Страница:
Найл вошел в огромный пустой зал, и увидел, что хозяин замка сидит на своем троне у самой дальней стены. Долгие минуты шел правитель по глянцевому паркету, и гул его шагов эхом отражался от стен и потолков, возвращаясь и улетая снова. Наконец до подножия трона остались считанные метры.
— Я рад видеть тебя, Посланник Богини, Смертоносец-Повелитель, человек, властитель Серебряного озера и Южных песков! — громко объявил князь. — Что привело тебя сюда в столь ранний час?
— Я прошу, — начал было Найл, но ощутил, что обычный тон звучит в таком зале неестественно тихо. И он поправился, громко и четко произнеся во весь голос: — Князь Граничный, Санский и Тошский, человек, повелитель Чистых земель и Северного Хайбада! Я, Посланник Богини, Смертоносец-Повелитель, человек, властитель Серебряного озера и Южных песков пришел сюда, чтобы просить руки твоей дочери!
Князь встал, неторопливо спустился с трона и хлопнул в ладоши. Моментально подбежал слуга с подносом, на котором стояло два бокала.
— Я раз за вас, дети мои.
— Что? — не понял Найл.
— Неужели ты, Посланник Богини, считаешь, что в моем замке может произойти хоть что-то, о чем я не буду знать? Я рад за вас, дети мои. Рад, что вы нашли друг друга, так долго ходя бок о бок. Ты показал себя, как мудрый правитель, как храбрый и искусный воин, как честный и благородный дворянин. Я не могу и думать о более достойном муже для своей дочери. Мне приятно, что в жилах внуков, один из которых рано или поздно займет этот трон, моя кровь смешается с твоей, мой друг. Природа распорядилась так, что нашим странам практически невозможно воевать друг с другом. Судьба сложилась так, что мы можем помогать друг другу. В этом перст свыше! Никуда я не мог бы отдать свою дочь с таким легким сердцем, как в Южные пески. Давай выпьем за это!
Князь осушил бокал, со всего размаха жахнул им об паркет и поднялся обратно на трон:
— Елог, пригласи сюда мою дочь, княжну Ямиссу.
Девушка уже переоделась из белого платья в темно-синее, с глухим, застегнутым на шее воротником. На левом плече отливала темно-красными рубинами золотая брошь.
— Дочь моя, — могучим, хорошо поставленным голосом вопросил князь. — Посланник Богини, Смертоносец-Повелитель, человек, властитель Серебряного озера и Южных песков пришел сюда, чтобы просить у меня твоей руки. Что ты ответишь этому благородному человеку?
— Чтобы я вышла замуж на какого-то неотесанного пустынного дикаря? — громко фыркнула девушка. — Да никогда в жизни!
В наступившей тишине княжна покинула зал.
Найл почувствовал себя так, словно на него вылили ушат раскаленного кипятка. Он не представлял, что говорить, куда деваться, как действовать. Прошло довольно много времени, прежде чем первый ступор прошел. Посланник Богини развернулся, четко чеканя шаг пересек зал и со всех своих сил захлопнул двери.
Братья по плоти уже успели ощутить и гнев своего правителя, и его решение. Смертоносцы первыми пришли в движение, перекатываясь через низкую внешнюю стену и широким потоком устремляясь в сторону города. Застигнутые врасплох двуногие воины выбегали из дверей самых различных помещений и башен замка, торопились за копьями и шлемами, оставленными в своих комнатах еще в первый день. Найл не торопясь двигался от центрального крыла прямо к воротам, давая людям время собраться в дорогу. Сам он заходить в свои покои не захотел.
К тому времени, когда Посланник вошел под барбакан, воины уже подтягивались сюда.
— Твое копье, Посланник, — протянула Кавина Найлу его оружие.
— Ну, и кто это был? — внезапно спросил правитель.
— Всадник, — губы девушки растянулись в улыбке.
— Что, даже имени не спросила?
— Антуан, — нараспев произнесла она, и побежала догонять своих.
Найл бросил прощальный взгляд на двор замка.
— А ведь князь Ямиссу убьет, — со внезапным злорадством подумал он. — Убьет своими собственными руками. Только что у него был джокер, и больше нет. Пустышка.
Отход прикрывали жуки-бомбардиры, однако братьев по плоти преследовать никто не стал. Отряд двигался медленно. Ведь люди не способны, подобно жукам или паукам бежать сутками напролет с короткими остановками для еды, как не способны неподвижно замирать на целые месяцы, довольствуясь одним обедом за год. Армии Найла приходилось сдерживать себя до скорости своего самого слабого звена — людей.
На втором привале их догнал всадник.
Закий спрыгнул с таракана не доезжая до крайних пауков, положил на землю копье, скинул перевязь с оружием, и торопливо пробежал между путниками до Найла. Остановился, приложив ладонь к сердцу:
— Князь приносит свои извинения, Посланник Богини. Он не желал позорить тебя. Он просит тебя по-прежнему считать его своим другом. Придворный смертоносец сообщил, что княжна таила личную обиду к тебе, о которой не сообщала даже отцу.
— Ты хочешь сказать, княжна Ямисса специально побудила меня к подобному… поступку, чтобы опозорить перед придворными князя и вольными баронами?
— Но князь… — рыцарь опустился на колени. — Но князь не знал об этом, Посланник Богини. Он честен с тобой.
— Князь честен, княжна довольна, позор достался мне одному, — выпрямился Найл. — Ты знаешь, как поступают с вестниками, которые приносят дурные новости, рыцарь Синего флага?
— Да, Посланник Богини, — склонил голову Закий. — Их зажаривают на костре.
— Тогда какой дурной дух принес тебя в мой лагерь?! Убирайся отсюда!
Видно, здорово переломала месть княжны планы здешнего повелителя, что он попытался откреститься от собственной дочери. Однако для Найла это уже не имело никакого значения — до Приозерья оставался только одни переход.
Теперь отряд шел со всеми военными предосторожностями — с патрулями из пяти-шести пауков, которые прочесывали местность на два-три километра впереди и по сторонам от колонны, с плотной группой прикрытия из жуков немного позади. Местные жители отвечали той же опасливостью — закрытые двери селений, вооруженная стража на стенах, брошенные людьми одиночные хутора, начисто исчезнувшие отары овец. Никто не стремился выражать дружелюбия, никто не желал нападать первым. В таком полном взаимопонимании братья по плоти без единого привала миновали последний отрезок пути. Поздним вечером последние из жуков втянулись в отверстие перегораживающего ущелье белого покрывала, и Посланник Богини с облегчением вздохнул — дома!
