Том досчитал до двадцати и рискнул приподнять голову. Курс каноэ повторял изгиб реки, и они постепенно уходили из-под огня. Он старался, насколько возможно, держаться под прикрытием берега. Но вот лодка завершила поворот, огни на пристани в последний раз моргнули сквозь листву и исчезли.
   Удалось!
   Раздалось несколько очередей наугад. Но слева от лодки стояла преграда леса, и было слышно, как пули щелкали о стволы деревьев. Эхо отразилось от воды, и все стихло.
   Том помог Сэлли подняться. Ее лицо совершенно побелело и в тусклом свете казалось призрачным. Он посветил фонариком вокруг: по обеим сторонам темной реки возвышалась стена леса. Сквозь листву мелькнул клочок неба, мигнула единственная звезда и тут же скрылась за черными кронами. Тонко пел подвесной мотор. Теперь они были на реке одни, и их окутала влажная непроглядная ночь.
   Том взял Сэлли за руку, почувствовал, как она дрожит, но в следующую секунду понял, что и его руки дрожали точно так же. В них стреляли солдаты, пытались убить. Том миллион раз видел подобные сцены в кино, но совсем иное дело, когда оружие направлено на тебя.
   Луна закатилась за стену джунглей, и реку сковала удушающая тьма. Том, боясь наткнуться на сук или наскочить на пороги, то и дело включал фонарик. Над ними жужжала огромная туча москитов, и, казалось, двигаясь за лодкой, они прихватывали тысячи новых.
   — А что, в ваших многочисленных карманах не найдется баллончика с репеллентом? — пошутил Том.
   Но к его удивлению, Сэлли кивнула:
   — В джипе мне удалось утаить сумочку. Засунула в штаны. — Она извлекла из огромного кармана на бедре тугую косметичку, раскрыла молнию, стала рыться внутри и выкладывать на колени вещи: тюбик с очищающими воду таблетками, несколько коробок не боящихся влаги спичек, скрученную пачку стодолларовых банкнот, карту, плитку шоколада, паспорт и бесполезные кредитные карточки. — Я даже не помню, что тут у меня есть.
   Она разбирала содержимое, а Том в это время держал фонарь. Репеллента среди вещей не оказалось. Сэлли чертыхнулась и принялась запихивать содержимое косметички обратно. В это время на дно упала фотография. Том направил на нее луч: со снимка смотрел поразительно симпатичный молодой человек с черными бровями и точеным подбородком. Торжественное выражение глаз, насупленный лоб, поджатые чувственные губы, твидовый пиджак и поворот головы чуть с наклоном — все говорило о том. что он воспринимает себя очень серьезно.
   — Это кто? — спросил Том.
   — Ах, это… — замялась Сэлли. — Это профессор Клайв.
   — Профессор Клайв? А почему он такой молодой? Я представлял его пыхающим трубкой хромым старикашкой в жилете на пуговицах.
   — Ему не понравились бы ваши слова. Клайв — самый молодой за всю историю кафедры профессор с ученым званием. Он поступил в Стэнфордский университет в шестнадцать лет, в девятнадцать получил диплом, а в двадцать два обзавелся степенью доктора философии.
   — Да, но почему вы таскаете с собой фотографию своего профессора?
   — Потому что мы с ним обручены, — ответила Сэлли. — Надеюсь, это вас не задевает?
   — Ни в коей мере. — Том понял, что краснеет. Оставалось надеяться на спасительную темноту. Он чувствовал, что девушка с любопытством косится на него в призрачных сумерках ночи.
   — Вы как будто удивлены?
   — М-м-м… Есть немного… Вы ведь не носите обручальное кольцо.
   — Профессор Клайв не верит в буржуазные предрассудки.
   — А как он отнесся к тому, что вы отправились со мной в путешествие? — Том понял, что ляпнул что-то не то, и запнулся.
