Пратер Ричард С.. Шеллшок

   Я не спеша объехал виллу по шедшей вкруговую подъездной дорожке, осветив фарами место для стоянки автомашин, прямо за которым начиналась зеленая лужайка для гольфа. Не заметив ничего настораживающего, я въехал на стоянку и припарковал «крайслер» сбоку от дома Романеля.
   Кругом стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь пением цикад. Я вылез из машины, не выключая двигателя, и предупредил Спри, напряженно сжавшуюся на переднем сиденье:
   – Когда я сейчас захлопну дверцу, вторая тоже автоматически заблокируется. Стекла подняты. Пересядь за руль и будь начеку. Я пойду гляну, что там и как. В случае... непредвиденных обстоятельств, ну там, мало ли что... уматывай отсюда на второй космической и вези сюда полицейских. Поняла?
   – А, может быть, следовало начать с полицейских?
   – Нет пока оснований, я имею в виду – достаточных оснований, которые они приняли бы во внимание. А так они подумают, что мы чудаки. До сего момента за нами только наблюдают, не приступая к активным действиям. Но чует моя душа, это продлится недолго. Дело может обернуться против нас, в частности меня. С формальной стороны, это я недавно перевел двоих ублюдков из состояния ходячих в состояние лежачих, и они даже имеют право заявить о том, что на них напал какой-то тип и надавал им по рогам. Правда, доказать это им вряд ли удалось бы, поскольку они меня не видели. И я вовсе не шучу. Такие вещи происходили со мной и раньше, в частности, в Лос-Анджелесе, где я зачастую вставал полиции как кость поперек горла. Но это уже тема другого разговора.
   – Может быть, есть какой-то другой способ?
   – Я пока что такового не изобрел.
   – Но ты идешь... в открытую, и это меня пугает.
   Что вы на это скажете? Я-то полагал, что Спри вся изнервничалась из-за предстоящей встречи с отцом. Я явно недооценил эту крошку. Она постоянно была на моей стороне, может даже чуть-чуть впереди.
   – Ты думаешь, наши знакомые засели где-нибудь в кустах?
   – Не исключено. Так что, пожалуйста, поосторожнее.
   – Это я тебе обещаю.
   – Еще один маленький нюансик, Шелл. Если произойдет что-нибудь непредвиденное, беги обратно к машине, взяв ноги в руки. Обещаю, что я открою дверцу только тебе и никому больше.
   Я начал было возражать, но, увидев непреклонность в ее прекрасных глазах, понял, что спорить с ней бесполезно.
   – О'кей, милая. Держи ушки на макушке.
   Выбравшись из машины, я поднял защелку и захлопнул дверцу. Снаружи было жарко и темно, как у негра в заднице. Я достал «смит-и-вессон», снял с предохранителя и прижал револьвер к правому бедру. В воздухе пахло цветами апельсиновых деревьев. Странно, подумал я, этот запах явно не для октября месяца. Может быть, ложное цветение?
   Я настороженно продвигался вперед по асфальтированной подъездной дорожке, расслабленный внешне и собранный внутренне, как всегда в минуты опасности. Преодолел половину пути, но, как ни странно, ничего не произошло. На пути попался гараж, двери его были открыты, изнутри поблескивал хромированный металл. Ни единой живой души. Я миновал одиноко стоявший «крайслер», который, казалось, прикорнул на парапете из цемента и бетона возле Дэйзерт Фаруэйз-драйв. Ничего! Ни шороха, ни звука, разве что пекло подметки от нагревшегося за день под жарким аризонским солнцем асфальта.
   Подойдя к машине с другой стороны, я легонько постучал пальцем по стеклу. Спри вздрогнула от неожиданности, но, увидев меня, повернула ключ зажигания, вырубив мотор, и вылезла из машины со своей стороны. Я обнял ее за плечи свободной левой рукой, и мы направились к освещенной кроваво-красным светом веранде.
