Страница:
- Письма-цепочки. - сказал Тиран. - Вы сковали из этих цепочек кандалы
для Эфеба. Забудьте ваших Богов. Покоритесь, научитесь бояться. Не
прерывайте цепочки - последний народ, который это сделал проснулся поутру и
увидел 50 тысяч солдат людей на своем газоне..
Ворбис откинулся назад.
- Чего вы боитесь? - сказал он, - В своей пустыне, со своими...
богами?. Уж не знаете ли вы в глубине ваших душ, что боги ваши столь же
изменчивы, как песок?
- О, да, сказал Тиран. - мы знаем. Это всегда было очком в их пользу.
Мы знаем толк в песке. А ваш Бог - скала. А мы разбираемся и в скалах.
Ом ковылял по мощеной булыжником аллее, стараясь держаться по
возможности в тени. Оказалось, что внутренних дворов здесь множество. Он
остановился на углу, где аллея выходила еще к одному. Тут были голоса. В
основном, это был один голос, раздраженный и пронзительный. Это и был
философ Дидактилос.
Несмотря на то, что он являлся одним из самых популярных и цитируемых
философов всех времен, Дидактилос из Эфебы никогда не пользовался уважением
своих коллег. Им казалось, что по натуре он - не философ. Он мылся не
достаточно часто, или, иначе говоря, вообще не мылся. И рассуждал он не о
тех вещах. И интересовался "не теми" вещами. Опасными. Другие философы
задавались вопросами вроде: "Прекрасна ли Истина и Истинно ли Прекрасное",
или "Создал ли вселенную Наблюдатель?" А Дидактилос загадал знаменитую
философскую загадку: "Да, Но В Чем В Действительности Вся Суть, Когда До Уж
Нее Докапываешься, В Смысле, В Натуре"!
Его философия была смесью трех знаменитых школ - Циников, Стоиков и
Эпикурейцев, и он обобщил все три в своей знаменитой фразе: "Ни одной
скотине ты не можешь доверять сильнее, чем можешь ей врезать, и ничего тут
не им поделаешь, так что пойдем выпьем. Мне двойной, если ты платишь.
Спасибо. И пакетик орешков. Ее левая грудь почти открыта, да? Тогда еще два
пакета!" Многие цитировали из его знаменитых "Медитаций": "Это старый добрый
мир, прекрасно. Но вам смешно, верно? Nil illegitimo carborundum, вот что я
скажу. Эксперты не знают всего. И где бы мы все были, если бы мы все были
одинаковы?"
Ом подполз поближе на голос, заполз за угол стены и заглянул в
маленький дворик. У противоположной стены стояла очень большая бочка.
Разнообразный мусор вокруг - разбитая винная амфора, разгрызенные кости,
пара навесов, сделанных из грубых досок - наводили на мысль, что это чей-то
дом. И это впечатление усиливалось надписью, сделанной мелом на доске и
приклеенной к стене над бочкой. Она гласила:
Дидактилос и Племянник
Мы беремся за любые проекты
"Мы думаем за Вас!"
Свежие аксиомы каждый день.
Возле бочки низенький человечек в тоге, которая некогда была белой,
подобно тому, как некогда все континенты были единым целым, пинал другого,
который лежащего на земле.
- Ты, ленивая скотина!
Тот, что помоложе, сел.
- Чесслово, Дядя.
- Стоило мне на полчаса отвернуться, как ты заснул на работе!
- На какой работе? У нас нет никакой работы с тех пор как на прошлой
неделе, фермер Пилокси...
- Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь? Пока ты храпишь, мимо могла
пройти дюжина людей, нуждающихся в личной философии!
- ...и тот заплатил оливами!
- Возможно, я получу за эти оливы хорошие деньги!
- Но они гнилые, Дядя.
- Нонсенс! Ты сказал, что они были зеленые!
- Да, но должны то быть черными.
В тени, голова черепахи поворачивалась туда-сюда, как у зрителя
теннисного матча.
Молодой встал.
- Госпожа Билаксис приходила сегодня утром. - сказал он. - Она сказала,
что поговорка, которую ты сделал ей на прошлой неделе, перестала работать.
Дидактилос почесал затылок.
- Которая? - сказал он.
- Вы дали ей: "темнее всего перед рассветом"
- Все верно. Чертовски хороший образчик.
- Она сказала, что не чувствует никакого улучшения. В любом случае, она
сказала, что всю ночь не ложилась спать из-за своей больной ноги, и перед
рассветом было достаточно светло, так что это не правда. И ее нога
по-прежнему не действует. Потому я частично компенсировал ей: "И все же,
легче жить смеясь"
Дидактилос немного просветлел.
- Поменял на эту, да?
- Она сказала, что попробует. Она дала мне целую сушеную камбалу за
это. Она сказала, я выгляжу так, словно нуждаюсь в хорошем питании.
- Действительно? Ты учишься. По крайней мере, нам обломился ланч.
Видишь, Урн? Говорю тебе, дело пойдет, если мы забьем на это.
- Я бы не назвал отдачей сушеную камбалу и коробку осклизлых слив,
мастер. За две недели думания.
- У нас есть три обола за притчу для старого Гриллоса, сапожника.
- Уже нет. Он забрал их. Его жене не понравился намек.
- И ты отдал ему его деньги?
- Да.
- Что, все?
- Да.
- Не стоило. Уж не после того, как он заездил ее. Которая это была?
- "Мудрая ворона знает, каким путем пойдет верблюд".
- Она стоила мне многих трудов.
- Он сказал, что не может понять.
- Я не разбираюсь в сапожном ремесле, но я узнаю пару хороших сандалий,
когда надеваю.
Ом прикрыл свой единственный глаз. Потом он взглянул на форму мыслей
напротив. Тот, что звался Урном, предположительно, был племянником и имел
совершенно нормальный тип мышления, разве что там было, кажется, многовато
окружностей и углов. Зато мысли Дидактилоса пузырились и вспыхивали, как
полная кастрюля электрических угрей на огне. Ом никогда не видел ничего
подобного. Чтобы промелькнуть, мыслям Бруты требовалась вечность. Это
походило на наблюдение за сталкивающимися горами. Мысли Дидактилоса с воем
гонялись друг за другом. Не удивительно, что он был лыс. Волосы должны были
выгореть от внутреннего жара. Ом нашел мыслителя. И, к тому же, дешевого,
судя по услышанному. Он посмотрел вверх на стену за бочкой. Дальше за ними
располагалась впечатляющая шеренга мраморных ступеней, восходящих к
нескольким бронзовым дверям, а над дверями металлическими буквами по камню
было написано слово LIBRUM. Он смотрел слишком долго. Руки Урна сомкнулись
на его панцире, и он услышал голос Дидактилоса, говорящий: "Эй,... некоторые
из них довольно вкусны..."
Брута содрогнулся.
- Вы побили камнями нашего посланника, - кричал Ворбис, - безоружного!
- Он сам напросился. - сказал Тиран. - Аристократес был там. Он вам
расскажет.
Высокий кивнул и встал.
- По традиции, каждый может выступить на базарной площади. - начал он.