Дома. Запах цветов, шелест деревьев, журчание воды. Все здесь казалось иным — более ароматным, более веселым, более громким. Однако засела в сердце игла — и ныла, как забытая в ладони заноза, от которой постоянно хочется избавиться, но не за что зацепиться. Остается только наблюдать, как накапливается вокруг тяжелый гной, как немеет еще живая ткань, как сочится слизью нарыв, вызывая отвращение к частице собственного тела.
— Я рада вам, мой господин, — поспешила навстречу верная Нефтис.
— Я тоже рад тебя видеть. Как тут?
— Как всегда, — пожала она плечами. — Когда прибежали смертоносцы с детьми, народ поначалу начал беспокоился. Думали, что пауки хотят их съесть. Жалели, кормили, пытались выкупить за другую еду. Но Дравиг объяснил, что они взяты на воспитание, а я разрешила нескольким женщинам проводить их до города. Трое уже вернулись, еще две остались там. Сейчас все спокойно.
— Ты молодчина, Нефтис.
— Благодарю вас, мой господин.
Тут Найл увидел сидящих вдоль стены людей в белых туниках.
— Это кто?
— Джарита привезла.
Посланник двинулся к ним. Телохранительница отстала.
Найл мог дать голову на отсечение, что никто из посторонних не знает об истинной цели служения привратницы смерти, об истинном смысле религии людей в свежих туниках — однако простые смертные тем не менее сторонились уроженцев Провинции, а простой взгляд бывшей служанки вызывал в них животный страх.
Люди не обратили на правителя никакого внимания, и единственным, кто поднялся ему навстречу, была Джарита, собственной персоной.
— Сегодня, — коротко сообщила она, глядя Посланнику прямо в глаза.
— Почему ты здесь? — впервые не отвел взгляд правитель.
— Кто уходит, всегда должен возвращаться, — лаконично объяснила служанка.
— Ты вовремя, — кивнул Найл. — Смертоносцы голодны.
— Тебе больно? — удивилась Джарита столь долгому разговору, и тому, что собеседник не прячет глаз. Она быстро угадала причину такой отваги: — В твоей душе поселилась сильная боль…
— Да.
— Тогда умри, — посоветовала служанка и неторопливо отправилась к своим людям.
Умри…
Темнота сгущалась. Несколько мужчин торопливо складывали на поляне высокий костер. Нефтис вместе с людьми отправилась в город обеспечивать категорический запрет выходить из своих жилищ.
Умри… — а что это вообще такое?
Найл прошел по мягкой, податливой траве и занял свое место — то самое, на котором он сидел в прошлый раз. Пробежал глазами по белым пятнам, сгрудившимся у стены, сосредоточился на одном из них.
…Рассвет. Неужели она больше никогда его не увидит? Что останется от нее самой, когда она станет частью всемогущего восьмилапого бога?
Закат. Сегодня был очень красивый закат. На светлом небе вытянулись цепочкой облака. Белые-белые. Потом они начали розоветь, словно наливающиеся спелостью персики, краснеть, стали темно-бордовыми — и тут над ними начали загораться искорки звезд. Она и не знала, что это последний закат в ее жизни, что больше их не будет. Совсем. Ни одного.
В душе стала нарастать щемящая тоска, почему-то показавшаяся кислой на вкус.
Она станет бессмертной. Ее тело сольется с телом могучего восьмилапого существа, и больше ему никогда не будут угрожать ни боль, ни тлен. Ее тело обретет вечность — но что станет со всем этим? С прохладным воздухом, который вливается в легкие, с солнечным лучиком, который утром отражался в капельке воды на листе шиповника. Что будет с памятью о ее первом поцелуе, со сморщенной мордашкой Пипиля, завернутого в чистые тряпки, с его закрытыми глазами и шевелящимся носиком, учуявшим запах грудного молока и ищущего теплый материнский сосок. Неужели это исчезнет навсегда?
Мимо неторопливо прошествовала женщина в темной тунике, и стало ясно — пора. Где-то во мраке застучал барабан, и ноги ощутили внезапную слабость. Они отказывались повиноваться, хотя душа молила об одном — бежать!
Но от смерти убежать невозможно. Она приходит ко всем. Бегство от нее заканчивается на куче отбросов в огородной яме, где станешь пухнуть и смердеть, как это случилось с дедом Пилуком, и в конце концов под этим Солнцем от тебя не останется ничего. Можно спасти хотя бы тело. Можно слиться в единое целое со своими повелителями, со своими отцами и дедами, со своими матерями и бабушками, которые тоже прошли этот путь.
Смертнице удалось выпрямиться и вместе со всеми двинуться в центр поляны. Она увидела смертоносцев — и сердце ее неожиданно наполнилось радостью, тело — энергией. Ей захотелось петь и танцевать. Метнулось в ночное небо пламя костра, застучал барабан — и она закружилась в восторженном упоении, широко раскинув руки отдаваясь этому небу, звездам, воздуху, деревьям и травам, речной воде, растворяясь в них, даря им свою жизнь, свои воспоминания, своею душу, очищаясь перед последним часом, перед последней минутой, последней секундой, перед своим последним святым долгом, который осталось выполнить в этой жизни. Очищаясь от всего — руки рванули узел пояска, отшвырнули в сторону тунику. Вот, вот она осталась одна, обнаженная, безгрешная, кружатся перед лицом звезды, рисуя последнее видение этой жизни.
— Вот она я! Я вся! Я ваша!
Коснулся завороженного сознания требовательный призыв — и она метнулась навстречу отражающим огненные сполохи глазам, пала пред ними на колени.
— НЕУЖЕЛИ ЭТО ВСЕ?!!
Острая мгновенная боль.
— Вы проснулись, мой господин?
Нефтис стояла у его ног, сжимая копье.
Найл рывком сел. Перед ним, до самой реки, простирался луг. Он пах молодой свежестью, медом, мускусом, влагой. Он переливался синими, желтыми, красными, оранжевыми цветами, он шелестел густой, хрусткой и мягкой зеленью. Правитель взял пальцами ближний цветок, осторожно, чтобы не оборвать, потянул к себе.
— Пахнет.
На руках осталась желтая пыльца. Найл осторожно сдул ее, наблюдая, как развеиваются нежные крупинки, потом сжал между ладонями травяную кочку, провел ладонями вверх, до самых колосков. Поднес руки к глазам:
— Смотри, роса еще здесь. Осталась.
Он попробовал влагу кончиком языка. Усмехнулся, протянул телохранительнице руку.
— Иди сюда!
Нефтис наклонилась — он обхватил ее, рванул к себе, опрокинул на колени и впился в сухие губы долгим поцелуем. Сознание стражницы смешалось. Воспользовавшись минутной слабостью рассудка, чувства женщины взяли верх, и она получила от неожиданной ласки не меньшее удовольствие, чем Посланник.
