С тех пор Джо больше не попадал в кутузку и предоставил мне дюжину донесений, половина из которых стоила своих денег, а одно даже помогло раскрыть убийство. Остальные были выдумкой — простецкой выдумкой чистой воды. Он сочинял их, чтобы добыть денег на свою подружку, по прозвищу Старуха Кока-Кола. Я всегда платил ему десять долларов или около того, потому что в другой раз он доставлял действительно полезные сведения. И кроме того, он был славным малым, когда не был в запое. Я мало что знал о нем. Возможно, даже его странное имя было выдумкой или прозвищем. Во всяком случае, я не осуждал его; он мне нравился — без особых на то причин.
   Но сегодня было похоже, что Джо просто нужны деньги на подружку. Он сидел, сгорбившись, в маленьком кабинете в глубине бара Мэнни, с болезненной гримасой на лице и дрожащими руками. Я сел напротив него.
   — Скотт, — пожаловался он, — Мэнни не дает мне выпивку. А у меня в кармане ни цента.
   — Ты сегодня хоть завтракал, Джо?
   — Ну конечно! Алказельтцер и виски. Скажи ему, а?
   Я подозвал Мэнни. Он подошел вразвалку, вытирая руки о передник сомнительной белизны.
   — Мне пиво, Мэнни, — попросил я, — а Джо два раза виски.
   Я всегда чувствую себя неуютно, покупая выпивку для таких, как Джо. Но ведь, если он не получит выпивку от меня, он добудет ее в другом месте. Он больной человек, и не в моих силах излечить его.
   Когда Джо получил свое виски, он поднес было стакан к губам, но рука его так дрожала, что он побоялся разлить. Тогда он поставил стакан, крепко обхватил его пальцами, положив руку на стол, и, наклоняясь, дотянулся губами до края стакана. Отпив сколько возможно, он поднял стакан и опрокинул остатки в рот. Ни капли не пролилось.
   Я ждал, потягивая пиво. Наконец Джо взбодрился, пододвинул к себе второй стакан и произнес, не отрывая от него глаз:
   — У меня для тебя кое-что есть.
   Я положил перед ним десятидолларовую бумажку. Он облизнул губы и попросил карандаш.
   Я нашел в кармане огрызок карандаша и протянул ему. Джо начал что-то чертить на салфетке. Это заняло минуты три, но он не прикоснулся ко второму стакану, пока не закончил рисунок. И только после этого поднял второй стакан. Руки его дрожали уже гораздо меньше, и он одним духом осушил его.
   — Я видел Лупо, — указал Джо на салфетку, — и он сказал мне, что ты ищешь что-то навроде этого. Это будет подороже десяти долларов, а?
   Рисунок был очень грубый; он изображал браслет со множеством алмазов и змеиной головкой с высунутым язычком и огромными глазами. Тут было от чего прийти в волнение, потому что, как ни груб был рисунок, но я узнал браслет, который видел у Дианы на клубном фото. Фотография лежала у меня в кармане, но я не стал пока ее показывать. Джо мог сделать рисунок просто по описанию, которое я разослал.
   — Возможно, — сказал я и вынул из бумажника еще двадцать долларов.
   Джо потянулся за деньгами, но я удержал его.
   — Сначала полный рассказ, Джо. Картинка хороша, но выкладывай все. Только не надо ничего сочинять, даже если тебе кажется, что ты знаешь слишком мало.
   — Ладно. Я понимаю, Скотт! — Он поколебался. — Было дело, что я иногда врал тебе. Но на этот раз чистая правда! Я видел эту побрякушку своими глазами. Вчера. На Уилкокс-стрит. Точнее сказать не могу, потому что я... я плохо себя чувствовал.
   Это означало, что он был пьян. Бродяга снова облизнул губы и посмотрел на пустые стаканы. Я махнул Мэнни. Спустя пару минут стаканы были снова полны, сильный запах виски ударил мне в ноздри. Дыша перегаром, Джо изложил мне обрывки истории, многое из которой затерялось в его замутненном мозгу. В баре было пусто и тихо, и только голос Джо нарушал тишину. Он рассказывал, и я почти наяву видел его глазами все, что произошло в некоем другом мире, где все формы расплывчаты, где тени темней, а солнце ярче; в том странном, фантастическом мире, где обитает Джо.