   Поднялись по ступенькам, подошли к двери, и я нажал звонок, отозвавшийся мелодичной трелью где-то в глубине дома. После довольно продолжительной паузы я наклонился, приложил ухо к двери, и в этот момент она открылась. На пороге стоял строгий с виду тучный мужчина лет пятидесяти в золотом пенсне из прошлого века. Красный свет фонаря отражался на его большой лысой, как яйцо, голове.
   – Мистер Скотт? Мисс Уоллес? Неужели это в самом деле та маленькая Спри? Мы думали, что вы предварительно позвоните... – Он продолжал говорить рублеными фразами резким командирским голосом, привыкшим к беспрекословному послушанию: "Входите, входите. Что это мы стоим на пороге. Клод в Аризонской комнате. Ждет не дождется... Но я его не слушал. Этот деловой жирнячок не подозревал, насколько был близок к смерти, поскольку револьвер в моей правой руке уже начал нервно подрагивать. Я опустил руку и незаметно сунул его в карман брюк.
   – Вы кто такой? – жестко спросил я.
   – Что? – блеснул он поросячьими глазками из-под пенсне. Когда он поднял голову, чтобы заглянуть мне в лицо, я заметил тонкий шрам на его левой щеке и подбородке.
   – Ну да, конечно. Вы же меня не знаете. Я – доктор Симпсон, Роберт Симпсон. Я тут присматриваю за Клодом... э... мистером Романелем.
   – Что-то я не слыхал, чтобы врачи поощряли столь поздние визиты, да еще и открывали дверь. – Впрочем, он действительно был доктором, и мое замечание задело его за живое. Обиженно поджав пухлые губы и горделиво вскинув подбородок, он сухо заметил:
   – Клод не просто мой пациент, но еще и мой друг.
   Симпсон развернулся на одних каблуках, и мы последовали за ним через просторный холл, в котором горела добрая дюжина ламп. Краем глаза я отметил роскошные низкие диваны и кресла в темно-вишневых набивных цветах, массивные стоячие светильники в восточном стиле, пушистый ковер на полу, в котором ноги утопали по щиколотку. Мы прошли еще через какую-то комнату и дальше через арочный переход, пока не попали в помещение, которое доктор Симпсон обозвал Аризонской комнатой. В Калифорнии некоторые называют такую комнату «патио», а проще – «конура». Располагалась она, как это принято в Аризоне, на задней стороне дома, рядом с примыкающей лужайкой, за которой простиралось одиннадцатое поле гольфклуба Парадайз Вэлли.
   Когда мы вошли в комнату, в моем мозгу зафиксировались несколько, на первый взгляд, несвязных моментов. Первое, что Клод Романель не вскочил на ноги, чтобы поприветствовать нас, не бросился, как того можно было ожидать, обнять свою «маленькую Спри», или хотя бы пожать мне руку. Он оставался сидеть в дальнем конце длинной низкой софы справа от нас, вперив взгляд в темноту внутреннего двора, в котором через высокие стеклянные двери угадывались очертания пальм, высившихся кучерявыми телеграфными столбами на зеленом газоне, окружавшем овальный бассейн с неестественно голубой водой, подсвечиваемой снизу.
   Романель был одет в роскошный блестящий черный халат, окантованный ярко-желтой тесьмой. Он лениво повернул к нам голову в благородной седине, оперся на софу левой рукой и начал медленно подниматься, что стоило ему значительных усилий. Я увидел моего клиента воочию, однако сразу узрел по описанию Уортингтона высокий лоб с большими залысинами, сужающееся книзу лицо с острым подбородком и выступающим кадыком на худой шее. Ему и точно было где-то между пятьюдесятью пятью и шестьюдесятью. Лицо его было бледно, с нездоровым землистым оттенком. Когда он наконец встал в полный рост, то мне показалось, что он несколько ниже упомянутых в описании метра восьмидесяти трех.
