Страница:
– Естественно.
– Тогда, может быть, дать объявление в газете? Скажем, такого примерно содержания: «Мишель, свяжись со мной, и я принесу тебе на блюдечке многомиллионное состояние...» Вздор какой-то! В этом случае мне остается только отсеять тысяч девятьсот Лжемишелей...
– Прекрасная идея! Дай такое объявление. Укажи в нем свои координаты. Подергай за веревочки. Разузнай, что можно, у своих информаторов. Словом, делай что хочешь, только не сиди на месте, созерцая собственный пуп!
– Бентли...
– Вот теперь это Шелл Скотт, каким я его знаю. Так я скажу мистеру Романелю, что он может рассчитывать на тебя? И ни о чем не беспокоиться, раз за дело взялся великий и ужасный, самый талантливый и оперативный...
– Завязывай, Бентли. Я сам позвоню Романелю как только...
– Великолепно. Поскольку наш клиент все еще находится в больнице и тебе придется звонить через коммутатор, пожалуйста, не называй себя.
– Что? Это еще почему?
– Ну, скажем, для большей секретности. Назовись больничному персоналу... хотя бы Вильямом В. Вильямсом, и мистер Романель будет знать, что это ты. В противном случае он просто не ответит на твой звонок. Понимаешь, Романель не хочет, чтобы твое имя значилось в регистрационной книге или даже осталось в памяти кого-либо из медсестер. На тот случай, если кто-нибудь захочет узнать, с кем контактировал мистер Романель. По вполне понятным причинам он не хочет, чтобы кто-то из его друзей-приятелей знал о том, что он вел разговоры с известным частным детективом по имени Шелл Скотт. Для тебя будет тоже безопасней, если все будет проводиться тайно.
– А... понятно. Но, Бентли, ты меня смущаешь. Кем могут оказаться эти чересчур любознательные «друзья-приятели» Романеля?
– Ну ладно, приятель, – перебил он меня, явно уводя разговор в сторону. – Раз уж ты позвонил, как я и ожидал, задавай свои уточняющие вопросы.
– О'кей! Для начала ответь, что это за прозрачные намеки в статье о том, что наш клиент, якобы, одно время принадлежал к «Арабской группе»? Или участвовал в преступном промысле?
– Наверное, ты имеешь в виду заголовок «Покушение на экс-гангстера» и так далее в газетной вырезке, которую я тебе прислал? Так вот, отвечаю: ни малейшего понятия, Шелдон. Я попытался прощупать на этот предмет мистера Романеля, и тот ответил мне буквально следующее: «Давно это было и быльем поросло. Я начисто все забыл и тебе советую, Чарли». Порой он прибегает к очень сочному метафорическому языку. И несколько зловещему, скажу я тебе.
– Зловещему, говоришь? Так он что, злобная горилла с виду?
– О, нет. Нисколько. Где-то под метр восемьдесят три ростом и очень стройный, поджарый, сейчас даже тощий. Довольно приятен в общении, очень остроумен, но... есть в нем что-то сатанинское. Словом, он ответил, словно отрубил, и мне почему-то расхотелось расспрашивать его дальше о его, похоже, бурной молодости, хотя он и лежал пластом на больничной кровати.
– Что-нибудь, наверное, о тех двух чарликах, что его подстрелили?
– Ничего. Полиции так и не удалось нащупать след.
– Почему Романель обратился именно в твою контору. Вы что, были знакомы с ним раньше?
– Нет, раньше я о нем никогда не слышал, но он, очевидно, слышал обо мне и о высокой репутации, которой пользуется наша фирма. Он позвонил ко мне в офис вчера утром и сказал моей секретарше, чтобы она соединила его с «главной шишкой». Видимо так я теперь называюсь в... некоторых кругах. Романель прямо объяснил мне ситуацию, сказал что за документ мне нужно подготовить и четко объяснил его примерное содержание. Я сказал, что с этим успешно справится любой из моих адвокатов, но он настоял на том, чтобы этим занялся я лично.
– И не объяснил почему? Я имею в виду, что-нибудь кроме того, что ты – очень известный, популярный, выдающийся адвокат нашего времени?
– Нет, он ничего не объяснял. Однако звучал очень убедительно и был чертовски щедр... хм... сверх всякой разумной меры. Как бы то ни было, я подготовил такой документ и лично отвез его в больницу Романелю на ознакомление и подпись. Именно в процессе этого своего первого и единственного визита я и предложил тебя в качестве кандидатуры для экстренного розыска его дочери, если она все еще проживает в районе Лос-Анджелеса. Кстати, ты так и не поблагодарил меня за эту маленькую услугу.
– Которая может вылиться в бо-ольшие неприятности. Но, будем надеяться на лучшее. В любом случае спасибо. И последний вопрос: предположим, мне удастся отыскать эту Мишель Романель, которая наверняка сменила если не имя, то фамилию, мне что, сразу тащить ее к тебе, а не к любимому папочке?
– Ты понял меня правильно. Мистер Романель особо подчеркнул, чтобы она и не пыталась связаться с ним, прежде чем не подпишет вышеупомянутый документ. Так что нам еще предстоит уговорить эту девицу принять десяток-другой миллионов от своего отца.
– Мне необходимо взглянуть на этот документ, и, поверь, не из праздного любопытства.
– Понимаю. Ты его увидишь... как только доставишь ко мне мисс Романель или мисс X, миссис У, кто знает?
– Великолепно. О'кей, Бентли, или, может быть, Чарли? Шишка? Я берусь за это дело. Начиная со второй половины сегодняшнего дня, как только расплююсь с полицией. Только...
– Да? Что-нибудь еще?
– Я только хотел спросить так, чисто гипотетически, если в ходе этого пустячного розыска мне придется покалечить или подстрелить десяток-другой негодяев, Бентли X. Уортингтон согласится лично защищать меня в суде и вытащить меня оттуда без щедрого гонорара?
– Естественно. И потом, клиент покрывает все расходы.
– В том числе и на похороны? Шучу. Все будет о'кей. Пока.
Мы дружно положили трубки. На лежащем передо мной листке дорогой мелованной бумаги был записан номер телефона регистратуры Скоттсдейлского Мемориального госпиталя, и номер палаты на шестом этаже, в которой лежал подстреленный какими-то крутыми ребятами Клод Романель, бывший гангстер. Почему-то мне не очень хотелось звонить ему, но я взялся за дело и у меня были кое-какие вопросы к своему нанимателю, то бишь клиенту. Однако пока что я дал лишь косвенное, опосредованное через адвоката согласие, но, поговорив с Романелем, я уже не смогу включить задний ход. Тогда остается лишь «вперед и с песней», со щитом или на щите. Для меня не были пустым звуком такие понятия как «слово чести», скаутская клятва, просто мужское слово и прочая лабуда.