   — А вы полагаете, что мне требуется получать у «своего мужчины» разрешение на каждую поездку? Или считаете меня не заслуживающей доверия в сексуальном отношении? — Сэлли склонила голову и пристально посмотрела на него.
   Том отвернулся.
   — Извините, что спросил.
   — И правильно, что извиняетесь. Я считала вас более современным человеком.
   Он сосредоточился на управлении лодкой и, обернувшись к мотору, попытался скрыть замешательство и разочарование. Над рекой повисла тишина, за ними плыла болотная духота ночи. Где-то в темноте закричала птица, снопа псе стихло, и тогда Том услышал шум.
   Он тут же выключил двигатель; сердце бешено колотилось. Снова тот же звук — характерная скороговорка стартера подвесного мотора. И опять над водой разлилась тишина. Лодка ткнулась носом в берег.
   — Они нашли бензин и собираются за нами в погоню.
   Том нащупал на дне шест, оттолкнулся и вывел каноэ на стремнину. Лодка вильнула в сторону; он удерживал ее на середине русла и прислушивался.
   Опять повторился звук стартера. Послышался рев, сразу же перешедший в ровное бормотание. Не оставалось сомнений, что это заработал лодочный двигатель.
   Том взялся за ручку стартера.
   — Не надо, — остановила его Сэлли. — Они нас услышат.
   — Мы не сумеем уйти от них на шестах.
   — И на моторе не уйдем. Со своим восемнадцатисильным движком они нас в два счета догонят. — Она посветила фонариком по сторонам. Вода поднялась, добралась до деревьев и затопила джунгли. — Но зато мы можем спрятаться.
   Том оттолкнулся шестом и направил долбленку к затопленному лесу. Перед ними открылась неширокая, залитая водой прогалина, которую в более засушливые времена можно было бы принять за ручей. Том поднялся по ней вверх, пока нос лодки не ударился о какой-то предмет — ушедшее под воду бревно.
   — Выходим, — предложил он.
   Здесь глубина не превышала фута, но ниже следовали еще два фута топкой грязи, в которой они увязли, выпустив на поверхность облако пузырьков. В нос ударил затхлый запах болота. Корма каноэ все еще была в реке, а там ее немедленно бы засекли.
   — Поднимайте и толкайте.
   Совместными усилиями они подняли нос над бревном и, пихая, перетащили лодку в глубь протоки. Затем снова залезли в долбленку. Звук восемнадцатисильного мотора стал громче. Лодка военных быстро поднималась вверх по реке.
   Сэлли взяла второй шест, и они стали продвигаться в глубь затопленного леса. Том выключил фонарь, и секунду спустя из-за деревьев ударил мощный луч света.
   — Мы слишком близко. Нас могут увидеть. — Он хотел энергично оттолкнуться, но шест застрял в грязи. Том выдернул его, бросил на дно лодки, ухватился за лиану и, подтягиваясь, повел лодку в чащу кустов и папоротников. «Эвинруд» был совсем рядом. Прожектор прошелся по джунглям, но Том успел схватить Сэлли и потянул на дно. И, обняв, сам растянулся рядом. Он молился, чтобы солдаты не разглядели в темноте прицепленный к их корме светлый движок.
   Грохот мотора стал еще громче — лодка с солдатами замедлила ход. Прожектор прошелся по тому участку леса, где прятались беглецы. Том слышал приглушенный гул голосов и потрескивание рации. Луч выхватил кусок джунглей — показалось, что это декорации какого-то фильма, — а затем двинулся дальше. Слава Богу, вернулась темнота. Перестук двигателя стал затихать.
   Том поднял голову и заметил, что пятно света над головой изменило угол — значит, лодка преследователей свернула за поворот.
   — Они уходят, — обрадовался он.
   Сэлли села и откинула с лица спутавшиеся пряди волос. Над ними гудело плотное облако москитов. Том чувствовал их повсюду: в волосах, в ушах, они пытались забраться к нему в нос, ползали по шее. Каждый удар убивал не меньше дюжины. Когда он пытался дышать, то набирал полный рот кровососов.
