– Конечно, я с тобой свяжусь.
   – Мы бы могли с тобой позавтракать или пообедать, или придумать что-нибудь еще, пока ты не смылся обратно в свою Калифорнию.
   – Вполне бы могли.
   Она бросила на меня многообещающий взгляд и просигналила что-то губами. Это было явно не "прощай", и не "до свидания", а что-то типа "оревуар", что по-французски означает "не более четырех".
   Стив, естественно, ничего не заметил, так как смотрел в доклад, как баран на старые ворота.
   – Первое, что тебе следует уяснить, – начал он менторским тоном, когда дверь за Кей закрылась, – это то, что, если кто-то вознамерился проверить, есть ли минерализация на его участке – в данном случае это золотой песок, или мелкие вкрапления золота, – он должен пробурить в земле шурфы, взять образцы породы и отнести их в лабораторию. Там геохимики и разные прочие технари перемелят твои образцы, сделают взвесь и определят, есть ли в ней золото. Если таковое обнаружится, а зачастую золоту сопутствуют небольшие количества серебра, меди, цинка или свинца, специалисты подсчитают, сколько граммов золота содержится в тонне породы. Умножат полученное число на общий тоннаж рудного тела соответственно его объему и в случае необходимости могут даже подсчитать приблизительные затраты на добычу унции[1] золота.
   Он зажег еще одну "Тайертон" и продолжил:
   – Именно это и было сделано четыре года назад. "Либерти" приняла решение возобновить золотодобычу на старой заброшенной шахте. Назначили Чимаррона президентом вновь образованной "Голден Финикс", пригласили геологов, завезли оборудование. Словом, "Марикопа Минералз" возродилась под новой вывеской, выпустила акции и начала заниматься бизнесом. Первоначально акции "ГФХ" продавались по двадцать центов за штуку, но менее чем через год они отлили свой первый золотой слиток, и ее акции, естественно, поползли вверх. Хотя, если быть точным, их стоимость начала повышаться за несколько месяцев до этого, поскольку рынок был умело подготовлен к предстоящему увеличению добычи золота и расширению производства. И, действительно, добыча золота неуклонно росла, так что по результатам этого года курс акций значительно бы вырос по сравнению с прошлогодними сорока центами за штуку, даже без новых открытий и дополнительных разработок. И тут произошло что-то невероятное.
   – Появляется доклад Токера, о котором ты упоминал два или три раза.
   – Точно. Доклад Токера. Короче, "ГФХ" добывала около 400 тонн руды в день с содержанием золота в ней около семи граммов на тонну. Для того чтобы не усложнять это для тебя, я опускаю серебро и другие сопутствующие металлы.
   – Очень разумно с твоей стороны. Дай Бог разобраться с золотом.
   – Тебе не нужно вникать в детали, Шелл. Запомни главное из всего, что я тебе сказал, а именно, что ежедневная добыча составляла примерно 2,8 килограммов чистого золота. Даже после вычета производственных затрат, этого вполне хватало, чтобы обеспечивать стоимость каждой акции на уровне 25-30 центов. Пару месяцев назад Альда Чимаррон объявляет о планах компании увеличить в течение ближайшего года или полутора лет ежедневную добычу руды до 800 тонн. А на прошлой неделе запускается сенсационный доклад Токера о феноменальных результатах исследования нового золоторудного тела, обнаруженного рядом с тем, которое разрабатывается в настоящее время.
   – Наверное, ты имеешь в виду те цифры в докладе, которые не произвели на меня особого впечатления.
   – Совершенно верно. И вот что они означают. В случае, если выкладки Токера верны и могут быть подтверждены реальными фактами, это будет означать, что "Голден Финикс" обнаружила колоссальные запасы золотой руды, оцениваемые не менее чем в миллион тонн, причем ее сортность составляет от 4,5 до 17 граммов золота на тонну. Причем, если верить докладу, геологоразведочные работы завершены лишь на десятой части общей предполагаемой площади этой рудной минерализации. Таковы поразительные выводы, вытекающие из доклада Токера. В популярном изложении это означает не двойное, а десятикратное увеличение прибылей, а соответственно и стоимости акций компании в ближайшие год-два.
   – Так вот почему цена акций так резко подскочила за последнюю неделю?
   – Именно. И это только начало, она и дальше будет стремительно ползти вверх.
   – Ты сказал: "если его выкладки будут подкреплены фактами". Поясни, каким образом?