С другой стороны, я тоже никогда не слышал о существовании некоего Клода Романеля, вплоть до сегодняшнего утра, и этот старый пират заинтриговал меня. Кроме того, передо мной стояла интересная загадка: как отыскать определенного человека, действуя по совершенно новой в частном сыске формуле: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что?
Но, оглядывая свою прошлую частную практику, я мог припомнить пару интереснейших дел, которые начинались с того, что меня неожиданно вырубали ударом по башке. А начинать расследование, будучи без сознания, все-таки гораздо труднее, нежели имея нормально функционирующую голову, руки и ноги и кое-какие исходные данные, как в настоящем случае. Для разнообразия я просто кое-что кое-где почитаю, позвоню по телефону одному, второму, третьему... Вполне возможно, я решу эту проблему с помощью одного указательного пальца. Но, не ковыряя им в носу, а набирая номера телефонов и разговаривая с людьми о том, о сем и... ни о чем.
Приняв такое решение, я как-то разом потяжелел, как будто притяжение земли вдруг увеличилось вдвое. Мои ноги и задница сразу налились свинцом. Куда подевался тот жизнерадостный утренний «стрекозел», готовый порхать по воздуху от избытка оптимизма?
Я придвинул к себе телефон, который весил не менее тонны.
Глава 2
– Тогда, может быть, дать объявление в газете? Скажем, такого примерно содержания: «Мишель, свяжись со мной, и я принесу тебе на блюдечке многомиллионное состояние...» Вздор какой-то! В этом случае мне остается только отсеять тысяч девятьсот Лжемишелей...
– Прекрасная идея! Дай такое объявление. Укажи в нем свои координаты. Подергай за веревочки. Разузнай, что можно, у своих информаторов. Словом, делай что хочешь, только не сиди на месте, созерцая собственный пуп!
– Бентли...
– Вот теперь это Шелл Скотт, каким я его знаю. Так я скажу мистеру Романелю, что он может рассчитывать на тебя? И ни о чем не беспокоиться, раз за дело взялся великий и ужасный, самый талантливый и оперативный...
– Завязывай, Бентли. Я сам позвоню Романелю как только...
– Великолепно. Поскольку наш клиент все еще находится в больнице и тебе придется звонить через коммутатор, пожалуйста, не называй себя.
– Что? Это еще почему?
– Ну, скажем, для большей секретности. Назовись больничному персоналу... хотя бы Вильямом В. Вильямсом, и мистер Романель будет знать, что это ты. В противном случае он просто не ответит на твой звонок. Понимаешь, Романель не хочет, чтобы твое имя значилось в регистрационной книге или даже осталось в памяти кого-либо из медсестер. На тот случай, если кто-нибудь захочет узнать, с кем контактировал мистер Романель. По вполне понятным причинам он не хочет, чтобы кто-то из его друзей-приятелей знал о том, что он вел разговоры с известным частным детективом по имени Шелл Скотт. Для тебя будет тоже безопасней, если все будет проводиться тайно.
– А... понятно. Но, Бентли, ты меня смущаешь. Кем могут оказаться эти чересчур любознательные «друзья-приятели» Романеля?
– Ну ладно, приятель, – перебил он меня, явно уводя разговор в сторону. – Раз уж ты позвонил, как я и ожидал, задавай свои уточняющие вопросы.
– О'кей! Для начала ответь, что это за прозрачные намеки в статье о том, что наш клиент, якобы, одно время принадлежал к «Арабской группе»? Или участвовал в преступном промысле?
– Наверное, ты имеешь в виду заголовок «Покушение на экс-гангстера» и так далее в газетной вырезке, которую я тебе прислал? Так вот, отвечаю: ни малейшего понятия, Шелдон. Я попытался прощупать на этот предмет мистера Романеля, и тот ответил мне буквально следующее: «Давно это было и быльем поросло. Я начисто все забыл и тебе советую, Чарли». Порой он прибегает к очень сочному метафорическому языку. И несколько зловещему, скажу я тебе.
– Зловещему, говоришь? Так он что, злобная горилла с виду?
– О, нет. Нисколько. Где-то под метр восемьдесят три ростом и очень стройный, поджарый, сейчас даже тощий. Довольно приятен в общении, очень остроумен, но... есть в нем что-то сатанинское. Словом, он ответил, словно отрубил, и мне почему-то расхотелось расспрашивать его дальше о его, похоже, бурной молодости, хотя он и лежал пластом на больничной кровати.
– Что-нибудь, наверное, о тех двух чарликах, что его подстрелили?
– Ничего. Полиции так и не удалось нащупать след.
– Почему Романель обратился именно в твою контору. Вы что, были знакомы с ним раньше?
– Нет, раньше я о нем никогда не слышал, но он, очевидно, слышал обо мне и о высокой репутации, которой пользуется наша фирма. Он позвонил ко мне в офис вчера утром и сказал моей секретарше, чтобы она соединила его с «главной шишкой». Видимо так я теперь называюсь в... некоторых кругах. Романель прямо объяснил мне ситуацию, сказал что за документ мне нужно подготовить и четко объяснил его примерное содержание. Я сказал, что с этим успешно справится любой из моих адвокатов, но он настоял на том, чтобы этим занялся я лично.
– И не объяснил почему? Я имею в виду, что-нибудь кроме того, что ты – очень известный, популярный, выдающийся адвокат нашего времени?
– Нет, он ничего не объяснял. Однако звучал очень убедительно и был чертовски щедр... хм... сверх всякой разумной меры. Как бы то ни было, я подготовил такой документ и лично отвез его в больницу Романелю на ознакомление и подпись. Именно в процессе этого своего первого и единственного визита я и предложил тебя в качестве кандидатуры для экстренного розыска его дочери, если она все еще проживает в районе Лос-Анджелеса. Кстати, ты так и не поблагодарил меня за эту маленькую услугу.
– Которая может вылиться в бо-ольшие неприятности. Но, будем надеяться на лучшее. В любом случае спасибо. И последний вопрос: предположим, мне удастся отыскать эту Мишель Романель, которая наверняка сменила если не имя, то фамилию, мне что, сразу тащить ее к тебе, а не к любимому папочке?
– Ты понял меня правильно. Мистер Романель особо подчеркнул, чтобы она и не пыталась связаться с ним, прежде чем не подпишет вышеупомянутый документ. Так что нам еще предстоит уговорить эту девицу принять десяток-другой миллионов от своего отца.
– Мне необходимо взглянуть на этот документ, и, поверь, не из праздного любопытства.
– Понимаю. Ты его увидишь... как только доставишь ко мне мисс Романель или мисс X, миссис У, кто знает?
– Великолепно. О'кей, Бентли, или, может быть, Чарли? Шишка? Я берусь за это дело. Начиная со второй половины сегодняшнего дня, как только расплююсь с полицией. Только...
– Да? Что-нибудь еще?