   — Надо выбираться отсюда, — простонала Сэлли, хлопая себя по спине.
   Том принялся обламывать сухие ветки с кустов.
   — Что это вы делаете?
   — Хочу соорудить костер. — Где?
   — Увидите. — Набрав сушняка, он перегнулся через борт и зачерпнул пригоршню болотной тины. Размазал ее лепешкой по дну, сверху уложил слой листьев и на них построил из прутиков вигвам.
   — Спички.
   Сэлли подала ему коробку, и он развел огонь. Как только костер разгорелся, Том добавил в него зеленых листьев и тростника. Завитки дыма стали подниматься вверх и собираться облаком в неподвижном воздухе. Том сорвал с ближайшего куста большой лист и, действуя им как веером, погнал дым в сторону Сэлли. Страшная масса москитов отпрянула. У дыма оказался приятный терпкий запах.
   — Ловкий фокус, — похвалила девушка.
   — Его показал мне отец, когда мы путешествовали на каноэ по северному Мэну. — Он сорвал с куста еще несколько листьев и добавил в костер.
   Сэлли достала карту и принялась изучать при свете фонаря.
   — У реки много боковых проток. Думаю, пока мы не доберемся до Пито-Соло, нам надо избегать главного русла.
   — Отличная мысль. И еще — теперь мы пойдем на шестах. Включать двигатель очень опасно.
   Девушка кивнула.
   — Вы поддерживайте огонь, а я стану управляться с шестом. Потом поменяемся. Будем плыть без остановки, пока не окажемся на месте.
   — Хорошо.
   Том вытолкнул каноэ из леса и, придерживаясь стены деревьев и прислушиваясь, не раздастся ли звук чужого мотора, повел дальше. Вскоре показалась узкая боковая протока, которая ответвлялась от основного русла, и он повернул в нее.
   — Думаю, — сказал он, — лейтенант Веспан не собирался везти нас в Сан-Педро-Суда. Скорее, он намеревался выкинуть нас из вертолета. Если бы не та неисправная деталь, мы бы уже были мертвы.

19

   Вернон вскинул глаза к огромному своду над головой и обнаружил, что на Меамбарское болото опускается ночь. Вместе с сумерками вернулся писк насекомых, и из глубин окружающих их бесконечных акров подрагивающей и шевелящейся меж огромных стволов топи, словно отравляющий газ, поднялись насыщенные парами разложения миазмы. Где-то в глубине болота раздался едва слышный крик жертвы, за которой гнался ягуар.
   Вторую ночь подряд они не могли найти сухого места, чтобы разбить лагерь. Приходилось загонять каноэ под гигантские папоротники и надеяться, что их листья укроют от непрекращающегося дождя. Но надежды не оправдывались — с листьев текло струями, — и в лодке не было спасения от воды.
   Учитель свернулся на куче вещей, укрылся мокрым одеялом и, несмотря на удушающий зной, дрожал. Вокруг гудели тучи москитов и особенно усердствовали у его лица. Вернон видел, как они ползали по губам Учителя, пытаясь залезть в глаза. Он нанес на кожу немного репеллента, но это нисколько не спасло: что не смыл дождь, тут же скатилось с каплями пота.
   Вернон поднял голову. Двое проводников сидели на носу, играли при свете фонаря в карты и пили. С самого начала путешествия он почти не видел их трезвыми и с ужасом обнаружил, что в одной из десятигаллонных пластмассовых канистр вместо воды плескалась агуардьенте [25]домашнего производства.
   Он сгорбился и обхватил себя руками. Тьма была еще не полной — ночь наступала не спеша. На болотах не бывало закатов: свет изменялся от зеленоватого к синему, затем к бордовому и только потом к черному. А на рассвете все повторялось в обратном порядке. Здесь даже в ясные дни не проглядывало солнце и стоял глубокий зеленый полумрак. Отчаянно хотелось света и глотка свежего воздуха.