Найл немного отодвинулся, вгляделся в ее лицо, пошевелил рукой ее волосы. Потом помог сесть рядом.
— Что с вами, мой господин? — рискнула спросить телохранительница.
— Сегодня удивительно красивое небо, Нефтис. Чистое, высокое, голубое. Правда?
— Небо как небо, — пожала плечами женщина.
— Нет, сегодня оно особенно красиво, — покачал головой Найл. — Хотя, в одном ты права: оно такое всегда.
Правитель встал, сбежал к реке. Опустился коленями на прибрежный камень. Долго вглядывался в струящуюся перед ним воду, потом медленно, не нарушив ровной глади поверхности, опустил в нее руки. Оперся ладонями в песчаное дно, сжал кулаки. Крупнозернистый кварцит, приятно гладя ладони, потек между пальцев. Найл разжал ладони, дал течению их омыть, потом зачерпнул горсть воды и окунул в нее лицо. Потом еще и еще, чувствуя прохладу и влажность, любуясь, как переливаются на каплях радужные узоры.
— Великая Богиня! Как прекрасен этот мир!
От города к вытянутым на берег баркасам спускались, ведомые рыбаком, несколько слуг в белых туниках, с объемными, но легкими котомками. Последней шла женщина.
— Джарита, — окликнул ее Найл.
Она повернула лицо, вопросительно приподняла брови.
— Спасибо тебе, Джарита.
— За что?
— За смерть. Она действительно лечит все.
— Мне ли этого не знать, — грустно покачала головой девушка. — Чтобы почувствовать вкус жизни, нужно заглянуть в глаза смерти, Посланник Богини. Не благодарите меня, мой господин. Я всего лишь привратница.
Молчаливые барабанщики помогли рыбаку столкнуть лодку на воду, запрыгнули внутрь. Последней села Джарита. Поднявшись во весь рост, хозяин оттолкнулся веслом от берега, сел на корме и сильными гребками повел лодку вниз по реке.
— Вы готовы? — спросил правителя Шабр, так же собравшийся отплывать в город.
— Я пройдусь пешком, — отрицательно покачал головою Найл. — Хочу почувствовать, как поддается песок под ногами.
— Что? — не понял смертоносец.
— Знаешь, — улыбнулся Найл. — Ты делаешь шаг, и нога начинает проваливаться вниз, горячий песок заполняет сандалии. Кажется нет опоры, утонешь, пропадешь. Но пустыня передумывает и отказывается тебя поглощать. Ты делаешь новый шаг, и начинается новое размышление. И так от дюны до дюны, бархан за барханом.
— Я прикажу кораблю ждать вас ниже порогов, — сказал Шабр. Он не понял ни-че-го, но спорить с Посланником Богини не стал.
Как ни хотелось Найлу поднять в небо величавые воздушные шары, но почти все покинувшие остров детей слуги стали ткачами. За неспокойные месяцы обтрепалась одежда слуг и надсмотрщиц, еще считавших себя верными слугами Смертоносца-Повелителя, истерлась оснастка кораблей, прохудилась обувь. Именно эти нужды требовалось обеспечить в первую очередь. Слуги «высшего качества» отбивали и теребили лен и коноплю, пряли нити, набивали ткани, кроили и шили по раз и навсегда заведенным еще пауками выкройкам и размерам. Шерсть мохнатых гусениц укладывалась в еще сохранившиеся формы и отбивались, сваливалась в мягкие одеяла или теплые островерхие шапки. Хозяйки дальних ферм, до которых не успели добраться северяне со своими нововведениями, впервые за долгое время начали получать туники и одеяла для своих хозяйств, новые кирки, вытребованные Найлом у Демона Света, свежую рыбу для разнообразия меню. Они оживились, стали охотнее везти в город выращенное у себя продовольствие. С разрешения Найла — и вопреки желанию Тройлека — во дворец Посланника Богини женщины сдавали только две трети урожая, а на остальное могли свободно выменивать у городских ремесленников и мастеровых все, чего их душенькам хотелось — чеканную посуду и простенькие лампады, ожерелья и кастрюли, шкатулки и сундуки. Рынок расползся до соседних улиц, стук молотков доносился теперь даже по ночам.
Город оживал на глазах.
С огромнейшим удовольствием Посланник Богини восстановил для молодых слуг законы времен паучьего рабства: в казармах должны всегда иметься свободные топчаны, тюфяки и одеяла, в каждой комнате обязан стоять котел с едой, чтобы любой мог наедаться досыта.
Люди, которых в соседнем княжестве звали полудурками, чувствовали себя совершенно счастливыми, округлялись, розовели и честно отрабатывали свои двенадцать часов в сутки, потихоньку вытягивая гигантский организм города из полуобморочного состояния.
Разумеется, чтобы добиться такого результата не за годы, а за недели, всех подаренных князем Граничным малышей пришлось вывезти в Дельту, окунув в самое пекло ускоряющей рост энергии. На этот раз Найл не растерялся и выкопал с собой несколько саженцев деревьев-падальщиков. Правитель приказал посадить одно из них у окна своего кабинета, а остальными заменить отхожие места слуг и кухонную помойную яму.
Без живительной энергии Великой Богини деревья здорово потеряли в росте, став низкими и толстыми, как насосавшиеся клопы. Однако «сытая» жизнь позволила им сохранить пышную чашеобразную крону и здоровье. Только падальщик Найла поначалу чах, но вскоре и он окреп и «оживился». Как чувствовал правитель, дереву, чтобы не сдохло, в его отсутствие корзинами таскали всякую тухлятину с рынка, но факт этот почему-то тщательно скрывали.
Дважды флот уходил к Дельте уже специально за саженцами — для острова детей, для нелюдимой Джариты и ее дворца Праздника, для рынка, над которым вечно витали запахи, напоминающие боевую вонь бомбардиров. По своей наивности Найл хотел еще раздать саженцы жителям, дабы раз и навсегда решить вопрос с нечистотами, однако меркантильный Тройлек вовремя успел наложить на них свои волосатые лапки и объявил монополию правителя на всю торговлю падальщиками, как раньше на торговлю солью. В итоге жители деревьями все-таки обзавелись, но надолго оказались должниками казны.
Наконец, Шабр сдержал слово, и вырастил молодых пауков-капитанов. Впервые за долгое время флот мог плавать не только плотной толпой. Теперь корабли получили возможность далеко расходиться друг от друга, поддерживая между собою надежную ментальную связь. Казалось, еще немного, еще две-три недели — и былое величие окруженного пустыней города возвратится к прежним высотам.
