Праттико Франко. Перчинка (не полностью)

   Разговор продолжался всего несколько минут. Когда они вернулись, Марио улыбался. Солдат казался озабоченным, но тоже старался улыбаться.
   - Ну, ребята, пора, - сказал Марио, садясь на землю.
   Остальные последовали его примеру. Перчинка не решился спросить, что хотел сказать Марио этим "пора", К тому же, сверху на них неожиданно обрушился разноголосый хор голосов. Это немцы, расположившиеся в своей временной казарме, принялись орать песни.
   - Нужно подобраться к складам оружия на Биржевой площади, - объяснил Марио. - Луиджи, Сальваторе и остальные будут ожидать нас на углу улицы Меццоканноне. Наша задача быстро снять часовых и расчистить путь для остальных. Я рассчитал, что, прежде чем поднимется тревога, пройдет примерно четверть часа. А за это время мы успеем внезапным ударом обезвредить десяток немцев, которые находятся внутри.
   - На то, чтобы вынести оружие, тоже нужно время, - заметил незнакомец.
   - Через пять минут после того, как мы войдем, грузовик Джакомо будет уже у дверей. Мы быстро нагружаем его пулеметами и другим оружием, и он сейчас же на полной скорости мчится к улице Трибуналов, а оттуда - к Антиканья.
   - А если за ним отправят погоню? - спросил солдат, который, как видно, сразу понял суть этого плана.
   - Нет. Вот смотри, - повернувшись к нему, начал объяснять Марио: грузовик поднимается по переулку Сан Паоло и останавливается на углу Антиканья. Там уже будут ждать человек десять наших товарищей. Они его разгружают и перекладывают оружие. Все это минут пять. Грузовик мы бросаем тут же на углу, часть оружия отправляем в Вомеро на мотофургончике - он подъедет со стороны Сапьенцы, и на него никто не обратит внимания... Тем временем тележка с зеленью медленно поднимется к улице Консоляционе, доберется до ворот Сан Дженнаро, потом проедет по улице Фория. А за Ботаническим садом ее уже будет поджидать другая группа наших людей. Так что не беспокойтесь, все предусмотрено, до самой последней мелочи.
   - Тележка с зеленью? - удивленно воскликнул Перчинка, который никак не мог понять, при чем же тут какая-то тележка с зеленью.
   - Вот именно, - засмеялся Марио, - тележка с самой обыкновенной морковкой и сельдереем. Наверху зелень, а под ней пулеметы.
   Потом, снова став серьезным, он добавил:
   - Операция начнется через четыре часа, на заре.
   - А почему не ночью? - озабоченно спросил солдат.
   - Да потому что, если ночью начнет расхаживать по городу столько народу, будут разъезжать грузовики и тележки с зеленью, то это сразу бросится всем в глаза, - ответил Марио. - А утром никто не обратит на это внимания. Да, кроме того, всякие неожиданности лучше всего удаются на заре. Часовые к этому времени уже усталые, сонные и не так внимательно следят, как ночью.
   - Ну, а я что буду делать? - без всякого энтузиазма спросил солдат.
   Ему, как видно, не очень-то улыбалась перспектива, открывающаяся перед ним в связи с появлением тут Марио.
   Последний смерил его взглядом и спокойно ответил.
   - Прежде всего перемени одежду. Ты думаешь, достаточно сорвать звездочки и уже никто не догадается, что ты солдат?
   Потом, повернувшись к мальчишкам, он спросил:
   - Какой-нибудь одежонки у вас не найдется, ребята?
   - Через час я тебе сколько угодно принесу, хоть на десятерых, вскакивая на ноги, с готовностью ответил Чиро.
   - Хватит и на одного, - улыбнулся Марио и, повернувшись к солдату, продолжал: - Ты с лошадьми когда-нибудь имел дело? Телегой править умеешь?
   - Это я-то? - обиженно переспросил калабриец. - Да я только этим и занимался у себя в Кротоне!
