Я не мог сосредоточиться на его словах, потому что Торгесен вдруг начал издавать какие-то странные, квакающие звуки и его круглое лицо немного покраснело.
Несколько секунд мы удивленно наблюдали за Торгесеном. Наконец Монако спросил:
– С вами все в порядке, сержант?
– Да, все... у-у-у... ой... все нормально. – Он взял себя в руки и резко спросил: – Как насчет Джин Джакс?
– Не понимаю.
– Когда вы с ней познакомились?
– Я ведь уже говорил вам. В среду утром здесь, в отеле.
– До этого вы ее не знали?
– Нет.
– Никогда раньше ее не видели?
– Нет, насколько мне известно.
– Теперь, когда у вас было время подумать, вам не пришло в голову, кто мог желать смерти мистера Сардиса?
Монако спокойно выдержал его взгляд.
– Мне нечего добавить.
– Хорошо. Спасибо, мистер Монако.
Все, разговор окончен – вот так сразу. Я подумал, уж не знает ли Торгесен что-нибудь такое, что неведомо мне. Вполне возможно. Он встал, кивнул мне и вышел.
– Нужно было сказать мне сразу, – заметил я с упреком.
– Не читайте мне нотации, мистер Скотт.
– А кто читает нотации? Повторяю – вы должны были рассказать мне о договоре между вами и Сардисом. Чем больше я знаю, тем больше у меня шансов на удачу.
Он провел рукой по своим седым волосам.
– Как вы думаете, сержант Торгесен действительно подозревает меня в убийстве?
– Черт возьми, даже я вас подозреваю. Было бы странно, если бы он не принимал в расчет эту версию.
– Мистер Скотт! – взорвался он. – Ваши слова...
– Спокойно. Вы сами меня спросили. А теперь скажите, вы действительно были поражены, узнав об убийстве Сардиса?
– Вы слышали, что я сказал сержанту.
– Слышал. Ставлю десять к одному, что он вам не поверил... тоже.
– Вам больше нечем заняться, мистер Скотт?
– У меня полно дел. И некоторые из них я делаю прямо сейчас. Например, я хотел спросить вас о вечеринке, на которой вы были несколько недель назад. В гостинице "Беверли-Хиллз". Там были некоторые из финал исток, уже отобранные для конкурса талантов. Насколько мне известно, вы пришли с Сардисом и Вэйлами.
– Правильно. Что вы хотите узнать?
– Зачем вы приехали туда? Просто повеселиться?
– Я больше не хожу на вечеринки ради развлечения, мистер Скотт. Они стали частью моего бизнеса. На ту вечеринку, например, я пришел, чтобы окончательно обговорить с мистером Лифом все детали завтрашнего конкурса. Финансовые расходы и другие вопросы, и главным образом роль или роли в его телесериале, которые достанутся победителям, а также кому они достанутся.
– То есть кто из присутствующих девушек получит конфетку?
– Вы – циник. Победителей мы не знали тогда, не знаем и сейчас – ведь конкурс пройдет только завтра. Я имел в виду, что мы должны были обсудить, кому присуждать награды – только девушке, занявшей первое место, или другие победительницы тоже могут рассчитывать на какие-нибудь второстепенные роли. – Он вздохнул. – Нам нужна была такая информация, во-первых, для того, чтобы подготовить участниц, а во-вторых, для рекламы. Это вас устраивает?
Я пропустил колкость мимо ушей.
– Не желаете рассказать мне, почему мистер Сардис скрывал, что является истинным владельцем "Кублай-хана"?
– Не желаю. Но все-таки расскажу. На самом деле во всем этом нет ничего таинственного. Как вы, наверное, знаете, я несколько лет жил и работал в Голливуде. Меня там хорошо знают, у меня много связей, много друзей. Я достаточно близко знаком с различными нужными людьми; некоторые из них богаты, другие обладают серьезным влиянием не только в Голливуде, но и в Вашингтоне, Нью-Йорке, Флориде, в Европе – почти во всем мире. Если владельцем "Кублай-хана" все будут считать меня, я могу рассчитывать на благоприятное освещение в средствах массовой информации, на присутствие множества именитых гостей, на огромное количество бесплатной рекламы. Вам это не кажется целесообразным?
– Да, пожалуй. Немного нечестно, зато весьма целесообразно.
Он вспыхнул. Но вежливо произнес:
– Да, мы прибегли к небольшому обману, и вряд ли нас с Эфримом за это следует казнить. И уж тем более это не заслуживает такого пристального внимания с вашей стороны, мистер Скотт.
Я пожал плечами. Может быть, да, а может быть, и нет.
Монако продолжал:
– У нас был еще один – пожалуй, самый главный – мотив. Эфрим был крайне застенчивым человеком. Он обладал потрясающим даром делать деньги в любых областях, но при этом не любил мелькать на людях. А я люблю общение. – Он помолчал, смерил меня взглядом и добавил: – За редким исключением.
Я не собирался отвечать резкостью на резкость и встал.
– Хорошо. Пойду работать и раскручивать это безумное дело. Хотя бы попытаюсь...
– Мистер Скотт... – Он не договорил и уставился куда-то вдаль грустными глазами.
Я вышел, не говоря ни слова.
В вестибюле стоял сержант Торгесен. Заметив меня, он быстро подошел:
– Эй, Скотт.
– Да?
– Что такое бремя ответственности?
Я ухмыльнулся, вспомнив, что Монако несколько раз подчеркнул свое страстное желание снять его с себя.
– Вероятно, не то, что вы думаете, – ответил я. – Видимо, Монако имел в виду груз, какую-то тяжесть на душе – странно, человек, чувствующий свою вину, мог бы подобрать слово помягче. С другой стороны, это может означать, что он виновен на все сто.
– Видит бог, вы здорово мне помогаете.
– Кстати, я забыл кое-что сказать. Может, это и не имеет значения...
– Да? – Он подозрительно посмотрел на меня.
– Не делайте поспешных выводов, – предупредил я. – Просто вылетело из головы. К тому же, когда мы встретились здесь, говорил-то в основном сержант Торгесен, да еще и смеялся. Дело вот в чем: вчера вечером я видел, как какой-то тип разговаривал с одной из красоток – ее зовут Кэрол Ширинг. Я порасспросил ее. Оказалось, он интересовался Джин Джакс.
– И что дальше?
– Пока все. Я подумал, вам следует знать о том, что кто-то интересуется покойной Джин.
– Правильное предположение. Что-нибудь известно об этом человеке?
– Я не знаю его имени. Видел его в "Серале" вчера вечером. Перебросился с ним несколькими словами, но не имею понятия, кто он такой. С тех пор он мне не попадался на глаза.
– Прошу сообщить мне, когда что-нибудь прояснится.
– Непременно.
Торгесен посмотрел на часы, кинул взгляд в сторону и снова уставился на часы с подчеркнутым вниманием.