   После четырех дней блужданий по болоту проводники признались, что заблудились, и сказали, что надо поворачивать обратно. Повернули, но, судя по всему, еще глубже забрались в топь. Сюда они пришли совсем не таким путем. Объясниться с проводниками не удавалось. Хотя Вернон сносно говорил по-испански, а они немного знали английский, оба постоянно были под градусом и от этого не могли внятно выразить свои мысли ни на одном из этих языков. Чем вернее они сбивались с пути, тем задиристее отрицали этот факт и больше пили. А потом заболел Учитель.
   С носа донеслось ругательство. Один из проводников швырнул на дно карты, схватился за винтовку и вскочил. Лодка покачнулась.
   — Cabron! — закричал другой и взялся за мачете.
   — Прекратите! — приказал им Вернон, но проводники, как всегда, не послушались.
   Они ругались и пьяно толкались. Винтовка выстрелила, но пуля ушла в болото. Индейцы еще немного поворчали, потузили друг друга, а затем, не прекращая препирательств, сели, собрали карты и как ни в чем не бывало принялись сдавать.
   — Что там за пальба? — спросил Учитель.
   — Ничего особенного, — ответил Вернон. — Опять напились.
   Больной поежился и плотнее закутался в одеяло.
   — Надо забрать у них оружие.
   Вернон промолчал. Бесполезно пытаться отнять у них винтовку, даже когда они пьяны. Особенно когда они пьяны.
   — Москиты, — проговорил Учитель неверным шепотом. Вернон выдавил на ладони немного репеллента и смазал ему лицо и шею. Больной вздохнул с облегчением, по его телу пробежала короткая дрожь, он закрыл глаза.
   Вернон стянул с себя рубашку и, спиной ощущая ливень, стал прислушиваться к звукам джунглей — никогда не слыханным раньше воплям спаривающихся или пожирающих друг друга тварей. Он думал о смерти. И ему казалось, что вот-вот будет найден ответ на мучивший его всю жизнь вопрос. Но найден самым неожиданным и ужасным способом.

20

   Два дня на реке держался плотный спасительный туман. Том и Сэлли, отталкиваясь шестами и сохраняя строгий режим тишины, плыли вверх по извилистым боковым протокам. Они не останавливались ни на минуту, а спали по очереди. Еды почти не было — только плитка шоколада, которую Сэлли разделила на дольки, и фрукты, которые она собрала по дороге. Они не замечали признаков погони, и Том начал надеяться, что солдаты отчаялись их найти и вернулись в Брус. Или где-то застряли. Река изобиловала отмелями, топями и скрывавшимися под водой стволами деревьев. Ваоно не обманул: тяжелому каноэ тут не было дороги.
   На третье утро туман стал подниматься и обнажил подступившие к черней воде, источавшие капли влаги стены джунглей. Вскоре над водой показался домик на сваях с плетеными стенами и соломенной крышей. За ним к воде круто сбегала дорожка из булыжника. Здесь оказался такой же шаткий причал, как в Брусе, — платформа из бамбуковых жердей опиралась на вбитые в прибрежную топь тонкие стволы деревьев.
   — Как вы считаете, нам стоит останавливаться? — спросил Том.
   Сэлли поднялась и окинула взглядом окрестности. На причале рыбачил мальчик.
   — Это Пито-Соло? — спросила она. Но рыболов, заметив приближающуюся лодку, бросил снасть и кинулся наутек.
   — Надо попробовать, — предложил Том. — Если мы не раздобудем что-нибудь поесть, нам конец. — Он оттолкнулся шестом и подвел каноэ к причалу. Оба выпрыгнули на платформу, и она заскрипела и опасно закачалась. Шаткий настил вел к выступавшему из затопленных джунглей крутому, грязному берегу. Сколько хватало глаз, вокруг никого не было. Скользя и оступаясь, они поднялись по раскисшей тропинке. Все здесь было пропитано сыростью. Но на самой вершине стоял навес. Там горел костер, в гамаке сидел старик. Над костром на шесте поджаривалась туша какого-то животного. Том почувствовал соблазнительный аромат жаркого. И почти не потерял аппетита, когда понял, что животное — не что иное, как обезьяна.
