Это дала сигнальный выстрел "Аврора". Условный знак к штурму.
Словно подхваченные волной, солдаты и красногвардейцы поднялись, кинулись к Зимнему. Цепь за цепью катились лавины бойцов. Из ближних улиц открыла стрельбу артиллерия. Трещали пулемёты. С рёвом выехал на Дворцовую площадь броневик, поливая огнём дровяные баррикады, заградившие Зимний. И юнкера побросали оружие и побежали во дворец.
- Ура! - кричали, преследуя юнкеров и офицеров, красногвардейцы и солдаты.
- Ура! - Они расшвыривали поленья, карабкались на баррикады, соскакивали на ту сторону.
- Ура! Да здравствует рабочая революция!
Красные отряды ворвались во дворец. И... зарябило в глазах. Роскошь-то, богатство-то, золото, блеск! Коридоры, коридоры, комнаты.
Сотни комнат и залов. Хрустальные люстры, бархат и шёлк, картины и статуи, драгоценная мебель, зеркала.
Какой-то красногвардеец пырнул штыком зеркало в золочёной оправе. С хрустом брызнули осколки стекла.
- Сдурел?! - закричали на красногвардейца. - Нынче это не царское добро. Наше, народное.
- Товарищи, соблюдайте революционный порядок! - забравшись на бархатный стул, агитировал командир отряда.
Красногвардейцы и солдаты катились дальше, дальше, из комнаты в комнату, из зала в зал. Винтовка наперевес, рука на затворе. Самые смелые и руководители впереди: Антонов-Овсеенко, Еремеев, Подвойский... Дворцовые служители, в синих ливреях с позументами, в ужасе пятились. Министры Временного правительства сбились в одном зале. Юнкера защищали их.
- Юнкера, офицеры, сдать оружие. Господа министры, вы арестованы.
Была глубокая ночь, но в Смольном ярко сверкали огнями все окна. Люди толпились на лестницах, и в коридорах, и в комнатах. Все были возбуждены. Нетерпеливо ждали вестей. Что на Дворцовой площади? Как идёт бой?
И Ленин, полный ожиданий, был в Смольном. По виду спокойный, проводил совещание.
Громко стуча каблуками, вошёл председатель Военно-революционного комитета Подвойский. Лицо залубенело от октябрьской стужи и ветра. Откозырял по-военному.
- Товарищ Ленин! Докладываю, Зимний взят.
Ленин вскочил. Подошёл. Обнял Подвойского крепко-крепко.
ПЕРВЫЙ ДЕКРЕТ
Вторые сутки члены Военно-революционного комитета работали без отдыха, Антонов-Овсеенко, Бубнов, Дзержинский, Подвойский, Свердлов, Сталин и много других большевиков. Вторую ночь Владимир Ильич не сомкнул глаз. Надежда Константиновна поглядела на его радостное и живое, но такое осунувшееся лицо и вздохнула.
- Отдохнуть Владимиру Ильичу надо бы, а дома-то у нас нет. К нашим далеко. Ума не приложу, где его устроить, - сказала она Бонч-Бруевичу.
Бонч-Бруевич был товарищем и помощником Ильича с женевских времен. Писал в газету "Искра". Переправлял из-за границы партийную литературу русским рабочим, а в 1905 году - оружие.
- А моя квартира на что? - воскликнул Бонч-Бруевич. - И недалеко, и спокойно.
И сейчас же потащил Владимира Ильича с Надеждой Константиновной к машине, которая стояла у Смольного.
Владимир Ильич как сел на заднее сиденье, так и уснул. А когда приехали через четверть часа, проснулся будто ни в чём не бывало.
- Поужинаем чем бог послал, - сказал Бонч-Бруевич.
Тихонько, чтобы никого в квартире не разбудить, они собрали на стол. Хлеба нашлось, кусочек сыра да молоко.
- Великолепный ужин! - похвалил Владимир Ильич. - А есть как хочется!
И они стали ужинать и всё вспоминали, что произошло за эти дни, какие события. Рабочая социалистическая революция свершилась. Теперь навеки ей будет наименование: Великая Октябрьская социалистическая революция!
Они размечтались о будущей жизни и опять забыли про сон. Хозяин наконец воспротивился:
- Ложитесь, а то ведь свалитесь, Владимир Ильич! А вам сейчас болеть воспрещается.
И он проводил Владимира Ильича в свою комнату, где у окошка стоял письменный стол. Владимиру Ильичу без письменного стола да без пера невозможно. Надежду Константиновну положили спать у хозяйки на диване.