– Господи, скоро одиннадцать. Не пора ли приниматься за дело?
– Половины двенадцатого еще нет? – спокойно спросил я. – Ну, тогда мне некуда спешить.
Торгесен выстрелил коротким, но весьма выразительным словом, и хорошо, что произнес его тихо, – в вестибюле были дамы. После выразительной паузы он задумчиво посмотрел на меня, как бы пытаясь угадать, не забыл ли я еще что-нибудь важное.
– Увидимся, Скотт, – сухо попрощался он и удалился.
Я пересек вестибюль, вышел на улицу и зажмурился.
Нет от яркого солнца, нет. Всего в десяти ярдах от меня стоял человек, о котором я только что докладывал Торгесену.
Здоровенный бык, которого я толкнул на стул прошлым вечером в "Серале" и который потом разговаривал с Кэрол Ширинг, стоял, широко расставив свои жирные ноги, засунув руки в карманы и выпятив вперед свое пузо, напоминавшее пивную бочку. Он беседовал с другим мужчиной. Этим другим мужчиной был Джерри Вэйл.
Глава 16
Глава 17
Несколько секунд мы удивленно наблюдали за Торгесеном. Наконец Монако спросил:
– С вами все в порядке, сержант?
– Да, все... у-у-у... ой... все нормально. – Он взял себя в руки и резко спросил: – Как насчет Джин Джакс?
– Не понимаю.
– Когда вы с ней познакомились?
– Я ведь уже говорил вам. В среду утром здесь, в отеле.
– До этого вы ее не знали?
– Нет.
– Никогда раньше ее не видели?
– Нет, насколько мне известно.
– Теперь, когда у вас было время подумать, вам не пришло в голову, кто мог желать смерти мистера Сардиса?
Монако спокойно выдержал его взгляд.
– Мне нечего добавить.
– Хорошо. Спасибо, мистер Монако.
Все, разговор окончен – вот так сразу. Я подумал, уж не знает ли Торгесен что-нибудь такое, что неведомо мне. Вполне возможно. Он встал, кивнул мне и вышел.
– Нужно было сказать мне сразу, – заметил я с упреком.
– Не читайте мне нотации, мистер Скотт.
– А кто читает нотации? Повторяю – вы должны были рассказать мне о договоре между вами и Сардисом. Чем больше я знаю, тем больше у меня шансов на удачу.
Он провел рукой по своим седым волосам.
– Как вы думаете, сержант Торгесен действительно подозревает меня в убийстве?
– Черт возьми, даже я вас подозреваю. Было бы странно, если бы он не принимал в расчет эту версию.
– Мистер Скотт! – взорвался он. – Ваши слова...
– Спокойно. Вы сами меня спросили. А теперь скажите, вы действительно были поражены, узнав об убийстве Сардиса?
– Вы слышали, что я сказал сержанту.
– Слышал. Ставлю десять к одному, что он вам не поверил... тоже.
– Вам больше нечем заняться, мистер Скотт?
– У меня полно дел. И некоторые из них я делаю прямо сейчас. Например, я хотел спросить вас о вечеринке, на которой вы были несколько недель назад. В гостинице "Беверли-Хиллз". Там были некоторые из финал исток, уже отобранные для конкурса талантов. Насколько мне известно, вы пришли с Сардисом и Вэйлами.
– Правильно. Что вы хотите узнать?
– Зачем вы приехали туда? Просто повеселиться?
– Я больше не хожу на вечеринки ради развлечения, мистер Скотт. Они стали частью моего бизнеса. На ту вечеринку, например, я пришел, чтобы окончательно обговорить с мистером Лифом все детали завтрашнего конкурса. Финансовые расходы и другие вопросы, и главным образом роль или роли в его телесериале, которые достанутся победителям, а также кому они достанутся.
– То есть кто из присутствующих девушек получит конфетку?
– Вы – циник. Победителей мы не знали тогда, не знаем и сейчас – ведь конкурс пройдет только завтра. Я имел в виду, что мы должны были обсудить, кому присуждать награды – только девушке, занявшей первое место, или другие победительницы тоже могут рассчитывать на какие-нибудь второстепенные роли. – Он вздохнул. – Нам нужна была такая информация, во-первых, для того, чтобы подготовить участниц, а во-вторых, для рекламы. Это вас устраивает?
Я пропустил колкость мимо ушей.
– Не желаете рассказать мне, почему мистер Сардис скрывал, что является истинным владельцем "Кублай-хана"?
– Не желаю. Но все-таки расскажу. На самом деле во всем этом нет ничего таинственного. Как вы, наверное, знаете, я несколько лет жил и работал в Голливуде. Меня там хорошо знают, у меня много связей, много друзей. Я достаточно близко знаком с различными нужными людьми; некоторые из них богаты, другие обладают серьезным влиянием не только в Голливуде, но и в Вашингтоне, Нью-Йорке, Флориде, в Европе – почти во всем мире. Если владельцем "Кублай-хана" все будут считать меня, я могу рассчитывать на благоприятное освещение в средствах массовой информации, на присутствие множества именитых гостей, на огромное количество бесплатной рекламы. Вам это не кажется целесообразным?
– Да, пожалуй. Немного нечестно, зато весьма целесообразно.
Он вспыхнул. Но вежливо произнес:
– Да, мы прибегли к небольшому обману, и вряд ли нас с Эфримом за это следует казнить. И уж тем более это не заслуживает такого пристального внимания с вашей стороны, мистер Скотт.
Я пожал плечами. Может быть, да, а может быть, и нет.
Монако продолжал:
– У нас был еще один – пожалуй, самый главный – мотив. Эфрим был крайне застенчивым человеком. Он обладал потрясающим даром делать деньги в любых областях, но при этом не любил мелькать на людях. А я люблю общение. – Он помолчал, смерил меня взглядом и добавил: – За редким исключением.
Я не собирался отвечать резкостью на резкость и встал.
– Хорошо. Пойду работать и раскручивать это безумное дело. Хотя бы попытаюсь...
– Мистер Скотт... – Он не договорил и уставился куда-то вдаль грустными глазами.
Я вышел, не говоря ни слова.
В вестибюле стоял сержант Торгесен. Заметив меня, он быстро подошел:
– Эй, Скотт.
– Да?
– Что такое бремя ответственности?
Я ухмыльнулся, вспомнив, что Монако несколько раз подчеркнул свое страстное желание снять его с себя.
– Вероятно, не то, что вы думаете, – ответил я. – Видимо, Монако имел в виду груз, какую-то тяжесть на душе – странно, человек, чувствующий свою вину, мог бы подобрать слово помягче. С другой стороны, это может означать, что он виновен на все сто.
– Видит бог, вы здорово мне помогаете.
– Кстати, я забыл кое-что сказать. Может, это и не имеет значения...