   — Hola, — поздоровалась Сэлли.
   — Hola, — ответил старик.
   — Это Пито-Соло? — спросила она по-испански. Последовало долгое молчание.
   — Он не говорит по-испански, — решил Том.
   — В какой стороне город? Donde? Где?
   Старик показал куда-то в туман. Раздался крик зверя, и Том подскочил.
   — Здесь тропинка, — сказала Сэлли.
   Они пошли по тропе и вскоре оказались в поселении, расположенном на возвышении над затопленными джунглями. Городок представлял собой скопище хижин с обмазанными глиной плетеными стенами и соломенными или жестяными крышами. Из-под ног во все стороны разбегались куры, возле домов крались и подозрительно косились тощие собаки. Деревня кончилась также неожиданно, как началась, и перед ними встала плотная стена джунглей.
   — И что теперь? — спросила Сэлли.
   — Надо постучаться. — Том выбрал дом наугад и стукнул в дверь.
   Тишина.
   Послышался шорох. Он обернулся, но сначала ничего не заметил. И только спустя минуту понял, что на них из джунглей смотрят сотни черных глаз. Все это были дети.
   — Жалко, что у меня нет конфет, — пробормотала Сэлли.
   — Достаньте доллар. Девушка послушалась.
   — Эй, кто хочет американский доллар?
   Лес взорвался криком, и из листвы, вереща и подпрыгивая, выскочила целая сотня малышни.
   — Кто говорит по-испански? — спросила Сэлли и показала доллар.
   Все дружно начали выкрикивать испанские слова. Но вот из орущей кучи выступила девочка постарше.
   — Чем могу вам помочь? — поинтересовалась она степенно и с достоинством. На вид ей было лет тринадцать. Симпатичная, в майке на бретельках, в шортах, с золотыми серьгами в ушах. На плечи спускались две тугие каштановые косы.
   Сэлли дала ей доллар. Толпа ребятни ответила вздохом разочарования. Но как будто даже с чувством юмора. Лед был растоплен.
   — Как тебя зовут?
   — Марисоль.
   — Красивое имя. — Девочка улыбнулась.
   — Мы ищем дона Орландо Окотала. Ты можешь нас к нему проводить?
   — Он больше недели назад уехал с янки.
   — Каким янки?
   — Сердитым высоким гринго с покусанным лицом и золотыми кольцами на руках.
   Том чертыхнулся и посмотрел на Сэлли.
   — Не иначе Филипп успел увести нашего проводника. — Он взглянул на девочку. — Они сказали, куда направляются?
   — Нет.
   — Послушай, в городе есть кто-нибудь из взрослых? Мы едем вверх по реке, и нам нужен проводник.
   — Я отведу вас к дедушке, дону Альфонсо Босвасу. Он старший в деревне и все знает.
   Том и Сэлли последовали за девочкой. Весь ее вид говорил, что она знает, что делает. И эту уверенность подчеркивала горделивая осанка. Из развалюх доносились запахи готовящейся еды, и Том чуть не упал от голода в обморок. Девочка привела их к самому убогому дому в деревне — не дому, переплетению прутьев, между которыми вовсе не осталось замазки. Он был выстроен на краю непомерных просторов грязи, служившей городской площадью, в центре которой росли заляпанные все той же грязью банановые и лимонные деревья.
   Девочка пропустила их в дверь, и они вошли в дом. Посреди хижины на слишком низком для него стуле сидел старик. Из огромных прорех в брюках выглядывали костлявые колени, на лысеющем черепе торчали несколько клоков седых волос. Он курил вырезанную из стебля кукурузного початка трубку, и от этого дом был полон смолистого дыма. Старик был небольшого роста и носил очки, которые увеличивали его глаза и придавали удивленный вид. Трудно было представить, что этот человек возглавлял деревенскую общину — он казался самым последним бедняком.