   - Ну вот и ладно, - обрадовался Марио. - Тогда сделаем так: немного погодя ты получаешь телегу с лошадью и отправляешься на место ждать сигнала. Остановишься неподалеку от Антиканья. Возьми в помощники кого-нибудь из этих ребят, они знают город как свои пять пальцев. Да если не хочешь, чтобы тебя обнаружили, постарайся как можно больше походить на неаполитанца.
   - А я? - спросил Перчинка, поглаживая свой пистолет, который он вытащил из груды оружия.
   Марио почесал за ухом.
   - Просто не знаю, что тебе сказать, Перчинка, - пробормотал он. - Такая операция, как наша, это не для ребят. А впрочем, знаешь что, поезжай-ка с телегой...
   - Ну да! - обиженно возразил Перчинка. - Там
   Чиро с Винченцо делать нечего. Нет, я хочу вместе с вами... захватывать склад.
   Но Марио отрицательно покачал головой.
   - Нет, - решительно сказал он. - Очень жаль, конечно, но я уже сказал это не для ребят. Ты нам только мешать будешь, пойми ты это. Но ничего, не огорчайся, - добавил он, дружески похлопав мальчика по плечу. - Какое-нибудь дельце подыщем! Война с немцами только начинается.
   Но Перчинка со злостью стряхнул с плеча руку Марио. Ага, значит, он не нужен! Для него, значит, не нашлось никакого дела! Ладно! Но он-то знает, что стоит любого из них! Вскочив на ноги, он дрожащим от ярости и обиды голосом крикнул:
   - Раз я вам не нужен, я ухожу!
   - Стой! - повысив голос, сказал Марио и, взяв мальчика за руку, силой заставил его сесть на прежнее место. - Смотри, Перчинка, без глупостей. Ни в коем случае ее выходи отсюда. Если мы начнем расхаживать туда-сюда, эти сразу заинтересуются. Запомни: сейчас у нас всё как в настоящей армии. А в армии не только приказывают, но и подчиняются. Ты тоже должен научиться подчиняться. Когда ты понадобишься - а ты еще понадобишься, будь спокоен, тебя позовут. А сейчас ты должен только слушаться приказаний.
   Нельзя сказать, чтобы Перчинку убедили слова Марио, однако он уселся на свое место, бормоча недовольным тоном какие-то неопределенные угрозы. Но Марио сделал вид, что не понимает его бормотания. Песни наверху прекратились. Воспользовавшись тишиной, наши друзья растянулись на соломе, чтобы немного вздремнуть перед операцией.
   Часа через два Марио, незнакомец и солдат тихо поднялись и вышли. Ребята крепко спали. Никто из них не проснулся, даже Перчинка. Но едва мужчины начали подниматься наверх, как его тонкий слух тотчас же уловил звук шагов на лестнице. Мальчик быстро вскочил со своей соломенной постели и побежал к выходу.
   Дождь перестал. Между клочьями разорванных ветром облаков выглядывала луна. Три мужских силуэта удалялись в сторону улицы Фория. Несколько мгновений Перчинка в нерешительности стоял, наблюдая за ними, потом вышел из развалин и неслышным шагом направился к улице Меццоканноне.
   Неожиданно в нескольких метрах от себя мальчик услышал тяжелые шаги немецкого патруля. Он прижался к стене и замер. Вдруг в глаза ему ударил слепящий свет мощного фонаря, какие обычно носили с собой немцы, совершавшие ночные обходы города. Потом над самым его ухом резко, как выстрелы, прозвучали два или три немецких слова. Он поднял глаза и увидел вокруг себя жестокие лица и стальные каски. В бледных лучах заходящей луны зловеще поблескивали вороненые стволы автоматов.
   Перчинка догадался, что его о чем-то спрашивают на очень ломаном итальянском языке, но не мог понять ни слова и только молча отрицательно мотал головой. Ему еще никогда не приходилось сталкиваться с немцами вот так, лицом к лицу. Он весь дрожал, но не от страха, а скорее от волнения, от тревожного возбуждения, от сознания того, что он переживает сейчас настоящее приключение.