   Я видел, как он идет по улице; в горле у него пересохло, и тело жаждет алкоголя. Он забрел в какой-то бар и увидел этого парня.
   — Он был здоров, как я не знаю кто, — сказал Джо. — Господи, он был ростом до потолка, чистых три метра. Там был такой маленький закуток, он над ним наклонился, а в нем сидела такая фифочка. Он дал ей этот браслет, и она надела его. Я стоял в дверях рядом с этим закутком, и мне было все видно. Змея как живая, с красными глазами. — Он говорил монотонно, вертя перед собой стакан. — Фифочка взяла его и надела, а этот верзила сдернул его с ее руки и сунул ей в сумочку. А я стоял прямо рядом. Я было подумал, что она сидит за стойкой, но это была не стойка. И тут он увидел меня. Он мне врезал — ни за что, просто так. Я влип в стену, и все пошло кругом. Я хотел ему сказать, что я всего лишь искал выпить, но он схватил меня за шиворот, поднял и вышвырнул на улицу. У меня чуть голова не оторвалась.
   — Этот парень, Джо, — какого, говоришь, он был роста? — переспросил я.
   — Три метра. Не смейся, мне не до шуток. Он был по крайней мере в два раза выше меня — до самого потолка.
   Если бы не каракули, нацарапанные Джо на салфетке, я бы плюнул и ушел. Может быть, в его рассказе и была доля истины. Но она так исказилась в алкогольном тумане, что пользы от нее не было ни на грош. Но я все же спросил:
   — А девушка? Ты ее знаешь?
   — Не знаю. Но я увидел, как она вышла, и пошел за ней.
   — Зачем? — поинтересовался я.
   Пьянчужка заморгал и не отвечал почти целую минуту.
   — Я посмотрел, где она живет, — наконец выговорил он.
   Этого мне было достаточно, чтобы кое-что понять. В трезвые периоды жизни Джо был хороший вор. Но когда ему надо было достать выпивку, он не гнушался ничем — от детской коляски до бриллиантового браслета. Он заговорил снова:
   — Я не помню, на кого она была похожа, но походочка у нее была такая, что я просто угорал. Просто цирк, Скотт! Ничего подобного в жизни не видел.
   — И куда она пошла? — нетерпеливо спросил я.
   — Прямо напротив Полли. На углу. Да ты знаешь!
   Пивной бар Полли был игровым притоном. Я действительно знал это место.
   — Ты уверен, Джо? Ты точно знаешь?
   — Да, — подтвердил он. — Звучит дико, я понимаю. — Он снова облизнул губы. — Но это точно. Я правду тебе рассказал.
   Я вытащил и показал ему клубное фото Дианы.
   — Смотри на запястье красотки. Похоже? — указал я ему.
   Он наклонился над снимком, потом поднял глаза с удовлетворением на лице.
   — Точно. Я клянусь. Но это не та фифа. Уверен, что не та. Я протянул ему двадцатку.
   — Еще есть что-нибудь, Джо?
   Он отрицательно покачал головой, разглаживая на столе перед собой банкнот.
   — Послушай меня, Джо, — сказал я. — Потрать часть этих денег на хороший бифштекс! Возьми себе...
   Он сердито перебил меня:
   — Оставь меня в покое! Я дал тебе то, что ты хотел, разве нет? Ну и оставь меня в покое!
   — Ладно, ладно! Привет. И пошел ты знаешь куда... — рассердился я.
   Я пожалел о своих словах, едва они успели слететь с губ. Но Джо был такой хороший парень, когда трезвый. Несколько раз он здорово смешил меня — а в наше время так мало того, над чем можно хорошо посмеяться! И мне было чертовски досадно, что он так гробит себя. Вот я и вызверился.
   Он положил ладонь мне на плечо и угрожающе покачал головой.