   Он окинул меня безразличным взглядом, сдержанно кивнул и, переведя взгляд притушенных глаз на Спри, произнес мягким хрипловатым голосом:
   – Это действительно ты? Неужели ты, моя маленькая бедная девочка?
   Момент был очень патетический: ни дать ни взять кульминационная сцена из какой-нибудь «слезовыжималки». Казалось, никто не знал, как продолжить эту душещипательную немую сцену, от которой вместо того, чтобы увлажнились глаза, у меня почему-то зачесалась задница. Романель стоял, засунув руку в карман просторного халата, протянув вторую Спри ладонью вверх, как будто предлагал ей бесценный дар. Я прошел дальше в комнату и скромно отошел в сторону, давая родственникам возможность «обнюхаться» и излить свои давно забытые чувства. Доктор Симпсон задержался где-то сзади. Спри сделала несколько шагов к отцу и замерла.
   После долгой драматической паузы она произнесла:
   – Да, папа. Я Мишель... Спри.
   Она сделала еще пару шагов вперед, и Романель порывисто взял ее руки в свои, произнес что-то нежное, чего я не расслышал. Судя по слезоточивым мелодрамам, это должно было быть что-то типа: «Как я долго искал тебя, доченька», или что-то в том же духе.
   Счастливый отец нерешительно обнял дочь за плечи свободной рукой, и на минуту они замерли, то ли, как наконец-то соединившиеся родственные души, то ли, как бойцы перед началом схватки.
   Я глянул через стеклянные двери на зеленый внутренний двор и ярко-голубой бассейн. В стекле огромных, во всю стену, аркадских скользящих дверей отразилась идиллическая картина обнимающихся отца и дочери, доктор безмолвным изваянием застыл позади меня на пороге комнаты. Я почувствовал какую-то фальшь в этой затянувшейся мизансцене и внутренне подобрался.
   Я никак не мог понять, что меня беспокоило, но странное предчувствие не покидало меня. Оно происходило не из того, что я не был абсолютно уверен в том, что передо мной действительно Романель, и не из-за присутствия толстяка за спиной, назвавшегося доктором Симпсоном. Мой внутренний дискомфорт основывался на другом факторе, возможно, даже нескольких.
   Во всяком случае, я не вынимал из кармана руку, сжимавшую рукоятку пистолета, с указательным пальцем на спусковом крючке. Все замедлилось, почти остановилось. Кроме свербящей мозг мысли.
   Во время нашего второго утреннего разговора Романель не попросил к телефону Спри, с которой не говорил 20 лет и по которой «страшно соскучился». Странно... Противоестественно, но не противозаконно. Возможно, просто растерялся.
   И второе, что на протяжении всей беседы он ни разу не назвал меня просто «Скотт», только «мистер Скотт». Так во время нашего первого телефонного разговора он обращался ко мне исключительно в моменты скрытой обиды, раздражения, угрозы. А тут чересчур официально – вежливое «мистер Скотт». Непонятно.
   Мне опять почудился слабый запах апельсинового цвета. Откуда бы ему взяться? Ведь в это время цитрусовые не цветут, разве что в оранжерее. Но точно такой же запах я ощутил в то время, когда обходил дом. Тогда я не заметил ничего подозрительного, что само по себе уже настораживало. Учитывая утреннюю стычку в Хол-Манчестер-билдинг, я вполне логично ожидал засады где-нибудь в кустах. Но нас никто не поджидал. Во всяком случае, снаружи. Следовательно, опасность подстерегала...
   В стекле отразилось какое-то быстрое движение, и что-то блеснуло, как глаз змеи, там, где стояли Романель и Спри. Но я уже начал движение, не думая, чисто автоматически. Выхватил револьвер и резко повернулся к застывшей в напряженной позе паре.
   Короткий ствол «смит-и-вессона» был направлен в пол, готовый в любую минуту взлететь на линию огня. Романель крепко прижал Спри к себе, в то время как его вторая рука была вытянута и направлена на меня, а в ней, словно змея, поблескивал тяжелый револьвер, из которого в следующий момент вырвалось пламя выстрела.