   Посовещавшись, немцы расступились, и вперед вышел дон Доменико, одетый в черную фашистскую форму.
   - А, так это ты! - воскликнул он. - Вечно ты крутишься где не надо.
   - Здравствуйте, дон Мими, - вежливо сказал Перчинка.
   Уже одно то, что он увидел знакомое лицо, пусть даже принадлежавшее такому человеку, как дон Доменико, вселило в него бодрость.
   - Можно узнать, что ты делаешь на улице в такое время? - спросил дон Доменико.
   И тут Перчинку осенила прекрасная мысль.
   - Я хотел сходить посмотреть, не сняли ли охрану со склада на площади Карла Третьего, - не задумываясь ответил он.
   В самом деле, что можно было придумать правдоподобнее? Разве трудно поверить, что какой-то уличный мальчишка, каким все его считали, вышел ночью на улицу, чтобы что-то украсть?
   Дон Доменико со смехом сказал немцам несколько слов, и один из них, размахнувшись, изо всех сил ударил мальчика по лицу. Однако Перчинка вовремя пригнулся, и огромная лапа немца только слегка задела его по затылку.
   - Зря ты туда идешь, - злорадно улыбаясь, заметил дон Доменико. - Там уже давно ничего нет. А вот смотри поймают тебя да к стенке... А впрочем, добавил он, презрительно скривив губы, - для такого, как ты, это самый лучший конец!
   Дон Доменико вместе с немцами уже скрылись в темноте переулка, а Перчинка все еще неподвижно стоял на месте, прижавшись к стене и чувствуя, как сильно колотится сердце. Потом двинулся в сторону, противоположную Меццоканноне. Кто знает, что на уме у этого дона Доменико, на всякий случай все-таки лучше поостеречься.
   Когда он дошел до площади Карла Третьего, уже слегка брезжило, и Перчинка с обидой подумал, что через несколько минут Марио и его друзья начнут нападение на склад оружия. Но догонять их было уже поздно. Мальчик медленно побрел по пустынным улицам.
   Светало. Небо на горизонте зарозовело, и лишь в переулках на несколько минут задержалась ночная тьма. Внезапно безмолвную улицу Фория потряс глухой гул. Приближаясь, он нарастал, грозный, словно голос врага. Потом с площади Карла Третьего на широкую белую улицу ворвались немецкие танки. Перчинка прижался к стене, в ужасе глядя на стальные чудовища, которые один за другим методично и быстро ползли по площади. Казалось, они движутся сами собой, без помощи человека.
   Бесконечной лентой бежали, вращаясь, гусеницы. Лишь на переднем танке виднелся солдат. Его голова в черном шлеме, высовывавшаяся из люка, казалась частью металлического чудовища, которое ее несло. Солдат смотрел прямо перед собой и даже не заметил Перчинку, прижавшегося спиной к металлической решетке бара и со страхом наблюдавшего это мрачное шествие. Танки шли один за другим, подобные грозному символу смерти. Их грохот наполнял всю улицу, заставлял вздрагивать стройные деревья и катился все дальше по спящему городу. Ни один человек не высунулся из окна, чтобы взглянуть на них. У музея головной танк стремительно развернулся. За ним последовали остальные. Перчинка проводил глазами удалявшуюся с воинственным грохотом колонну, потом, тряхнув головой, вышел на середину улицы и принялся рассматривать следы тяжелых гусениц, отпечатавшиеся на мостовой.
   Неожиданно до него донеслись звуки отдаленной перестрелки. У Перчинки сразу же мелькнула мысль об оружейном складе, и он бросился бежать в сторону Меццоканноне. Взошло солнце, но город, казалось, все еще спал.
   Перчинка бежал спускающимися к морю извилистыми переулками. Внезапно в тишину города ворвался хорошо знакомый зловещий звук - сирена. Но то была не воздушная тревога. Такого монотонного, унылого воя Перчинке еще никогда не приходилось слышать. Казалось, ревет смертельно раненный зверь.