- И быть побитым камнями? - допытывался Ворбис.
Аристократес поднял руку.
- Ах. - сказал он. - Каждый может говорить, что хочет на этой площади.
Однако, у нас есть и другая традиция, называемая свободой слушания. К
сожалению, когда людям не нравится то, что они слышат, они могут слегка...
погорячиться.
- Я тоже там был. - сказал другой советник. ваш священник поднялся
говорить, и в начале все было прекрасно, потому, что люди смеялись. А потом
он сказал, что Ом - единственный истинный Бог, и все затихли. Тогда он
сбросил статую Тувелпита, Бога Вина. С этого и начались все неприятности.
- Вы собираетесь сказать мне, что он был поражен молнией? - сказал
Ворбис.
Ворбис больше не кричал. Его голос стал плоским, лишенным каких бы то
ни было эмоций. В голове Бруты зрела мысль: "Вот так и говорят эксквизиторы.
Когда инквизиторы заканчивают, эксквизиторы говорят...".
- Нет. Амфорой. Понимаете ли, Тувелпит тоже был в толпе.
- А побить порядочного человека считается очень божеским поступком, да?
- Ваш миссионер сказал, что люди, не верующие в Ома, подвергнутся
вечной каре. Должен вам сказать, что толпа сочла это оскорбительным.
- И начала бросать в него камни...
- Не много. Они больше ранили его гордость. И то только после того, как
истощились запасы овощей.
- Они кидались овощами?
- Только тогда, когда не смогли найти больше яиц.
- А когда мы явились протестовать...
- Уверен, что шестьдесят кораблей готовились к чему-то большему, чем
выражение протеста. - сказал Тиран. - И мы предупреждаем вас, дьякон Ворбис.
Люди находят в Эфебе то, чего ищут. Будут новые рейды на ваше побережье. Мы
будем уничтожать ваши корабли. Или вы подпишете договор.
- А проход в Эфебу? - сказал Ворбис.
Тиран улыбнулся.
- Через пустыню? Мой дорогой, если вы пересечете пустыню, я уверен, вы
пройдете куда угодно. -Тиран перевел взгляд с Ворбиса на небо, видимое среди
колонн. - А сейчас, кажется, приближается полдень. сказал он, - Становится
жарко. Несомненно, вы желаете обсудить наши...ох... предложения со своими
коллегами. Могу ли я рассчитывать, что мы встретимся снова на закате?
Ворбис собирался внести некоторые предложения.
- Думаю, в конце концов сказал он, что наши размышления могут
затянуться несколько дольше. Скажем, завтра утром?
Тиран кивнул.
- Как вам будет угодно. В настоящее время, дворец в вашем распоряжении.
Если вы пожелаете ознакомиться, здесь есть множество превосходных святилищ и
произведений искусства. Когда вам потребуется пища, сообщите об этом
ближайшему рабу.
- Раб - эфебское слово. В Господе Оме у нас нет слова раб. . - сказал
Ворбис.
- Это я понимаю так: - сказал Тиран, - я представляю себе, что у рыбы
нет слова "вода". - Он снова улыбнулся мимолетной улыбкой. - А так же есть
бани и Библиотека, конечно. Множество интереснейших достопримечательностей.
Будьте нашими гостями.
Ворбис склонил голову.
- Я молюсь о том, - сказал он, чтобы однажды вы были моим гостем.
- И что же я увижу? - сказал Тиран.
Брута встал, перевернув скамью и в замешательстве покраснел. Он думал:
"Они лгут насчет Брата Мардака. Ворбис сказал, что они избили его до
полусмерти и плетьми добавили вторую половину. И Брат Намрод говорил, что
видел тело, и что все это - чистая правда. За слова! Люди, которые так
поступают, заслуживают... кары. И они держат рабов. Заставляют людей
работать против их воли. Обращаются с ними, как с животными. Они даже
называют своего правителя Тираном!
И почему все это не так, как кажется?
И почему я не верю во все это?
Почему я знаю, что это - неправда?
И что он подразумевал под рыбой, не имеющей слова для воды?
Омнианцы были полу отведены, полу препровождены, в свое обиталище.
Новая ваза с фруктами ожидала на столе в келье Бруты, а так же немного рыбы
и кусок хлеба. Какой-то мужчина подметал пол.
- Слушай. - сказал Брута. - Ты - раб?
- Да, господин.
- Это, должно быть, ужасно.
Человек оперся на свою метлу.
-Вы правы, господин. Это ужасно. Действительно ужасно. Знаете, у меня
всего один выходной в неделю?
Брута, никогда прежде не слышавший слова "выходной" и в любом случае не
знавший сути дела, неопределенно кивнул.
- Почему же тогда ты не сбежишь? - сказал он.
- Ох, да я уже сбегал. - сказал раб. - Однажды убегал в Цорт. Мне там
не понравилось. Вернулся. Теперь каждую зиму на пару недель бегаю в
Джелибейби.
- Тебя приводят обратно? - сказал Брута.
- Ха! - сказал раб. - Нет. Этот Аристократес - жалкий скряга.
Приходится возвращаться самому. На перекладных кораблях, в таком роде.
- Ты возвращаешься сам?
- Ага. На заграницу хорошо посмотреть, но жить там не тянет. В любом
случае, мне осталось всего четыре года, а потом я свободен. Когда
освобождаешься, получаешь право голоса. А еще можешь завести рабов. - Его
лицо затуманилось в попытках перечесть, загибая пальцы. - Рабам полагается
трехразовое питание, по крайней мере один раз с мясом. И один свободный день
в неделю. И ежегодно две недели на побег. И я не стою у печи и не таскаю
тяжестей. И за находчивость надбавляют.
- Да, но ты не свободен. - сказал Брута, против воли заинтригованный.
- В чем разница?
- Ну... ты не можешь взять выходной, - Брута взъерошил волосы, и ешь на
один раз меньше.
- Да? Уж спасибо, как-нибудь переживу без этой свободы.
- Э... ты не видел где-нибудь здесь черепахи? - сказал Брута.
- Нет. И я подметал под кроватью.
- А где-нибудь еще сегодня?
- Вам нужна черепаха? Некоторые из них...
- Нет. Нет. Все в порядке...
- Брута!
Это был голос Ворбиса. Брута бросился через двор к комнате Ворбиса.
- А, Брута.
- Да, господин?
Ворбис скрестив ноги сидел на полу и смотрел в стену.
- Ты молод и находишься в незнакомом месте. сказал Ворбис. -
Несомненно, тебе многое хочется увидеть.
- Многое? - сказал Брута.
Ворбис снова пользовался эксквизиторским голосом: невыразительным и
монотонным, похожим на тупой стальной штырь.
- Ты можешь идти, куда пожелаешь. Погляди на новые вещи, Брута. Узнай
все, что только сможешь. Ты мои глаза и уши. И моя память. Изучи это место.
- Э... Взаправду, лорд?
- Произвел ли на тебя впечатление мой безразличный тон, Брута?
- Нет, лорд.
- Иди. Чувствуй себя свободно. И возвращайся к закату.
- Э... Даже Библиотеку? - сказал Брута.