   Спри пыталась высвободиться из железного объятия, и только потому он промахнулся. Пуля просвистела у меня над головой, пробив стеклянные двери. На меня посыпался град осколков, которые меня, однако, не потревожили.
   Я вскинул руку, однако выстрелить не смог, поскольку нападавший прикрывался отчаянно сопротивлявшейся Спри. Он выстрелил еще раз, пуля царапнула меня по левому плечу, развернув на 90 градусов. А я все еще не мог стрелять. В эти решающие моменты я понял, насколько мне дорога Спри, и как она сейчас меня выручала. Грохнул еще один выстрел, пуля прошла мимо – Спри не позволяла ему прицелиться. Она отчаянно боролась за мою жизнь. Вот она изловчилась и резко ударила острым каблуком по ноге удерживавшего ее мужчину. Он взвыл от боли, дернулся, на какой-то миг отвел от меня смертоносное оружие, но в следующий момент вновь направил его на меня. И тут Спри саданула его локтем в живот и вывернулась, оттолкнув Лжероманеля на полметра в сторону.
   Для меня этого было вполне достаточно. Я всадил в сукиного сына три пули. Одну, вторую, третью. В его атласном халате одно за другим обозначились два дымящихся отверстия: одно в паху, другое – в левой стороне груди, третья пуля впилась точно в острый кадык, перебив каротидную артерию. Кровь фонтаном брызнула из его горла и мгновенно залила белоснежный ковер, пока он медленно падал лицом вниз.
   Как в замедленной съемке наблюдал я за тем, как подкосились его ноги, словно кто-то разом перерезал ему все сухожилия, он упал на колени, потом плюхнулся носом в ковер. Последней на него опустилась рука с крепко зажатым в ней револьвером. Он так и лежал лицом вниз, широко раскинув конвульсивно подрагивающие руки и ноги. Мне даже показалось, что он пытается встать. Но скорее всего это отлетала его черная душонка. Вот он затих, вцепившись когтистыми пальцами в ворс ковра.
   Я подошел к нему, вернее, к мертвому телу и с отвращением отшвырнул ногой револьвер, который он все же отпустил в момент смерти. Спри испустила истошный вопль. Куда-то побежала. Меня же душила такая ярость, что я едва сдержался, чтобы не всадить в этого подонка еще пулю. Однако вместо этого я принялся ругать его последними словами, которые являются первыми в среде морских пехотинцев. Правда, вместо этих слов у меня из глотки вырывалось лишь глухое рычание и зубовный скрежет.
   Казалось, время остановилось. Выговорившись, я почувствовал, как мной овладела безграничная апатия. Видимо, это была реакция организма на только что испытанный нервный стресс. Я не спеша спрятал револьвер в кобуру, что, возможно, было не совсем осмотрительно с моей стороны. Но почему-то я уверовал в то, что все кончено. По крайней мере, на сегодня.
   В комнате стоял едкий запах порохового дыма. Я сделал шаг к разбитой двери и глотнул свежего воздуха. Плечо саднило, и я почувствовал, как липкая горячая струйка стекает по моему бицепсу.
   Истошные крики затихли где-то в глубине дома, но их отголоски все еще продолжали звенеть в моей голове. Обернувшись, я не увидел ни Спри, ни «домашнего доктора» Лжероманеля. Вокруг стояла странная тишина. Даже топота ног не было слышно, только звуки работающей помпы в районе бассейна.
   Стряхнув оцепенение, я крикнул: «Спри!» Ни ответа, ни привета. «Спри!» Я бросился через комнаты к входной двери и выскочил на веранду.
   В дальнем конце подъездной дорожки визжал тормозами и жег покрышки черный «линкольн-седан». Вот он резко вырулил на Дейзерт Фаруэйз-драйв. Мой взятый напрокат «лазер» стоял там, где мы его оставили... как давно это было? Двадцать минут? Пятнадцать? Я глянул на часы. Прошло всего четыре минуты.
   Спрыгнув с крыльца, я обежал виллу, заглянул в пустой уже теперь гараж и вернулся в покинутый дом. Обследовал все комнаты, выскочил на задний двор и принялся метаться среди виноградных лоз и сросшихся олеандровых кустов, исступленно призывая: «Спри! Спри!». Неужели они ее похитили, пока я там «телился»?
   Я отогнал от себя упрямо преследовавшую меня мысль о том, что Спри могла быть в том умчавшемся «линкольне», с тем представителем самой гуманной профессии, тоже вполне заслужившим свои один, второй, третий плюс еще один в голову выстрелы. Нет! Она должна быть где-то здесь. Просто страшно перепугалась, бедная девочка. И куда-то забилась, не веря больше никому и ничему.
   Озадаченный, я вернулся к своему «крайслеру», сел за руль и подумал, что же дальше делать. Хотел было уже посигналить...
   – Шелл? – приглушенно раздалось у меня за спиной. Я подумал, что мне почудилось.
   – Спри? – неуверенно проговорил я.
   – О, Шелл. Боже! Как я перепугалась! – Она поднялась с пола и взобралась на заднее сиденье. – Я... думала, умру от страха... Меня чуть не стошнило.
   – Тс-с-с! Успокойся, малышка. Все уже позади.
   Она обняла меня сзади горячими руками и уткнулась мне в шею мокрым от слез лицом. Я повернулся и обнял ее, чувствуя, как она дрожит. Ее дрожь передалась и мне, хотя дрожал я вовсе по другой причине.
   – Господи! Это был какой-то кошмар! Я видела, как он стреляет в тебя. А потом, как он медленно падает на пол. И вот тут-то мне и сделалось дурно. Вся эта кровь. Я не переношу вида...
   – Знаю, милая. Ну, будет, будет... Теперь все о'кей. Обошлось...
   Откинув правое сиденье, я пересадил ее к себе на колени и крепко прижал к груди. Мне не хотелось ее отпускать, она проникла в мое тело, душу, сознание... Так прошло несколько сладостных мгновений, и она перестала дрожать, успокоилась. Потом легонько отстранилась и заглянула мне в лицо.
   – Теперь со мной все в порядке, Шелл. Нам бы надо где-нибудь укрыться, ты не находишь?
   – Ты права, дорогая. Именно об этом я сейчас и думаю.
   Я включил зажигание. Полицейских сирен пока не было слышно, но они не заставят себя ждать. Может быть, у нас есть еще пара минут.
   – Ты побудешь здесь минутку?
   – Хорошо, а в чем дело?
   – Мне необходимо вернуться в дом. Я быстро.
   – Ладно... если недолго.
   Я хотел выяснить, кто этот тип, который только что чуть меня не прикончил и которого я пришил тремя выстрелами из чужого револьвера. Если это действительно был Клод Романель, в чем я очень сомневался, то это одно дело. Значит, я убил своего клиента и отца Спри. Если не Романель, тогда кто? И кто злой шутник, который подсадил его сюда, чтобы убрать меня. Впрочем, не исключался и вариант, что он действовал по собственной инициативе, пытаясь при первой возможности всадить мне пару пуль между лопаток и увезти Спри. Куда? К кому? Зачем?
   И наконец, если в Аризонской комнате сейчас остывает тело не Клода Романеля, а сыгравшего под него наемного убийцы, тогда где же в данный момент находится настоящий Клод Романель?
   Пока у меня скопилась уйма вопросов и ни одного ответа.
   Я вышел из машины в душную влажную аризонскую ночь, пропитанную апельсиновым запахом. И услышал отдаленный вой полицейской сирены.

Глава 10

   Я метнулся в патио. Мертвец, скорчившись, лежал в кровавой луже. Я рывком перевернул его на спину, стараясь не смотреть на его звериный оскал. Любая маска смерти – зрелище не из приятных. И хотя я на них насмотрелся немало на своем недолгом веку, эта вызывала у меня особое отвращение. К тому же третья пуля разворотила ему шею, и продолжавшая вытекать из нее кровь вовсе не оживляла картину. В комнате продолжало вонять порохом, как-никак в ней было произведено шесть выстрелов – но к его запаху примешивалась кислая вонь свежего трупа. Все, что утром произошло с ковбоем после того, как я уложил его у своих ног, повторилось сейчас с этим мерзавцем, только в удвоенном, утроенном масштабе. В дерьме рождаемся – в дерьме и умираем... Мне бы не хотелось такого конца.
   Я наклонился и через силу осмотрел карманы убитого. Мой улов состоял из пары ключей на кольце, грязного носового платка, черной пластмассовой расчески с выщербленными зубьями, горсти мелочи и темно-коричневого кожаного бумажника. Меня заинтересовала только последняя находка. Все остальное я засунул обратно в карман его брюк. Проверив содержимое бумажника, я обнаружил в нем несколько сотенных банкнот и с десяток других, достоинством поменьше (общая сумма меня не интересовала), кредитные карточки и водительские права.
   Водительское удостоверение было выдано властями штата Аризона Клоду М. Романелю, проживающему по настоящему адресу, то бишь на Дэйзерт Фаруэйз-драйв в городе Скоттсдейле, штат Аризона. В нем были указаны его основные приметы: рост 183, вес 65, волосы каштановые, глаза карие, возраст 58 лет. В удостоверении стояла та же самая красивая размашистая подпись, которую я недавно видел на документе в офисе Уортингтона. В нижнем правом углу – небольшая цветная фотография... мужчины, которого я только что прикончил, спасая собственную жизнь.
   Подобное открытие могло сыграть роковую роль для моего пищеварения, если бы я только что не убедился в том, что кредитные карточки выданы на имя некоего Фредерика Р. Китса. Я аккуратно вынул права Романеля из пластмассового окошка бумажника и к своему немалому удивлению обнаружил под ними другие выданные на имя Фредерика Р. Китса, проживающего в Темпе, штат Аризона. Рост 180, вес 77, волосы каштановые, глаза серо-голубые, возраст 54. Фото на этих правах было точно такое же, как на правах Романеля. Присмотревшись внимательнее, я заметил, что фотография Китса наклеена на фото Романеля прямо поверх пластмассового окошечка. Грубая работа, рассчитанная на одноразовое применение.
   Недолго думая, я сунул права Романеля в карман. Не то, чтобы я считал стопроцентно удачной идею умыкнуть его удостоверение личности – важную улику – с места преступления, тем более, что полиция должна была прибыть с минуты на минуту. А просто мне было необходимо получше рассмотреть фотографию настоящего Клода Романеля. Потом, на досуге, которого у меня отныне будет немного, судя по тому, с какой стремительностью разворачивались события. Всегда хорошо знать своего клиента в лицо...
   Таким образом, я сунул права в карман, выскочил во двор и нырнул в темное чрево своего «крайслера». Умница Спри уже включила зажигание и смирно сидела справа на переднем сиденье.
   Мы не проронили ни слова, пока не выехали на Линкольн-драйв. К этому времени, ведя машину одной правой рукой, я ощупал свое плечо. Его нестерпимо саднило, жгло при каждом резком движении, но кровь, кажется, остановилась. Когда я попытался поднять руку, меня пронзила резкая боль, поэтому я постарался больше не производить подобных экспериментов. Вытащил из кармана платок, вытер об него липкие пальцы и прижал к ране как раз пониже плечевой кости, которая, слава Богу, была не задета.
   Навстречу нам попались две полицейские машины с красно-синими вертушками на крышах. Они вопили, как недорезанные поросята, эти белые «доджи-седаны» с продольными голубыми полосами. Я прижался к правой стороне, и они промчались мимо в направлении Фаруэйз-драйв. Пускай поработают, там им есть где развернуться.
   – Ну и ну... – протянула Спри.