Владимир Ильич погасил электричество. Но уснуть не мог. Совершенно не мог! Мысли толпились в голове. С завтрашнего дня надо строить новое государство. Будет первое в мире рабоче-крестьянское государство. Не бывавшее никогда, во всём свете, нигде.
Планы один за другим, один другого значительнее являлись Владимиру Ильичу. Он знал учение Маркса. Идеи Маркса вели Ленина в революционной борьбе. Маркс всегда приходил на помощь. А создавать рабоче-крестьянское Советское государство надо самим, своим трудом, своим разумением.
Владимир Ильич прислушался. Тишина в доме. Всех сморил сон. И неугомонный Бонч-Бруевич угомонился, должно быть. Владимир Ильич зажёг свет и сел за письменный стол. В окно глядела чёрная ночь. Минуту Владимир Ильич сидел без движения, слегка склонив голову, словно вслушиваясь в свои мысли. Он был очень серьёзен и задумчив в эту глухую, тёмную ночь.
Взял перо и быстро начал писать.
Ленин писал, что помещичьи, церковные, монастырские земли и земли всех богатеев переходят бесплатно крестьянам. Кто не работает на земле, тому земли нет. Кто работает на земле, тому землёй и владеть.
Ленин писал о том, что было вековечной мечтой и надеждой народа. Новая жизнь в Советском государстве начиналась с мечты, которая становится былью.
Как легко дышалось Владимиру Ильичу, как хорошо! А над Петроградом, после волнений, залпов и штурмов, бесшумно шла ночь. В тёмной улице одно светилось окно. Так и в Шушенском было. Всё село спит. Только у ссыльного Ульянова горит зелёная лампа.
Владимир Ильич положил перо. В небе чуть заяснело. Близилось утро.
"Часа два успею соснуть", - подумал Владимир Ильич и лёг. И только опустил голову на подушку, в ту же секунду уснул крепким сном.
На столе лежал исписанный лист.
За окном набирало силу утро. Небо белело. Вот из мутных облаков вырвалось солнце, забежало в комнату, где спал Владимир Ильич. Скользнуло по листу. И осветило торжественный на листе заголовок: "ДЕКРЕТ О ЗЕМЛЕ".
БЕЛЫЙ ЗАЛ С КОЛОННАМИ
Раньше здесь устраивались празднества. Бывали балы. Играла музыка. Скользили по навощённому паркету атласные башмачки институток. Сама государыня императрица, в сопровождении фрейлин, приезжала иной раз на бал. Обмахиваясь веером, милостиво наблюдала за танцами.
Да разве снилось солдату, бедняку с Орловщины, что когда-нибудь приведётся вступить в этот белый с колоннами зал? Его и близко-то не подпустили бы к Смольному: "Ступай прочь, деревенщина, неумытое рыло!"
А сейчас... делегатом на II съезд Советов приехал солдат.
Белый зал Смольного был полон народом. И делегаты тут собрались и неделегаты. Матросы в тельняшках и бушлатах, с ручными гранатами за поясом. Красногвардейцы с винтовками, и вчера бравшие штурмом Зимний дворец. Бородатые мужики - эти из дальних мест, делегаты сельских Советов. А то рабочие с заводов и фабрик - по косовороткам узнаешь.
Стулья и скамейки были сплошь заняты. Люди сидели на подоконниках, на полу. Стояли. У всех приколоты красные ленточки. Цветисто от красного. Дымно от табаку, шумно.
- Наша взяла. Долой буржуев! Вся власть Советам!
Солдат с Орловщины озирался по сторонам и всё примечал.
И высокие потолки этого важного зала. И мраморные колонны. И на передней стене золочёную раму в человеческий рост. Портрет царя скинули, а пустая рама осталась.
Всю эту необычайную обстановку солдат удивлённо оглядывал, а сам с нетерпением ждал, когда выйдет Ленин и станет говорить народу речь. Все ждали.
Немало здесь было делегатов I съезда. Тогда в июне, на I съезде, товарищ Ленин тоже говорил речь и призывал Советы брать власть.
"Башковитый, как ладно удумал, - рассуждал про себя орловский солдат. - Добились, стряхнули буржуйскую власть, а дальше как станем жить?"
Тут вокруг зашумели:
- Ленин! Ленин!
Многие повставали с мест, чтобы лучше увидеть, как выходят члены президиума.
И солдат вскочил и глядел во все глаза.
Вышли члены президиума. Сели за стол. Один в чёрной кожаной куртке, стёклышки со шнурком на глазах. Вроде военный, а вроде и нет. По виду решительный.
- Свердлов, - объяснили солдату.