— Это может привезти к разорению честных, трудолюбивых крестьян, господин, а после их исчезновения к голоду в городе и необратимому запустению, — заканчивал свое выступление седовласый мужчина. — Вы обязаны принять меры, мой мудрый господин, пока еще не стало слишком поздно.
Перед троном стояла огромная корзина, полная фруктов и овощей — дар крестьян Посланнику Богини. После того, как надсмотрщицы дальних ферм вновь проторили тропинку в город, цены на рынке заметно упали. Владельцы ближних земель, теряющие доходы, избрали самый простой путь сохранить благополучие — нажаловались правителю. Они пугали всевозможными будущими напастями и просили или запретить снижать цены ниже существующих, или обязать женщин сдавать во дворец весь урожай. Тройлек всячески ратовал за второй вариант. Найлу же нравился третий:
— Странно, — удивился он, обходя корзину и присаживаясь перед ней на корточки. — Не вижу.
— Чего? — не понял крестьянин.
— В замке князя Граничного меня угощали небольшими алыми ягодами, очень сладкими на вкус. Их здесь нет. А еще меня угощали округлыми черными хрустящими орешками со съедобной шелухой. Тоже не вижу. А еще угощали странной, очень большой ягодой с хвостиком на макушке и очень острым, но сладким и приятным вкусом. Где это все?
— Это очень капризные растения, — объяснил крестьянин. — Мы их здесь не выращиваем.
— А-а, — кивнул Найл. — Вы выращиваете, что попроще, но плату желаете получать, как за то, что потруднее. Да?
— Без труда на земле не вырастет ничего, — возразил крестьянин.
— Труд без мастерства, это печальное зрелище, — согласился правитель. — Взять бедных надсмотрщиц. Трудятся день-деньской, стараются, а вырастить им удается только… — Найл опять присел перед корзиной. — Только яблоки да груши, картошку да огурцы, лен да коноплю. Но ведь они и платы большой за свое неумение не спрашивают.
— Кстати, — выпрямился правитель. — Вы тут говорили о голоде. Может отдать вас и ваши земли в распоряжение этих женщин? Раз уж у них с урожаями проще и дешевле получается?
— Нет, зачем… — попятился крестьянин.
— Тогда докажите мне, что вы не только яблоки со старых деревьев обрывать умеете, но и клубнику выхаживать. А уж за клубнику уже и цену другую спрашивать сможете.
Недовольный крестьянин поклонился и вышел к своим товарищам. Вместо него появилась Сидония:
— Мне не хотелось говорить при этих мужчинах, Посланник. Во время последнего обхода границ я обнаружила смерть еще двух надсмотрщиц на дальних участках. Их земли взяли на обработку соседние хозяйки, но они не справляются. Следует выделить для обработки земель шестерых хозяек с земледельцами и поставить охрану от стрекоз, клопов и скорпионов.
— Я прикажу Дравигу выделить часть пауков для охраны земель, — согласился правитель. — Но людей пока нет.
Охранница кивнула и вышла из зала. Женщина только что вернулась с обхода и хотела отдохнуть.
Двери опять распахнулись, вошедший слуга громко доложил:
— Рыцарь Синего флага, господин!
— Кто? — не поверил Найл.
Слуга не ответил, сдвинувшись в сторону, а в тронный зал, позвякивая доспехами, вошел Закий.
— Рад видеть тебя, рыцарь Синего флага. Какие вести ты привез на этот раз?
— Ничего не привез, Посланник Богини, — весело взмахнул руками рыцарь. — Я сейчас сам по себе. Так, путешествую.
— Если сам по себе, то нечего в тронном зале париться, — решил Найл. — Поговорим в моих покоях, за обедом.
Закий испросил позволения ненадолго отлучиться, и пришел в личные покои правителя уже без доспехов и оружия, в обтягивающих штанах и полностью расшнурованной рубахе. Показывая обнаженную грудь, рыцарь как бы демонстрировал свое полное доверие к хозяину дома. Они сели к столу, выпили по бокалу вина за правителя Южных песков и Серебряного озера, за его гостя, после чего Закий вдруг вспомнил:
— А ведь я перед отъездом к вашей посланнице заходил. Той, что детей покупает.
— Райя? — насторожился Найл. — Что с ней?
— С ней все хорошо, — кивнул рыцарь. — Вот только закрутилась она так, что даже не заметила моего визита. Сенешаль ведь к ней двести недоумков привез, как обещал. Кое-кого крестьянки принесли, кого прокормить самим невмоготу. Этих, правда, мало. Но слышал я краем уха, через неделю еще сто пятьдесят подростков от лесачей должны привезти.
— Да, — Найл отставил бокал и задумался. Триста пятьдесят детей есть уже точно, еще кого-то Райя выкупит. Можно считать, четыреста детей. — Где же они все помещаются?
— В бывших домах призрения, — ответил рыцарь и тут же добавил: — там сейчас чисто. Все убрали, воспитателей поменяли, чтобы старые ворюги прежними привычками не заражали. Пока все хорошо.
— Четыреста детей… — задумчиво повторил Найл.
— Я, конечно, частное лицо, — откинулся в кресле рыцарь, — но проходя коридорами замка слышал, как князь поклялся, что если пауки из Южных песков прибегут за детьми, то у них даже пылинки на лапах никто не тронет. Слово дворянина, правитель. Ваши пауки в полной безопасности.
— Интересно, — улыбнулся Найл. — А чего еще ты услышал в коридорах замка?
— Что князь поручился за долги вашей представительницы, — Закий взял со стола бокал и снова откинулся в кресле. — Он, конечно, понимает, что вы от него даже ломаного тараканьего уса не примете, но ведь речь шла не о вас, а об этой милой даме.
— Много долга?
— Вы же понимаете, правитель, — развел руками рыцарь, — это не мое дело, я специально не интересовался. От силы там полсотни золотых. В конце концов, ей, кажется, обещали прислать соль для торговли? Вот и расплатится.
— Когда нужна соль? — забеспокоился Найл.
— Это не мое дело, — пожал плечами Закий, — но если вы просто пошлете по открытой почте обещание покрыть ее задолженность, это успокоит всех.
— Кому сообщение?
— Ей, разумеется, — удивился рыцарь. — Нужно успокоить женщину. Кстати, о соли. Несколько крупных торговцев в нашем княжестве заинтересовались новым источником этого товара. У вас, кажется, на нее монополия?
— Да.
— Я так и сказал, что с вами нужно договариваться, но они ехать боятся. Знаете, как это бывает, Посланник Богини. Ссорятся правители, а головы рубят купцам. Между прочим, цена на соль заметно упала. Если вы ее транзитом дальше повезете, или оптовый договор с торговцами заключите, дело можно поправить, но взамен многие советники предлагают просить право на беспошлинный транзит по вашей реке к морю.