   — Не заводись, Скотт. Просто оставь меня в покое!
   — Ладно. Пока, Джо!
   Я вышел на улицу. После полумрака, царившего в баре, солнце ослепило меня, и я даже немного постоял на пороге, вспоминая рассказ Джо. Вся история выглядела довольно фантастически. Однако могла и оказаться правдой, рассказанной пьяницей. Я сел в «кадиллак» и поехал в Голливуд к бару Полли. Бриллиантовый браслет и змея с рубиновыми глазами, парень трехметрового роста и красотка с цирковой походкой. Со слов Джо я знал, где искать ее: в левой половине углового здания. Эту наводку стоило проверить.

Глава 4

   Девица оказалась рослой, сочной брюнеткой с бесстыжими формами современной Венеры под белым свитером и черной юбкой. Стуча подковками высоких каблуков, она вышла из углового дома на Уилкокс-стрит. Она явно спешила. За тот час, что я проторчал за углом в ожидании, мне не удалось ее увидеть, но я пришел к некоторым заключениям, рассматривая нижнее белье, висевшее на веревке возле ее квартиры — черное, обильно украшенное шитьем и кружевом. Но ни эти прозрачные, весьма скупо выкроенные штучки, ни смутные намеки Джо не могли подготовить меня к зрелищу ее походки.
   Это была не походка — скорее парад. Уилкокс-стрит должна была бы изогнуться подковой, с толпами лысых папиков вдоль тротуаров, потрясающих кошельками и падающими замертво от возбуждения. И с оркестром, играющим «Во всем вините Мэйми». И обязательно с барабанным боем. Я последовал за ней, держась метрах в пятнадцати позади, смутно помня о своей цели и удивляясь, как ей вообще удается продвигаться вперед.
   Мы прошли уже два квартала, а она так ни разу и не оглянулась. Я нес на одной руке темное твидовое пальто, а в другой держал шляпу; в кармане рубашки у меня имелись темные очки, так что при необходимости я мог немного изменить свою внешность, кроме, конечно, своих шести футов двух дюймов росту. Но все мои ухищрения пропали даром, так как ей, очевидно, и в голову не приходило, что за ней могут следить. Может быть, у нее не было никаких причин подозревать слежку. Уж во всяком случае, она и не думала прятаться.
   Девица прошествовала таким манером еще один квартал. Я как зачарованный шагал следом. На следующей улочке обнаружился маленький коктейль-бар под названием «Обитель Зефира». Она вошла внутрь. Я вошел за ней и остановился у двери, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Она тем временем куда-то исчезла. Слева я увидел кабины, в которых сидело пять-шесть посетителей, вдоль правой стены — длинную стойку бара. У ближнего конца стойки я заметил небольшой U-образный столик с табуретом и ощутил укол охотничьего предвкушения: это было похоже на «забавный маленький закуток», о котором говорил Джо. Наверняка это было именно здесь.
   Я подошел к стойке и вскарабкался на табурет рядом с каким-то ковбоем, навалившимся на нее. По крайней мере, мне показалось, что это ковбой: на нем были сапоги с высокими каблуками, узкие вытертые джинсы, черная рубаха с белой опушкой и черный шейный платок, продетый у шеи сквозь серебряный коровий череп. Странный малый.
   Я заказал бурбон с содовой, и пока бармен смешивал мне напиток, я вытащил из кармана красиво отпечатанный список драгоценностей, полученный от осборновского ювелира. Я прошелся по нему с карандашом, не слишком прикрывая его от посторонних взглядов. Когда бармен подал мне мой заказ, я положил листок на стойку текстом вниз и спросил:
   — Сюда не захаживала только что такая знойная брюнетка?
   — Захаживала? — озадачился он, но тут же ухмыльнулся: — Ты, видно, имеешь в виду Луиз. Да, она сейчас выйдет. — Он показал подбородком на U-образный стол. — Можешь сыграть с ней в кости.
   — Спасибо. — Я отхлебнул свой хайбол. И тут в мое плечо впились пальцы ковбоя.