– Да? – Он подозрительно посмотрел на меня.
– Не делайте поспешных выводов, – предупредил я. – Просто вылетело из головы. К тому же, когда мы встретились здесь, говорил-то в основном сержант Торгесен, да еще и смеялся. Дело вот в чем: вчера вечером я видел, как какой-то тип разговаривал с одной из красоток – ее зовут Кэрол Ширинг. Я порасспросил ее. Оказалось, он интересовался Джин Джакс.
– И что дальше?
– Пока все. Я подумал, вам следует знать о том, что кто-то интересуется покойной Джин.
– Правильное предположение. Что-нибудь известно об этом человеке?
– Я не знаю его имени. Видел его в "Серале" вчера вечером. Перебросился с ним несколькими словами, но не имею понятия, кто он такой. С тех пор он мне не попадался на глаза.
– Прошу сообщить мне, когда что-нибудь прояснится.
– Непременно.
Торгесен посмотрел на часы, кинул взгляд в сторону и снова уставился на часы с подчеркнутым вниманием.
– Господи, скоро одиннадцать. Не пора ли приниматься за дело?
– Половины двенадцатого еще нет? – спокойно спросил я. – Ну, тогда мне некуда спешить.
Торгесен выстрелил коротким, но весьма выразительным словом, и хорошо, что произнес его тихо, – в вестибюле были дамы. После выразительной паузы он задумчиво посмотрел на меня, как бы пытаясь угадать, не забыл ли я еще что-нибудь важное.
– Увидимся, Скотт, – сухо попрощался он и удалился.
Я пересек вестибюль, вышел на улицу и зажмурился.
Нет от яркого солнца, нет. Всего в десяти ярдах от меня стоял человек, о котором я только что докладывал Торгесену.
Здоровенный бык, которого я толкнул на стул прошлым вечером в "Серале" и который потом разговаривал с Кэрол Ширинг, стоял, широко расставив свои жирные ноги, засунув руки в карманы и выпятив вперед свое пузо, напоминавшее пивную бочку. Он беседовал с другим мужчиной. Этим другим мужчиной был Джерри Вэйл.
Глава 16
Я подошел к ним:
– Привет, Джерри.
Он оглянулся:
– Привет, Шелл.
– Представишь меня своему другу?
Может, он и был другом Джерри, но только не моим. Я прочел это по выражению его лица.
– Кому? – переспросил Джерри. – Ах да. Это Уоррен Фелпс. Мы только что познакомились.
Тем не менее, он представил нас.
– Мы с мистером Фелпсом познакомились прошлым вечером, – сообщил я. – Почти познакомились.
Ни один из нас не протянул руку другому.
– Ему очень нужно связаться с мисс Джин Джакс, – сказал Вэйл и добавил, бросив на меня быстрый взгляд: – Я сказал, что не видел ее, но... э... как только встречу, сразу дам ему знать.
– Угу. Вполне разумно, – согласился я.
Джерри посмотрел на часы и заторопился.
– Ну что ж, мне пора. – Он кивнул Уоррену Фелпсу и мне. – Большую часть дня я буду в своем кабинете. Уйду только на церемонию перерезания ленточки. Ты, конечно, будешь там, Шелл?
– Думаю, да.
– Ты должен обязательно присутствовать. Кстати, ты не опаздываешь на встречу? – Он снова глянул на часы. – Уже почти одиннадцать.
– Встреча? Ах да.
Совещание членов жюри. Инструкции, судейские правила и тому подобное. Девушка получит выговор, если не испечет пирог. Я не горел желанием идти на это собрание, но Монако сказал, что я должен. Мне было жаль тратить время на формальности, хотя при сложившихся обстоятельствах это уже не имело, пожалуй, существенного значения.
Джерри еще раз кивнул и убежал по своим делам.
Фелпс тоже собрался уходить, но я придержал его:
– Одну минутку.
До сих пор он никак не выказал своего отношения ко мне, даже рта не открыл. Я подошел к нему вплотную и спросил:
– Может, расскажете, зачем вам так понадобилась мисс Джакс?
– Нет, не расскажу.
– О'кей. Значит, будете отвечать легавым.
Он без труда понял, кого я подразумеваю под "легавыми". Его брови угрожающе нависли над глазами.
– Почему это должно интересовать полицейских?
Я заговорил с подчеркнутым равнодушием:
– Как вам только что сообщил мистер Вэйл, мисс Джакс нигде нет. Это заинтересует полицейских. Более того, мне придется проинформировать сержанта Торгесена, что вы спрашивали о ней у мистера Вэйла. И у Кэрол Ширинг вчера вечером. И у других девушек тоже, насколько мне известно.
Он почему-то уставился молча куда-то за мою спину. Потом, очевидно, решил стать более общительным:
– Черт, нет ничего удивительного в том, что я ищу ее. Мы должны были встретиться с Джин вчера вечером. Во всяком случае, она обещала мне позвонить. И сегодня тоже.
Он замолчал. Я никак не отозвался, просто ждал. Наконец он продолжил:
– Мы собираемся пожениться. Если получится.
– Если получится?
– Ну, если ей удастся добиться развода.
– Вот как. По-моему, я уже слышал, что она замужем.
– Была. И по-моему, пока не развелась. Сукин сын сбежал, бросив ее.
– Когда?
– Чуть больше года назад. А вам-то что до этого?
– Скажем так, я друг сержанта Торгесена.
Он не сумел скрыть кислой мины. Похоже, мистер Фелпс не был жарким поклонником легавых.
– Как зовут ее мужа? – спросил я.
Мне показалось, он не собирается отвечать, но все же сказал:
– Морис. Морис Бутель.
– Вам известно, где они поженились? И когда?
– Она говорила, в Сан-Хосе. Примерно два года назад. Тогда ее звали Джин Кертис.
– Почему она не назвалась Джин Бутель? Или Кертис?
– О, она мечтает стать звездой. Какой-то агент представил ее в прессе как Джин Джакс. Лучше звучит, больше подходит для сцены и прочая чепуха.
– Значит, в Сан-Хосе? В северной Калифорнии?
– Верно.
– Он смылся? Сбежал от нее?
Фелпс кивнул:
– Вместе с семью тысячами долларов, которые она заработала. В основном демонстрируя модели одежды. – Он помолчал, словно вспоминал что-то. – Мы хорошо ладили. Мне бы очень хотелось знать... Не в курсе, где она может быть?
– Боюсь, я ничем не могу вам помочь. Но вы мне еще понадобитесь. Вы остановились в "Хане"?
Он отрицательно мотнул головой и сообщил название другой местной гостиницы.
– Между прочим, – сказал я, – я видел, как вы вчера общались с Кэрол Ширинг. Что вы делали потом? Остались на приеме?
– Я пробыл еще минут пятнадцать. Я всего лишь хотел найти Джин. Меня сюда не приглашали. Так что я просто поболтался здесь с полчаса и ушел.