   – Планируется пробурить ряд дополнительных шурфов, взять еще несколько колонковых проб. Если они подтвердят первоначальные результаты, то я сам начну скупать эти проклятые акции. Лучшего помещения капитала не придумаешь. Но до этого времени я воздержусь от комментариев.
   – Ты лично знаком с этим Томасом Токером?
   – Во-первых, я знаю о том, что у него безупречная репутация, и, во-вторых, да, я интервьюировал его в прошлую пятницу и привожу выдержки из этого интервью в сенсационном материале об "ГФХ" в октябрьском номере "Экспозе".
   – Ну и как он тебе? Что за фрукт?
   – Он молод, несомненно умен, талантлив, честолюбив, прямодушен и откровенен. – Уистлер на мгновение задумался. – Этим парням из географической лаборатории порой требуются недели, даже месяцы для того, чтобы что-нибудь открыть. Но вот появляется главный геолог Альда Чимаррон – и все в лаборатории встают на уши.
   – Главный геолог Альда Чимаррон, – задумчиво повторил я. – Пока что у меня нет веских доказательств, но я сильно подозреваю, что именно он санкционировал покушение на Клода Романеля. Вот я сейчас лишь просмотрел досье на попавших в поле нашего зрения ребят и заметил, что Фостер получил срок за махинации с проводом, а Гроудер сидел за разбойничье нападение, совершенное с крайней жестокостью. Ты говорил, что Сильван Дерабян отсидел в свое время пару лет в тюрьме. Я намекаю на то, что Чимаррон единственный из этой кодлы, который еще ни разу не сидел. Я ничего не пропустил?
   – Нет, ты прав. Он никогда не сидел, хотя чуть было не загремел. Лет 10 назад его обвинили в Иллинойсе в мошенничестве, но он был оправдан.
   – Что это было за мошенничество?
   – Так называемый проект Панци. Он и несколько его сообщников организовали "заочные курсы быстрого обогащения". Снимали по 5 тысяч с носа за полный курс обучения. Теоретическая база была очень даже недурна, жаль только, что полностью "содрана" с трудов Наполеона Хила, Клода Бристоля, Венеции Бладствурт и еще доброй дюжины классиков. Без их согласия, конечно, и в видоизмененном виде. Так что их можно было обвинить в чистом плагиате. Предприимчивые аферисты гарантировали "многократную отдачу" – не менее 20 тысяч долларов за первые 18 месяцев, или же возврат 10 тысяч в том случае, если дело не выгорит. Мошенники действовали по хрестоматийному методу "цепной реакции". Надеюсь, ты слышал о нем?
   – Кажется... читал... у кого-то из "классиков".
   – Эта афера проста, как ногти на руках. Указанный срок в 18 месяцев давал им достаточно времени "прокрутить" полученные деньги, снять с них "навар" и расплатиться с людьми, сделавшими первые взносы деньгами, полученными от последних контингентов лабухов. Они попали в поле зрения окружного прокурора из-за недостатка гарантий данного мероприятия и пары других мелких проколов. К этому времени оборот этого предприятия составил что-то около 5 миллионов долларов. В результате расследования их бурной деятельности обвинения были выдвинуты семерым. Пятеро были осуждены, а двоим вынесли оправдательные приговоры. Чимаррон был один из этих двоих.
   Я снова взял со стола досье на Альду Чимаррона. Как и остальные досье, оно было подготовлено с особой тщательностью, снабжено скрупулезно собранными фактами, фотографиями, вырезками из газет, копиями полицейских докладов, если таковые удавалось достать. В папке Чимаррона имелись две фотографии огромного слоноподобного набычившегося человека. Первая являлась фотоснимком из газеты двухлетней давности: необъятные жирные плечи с посаженной прямо на них массивной головой. Эта фотография была явно переснята с какого-то документа. Второе фото являлось увеличением цветного снимка, сделанного "поляроидом". На нем был изображен тучный мужчина в темном костюме, открывающий дверцу черного "мерседеса-бенца-56ОСЛ" с откидным верхом. Человек смотрел куда-то влево в сторону объектива, и кислое выражение обрюзгшего лица в бульдожьих складках явно не свидетельствовало о телячьем восторге от того, что его фотографируют.
   Я прикинул габариты и вес этого мастодонта, сравнил его с размерами "мерседеса", выглядевшего на его фоне "малолитражкой", и заметил:
   – Поправь меня, если я не прав, но мне сдается, что этот человек продолжал расти вширь и ввысь, когда все остальные остановились в росте.
