Неожиданно я захотел увидеть – как ее зовут? – Да, Плонк. Мисс Плонк. Я поищу по справочнику. Не должно быть особенно сложно.
   Верите или нет, имелась всего-навсего одна. Полли Плонк. Я запомнил адрес, но звонить не стал. Мне хотелось ее увидеть.
   Это был один из современных отелей. Она занимала шестой номер. Я нашел его где-то в седьмом часу. До сих пор все шло отлично. Приободренный таким везением, я постучал. Шаги. Человек не босиком, а в туфлях на высоких каблуках. Это ясно слышно. Дверь открылась. В проеме двери стояла она.
   – Хэлло, мисс Плонк! – поздоровался я.
   – Ну, хэлло. Я вас помню. В приемной доктора.
   – Я был там потому, что...
   Я не закончил фразу. А вдруг ей нравятся больные люди? Интересно, сама-то она от чего страдала. У доктора мне показалось, что болезни от нее так же далеки, как луна или звезды. По-моему, в этот момент я страдал сильнее ее.
   – Мне хотелось бы спросить вас кое о чем...
   – А что за вопросы?
   – Можно мне войти? Возможно, вопросов будет больше.
   – Разумеется. Мне безразлично, сколько будет вопросов.
   Мне было как-то трудно в ней разобраться. Но внешность у нее была потрясающая. На ней действительно были туфли на высоченных каблуках, голубой свитер из чего-то пушистого и мягкого и синие брюки из эластика. После того поэта мне показалось, что я с отвращением буду теперь смотреть на такие брюки. Ничего подобного, мисс Плонк излечила меня. На ней они выглядели так уместно. Повернувшись, она вошла в коттедж, я следом, она заперла дверь и сказала:
   – Присаживайтесь. Хотите чего-нибудь выпить? Господи, как я рада, что вы зашли. А вы?
   – Ну... – протянул я, не зная, как отвечать. Но она не слишком слушала, прошла через гостиную в кухню.
   – Проходите сюда, – позвала она. – Здесь питье. И я тоже.
   Я вошел.
   – Ну, не забавно ли? – говорила она. Я только что налила себе мартини. Сейчас налью второй бокал. Или вы предпочитаете что-то из этого?
   Она указала на две бутылки со скотчем и бурбоном.
   – Мартини, – ответил я, – если не жалко.
   – Пейте, сколько угодно. Вот, наливайте сами. После того как выпьем, спрашивайте.
   – О чем?
   – Не знаю. Вы же хотели задать мне какой-то вопрос.
   – Я уже забыл.
   Она стояла, прислонившись к раковине, и, если вы воображаете, что кухни не могут действовать возбуждающе, посмотрели бы вы на кухню мисс Плонк! Она была потрясающей! Внезапно я одернул себя. Зачем я сюда явился? Чтобы работать. Почему же теперь стою и млею от нее, размышляя о губах и прочих прелестях? Дело прежде всего!
   – Мисс Плонк, – сказал я, – что в отношении доктора Витерса?
   – Не знаю. Что вас интересует?
   – Послушайте, нам надо... немного помолчать.
   Мы вернулись в переднюю комнату, она была очень милой. Хорошая мебель, привлекательные занавески, привлекательная кушетка, Мы сели на нее. Я отпил мартини, потом произнес:
   – Мисс Плонк...
   – Зовите меня Полли. Меня мучает любопытство...
   – Что вас интересует?
   – Кто вы такой?
   – Меня зовут Шелл Скотт. Вот...
   Я сунул ей в руки свое удостоверение. Не знаю, чего я хотел добиться, но я произвел на нее впечатление.
   – Я сразу поняла, что вы кто-то...
   – Вот и хорошо. Теперь припомните, где мы встретились. Я вошел в приемную доктора Витерса, а вы... ах...
   – Да, я ушла в соседнюю комнату, чтобы одеться. На мне ничего не было одето. Но, полагаю, вы это заметили?
   – Не сомневайтесь.