Если это правда, значит, он не мог стукнуть меня по голове. Да я и не подозревал его. Даже если это все-таки был он, стал бы он со мной откровенничать.
Расставшись с Фелпсом, я попытался найти Торгесена; оказалось, он уже уехал, поэтому я позвонил ему в управление и отловил его только со второго раза.
Я сообщил ему все, что узнал от Фелпса.
– Спасибо за информацию, Скотт. Мне уже известно, что ее звали Джин Бутель, – получил данные из отдела транспортных средств. Мы потеряли много времени из-за отсутствия регистрационной карточки. Машина принадлежала ей. Но мы не знали, как звали мужа.
– Полагаю, вы проверите в Сан-Хосе?
– Прямо сейчас. Джин Кертис и Морис Бутель; поженились около двух лет назад, так?
– Примерно. Фелпс не знает точную дату. Сержант, когда получите эти сведения, сообщите мне все, что узнаете о муже. Возраст, внешность, ну, сами понимаете. Я был бы очень признателен.
– Посмотрим, – ответил он. – В любом случае я позвоню еще сегодня.
– Надеюсь. Вряд ли удастся получить эту информацию в ближайшие полчаса.
Я, конечно, пошутил. Ему было, видимо, очень смешно.
В перерыве между звонками Торгесену я набрал номер Лиссы, но мне опять никто не ответил. Я попробовал еще раз – увы, безуспешно. Тогда я позвонил Мисти Ломбард.
Она ответила сладким, нежным голосом. Ее тихое "алло" проникло в самую отдаленную глубину моей души, и между нами произошел интимный, фривольный диалог, о котором не буду вам докладывать.
После обмена нежностями я сказал:
– Милая, говорят, сегодня состоится великое открытие с перерезанием ленточки и пламенными речами. Не хочешь пойти на церемонию со мной, чтобы я не умер от скуки?
– Я бы с удовольствием, Шелл. К сожалению, не могу.
– Не можешь?
– Меня уже пригласили.
– Пригласили? Но ты... я... мы... я думал...
– Он позвонил несколько минут назад. Если бы ты объявился на десять минут раньше, я бы с радостью сказала "да". Тебе не следовало оставлять меня одну на все утро.
– Оставлять одну? Дорогая, я думал... С кем ты идешь?
– Я не должна разглашать.
– Не должна? Что это значит?
– Он попросил меня никому не сообщать, только и всего. Сюрприз. Он зайдет за мной около двенадцати и объяснит подробности. Думаю, это какая-нибудь особая церемония и я буду в ней участвовать.
– Послушай, а если он предложит тебе выпрыгнуть из пушки вместе с фейерверком...
– Не беспокойся.
– Не стоит доверять мужчинам.
– Я знаю, – засмеялась она.
Мы опять обменялись милыми и приятными глупостями, о которых я умолчу. Наконец Мисти сказала:
– Все, я кладу трубку. В любом случае увидимся на собрании. Я уже выхожу.
– Да, хорошо, я займу тебе место.
– Я буду сидеть с Саймоном Лифом.
– Ты меня избегаешь?
Ее смех напоминал весенний говорливый ручеек.
– Не совсем. Увидимся позже, Шелл. – Она добавила еще несколько нежных слов, и я положил трубку, продолжая улыбаться – и недоумевать, с кем же она идет на церемонию. И почему это обстоятельство нужно скрывать.
Время приближалось к одиннадцати, и я помчался в зал заседаний, где вот-вот должно было начаться заведомо занудное собрание. Я оказался прав: оно уже начиналось и было впрямь невероятно занудным.
Я познакомился с другими судьями, в частности с модельером из Нью-Йорка с тонкими усиками, напоминавшими зубочистку, которой отшлифовали слишком много зубов, и его прославленной моделью, которая была чуть ниже меня и весила чуть больше, чем моя левая нога. Я подумал, что она носит бюстгальтер исключительно для тепла, как некоторые используют лейкопластырь, чтобы скрыть мелкие прыщики. Я не представлял, как они собираются голосовать и за кого. Но оставались еще восемь судей, включая Мисти, Саймона Лифа и меня, так что, надеюсь, конкурс все-таки окажется впечатляющим зрелищем.
Пришла Мисти – с Саймоном Лифом. Она мне улыбнулась, но не сказала ни слова, а он кивнул и вежливо поздоровался: "Доброе утро, Скотт". Они заняли свои места, продолжая оживленно беседовать.
Я попытался было привлечь внимание Мисти, ничего не добился и сел на свое место. В десяти футах от Мисти. Все шло не так, как мне бы хотелось. Может, на мне лежит проклятие?
Кто-то раздал папки с правилами оценки различных частей женской анатомии. Довольно интересно, надо заметить, хотя у меня свое мнение и свои критерии. Вскоре появился Орманд Монако, призвал всех к тишине и произнес небольшую речь. Он рад, что мы все согласились помочь в проведении этого крупного мероприятия; он не сомневается, что каждый из нас сделает все возможное для того, чтобы открытие "Кублай-хана" превратилось в грандиозное празднество, а конкурс талантов прошел весело и радостно. Потом он представил мистера Лифа, который скажет несколько слов, а сам отправился продолжать подготовку к церемонии открытия.
Саймон Лиф вышел на середину зала заседаний, встал за небольшую трибуну и оглядел нас с видом человека, который первым заметил сквозь туман берега Северной Америки.
– Достоинство, – провозгласил он. Он продолжал осматривать пенящиеся волны, раскинувшиеся просторы, скалистые горы. – Достоинство, – повторил он.
"Это еще, надо полагать, не все", – подумал я. Я наклонился вперед и снова сделал попытку перемигнуться с Мисти. И опять безуспешно.
– Достоинство! – выкрикнул что было мочи Саймон Лиф.
Ну и речь. Может, он следует старинному совету, который гласит: "Расскажи, о чем собираешься говорить, потом расскажи, о чем ты говоришь, а потом расскажи, о чем ты говорил". О, я понял. Мы все поняли.
– Вот что я хотел вам сказать сегодня, – заявил Саймон Лиф. – Все мое сообщение заключается в одном слове.
"В трех словах", – мысленно поправил я.
– Мы провели тщательную подготовку, – продолжал он, – чтобы все мероприятия, начиная с церемонии открытия сегодня в полдень и заканчивая вечерним конкурсом, прошли гладко и профессионально. Все наши действия должны быть проникнуты духом достоинства, аурой хорошего вкуса, окрашены благородным румянцем так, чтобы никто, даже самый придирчивый критик, не мог обвинить нас в непристойности.
"Тебе следовало бы закончить там же, где ты начал", – хотелось посоветовать мне мэтру. Судя по всему, Лиф принадлежал к тому типу людей, для которых звук собственного голоса слаще небесной музыки. Хотя, возможно, я был к нему не совсем объективен.