   – Да, он внушителен, что верно, то верно, – подтвердил Стив. – Он примерно моего роста, метр девяносто три, только килограммов на пятьдесят потяжелее.
   – Здоров, бычара.
   – Когда я был на шахте "Голден Финикс", Чимаррон расхаживал там в бутсах из зеленой кожи, белых шортах-бермудах и тенниске с откидным воротом. Он был похож на огромное фантастическое отражение кривого зеркала из комнаты смеха.
   – Значит мне лучше и не пытаться попрактиковаться в армрестлинге, когда я с ним встречусь. На самом деле он далеко не персонаж из комнаты смеха.
   – Уж это точно. С ним тебе будет не до смеха. Ты все же решил с ним познакомиться?
   – Да. Я за личные контакты. От тебя отправлюсь прямо к нему.
   Стив посмотрел на меня с жалостливым сочувствием и сказал:
   – Полагаю, ты знаешь, что делаешь. Однако остерегайся его. Этот мастодонт из отряда хищников.
   – Я это понял по фотографиям.
   – Ты еще не видал оригинал... – Он задумчиво смотрел на меня в течение нескольких секунд, потом добавил: – Согласись, теперь ты знаешь гораздо больше, нежели полчаса назад.
   – Конечно, ты мне здорово помог... правильно сориентироваться.
   – Я только следую нашему уговору, Шелл. Ты признался, что пристрелил Фреда Китса и только. У тебя есть что к этому добавить?
   – Есть. Надеюсь, излишне напоминать тебе о том, что наш разговор строго конфиденциален, не для печати. Ничто не должно уйти за стены этого кабинета, пока ты не получишь моего согласия.
   – Разумеется.
   – О'кей, тогда слушай и запоминай.
   И я рассказал ему обо всем, что приключилось со мной за последние 24 часа. Вкратце и в общем, конечно, но и в этом виде моя информация была очень интересна для Уистлера и "Экспозе", судя по тому, как загорались глаза главного редактора. Например, я поведал ему, что прилетел сюда с дочерью Романеля, однако не сказал ему, где она сейчас находится. Только то, что она все еще в Аризоне. И, конечно же, я не стал распространяться об интригующей истории, которую придумала Кей Дарк для того, чтобы вступить в контакт с известным сыщиком Шеллом Скоттом.
   Стив удовлетворенно откинулся в кресле, перекинул длиннющую ногу через одну из его ручек и заинтересованно переспросил:
   – Так, говоришь, у Китса в бумажнике оказалось настоящее водительское удостоверение Романеля, на которое он приклеил свою фотографию?
   – Точно так. А под ним я обнаружил его собственные права, из которых узнал его имя.
   – Из чего можно предположить, что Китс, или кто-то из его сообщников захватили Клода Романеля.
   – Захватили или убили. Признаться, я и пришел к тебе в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку, которая помогла бы мне разыскать его, если только он жив.
   Уистлер понимающе кивнул.
   – Ясно. Очень сожалею, что не смог тебе помочь в этом плане. Кстати, насчет этого второго типа, который был в доме вместе с Китсом. Он назвался доктором Симпсоном?
   – Да, представился как Роберт Симпсон. Имя такого врача не числится в телефонной книге. Он не принадлежит ни к одному медицинскому обществу или учреждению, зарегистрированному в округе Марикопа. Я это проверил, прежде чем придти сюда.
   – Значит, он назвал тебе вымышленную фамилию. Будь добр, опиши мне его.
   Я дал Стиву краткий словесный портрет. Пышущий здоровьем толстячок не выше метра семидесяти, крупные роговые очки с толстыми стеклами, свидетельствующие о сильной близорукости, темные бегающие глазки, лысый, как бабья коленка, черен, тройной подбородок.
   – Похож на Блисса. Доктора Филиппа Блисса. Небольшой шрам вот здесь? – Стив потер ногтем большого пальца левую сторону челюсти.
   – Д... да, скорее всего что да. У меня не было времени его разглядеть.
   – Понимаю, ты действительно был очень занят.
   Стив снял ногу с ручки кресла, склонился над микрофоном селектора и сказал Элен, чтобы Вайнштейн принес ему досье на Филиппа Блисса. Через тридцать секунд объемистая папка лежала на его столе.