И Феликса Эдмундовича Дзержинского, боевого большевика, показали высокий, худощавый. И председателя Военно-революционного комитета Николая Ильича Подвойского - лицо приятно, взгляд открытый, прямой.
Но вот председатель объявил, что заседание съезда открыто, и дал слово товарищу Ленину.
Солдат в нитку вытянулся, чтоб хорошенько разглядеть, какой такой Ленин. А он коренастый, роста не больно высокого. Брови, чуть будто надломленные, разбежались к вискам. А глаза так в душу и смотрят...
Ленин быстро поднялся на трибуну. И весь зал поднялся. Встал как один человек.
- Да здравствует Ленин! - кричали люди.
Не хотели умолкнуть. Летели вверх матросские бескозырки и шапки.
- Да здравствует Ленин!
Ленин стоял на трибуне. И видел в зале, перед собой, счастливые лица. Видел людей в простой, бедной одежде. Тут не было господ в сюртуках и белых манишках и дам в модных костюмах. Тут были рабочие, крестьянские и солдатские делегаты. Трудовой народ. Перед этим народом Ленин чувствовал себя в ответе за его долю и счастье.
Он поднял руку. Он просил слова. И зал постепенно утих. Но люди не садились, слушали Ленина стоя. И орловский солдат, крепко сжимая винтовку, весь обратился в слух, ловил каждое слово.
Ленин сказал речь о мире. Рабочим и крестьянам война не нужна. Советскому государству война не нужна. Кончать надо с войной. Рабочие люди хотят мирной жизни. И Ленин прочитал Декрет о мире. Он написал этот декрет нынче утром, когда пришёл от Бонч-Бруевича в Смольный.
С каким вниманием и волнением делегаты слушали Ленина!
Четвёртый год шла война с немцами. Народ замучился от этой войны, исстрадался.
"Так вот какая она, наша Советская власть, справедливая власть, о народе заботится!" - думал орловский солдат.
Загремело "ура!". Мраморные колонны Белого вала не слыхивали такого громового "ура!". Такого могучего и грозного пения.
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов,
воодушевлённо пели сотни людей.
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!
Потом Ленин прочитал Декрет о земле, который написал ночью в квартире Бонч-Бруевича. И снова делегаты, особенно крестьянские, одобрили ленинский декрет.
II съезд Советов, собиравшийся 25 и 26 октября 1917 года в Белом зале Смольного, был знаменитый, замечательный съезд. На этом съезде Ленин объявил Советскую власть.
На этом съезде Ленин прочитал делегатам декреты о мире и земле, и съезд их утвердил.
Еще съезд утвердил народных комиссаров. И назначил Председателем Совета Народных Комиссаров Владимира Ильича Ленина.
Так составилось первое Советское правительство.
Съезд работал всю ночь, только под утро закрылся.
Делегаты сразу начали разъезжаться по домам - в Орловскую, Казанскую, Ярославскую и все другие губернии. В города. В воинские части и флот.
- Скорее, товарищи, поезжайте домой, - торопил делегатов Владимир Ильич. - Рассказывайте о нашей победе. Рабочая революция победила. У нас теперь Советская власть. Укрепляйте повсюду, по всей России Советскую власть.
ТАК ОНИ ЖИЛИ
Надежда Константиновна шла длинным, широким коридором Смольного. Был вечер. Надежда Константиновна возвращалась с работы. Денёк выпал нелёгкий. С учителями провела совещание. С рабочими. Надо организовать школы, библиотеки, детские дома, рабочие клубы. По-новому надо налаживать просвещение, для пользы трудящихся. Она устала и с удовольствием после трудового дня возвращалась домой.
Дом их был в Смольном. Поселились Ильичи в комнате, где раньше жила классная дама. Высоченная, длинная комната с одним окошком во двор. Низкой перегородкой отгорожена спаленка. Там две железные кровати поставлены, покрытые одеялами из солдатского, грубой шерсти, сукна. Печка ещё была в спаленке.
"Догадался бы Желтышев печь истопить, - подумала Надежда Константиновна. - Вот было бы здорово".
Желтышев был пулемётчиком. Со своим полком боролся в Октябре за Советскую власть. Теперь этот пулемётный полк нёс в Смольном охрану. А Желтышева к Председателю Совета Народных Комиссаров приставили.
Только Надежда Константиновна о нём вспомнила, а он тут как тут.
- В столовку откомандировался за ужином, - объявил Желтышев. Махнул свободной рукой: - Гляньте, Надежда Константиновна, затихает помаленьку.