   — А почему это ты так ею интересуешься? — прошипел он.
   Голос у него был тихий и шелестящий, как песок в песочных часах. Я ничего не ответил, и он снова стиснул мое плечо.
   Я даже не обернулся, будто совершенно поглощенный своей выпивкой и своими мыслями. Однако к этому моменту я уже был готов приложить его как следует о стойку. Может, я слишком раздражителен или просто нервный, но этот тип сделал сразу две крупных ошибки. Во-первых, я ничего не имею против незнакомцев, пристающих ко мне с вопросами — если только вопросы задаются вежливо; этот был невежлив. Во-вторых, я не выношу, когда меня хватают за плечо или даже просто кладут на него лапы.
   Я отхлебнул хайбол и крутанулся на табурете, чтобы взглянуть в лицо этому придурку. А он тем временем настаивал:
   — Я задал тебе вопрос, фраер.
   Теперь я хорошо рассмотрел его. В нем было чуть меньше ста восьмидесяти сантиметров, квадратное лицо, широкая грудь, и столько растительности на ней, сколько у меня и на голове не найдется. Прищурив глаза и поджав губы, он в упор глядел на меня.
   — Я слышал, — громко сказал я. — Хватит задавать мне вопросы, я тебе не фраер. И убери свои руки!
   Я снова отвернулся к стойке и поднес к губам стакан, но он схватил меня за руку и развернул обратно.
   Он начал что-то говорить, но я грохнул стакан на стойку, так что жидкость расплескалась по полированной поверхности, и, спрыгнув с табурета, ухватил его за платок.
   — Послушай, приятель: в следующий раз, когда тебе захочется протянуть ко мне свою лапу, сначала сними сапожки и упрись потверже в пол, иначе ты у меня улетишь аж в сортир.
   У него от неожиданного серьезного отпора отвалилась челюсть. Некоторое время он мог лишь в изумлении брызгать слюной. Но вот ковбой вздернул подбородок, и лицо его побелело. Он схватил одной рукой меня за запястье, а другую занес для удара, и мне стало почти жалко его. Он, конечно, не ведал, что я бывший морской пехотинец, знающий о дзюдо и самбо гораздо больше, чем может пригодиться человеку. Ему не следовало дергаться, пока я держу его за платочек и он открыт со всех сторон.
   Но он был дурак и действительно ударил с правой руки. Я чуть-чуть затянул платок, и он, пошатнувшись, промахнулся на добрых четыре дюйма. Парень потерял равновесие, и у меня было сколько угодно времени, чтобы схватить его левую руку повыше локтя, оторвать ее от моего запястья и заломить ему за спину. Он согнулся и попытался вывернуться, но я взял его кисть в зажим и немного подтянул к плечу. Он заверещал. Я как раз раздумывал, ломать ли ему руку или так обойдется, когда бармен грохнул по стойке здоровенной дубинкой.
   — Прекратить! Конец раунда, парни! — рявкнул он.
   Бармен лихо среагировал, ведь вся наша стычка заняла не более пары секунд — и, пожалуй, он спас ковбою руку. Я немного остыл, кивнул бармену и отвел ковбоя, толкая его перед собой, на четыре табурета в сторону.
   — Посиди-ка лучше здесь, ковбой ты недоделанный. Ты, видно, думал, что я шучу, — а я не шутил.
   Я вернулся за его стаканом и поставил перед ним. Он уже не рисковал брыкаться, только глазел на меня. Я вернулся к своему спиртному.
   Бармен покосился на меня. Я извинился.
   Прикончив бурбон, я заказал еще один. Он смешал мне его в полном молчании. Я заметил, что и остальные полдюжины посетителей избегали смотреть в мою сторону. Двое из них поднялись и вышли, но остальные сделали новые заказы. Мало-помалу возобновились разговоры.
   — Да, а где тут у вас сортир? — спросил я бармена.