– На нас смотрит весь мир! – воскликнул он. – Вероятно, никто не запомнит то, что мы тут говорим, но то, что мы делаем... Ах. – Он сбился с текста. – Ах, ах.
Лиф потер лоб, словно стараясь достучаться до забытых фраз. Может быть, с того места, где он стоял, он прозревал не только калифорнийское побережье, но и Южную Америку. Очевидно, он был дальнозорким человеком.
– То, что мы делаем, отзовется во всех уголках, в каждой щелке – во всем мире. На нас лежит огромная ответственность. Каждый из нас, вместе и по отдельности, представляет "Куб-лай-хан" – этот цветок юности, жизни, яркой сексуа... э-э-э... юной, невинной женственности. И, – он направил указующий перст куда-то в небо, – и... "Саймон Лиф продакшнс"!
А, так вот где собака зарыта. Но мне было непонятно, как каждый из нас вместе со всеми может совершить что-нибудь такое, что где-то, в какой-то щелке отзовется. Теперь мне действительно стало интересно.
Он говорил еще целую минуту. Особо подчеркнул, что среди судей не должно быть никакого веселья – и, уж конечно, никакой выпивки, по крайней мере до вынесения оценок. Мы должны предстать перед "всем миром" облаченные в святые одежды беспристрастности, воплощать собой мудрость и благочестие монахов, богомольцев и ангелов, для того чтобы весь мир узнал, что "Кублай-хан" – этот цветок женственности – и "Саймон Лиф продакшнс" представляют собой само... – Он глубоко вздохнул, закатил очи горе, тряхнул головой: – Достоинство!
Естественно, это было кульминацией собрания. После захватывающей речи Саймона Лифа деловые инструкции – время и место нашей встречи перед началом конкурса, список призов и тому подобное – казались безумно скучными. Наше действо закончилось к половине двенадцатого, и после неудачной попытки вырвать Мисти из лап Саймона Лифа, нашего современного Демосфена, я ушел.
Комната Лиссы Велдон находилась в северном крыле "Хана", и я не стал ей звонить, а направился прямиком туда, набрав по дороге полные легкие чистого, свежего воздуха. Я нажал кнопку на двери номера 218, и мое сердце слегка зашлось.
На этот раз она оказалась дома.
– Привет, Джерри.
Он оглянулся:
– Привет, Шелл.
– Представишь меня своему другу?
Может, он и был другом Джерри, но только не моим. Я прочел это по выражению его лица.
– Кому? – переспросил Джерри. – Ах да. Это Уоррен Фелпс. Мы только что познакомились.
Тем не менее, он представил нас.
– Мы с мистером Фелпсом познакомились прошлым вечером, – сообщил я. – Почти познакомились.
Ни один из нас не протянул руку другому.
– Ему очень нужно связаться с мисс Джин Джакс, – сказал Вэйл и добавил, бросив на меня быстрый взгляд: – Я сказал, что не видел ее, но... э... как только встречу, сразу дам ему знать.
– Угу. Вполне разумно, – согласился я.
Джерри посмотрел на часы и заторопился.
– Ну что ж, мне пора. – Он кивнул Уоррену Фелпсу и мне. – Большую часть дня я буду в своем кабинете. Уйду только на церемонию перерезания ленточки. Ты, конечно, будешь там, Шелл?
– Думаю, да.
– Ты должен обязательно присутствовать. Кстати, ты не опаздываешь на встречу? – Он снова глянул на часы. – Уже почти одиннадцать.
– Встреча? Ах да.
Совещание членов жюри. Инструкции, судейские правила и тому подобное. Девушка получит выговор, если не испечет пирог. Я не горел желанием идти на это собрание, но Монако сказал, что я должен. Мне было жаль тратить время на формальности, хотя при сложившихся обстоятельствах это уже не имело, пожалуй, существенного значения.
Джерри еще раз кивнул и убежал по своим делам.
Фелпс тоже собрался уходить, но я придержал его:
– Одну минутку.
До сих пор он никак не выказал своего отношения ко мне, даже рта не открыл. Я подошел к нему вплотную и спросил:
– Может, расскажете, зачем вам так понадобилась мисс Джакс?
– Нет, не расскажу.
– О'кей. Значит, будете отвечать легавым.
Он без труда понял, кого я подразумеваю под "легавыми". Его брови угрожающе нависли над глазами.
– Почему это должно интересовать полицейских?
Я заговорил с подчеркнутым равнодушием:
– Как вам только что сообщил мистер Вэйл, мисс Джакс нигде нет. Это заинтересует полицейских. Более того, мне придется проинформировать сержанта Торгесена, что вы спрашивали о ней у мистера Вэйла. И у Кэрол Ширинг вчера вечером. И у других девушек тоже, насколько мне известно.
Он почему-то уставился молча куда-то за мою спину. Потом, очевидно, решил стать более общительным:
– Черт, нет ничего удивительного в том, что я ищу ее. Мы должны были встретиться с Джин вчера вечером. Во всяком случае, она обещала мне позвонить. И сегодня тоже.
Он замолчал. Я никак не отозвался, просто ждал. Наконец он продолжил:
– Мы собираемся пожениться. Если получится.
– Если получится?
– Ну, если ей удастся добиться развода.
– Вот как. По-моему, я уже слышал, что она замужем.
– Была. И по-моему, пока не развелась. Сукин сын сбежал, бросив ее.
– Когда?
– Чуть больше года назад. А вам-то что до этого?
– Скажем так, я друг сержанта Торгесена.
Он не сумел скрыть кислой мины. Похоже, мистер Фелпс не был жарким поклонником легавых.
– Как зовут ее мужа? – спросил я.
Мне показалось, он не собирается отвечать, но все же сказал:
– Морис. Морис Бутель.
– Вам известно, где они поженились? И когда?
– Она говорила, в Сан-Хосе. Примерно два года назад. Тогда ее звали Джин Кертис.
– Почему она не назвалась Джин Бутель? Или Кертис?
– О, она мечтает стать звездой. Какой-то агент представил ее в прессе как Джин Джакс. Лучше звучит, больше подходит для сцены и прочая чепуха.
– Значит, в Сан-Хосе? В северной Калифорнии?
– Верно.
– Он смылся? Сбежал от нее?
Фелпс кивнул:
– Вместе с семью тысячами долларов, которые она заработала. В основном демонстрируя модели одежды. – Он помолчал, словно вспоминал что-то. – Мы хорошо ладили. Мне бы очень хотелось знать... Не в курсе, где она может быть?
– Боюсь, я ничем не могу вам помочь. Но вы мне еще понадобитесь. Вы остановились в "Хане"?
Он отрицательно мотнул головой и сообщил название другой местной гостиницы.
– Между прочим, – сказал я, – я видел, как вы вчера общались с Кэрол Ширинг. Что вы делали потом? Остались на приеме?