   — Дон Альфонсо Босвас? — спросил его Том.
   — Кто? — закричал старик, схватил мачете и принялся размахивать над головой. — Босвас? Этот безобразник? Его нет. Давным-давно забрали из города. Вот уж был никчемный человек и слишком зажился. Знай себе сидел, курил и заглядывался на проходящих девчонок.
   Том оторопело посмотрел на старика и повернулся к девочке. Та стояла на пороге и изо всех сил старалась сдержать смех. Старик положил мачете и расплылся в улыбке.
   — Проходите. Я дон Альфонсо Босвас. Садитесь. Знаете, я старый человек и люблю пошутить. У меня двадцать внуков и внучек и шестьдесят правнуков. И никто ко мне не приходит, поэтому приходится шутить с незнакомцами. — Он говорил на забавном устаревшем испанском, используя вышедшие из обращения грамматические обороты.
   Том и Сэлли заняли шаткие стулья.
   — Я Том Бродбент, — представился Том. — А это Сэлли Колорадо.
   Старик встал, церемонно поклонился и снова сел.
   — Мы направляемся вверх по реке.
   — М-м-м… — промычал старик. — Янки вдруг сошли с ума — все бросились вверх по реке, чтобы заплутать в Меамбарском болоте и чтобы их там сожрали анаконды. В чем дело?
   От неожиданного вопроса Том растерялся.
   — Мы пытаемся найти его отца, — ответила за него Сэлли. — Максвелла Бродбента. Он проплыл здесь на долбленых каноэ с индейцами примерно месяц назад. Может быть, при нем было много больших ящиков.
   Старик склонил набок голову, вздохнул и посмотрел на Тома.
   — Подойди сюда, мой мальчик. — Он крепко ухватил его худой рукой и притянул к себе. Комично увеличенные очками глаза пристально смотрели на Тома.
   У того возникло ощущение, что старик проникает к нему в самую душу. Но вот хватка ослабла.
   — Я вижу, вы с женой голодны. Марисоль! — Старик что-то сказал девочке по-индейски и опять повернулся к Тому: — Так это, значит, ваш отец проезжал здесь? А вы мне не кажетесь сумасшедшим. У сумасшедших отцов рождаются сумасшедшие дети.
   — У меня была нормальная мать.
   Дон Альфонсо громко расхохотался и хлопнул себя по колену.
   — Отлично! Вы тоже шутник. Да, они останавливались здесь. Белый человек был похож на медведя, и его голос разносился на целую милю. Я сказал ему, что он ненормальный, если собирается на Меамбарское болото, но он меня не послушал. Наверное, большой начальник у вас в Америке. Мы хорошо провели с ним вечер, много смеялись, и он дал мне вот это… — Старик потянулся в угол, где стояли джутовые мешки, порылся между ними, достал какой-то предмет и показал на ладони. На него упал луч света, и он засветился цветом голубиной крови. Старик вложил камешек Тому в руку.
   — Звездный рубин, — прошептал тот. Это был камень из коллекции Максвелла Бродбента и стоил небольшого, но, может быть, и не такого уж и маленького состояния. У Тома защемило сердце: это было так похоже на отца — дарить экстравагантные подарки понравившимся людям. Как-то раз он подал пять тысяч долларов попрошайке, потому что ему понравилось его остроумное замечание.
   — Да, рубин, — подтвердил старик. — И с его помощью мои внуки поедут в Америку. — Он отобрал камень и спрятал его среди джутовых мешков. — Почему ваш отец это делает? Я его спросил, но он увильнул, как носуха.
   Том посмотрел на Сэлли. Как ему объяснить?..
   — Мы его ищем. Отец… болен, — сказал он.