— Я рад видеть тебя, Посланник Богини, Смертоносец-Повелитель, человек, властитель Серебряного озера и Южных песков! — громко объявил князь. — Что привело тебя сюда в столь ранний час?
— Я прошу, — начал было Найл, но ощутил, что обычный тон звучит в таком зале неестественно тихо. И он поправился, громко и четко произнеся во весь голос: — Князь Граничный, Санский и Тошский, человек, повелитель Чистых земель и Северного Хайбада! Я, Посланник Богини, Смертоносец-Повелитель, человек, властитель Серебряного озера и Южных песков пришел сюда, чтобы просить руки твоей дочери!
Князь встал, неторопливо спустился с трона и хлопнул в ладоши. Моментально подбежал слуга с подносом, на котором стояло два бокала.
— Я раз за вас, дети мои.
— Что? — не понял Найл.
— Неужели ты, Посланник Богини, считаешь, что в моем замке может произойти хоть что-то, о чем я не буду знать? Я рад за вас, дети мои. Рад, что вы нашли друг друга, так долго ходя бок о бок. Ты показал себя, как мудрый правитель, как храбрый и искусный воин, как честный и благородный дворянин. Я не могу и думать о более достойном муже для своей дочери. Мне приятно, что в жилах внуков, один из которых рано или поздно займет этот трон, моя кровь смешается с твоей, мой друг. Природа распорядилась так, что нашим странам практически невозможно воевать друг с другом. Судьба сложилась так, что мы можем помогать друг другу. В этом перст свыше! Никуда я не мог бы отдать свою дочь с таким легким сердцем, как в Южные пески. Давай выпьем за это!
Князь осушил бокал, со всего размаха жахнул им об паркет и поднялся обратно на трон:
— Елог, пригласи сюда мою дочь, княжну Ямиссу.
Девушка уже переоделась из белого платья в темно-синее, с глухим, застегнутым на шее воротником. На левом плече отливала темно-красными рубинами золотая брошь.
— Дочь моя, — могучим, хорошо поставленным голосом вопросил князь. — Посланник Богини, Смертоносец-Повелитель, человек, властитель Серебряного озера и Южных песков пришел сюда, чтобы просить у меня твоей руки. Что ты ответишь этому благородному человеку?
— Чтобы я вышла замуж на какого-то неотесанного пустынного дикаря? — громко фыркнула девушка. — Да никогда в жизни!
В наступившей тишине княжна покинула зал.
Найл почувствовал себя так, словно на него вылили ушат раскаленного кипятка. Он не представлял, что говорить, куда деваться, как действовать. Прошло довольно много времени, прежде чем первый ступор прошел. Посланник Богини развернулся, четко чеканя шаг пересек зал и со всех своих сил захлопнул двери.
Братья по плоти уже успели ощутить и гнев своего правителя, и его решение. Смертоносцы первыми пришли в движение, перекатываясь через низкую внешнюю стену и широким потоком устремляясь в сторону города. Застигнутые врасплох двуногие воины выбегали из дверей самых различных помещений и башен замка, торопились за копьями и шлемами, оставленными в своих комнатах еще в первый день. Найл не торопясь двигался от центрального крыла прямо к воротам, давая людям время собраться в дорогу. Сам он заходить в свои покои не захотел.
К тому времени, когда Посланник вошел под барбакан, воины уже подтягивались сюда.
— Твое копье, Посланник, — протянула Кавина Найлу его оружие.
— Ну, и кто это был? — внезапно спросил правитель.
— Всадник, — губы девушки растянулись в улыбке.
— Что, даже имени не спросила?
— Антуан, — нараспев произнесла она, и побежала догонять своих.
Найл бросил прощальный взгляд на двор замка.
— А ведь князь Ямиссу убьет, — со внезапным злорадством подумал он. — Убьет своими собственными руками. Только что у него был джокер, и больше нет. Пустышка.
Отход прикрывали жуки-бомбардиры, однако братьев по плоти преследовать никто не стал. Отряд двигался медленно. Ведь люди не способны, подобно жукам или паукам бежать сутками напролет с короткими остановками для еды, как не способны неподвижно замирать на целые месяцы, довольствуясь одним обедом за год. Армии Найла приходилось сдерживать себя до скорости своего самого слабого звена — людей.
На втором привале их догнал всадник.
Закий спрыгнул с таракана не доезжая до крайних пауков, положил на землю копье, скинул перевязь с оружием, и торопливо пробежал между путниками до Найла. Остановился, приложив ладонь к сердцу:
— Князь приносит свои извинения, Посланник Богини. Он не желал позорить тебя. Он просит тебя по-прежнему считать его своим другом. Придворный смертоносец сообщил, что княжна таила личную обиду к тебе, о которой не сообщала даже отцу.
— Ты хочешь сказать, княжна Ямисса специально побудила меня к подобному… поступку, чтобы опозорить перед придворными князя и вольными баронами?
— Но князь… — рыцарь опустился на колени. — Но князь не знал об этом, Посланник Богини. Он честен с тобой.
— Князь честен, княжна довольна, позор достался мне одному, — выпрямился Найл. — Ты знаешь, как поступают с вестниками, которые приносят дурные новости, рыцарь Синего флага?
— Да, Посланник Богини, — склонил голову Закий. — Их зажаривают на костре.
— Тогда какой дурной дух принес тебя в мой лагерь?! Убирайся отсюда!
Видно, здорово переломала месть княжны планы здешнего повелителя, что он попытался откреститься от собственной дочери. Однако для Найла это уже не имело никакого значения — до Приозерья оставался только одни переход.
Теперь отряд шел со всеми военными предосторожностями — с патрулями из пяти-шести пауков, которые прочесывали местность на два-три километра впереди и по сторонам от колонны, с плотной группой прикрытия из жуков немного позади. Местные жители отвечали той же опасливостью — закрытые двери селений, вооруженная стража на стенах, брошенные людьми одиночные хутора, начисто исчезнувшие отары овец. Никто не стремился выражать дружелюбия, никто не желал нападать первым. В таком полном взаимопонимании братья по плоти без единого привала миновали последний отрезок пути. Поздним вечером последние из жуков втянулись в отверстие перегораживающего ущелье белого покрывала, и Посланник Богини с облегчением вздохнул — дома!
Дома. Запах цветов, шелест деревьев, журчание воды. Все здесь казалось иным — более ароматным, более веселым, более громким. Однако засела в сердце игла — и ныла, как забытая в ладони заноза, от которой постоянно хочется избавиться, но не за что зацепиться. Остается только наблюдать, как накапливается вокруг тяжелый гной, как немеет еще живая ткань, как сочится слизью нарыв, вызывая отвращение к частице собственного тела.