– Я пробыл еще минут пятнадцать. Я всего лишь хотел найти Джин. Меня сюда не приглашали. Так что я просто поболтался здесь с полчаса и ушел.
Если это правда, значит, он не мог стукнуть меня по голове. Да я и не подозревал его. Даже если это все-таки был он, стал бы он со мной откровенничать.
Расставшись с Фелпсом, я попытался найти Торгесена; оказалось, он уже уехал, поэтому я позвонил ему в управление и отловил его только со второго раза.
Я сообщил ему все, что узнал от Фелпса.
– Спасибо за информацию, Скотт. Мне уже известно, что ее звали Джин Бутель, – получил данные из отдела транспортных средств. Мы потеряли много времени из-за отсутствия регистрационной карточки. Машина принадлежала ей. Но мы не знали, как звали мужа.
– Полагаю, вы проверите в Сан-Хосе?
– Прямо сейчас. Джин Кертис и Морис Бутель; поженились около двух лет назад, так?
– Примерно. Фелпс не знает точную дату. Сержант, когда получите эти сведения, сообщите мне все, что узнаете о муже. Возраст, внешность, ну, сами понимаете. Я был бы очень признателен.
– Посмотрим, – ответил он. – В любом случае я позвоню еще сегодня.
– Надеюсь. Вряд ли удастся получить эту информацию в ближайшие полчаса.
Я, конечно, пошутил. Ему было, видимо, очень смешно.
В перерыве между звонками Торгесену я набрал номер Лиссы, но мне опять никто не ответил. Я попробовал еще раз – увы, безуспешно. Тогда я позвонил Мисти Ломбард.
Она ответила сладким, нежным голосом. Ее тихое "алло" проникло в самую отдаленную глубину моей души, и между нами произошел интимный, фривольный диалог, о котором не буду вам докладывать.
После обмена нежностями я сказал:
– Милая, говорят, сегодня состоится великое открытие с перерезанием ленточки и пламенными речами. Не хочешь пойти на церемонию со мной, чтобы я не умер от скуки?
– Я бы с удовольствием, Шелл. К сожалению, не могу.
– Не можешь?
– Меня уже пригласили.
– Пригласили? Но ты... я... мы... я думал...
– Он позвонил несколько минут назад. Если бы ты объявился на десять минут раньше, я бы с радостью сказала "да". Тебе не следовало оставлять меня одну на все утро.
– Оставлять одну? Дорогая, я думал... С кем ты идешь?
– Я не должна разглашать.
– Не должна? Что это значит?
– Он попросил меня никому не сообщать, только и всего. Сюрприз. Он зайдет за мной около двенадцати и объяснит подробности. Думаю, это какая-нибудь особая церемония и я буду в ней участвовать.
– Послушай, а если он предложит тебе выпрыгнуть из пушки вместе с фейерверком...
– Не беспокойся.
– Не стоит доверять мужчинам.
– Я знаю, – засмеялась она.
Мы опять обменялись милыми и приятными глупостями, о которых я умолчу. Наконец Мисти сказала:
– Все, я кладу трубку. В любом случае увидимся на собрании. Я уже выхожу.
– Да, хорошо, я займу тебе место.
– Я буду сидеть с Саймоном Лифом.
– Ты меня избегаешь?
Ее смех напоминал весенний говорливый ручеек.
– Не совсем. Увидимся позже, Шелл. – Она добавила еще несколько нежных слов, и я положил трубку, продолжая улыбаться – и недоумевать, с кем же она идет на церемонию. И почему это обстоятельство нужно скрывать.
Время приближалось к одиннадцати, и я помчался в зал заседаний, где вот-вот должно было начаться заведомо занудное собрание. Я оказался прав: оно уже начиналось и было впрямь невероятно занудным.
Я познакомился с другими судьями, в частности с модельером из Нью-Йорка с тонкими усиками, напоминавшими зубочистку, которой отшлифовали слишком много зубов, и его прославленной моделью, которая была чуть ниже меня и весила чуть больше, чем моя левая нога. Я подумал, что она носит бюстгальтер исключительно для тепла, как некоторые используют лейкопластырь, чтобы скрыть мелкие прыщики. Я не представлял, как они собираются голосовать и за кого. Но оставались еще восемь судей, включая Мисти, Саймона Лифа и меня, так что, надеюсь, конкурс все-таки окажется впечатляющим зрелищем.
Пришла Мисти – с Саймоном Лифом. Она мне улыбнулась, но не сказала ни слова, а он кивнул и вежливо поздоровался: "Доброе утро, Скотт". Они заняли свои места, продолжая оживленно беседовать.
Я попытался было привлечь внимание Мисти, ничего не добился и сел на свое место. В десяти футах от Мисти. Все шло не так, как мне бы хотелось. Может, на мне лежит проклятие?
Кто-то раздал папки с правилами оценки различных частей женской анатомии. Довольно интересно, надо заметить, хотя у меня свое мнение и свои критерии. Вскоре появился Орманд Монако, призвал всех к тишине и произнес небольшую речь. Он рад, что мы все согласились помочь в проведении этого крупного мероприятия; он не сомневается, что каждый из нас сделает все возможное для того, чтобы открытие "Кублай-хана" превратилось в грандиозное празднество, а конкурс талантов прошел весело и радостно. Потом он представил мистера Лифа, который скажет несколько слов, а сам отправился продолжать подготовку к церемонии открытия.
Саймон Лиф вышел на середину зала заседаний, встал за небольшую трибуну и оглядел нас с видом человека, который первым заметил сквозь туман берега Северной Америки.
– Достоинство, – провозгласил он. Он продолжал осматривать пенящиеся волны, раскинувшиеся просторы, скалистые горы. – Достоинство, – повторил он.
"Это еще, надо полагать, не все", – подумал я. Я наклонился вперед и снова сделал попытку перемигнуться с Мисти. И опять безуспешно.
– Достоинство! – выкрикнул что было мочи Саймон Лиф.
Ну и речь. Может, он следует старинному совету, который гласит: "Расскажи, о чем собираешься говорить, потом расскажи, о чем ты говоришь, а потом расскажи, о чем ты говорил". О, я понял. Мы все поняли.
– Вот что я хотел вам сказать сегодня, – заявил Саймон Лиф. – Все мое сообщение заключается в одном слове.
"В трех словах", – мысленно поправил я.
– Мы провели тщательную подготовку, – продолжал он, – чтобы все мероприятия, начиная с церемонии открытия сегодня в полдень и заканчивая вечерним конкурсом, прошли гладко и профессионально. Все наши действия должны быть проникнуты духом достоинства, аурой хорошего вкуса, окрашены благородным румянцем так, чтобы никто, даже самый придирчивый критик, не мог обвинить нас в непристойности.