   Снова зазвучали выстрелы и затрещали автоматные очереди. Спускаясь по улице Консолационе, Перчинка услыхал стук копыт. Мимо стремительно пронеслась тележка с зеленью, и Перчинка скорее угадал, чем узнал, в вознице того самого калабрийца, который столько времени скрывался в его убежище. Солдат так отчаянно нахлестывал лошаденку, будто от этого зависела его жизнь.
   Рев сирен заглушал временами звуки выстрелов. Перчинка внезапно понял, что стреляют не на Меццоканноне. Раз солдат увез тележку с оружием - значит, налет на оружейный склад удался и был уже окончен. Но где же тогда стреляют? Перчинка продолжал бежать к морю. Когда он пробегал мимо Университета, кто-то схватил его за руку. Мальчуган, как норовистый конь, рванулся было в сторону, но тут же узнал Марио.
   - Куда ты несешься? - спросил тот.
   - Стреляют, - задыхаясь, ответил Перчинка.
   - Слышу. Это в Кастель дель Ово, - спокойно проговорил Марио.
   Его лицо осунулось, глаза смотрели напряженно и строго. Перчинка никогда еще не видел своего друга таким суровым.
   - Почему там стреляют? - спросил мальчик.
   - Это моряки, - ответил Марио. - Они не захотели отдать крепость немцам и защищают ее.
   В голосе Марио Перчинке послышалась нотка боли. Он взглянул другу в лицо.
   - А... наш налет удался, правда? - с надеждой спросил мальчик.
   - Томазо схватили, - тихо сказал Марио.
   - А кто это, Томазо?
   - Один мой друг. Моряк. Его схватили, когда мы уже отступали. Я даже не знаю, куда его увели, - с грустью добавил Марио.
   Они двинулись к Биржевой площади, чтобы быть поближе к Кастель дель Ово. Внезапно перед ними появилось двое немцев.
   - Хальт! - крикнул один кз них.
   - Что случилось? - удивленно спросил Марио.
   - Вперед! - приказал немец.
   Их повели на площадь, где прямо на земле стояли на коленях до сотни людей. Это были жители ближайших домов, которых немцы согнали сюда силой.
   Марио и Перчинке тоже пришлось стать на колени.
   - Нас убьют? - тихо спросил Перчинка. - Не знаю, - ответил Марио.
   По площади расхаживали несколько фрицев и один из местных фашистов. Потом из переулка, ведущего к Биржевой площади, вышел человек, одетый в форму моряка. Руки его были связаны за спиной.
   - Это Томазо, - шепнул Марио.
   Моряка поставили перед толпой. Он был худенький, небольшого роста, смуглый. По его лицу катились струйки пота, как после долгого бега. Глаза его сверкали. Немцы велели ему стать на колени перед толпой. Томазо молча повиновался.
   Четверо немцев встали перед ним спиной к толпе и вскинули автоматы. Какая-то женщина громко вскрикнула. Стоявший неподалеку от нее немец погрозил ей кулаком.
   Немецкий офицер прокричал какую-то резкую команду, просвистевшую, как удар хлыста. Солдаты прицелились в стоявшего на коленях человека, который смотрел на них в упор горящими глазами. Грохнул залп. Перчинка зажмурился. Когда он снова открыл глаза, ему показалось, что на том месте, где стоял моряк, лежит бесформенная куча синих тряпок. Люди плакали. Плакал и Марио.
   - За что его? - воскликнул Перчинка, Марио не ответил.
   Немцы ушли, оставив тело убитого на земле. Одна из женщин приблизилась к нему и накрыла ему лицо платком. Из ворот подъезда вышел старик, неся в руке какой-то сверток. Двое фашистов в черных рубашках, в порту* леях и с пистолетами все еще оставались на площади, но на них никто не обращал внимания. Старик подошел к телу убитого моряка и развернул над ним трехцветный итальянский флаг. Фашисты поспешили убраться с площади.
   Перестрелка у Кастель дель Ово не утихала. Но теперь в той стороне, откуда раздавались выстрелы, небо было объято заревом, словно там полыхал гигантский костер.
   - Немцы их всех подожгли! - крикнул какой-то мальчишка, бежавший со стороны моря.
   Глава X
   НА МОСТУ ДЕЛЛА САНИТА
   - А морякам-то, которые заняли Кастель дель Ово, все-таки пришлось сдаться, и их почти всех расстреляли. Немцы обложили крепость со всех сторон и подожгли. Пламя поднялось высотой с дом. Ну им волей-неволей пришлось выйти, оставаться внутри было совершенно невозможно. А как раз в это время в Старом Вомеро уничтожили полностью немецкий патруль!
   - Кто же это сделал?
   Маленький, черный как цыган мужчина, который в прошлую ночь приходил вместе с Марио, поднял на него глаза и неторопливо ответил:
   - Да те парни, что сбежали от охраны. Их собирались отправить в Германию и держали на хуторе неподалеку от города. Ну вот, только они выбрались из хутора, как наткнулись на немецкий патруль, который в это время производил облаву в этом районе. Немцы, конечно, открыли стрельбу. Наши тоже начали стрелять. Еще на хуторе крестьяне снабдили их охотничьими ружьями и револьверами. На выстрелы подоспели крестьяне. Немцы оказались между двух огней, ну и, ясное дело, полегли все до единого.
   Чернявый говорил спокойным, уверенным голосом. Казалось, его нисколько не волновало и не страшило то, что происходило в Неаполе, словно все это он уже давно предвидел. Марио, наоборот, был бледен, и руки его слегка дрожали.
   - Томазо расстреляли. На Биржевой площади, - глухим голосом сообщил Марио.
   - Знаю, мне уже сказали, - откликнулся чернявый. - Что с оружием?
   - В надежном месте, - сдерживая улыбку, ответил Марио.
   Оба перешептывались, сидя в дальнем углу подземелья старого монастыря, в то время как трое ребят, примостившихся поодаль, внимательно прислушивались к их беседе. Да, война с немцами в Неаполе разгоралась. Думая об этом, Марио испытывал то же чувство, которое охватило его, когда он начал распространять антивоенные листовки.
   Еще тогда его не оставляло ощущение, что начатое им дело - не просто выполнение задания подпольной организации, но что оно только струйка в огромной грозной реке стихийного народного движения, которое родилось в кривых переулках, сырых подвалах и бедных хижинах окраин, зрело, наливалось силой под палящим солнцем этого города, - движения, о котором он знал, но которое теперь, в напряженные дни борьбы, познавал заново.
   Даже в своем друге он уже не узнавал прежнего Сальваторе, который всего несколько месяцев назад способен был только выполнять приказы подпольного комитета и не решался сделать ни шага, не согласовав его предварительно во всех деталях с комитетом или не продумав основательно, не взвесив все "за" и "против", как это делает опытный шахматист в ответственной партии. Тот Сальваторе, которого Марио видел перед собой сейчас, был, как и прежде, хладнокровным, спокойным и непоколебимым и в то же время горел какой-то безудержной отвагой, которой никто из знавших его прежде даже не подозревал в нем.
   А эти трое ребятишек, которые сидят сейчас с ним рядом, навострив уши? Разве похожи они на прежних оборванцев, равнодушных ко всему на свете и думавших лишь о том, как бы раздобыть кусок хлеба? Заглянуть хотя бы в сияющие и вместе с тем печальные глаза Перчинки. Разве не светится в них огонь революционной борьбы, которая, не ожидая лозунгов и указаний, хлынула прямо из оскорбленного мальчишеского сердца? А кроткое и нежное лицо маленького Чиро? Разве не стало оно мужественным и суровым, как у солдата во время атаки? А Винченцо, вечно задумчивый Винченцо? Разве трудно догадаться, что за этой задумчивостью кроются мысли о войне и мести?
   Да, все, что Марио видел сейчас перед собой, было для него немного неожиданным. Но, может быть, это объяснялось тем, что ему никогда не приходилось вести революционную борьбу в недрах народа, что он просто не знал, что такое подлинная борьба масс? Ведь в течение многих лет он привык лишь к тайным действиям, к планомерной и терпеливой организационной работе заговорщика. Он привык чувствовать себя в меньшинстве, всегда стоял в стороне от того горячего, бурлящего потока, который захлестнул сейчас Неаполь.
   Немецким оккупантам и местным фашистам лицо города все еще представляется безвольным и испуганным. На самом же деле он живет той же жизнью, что и они - маленькая горстка патриотов, укрывшаяся в сырых подземельях монастыря. Вооружившись, спрятав под соломой патронташи, они готовят сокрушительный удар по врагу, в то время как наверху, над их головами, немцы беспечно горланят песни и начищают до блеска свое оружие, и они, патриоты, должны сделать так, чтобы захватчики не успели обратить это оружие против народа.
   Марио тряхнул головой, отгоняя прочь эти мысли. Нет, нет, сейчас не время рассуждать, сейчас надо действовать. В подземелье неслышно проскользнул калабриец, одетый в потрепанный штатский костюм.
   - Ну, все в порядке, - проговорил он, тяжело переводя дыхание.
   - Тебя никто не видел? - быстро спросил Марио.
   - Здесь, на площади, ни души, - успокоил его солдат. - Оружие отправлено. В Вомеро стреляют.
   - Знаю, - кивнул Марио.
   Он задумался. Да, руководство борьбой необходимо взять целиком в свои руки. Нельзя допустить, чтобы она и дальше протекала так же, - стихийно, как сейчас. Немцы есть немцы. Это хорошо организованная и обученная армия, вполне способная подавить начавшуюся в городе партизанскую борьбу.
   Сальваторе достал из кармана большую карту Неаполя и разложил ее на земле. Перчинка проворно зажег свечу. Все склонились над картой, за исключением Чиро, который отправился караулить у входа.
   - Американцы уже близко, - начал Марио, - я слышал об этом от одного крестьянина из Сарно. Но он говорил, что они не войдут в город, пока немцы сами его не оставят. Они, кажется, решили бомбить все укрепления...
   - Это они умеют! - угрюмо произнес Сальваторе. - Во время войны только этим и занимались. Весь город с землей сровняли, и только для того, чтобы разрушить несколько военных объектов! Нет уж, сами немцев прогоним, решительно добавил он.
   Марио улыбнулся.
   - Неплохо было бы. Но ты забываешь, что такое немцы, - заметил он.
   - Нет, не забываю! - горячо возразил Сальваторе. - Но, пусть они будут хоть сто раз немцами, мы их все равно должны выгнать. Надо сказать этим американцам, что, если они боятся входить в город, пока тут немцы, мы и без них обойдемся.
   Марио покачал головой.
   - Нет, - ответил он, - для этого еще время не пришло. Не забывай, что в руках немцев все важнейшие стратегические пункты.
   - Я утром сам видел, как в город въезжали танки, - вмешался Перчинка. Ох и много!.. Уйма!
   - Вот видишь! - воскликнул Марио. - Они уже с фронта войска оттягивают. Ясно, что готовятся драться за город. А как мы сможем их выгнать, если у нас всего четыре автомата и ни на грош дисциплины!
   - Уж не знаю как, а должны, - упрямо возразил Сальваторе, - это главное, что нам надо сделать. Чем же нам, по-твоему, еще заниматься? Упрашивать людей, чтобы они исподтишка вредили немцам и ждали, пока их освободят иностранцы? Пусть даже эти иностранцы наши друзья, все равно они чужеземцы. Нет, мы обязаны сказать людям: давайте действовать сами. И тогда все пойдут за нами, вот увидишь. Да знаешь ли ты, сколько в городе парней, которые прячутся от немцев и готовы хоть сейчас выйти на улицу с ружьями в руках, а у кого нет ружей - то и с ножами? Скажем всем людям открыто: "Давайте освобождать Неаполь сами!" - и не просто скажем, а первые подадим пример. Пойдем хотя бы против немецких танков. Нас не покинут, будь покоен!