   Некоторое время мы помолчали, погруженные каждый в свои мысли. Я думал о том, что она не отличается острым умом и наблюдательностью. Поэтому для того, чтобы получить от нее необходимую информацию, необходимо очень осторожно подойти, чтобы не нарушить ее умственного баланса. Сделав очередной глоток, я заговорил:
   – Мисс, я хочу сказать, Полли...
   – Да, а я буду звать вас Шеллом. Договорились?
   – Прекрасно. Когда...
   – Вы все выпили. Я пойду наполню ваш бокал. Нет, сделайте лучше это вы.
   – Через минуту. Послушайте, когда вы одевались в соседней комнате, доктор Витерс заходил туда. Пробыл он там совсем недолго. Так вот...
   Черт возьми, не задаю ли я неделикатный вопрос? Но я набрал побольше воздуха и твердо произнес:
   – Что он там делал?
   – Звонил по телефону.
   – Ага... Прямо в вашем присутствии?
   – Я же была за ширмой. Иногда пациенты проходят в тот кабинет, там есть ширма, за которой можно устроиться. И там раздеваются.
   – Не повторяйте этого...
   И тут я припомнил ширму, я видел ее и стул возле стола, когда открылась дверь.
   – Вы хотите сказать, Полли, что он мог не знать, что вы были там? Или позабыл об этом?
   – Мог свободно. Он вел себя именно так. Даже не посмотрел, есть ли кто-нибудь за ширмой. Могу поспорить, что вы бы сделали это.
   – Точно... Этот разговор. О чем он был?
   – Не знаю, Шелл. Он просто позвонил кому-то и сказал... Сейчас вспомню, какое же имя он назвал... Да, что здесь находится кое-кто, расспрашивающий о Чарли Вайте. Да, Шелл Скотт.
   – То есть я.
   – Вы правы. Он говорил о вас. – Она широко раскрыла глаза. – Это важно, да? Потому что в это время вы разговаривали с ним...
   – Даже очень важно. Он не упоминал никаких имен? Других имен, я имею в виду? Например, имя человека, которому он звонил?
   – Он только сообщил, что вы находитесь у него и спрашиваете о Чарли Вайте, после этого повесил трубку и вышел.
   Угу. Именно это я считал возможным. Иначе появление этих подонков на Драйв было необъяснимым. Так кому же он звонил? Если они были парнями Джо Рэйса, он мог звонить ему. Это меня здорово озадачило.
   – Вы не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном?
   – Валяйте.
   Я нашел в записной книжке номер Витерса и позвонил ему. После нескольких минут ожидания я повесил трубку.
   – Его нет на месте.
   – Кого?
   – Доктора Витерса.
   – Конечно. Он меня предупредил, что не появится у себя в офисе до окончания выборов.
   Все правильно. Сегодня суббота, выборы были назначены на вторник. В понедельник у него тоже не будет приема.
   – Он не сказал, где он будет?
   Она покачала головой. Я тоже не мог догадаться, где искать его, но про себя решил, что непременно это сделаю.
   – Пейте же! – сказала она.
   – Мне не следует пить. Я должен попытаться отыскать его, хотя не представляю, куда его занесли черти.
   – Сегодня вечером вам не отыскать его, верно? Во всяком случае, сию минуту.
   – Фактически, видимо, до завтрашнего утра. Мне думается, что теперь он знает, что я разыскиваю его, так что спрятался в надежном месте.
   – Кого вы хотите разыскать?
   – Доктора Витерса.
   – Вы больны?
   – Болен? Я здоров, как бык... как сам доктор.
   – А я вот не знаю, больна я или нет. Но к доктору Витерсу больше не пойду. От него никакого толку. Единственное, что он делает, это велит раздеться...
   – Хватит...
   – А потом несет всякую чушь.
   – Да, я слушал его. Но в наши дни болтовня высоко котируется.
   – Возможно, у меня ничего и нет. Сама не знаю. Все дело в том, что я такая страстная.
   – Вы ему так и сказали?
   – Да.
   – Я так и подумал.