- Что? Да, Библиотеку. Здешнюю Библиотеку. Конечно. Набитую бесполезным
и опасным и вредным знанием. Я представляю себе это, Брута. Ты
представляешь?
- Нет, господин.
- Твоя невинность - щит твой, Брута. Нет. Иди, иди в Библиотеку. На
тебя она никак не повлияет.
- Лорд Ворбис?
- Да?
- Тиран сказал , что они едва ли причинили какое-нибудь зло Брату
Мардаку... Тишина вытянулась во всю свою бесконечную длину.
Ворбис сказал:
- Он солгал.
- Да . - Брута ждал.
Ворбис продолжал смотреть в стену. Бруте было интересно, что же он там
видит. Когда стало очевидно, что более ничего не последует, он сказал:
- Спасибо.
Прежде, чем выйти, он чуть-чуть отступил назад; так ему удалось
украдкой заглянуть под дьяконову кровать.
- Наверное, он попал в беду. - Думал Брута на бегу через дворец. -
Каждый захочет съесть черепаху.
Избегая смотреть на голых нимф, украшающих фризы, он пытался заглянуть
всюду. Теоретически, Брута знал, что женщина имеет другую форму, нежели
мужчина. Он не покидал деревни до двенадцати лет, а к тому времени некоторые
его одногодки были уже женаты. Омнианизм поощрял ранние браки, как
превентивную меру против Греха. Однако, любой род занятий, задействующий
часть человеческой анатомии между шеей и коленями считался в той или иной
степени грешным. Брута хотел стать более примерным учеником, чтобы смочь
спросить своего Бога, почему. Потом он заметил, что хочет, чтобы его Бог был
более понятливым Богом, чтобы смочь ответить.
- Он не взывал ко мне. - думал он. - Я уверен, я бы слышал. Может, его
еще не варят.
Раб, полировавший одну из статуй, указал ему дорогу к Библиотеке. Брута
прогремел по проходу между колоннами. Двор перед Библиотекой был битком
набит философами, вытягивающими шею, чтобы что-то рассмотреть. Он слышал
обычные раздраженные пререкания, показывавшие, что происходит философская
дискуссия. В таком роде:
- Мои десять оболов уверяют, что она не сможет этого повторить.
- Говорящие деньги? Это не часто услышишь, Ксено.
- Да. И они собираются сказать до свидания.
- Слушай, не будь дураком. Это черепаха. Это всего лишь брачный
танец... Пауза затаив дыхание. Потом нечто вроде коллективного вздоха.
- Вот!
- Это неправильный угол!
- Да уж! Хотелось бы посмотреть, как ты сделал бы лучше в подобных
обстоятельствах!
- Что это она делает?
- Думаю, чертит гипотенузу.
- И это называется гипотенуза? Она кривая.
- Она не кривая. Она начерчена прямо, это ты криво на нее смотришь!
- Ставлю тридцать оболов, что она не сможет начертить квадрат!
- Эти сорок говорят, что сможет.
Еще одна пауза, затем восторженные восклицания.
- Да-а-а!
- Это скорее, параллелограмм, по-моему. - произнес недовольный голос.
- Слушай, я способен распознать квадрат, когда я таковой вижу! И это -
квадрат!
- Хорошо. Вдвое или ничего, бьюсь об заклад, она не сможет начертить
двенадцатиугольник.
- Хах! Только что ты бился об заклад, что она не сможет начертить
семиугольник.
- Вдвое или ничего. Двенадцатиугольник. Съел, да?! Чувствуешь себя
малость avis domestica. Раскудахтался?!
- Это позор, брать твои деньги...
Потом еще одна пауза.
- Десять сторон? Десять сторон? Ха!
- Говорил тебе, она не справится! Где это видано, чтобы черепаха
разбиралась в геометрии?
- Еще одна бредовая идея, Дидактилос?
- Я с самого начала говорил, что это всего лишь черепаха.
- Некоторые из них весьма вкусны...
Философская масса расступилась, вытолкнув Бруту не обращая на него ни
малейшего внимания. Он мельком увидел круг влажного песка, покрытого
геометрическими фигурами. Ом сидел посередине. Напротив пара чрезвычайно
грязных философов подсчитывала столбик монет.
- Ну как, Урн? - сказал Дидактилос.
- Пятьдесят два обола прибыли, мастер.
- Видишь? С каждым днем все лучше. Жаль, она не отличает десяти от
двенадцати. Отрежь ей одну ногу и потуши.
- Отрезать ногу?
- Ну, такую черепаху не стоит съедать сразу.
Дидактилос повернулся лицом к толстому молодому человеку с вывернутыми
наружу ногами и красным лицом, который смотрел на черепаху.
- Да? - сказал он.
- Она отличает десять от двенадцати. - сказал парень.
- Это только что стоило мне восьмидесяти оболов. - сказал Дидактилос.
- Да. Но завтра...- начал парень, его глаза затуманились, словно он
дословно повторял нечто, что слышал в своей голове, -...завтра... вы сможете
ставить по меньшей мере три к одному.
У Дидактилоса отвалилась челюсть.
- Дай мне эту черепаху, Урн - сказал он.
Ученик философа наклонился и поднял Ома, очень осторожно.
- Знаешь, я правильно подумал в начале, что есть в этом создании нечто
удивительное. - сказал Дидактилос. - Я сказал Урну, что это наш завтрашний
обед, а он мне в ответ сказал, нет, она, мол, тащит хвост по песку и
занимается геометрией. Геометрия не дана черепахам от природы.
Глаз Ома повернулся к Бруте.
- Мне пришлось. - сказал он. - Это был единственный способ привлечь его
внимание. Я привлек его внимание. Когда привлекаешь внимание, привлекаешь и
сердце, и разум.
- Это - Бог. - сказал Брута.
- Действительно? Как его имя? - сказал философ.
- Не говори! Не говори ему! Местные боги могут услышать!
- Я не знаю, - сказал Брута.
Дидактилос перевернул Ома.
- Черепаха. Движется, глубокомысленно сказал Урн.
- Что? - сказал Брута.
- Мастер написал книгу. - сказал Урн.
- Не совсем книгу, - скромно сказал Дидактилос,- скорее свиток. Так,
состряпал небольшую вещичку.
- Про то, что мир - плоский и движется через пространство на спине
гигантской черепахи? - сказал Брута.
- Ты читал? - взгляд Дидактилоса не двигался. -Ты - раб?
- Нет. - сказал Брута. - Я...
- Не упоминай моего имени! Назовись писцом или еще чем.
-...писец. - неуверенно сказал Брута.
- Да, - сказал Урн. - Оно и видно. Заметная мозоль на большом пальце,
которым держишь перо. Чернильные пятна по всему рукаву.
Брута взглянул на большой палец левой руки.
- Нету тут...
- Верно. сказал смеясь Урн. - Пользуешься левой рукой?
- Э, я пользуюсь обеими. - сказал Брута. - Но не слишком хорошо, все
говорят.
- А, - сказал Дидактилос, - Амби-синистер?
- Что?
- Он имеет ввиду, неумеха обоими руками. - сказал Ом.