"Тебе следовало бы закончить там же, где ты начал", – хотелось посоветовать мне мэтру. Судя по всему, Лиф принадлежал к тому типу людей, для которых звук собственного голоса слаще небесной музыки. Хотя, возможно, я был к нему не совсем объективен.
– На нас смотрит весь мир! – воскликнул он. – Вероятно, никто не запомнит то, что мы тут говорим, но то, что мы делаем... Ах. – Он сбился с текста. – Ах, ах.
Лиф потер лоб, словно стараясь достучаться до забытых фраз. Может быть, с того места, где он стоял, он прозревал не только калифорнийское побережье, но и Южную Америку. Очевидно, он был дальнозорким человеком.
– То, что мы делаем, отзовется во всех уголках, в каждой щелке – во всем мире. На нас лежит огромная ответственность. Каждый из нас, вместе и по отдельности, представляет "Куб-лай-хан" – этот цветок юности, жизни, яркой сексуа... э-э-э... юной, невинной женственности. И, – он направил указующий перст куда-то в небо, – и... "Саймон Лиф продакшнс"!
А, так вот где собака зарыта. Но мне было непонятно, как каждый из нас вместе со всеми может совершить что-нибудь такое, что где-то, в какой-то щелке отзовется. Теперь мне действительно стало интересно.
Он говорил еще целую минуту. Особо подчеркнул, что среди судей не должно быть никакого веселья – и, уж конечно, никакой выпивки, по крайней мере до вынесения оценок. Мы должны предстать перед "всем миром" облаченные в святые одежды беспристрастности, воплощать собой мудрость и благочестие монахов, богомольцев и ангелов, для того чтобы весь мир узнал, что "Кублай-хан" – этот цветок женственности – и "Саймон Лиф продакшнс" представляют собой само... – Он глубоко вздохнул, закатил очи горе, тряхнул головой: – Достоинство!
Естественно, это было кульминацией собрания. После захватывающей речи Саймона Лифа деловые инструкции – время и место нашей встречи перед началом конкурса, список призов и тому подобное – казались безумно скучными. Наше действо закончилось к половине двенадцатого, и после неудачной попытки вырвать Мисти из лап Саймона Лифа, нашего современного Демосфена, я ушел.
Комната Лиссы Велдон находилась в северном крыле "Хана", и я не стал ей звонить, а направился прямиком туда, набрав по дороге полные легкие чистого, свежего воздуха. Я нажал кнопку на двери номера 218, и мое сердце слегка зашлось.
На этот раз она оказалась дома.
Глава 17
Дверь немного приоткрылась, и на меня уставился черный глаз с зелеными крапинками.
Но вот глаз широко распахнулся со своим обычным выражением удивления, и она открыла дверь со словами:
– Шелл, радость моя. Я думала, это Булл. Хотя для него еще слишком рано.
– Может быть, сейчас слишком рано и для меня.
Видимо, она вылетела из-под душа – на ее коротких черных волосах сверкали и переливались алмазными горошинами капельки воды. Влага поблескивала на шелковистой коже плеч, шеи и верхней части груди – остального не было видно, потому что она прижимала к себе пушистое белое полотенце, которое явно схватила на бегу.
Хотя бы одно из моих здешних умозаключений оказалось правильным, его подтвердила и Лисса:
– Я только что из душа. Собираюсь на перерезание ленточки. Заходи.
– В душ?
Она хихикнула:
– Можешь помыться, если хочешь. А я уже все.
– Вообще-то меня уже умыли. Но я, пожалуй, войду.
И я вошел.
– Быстро закрой дверь, – приказал я, – иначе нас затопчут в толчее.
– В толчее?
– За нами могут наблюдать из коридора. Ворвется толпа. Закрой и забаррикадируй дверь, придвинь к ней кровать. Я пристрелю первых шестерых.
– О, только не кровать, радость моя, – возразила она. – Закрой глаза.
– Зачем? Они уже видят.
– Мне нужно поправить полотенце.
Я закрыл глаза и даже не подсматривал, пока она не сказала:
– Все, теперь я прикрыта со всех сторон.
Я посмотрел на нее:
– Это спорный вопрос.
Полотенце было завязано прямо под мышками. Под ним скрывалась самая важная часть ее восхитительного, стройного тела – от роскошных грудей до середины великолепных бедер. Но все остальное обжигало своей соблазнительной наготой – округлые плечи, вздымающаяся над полотенцем грудь были голыми, как попка младенца.
– Я сейчас оденусь, – объявила она. – Ты, наверное, хочешь узнать, говорила ли я с Буллом Харпером.
– Да.
– Говорила. Он действительно встречался с Джин, и она ему рассказала, что пыталась увидеться с мистером Сардисом, да так и не смогла пробиться к нему. Она попросила Булла устроить ей с ним встречу.
– И он устроил?
– Не знаю. Он мне не сказал. Он странный – если ему надоедает о чем-нибудь толковать, он просто молчит. Его и с места не сдвинешь.
– Я подозревал, что он именно такой. Когда Джин говорила с Буллом?
– В четверг под вечер. Она приходила в дом, чтобы встретиться с ним.
– Ты хочешь сказать, в поместье Сардиса?
– Да, Булл еще был там; она приходила около четырех вечера. Хочешь "Мартини"?
– Что?
– "Мартини" хочешь? Я приготовила его перед тем, как прыгнула в душ. Мне нужно было как-то продержаться на этой церемонии. Со всеми их речами и восхвалением всех и каждого.
– Ну, я вообще-то не пью "Мартини" днем. Но... да, пожалуй, выпью. Один бокал.
– Что значит "один бокал"? – В ее девственно-невинных глазах заплясали язычки пламени. – Я сделала целый кувшин.
– Ну, тогда наливай.
Пока она наливала, позвякивая льдом в кувшине – между прочим, она неправильно приготовила "Мартини", никогда нельзя класть лед в кувшин, – я спросил:
– Джин объяснила Буллу, для чего ей понадобился Сардис?
– Нет. Он ее спрашивал, но она увильнула от конкретного ответа. Придется пить из старых больших стаканов, у меня нет этих симпатичных маленьких фужерчиков. Сядь и расслабься, у нас есть еще минутка.
Минутка для чего? Я был слегка озадачен. Она протянула мне почти полный стакан, и я присел на краешек кровати.
Комната у нее маленькая, один угол занимала аккуратно застеленная кровать, у стены – низенький туалетный столик из темного резного дерева, справа от меня расположился бамбуковый столик, а прямо напротив – приоткрытая дверь в ванную комнату. Мне был виден темно-красный коврик и душевой шланг, висевший на крючке.
Я отхлебнул "Мартини" и взлетел над кроватью, будто подброшенный пружиной. Наверное, туда все-таки стоило положить льда, и побольше.
– Бр-р, – вырвалось у меня.
– Что-нибудь не так? – поинтересовалась Лисса. – Может быть, коктейль слишком крепкий?