   – Я постоянно... ну, понимаете, чем бы я ни занималась, я все время думаю об этом. Я имею в виду... Шелл, налейте мне еще.
   – Хорошо. Всего один. Продолжайте.
   Я налил нам обоим. Полли сказала:
   – Вот почему я к нему пошла. Я слишком пылкая. Сексуальная.
   – Понятно. Я это подозревал.
   – Но Битере мне ни чуточки не помог... Возможно, мне и не нужно помогать, а? Возможно, это – олл-райт?
   – Я не вижу в этом ничего плохого. Фактически, если это считать болезнью, значит я сам тоже нездоров. Но болезнь такого рода как раз и является здоровьем. Лично я в этом убежден.
   – Я слишком много об этом думаю. И люблю целоваться.
   – Вы абсолютно здоровая девушка, даю вам слово.
   – Рада, что вы так считаете, Шелл. Но все равно я какая-то ненормальная. Взять хотя бы, как я сегодня увидела вас. Когда я стояла совершенно раздетая и... и заметила, как вы посмотрели на меня... Я не могу описать, что я почувствовала. О-о-о!
   Так вот оно что! Я все понял.
   – Шелл, поцелуйте меня. Поцелуйте!
   Я поцеловал. Наверное, она все время думала об этом. Говорят о горячих поцелуях, о страстных поцелуях, о безумных поцелуях. Я не знаю, как определить ее поцелуй. Одним словом, ее поцелуй послал новый вид тока по моей нервной системе.
   – Шелл?
   – Полли?
   – Я была сейчас на грани...
   – Чего?
   – Сама не знаю.
   – А я чуть ли не сделал крупное научное открытие. Давай повторим все сначала.
   – Мне кажется, я слишком разнервничалась. Ты заставляешь меня волноваться, Шелл.
   – Почему?
   – Ты такой большой, сильный и мужественный.
   – Ты так считаешь?
   – Немного необузданный, но в то же время очень милый. И возбуждающий.
   – Возбуждающий?
   – И потом эти сумасшедшие белые волосы и стальные голубые глаза...
   – Серые. Они у меня серые.
   – Серые? А мне они кажутся голубыми... Возможно, я плохо разбираюсь в цветах. Когда я была маленькой девочкой...
   – О'кей, голубые. Дальше?
   – Внешне ты кажешься грубым и резким, а на самом деле ты милый. И очень волнующий.
   – Волнующий?
   – У-гу.
   Молчание. Я смотрел на нее, она на меня. Так продолжалось довольно долго.
   – Эй, – сказал я, – я знаю одну игру.
   – Расскажи. Ох, расскажи мне.
   Разумеется, я рассказал...
   В то время, как я возвращался домой, на улице продавался экстренный выпуск газет. Огромные черные заголовки кричали о том, что Джонни Трой умер.

Глава 8

   Я прочитал сообщение, сидя в машине. Подзаголовок гласил: "Обладатель золотого голоса покончил с собой". Прежде чем приняться за чтение, я зажег сигарету и несколько раз затянулся. Какого дьявола? Покончил с собой? Он вел себя немного странно. В его манерах чувствовалось какое-то напряжение, он излишне много пил, этот раздавленный бокал, да и когда я уходил, он тоже говорил со мной необычно. Но в целом я бы не сказал, что так ведет себя человек, задумавший самоубийство.
   Чем дальше в лес, тем больше дров. Я расследовал самую обычную смерть от несчастного случая, думая, не было ли это убийством, а теперь близкий друг умершего совершил вроде бы самоубийство.
   Я прочитал остальную часть его истории, напечатанной на первой странице. Троя нашел в его апартаментах Юлисс Себастьян. Он звонил ему, чтобы узнать, как прошла беседа со мной, но не смог дозвониться. Зная, что тот должен быть у себя, немного освободившись, он поехал к нему. Дверь была заперта, он не смог достучаться. Ему открыл управляющий. Трой находился в своей спальне. На столике рядом был его портрет вместе с Чарли Вайтом, а в сердце у него была пуля.