   Он указал на дверь в глубине, и я слез с табурета и пошел туда, оставив список на стойке. Я вошел в туалет, погромче хлопнув за собой дверью, но тут же приоткрыл ее и заглянул в зал. Ковбой, растирая руку, посмотрел на листок, потом обвел взглядом остальных. Он явно заинтересовался мной. Он тут же встал и подошел к моему табурету, что-то бросив бармену. Затем он перевернул листок и с полминуты изучал его, потом шлепнул его обратно и пошел, скрывшись из моего поля зрения.
   Я вернулся к своему табурету. Бармен вытирал разлитую мною жидкость.
   — Освежите, пожалуйста, — попросил я. — А телефон у вас тут есть?
   Он кивнул и махнул рукой вглубь и направо. Туда-то и направился мой ковбой. Я сунул список обратно в карман и отхлебнул из стакана. Через минуту ковбой вернулся. Он подошел ко мне и натянуто улыбнулся.
   — Слышь, — пробормотал он, — я хочу извиниться. Я погорячился.
   Я усмехнулся.
   — Все в порядке. Мы оба погорячились.
   Парень сделал над собой гигантское усилие, но все же протянул мне руку.
   — Замнем?
   — Без проблем! — Я пожал протянутую руку.
   — Я не собирался к тебе приставать, — понизив голос, продолжал он, — но дело в том, что один мой кореш здорово интересуется Луиз, понимаешь? Ты с ней знаком?
   Я покачал головой.
   — Просто ты на нее запал? — поинтересовался он.
   — Да. Просто запал.
   — Ладно, — проговорил он. — Слушай, я расстроюсь, если ты не позволишь мне взять тебе выпивку. Раз мы это дело замяли, то давай я тебя угощу.
   Я колебался, но он подозвал бармена.
   — Слышь, Фрэнк, подай моему другу то, что он попросит, и мне то же самое.
   В этот момент краем глаза я уловил какое-то движение и, повернувшись, увидел Луиз. Она приближалась к нам из глубины зала. Видимо, там была задняя комната, где она переоделась, потому что теперь на ней было зеленое платье до щиколоток. Проплывая мимо, она бросила бармену:
   — Фрэнк, стаканчик прохладительного в тон этому.
   Она кивнула на ходу ковбою и обшарила быстрым взглядом меня. Я широко улыбнулся ей в ответ. Через пару шагов брюнетка обернулась и снова встретила мой взгляд. Подойдя к столику для игры в кости, она потянулась к выключателю и зажгла лампу над столом. Я успел как следует рассмотреть ее, когда она проходила мимо, но под ярким светом пейзаж был еще лучше.
   Зеленое платье с высоким воротом стекало по ее телу, обтягивая его так плотно, словно было резиновое, да еще на два размера меньше. Я бы поставил восемь против пяти, что под платьем у нее ничего не было — совсем ничего, даже этих ее прозрачных черных штучек. Платье облегало ее как собственная кожа. И я невольно подумал, что, пожалуй, смог бы привыкнуть к зеленой коже, если бы эхо была кожа Луиз.
   Бармен смешал напиток — зеленый, как ее платье, и поставил его на край стойки, а затем сделал нам с ковбоем по хайболу. Я взял свой стакан в одну руку, другой поднял стакан с зеленым питьем и подошел к игорному столику.
   — Это, должно быть, ваше, — любезно сказал я, протягивая ей напиток.
   Девушка улыбнулась.
   — Да-да, в тон платью, — игриво пояснила она. — «Розовая леди» к красному, шоколадный крем к коричневому; а это — мятный.
   Я обрадовался удачному началу.
   — Мне даже показалось, что ваше платье тоже из мятного крема, — пошутил я.
   — Вам нравится? — улыбнулась она.
   — Потрясающе! И знаете, весьма остроумно. А что вы надеваете под шампанское?
   Она рассмеялась, и ее смех сам по себе действовал как шампанское — нежный, чуть булькающий звук, вырывающийся из глубины ее белоснежной шеи.
   — Это, как я понимаю, риторический вопрос?
   — Ей-богу нет! — как можно искреннее воскликнул я.