– Я только хотел спросить так, чисто гипотетически, если в ходе этого пустячного розыска мне придется покалечить или подстрелить десяток-другой негодяев, Бентли X. Уортингтон согласится лично защищать меня в суде и вытащить меня оттуда без щедрого гонорара?
– Естественно. И потом, клиент покрывает все расходы.
– В том числе и на похороны? Шучу. Все будет о'кей. Пока.
Мы дружно положили трубки. На лежащем передо мной листке дорогой мелованной бумаги был записан номер телефона регистратуры Скоттсдейлского Мемориального госпиталя, и номер палаты на шестом этаже, в которой лежал подстреленный какими-то крутыми ребятами Клод Романель, бывший гангстер. Почему-то мне не очень хотелось звонить ему, но я взялся за дело и у меня были кое-какие вопросы к своему нанимателю, то бишь клиенту. Однако пока что я дал лишь косвенное, опосредованное через адвоката согласие, но, поговорив с Романелем, я уже не смогу включить задний ход. Тогда остается лишь «вперед и с песней», со щитом или на щите. Для меня не были пустым звуком такие понятия как «слово чести», скаутская клятва, просто мужское слово и прочая лабуда.
С другой стороны, я тоже никогда не слышал о существовании некоего Клода Романеля, вплоть до сегодняшнего утра, и этот старый пират заинтриговал меня. Кроме того, передо мной стояла интересная загадка: как отыскать определенного человека, действуя по совершенно новой в частном сыске формуле: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что?
Но, оглядывая свою прошлую частную практику, я мог припомнить пару интереснейших дел, которые начинались с того, что меня неожиданно вырубали ударом по башке. А начинать расследование, будучи без сознания, все-таки гораздо труднее, нежели имея нормально функционирующую голову, руки и ноги и кое-какие исходные данные, как в настоящем случае. Для разнообразия я просто кое-что кое-где почитаю, позвоню по телефону одному, второму, третьему... Вполне возможно, я решу эту проблему с помощью одного указательного пальца. Но, не ковыряя им в носу, а набирая номера телефонов и разговаривая с людьми о том, о сем и... ни о чем.
Приняв такое решение, я как-то разом потяжелел, как будто притяжение земли вдруг увеличилось вдвое. Мои ноги и задница сразу налились свинцом. Куда подевался тот жизнерадостный утренний «стрекозел», готовый порхать по воздуху от избытка оптимизма?
Я придвинул к себе телефон, который весил не менее тонны.
Глава 2
Клод Романель не был похож на человека, в которого трижды стреляли всего неделю назад. Голос его был тверд, уверен, немного хрипловат.
Скучающей телефонистке, соединившей меня с палатой 608 в западном крыле Скоттсдейлского Мемориального госпиталя, я представился как Вильям В. Вильямс, и через несколько секунд в трубке раздался бодрый громкий голос моего клиента:
– Вильямс?
– Он самый. Мне бы хотелось...
– Так значит это ты тот решительный и способный частный детектив Шелдон Скотт, которого...
– Да... это я. И я бы хотел...
– Выдумка с Вильямсом – это так, для подстраховки, чтобы не оставлять следов на случай, если...
– Не оставлять следов? Но кому?
– Наш общий друг Уортингтон расхваливал тебя как самого подходящего для этой работенки человека. Обещал, что ты выполнишь ее точно в самый близкий срок, и я не буду разочарован. Так что вам лучше меня не разочаровывать. Если же этот болтливый сивый мерин надул меня, то я натравлю на него пару моих парней из Техаса, которые кастрируют его без наркоза, а тебя нашинкуют, как для салата. Это так, к слову. Но даже если ты хоть наполовину так хорош, в чем я очень сомневаюсь, даю член на отсечение, ты не нашел еще мою Мишель. Ведь я не ошибаюсь?
– Если ты не захлопнешь пасть, то будешь разыскивать ее сам.
Мне показалось, что на другом конце провода довольно захихикали. Осадив таким образом бесцеремонного клиента, я ответил:
– Нет, Мишель я еще не нашел, так что можешь быть спокоен за свой член. Я даже еще не начал ее искать.
– Так начинай. Чесаться нет времени, а то...
– Может быть, ты в конце концов заткнешься и дашь мне возможность кое-что уточнить?
На этот раз я точно расслышал смешок. Однако Романель замолчал, и я продолжил:
– Я только что разговаривал с Уортингтоном. Теперь мне нужно узнать кое-что от тебя, если ты действительно хочешь, чтобы я занялся этим делом. Прежде всего я бы хотел уточнить, что от меня требуется. Во-первых, ты хочешь, чтобы я разыскал твою дочь. Во-вторых, позаботился о том, чтобы она встретилась с Уортингтоном и поставила свою подпись под документом, который он для тебя подготовил. И, в-третьих, после выполнения первых двух условий мне необходимо доставить твою дочь к тебе домой в Парадайз Вэлли. Я правильно все понял?
– Точно в яблочко. Только из всех твоих «если» и «когда», давай оставим только «когда». И, в-четвертых, усеки, что все это нужно сделать срочно.
– Нет. В-четвертых, предполагается, что я должен выполнить три первых условия за час-полтора, вслепую и со связанными руками.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что я должен буду искать не Мишель Романель, поскольку твоя дочь наверняка проживает сейчас под другой фамилией, и ты не можешь сказать под какой. Более того, ни при каких обстоятельствах я не должен упоминать фамилию «Романель», или даже имя «Клод» по не известной мне причине. Далее, ты полагаешь, что твоя дочь должна быть где-то в Лос-Анджелесе, а может и не быть. Итак, все, что я имею – это имя Мишель и несколько «может быть». Согласись, не густо для выполнения твоего задания. А ждать у тебя нет времени.
– Совершенно нет – это факт. Если тебе понадобится неделя-другая, то забудь об этом. Ты должен провернуть все это за несколько дней. Однако в твоих словах есть резон. Я расскажу тебе все, что смогу. Но это будет не много. – Он замолчал, и я услышал сдержанный кашель. Потом он хрипло спросил: – Так что ты хотел узнать?
– Начни хотя бы с того с чего ты взял, что твоя дочь может быть в Лос-Анджелесе или поблизости от него? И почему она, возможно, живет здесь под именем Мишель Ветч?
– О'кей... – Романель помолчал несколько секунд и сказал: – Время от времени я подкидывал своей кошелке деньжат. Главным образом на... – Он снова утробно откашлялся, и я не расслышал окончания фразы. Что-то вроде «спри» – ...на выпивку и жратву.
– Повтори, что ты сказал?
– Деньги посылал, говорю. Чтобы она могла платить за квартиру, покупать одежду и пополнять запас спиртного. Она капитально закладывала. Опрокинет в свою неумолчную глотку пару стаканов, закусит сигаретой и ходит по дому, как огнедышащий дракон, извергая клубы дыма и разбрызгивая капли яда. И без конца пилит меня, пилит. Не женщина, а какая-то пилорама.