   Он лежал на спине на кровати, одна нога свесилась на ковер. Оружие, револьвер системы "Смит и Вессон" 32-го калибра, был зарегистрирован не на его имя, а на Чарли Вайта. Он валялся в нескольких футах от него на полу. Коронер заявил, что он умер за полчаса до того, как его нашли. Никакой записки не было.
   Такова была суть случившегося, всякие второстепенные мелочи я не стану пересказывать. Себастьян сделал заявление. Он находился только что не в шоковом состоянии. Ходили слухи, что Трой был не в себе после гибели его друга. В статье были названы имена людей, находившихся вместе с Троем незадолго до его смерти, в том числе и мое, конечно.
   В случае любого самоубийства, а особенно такого, с учетом случившегося со мной сегодня, ты начинаешь думать об убийстве. Мотива не было, насколько я мог судить. Наоборот, решительно все люди, связанные с Троем, имели весьма веские причины желать, чтобы это мультимиллионнодолларовое "имущество" оставалось живым и невредимым как можно дольше. И, что еще важнее, случившееся действительно выглядело как самоубийство.
   Дополнительные подробности: поверхностная рана, револьвер в нескольких ярдах от него, вместо того, чтобы придавать ему вид убийства, заставили меня поверить, что Трой и правда покончил с собой. Человек, стреляющий себе в сердце, вовсе не обязательно мгновенно умирает. Известны случаи, когда люди пробегали несколько кварталов, прежде чем упасть замертво. А несколько не умерли совсем. Либо от боли, либо конвульсивно человек может выбросить оружие вообще из комнаты куда дальше, чем находился револьвер Троя.
   Далее, человек, решивший покончить с собой, все равно не может перебороть в себе внутреннюю потребность остаться в живых. Было похоже, что первый раз Трой, нажав на курок, в последний момент отвел или отдернул револьвер в сторону, отсюда и поверхностная рана. Убил он себя уже вторым выстрелом. Самоубийцы обычно делают еще одну вещь: оголяют то место, куда они стреляют или наносят удар ножом. В газете об этом ничего не было сказано, но в полиции меня просветят.
   Так что именно туда я и направился.
   И уже по дороге у меня болезненно сжалось сердце при мысли, что великолепный голос Джонни Троя потерян навсегда для публики. Сам Джонни произвел на меня большое впечатление, даже большее, чем я сразу почувствовал...
   В комнату триста четырнадцать я вошел вторично уже после полуночи. Капитан Сэмсон все еще был на месте. Так всегда бывает в особо важных случаях. В кабинете творилось что-то невообразимое: звонили телефоны, в холле было полно репортеров, операторов с телевидения, фотографов, не меньшая толпа осела внизу в вестибюле.
   Лейтенант Роулинс сидел за столом и что-то писал. Он поднял глаза и помахал мне, когда я вошел.
   – Здорово, Шелл. Вы ищите Сэма?
   Я кивнул.
   Он ткнул пальцем в ближайшую дверь. Я постучался и вошел. Сэм был один, разговаривал по телефону, в зубах торчала половина сигары. Он кивком головы указал на стул, я сел и стал терпеливо ждать, когда он закончит. У него был усталый вид, но его лицо было чисто выбрито. Небритым я его ни разу не видел. Не знаю, когда и как он это делает, может носит в кармане электробритву и бреется тут, в кабинете? Положив на место трубку, он глянул на меня.
   – Ну?
   – Я только что прочитал газету.
   – Да-а. Твое имя там тоже фигурирует. Снова. Какого черта ты с ним сделал?
   – Что сделал? Ничего.
   – Мне уже три раза звонили о том, что ты его извел, затравил. Согласен, что ты не самый деликатный нахал в городе. Неужели ты...
   – Прекрати, Сэм. Я не причинил ему никаких неприятностей. Эти звонки... Расскажи-ка мне о них подробнее.
   – Звонили гости, находящиеся у Троя в то время, когда ты там тоже был. Они все разошлись сразу же после твоего ухода. Трой заявил, что хочет побыть один. Но они заявили...