   "Все это чудесно, - подумал Марио, - и все-таки - чистейшее безумие".
   - Ладно, - проговорил он, обращаясь к Сальваторе, - сейчас мы все равно ничего не решим. Сейчас главное - подумать о том, как усилить партизанскую борьбу.
   - Это верно, - согласился Сальваторе. - Значит, что же нам нужно? Прежде всего оружие. Людей у нас хватает. Зайди в любой дом, за тобой каждый пойдет, дай только оружие.
   - Но это еще не все, - продолжал Марио. - Следует разузнать, где находятся объекты первостепенной важности. Необходимо узнать, где укрепились немцы, где расположены их жизненно важные центры, радиостанции, батареи...
   Сальваторе взглянул на ребят, которые, растянувшись на земле, прислушивались к разговору.
   - А эти огольцы на что? - воскликнул он, обратившись к Перчинке, который сосредоточенно грыз ногти, и добавил: - Вот ты, например, Перчинка, скажи, смог бы ты собрать человек двадцать - тридцать ребят, обойти с ними город и разузнать, где окопались немцы? Я думаю, по одному человеку на квартал вполне хватит.
   - Я могу это сделать! - воскликнул Винченцо, вскакивая на ноги. - Я знаю всех ребят в переулке. А Перчинку они не захотят слушаться.
   Перчинка не обиделся. У него было совсем другое на уме.
   - Дайте мне ружье, - сказал он, - я иду сражаться вместе с вами.
   Но Марио и Сальваторе пропустили его слова мимо ушей. Разрезав карту города на множество прямоугольников, они вручили их Винченцо, который должен был раздать их своим приятелям, поручив каждому обследовать вверенный ему участок и отметить крестиками те места, где расположились немцы. Ребята должны были также рассказать обо всем, что им удастся заметить: чем занимаются немцы, есть ли у них укрепления, орудия, пулеметы, словом, решительно обо всем. . Винченцо стремглав выскочил на улицу. Перчинка посмотрел ему вслед и пожал плечами. Нет, его время еще не пришло. Ведь сейчас у него не было даже оружия. Марио забрал у него пистолет, чтобы вооружить калабрийца.
   - Ну ладно, а что же я должен делать? - помолчав, буркнул мальчик.
   Марио, нахмурившись, повернулся к нему.
   - Я думаю, самое опасное место - Каподимонте, - проговорил он, отправляйся туда и попробуй узнать, что там творится. Я слышал, что немцы подтягивали туда орудия. Необходимо узнать, наведены ли эти орудия на город, или их собираются увозить, или, может быть, немцы хотят держать под обстрелом ближайшие деревни, чтобы помешать американскому наступлению. Как ты думаешь, разберешься?
   Перчинка молча кивнул. Он поднялся с земли, лениво потянулся и сказал улыбаясь:
   - Через два часа буду здесь.
   - Тебя никто не торопит, - возразил Марио. - Постарайся хорошенько во всем разобраться. Только, ради бога, не попадайся немцам на глаза. Им ведь ничего не стоит и ребенка прикончить...
   - Как же, так они меня и поймали! - обиженно сказал Перчинка.
   Сама мысль о том, что немцы могут его схватить, казалась мальчику чуть ли не оскорблением. Да что говорить! В конце концов, разве не он носил листовки в концентрационный лагерь?
   Выйдя из подземелья и пройдя мимо Чиро, он направился в город.
   На улицы спускались сумерки, по-летнему светлые и прозрачные, окрашенные багрянцем вечерней зари, И Перчинку вдруг охватило неведомое ему до сих пор желание поиграть на этих розовых улицах или хотя бы попрыгать на одной ножке. Но вместо этого он бегом пустился по узким переулкам к Санта, Тереза, а оттуда уже медленно стал подниматься к мосту Делла Санита, насвистывая придуманный по дороге мотив.