— Я рада вам, мой господин, — поспешила навстречу верная Нефтис.
— Я тоже рад тебя видеть. Как тут?
— Как всегда, — пожала она плечами. — Когда прибежали смертоносцы с детьми, народ поначалу начал беспокоился. Думали, что пауки хотят их съесть. Жалели, кормили, пытались выкупить за другую еду. Но Дравиг объяснил, что они взяты на воспитание, а я разрешила нескольким женщинам проводить их до города. Трое уже вернулись, еще две остались там. Сейчас все спокойно.
— Ты молодчина, Нефтис.
— Благодарю вас, мой господин.
Тут Найл увидел сидящих вдоль стены людей в белых туниках.
— Это кто?
— Джарита привезла.
Посланник двинулся к ним. Телохранительница отстала.
Найл мог дать голову на отсечение, что никто из посторонних не знает об истинной цели служения привратницы смерти, об истинном смысле религии людей в свежих туниках — однако простые смертные тем не менее сторонились уроженцев Провинции, а простой взгляд бывшей служанки вызывал в них животный страх.
Люди не обратили на правителя никакого внимания, и единственным, кто поднялся ему навстречу, была Джарита, собственной персоной.
— Сегодня, — коротко сообщила она, глядя Посланнику прямо в глаза.
— Почему ты здесь? — впервые не отвел взгляд правитель.
— Кто уходит, всегда должен возвращаться, — лаконично объяснила служанка.
— Ты вовремя, — кивнул Найл. — Смертоносцы голодны.
— Тебе больно? — удивилась Джарита столь долгому разговору, и тому, что собеседник не прячет глаз. Она быстро угадала причину такой отваги: — В твоей душе поселилась сильная боль…
— Да.
— Тогда умри, — посоветовала служанка и неторопливо отправилась к своим людям.
Умри…
Темнота сгущалась. Несколько мужчин торопливо складывали на поляне высокий костер. Нефтис вместе с людьми отправилась в город обеспечивать категорический запрет выходить из своих жилищ.
Умри… — а что это вообще такое?
Найл прошел по мягкой, податливой траве и занял свое место — то самое, на котором он сидел в прошлый раз. Пробежал глазами по белым пятнам, сгрудившимся у стены, сосредоточился на одном из них.
…Рассвет. Неужели она больше никогда его не увидит? Что останется от нее самой, когда она станет частью всемогущего восьмилапого бога?
Закат. Сегодня был очень красивый закат. На светлом небе вытянулись цепочкой облака. Белые-белые. Потом они начали розоветь, словно наливающиеся спелостью персики, краснеть, стали темно-бордовыми — и тут над ними начали загораться искорки звезд. Она и не знала, что это последний закат в ее жизни, что больше их не будет. Совсем. Ни одного.
В душе стала нарастать щемящая тоска, почему-то показавшаяся кислой на вкус.
Она станет бессмертной. Ее тело сольется с телом могучего восьмилапого существа, и больше ему никогда не будут угрожать ни боль, ни тлен. Ее тело обретет вечность — но что станет со всем этим? С прохладным воздухом, который вливается в легкие, с солнечным лучиком, который утром отражался в капельке воды на листе шиповника. Что будет с памятью о ее первом поцелуе, со сморщенной мордашкой Пипиля, завернутого в чистые тряпки, с его закрытыми глазами и шевелящимся носиком, учуявшим запах грудного молока и ищущего теплый материнский сосок. Неужели это исчезнет навсегда?
Мимо неторопливо прошествовала женщина в темной тунике, и стало ясно — пора. Где-то во мраке застучал барабан, и ноги ощутили внезапную слабость. Они отказывались повиноваться, хотя душа молила об одном — бежать!
Но от смерти убежать невозможно. Она приходит ко всем. Бегство от нее заканчивается на куче отбросов в огородной яме, где станешь пухнуть и смердеть, как это случилось с дедом Пилуком, и в конце концов под этим Солнцем от тебя не останется ничего. Можно спасти хотя бы тело. Можно слиться в единое целое со своими повелителями, со своими отцами и дедами, со своими матерями и бабушками, которые тоже прошли этот путь.
Смертнице удалось выпрямиться и вместе со всеми двинуться в центр поляны. Она увидела смертоносцев — и сердце ее неожиданно наполнилось радостью, тело — энергией. Ей захотелось петь и танцевать. Метнулось в ночное небо пламя костра, застучал барабан — и она закружилась в восторженном упоении, широко раскинув руки отдаваясь этому небу, звездам, воздуху, деревьям и травам, речной воде, растворяясь в них, даря им свою жизнь, свои воспоминания, своею душу, очищаясь перед последним часом, перед последней минутой, последней секундой, перед своим последним святым долгом, который осталось выполнить в этой жизни. Очищаясь от всего — руки рванули узел пояска, отшвырнули в сторону тунику. Вот, вот она осталась одна, обнаженная, безгрешная, кружатся перед лицом звезды, рисуя последнее видение этой жизни.
— Вот она я! Я вся! Я ваша!
Коснулся завороженного сознания требовательный призыв — и она метнулась навстречу отражающим огненные сполохи глазам, пала пред ними на колени.
— НЕУЖЕЛИ ЭТО ВСЕ?!!
Острая мгновенная боль.
— Вы проснулись, мой господин?
Нефтис стояла у его ног, сжимая копье.
Найл рывком сел. Перед ним, до самой реки, простирался луг. Он пах молодой свежестью, медом, мускусом, влагой. Он переливался синими, желтыми, красными, оранжевыми цветами, он шелестел густой, хрусткой и мягкой зеленью. Правитель взял пальцами ближний цветок, осторожно, чтобы не оборвать, потянул к себе.
— Пахнет.
На руках осталась желтая пыльца. Найл осторожно сдул ее, наблюдая, как развеиваются нежные крупинки, потом сжал между ладонями травяную кочку, провел ладонями вверх, до самых колосков. Поднес руки к глазам:
— Смотри, роса еще здесь. Осталась.
Он попробовал влагу кончиком языка. Усмехнулся, протянул телохранительнице руку.
— Иди сюда!
Нефтис наклонилась — он обхватил ее, рванул к себе, опрокинул на колени и впился в сухие губы долгим поцелуем. Сознание стражницы смешалось. Воспользовавшись минутной слабостью рассудка, чувства женщины взяли верх, и она получила от неожиданной ласки не меньшее удовольствие, чем Посланник.