   – Это меня не интересует. Был ли среди этих раздраженных граждан пискун по имени Рональд Дэнгер?
   – Да.
   – Этот мелкий...
   Я сказал скверное слово. Очень скверное.
   Сэм посмотрел на меня и сердито произнес:
   – Возможно, тебе не нравится этот человек, Шелл, но он чертовски известный автор.
   – Автор! Если бы его использовали для удобрения, он бы убил целый акр цветов.
   – Очень может быть, но многие курицы слушают его. Ты меня понимаешь? И не умничай. Двое других тоже сказали, один – что ты был "нетерпимым", второй сказал – "грубым". Это были Гарри Бэрон и поэт, или что-то в этом роде, Ворфилд.
   – Этот недоумок?
   Но мне уже не хотелось спорить, тем более, что Сэм взялся за телефон. Я понимал, что если банда, собравшаяся ранее в квартире Троя, всерьез ополчится на меня, мне придется плохо. Все они были клиентами и ставленниками Себастьяна, а агентство Себастьяна держало в руках всю прессу в городе.
   Сэм швырнул трубку на рычаг и ворчливо спросил у меня:
   – Чего ты хочешь? Позднее я буду занят.
   – В самоубийстве Троя нет ничего странного?
   Он покачал головой.
   – Нет. Во всяком случае, пока нет. Порох на пальцах правой руки, контактная рана – ты знаешь.
   – Стрелял через одежду?
   – Нет. Оголил грудь. Первый раз промахнулся... Я думал, ты читал репортаж.
   – Да, но сообщения об оголенной груди там нет. Думаю, этим все решается. Мне известно, что он не левша, но когда я находился у него, он порезал себе правую руку.
   – Перестань, Шелл. Раз парень решил покончить с собой, станет ли он думать о раненой руке? Кроме того, он был пьян, выпил столько, что двоим бы здоровенным детинам хватило на целую неделю.
   – Достаточно, чтобы отдать концы?
   – Если бы он продолжал пить, этим бы могло закончиться.
   – Меня интересует, не могли ли его застрелить уже после того, как он умер?
   Сэм посмотрел мне в глаза.
   – Теоретически такое возможно, но этого не случилось. Хватит тебе. Как самоубийство, это уже достаточно скверно. Умоляю тебя, не пытайся превратить это в убийство.
   Я понимал, что жалоба на мою "грубость" глубоко задела Сэма. Ибо он был моим настоящим другом, преданным и отзывчивым. То, что задевало меня, задевало и его. И, разумеется, наоборот. Вот почему он рычал на меня сильнее, чем обычно.
   Я поднялся, но мне нужно было сказать ему еще одну вещь. Или, вернее, попросить, а я не был уверен, как он это воспримет.
   – Сэм, ты помнишь, когда я был здесь раньше по поводу нападения на меня. Мы говорили о Джо Рэйсе.
   – Да, мы говорили.
   – Никогда не было ничего такого, что связывало бы Чарли Вайта или Джонни Троя с ним или с кем-то вроде него?
   Лицо Сэма затуманилось, его челюсть выдвинулась вперед, поэтому я торопливо продолжал:
   – Особенно с Рэйсом, но вообще с любым другим "мальчиком" из мафии. Я думал...
   – Олл-райт, я проверю. И ничего не обнаружу. Но я это сделаю, чтобы ты спал спокойно. А теперь уходи отсюда.
   Он вытащил из кармана длинную спичку, будь я неладен, если знаю, где он берет их, и зажег сигару. Встреча была закончена.
   Но я не отступал.
   – И не сделаешь ли ты мне одно одолжение? Совсем небольшое, чтобы я действительно мог спать по ночам. Проверь отпечатки пальцев Джонни Троя и Чарли Вайта. Если у нас ничего нет, попытайся в Сакраменто или в архивах ФБР. О'кей?
   Он не взорвался, однако выпустил в мою сторону струю дыма. Наконец он медленно сказал:
   – Есть ли у тебя хоть что-то, на что я мог бы опереться, Шелл?
   Я покачал головой.