– Оставим твои воспоминания о счастливой супружеской жизни столетней давности. Я пытаюсь узнать...
– Хорошо. Николь – моя супруга, горластая стерва с метровым, раздвоенным на конце языком, чтоб ее черти зажарили в аду на гриле... Ну да ладно... Так вот, моя беспардонная бывшая супружница мается дурью, то есть я хотел сказать, страстью к перемене мест. Она прекрасно понимает, что я не смог бы посылать ей башли, если бы не знал, где она находится в данный момент. Поэтому, если я не звонил ей примерно раз в год или всякий раз, когда она переезжала, она сама звонила мне и говорила, куда высылать деньги, с каждым разом требуя все больше, больше, больше...
– Оставим на время финансовые вопросы, – мягко предложил я.
– Оставим... к этому мы еще вернемся... Так вот, последний раз она звонила из Лос-Анджелеса месяцев шесть назад. Николь упомянула, что живет в Монтери Парк, что рядом с Лос-Анджелесом, и недавно развелась с парнем по фамилии Ветч. Еще она сказала, чтобы я выслал ей чек на сумму побольше (так я и разбежался!) на имя Николь Э. Ветч, под которым она временно проживает.
– Временно? Она что, снова собиралась замуж? Впрочем, это не важно. Я начну поиски с адреса, по которому ты отсылал ей бабки. Правильно?
– Неправильно. Я послал ей чек на центральную почту Монтери Парк, до востребования, как она и просила. Видимо, не хотела, чтобы его увидел в почтовом ящике какой-нибудь тип, с которым она в то время жила. Словом, я отослал ей приличную сумму плюс несколько сотен в придачу, чтобы сделать ее счастливее, что так же возможно, как сделать модную прическу из волос медузы Горгоны или приучить ее питаться одной овсянкой...
– Мистер Романель...
– Присылай деньги, да поскорее! – вопила она. – Видите ли, ей вздумалось снова выйти замуж... за, дай Бог памяти, какого-то Чарли Снупа, с которым она в то время жила. Но вообще-то она мне не сказала точно его имя. Наверное, и сама толком не знала, как его звать. Она тогда намылилась в Северную Дакоту. Да... кажется в Северную. А может в Южную. Какая, черт, разница Северная или Южная? Да хоть бы на один из полюсов! Для нее и это было бы недалеко...
– Значит, с известной долей уверенности можно предположить, что полгода назад она проживала в Монтери Парк?
– Да уж наверняка, раз не вернулся посланный мной чек. Это – единственные координаты, которые я знаю. Не жила ж она, в самом деле, на центральной почте! Понимаешь, эта сука постоянно переезжает. Избавляется от старых мужей – подозреваю, убивает их и закапывает ночью на местном кладбище, цепляет свеженького – и фьють!
– О'кей! Пока достаточно о твоей бывшей жене, старой кошелке, спившейся б...ди, брызжущей ядовитой слюной. Ксантиппе – находке для радикулитчика...
– Э... Скотт, постой, погоди. Ты не можешь так говорить о моей бывшей жене. Я могу, но никому другому не позволю...
– Извини, Романель. Я только цитировал тебя.
– Хм... Будем считать, так оно и есть. Так на чем мы остановились?
– На том, что Николь ошивается где-то в районе Лос-Анджелеса. Но почему ты думаешь, что Мишель тоже где-то здесь?
– Николь, моя... моя швабра как-то упомянула, что Спри наведывается к ней каждую неделю или две. Из этого я заключил, что, будучи в Каире или Бомбее, она не смогла так часто наезжать к матери.
– Резонно. Не мог бы ты сузить круг поиска хотя бы наполовину штата Калифорния?
– Нет. Это все, чем я располагаю.
– Ты не оговорился, упомянув имя Спри?
– Спри – это Мишель. Мишель Эспри. Когда она была маленькой – это еще до того, как мы с Николь разбежались – мы называли дочку Спри. Она была очаровательной девчушкой, нежной, ласковой. Не понимаю, как от такой мегеры мог родиться такой ангелочек... – Он вновь закашлялся и, задыхаясь, быстро спросил: – Что-нибудь еще, Скотт?
– Ты, конечно, можешь не отвечать на мой следующий вопрос, но я бы на твоем месте ответил, если бы хотел, чтобы дело двинулось быстрее, без раскачки и почесывания нескромных мест, как ты поэтично выразился.
Он рассмеялся хриплым, гортанным смехом.
– Я просто тебя прощупываю, Скотт. Непросто оценить человека, разговаривая с ним по телефону. Мне было бы достаточно взглянуть на тебя...
– Ну, и что же ты нащупал? И зачем тебе это?
– Кажется, ты парень с яйцами. Вообще-то надо оценивать каждого, с кем приходится иметь дело. Знаешь, встречаются старушки с кинжалами в корсетах, крутые с виду парни с заячьими хвостами...
– Позволь мне вернуться к моему первому вопросу. О'кей? К чему вся эта секретность, тайны мадридского двора, рыцари плаща и кинжала? И почему я не могу оперировать твоим именем и всем прочим?
– Видишь ли, – он задумчиво помолчал, – некоторые из моих... э... давних соратников, случись им узнать, что этим делом занимается известный сыщик по имени Шелдон Скотт, могут начать вставлять ему палки в колеса.
– С какой стати они вдруг начнут это делать?
– Позволь оставить твой вопрос без ответа. Лично тебя это не касается, ты уж поверь.
– О'кей, пусть это останется на твоей совести. Так что за препятствия они могут начать чинить на моем пути? Может быть, выставят на дороге танк с самонаводящимися ракетами?
– Обязательно, если таковой окажется у них под рукой.
– Великолепно! Тогда хотя бы назови, кого мне следует опасаться.
– А вот это тебе не нужно. В конце концов, я всего лишь прошу тебя разыскать мою дочь и попросить ее сделать то, о чем мы говорили.
– Мистер Романель, но мне необходимо это знать для пользы дела. Если ты думаешь, что я стану отбиваться камнями от современного танка или расчесывать волосы медузы, не зная, кто сидит за его управлением или прячется за ее нелицеприятным обликом, то тебе следует подумать еще раз. И чем скорее будешь думать, тем больше времени сэкономишь. Для себя, не для меня.
– Ты говоришь почти как я, Скотт. Возможно, ты и прав. Я с уверенностью могу назвать имя только одного человека, встречи с которым тебе следует избегать, поскольку она может оказаться не из приятных. С этим человеком я тесно сотрудничал до последнего времени, а точнее – до четырех дня прошлого понедельника. Его зовут Альда Чимаррон. Ставлю десять к одному, что именно люди этого неблагодарного сукиного сына подстрелили меня.
– Это уже что-то, что может мне помочь.
– Так как мне?
– Я не это имел в виду.