   – И еще одно «ну», – добавил я. – Они чуть нас не застукали.
   – Наверное, сейчас уже подъехали к дому. Что... что же в самом деле там произошло? Это не мог быть мой отец, Шелл. Я это сразу почувствовала.
   – Ты права, это не он. Того старого... актера звали Китс. Фредерик Китс. Но тебе-то откуда было знать. Ты что-то заметила, или...
   – Нет, скорее почувствовала. Внутренний женский инстинкт. Я тоже никогда раньше его не видела. Даже когда была совсем ребенком. Но в первый момент я не была уверена и, как дура, пошла ему навстречу. А потом все произошло так быстро, что я...
   – Это так и было запланировано. Фактор внезапности. Все должно было произойти быстро и эффективно, до того как у нас могли возникнуть вопросы. Впрочем, они у меня вертелись в голове так или иначе. Этот Китс даже запасся подложным удостоверением личности, а точнее правами, которые... Впрочем, это неважно... Спри, любушка, я тебе кое-чем обязан. Если бы не ты, я бы сейчас уже целовал врата рая. Ну и задала же ты жару своему «папочке». Он так и не смог толком прицелиться.
   – Да я просто хотела поскорее отвязаться от него. – Я с недоверием посмотрел на нее, и она добавила: – Ну, главным образом...
   – Спасибо тебе, тигренок.
   – Да не за что меня благодарить, – с досадой проговорила она. – Я видела, как ты стоял, не осмелившись что-нибудь предпринять. Никогда в жизни не забуду эту картину. Ты стоял, набычившись, как... как скала. А я все ждала, когда же ты выстрелишь. А ты все не стрелял и не стрелял. Так прошла вечность. И я поняла, что ты боишься зацепить меня, иначе давно бы уже пристрелил эту трусливую гадину. Все-таки нужно было стрелять, Шелл.
   – Возможно, я бы и выстрелил, если бы это был мой револьвер, он у меня все равно что продолжение руки. Но это был «смит-и-вессон», из которого я мало стрелял. Одному Богу было известно, как он отцентрован. Я мог даже себе что-нибудь отстрелить, не говоря уж...
   – Тогда ты прав, лучше не надо было. – Спри помолчала, на ее губах блуждала загадочная улыбка. – Ну, и куда же мы теперь?
   – Во-первых, и это было одной из причин, почему я не остался танцевать с полицейскими «па-де-де» всю ночь, тебя нужно отвезти в безопасное место. Схоронить так, чтобы ни один черт тебя не нашел, пока я тут разузнаю, что почем.
   – Схоронить?
   – Ну, это просто оборот речи, дорогая. Типа запереть в сундук и потерять ключи, идти в гости со своим сэндвичем и тому подобное.
   – А... ну, если только оборот...
   Можно было рвануть из города, размышлял я, куда-нибудь на север, скажем, в Кейерфри. Но это довольно далеко и не позволит мне оперативно провернуть кое-какие мероприятия, которые я наметил на ближайшие часы. И потом, в случае моего вынужденного возвращения в Скоттсдейл или Финикс, мне придется надолго оставлять Спри одну. Что тоже было рискованно.
   Я притормозил на пересечении Линкольн-драйв и Скоттсдейл-роуд и, когда загорелся зеленый, свернул влево, взяв курс на север. Скосив глаза на притихшую Спри, я проговорил:
   – Мне бы хотелось знать твое мнение, малышка, прежде чем я приду к какому-нибудь решению. Мне больше не хотелось бы так слепо тобой рисковать. – Я перечислил ей все возможные варианты, включая поездку в Кейерфри, расположенный в тридцати пяти километрах. – Сейчас мы почти доехали до Реджистри Ризорт, – закончил я. – Что, если нырнуть туда и зарегистрироваться в отеле, как муж и жена, скажем, мистер и миссис Вильям В. Вильямс. По-моему, это тихое спокойное место, такое же относительно безопасное, как любое другое. А там посмотрим. Что скажешь?