   – Ничего солидного. Но очень странно. Сестра Вайта нанимает меня проверить его смерть, я говорил тебе об этом. Этот доктор Витерс заверяет меня, что Чарли жаловался на то, что временами он боится потерять голову в полном смысле слова, и все такое прочее. Но в этом нельзя быть полностью уверенным...
   Я подробно сообщил ему о телефонном звонке доктора неизвестному лицу по поводу меня и продолжал:
   – Сразу же после этого эти подонки напали на меня в Бенедикт-Каньоне. Устроили засаду, перегородили дорогу машиной. Я тебе все это подробно описывал. И я продолжаю думать, что тип, который скрылся заблаговременно, был Джо Рэйс. Еще один момент: меня наняли только сегодня утром, Трой стреляется уже вечером.
   Я пожал плечами.
   – Конечно, пока у меня нет никаких достоверных сведений, Сэм. Но ты ведь меня хорошо знаешь. У меня предчувствие, что все это взаимосвязано.
   Он вздохнул.
   – Что же, возможно. Твои предчувствия оправдывались и раньше...
   Он посмотрел на меня.
   – О'кей, я сделаю это. Но держи рот на замке. Я не хочу, чтобы ты нарушал общественный порядок. Больше мне ничего не нужно.
   – Благодарю, капитан.
   Я подошел к двери и уже там сказал:
   – Ты неважно выглядишь, Сэм. Отправляйся-ка домой и ложись спать.
   Он усмехнулся.
   – Непременно. В следующую среду.
   Я вышел, выпил чашку кофе с Роулинсом, немного посудачил с ним, затем поехал домой.
   Квартира моя находилась на третьем этаже. Кроме гостиной, у меня есть маленькая кухонька, ванная и спальня. В гостиной пол застлан золотисто-желтым ковром от стены до стены, много места занимает массивный диван, пара кожаных кресел и несколько пуфиков. Слева от входной двери – аквариум с экзотическими рыбками и второй поменьше для гуппи. Я накормил рыбок, понаблюдал за ними, мысли у меня текли медленно. Пора было ложиться спать, и я пошел в спальню, пожелав спокойной ночи Амелии. Она висит на стене над фальшивым камином, потрясающей красоты женщина, написанная маслом, но отличающаяся несговорчивым характером. Наверное, современные художники заявят, что такая манера письма устарела. Во всяком случае, враждебно настроенные друзья Джонни Троя были бы единодушны в своей оценке.
   Я никогда не понимал таких людей, мне казались дикими их вкусы и идеалы. Все старые ценности отвергались только потому, что они были старыми. Настоящее, проверенное временем стало объектом насмешек и нападок.
   "Несомненно, – думал я, – некоторые люди видят вещи иначе, чем остальные, у них "особое" видение, так что, по их словам, им ясна сущность вещей". О'кей, я могу с этим согласиться. Но в таком случае они же должны видеть, что "Жизнь и Смерть" – всего-навсего черная линия и красная клякса. А вот этому я не могу поверить: ось автомобиля и половина унитаза... Какими бы глазами на них не смотреть – это не новое искусство.
   Так что, вы можете превозносить до небес шедевр Рональда Дэнгера, я же предпочитаю Амелию.

Глава 9

   Меня разбудил телефонный звонок.
   Оба будильника еще не сработали. Кто, черт возьми, так рано поднимает меня в воскресное утро?
   Не стану врать, будто я всегда просыпаюсь с радостным предвкушением нового дня. Иной раз приходится и избавиться от дурного настроения. Так что я ответил на звонок отнюдь не ликующим голосом.
   Звонил репортер из "Геральд Стандарт". Эта газета мне нравится, она довольно объективно печатает статьи представителей обоих политических направлений, но вообще-то поддерживает кандидатуру Дэвида Эмерсона на пост Президента.
   Репортеру, конечно, не терпелось выяснить подробности моего вчерашнего визита к Джонни Трою. Я рассказал ему все, как было, не сомневаясь, что моя информация не будет ни искажена, ни дополнена отсебятиной. Этого репортера я хорошо знал, он был честным и способным человеком. Но все равно день начался не так, как мне хотелось.