– Я знаю. Извини... не смог удержаться.
– Ты сказал, что участвовал с ним в ряде предприятий. Какого рода?
– Так, разных...
– Ты не просветишь меня на этот счет?
– Скорее нет, чем да...
– Ясно. Что ты можешь сказать о тех двоих, которые в тебя стреляли? Ты знаешь кого-нибудь из них?
– Не имею ни малейшего понятия, кто эти ублюдки. Поразмыслив, я пришел к выводу, что Альда просто нанял их, чтобы они уконтрили меня. Жаль, что я их не разглядел. Все произошло слишком быстро. Бах! Бах! И я валяюсь на асфальте в луже крови. Думал, что мне хана.
– Поправь меня, если я ошибусь, но они целились хреново, если тебя выпускают из больницы через неделю после нападения. И еще, у меня сложилось такое впечатление при чтении той газетной истории, что твое ранение не настолько серьезно.
– Не серьезно? Что ж, по твоим меркам оно может и так, Скотт. Для тебя это были бы пустяковые царапины, ковбой? Действительно, это приключение меня здорово позабавило. Жду не дождусь, когда смогу повторить его. Оно добавило остроты в мою жизнь.
– Ну, я не хотел тебя обидеть, и все такое.
– Да ладно уж. Эти чертовы ханурики замочили меня чисто, проделав дырки в мясе. Одну в плече, другая пуля лишь содрала кожу на бедре, даже не задев кость. Мне просто повезло, дружок. Кроме той дуры, что они засадили мне в брюхо. Да и то, клизмами в белых халатах заштопали меня на совесть и нашпиговали фармакопеей, как рождественского гуся. Так что руки я им все равно не подам.
– Я просто обратил внимание на то, что ты охотно раздавал интервью налево и направо, валяясь на асфальте. Я имею в виду ту статью в «Рипаблик», в которой ты признаешься на весь божий мир, что надеешься еще повидаться с дочерью перед смертью...
– Да, вот тут ты меня подловил, парень. Действительно, откуда ни возьмись вынырнул этот паскудный бумагомаратель, как черт из табакерки. Я тут лежу, не понимая в каком мире нахожусь, в нашем паскудном или в ином благословенном, а тут ко мне подскакивает этот парнишка лет двенадцати и сует микрофон в физиономию. Ты представляешь?
– Да. Я даже примерно догадываюсь, о чем он тебя спрашивал.
– Этот клистрон из колледжа набросился на меня полуживого и атаковал одиннадцатью сотнями вопросов, и я точно ответил на пару-тройку, только чтобы убедиться в том, что черти еще не уволокли меня в ад и не начали готовить из меня жаркое. Конечно, глупо было с моей стороны трепаться о том, что я собираюсь увидеться со своей дочерью. Но, как я уже сказал, в тот момент я был уверен в том, что мне кранты. А в последнее время я много думал о Мишели, вот и ляпнул первое, что пришло на ум. Хорошо, что еще не упомянул ее имя.
– Еще меня озадачило вот что: тебя подстрелили прямо на стоянке перед «Медигеник», а штопать почему-то поволокли в «Скоттсдейл Мемориал». Почему было не оказать тебе помощь прямо на месте?
– Потому что я предупредил весь наличный медицинский персонал, что мои друзья переломают им руки и ноги и отвертят головы, если меня немедленно не отвезут в «Мемориал». Да еще пригрозил выставить им иск миллионов на десять за невыполнение последней воли умирающего. Я никак не мог допустить, чтоб меня отнесли в «Медигеник».
– Но почему? Это что, плохой госпиталь? Или, может быть, там лечат исключительно вегетарианцев, или...
– Нет, это отличный госпиталь. Высококлассные специалисты, цветные телевизоры и по крайней мере штуки три медсестры, которые не выглядят как борцы-тяжеловесы или служащие морга. Я просто не хотел, чтобы меня туда клали.
– И ты не можешь назвать мне причину?
Продолжительное молчание. Наконец, Романель нехотя ответил:
– Возможно, ты и прав. «Медигеник» – это госпиталь, которым владеет Альда Чимаррон. Припоминаешь это имя? Там всем распоряжается он и председатель попечительского совета доктор Блисс. Филипп Блисс. Да что там, частично он принадлежит и мне. Такой ответ тебя удовлетворяет?
– Вполне. Ладно, больше у меня вопросов нет. Остальную информацию мне предоставил Уортингтон с твоих слов, думаю.
– Так точно.
– И последнее. Ты случайно не помнишь полное девичье имя твоей жены, дату и место вашей женитьбы, имя человека, за которого она вышла замуж после вашего развода. Твоего преемника, я хочу сказать.
– Вообще-то, их у нее было несколько, и счет еще не закрыт. Думаю, сейчас она готова сожрать мужа номер пять...
– Оставим остальных «счастливчиков» в покое. Меня интересует номер второй, а также место, где родилась Мишель... Спри.
Какая-то важная мысль мелькнула у меня в голове. Романель сказал, что когда он познакомился со своей будущей женой, ее звали Николь Элейн Монтапер, и, возможно, было бы лучше, если бы она оставила свою девичью фамилию. Он вспомнил дату их бракосочетания в Форт Лодердейл в штате Флорида, где и родилась Мишель Эспри Романель, в восточно-лодердейлской больнице. Однако ему так и не удалось припомнить ее быстроменяющиеся фамилии, на которые он высылал чеки в разные концы страны, то есть как звали всех ее многочисленных спутников жизни, кроме последнего – Ветча, за которого она вышла замуж и жила до последнего времени в Рино, штат Невада. Этот факт мало чем мог мне помочь. Если Мишель взяла какую-нибудь другую фамилию после развода родителей, то скорее всего это должна была быть фамилия ее отчима, а не последующих трех-четырех мужей Николь.
– В информации, представленной мне Бентли Уортингтоном, сказано только, что в настоящее время фамилия Мишели не Романель. Это точно? Скажи, это лишь предположение, или же ты наверняка знаешь, что она сменила свою первородную фамилию?
– Это факт. Она сменила фамилию спустя год-два после того, как я ушел от них. Николь позаботилась об этом. – После паузы он продолжил: – Понимаю, куда ты клонишь, Скотт. Наверное, мне следует подробнее объяснить ситуацию, сложившуюся в тот момент. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что мне все осточертело и я ушел. Оставил жену, ребенка и вновь стал вольным орлом, хотя, насколько я знаю, орлы так не поступают. Конечно, это был мой не самый благородный поступок, но я не ищу себе оправданий. Я уже говорил тебе, что посылал им деньги примерно раз в полгода, в год – это уж наверняка. Таким образом, я разговаривал со своей бывшей подругой раз, два раза в год в течение двадцати лет. Каждый такой разговор старил меня на год или два. Таким образом, сейчас мне должно быть лет 99. Ты же не дашь мне столько, а?