– Все замечательно, – похвалил я. – Бр-р... замечательно. Только смотри, чтобы между нами не пробежала искра.
– Не могу вспомнить, добавила я вермут или нет. По вкусу похоже на вермут?
– Откуда я знаю? Через минуту это не будет иметь никакого значения.
– Тебе не нравится мой коктейль.
– Что ты, я в восторге.
– Но ты все время фыркаешь, как лошадь.
– О чем ты? Бр-р. Это... это здорово.
– Я никогда не пробовала этот джин.
– Хм...
– Зато в животе сразу становится тепло.
– Там все и начинается. – К этому моменту я сделал еще один большой глоток. – Готов поспорить, с помощью этой штуки можно вылечить язву. Она тотчас закроется, как умирающие морские анемоны.
Мы болтали о всякой чепухе. Я спросил, где ее соседка по комнате, если она вообще существует. Выяснилось, что соседка существует – китаянка по имени Вонг, – но она ушла несколько часов назад. Когда у меня вырвалось замечание, что я рад отсутствию ее соседки по имени Вонг, я ненадолго замолчал и задумался, не стоит ли мне допить оставшийся "Мартини". Черт возьми, к этому времени я уже выпил оставшийся "Мартини". Ну, почти весь.
Но вот глаз широко распахнулся со своим обычным выражением удивления, и она открыла дверь со словами:
– Шелл, радость моя. Я думала, это Булл. Хотя для него еще слишком рано.
– Может быть, сейчас слишком рано и для меня.
Видимо, она вылетела из-под душа – на ее коротких черных волосах сверкали и переливались алмазными горошинами капельки воды. Влага поблескивала на шелковистой коже плеч, шеи и верхней части груди – остального не было видно, потому что она прижимала к себе пушистое белое полотенце, которое явно схватила на бегу.
Хотя бы одно из моих здешних умозаключений оказалось правильным, его подтвердила и Лисса:
– Я только что из душа. Собираюсь на перерезание ленточки. Заходи.
– В душ?
Она хихикнула:
– Можешь помыться, если хочешь. А я уже все.
– Вообще-то меня уже умыли. Но я, пожалуй, войду.
И я вошел.
– Быстро закрой дверь, – приказал я, – иначе нас затопчут в толчее.
– В толчее?
– За нами могут наблюдать из коридора. Ворвется толпа. Закрой и забаррикадируй дверь, придвинь к ней кровать. Я пристрелю первых шестерых.
– О, только не кровать, радость моя, – возразила она. – Закрой глаза.
– Зачем? Они уже видят.
– Мне нужно поправить полотенце.
Я закрыл глаза и даже не подсматривал, пока она не сказала:
– Все, теперь я прикрыта со всех сторон.
Я посмотрел на нее:
– Это спорный вопрос.
Полотенце было завязано прямо под мышками. Под ним скрывалась самая важная часть ее восхитительного, стройного тела – от роскошных грудей до середины великолепных бедер. Но все остальное обжигало своей соблазнительной наготой – округлые плечи, вздымающаяся над полотенцем грудь были голыми, как попка младенца.
– Я сейчас оденусь, – объявила она. – Ты, наверное, хочешь узнать, говорила ли я с Буллом Харпером.
– Да.
– Говорила. Он действительно встречался с Джин, и она ему рассказала, что пыталась увидеться с мистером Сардисом, да так и не смогла пробиться к нему. Она попросила Булла устроить ей с ним встречу.
– И он устроил?
– Не знаю. Он мне не сказал. Он странный – если ему надоедает о чем-нибудь толковать, он просто молчит. Его и с места не сдвинешь.
– Я подозревал, что он именно такой. Когда Джин говорила с Буллом?
– В четверг под вечер. Она приходила в дом, чтобы встретиться с ним.
– Ты хочешь сказать, в поместье Сардиса?
– Да, Булл еще был там; она приходила около четырех вечера. Хочешь "Мартини"?
– Что?
– "Мартини" хочешь? Я приготовила его перед тем, как прыгнула в душ. Мне нужно было как-то продержаться на этой церемонии. Со всеми их речами и восхвалением всех и каждого.
– Ну, я вообще-то не пью "Мартини" днем. Но... да, пожалуй, выпью. Один бокал.
– Что значит "один бокал"? – В ее девственно-невинных глазах заплясали язычки пламени. – Я сделала целый кувшин.
– Ну, тогда наливай.
Пока она наливала, позвякивая льдом в кувшине – между прочим, она неправильно приготовила "Мартини", никогда нельзя класть лед в кувшин, – я спросил:
– Джин объяснила Буллу, для чего ей понадобился Сардис?
– Нет. Он ее спрашивал, но она увильнула от конкретного ответа. Придется пить из старых больших стаканов, у меня нет этих симпатичных маленьких фужерчиков. Сядь и расслабься, у нас есть еще минутка.
Минутка для чего? Я был слегка озадачен. Она протянула мне почти полный стакан, и я присел на краешек кровати.
Комната у нее маленькая, один угол занимала аккуратно застеленная кровать, у стены – низенький туалетный столик из темного резного дерева, справа от меня расположился бамбуковый столик, а прямо напротив – приоткрытая дверь в ванную комнату. Мне был виден темно-красный коврик и душевой шланг, висевший на крючке.
Я отхлебнул "Мартини" и взлетел над кроватью, будто подброшенный пружиной. Наверное, туда все-таки стоило положить льда, и побольше.
– Бр-р, – вырвалось у меня.
– Что-нибудь не так? – поинтересовалась Лисса. – Может быть, коктейль слишком крепкий?
– Все замечательно, – похвалил я. – Бр-р... замечательно. Только смотри, чтобы между нами не пробежала искра.
– Не могу вспомнить, добавила я вермут или нет. По вкусу похоже на вермут?
– Откуда я знаю? Через минуту это не будет иметь никакого значения.
– Тебе не нравится мой коктейль.
– Что ты, я в восторге.
– Но ты все время фыркаешь, как лошадь.
– О чем ты? Бр-р. Это... это здорово.
– Я никогда не пробовала этот джин.
– Хм...
– Зато в животе сразу становится тепло.
– Там все и начинается. – К этому моменту я сделал еще один большой глоток. – Готов поспорить, с помощью этой штуки можно вылечить язву. Она тотчас закроется, как умирающие морские анемоны.
Мы болтали о всякой чепухе. Я спросил, где ее соседка по комнате, если она вообще существует. Выяснилось, что соседка существует – китаянка по имени Вонг, – но она ушла несколько часов назад. Когда у меня вырвалось замечание, что я рад отсутствию ее соседки по имени Вонг, я ненадолго замолчал и задумался, не стоит ли мне допить оставшийся "Мартини". Черт возьми, к этому времени я уже выпил оставшийся "Мартини". Ну, почти весь.