   Стив раскрыл ее, извлек черно-белую фотографию формата девять на двенадцать и протянул ее мне.
   – Он самый, – подтвердил я. – Он тоже связан с Альдой Чимарроном, не так ли?
   – Да, и очень тесно. Он является президентом совета директоров "Медигеник Госпитал", главный попечитель которого, как ты догадываешься, – Чимаррон. Кроме того, доктор Блисс является коинвестором Чимаррона в ряде других предприятий, вполне законных, насколько мне известно. В нашем досье на него нет никакого криминала. В прошлом тоже не привлекался.
   – Теперь считай, что есть. Не забудь добавить к его безупречной биографии факт соучастия в покушении на некоего частного детектива и его подругу. Как видишь, у меня добавилась еще одна причина нанести визит Альде Чимаррону.
   – Только повторяю: будь предельно осторожен. Он не просто отвратный тип, но и самый опасный в городе, если не во всем штате.
   – Уж это обязательно. – Я пожал Стиву руку и вышел.

Глава 13

   Пара звонков в "Чимаррон Интерпрайсиз" и "Медигеник Госпитал" оказались безрезультатными. Альду Чимаррона не удалось застать нигде, равно как и доктора Филиппа Блисса. Последний, как мне сообщили, находится за пределами штата. Поэтому я направился в загородный дом Чимаррона в Парадайз Вэлли без предварительного телефонного звонка. Если повезет, я надеялся застать большого босса там, а коль он там, то не было смысла оповещать его о моем предстоящем визите. Пусть это будет для него неприятной неожиданностью.
   Городок Парадайз Вэлли – это далеко не райский уголок, расположенный на шестнадцати квадратных милях облагороженной пустыни, и большинство его жителей не склонно превращать его в оазис. Каждая вилла занимает не менее полугектара, а роскошные загородные резиденции, вилла Чимаррона в том числе, во много крат больше. В досье, собранном на него "Экспозе", я видел фотографию его дома и схему всего поместья, так что знал, что этот нехилый домишко расположен на участке площадью 1,2 гектара, а практически в несколько раз большей, поскольку участок этот окружают не принадлежащие ему свободные земли, которые в любой момент могли стать его собственностью.
   В записанном мной адресе было указано Дэйзерт Парк Плейс. Сверившись по карте города, я вновь выехал на Линкольн-драйв, мне нужно было ехать на запад, в сторону, противоположную той, в которую я и Спри ехали прошлой ночью, направляясь на виллу Романеля. Утренняя прогулка доставляла мне несравненно большее удовольствие, поскольку мой маршрут пролегал между живописной Мамми Маунтин справа и еще более величественным горным массивом Кэмелбэк Маунтин слева, мимо Маунтин Шэдоуз Ризорт, где я когда-то останавливался во время командировки по делу Эль Чорро.
   Я весело катил вперед, ощущая легкое напряжение мышц живота при мысли о том, что находился не более чем в полукилометре от дома Романеля, где к этому часу местная полиция уже наверняка закончила физическое обследование места преступления и увезла труп Китса в городской морг.
   На Татум-бульваре я свернул направо, проехал километр и повернул налево на Футхэл-драйв. Спустя несколько секунд я разыскал Дэйзерт Парк Плейс, примостившееся у подножия невысоких холмов. Проехав пару сотен метров по узкой асфальтированной дорожке, я увидел впереди большой буро-коричневый, как кровь Китса, запекшаяся на светлом ковре, дом Альды Чимаррона. Прямо за ограждением частного владения начинались невысокие горы или высокие холмы, составлявшие основу местного пейзажа. Сама вилла стояла на карабкающемся вверх склоне, возвышаясь над расположенными поблизости домами. Этот домик о десяти спальнях в трех уровнях выходил фасадом на Парадайз Вэлли и Скоттсдейл и стоил не менее миллиона.
   К дому вела серая бетонная подъездная дорожка, скрывавшаяся позади него. На дальнем краю участка, параллельно ограде, шла грунтовая дорога, на которой вряд ли бы смогли разъехаться две машины. След ее терялся между близлежащими холмами. Дорога, ведущая в никуда.
   Я поднялся по подъездной дорожке, припарковался на асфальтированной площадке перед домом и направился по гравийной тропинке к высокому крыльцу, за которым виднелась массивная трехметровой высоты дверь. Заметив внушительных размеров звонок, я легонько ударил по нему кулаком. Внутри дома раздался простуженный металлический скрежет, на который однако никто не отреагировал. Я обошел дом сзади и обнаружил бассейн в форме циррозной печени. На его краю стояла пара шезлонгов, накрытых пестрыми подушками. И ни единой живой души.
   Узкая тропинка, обозначенная наполовину врытыми в землю старыми покрышками, вела от заднего края бассейна в сторону усыпанного валунами холма. Выше метров на двадцать она оканчивалась небольшим отдельным панто, или зацементированной площадкой, на которой стоял низкий белый пластмассовый стол, три таких же плетеных стула, большая закопченная шашлычница и массивный деревянный бар-стойка с парой пузатых бутылок. От жаркого солнца платформу защищал парусиновый тент.
   Четвертый стул стоял поодаль от стола и на нем восседал крупный мужчина с широченными покатыми плечами. Он всматривался в противоположную от меня сторону и явно не подозревал о моем появлении. Я обошел бассейн, поднялся по посыпанной гравием тропинке и остановился в паре метров за его спиной. По необъятной спине и мясистому складчатому загривку можно было предположить, что передо мной Альда Чимаррон. Его правая рука была вытянута, но из-за туловища мне не было видно, что он в ней держал. Он отвел руку в сторону, и я увидел в его вытянутой руке то ли длинноствольное ружье, то ли длинноствольный стендовый пистолет 22-го калибра. Мне был виден только длинный ствол, так как остальная часть пистолета утонула в огромной ручище.
   Человек продолжал поворачиваться всем туловищем, целясь во что-то далекое и невидимое справа от него и... меня. Я посмотрел в направлении предполагаемого выстрела и увидел метрах в тридцати-сорока на склоне холма быстрое движение какого-то зверька. Там спасался бегством кролик или белка. Впрочем, это вполне могла быть перепелка или куропатка Гэмбелла, поскольку мне оттуда было плохо видно.
   Мужчина практиковался в стрельбе по живой бегущей мишени, однако звука выстрелов я, как ни старался, не слышал. Только вдали вздымались фонтанчики пыли.
   Признаться, мне было странно и немного жутковато наблюдать за этими упражнениями, не слыша не только звуков обычного выстрела, но даже шлепков, которые издает пистолет с глушителем.
   Мужчина вернулся в исходное положение, положил страшное оружие себе на колени и склонился над ним, видимо, перезаряжая. Я сделал еще шаг, скребнув подошвой о цементную палубу. Стрелок невозмутимо повернул ко мне массивную голову и окинул безразличным взглядом, в котором отразилось узнавание. Нет, он не вскочил от неожиданности, не дернулся, даже не вздрогнул. Только повернул голову и вперил в меня неприятный взгляд. Это точно был Альда Чимаррон, и глаза его были пусты, безжизненны и холодны, как тюремный барак в Сибири. Взгляд его был дружелюбен, как корь.
   Я остановился в метре от его кресла и спросил, косясь на его оружие:
   – Мистер Чимаррон?
   Он явно не спешил с ответом, вернувшись к первому занятию. Держа необычный пистолет в правой руке, он неторопливо щелкнул затвором, извлек пустую гильзу, раскрыл мясистую ладонь с тремя зажатыми в ней патронами, отобрал один толстыми пальцами и вставил его в затвор. Закрыл затвор и зафиксировал курок на предохранитель. Таким образом, короткоствольный пистолет-карабин был заряжен, но не мог выстрелить до тех пор, пока его не снимут с предохранителя, конечно, если его механизм действовал.
   Наконец человек лениво произнес, насколько лениво, настолько и грубо:
   – Да, я Альда Чимаррон. А ты что за гусь и какого хрена тебе надо?
   Голос его был под стать металлическому скрежету его дверного звонка. Чимаррон был здоров, даже здоровее, чем я предполагал. Для его описания больше подходил термин "монолитно-необъятный". Одет он был в ту же униформу, в которой Уистлер видел его на шахте. В его впечатляющем внешнем облике особенно поразили его маховики, оканчивающиеся двумя кувалдами, которыми было впору забивать речные сваи. Но они соответствовали остальным компонентам тела: быкообразному туловищу, расширявшему безразмерную рубашку с открытым воротником, ногам-тумбам, обтянутым белыми парусиновыми шортами, из каждой штанины которых можно было сшить костюм для человека средних размеров. Талии не просматривалось, равно как и шеи. Его тыква была посажена прямо на плечах борца сумо.
   Весил он не менее 140 килограммов, может, поболее. Сидя в несоответствующем его габаритам кресле (было удивительно, как он только втиснул в него свою широкую задницу), Чимаррон был похож на страдающего запорами Будду. Нельзя сказать, чтобы он представлял собой "гору мышц" в обычном понимании этого слова, однако в недрах этой потеющей жиром из всех пор туши таилась неимоверная сила и энергия, дремлющая, как Везувий. Непомерно большая приплюснутая сверху голова была лысой посередине, со спутанными длинными грязно-коричневыми лохмами, ниспадавшими на низкий лоб и слоновые уши.
   – Меня зовут Шелл Скотт, – миролюбиво сказал я. – Я частный детектив из Лос-Анджелеса и прилетел сюда, чтобы задать вам пару вопросов. Кроме всего прочего.
   – Вижу, что прилетел, – прогрохотало в ответ, как из пустой бочки или со дна высохшего колодца. Чимаррон уставился на меня меланхолично-страдальческим взглядом геморройного гризли. У него были на удивление невыразительные, чтобы не сказать пустые, мутно-голубые глаза, излучавшие столько же тепла, как мелкорубленый арктический айсберг. Вся остальная часть, кроме блеклого зрачка, была покрыта сеткой кровавых прожилок. Прямо под этими чудо-глазками располагался здоровенный клюв с раздувшимися, как жаба на жаре, ноздрями, причем из каждой ноздри торчало по пучку жестких черных волос, свисающих вниз наподобие заблудившихся усов. Сказав короткое "вижу", он на мгновение обнажил крупные квадратные зубы землисто-желтого цвета. По бардово-красному лицу я решил, что у бедняги, должно быть, скачет давление. Его портрет дополняли спутанные густые брови цвета камня, из которого был сложен его дом. Они росли посередине и вкупе со свисавшими с головы остатками некогда пышной растительности начисто лишали лоб его жилой площади.
   Его левая рука покоилась на колене, пальцы-сардельки перебирали патроны, как перебирает четки монах-кастрат. Правая рука, толщиной с мою ногу, удерживала его смертельную пушку на жирной волосатой ляжке, толщиной как мое туловище. Дуло ее было направлено в мою сторону, но не совсем на меня, и это несколько успокаивало.
   Только теперь я разглядел, что так меня поразило в его оружии. Это был ствол, как у старинного мушкета, то есть в три-четыре раза толще, чем ему следовало быть. Он был сантиметра два с половиной-три в диаметре, что, возможно, означало еще одну звукопоглощающую металлическую оболочку. Приглядевшись, я заметил на дуле темное неопреновое резиновое уплотнение и вспомнил, что однажды видел нечто подобное во Флориде: длинноствольный автоматический пистолет модели "Ружер" 22-го калибра, модифицированный каким-то народным умельцем под беззвучную воздушку. Поглядывая на грозное оружие, больше похожее на итальянский обрез-лупару, я представил внутри ствола ряд металлических шайб с рассверленными центрами для пропуска обычного ствола с серией дополнительных отверстий для выхода пороховых газов по замысловатой спирали, с тем, чтобы они не вырывались, а выходили бесшумно. То есть я правильно угадал, что это пистолет с глушителем, только особой конструкции. Другими словами, двадцатисантиметровый ствол пистолетов звукопоглощающем кожухе был дополнительно снабжен навинчивающимся глушителем такой же длины.
   – Какие еще вопросы?
   Пауза оказалась столь долгой, что мне пришлось вспоминать, с чего я начал.
   – Вопросы об одном из ваших компаньонов, – сказал я, – Клоде Романеле. И еще кое о чем.
   Угол широкого жабьего рта Чимаррона приподнялся на полсантиметра, что у любого другого означало бы начало улыбки. Однако, глядя на это хмурое унылое лицо, можно было предположить, что улыбка, появись она на самом деле, расколола бы его пополам и ошметки свисали бы по обе стороны его широких скул.
   – И ты прилетел сюда только ради того, чтобы потолковать о Клоде Романеле? Дерьмо собачье.
   Я почувствовал, как во мне закипает злость, но сказал на удивление спокойно:
   – Я сказал "среди всего прочего". У меня были и другие причины прилететь сюда. Но сейчас я думаю, что Романель – главная из них. Хотя, чем дольше я нахожусь в Аризоне, тем больше вопросов у меня возникает.