   Еще четыре аналогичных звонка чуть попозже не улучшили моего настроения. Вообще-то удивляться не приходится, ведь в данный момент самоубийство Джонни Троя было более сенсационным известием, нежели приближающиеся выборы.
   Я был единственным "посторонним", который разговаривал с Троем в субботу, так что все вызывало повышенный интерес. Мое имя упоминалось решительно во всех отчетах о его гибели. Но, в основном, они были заполнены подробностями жизни Джонни, начиная с его знакомства с Себастьяном. Надо сказать, что о жизни певца до этого времени почти ничего не было известно.
   Я позвонил в отдел убийств, но Сэмсона на месте не оказалось. Поэтому я сказал, что позвоню позднее, сам же занялся приготовлением завтрака. Впрочем, это сильно сказано. Я как раз никогда его не готовлю. Даже маисовую кашу мне не удается толком сварить. По большей части у меня получается какая-то несъедобная клейкая масса. На этот раз было то же самое. Я со вздохом посмотрел на плоды своего кулинарного искусства, опустошил кастрюлю в помойное ведро и залил ее водой. На этом завтрак закончился. К счастью, по утрам я никогда не испытываю чувство голода.
   После этого я позвонил Сэмсону и поймал его.
   – Что в отношении моей просьбы? Что-нибудь есть в архивах?
   – Здесь ничего, Шелл. Но ФБР отреагировало.
   – Выкладывай.
   – Чарли Вайт чист, как стеклышко. Но Фрэнсис Бойл провел шесть месяцев, с февраля по июль 1961 года включительно в тюрьме за угон автомобилей. В Сан-Франциско.
   – Я не совсем понял. Кто такой Фрэнсис Бойл?
   – Джонни Трой. Это его настоящее имя.
   Ну что я за недотепа?
   В Голливуде ты не найдешь ни одного человека, который выступал бы под собственным именем. Вообще-то в этом нет ничего плохого, но некоторые девушки используют не только фальшивые имена, но и фальшивые волосы, ресницы, зубы, бюсты. По-моему, они сейчас разрабатывают еще кое-что. Так что в скором времени мы, мужчины, будем получать больше удовольствия в магазинах скобяных товаров.
   Я задумчиво произнес:
   – Шесть месяцев, да? Теперь мне ясно, почему он и его союзники, вроде Себастьяна, не хотели, чтобы копались в его прошлом. Да и потом, "поет Фрэнсис Бойл" звучит простовато...
   Внезапно я нахмурился.
   – Больше ничего? Он не застрелил ни одной старушки или...
   – Нет, похоже на то, что эти полгода пошли ему на пользу. Сообщать это в прессу не имеет смысла. Теперь он мертв, после того за ним нет никаких грехов.
   Совсем как сын Джека Джексона, – подумал я. – Иногда цель достигается одним звонким шлепком. Конечно, бывает и так, что после трех-четырех мелких правонарушений, оставшихся практически ненаказанными, парень теряет чувство страха и решает ограбить банк или убить богатую старушку.
   – Большое спасибо, Сэм. Есть что-нибудь еще?
   Новостей не было. Тони Алгвин исчез. Кубби ничего не говорил. А Сэм, к счастью, не получал новых жалоб на грубое обращение Шелла Скотта с покойным Джонни Троем.
   Я положил трубку, привел себя в порядок, накормил рыбок и вышел из дома, думая о том, что зачастую неудачное начало не означает, что весь день пропал.
   Сильвия Вайт тепло мне улыбнулась и сказала:
   – Ох, теперь я олл-райт. Тогда я была в страшном напряжении, но сегодня я не стану плакать.
   Я предварительно ей позвонил, проинформировал о событиях вчерашнего дня и предупредил, что заеду к ней в отель. Мы сидели уже минут десять в ее комнате, разговаривали о ее брате, об этом деле, о смерти Джонни Троя. Она казалась менее напряженной, чем вчера утром, потому что мы уже немножко познакомились.