   Услышав это, дон Альфонсо вытаращил глаза, снял очки, протер сальной тряпкой, отчего они стали грязнее, чем были, и снова водрузил на нос.
   — Болен? Заразился?
   — Нет. Как у вас говорят, он немного loco [26]. Любит играть в игры со своими сыновьями.
   Старик покачал головой:
   — Мне часто случалось видеть, как янки совершают странные поступки. Но этот самый необычный. Вы что-то недоговариваете. Если хотите, чтобы я вам помог, расскажите.
   Том вздохнул и снова покосился на Сэлли. Девушка кивнула.
   — Он умирает. И отправился вверх по реке со всем своим состоянием. Хочет там спрятаться, а нам сказан: если мы хотим получить наследство, то должны найти его могилу.
   Дон Альфонсо кивнул, словно то, что он услышал, было самой обычной вещью на свете.
   — Да-да, так когда-то поступали и мы, таваха, — хоронили себя со своим добром, — и это всегда злило наших сыновей. Но потом пришли миссионеры и объяснили, что Иисус даст нам новые вещи на небесах. И поэтому не надо хоронить с умершими их добро. Я видел его изображения — он нарисован бедняком, без кастрюль, без свиней, без кур, даже без башмаков и жены. Но может быть, пусть лучше человека похоронят со всем скарбом, чем потом из-за него передерутся сыновья. Они уже при жизни начинают цапаться. Поэтому я раздал все, что имел, сыновьям и дочерям, а сам живу как нищий. Теперь им не из-за чего ссориться, и они не желают мне смерти. Старик закончил речь и вложил в рот трубку.
   — А другие белые здесь были? — спросила Сэлли.
   — Десять дней назад останавливались два каноэ с четырьмя людьми — двумя белыми и двумя горными индейцами. Я было подумал, что молодой — Иисус Христос, но в миссионерской школе сказали, что такие люди называются хиппи. Они отдохнули день и поплыли дальше. Потом появились четыре лодки с двумя гринго и солдатами. Они наняли дона Орландо в проводники. И вот я задаю себе вопрос: почему столько ненормальных американцев спешат на Меамбарское болото? Они тоже ищут могилу вашего отца?
   — Да. Это мои братья.
   — Тогда почему вы не вместе? — Том не ответил.
   Вместо него заговорила Сэлли:
   — Вы упомянули о горных индейцах, которые плыли с первой партией. Вы знаете, откуда они?
   — Дикие голые люди со склонов. Они раскрашивают себя в красный и черный цвета. Они не верят в Христа. Мы-то здесь все немного христиане — не слишком, но достаточно, чтобы поладить с миссионерами из Северной Америки, когда они привозят еду и лекарства. Мы поем и хлопаем в ладоши Иисусу. Так я заработал свои новые очки. — Он снял очки и подал Тому посмотреть.
   — Дон Апьфонсо, — сказал Том, — нам нужен проводник, который провел бы нас вверх по реке. И еще припасы и оборудование. Вы можете нам помочь?
   Индеец долго пыхал трубкой и наконец кивнул:
   — Хорошо, я вас провожу.
   — Нет-нет! — испугался Том и окинул взглядом тщедушную фигуру. — Я не об этом просил. Мы не можем уводить вас из деревни. Вы нужны здесь.
   — Я? Здесь? Деревня только обрадуется, если избавится от старого дона Альфонсо.
   — Но вы здесь самый главный.
   — Чушь!
   — Путешествие предстоит долгое. Не по вашему возрасту.
   — Я еще силен, как тапир. И достаточно молод, чтобы еще раз жениться. И если честно — с удовольствием завел бы себе старушку, чтобы она заняла пустое место в гамаке и каждый вечер укачивала меня вздохами и поцелуями.
   — Дон Альфонсо…
   — И чтобы эта старушка по утрам щекотала меня и лизала язычком в ухе. Тогда я буду просыпаться с первыми птичками. Не сомневайтесь, я, дон Альфонсо Босвас, отведу вас на Меамбарское болото.