– Ты мог меня надуть, подделав голос под 66-летнего мужчину.
– Обижаешь, мне меньше... Ну так вот. Я поддерживал себя бифштексами с кровью, овощами и тремя порциями «Джека Дениеля» перед тем, как позвонить ей, или же в предчувствии ее звонка. О Бог, мне действительно нужны были силы, чтобы вновь и вновь выслушивать ее визгливые упреки во всех смертных грехах, которые я совершил с того времени, как впервые испачкал пеленку. Первые пару лет я просил ее передать привет Спри, но она начинала орать всякие гадости, и мне пришлось прекратить передавать приветы дочке, справляться о ее здоровье и пытаться дать ей понять, что я очень сожалею о случившемся. – Романель опять натужно закашлялся. – Николь, моя нежная, сладкая Николь, которая на том свете будет наставницей Лукреции Борджиа по части подлости и изящной словесности, сообщила мне, что призналась своей дочери в том, что произвела ее на свет в результате деления, как амеба. И, конечно же, она напела Мишели, что за отвратное чудовище ее так называемый папаша Клод Романель, он же Джек Потрошитель. – Романель опять помолчал, предаваясь невеселым воспоминаниям. – Короче, я не знаю теперешней фамилии Мишели, но то, что она не Романель, – это точно.
Скучающей телефонистке, соединившей меня с палатой 608 в западном крыле Скоттсдейлского Мемориального госпиталя, я представился как Вильям В. Вильямс, и через несколько секунд в трубке раздался бодрый громкий голос моего клиента:
– Вильямс?
– Он самый. Мне бы хотелось...
– Так значит это ты тот решительный и способный частный детектив Шелдон Скотт, которого...
– Да... это я. И я бы хотел...
– Выдумка с Вильямсом – это так, для подстраховки, чтобы не оставлять следов на случай, если...
– Не оставлять следов? Но кому?
– Наш общий друг Уортингтон расхваливал тебя как самого подходящего для этой работенки человека. Обещал, что ты выполнишь ее точно в самый близкий срок, и я не буду разочарован. Так что вам лучше меня не разочаровывать. Если же этот болтливый сивый мерин надул меня, то я натравлю на него пару моих парней из Техаса, которые кастрируют его без наркоза, а тебя нашинкуют, как для салата. Это так, к слову. Но даже если ты хоть наполовину так хорош, в чем я очень сомневаюсь, даю член на отсечение, ты не нашел еще мою Мишель. Ведь я не ошибаюсь?
– Если ты не захлопнешь пасть, то будешь разыскивать ее сам.
Мне показалось, что на другом конце провода довольно захихикали. Осадив таким образом бесцеремонного клиента, я ответил:
– Нет, Мишель я еще не нашел, так что можешь быть спокоен за свой член. Я даже еще не начал ее искать.
– Так начинай. Чесаться нет времени, а то...
– Может быть, ты в конце концов заткнешься и дашь мне возможность кое-что уточнить?
На этот раз я точно расслышал смешок. Однако Романель замолчал, и я продолжил:
– Я только что разговаривал с Уортингтоном. Теперь мне нужно узнать кое-что от тебя, если ты действительно хочешь, чтобы я занялся этим делом. Прежде всего я бы хотел уточнить, что от меня требуется. Во-первых, ты хочешь, чтобы я разыскал твою дочь. Во-вторых, позаботился о том, чтобы она встретилась с Уортингтоном и поставила свою подпись под документом, который он для тебя подготовил. И, в-третьих, после выполнения первых двух условий мне необходимо доставить твою дочь к тебе домой в Парадайз Вэлли. Я правильно все понял?
– Точно в яблочко. Только из всех твоих «если» и «когда», давай оставим только «когда». И, в-четвертых, усеки, что все это нужно сделать срочно.
– Нет. В-четвертых, предполагается, что я должен выполнить три первых условия за час-полтора, вслепую и со связанными руками.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что я должен буду искать не Мишель Романель, поскольку твоя дочь наверняка проживает сейчас под другой фамилией, и ты не можешь сказать под какой. Более того, ни при каких обстоятельствах я не должен упоминать фамилию «Романель», или даже имя «Клод» по не известной мне причине. Далее, ты полагаешь, что твоя дочь должна быть где-то в Лос-Анджелесе, а может и не быть. Итак, все, что я имею – это имя Мишель и несколько «может быть». Согласись, не густо для выполнения твоего задания. А ждать у тебя нет времени.
– Совершенно нет – это факт. Если тебе понадобится неделя-другая, то забудь об этом. Ты должен провернуть все это за несколько дней. Однако в твоих словах есть резон. Я расскажу тебе все, что смогу. Но это будет не много. – Он замолчал, и я услышал сдержанный кашель. Потом он хрипло спросил: – Так что ты хотел узнать?
– Начни хотя бы с того с чего ты взял, что твоя дочь может быть в Лос-Анджелесе или поблизости от него? И почему она, возможно, живет здесь под именем Мишель Ветч?
– О'кей... – Романель помолчал несколько секунд и сказал: – Время от времени я подкидывал своей кошелке деньжат. Главным образом на... – Он снова утробно откашлялся, и я не расслышал окончания фразы. Что-то вроде «спри» – ...на выпивку и жратву.
– Повтори, что ты сказал?
– Деньги посылал, говорю. Чтобы она могла платить за квартиру, покупать одежду и пополнять запас спиртного. Она капитально закладывала. Опрокинет в свою неумолчную глотку пару стаканов, закусит сигаретой и ходит по дому, как огнедышащий дракон, извергая клубы дыма и разбрызгивая капли яда. И без конца пилит меня, пилит. Не женщина, а какая-то пилорама.
– Оставим твои воспоминания о счастливой супружеской жизни столетней давности. Я пытаюсь узнать...
– Хорошо. Николь – моя супруга, горластая стерва с метровым, раздвоенным на конце языком, чтоб ее черти зажарили в аду на гриле... Ну да ладно... Так вот, моя беспардонная бывшая супружница мается дурью, то есть я хотел сказать, страстью к перемене мест. Она прекрасно понимает, что я не смог бы посылать ей башли, если бы не знал, где она находится в данный момент. Поэтому, если я не звонил ей примерно раз в год или всякий раз, когда она переезжала, она сама звонила мне и говорила, куда высылать деньги, с каждым разом требуя все больше, больше, больше...
– Оставим на время финансовые вопросы, – мягко предложил я.
– Оставим... к этому мы еще вернемся... Так вот, последний раз она звонила из Лос-Анджелеса месяцев шесть назад. Николь упомянула, что живет в Монтери Парк, что рядом с Лос-Анджелесом, и недавно развелась с парнем по фамилии Ветч. Еще она сказала, чтобы я выслал ей чек на сумму побольше (так я и разбежался!) на имя Николь Э. Ветч, под которым она временно проживает.