- О, да. Это про меня. - Брута вежливо кашлянул. - Ищу... Я ищу
философа. Ум... Разбирающегося в богах.
Он подождал. Потом он сказал:
- Вы не собираетесь говорить, что они - реликт отжившей системы
верований?
Дидактилос, по-прежнему ощупывавший панцирь Ома, потряс головой.
- Нет. Я люблю грозы, когда они далеко.
- Ох, Вы не могли бы перестать его вертеть? Он только что сказал мне,
что ему это не нравится.
- А можно узнать сколько ей лет, разрезав ее напополам и пересчитав
кольца. - сказал Дидактилос.
- Умм. У него не слишком хорошее чувство юмора.
- Ты - омнианец, судя по произношению.
- Да.
- Приехал, чтобы обсуждать договор?
- Чтобы слушать.
- И что же ты хочешь узнать о богах?
Казалось, Брута прислушивается. В конце концов, он сказал:
- Как они появляются. Как растут. И что происходит с ними потом.
Дидактилос сунул черепаху в руки Бруте.
- Такие вещи стоят денег. - сказал он.
- Скажите мне, когда закончатся пятьдесят два обола. - сказал Брута.
Дидактилос рассмеялся.
- Кажется, ты можешь думать самостоятельно. - сказал он. -У тебя
хорошая память?
- Нет. Не слишком.
- Верно? Верно. Пошли в Библиотеку. Там, знаешь ли, заземленная медная
крыша. Боги терпеть не могут таких вещей. Дидактилос спустился вниз впереди
него и поднял заржавленный железный фонарь. Брута взглянул вверх, на большое
белое здание.
- Это - Библиотека? - спросил он.
- Да, - сказал Дидактилос. - Вот почему на ней над дверями написано
такими большими буквами "LIBRUM". Но писец, вроде тебя, разумеется это
знает.
Библиотека в Эфебе была, до того, как сгорела, второй по величине на
Диске. Не такой большой, как библиотека Невидимого Университета, конечно, но
у той библиотеки было несколько плюсов вследствие ее магической природы.
Например, ни в одной другой библиотеке нет целой галереи ненаписанных книг -
книг, которые были бы написаны, если бы автор не был съеден аллигатором на
главе 1, или еще что-нибудь в этом роде. Атласы воображаемых мест. Словари
несуществующих слов. Руководство для исследователей невидимых вещей.
Странные энциклопедии в Комнате Потерянных Знаний. Библиотека, настолько
большая, что искажает реальность и из нее существуют открытые проходы во все
остальные библиотеки - и в пространстве, и во времени... Она так не похожа
на Библиотеку в Эфебе, с ее четырьмя или пятью сотнями томов. Большую их
часть составляли свитки, спасавшие своих читателей от мороки подзывать раба
всякий раз, когда хочешь перевернуть страницу. Конечно, каждый из них лежал
в своей нише. Книги не должны лежать слишком близко друг к другу, иначе они
начинают странным и непредсказуемым образом взаимодействовать. Солнечные
лучи пронизывали шторы, осязаемые, как колонны в пыльном воздухе. Хотя это
было последнее чему здесь стоило удивляться, Брута не мог не заметить
странных конструкций в проходах. Деревянные рейки были прибиты между рядами
каменных полок на высоте около двух метров, так что они поддерживали более
широкую планку неясного назначения.
- Библиотека. - провозгласил Дидактилос.
Он вытянул руку. Его пальцы нежно пробежали по планке над его головой.
До Бруты, наконец, дошло.
- Ты слеп, да? - сказал он.
- Верно.
- Но ты взял с собой фонарь?
- Совершенно верно. сказал Дидактилос.
-Я не заливал в него масла.
- Фонарь, который не светит, для человека, который не видит?
- Да. Работает отлично. И, разумеется, это очень философски.
- И живешь ты в бочке.
- Жить в бочке очень модно. - сказал Дидактилос, быстро идя вперед, его
пальцы лишь случайно задевали знаки на планках. -Так поступает большинство
философов. Это выражает презрение и пренебрежение к мирским вещам. Представь
себе, у Легибуса в бочке даже есть сауна. Удивительно, что только не
приходит в голову лежа в ней, говорит он.
Брута огляделся. Свитки высовывались со своих полок, как кукушки из
часов.
- Это все так... я никогда прежде не видел философов, до того, как я
приехал сюда. - сказал он. - прошлой ночью, они все...
- Ты должен запомнить, что в здешних краях есть три основные
философские теории. - сказал Дидактилос. - Расскажи ему, Урн.
- Есть Ксеноисты, быстро сказал Урн. - Они говорят, что мир, по сути
своей сложен и случаен. Есть Ибидисты. Они говорят, что мир по сути своей
прост и развивается в соответствии с определенными фундаментальными
правилами.
- И есть я, сказал Дидактилос, вытаскивая свиток с его полки.
- Учитель говорит, что по своей сути, это старый добрый мир. - сказал
Урн.
- В котором мало выпивки. - сказал Дидактилос.
- В котором мало выпивки.
- Боги. - сказал Дидактилос, наполовину про себя.
Он вытащил другой свиток.
- Ты хочешь разузнать о богах? Вот "Размышления" Ксено, "Банальности"
старины Аристократеса, тупые "Высказывания" Ибида, "Геометрии" Легибуса,
"Теологии" Герарха...
Палец Дидактилоса танцевал среди полок. В воздухе повисло еще больше
пыли.
- Это все книги? - сказал Брута.
- О, да. Тут все пишут книги. Этих болванов так просто не остановишь.
- И люди могут их читать? - сказал Брута.
Омния была основана на одной книге. А здесь были... сотни...
- Ну, они могут, если хотят. - сказал Урн. - Но никто сюда не ходит
слишком часто. Здесь нет книг для чтения. Они скорее для писания.
- В этом вековая мудрость. - сказал Дидактилос. - Видишь ли, надо
написать книгу, чтобы доказать, что ты философ. Тогда ты получаешь свой
свиток и бесплатную мочалку от государства.
Солнечный свет разлился по большому каменному столу в центре комнаты.
Урн раскатал свиток. Сверкающие цветы засияли в желтом свете.
- Оринжкрат. "О природе деревьев". сказал Дидактилос. - Шесть сотен
растений и их использование...
- Они прекрасны. - прошептал Брута.
- Да, это одно из предназначений деревьев. - сказал Дидактилос. - Одно
из тех, что старина Оринжкрат не счел нужным упомянуть. Хорошо сделано.
Покажи ему "Бестиарий" Фило, Урн.
Другой свиток раскатан. Тут были дюжины рисунков животных и сотни слов,
которые невозможно прочитать.
- Но изображения животных... это дурно... это дурно, рисовать...
- Тут есть изображения почти всего. - сказал Дидактилос.
Этого в Омнии не позволялось.
- А это книга Дидактилоса. - сказал Урн.