Найл немного отодвинулся, вгляделся в ее лицо, пошевелил рукой ее волосы. Потом помог сесть рядом.
— Что с вами, мой господин? — рискнула спросить телохранительница.
— Сегодня удивительно красивое небо, Нефтис. Чистое, высокое, голубое. Правда?
— Небо как небо, — пожала плечами женщина.
— Нет, сегодня оно особенно красиво, — покачал головой Найл. — Хотя, в одном ты права: оно такое всегда.
Правитель встал, сбежал к реке. Опустился коленями на прибрежный камень. Долго вглядывался в струящуюся перед ним воду, потом медленно, не нарушив ровной глади поверхности, опустил в нее руки. Оперся ладонями в песчаное дно, сжал кулаки. Крупнозернистый кварцит, приятно гладя ладони, потек между пальцев. Найл разжал ладони, дал течению их омыть, потом зачерпнул горсть воды и окунул в нее лицо. Потом еще и еще, чувствуя прохладу и влажность, любуясь, как переливаются на каплях радужные узоры.
— Великая Богиня! Как прекрасен этот мир!
От города к вытянутым на берег баркасам спускались, ведомые рыбаком, несколько слуг в белых туниках, с объемными, но легкими котомками. Последней шла женщина.
— Джарита, — окликнул ее Найл.
Она повернула лицо, вопросительно приподняла брови.
— Спасибо тебе, Джарита.
— За что?
— За смерть. Она действительно лечит все.
— Мне ли этого не знать, — грустно покачала головой девушка. — Чтобы почувствовать вкус жизни, нужно заглянуть в глаза смерти, Посланник Богини. Не благодарите меня, мой господин. Я всего лишь привратница.
Молчаливые барабанщики помогли рыбаку столкнуть лодку на воду, запрыгнули внутрь. Последней села Джарита. Поднявшись во весь рост, хозяин оттолкнулся веслом от берега, сел на корме и сильными гребками повел лодку вниз по реке.
— Вы готовы? — спросил правителя Шабр, так же собравшийся отплывать в город.
— Я пройдусь пешком, — отрицательно покачал головою Найл. — Хочу почувствовать, как поддается песок под ногами.
— Что? — не понял смертоносец.
— Знаешь, — улыбнулся Найл. — Ты делаешь шаг, и нога начинает проваливаться вниз, горячий песок заполняет сандалии. Кажется нет опоры, утонешь, пропадешь. Но пустыня передумывает и отказывается тебя поглощать. Ты делаешь новый шаг, и начинается новое размышление. И так от дюны до дюны, бархан за барханом.
— Я прикажу кораблю ждать вас ниже порогов, — сказал Шабр. Он не понял ни-че-го, но спорить с Посланником Богини не стал.
Как ни хотелось Найлу поднять в небо величавые воздушные шары, но почти все покинувшие остров детей слуги стали ткачами. За неспокойные месяцы обтрепалась одежда слуг и надсмотрщиц, еще считавших себя верными слугами Смертоносца-Повелителя, истерлась оснастка кораблей, прохудилась обувь. Именно эти нужды требовалось обеспечить в первую очередь. Слуги «высшего качества» отбивали и теребили лен и коноплю, пряли нити, набивали ткани, кроили и шили по раз и навсегда заведенным еще пауками выкройкам и размерам. Шерсть мохнатых гусениц укладывалась в еще сохранившиеся формы и отбивались, сваливалась в мягкие одеяла или теплые островерхие шапки. Хозяйки дальних ферм, до которых не успели добраться северяне со своими нововведениями, впервые за долгое время начали получать туники и одеяла для своих хозяйств, новые кирки, вытребованные Найлом у Демона Света, свежую рыбу для разнообразия меню. Они оживились, стали охотнее везти в город выращенное у себя продовольствие. С разрешения Найла — и вопреки желанию Тройлека — во дворец Посланника Богини женщины сдавали только две трети урожая, а на остальное могли свободно выменивать у городских ремесленников и мастеровых все, чего их душенькам хотелось — чеканную посуду и простенькие лампады, ожерелья и кастрюли, шкатулки и сундуки. Рынок расползся до соседних улиц, стук молотков доносился теперь даже по ночам.
Город оживал на глазах.
С огромнейшим удовольствием Посланник Богини восстановил для молодых слуг законы времен паучьего рабства: в казармах должны всегда иметься свободные топчаны, тюфяки и одеяла, в каждой комнате обязан стоять котел с едой, чтобы любой мог наедаться досыта.
Люди, которых в соседнем княжестве звали полудурками, чувствовали себя совершенно счастливыми, округлялись, розовели и честно отрабатывали свои двенадцать часов в сутки, потихоньку вытягивая гигантский организм города из полуобморочного состояния.
Разумеется, чтобы добиться такого результата не за годы, а за недели, всех подаренных князем Граничным малышей пришлось вывезти в Дельту, окунув в самое пекло ускоряющей рост энергии. На этот раз Найл не растерялся и выкопал с собой несколько саженцев деревьев-падальщиков. Правитель приказал посадить одно из них у окна своего кабинета, а остальными заменить отхожие места слуг и кухонную помойную яму.
Без живительной энергии Великой Богини деревья здорово потеряли в росте, став низкими и толстыми, как насосавшиеся клопы. Однако «сытая» жизнь позволила им сохранить пышную чашеобразную крону и здоровье. Только падальщик Найла поначалу чах, но вскоре и он окреп и «оживился». Как чувствовал правитель, дереву, чтобы не сдохло, в его отсутствие корзинами таскали всякую тухлятину с рынка, но факт этот почему-то тщательно скрывали.
Дважды флот уходил к Дельте уже специально за саженцами — для острова детей, для нелюдимой Джариты и ее дворца Праздника, для рынка, над которым вечно витали запахи, напоминающие боевую вонь бомбардиров. По своей наивности Найл хотел еще раздать саженцы жителям, дабы раз и навсегда решить вопрос с нечистотами, однако меркантильный Тройлек вовремя успел наложить на них свои волосатые лапки и объявил монополию правителя на всю торговлю падальщиками, как раньше на торговлю солью. В итоге жители деревьями все-таки обзавелись, но надолго оказались должниками казны.
Наконец, Шабр сдержал слово, и вырастил молодых пауков-капитанов. Впервые за долгое время флот мог плавать не только плотной толпой. Теперь корабли получили возможность далеко расходиться друг от друга, поддерживая между собою надежную ментальную связь. Казалось, еще немного, еще две-три недели — и былое величие окруженного пустыней города возвратится к прежним высотам.
— Это может привезти к разорению честных, трудолюбивых крестьян, господин, а после их исчезновения к голоду в городе и необратимому запустению, — заканчивал свое выступление седовласый мужчина. — Вы обязаны принять меры, мой мудрый господин, пока еще не стало слишком поздно.