   Верхний свет зажег мягкие рыжие искры в ее темных волосах, спускавшихся на плечи. Она была не чистой брюнеткой, как мне показалось сначала. Ее волосы скорее отливали оттенком красного дерева, как стойка бара: мягкая темнота с прикосновением темно-красного цвета. Я был знаком с парой девушек, зарабатывающих игрой в кости в Голливуде, и еще с несколькими в Сан-Франциско — там их побольше. Некоторые из них были тупы до дебильности, зато другие — блестящие дамы, которые могли бы сделать крупную карьеру в бизнесе или в администрации. Но они столько зарабатывали игрой в кости, что не было смысла ничего менять. Общее у них было одно: все они были очень красивы, так что мужчины, глядя на них, одинаково беспечно могли проиграть хоть десять центов, хоть тысячу долларов. Луиз не была исключением, и при этом она отнюдь не казалась дурочкой. На правильном овальном лице с темно-карими глазами все еще хранили улыбку теплые алые губы, приоткрывая ровные белые зубки.
   Я вынул бумажник и потянул из него доллар, но передумал и достал двадцатку, которую положил на зеленое сукно.
   — Сколько ставите? — спросила она.
   — На все. Я чувствую удачу, — небрежно бросил я.
   — Я обычно предупреждаю симпатичных клиентов, что в конечном счете выигрыш невозможен, — сказала она.
   — Благодарю вас, — сказал я, не отрывая глаз от ее бедер, возвышающихся над игральным столиком. Она сидела на низком табурете, вся облитая светом, который серебрил ее плечи и грудь, выделяя упругие соски и оставляя под ними темные тени. — Но и проигрыш невозможен, — добавил я.
   Она некоторое время изучала меня, глядя в упор из-под опущенных век, и наконец проговорила:
   — Бросьте эти штуки.
   Луиз подтолкнула мне один из кожаных стаканчиков. Я старательно потряс его и выкинул кости на стол. Она глянула на них, подсчитав очки, и, подняв второй стаканчик, яростно затрясла его.
   — Видите? — сказала она, выкинув кости. — Вы проиграли.
   Я ухмыльнулся.
   — Теперь я пропал. Остался без ужина.
   — Правда, что ли? — недоверчиво улыбнулась она. — Вы будете сегодня голодать?
   — Ну, может, удастся насобирать милостыни.
   — Ах так. Ну да, конечно... Вы что, правда остались без денег? — повторила она.
   — Угу. Это я забрасываю удочку. Очень осторожно.
   — Не слишком-то вы похожи на очень осторожного! — рассмеялась Луиз.
   — Это зависит от обстоятельств.
   Я заметил, что смутный свет из входной двери на мгновение заслонила фигура нового посетителя. Но я так углубился в интересный разговор, что не обернулся. Однако тут же слева от меня вырос мой ковбой.
   — Эй, фраер, — позвал он.
   Я совершенно ясно услышал, как он назвал меня «фраером». Я посмотрел ему в глаза. На его квадратном лице играла жесткая усмешка.
   — Помнишь, я рассказывал тебе об одном моем друге, который очень интересуется Луиз?
   — Пусть себе интересуется. Я тоже интересуюсь. Что с того?
   — Вот он, мой друг! Он пришел, фраер. — И ковбой ткнул большим пальцем через плечо.
   Я обернулся, нацелив взгляд туда, где, по моим соображениям, должно было находиться лицо вновь прибывшего, но на этом месте я увидел — с нами крестная сила! — лишь галстучную булавку. Я поднял глаза повыше... и еще выше... и наконец добрался до лица. Это был не человек, а просто какое-то чудовище. Обнаружив наконец его лицо, я не сразу узнал его, потому что первые несколько мгновений я был слишком занят, размышляя, как же мне до него дотянуться. Но уже через десять секунд, разглядев узкий череп с костлявыми скулами, длинный острый нос, широко расставленные темные глаза и высокий лоб, прикрытый путаницей жестких каштановых волос, я вспомнил. Увидев однажды человека такого роста, потом вспоминаешь его без большого труда.