– Временно? Она что, снова собиралась замуж? Впрочем, это не важно. Я начну поиски с адреса, по которому ты отсылал ей бабки. Правильно?
– Неправильно. Я послал ей чек на центральную почту Монтери Парк, до востребования, как она и просила. Видимо, не хотела, чтобы его увидел в почтовом ящике какой-нибудь тип, с которым она в то время жила. Словом, я отослал ей приличную сумму плюс несколько сотен в придачу, чтобы сделать ее счастливее, что так же возможно, как сделать модную прическу из волос медузы Горгоны или приучить ее питаться одной овсянкой...
– Мистер Романель...
– Присылай деньги, да поскорее! – вопила она. – Видите ли, ей вздумалось снова выйти замуж... за, дай Бог памяти, какого-то Чарли Снупа, с которым она в то время жила. Но вообще-то она мне не сказала точно его имя. Наверное, и сама толком не знала, как его звать. Она тогда намылилась в Северную Дакоту. Да... кажется в Северную. А может в Южную. Какая, черт, разница Северная или Южная? Да хоть бы на один из полюсов! Для нее и это было бы недалеко...
– Значит, с известной долей уверенности можно предположить, что полгода назад она проживала в Монтери Парк?
– Да уж наверняка, раз не вернулся посланный мной чек. Это – единственные координаты, которые я знаю. Не жила ж она, в самом деле, на центральной почте! Понимаешь, эта сука постоянно переезжает. Избавляется от старых мужей – подозреваю, убивает их и закапывает ночью на местном кладбище, цепляет свеженького – и фьють!
– О'кей! Пока достаточно о твоей бывшей жене, старой кошелке, спившейся б...ди, брызжущей ядовитой слюной. Ксантиппе – находке для радикулитчика...
– Э... Скотт, постой, погоди. Ты не можешь так говорить о моей бывшей жене. Я могу, но никому другому не позволю...
– Извини, Романель. Я только цитировал тебя.
– Хм... Будем считать, так оно и есть. Так на чем мы остановились?
– На том, что Николь ошивается где-то в районе Лос-Анджелеса. Но почему ты думаешь, что Мишель тоже где-то здесь?
– Николь, моя... моя швабра как-то упомянула, что Спри наведывается к ней каждую неделю или две. Из этого я заключил, что, будучи в Каире или Бомбее, она не смогла так часто наезжать к матери.
– Резонно. Не мог бы ты сузить круг поиска хотя бы наполовину штата Калифорния?
– Нет. Это все, чем я располагаю.
– Ты не оговорился, упомянув имя Спри?
– Спри – это Мишель. Мишель Эспри. Когда она была маленькой – это еще до того, как мы с Николь разбежались – мы называли дочку Спри. Она была очаровательной девчушкой, нежной, ласковой. Не понимаю, как от такой мегеры мог родиться такой ангелочек... – Он вновь закашлялся и, задыхаясь, быстро спросил: – Что-нибудь еще, Скотт?
– Ты, конечно, можешь не отвечать на мой следующий вопрос, но я бы на твоем месте ответил, если бы хотел, чтобы дело двинулось быстрее, без раскачки и почесывания нескромных мест, как ты поэтично выразился.
Он рассмеялся хриплым, гортанным смехом.
– Я просто тебя прощупываю, Скотт. Непросто оценить человека, разговаривая с ним по телефону. Мне было бы достаточно взглянуть на тебя...
– Ну, и что же ты нащупал? И зачем тебе это?
– Кажется, ты парень с яйцами. Вообще-то надо оценивать каждого, с кем приходится иметь дело. Знаешь, встречаются старушки с кинжалами в корсетах, крутые с виду парни с заячьими хвостами...
– Позволь мне вернуться к моему первому вопросу. О'кей? К чему вся эта секретность, тайны мадридского двора, рыцари плаща и кинжала? И почему я не могу оперировать твоим именем и всем прочим?
– Видишь ли, – он задумчиво помолчал, – некоторые из моих... э... давних соратников, случись им узнать, что этим делом занимается известный сыщик по имени Шелдон Скотт, могут начать вставлять ему палки в колеса.
– С какой стати они вдруг начнут это делать?
– Позволь оставить твой вопрос без ответа. Лично тебя это не касается, ты уж поверь.
– О'кей, пусть это останется на твоей совести. Так что за препятствия они могут начать чинить на моем пути? Может быть, выставят на дороге танк с самонаводящимися ракетами?
– Обязательно, если таковой окажется у них под рукой.
– Великолепно! Тогда хотя бы назови, кого мне следует опасаться.
– А вот это тебе не нужно. В конце концов, я всего лишь прошу тебя разыскать мою дочь и попросить ее сделать то, о чем мы говорили.
– Мистер Романель, но мне необходимо это знать для пользы дела. Если ты думаешь, что я стану отбиваться камнями от современного танка или расчесывать волосы медузы, не зная, кто сидит за его управлением или прячется за ее нелицеприятным обликом, то тебе следует подумать еще раз. И чем скорее будешь думать, тем больше времени сэкономишь. Для себя, не для меня.
– Ты говоришь почти как я, Скотт. Возможно, ты и прав. Я с уверенностью могу назвать имя только одного человека, встречи с которым тебе следует избегать, поскольку она может оказаться не из приятных. С этим человеком я тесно сотрудничал до последнего времени, а точнее – до четырех дня прошлого понедельника. Его зовут Альда Чимаррон. Ставлю десять к одному, что именно люди этого неблагодарного сукиного сына подстрелили меня.
– Это уже что-то, что может мне помочь.
– Так как мне?
– Я не это имел в виду.
– Я знаю. Извини... не смог удержаться.
– Ты сказал, что участвовал с ним в ряде предприятий. Какого рода?
– Так, разных...
– Ты не просветишь меня на этот счет?
– Скорее нет, чем да...
– Ясно. Что ты можешь сказать о тех двоих, которые в тебя стреляли? Ты знаешь кого-нибудь из них?
– Не имею ни малейшего понятия, кто эти ублюдки. Поразмыслив, я пришел к выводу, что Альда просто нанял их, чтобы они уконтрили меня. Жаль, что я их не разглядел. Все произошло слишком быстро. Бах! Бах! И я валяюсь на асфальте в луже крови. Думал, что мне хана.
– Поправь меня, если я ошибусь, но они целились хреново, если тебя выпускают из больницы через неделю после нападения. И еще, у меня сложилось такое впечатление при чтении той газетной истории, что твое ранение не настолько серьезно.
– Не серьезно? Что ж, по твоим меркам оно может и так, Скотт. Для тебя это были бы пустяковые царапины, ковбой? Действительно, это приключение меня здорово позабавило. Жду не дождусь, когда смогу повторить его. Оно добавило остроты в мою жизнь.
– Ну, я не хотел тебя обидеть, и все такое.
– Да ладно уж. Эти чертовы ханурики замочили меня чисто, проделав дырки в мясе. Одну в плече, другая пуля лишь содрала кожу на бедре, даже не задев кость. Мне просто повезло, дружок. Кроме той дуры, что они засадили мне в брюхо. Да и то, клизмами в белых халатах заштопали меня на совесть и нашпиговали фармакопеей, как рождественского гуся. Так что руки я им все равно не подам.
– Я просто обратил внимание на то, что ты охотно раздавал интервью налево и направо, валяясь на асфальте. Я имею в виду ту статью в «Рипаблик», в которой ты признаешься на весь божий мир, что надеешься еще повидаться с дочерью перед смертью...
– Да, вот тут ты меня подловил, парень. Действительно, откуда ни возьмись вынырнул этот паскудный бумагомаратель, как черт из табакерки. Я тут лежу, не понимая в каком мире нахожусь, в нашем паскудном или в ином благословенном, а тут ко мне подскакивает этот парнишка лет двенадцати и сует микрофон в физиономию. Ты представляешь?
– Да. Я даже примерно догадываюсь, о чем он тебя спрашивал.
– Этот клистрон из колледжа набросился на меня полуживого и атаковал одиннадцатью сотнями вопросов, и я точно ответил на пару-тройку, только чтобы убедиться в том, что черти еще не уволокли меня в ад и не начали готовить из меня жаркое. Конечно, глупо было с моей стороны трепаться о том, что я собираюсь увидеться со своей дочерью. Но, как я уже сказал, в тот момент я был уверен в том, что мне кранты. А в последнее время я много думал о Мишели, вот и ляпнул первое, что пришло на ум. Хорошо, что еще не упомянул ее имя.
– Еще меня озадачило вот что: тебя подстрелили прямо на стоянке перед «Медигеник», а штопать почему-то поволокли в «Скоттсдейл Мемориал». Почему было не оказать тебе помощь прямо на месте?
– Потому что я предупредил весь наличный медицинский персонал, что мои друзья переломают им руки и ноги и отвертят головы, если меня немедленно не отвезут в «Мемориал». Да еще пригрозил выставить им иск миллионов на десять за невыполнение последней воли умирающего. Я никак не мог допустить, чтоб меня отнесли в «Медигеник».
– Но почему? Это что, плохой госпиталь? Или, может быть, там лечат исключительно вегетарианцев, или...
– Нет, это отличный госпиталь. Высококлассные специалисты, цветные телевизоры и по крайней мере штуки три медсестры, которые не выглядят как борцы-тяжеловесы или служащие морга. Я просто не хотел, чтобы меня туда клали.
– И ты не можешь назвать мне причину?
Продолжительное молчание. Наконец, Романель нехотя ответил:
– Возможно, ты и прав. «Медигеник» – это госпиталь, которым владеет Альда Чимаррон. Припоминаешь это имя? Там всем распоряжается он и председатель попечительского совета доктор Блисс. Филипп Блисс. Да что там, частично он принадлежит и мне. Такой ответ тебя удовлетворяет?
– Вполне. Ладно, больше у меня вопросов нет. Остальную информацию мне предоставил Уортингтон с твоих слов, думаю.
– Так точно.
– И последнее. Ты случайно не помнишь полное девичье имя твоей жены, дату и место вашей женитьбы, имя человека, за которого она вышла замуж после вашего развода. Твоего преемника, я хочу сказать.
– Вообще-то, их у нее было несколько, и счет еще не закрыт. Думаю, сейчас она готова сожрать мужа номер пять...
– Оставим остальных «счастливчиков» в покое. Меня интересует номер второй, а также место, где родилась Мишель... Спри.
Какая-то важная мысль мелькнула у меня в голове. Романель сказал, что когда он познакомился со своей будущей женой, ее звали Николь Элейн Монтапер, и, возможно, было бы лучше, если бы она оставила свою девичью фамилию. Он вспомнил дату их бракосочетания в Форт Лодердейл в штате Флорида, где и родилась Мишель Эспри Романель, в восточно-лодердейлской больнице. Однако ему так и не удалось припомнить ее быстроменяющиеся фамилии, на которые он высылал чеки в разные концы страны, то есть как звали всех ее многочисленных спутников жизни, кроме последнего – Ветча, за которого она вышла замуж и жила до последнего времени в Рино, штат Невада. Этот факт мало чем мог мне помочь. Если Мишель взяла какую-нибудь другую фамилию после развода родителей, то скорее всего это должна была быть фамилия ее отчима, а не последующих трех-четырех мужей Николь.
– В информации, представленной мне Бентли Уортингтоном, сказано только, что в настоящее время фамилия Мишели не Романель. Это точно? Скажи, это лишь предположение, или же ты наверняка знаешь, что она сменила свою первородную фамилию?
– Это факт. Она сменила фамилию спустя год-два после того, как я ушел от них. Николь позаботилась об этом. – После паузы он продолжил: – Понимаю, куда ты клонишь, Скотт. Наверное, мне следует подробнее объяснить ситуацию, сложившуюся в тот момент. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что мне все осточертело и я ушел. Оставил жену, ребенка и вновь стал вольным орлом, хотя, насколько я знаю, орлы так не поступают. Конечно, это был мой не самый благородный поступок, но я не ищу себе оправданий. Я уже говорил тебе, что посылал им деньги примерно раз в полгода, в год – это уж наверняка. Таким образом, я разговаривал со своей бывшей подругой раз, два раза в год в течение двадцати лет. Каждый такой разговор старил меня на год или два. Таким образом, сейчас мне должно быть лет 99. Ты же не дашь мне столько, а?
– Ты мог меня надуть, подделав голос под 66-летнего мужчину.
– Обижаешь, мне меньше... Ну так вот. Я поддерживал себя бифштексами с кровью, овощами и тремя порциями «Джека Дениеля» перед тем, как позвонить ей, или же в предчувствии ее звонка. О Бог, мне действительно нужны были силы, чтобы вновь и вновь выслушивать ее визгливые упреки во всех смертных грехах, которые я совершил с того времени, как впервые испачкал пеленку. Первые пару лет я просил ее передать привет Спри, но она начинала орать всякие гадости, и мне пришлось прекратить передавать приветы дочке, справляться о ее здоровье и пытаться дать ей понять, что я очень сожалею о случившемся. – Романель опять натужно закашлялся. – Николь, моя нежная, сладкая Николь, которая на том свете будет наставницей Лукреции Борджиа по части подлости и изящной словесности, сообщила мне, что призналась своей дочери в том, что произвела ее на свет в результате деления, как амеба. И, конечно же, она напела Мишели, что за отвратное чудовище ее так называемый папаша Клод Романель, он же Джек Потрошитель. – Романель опять помолчал, предаваясь невеселым воспоминаниям. – Короче, я не знаю теперешней фамилии Мишели, но то, что она не Романель, – это точно.