Перед троном стояла огромная корзина, полная фруктов и овощей — дар крестьян Посланнику Богини. После того, как надсмотрщицы дальних ферм вновь проторили тропинку в город, цены на рынке заметно упали. Владельцы ближних земель, теряющие доходы, избрали самый простой путь сохранить благополучие — нажаловались правителю. Они пугали всевозможными будущими напастями и просили или запретить снижать цены ниже существующих, или обязать женщин сдавать во дворец весь урожай. Тройлек всячески ратовал за второй вариант. Найлу же нравился третий:
— Странно, — удивился он, обходя корзину и присаживаясь перед ней на корточки. — Не вижу.
— Чего? — не понял крестьянин.
— В замке князя Граничного меня угощали небольшими алыми ягодами, очень сладкими на вкус. Их здесь нет. А еще меня угощали округлыми черными хрустящими орешками со съедобной шелухой. Тоже не вижу. А еще угощали странной, очень большой ягодой с хвостиком на макушке и очень острым, но сладким и приятным вкусом. Где это все?
— Это очень капризные растения, — объяснил крестьянин. — Мы их здесь не выращиваем.
— А-а, — кивнул Найл. — Вы выращиваете, что попроще, но плату желаете получать, как за то, что потруднее. Да?
— Без труда на земле не вырастет ничего, — возразил крестьянин.
— Труд без мастерства, это печальное зрелище, — согласился правитель. — Взять бедных надсмотрщиц. Трудятся день-деньской, стараются, а вырастить им удается только… — Найл опять присел перед корзиной. — Только яблоки да груши, картошку да огурцы, лен да коноплю. Но ведь они и платы большой за свое неумение не спрашивают.
— Кстати, — выпрямился правитель. — Вы тут говорили о голоде. Может отдать вас и ваши земли в распоряжение этих женщин? Раз уж у них с урожаями проще и дешевле получается?
— Нет, зачем… — попятился крестьянин.
— Тогда докажите мне, что вы не только яблоки со старых деревьев обрывать умеете, но и клубнику выхаживать. А уж за клубнику уже и цену другую спрашивать сможете.
Недовольный крестьянин поклонился и вышел к своим товарищам. Вместо него появилась Сидония:
— Мне не хотелось говорить при этих мужчинах, Посланник. Во время последнего обхода границ я обнаружила смерть еще двух надсмотрщиц на дальних участках. Их земли взяли на обработку соседние хозяйки, но они не справляются. Следует выделить для обработки земель шестерых хозяек с земледельцами и поставить охрану от стрекоз, клопов и скорпионов.
— Я прикажу Дравигу выделить часть пауков для охраны земель, — согласился правитель. — Но людей пока нет.
Охранница кивнула и вышла из зала. Женщина только что вернулась с обхода и хотела отдохнуть.
Двери опять распахнулись, вошедший слуга громко доложил:
— Рыцарь Синего флага, господин!
— Кто? — не поверил Найл.
Слуга не ответил, сдвинувшись в сторону, а в тронный зал, позвякивая доспехами, вошел Закий.
— Рад видеть тебя, рыцарь Синего флага. Какие вести ты привез на этот раз?
— Ничего не привез, Посланник Богини, — весело взмахнул руками рыцарь. — Я сейчас сам по себе. Так, путешествую.
— Если сам по себе, то нечего в тронном зале париться, — решил Найл. — Поговорим в моих покоях, за обедом.
Закий испросил позволения ненадолго отлучиться, и пришел в личные покои правителя уже без доспехов и оружия, в обтягивающих штанах и полностью расшнурованной рубахе. Показывая обнаженную грудь, рыцарь как бы демонстрировал свое полное доверие к хозяину дома. Они сели к столу, выпили по бокалу вина за правителя Южных песков и Серебряного озера, за его гостя, после чего Закий вдруг вспомнил:
— А ведь я перед отъездом к вашей посланнице заходил. Той, что детей покупает.
— Райя? — насторожился Найл. — Что с ней?
— С ней все хорошо, — кивнул рыцарь. — Вот только закрутилась она так, что даже не заметила моего визита. Сенешаль ведь к ней двести недоумков привез, как обещал. Кое-кого крестьянки принесли, кого прокормить самим невмоготу. Этих, правда, мало. Но слышал я краем уха, через неделю еще сто пятьдесят подростков от лесачей должны привезти.
— Да, — Найл отставил бокал и задумался. Триста пятьдесят детей есть уже точно, еще кого-то Райя выкупит. Можно считать, четыреста детей. — Где же они все помещаются?
— В бывших домах призрения, — ответил рыцарь и тут же добавил: — там сейчас чисто. Все убрали, воспитателей поменяли, чтобы старые ворюги прежними привычками не заражали. Пока все хорошо.
— Четыреста детей… — задумчиво повторил Найл.
— Я, конечно, частное лицо, — откинулся в кресле рыцарь, — но проходя коридорами замка слышал, как князь поклялся, что если пауки из Южных песков прибегут за детьми, то у них даже пылинки на лапах никто не тронет. Слово дворянина, правитель. Ваши пауки в полной безопасности.
— Интересно, — улыбнулся Найл. — А чего еще ты услышал в коридорах замка?
— Что князь поручился за долги вашей представительницы, — Закий взял со стола бокал и снова откинулся в кресле. — Он, конечно, понимает, что вы от него даже ломаного тараканьего уса не примете, но ведь речь шла не о вас, а об этой милой даме.
— Много долга?
— Вы же понимаете, правитель, — развел руками рыцарь, — это не мое дело, я специально не интересовался. От силы там полсотни золотых. В конце концов, ей, кажется, обещали прислать соль для торговли? Вот и расплатится.
— Когда нужна соль? — забеспокоился Найл.
— Это не мое дело, — пожал плечами Закий, — но если вы просто пошлете по открытой почте обещание покрыть ее задолженность, это успокоит всех.
— Кому сообщение?
— Ей, разумеется, — удивился рыцарь. — Нужно успокоить женщину. Кстати, о соли. Несколько крупных торговцев в нашем княжестве заинтересовались новым источником этого товара. У вас, кажется, на нее монополия?
— Да.
— Я так и сказал, что с вами нужно договариваться, но они ехать боятся. Знаете, как это бывает, Посланник Богини. Ссорятся правители, а головы рубят купцам. Между прочим, цена на соль заметно упала. Если вы ее транзитом дальше повезете, или оптовый договор с торговцами заключите, дело можно поправить, но взамен многие советники предлагают просить право на беспошлинный транзит по вашей реке к морю.