Глава 5

   В 1945 году без его фотографии не обходилась ни одна спортивная страница. Он тогда еще учился в колледже, но уже был признанной баскетбольной звездой национального масштаба. Не подходя по размерам ни для какой службы, он сделал себе имя на баскетбольных площадках. Может, вы и сами вспомните: Томми Мэтсон по прозвищу Мэтсон Пушечный Удар. Это прозвище потом сократилось до Пушки. В 1946-м он стал профессионалом, но впоследствии был дисквалифицирован за грубую игру, граничащую с жестокостью. И отчасти еще потому, что однажды его допрашивали в Сан-Франциско по поводу некоторых матчей; впрочем, допросили и отпустили.
   После этого он исчез. Его имя больше не появлялось на спортивных страницах, но я вспомнил, что он однажды был задержан за избиение, однако отпущен; потом участвовал в мелкой краже — средь бела дня, не имея при себе оружия. Последний раз я слышал о нем, когда его арестовали в Сан-Франциско, на этот раз за крупную ночную кражу, но опять без оружия. За это Пушка попал в Сан-Квентин. В своих расследованиях я иногда наталкивался на его имя, но ни разу не преследовал его самого. Однако он знал меня в лицо и не особо любил, потому что я пару раз помогал упрятать за решетку его дружков.
   Я ощутил, что у меня пересохло в горле. В этом парне не было трех метров, но и двух с лишком при медвежьих трехстах фунтах было вполне достаточно, чтобы рассказ Джо превратился из больного бреда в жуткую реальность.
   Это определенно был тот самый человек, которого Джо видел вчера. Я повернулся спиной к игорному столику и сказал:
   — Привет, Пушка. Я слышал, что тебя выпустили, но не знал, что ты теперь обитаешь в наших краях.
   — Теперь знаешь. — Он поглядел поверх меня на Луиз. — Этот хлыщ не беспокоит тебя, дорогая?
   — Нет, Пушка, не беспокоит, — заверила она.
   — А мне кажется, что да!
   Я рискнул вмешаться.
   — Я полагаю, Пушка, что леди знает лучше тебя. Притом, мы же с тобой знакомы! Ты прекрасно знаешь, что я не хлыщ.
   Ковбой не преминул вставить слово.
   — Он фраер. Правда же, фраер?
   Я метнул на него злой взгляд.
   — У тебя слишком короткая память, приятель. В следующий раз ты уйдешь отсюда на костылях.
   Впрочем, в тот момент я скорее хорохорился: обстановка меня не очень радовала. Вместе с Пушкой вошел еще один мужчина, который теперь стоял рядом с ним — лысый, худой коротышка лет сорока пяти. На лбу у него был ножевой шрам как раз у самых волос. Таким образом, я оказался один против четверых — считая Пушку за двоих.
   — Двигай отсюда, Скотт, — приказал Пушка.
   — Я занят. — Я снова повернулся к Луиз: — Нас, кажется, прервали. Я, помнится, хотел о чем-то вас спросить.
   Она хмурилась, покусывая нижнюю губу.
   — Я знаю, — пробормотала она.
   Из-за спины я услышал мягкий голос Пушки:
   — А я бы хотел, чтобы ты вылетел отсюда, Скотт, и летел не оборачиваясь, и чтобы я тебя больше не видел.
   Кто-то схватил меня за руку и развернул. Это был ковбой, и я имел неосторожность сосредоточиться на нем. Он ухватил меня за рукава пиджака, потому что я собрался раскроить ему физиономию ребром ладони, но не этим я должен был сейчас заниматься.
   Я услышал слева рычанье Пушки и увидел огромный кулак, опускающийся на мою голову. Я опоздал на долю секунды, уходя от удара нырком вперед. Он ударил меня, и я едва не влетел через игорный столик в колени Луиз. Глаза мои подернулись серой дымкой, и мускулы превратились в кисель. Когда Пушка сгреб меня за грудки и потянул на себя, мне стоило больших трудов сохранять вертикальное положение. Двинуть его кулаком в подбородок было гораздо легче. Сражаясь с головокружением, я услышал шипящий голос Пушки: