четыре с лишним тысячи лет.
   Стой. У демона ведь есть еще один номер, не может не быть. Азирафель принялся рыться в книжке, едва не уронив ее на пол. Наверху скоро уже потеряют терпение.
   Он нашел другой номер. Он набрал его. Ответили почти сразу, в тот самый момент, когда колокольчик над дверью магазина тихо звякнул.
   Голос Кроули становился громче: видимо, трубку подносили ко рту. Кроули сказал:
   – …не шучу. Алло?
   – Кроули, это я!
   – Ммм. – Неимоверно уклончивый ответ. Даже в том состоянии, в котором пребывал Азирафель, он почувствовал беду.
   – Ты один? – осторожно спросил он.
   – Нет. Ко мне зашел старый приятель.
   – Слушай, я…
   – Изыди, адово отродье!!!
   Азирафель очень медленно обернулся.
* * *
   Шедуэлл был настолько возбужден, что его била дрожь. Он все видел. Он все слышал. Он ничего не понял, но точно знал, для чего нужны круги, свечи и благовония. Прекрасно знал. Он смотрел «Явление дьявола» пятнадцать раз, даже шестнадцать – если считать тот раз, когда его выкинули из зала за то, что он выкрикивал нелестные отзывы в адрес ведьмознатца-любителя Кристофера Ли.
   Эти гады выставляли его дураком. По-ихнему, значит, выходило, что можно насмехаться над славными традициями нашей Армии!
   – Я тебя достану, адский ублюдок! – вопил он, надвигаясь на Азирафеля, как молью траченый ангел. – Мне известно, чего тебе надо, явился сюда соблазнять женщин, заставлять их повиноваться своей злобной воле!
   – Мне кажется, вы ошиблись магазином, – сказал Азирафель. – Я перезвоню, – добавил он в телефон и положил трубку.
   – Я прекрасно видел, чем ты тут развлекаешься, – рычал Шедуэлл. У него на губах выступила пена. На своей памяти он еще ни разу не был настолько зол.
   – Э-э, видите ли, внешность обманчива… – начал было Азирафель, и еще не договорив, понял, что в качестве завязки разговора этой фразе явно не хватает божьей искры.
   – Уж это точно! – торжествующе заявил Шедуэлл.
   – Да нет, я имею в виду…
   Не отрывая глаз от ангела, Шедуэлл попятился назад и захлопнул дверь с такой силой, что колокольчик над ней жалобно зазвенел.
   – Колокол,– сказал он.
   Он схватил «Прекрасные и точные пророчества» и тяжело хлопнул книгой об стол.
   – Книга,– процедил он сквозь зубы.
   Он порылся в кармане и вытащил свой верный «ронсон».
   – Свеча, практиццки!– вскричал он и пошел на Азирафеля.
   На его пути оказался круг, мерцающий слабым голубым светом.
   – Э-э, – сказал Азирафель, – мне кажется, это не самая лучшая идея…
   Шедуэлл не слушал его.
   – Властью, данной мне службой и долгом ведьмознатца, – нараспев начал он, – я приказываю тебе покинуть место сие…
   – Осторожно, там круг…
   – …и вернуться отсель в места, изрыгнувшие тебя, без всякого промедления…
   – …я бы не сказал, что для человека безопасно вступать в него…
   – …и избави нас от лукавого…
   – Отойди от круга, глупец!
   – …и не вздумай являться больше, дабы изводить…
   – Да, да, пожалуйста, отойди от…
   Азирафель ринулся к Шедуэллу, размахивая руками.
   – Сгинь БЕЗ ВОЗВРАТА! – закончил Шедуэлл. И наставил на Азирафеля обличающий, украшенный траурной каймой под ногтем палец.
   Азирафель поглядел под ноги и выругался второй раз за пять минут. Он вступил в круг.
   – Срань господня, – сказал он.
   Раздался резкий звук, словно лопнула струна, и голубое сияние исчезло. И Азирафель тоже.
   Прошло тридцать секунд. Шедуэлл стоял, не двигаясь. Потом он поднял левую руку, которая сильно дрожала, и с ее помощью аккуратно опустил правую.
   – Эй! – сказал он. – Эй, ты!
   Никто не ответил.
   Шедуэлл содрогнулся. Затем он вытянул руку вперед, словно в ней был пистолет, из которого он не решался выстрелить и не знал, как его разрядить, и вышел на улицу. Дверь за ним захлопнулась сама.
   От легкого толчка одна из свечей Азирафеля опрокинулась, и капли горящего воска упали на старое сухое дерево.
* * *
   Лондонская квартира Кроули была квинтэссенцией образа стильной квартиры. Она была именно такой, какой должна быть квартира – просторной, белой, элегантно обставленной, и производила именно то нежилое впечатление, которое производят все обставленные дизайнером на заказ квартиры, когда в них не живут.
   Потому что Кроули в ней не жил.
   Это было просто место, куда он возвращался по вечерам, когда был в Лондоне. Постели всегда были заправлены, а холодильник – полон деликатесов, которые никогда не портились (собственно, именно для этого Кроули и нужен был холодильник). Холодильник, кстати, никогда не нужно было ни размораживать, ни даже включать в сеть.
   В гостиной стояли: огромный телевизор, диван белой кожи, проигрыватель видеодисков, телефон с автоответчиком, еще один – на частной линии (номер которой еще не был обнаружен телефонными продавцами, изо всех сил пытавшимися уговорить Кроули купить окна со стеклопакетом, которые у него уже были, или застраховать собственную жизнь, в чем он не нуждался; и имя им – легион) и угловатый, матово-черный музыкальный центр, из числа моделей, основанных на столь передовых технологиях, что на них есть только кнопка «Сеть» и регулятор громкости. Кстати, что касается аудиоаппаратуры, у Кроули не было только колонок: он о них просто забыл. Разницы, собственно, никакой, воспроизведение и без них было практически идеальным.
   Еще у Кроули был неподключенный факс, сообразительный как компьютер, и компьютер, сообразительный как умственно отсталая старая дева. Несмотря на это, Кроули делал апгрейд каждые несколько месяцев, потому что, по его ощущениям, у такого человека, которым он пытался быть, был бы очень навороченный компьютер. Компьютер Кроули был похож на «порше» с экраном. Руководства к нему все еще лежали в пластиковых пакетах, нераспечатанные [33].
   На самом деле единственное, на что Кроули лично обращал внимание в этой квартире – комнатные растения. Они были огромные, зеленые, раскидистые, с гладкими, здоровыми, глянцевитыми листьями.
   А все потому, что раз в неделю Кроули обходил квартиру с зеленым пластмассовым пульверизатором, опрыскивал листья и говорил со своими питомцами.
   Первый раз он услышал о том, что надо говорить с растениями, в начале семидесятых по Четвертому каналу Би-Би-Си, и решил, что это замечательная идея. Хотя, пожалуй, вряд ли можно было назвать то, что делал Кроули, разговором.
   На самом деле он вселял в них страх гнева господня.
   Точнее, страх гнева Кроули.
   Кроме того, каждые два-три месяца Кроули выбирал растение, которое росло слишком медленно, или умудрялось подцепить серую гниль, или начинало сохнуть, или просто выглядело не слишком хорошо по сравнению с соседями, и показывал его всем остальным.
   – Попрощайтесь со своим товарищем, – говорил он им. – Он сломался…
   Потом он уходил из квартиры с осужденным под мышкой и возвращался через час-полтора с большим пустым цветочным горшком, который оставлял где-нибудь на видном месте.
   И растения у него были самые роскошные, цветущие и красивые во всем Лондоне. И самые запуганные.
   Гостиную освещали маленькие лампочки и белые неоновые трубки, которые можно небрежно прислонить к креслу или поставить в угол.
   Единственным украшением на стене был рисунок в рамке под стеклом – набросок для «Моны Лизы», оригинал. Кроули купил его у Леонардо да Винчи однажды жарким вечером во Флоренции, и считал, что он намного лучше самой картины [34].
   В квартире Кроули были спальня, кухня, кабинет и туалет: везде и всегда абсолютная чистота и порядок.
   Кроули попробовал, каково ждать конца света в каждой из этих комнат, и всюду было неудобно.
   Он еще раз позвонил своим оперативным агентам в Армии Ведьмознатцев, однако его связной, сержант Шедуэлл, только что вышел, а тупая секретарша никак не могла взять в толк, что Кроули хочет поговорить с кем угодно из АВ.
   – Мистера Импульсифера тоже нет, дорогуша, – сказала она. – Он сегодня утром уехал в Тэдфилд. Он на задании.
   – Дайте хоть кого-нибудь, – попытался объяснить Кроули.
   – Я все передам мистеру Шедуэллу, – ответила она ему, – когда он вернется. А теперь, извините, у меня утренний сеанс, и я не могу заставлять джентльмена ждать так долго, так ведь можно его и до смерти довести. А в два на другой сеанс ко мне придут миссис Ормерод и мистер Скрогги, и юная Джулия, а до этого мне еще нужно прибраться. Но я передам мистеру Шедуэллу ваше сообщение.
   Кроули сдался. Он попытался почитать книжку, но не мог сосредоточиться. Он попробовал занять себя расстановкой своих компакт-дисков в алфавитном порядке, но пришлось отказаться и от этого, когда он обнаружил, что они уже стоят в алфавитном порядке, равно как и книги в шкафу, и его коллекция музыки в стиле «соул» [35].
   Наконец он уселся на диван белой кожи и махнул рукой в сторону телевизора.
   – Нам сообщают, – с озабоченным видом говорил ведущий, – э-э… нам сообщают, что… э-э… похоже, никто не знает, что происходит, но те сообщения, которые мы получаем, видимо, означают, что международная напряженность нарастает. Безусловно, еще на прошлой неделе это показалось бы абсолютно невозможным, когда всем… э-э… прекрасно удавалось договориться между собой. Э-э… Возможно, в какой-то степени это можно объяснить волной необычных событий, захлестнувшей мир в последние несколько дней. У берегов Японии…