Брута глянул вниз на изображение черепахи. Там были... слоны, это слоны
- его память подсовывала свежие воспоминания из бестиария, неизгладимо
запечатлевшиеся в его мозгу... слоны на ее спине, а на них что-то с горами и
для Эфеба. Забудьте ваших Богов. Покоритесь, научитесь бояться. Не
прерывайте цепочки - последний народ, который это сделал проснулся поутру и
увидел 50 тысяч солдат людей на своем газоне..
Ворбис откинулся назад.
- Чего вы боитесь? - сказал он, - В своей пустыне, со своими...
богами?. Уж не знаете ли вы в глубине ваших душ, что боги ваши столь же
изменчивы, как песок?
- О, да, сказал Тиран. - мы знаем. Это всегда было очком в их пользу.
Мы знаем толк в песке. А ваш Бог - скала. А мы разбираемся и в скалах.
Ом ковылял по мощеной булыжником аллее, стараясь держаться по
возможности в тени. Оказалось, что внутренних дворов здесь множество. Он
остановился на углу, где аллея выходила еще к одному. Тут были голоса. В
основном, это был один голос, раздраженный и пронзительный. Это и был
философ Дидактилос.
Несмотря на то, что он являлся одним из самых популярных и цитируемых
философов всех времен, Дидактилос из Эфебы никогда не пользовался уважением
своих коллег. Им казалось, что по натуре он - не философ. Он мылся не
достаточно часто, или, иначе говоря, вообще не мылся. И рассуждал он не о
тех вещах. И интересовался "не теми" вещами. Опасными. Другие философы
задавались вопросами вроде: "Прекрасна ли Истина и Истинно ли Прекрасное",
или "Создал ли вселенную Наблюдатель?" А Дидактилос загадал знаменитую
философскую загадку: "Да, Но В Чем В Действительности Вся Суть, Когда До Уж
Нее Докапываешься, В Смысле, В Натуре"!
Его философия была смесью трех знаменитых школ - Циников, Стоиков и
Эпикурейцев, и он обобщил все три в своей знаменитой фразе: "Ни одной
скотине ты не можешь доверять сильнее, чем можешь ей врезать, и ничего тут
не им поделаешь, так что пойдем выпьем. Мне двойной, если ты платишь.
Спасибо. И пакетик орешков. Ее левая грудь почти открыта, да? Тогда еще два
пакета!" Многие цитировали из его знаменитых "Медитаций": "Это старый добрый
мир, прекрасно. Но вам смешно, верно? Nil illegitimo carborundum, вот что я
скажу. Эксперты не знают всего. И где бы мы все были, если бы мы все были
одинаковы?"
Ом подполз поближе на голос, заполз за угол стены и заглянул в
маленький дворик. У противоположной стены стояла очень большая бочка.
Разнообразный мусор вокруг - разбитая винная амфора, разгрызенные кости,
пара навесов, сделанных из грубых досок - наводили на мысль, что это чей-то
дом. И это впечатление усиливалось надписью, сделанной мелом на доске и
приклеенной к стене над бочкой. Она гласила:
Практические философы
Мы беремся за любые проекты
"Мы думаем за Вас!"
Специальные расценки после 6 ч. вечера
Свежие аксиомы каждый день.
Возле бочки низенький человечек в тоге, которая некогда была белой,
подобно тому, как некогда все континенты были единым целым, пинал другого,
который лежащего на земле.
- Ты, ленивая скотина!
Тот, что помоложе, сел.
- Чесслово, Дядя.
- Стоило мне на полчаса отвернуться, как ты заснул на работе!
- На какой работе? У нас нет никакой работы с тех пор как на прошлой
неделе, фермер Пилокси...
- Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь? Пока ты храпишь, мимо могла
пройти дюжина людей, нуждающихся в личной философии!
- ...и тот заплатил оливами!
- Возможно, я получу за эти оливы хорошие деньги!
- Но они гнилые, Дядя.
- Нонсенс! Ты сказал, что они были зеленые!
- Да, но должны то быть черными.
В тени, голова черепахи поворачивалась туда-сюда, как у зрителя
теннисного матча.
Молодой встал.
- Госпожа Билаксис приходила сегодня утром. - сказал он. - Она сказала,
что поговорка, которую ты сделал ей на прошлой неделе, перестала работать.
Дидактилос почесал затылок.
- Которая? - сказал он.
- Вы дали ей: "темнее всего перед рассветом"
- Все верно. Чертовски хороший образчик.
- Она сказала, что не чувствует никакого улучшения. В любом случае, она
сказала, что всю ночь не ложилась спать из-за своей больной ноги, и перед
рассветом было достаточно светло, так что это не правда. И ее нога
по-прежнему не действует. Потому я частично компенсировал ей: "И все же,
легче жить смеясь"
Дидактилос немного просветлел.
- Поменял на эту, да?
- Она сказала, что попробует. Она дала мне целую сушеную камбалу за
это. Она сказала, я выгляжу так, словно нуждаюсь в хорошем питании.
- Действительно? Ты учишься. По крайней мере, нам обломился ланч.
Видишь, Урн? Говорю тебе, дело пойдет, если мы забьем на это.
- Я бы не назвал отдачей сушеную камбалу и коробку осклизлых слив,
мастер. За две недели думания.
- У нас есть три обола за притчу для старого Гриллоса, сапожника.
- Уже нет. Он забрал их. Его жене не понравился намек.
- И ты отдал ему его деньги?
- Да.
- Что, все?
- Да.
- Не стоило. Уж не после того, как он заездил ее. Которая это была?
- "Мудрая ворона знает, каким путем пойдет верблюд".
- Она стоила мне многих трудов.
- Он сказал, что не может понять.
- Я не разбираюсь в сапожном ремесле, но я узнаю пару хороших сандалий,
когда надеваю.
Ом прикрыл свой единственный глаз. Потом он взглянул на форму мыслей
напротив. Тот, что звался Урном, предположительно, был племянником и имел
совершенно нормальный тип мышления, разве что там было, кажется, многовато
окружностей и углов. Зато мысли Дидактилоса пузырились и вспыхивали, как
полная кастрюля электрических угрей на огне. Ом никогда не видел ничего
подобного. Чтобы промелькнуть, мыслям Бруты требовалась вечность. Это
походило на наблюдение за сталкивающимися горами. Мысли Дидактилоса с воем
гонялись друг за другом. Не удивительно, что он был лыс. Волосы должны были
выгореть от внутреннего жара. Ом нашел мыслителя. И, к тому же, дешевого,
судя по услышанному. Он посмотрел вверх на стену за бочкой. Дальше за ними
располагалась впечатляющая шеренга мраморных ступеней, восходящих к
нескольким бронзовым дверям, а над дверями металлическими буквами по камню
было написано слово LIBRUM. Он смотрел слишком долго. Руки Урна сомкнулись
на его панцире, и он услышал голос Дидактилоса, говорящий: "Эй,... некоторые
из них довольно вкусны..."
Брута содрогнулся.
- Вы побили камнями нашего посланника, - кричал Ворбис, - безоружного!
- Он сам напросился. - сказал Тиран. - Аристократес был там. Он вам
расскажет.
Высокий кивнул и встал.
- По традиции, каждый может выступить на базарной площади. - начал он.
- И быть побитым камнями? - допытывался Ворбис.
Аристократес поднял руку.
- Ах. - сказал он. - Каждый может говорить, что хочет на этой площади.
Однако, у нас есть и другая традиция, называемая свободой слушания. К
сожалению, когда людям не нравится то, что они слышат, они могут слегка...
погорячиться.
- Я тоже там был. - сказал другой советник. ваш священник поднялся
говорить, и в начале все было прекрасно, потому, что люди смеялись. А потом
он сказал, что Ом - единственный истинный Бог, и все затихли. Тогда он
сбросил статую Тувелпита, Бога Вина. С этого и начались все неприятности.
- Вы собираетесь сказать мне, что он был поражен молнией? - сказал
Ворбис.
Ворбис больше не кричал. Его голос стал плоским, лишенным каких бы то
ни было эмоций. В голове Бруты зрела мысль: "Вот так и говорят эксквизиторы.
Когда инквизиторы заканчивают, эксквизиторы говорят...".
- Нет. Амфорой. Понимаете ли, Тувелпит тоже был в толпе.
- А побить порядочного человека считается очень божеским поступком, да?
- Ваш миссионер сказал, что люди, не верующие в Ома, подвергнутся
вечной каре. Должен вам сказать, что толпа сочла это оскорбительным.
- И начала бросать в него камни...
- Не много. Они больше ранили его гордость. И то только после того, как
истощились запасы овощей.
- Они кидались овощами?
- Только тогда, когда не смогли найти больше яиц.
- А когда мы явились протестовать...
- Уверен, что шестьдесят кораблей готовились к чему-то большему, чем
выражение протеста. - сказал Тиран. - И мы предупреждаем вас, дьякон Ворбис.
Люди находят в Эфебе то, чего ищут. Будут новые рейды на ваше побережье. Мы
будем уничтожать ваши корабли. Или вы подпишете договор.
- А проход в Эфебу? - сказал Ворбис.
Тиран улыбнулся.
- Через пустыню? Мой дорогой, если вы пересечете пустыню, я уверен, вы
пройдете куда угодно. -Тиран перевел взгляд с Ворбиса на небо, видимое среди
колонн. - А сейчас, кажется, приближается полдень. сказал он, - Становится
жарко. Несомненно, вы желаете обсудить наши...ох... предложения со своими
коллегами. Могу ли я рассчитывать, что мы встретимся снова на закате?
Ворбис собирался внести некоторые предложения.
- Думаю, в конце концов сказал он, что наши размышления могут
затянуться несколько дольше. Скажем, завтра утром?
Тиран кивнул.
- Как вам будет угодно. В настоящее время, дворец в вашем распоряжении.
Если вы пожелаете ознакомиться, здесь есть множество превосходных святилищ и
произведений искусства. Когда вам потребуется пища, сообщите об этом
ближайшему рабу.
- Раб - эфебское слово. В Господе Оме у нас нет слова раб. . - сказал
Ворбис.
- Это я понимаю так: - сказал Тиран, - я представляю себе, что у рыбы
нет слова "вода". - Он снова улыбнулся мимолетной улыбкой. - А так же есть
бани и Библиотека, конечно. Множество интереснейших достопримечательностей.
Будьте нашими гостями.
Ворбис склонил голову.
- Я молюсь о том, - сказал он, чтобы однажды вы были моим гостем.
- И что же я увижу? - сказал Тиран.
Брута встал, перевернув скамью и в замешательстве покраснел. Он думал:
"Они лгут насчет Брата Мардака. Ворбис сказал, что они избили его до
полусмерти и плетьми добавили вторую половину. И Брат Намрод говорил, что
видел тело, и что все это - чистая правда. За слова! Люди, которые так
поступают, заслуживают... кары. И они держат рабов. Заставляют людей
работать против их воли. Обращаются с ними, как с животными. Они даже
называют своего правителя Тираном!
И почему все это не так, как кажется?
И почему я не верю во все это?
Почему я знаю, что это - неправда?
И что он подразумевал под рыбой, не имеющей слова для воды?
Омнианцы были полу отведены, полу препровождены, в свое обиталище.
Новая ваза с фруктами ожидала на столе в келье Бруты, а так же немного рыбы
и кусок хлеба. Какой-то мужчина подметал пол.
- Слушай. - сказал Брута. - Ты - раб?
- Да, господин.
- Это, должно быть, ужасно.
Человек оперся на свою метлу.
-Вы правы, господин. Это ужасно. Действительно ужасно. Знаете, у меня
всего один выходной в неделю?
Брута, никогда прежде не слышавший слова "выходной" и в любом случае не
знавший сути дела, неопределенно кивнул.
- Почему же тогда ты не сбежишь? - сказал он.
- Ох, да я уже сбегал. - сказал раб. - Однажды убегал в Цорт. Мне там
не понравилось. Вернулся. Теперь каждую зиму на пару недель бегаю в
Джелибейби.
- Тебя приводят обратно? - сказал Брута.
- Ха! - сказал раб. - Нет. Этот Аристократес - жалкий скряга.
Приходится возвращаться самому. На перекладных кораблях, в таком роде.
- Ты возвращаешься сам?
- Ага. На заграницу хорошо посмотреть, но жить там не тянет. В любом
случае, мне осталось всего четыре года, а потом я свободен. Когда
освобождаешься, получаешь право голоса. А еще можешь завести рабов. - Его
лицо затуманилось в попытках перечесть, загибая пальцы. - Рабам полагается
трехразовое питание, по крайней мере один раз с мясом. И один свободный день
в неделю. И ежегодно две недели на побег. И я не стою у печи и не таскаю
тяжестей. И за находчивость надбавляют.
- Да, но ты не свободен. - сказал Брута, против воли заинтригованный.
- В чем разница?
- Ну... ты не можешь взять выходной, - Брута взъерошил волосы, и ешь на
один раз меньше.
- Да? Уж спасибо, как-нибудь переживу без этой свободы.
- Э... ты не видел где-нибудь здесь черепахи? - сказал Брута.
- Нет. И я подметал под кроватью.
- А где-нибудь еще сегодня?
- Вам нужна черепаха? Некоторые из них...
- Нет. Нет. Все в порядке...
- Брута!
Это был голос Ворбиса. Брута бросился через двор к комнате Ворбиса.
- А, Брута.
- Да, господин?
Ворбис скрестив ноги сидел на полу и смотрел в стену.
- Ты молод и находишься в незнакомом месте. сказал Ворбис. -
Несомненно, тебе многое хочется увидеть.
- Многое? - сказал Брута.
Ворбис снова пользовался эксквизиторским голосом: невыразительным и
монотонным, похожим на тупой стальной штырь.
- Ты можешь идти, куда пожелаешь. Погляди на новые вещи, Брута. Узнай
все, что только сможешь. Ты мои глаза и уши. И моя память. Изучи это место.
- Э... Взаправду, лорд?
- Произвел ли на тебя впечатление мой безразличный тон, Брута?
- Нет, лорд.
- Иди. Чувствуй себя свободно. И возвращайся к закату.
- Э... Даже Библиотеку? - сказал Брута.
- Что? Да, Библиотеку. Здешнюю Библиотеку. Конечно. Набитую бесполезным
и опасным и вредным знанием. Я представляю себе это, Брута. Ты
представляешь?
- Нет, господин.
- Твоя невинность - щит твой, Брута. Нет. Иди, иди в Библиотеку. На
тебя она никак не повлияет.
- Лорд Ворбис?
- Да?
- Тиран сказал , что они едва ли причинили какое-нибудь зло Брату
Мардаку... Тишина вытянулась во всю свою бесконечную длину.
Ворбис сказал:
- Он солгал.
- Да . - Брута ждал.
Ворбис продолжал смотреть в стену. Бруте было интересно, что же он там
видит. Когда стало очевидно, что более ничего не последует, он сказал:
- Спасибо.
Прежде, чем выйти, он чуть-чуть отступил назад; так ему удалось
украдкой заглянуть под дьяконову кровать.
- Наверное, он попал в беду. - Думал Брута на бегу через дворец. -
Каждый захочет съесть черепаху.
Избегая смотреть на голых нимф, украшающих фризы, он пытался заглянуть
всюду. Теоретически, Брута знал, что женщина имеет другую форму, нежели
мужчина. Он не покидал деревни до двенадцати лет, а к тому времени некоторые
его одногодки были уже женаты. Омнианизм поощрял ранние браки, как
превентивную меру против Греха. Однако, любой род занятий, задействующий
часть человеческой анатомии между шеей и коленями считался в той или иной
степени грешным. Брута хотел стать более примерным учеником, чтобы смочь
спросить своего Бога, почему. Потом он заметил, что хочет, чтобы его Бог был
более понятливым Богом, чтобы смочь ответить.
- Он не взывал ко мне. - думал он. - Я уверен, я бы слышал. Может, его
еще не варят.
Раб, полировавший одну из статуй, указал ему дорогу к Библиотеке. Брута
прогремел по проходу между колоннами. Двор перед Библиотекой был битком
набит философами, вытягивающими шею, чтобы что-то рассмотреть. Он слышал
обычные раздраженные пререкания, показывавшие, что происходит философская
дискуссия. В таком роде:
- Мои десять оболов уверяют, что она не сможет этого повторить.
- Говорящие деньги? Это не часто услышишь, Ксено.
- Да. И они собираются сказать до свидания.
- Слушай, не будь дураком. Это черепаха. Это всего лишь брачный
танец... Пауза затаив дыхание. Потом нечто вроде коллективного вздоха.
- Вот!
- Это неправильный угол!
- Да уж! Хотелось бы посмотреть, как ты сделал бы лучше в подобных
обстоятельствах!
- Что это она делает?
- Думаю, чертит гипотенузу.
- И это называется гипотенуза? Она кривая.
- Она не кривая. Она начерчена прямо, это ты криво на нее смотришь!
- Ставлю тридцать оболов, что она не сможет начертить квадрат!
- Эти сорок говорят, что сможет.
Еще одна пауза, затем восторженные восклицания.
- Да-а-а!
- Это скорее, параллелограмм, по-моему. - произнес недовольный голос.
- Слушай, я способен распознать квадрат, когда я таковой вижу! И это -
квадрат!
- Хорошо. Вдвое или ничего, бьюсь об заклад, она не сможет начертить
двенадцатиугольник.
- Хах! Только что ты бился об заклад, что она не сможет начертить
семиугольник.
- Вдвое или ничего. Двенадцатиугольник. Съел, да?! Чувствуешь себя
малость avis domestica. Раскудахтался?!
- Это позор, брать твои деньги...
Потом еще одна пауза.
- Десять сторон? Десять сторон? Ха!
- Говорил тебе, она не справится! Где это видано, чтобы черепаха
разбиралась в геометрии?
- Еще одна бредовая идея, Дидактилос?
- Я с самого начала говорил, что это всего лишь черепаха.
- Некоторые из них весьма вкусны...
Философская масса расступилась, вытолкнув Бруту не обращая на него ни
малейшего внимания. Он мельком увидел круг влажного песка, покрытого
геометрическими фигурами. Ом сидел посередине. Напротив пара чрезвычайно
грязных философов подсчитывала столбик монет.
- Ну как, Урн? - сказал Дидактилос.
- Пятьдесят два обола прибыли, мастер.
- Видишь? С каждым днем все лучше. Жаль, она не отличает десяти от
двенадцати. Отрежь ей одну ногу и потуши.
- Отрезать ногу?
- Ну, такую черепаху не стоит съедать сразу.
Дидактилос повернулся лицом к толстому молодому человеку с вывернутыми
наружу ногами и красным лицом, который смотрел на черепаху.
- Да? - сказал он.
- Она отличает десять от двенадцати. - сказал парень.
- Это только что стоило мне восьмидесяти оболов. - сказал Дидактилос.
- Да. Но завтра...- начал парень, его глаза затуманились, словно он
дословно повторял нечто, что слышал в своей голове, -...завтра... вы сможете
ставить по меньшей мере три к одному.
У Дидактилоса отвалилась челюсть.
- Дай мне эту черепаху, Урн - сказал он.
Ученик философа наклонился и поднял Ома, очень осторожно.
- Знаешь, я правильно подумал в начале, что есть в этом создании нечто
удивительное. - сказал Дидактилос. - Я сказал Урну, что это наш завтрашний
обед, а он мне в ответ сказал, нет, она, мол, тащит хвост по песку и
занимается геометрией. Геометрия не дана черепахам от природы.
Глаз Ома повернулся к Бруте.
- Мне пришлось. - сказал он. - Это был единственный способ привлечь его
внимание. Я привлек его внимание. Когда привлекаешь внимание, привлекаешь и
сердце, и разум.
- Это - Бог. - сказал Брута.
- Действительно? Как его имя? - сказал философ.
- Не говори! Не говори ему! Местные боги могут услышать!
- Я не знаю, - сказал Брута.
Дидактилос перевернул Ома.
- Черепаха. Движется, глубокомысленно сказал Урн.
- Что? - сказал Брута.
- Мастер написал книгу. - сказал Урн.
- Не совсем книгу, - скромно сказал Дидактилос,- скорее свиток. Так,
состряпал небольшую вещичку.
- Про то, что мир - плоский и движется через пространство на спине
гигантской черепахи? - сказал Брута.
- Ты читал? - взгляд Дидактилоса не двигался. -Ты - раб?
- Нет. - сказал Брута. - Я...
- Не упоминай моего имени! Назовись писцом или еще чем.
-...писец. - неуверенно сказал Брута.
- Да, - сказал Урн. - Оно и видно. Заметная мозоль на большом пальце,
которым держишь перо. Чернильные пятна по всему рукаву.
Брута взглянул на большой палец левой руки.
- Нету тут...
- Верно. сказал смеясь Урн. - Пользуешься левой рукой?
- Э, я пользуюсь обеими. - сказал Брута. - Но не слишком хорошо, все
говорят.
- А, - сказал Дидактилос, - Амби-синистер?
- Что?
- Он имеет ввиду, неумеха обоими руками. - сказал Ом.
- О, да. Это про меня. - Брута вежливо кашлянул. - Ищу... Я ищу
философа. Ум... Разбирающегося в богах.
Он подождал. Потом он сказал:
- Вы не собираетесь говорить, что они - реликт отжившей системы
верований?
Дидактилос, по-прежнему ощупывавший панцирь Ома, потряс головой.
- Нет. Я люблю грозы, когда они далеко.
- Ох, Вы не могли бы перестать его вертеть? Он только что сказал мне,
что ему это не нравится.
- А можно узнать сколько ей лет, разрезав ее напополам и пересчитав
кольца. - сказал Дидактилос.
- Умм. У него не слишком хорошее чувство юмора.
- Ты - омнианец, судя по произношению.
- Да.
- Приехал, чтобы обсуждать договор?
- Чтобы слушать.
- И что же ты хочешь узнать о богах?
Казалось, Брута прислушивается. В конце концов, он сказал:
- Как они появляются. Как растут. И что происходит с ними потом.
Дидактилос сунул черепаху в руки Бруте.
- Такие вещи стоят денег. - сказал он.
- Скажите мне, когда закончатся пятьдесят два обола. - сказал Брута.
Дидактилос рассмеялся.
- Кажется, ты можешь думать самостоятельно. - сказал он. -У тебя
хорошая память?
- Нет. Не слишком.
- Верно? Верно. Пошли в Библиотеку. Там, знаешь ли, заземленная медная
крыша. Боги терпеть не могут таких вещей. Дидактилос спустился вниз впереди
него и поднял заржавленный железный фонарь. Брута взглянул вверх, на большое
белое здание.
- Это - Библиотека? - спросил он.
- Да, - сказал Дидактилос. - Вот почему на ней над дверями написано
такими большими буквами "LIBRUM". Но писец, вроде тебя, разумеется это
знает.
Библиотека в Эфебе была, до того, как сгорела, второй по величине на
Диске. Не такой большой, как библиотека Невидимого Университета, конечно, но
у той библиотеки было несколько плюсов вследствие ее магической природы.
Например, ни в одной другой библиотеке нет целой галереи ненаписанных книг -
книг, которые были бы написаны, если бы автор не был съеден аллигатором на
главе 1, или еще что-нибудь в этом роде. Атласы воображаемых мест. Словари
несуществующих слов. Руководство для исследователей невидимых вещей.
Странные энциклопедии в Комнате Потерянных Знаний. Библиотека, настолько
большая, что искажает реальность и из нее существуют открытые проходы во все
остальные библиотеки - и в пространстве, и во времени... Она так не похожа
на Библиотеку в Эфебе, с ее четырьмя или пятью сотнями томов. Большую их
часть составляли свитки, спасавшие своих читателей от мороки подзывать раба
всякий раз, когда хочешь перевернуть страницу. Конечно, каждый из них лежал
в своей нише. Книги не должны лежать слишком близко друг к другу, иначе они
начинают странным и непредсказуемым образом взаимодействовать. Солнечные
лучи пронизывали шторы, осязаемые, как колонны в пыльном воздухе. Хотя это
было последнее чему здесь стоило удивляться, Брута не мог не заметить
странных конструкций в проходах. Деревянные рейки были прибиты между рядами
каменных полок на высоте около двух метров, так что они поддерживали более
широкую планку неясного назначения.
- Библиотека. - провозгласил Дидактилос.
Он вытянул руку. Его пальцы нежно пробежали по планке над его головой.
До Бруты, наконец, дошло.
- Ты слеп, да? - сказал он.
- Верно.
- Но ты взял с собой фонарь?
- Совершенно верно. сказал Дидактилос.
-Я не заливал в него масла.
- Фонарь, который не светит, для человека, который не видит?
- Да. Работает отлично. И, разумеется, это очень философски.
- И живешь ты в бочке.
- Жить в бочке очень модно. - сказал Дидактилос, быстро идя вперед, его
пальцы лишь случайно задевали знаки на планках. -Так поступает большинство
философов. Это выражает презрение и пренебрежение к мирским вещам. Представь
себе, у Легибуса в бочке даже есть сауна. Удивительно, что только не
приходит в голову лежа в ней, говорит он.
Брута огляделся. Свитки высовывались со своих полок, как кукушки из
часов.
- Это все так... я никогда прежде не видел философов, до того, как я
приехал сюда. - сказал он. - прошлой ночью, они все...
- Ты должен запомнить, что в здешних краях есть три основные
философские теории. - сказал Дидактилос. - Расскажи ему, Урн.
- Есть Ксеноисты, быстро сказал Урн. - Они говорят, что мир, по сути
своей сложен и случаен. Есть Ибидисты. Они говорят, что мир по сути своей
прост и развивается в соответствии с определенными фундаментальными
правилами.
- И есть я, сказал Дидактилос, вытаскивая свиток с его полки.
- Учитель говорит, что по своей сути, это старый добрый мир. - сказал
Урн.
- В котором мало выпивки. - сказал Дидактилос.
- В котором мало выпивки.
- Боги. - сказал Дидактилос, наполовину про себя.
Он вытащил другой свиток.
- Ты хочешь разузнать о богах? Вот "Размышления" Ксено, "Банальности"
старины Аристократеса, тупые "Высказывания" Ибида, "Геометрии" Легибуса,
"Теологии" Герарха...
Палец Дидактилоса танцевал среди полок. В воздухе повисло еще больше
пыли.
- Это все книги? - сказал Брута.
- О, да. Тут все пишут книги. Этих болванов так просто не остановишь.
- И люди могут их читать? - сказал Брута.
Омния была основана на одной книге. А здесь были... сотни...
- Ну, они могут, если хотят. - сказал Урн. - Но никто сюда не ходит
слишком часто. Здесь нет книг для чтения. Они скорее для писания.
- В этом вековая мудрость. - сказал Дидактилос. - Видишь ли, надо
написать книгу, чтобы доказать, что ты философ. Тогда ты получаешь свой
свиток и бесплатную мочалку от государства.
Солнечный свет разлился по большому каменному столу в центре комнаты.
Урн раскатал свиток. Сверкающие цветы засияли в желтом свете.
- Оринжкрат. "О природе деревьев". сказал Дидактилос. - Шесть сотен
растений и их использование...
- Они прекрасны. - прошептал Брута.
- Да, это одно из предназначений деревьев. - сказал Дидактилос. - Одно
из тех, что старина Оринжкрат не счел нужным упомянуть. Хорошо сделано.
Покажи ему "Бестиарий" Фило, Урн.
Другой свиток раскатан. Тут были дюжины рисунков животных и сотни слов,
которые невозможно прочитать.
- Но изображения животных... это дурно... это дурно, рисовать...
- Тут есть изображения почти всего. - сказал Дидактилос.
Этого в Омнии не позволялось.
- А это книга Дидактилоса. - сказал Урн.
Брута глянул вниз на изображение черепахи. Там были... слоны, это слоны
- его память подсовывала свежие воспоминания из бестиария, неизгладимо
запечатлевшиеся в его мозгу... слоны на ее спине, а на них что-то с горами и