По обеим сторонам в коридор выходили двери, двери. Из некоторых ещё доносились голоса, телефонные звонки и стук машинок. Но больше в такой поздний час было комнат за дверями утихших.
- А Владимир Ильич всё не идёт, - вздохнул Желтышев. И как бы самому себе разъяснил: - Обо всём народе заботиться надо. А народ-то разбуженный, бо-ольшущего ума требует.
Он заметил утомлённость Надежды Константиновны:
- Иззябли, чай? Холодюга на дворе, зима заступила. Погрейтесь ступайте.
Значит, вытопил печь. Умница Желтышев, молодец! Вправду на дворе холодно.
Надежда Константиновна поспешила к себе. Вход в комнату вёл через умывальную. Кранов, наверное, двадцать насчитаешь по стенам. Раньше здесь умывались институтки. "Теперь все двадцать для нас", - подшучивала Надежда Константиновна. Другого богатства, кроме казённых умывальников, у них с Владимиром Ильичом не было. Мебель в комнате стояла самая простецкая. Шкаф, да буфетик, да маленький письменный стол.
Да напротив диван и два кресла в полотняных чехлах и круглый столик. За ним и обедали, а иногда и серьёзные государственные вопросы обсуждали.
Надежда Константиновна сняла шубу и стала у печки. У печки тепло. А Владимира Ильича нет и нет. Он потому и выбрал в Смольном жильё, что от работы близко. На лифтике поднялся на третий этаж, и сразу Предсовнаркома рабочий кабинет и приёмная. В кабинете Предсовнаркома решалось всё строительство новой, социалистической жизни. Отсюда выходили декреты о том, что больше навеки нет в России дворянских и купеческих званий, что железные дороги, морской и речной флот, банки - всё принадлежит государству. И заводы и фабрики перейдут государству, и рабочий класс сам будет управлять производством.
Всё было ново, необыкновенно. Всё создавалось впервые, только в нашей, Советской стране.
А в приёмную к Ленину с утра до ночи шли рабочие, крестьяне, солдаты, матросы. Советоваться, как строить эту новую рабоче-крестьянскую жизнь.
"Должно быть, не выберет время поужинать", - подумала Надежда Константиновна об Ильиче.
Шаги. Не он ли? Так и есть! Его шаги, быстрые, лёгкие. Дверь из умывальной открылась, и появился Владимир Ильич.
- Перерыв решил сделать, - с весёлым блеском в глазах заговорил Владимир Ильич. - Взглянул в окно - зима на дворе. Прогуляемся, Надюша, по молодому снежку, а? Как ты смотришь?
- Я так смотрю, что в девять вечера пора бы работу до завтра вовсе кончать, - резонно ответила Надежда Константиновна.
- Вот к товарищу Желтышеву это прямо относится! - сказал Владимир Ильич, видя входящего в эту минуту Желтышева. - Товарищ Желтышев, извольте тотчас отправляться на отдых. Извольте, извольте, - решительно повторил Владимир Ильич.
Желтышеву ничуть не хотелось отправляться на отдых. Ему нравилось заботиться о Владимире Ильиче. Приносить на ужин пшённую кашу. Ходить в киоск за газетами. Протапливать печь.
А сегодня у Желтышева была особая причина не спешить уходить.
У него был для Надежды Константиновны сюрприз. Вытащил из кармана малюсенькое круглое зеркальце.
- Институтская ученица оставила. А я подобрал. Надежда Константиновна, может, когда промеж работы причесаться или что другое занадобится, для такой причины в самый раз подходяще. - И он протянул подарок и оглянулся: одобряет ли Владимир Ильич?
Должно быть, Владимир Ильич ото всей души одобрял, потому что раскатился своим заразительным смехом. Потом потёр лысину и сказал:
- Эх я, недогадливый! Ни разу не догадался, Надюша, купить тебе зеркальце.
- Где уж тебе догадаться! - посмеялась Надежда Константиновна.
А Желтышев весь расцвёл и отправился, довольный, на отдых.
- Что за люди, чистое золото! - бормотал он, покачивая головой и широко улыбаясь.
А Надежда Константиновна с Владимиром Ильичом поужинали пшённой кашей, скупо политой подсолнечным маслом. И Владимир Ильич снова позвал Надежду Константиновну подышать выпавшим снегом. Уж очень любил он первые зимние дни! Чистоту, белизну пушистого снега.
Надежда Константиновна надела меховую шапку, погляделась в подаренное зеркальце.
- Постарела я, Володя, - вдруг сказала она.
- Нет, нисколько! - живо ответил Владимир Ильич.
Её прямые чудесные волосы начинали седеть. Тонкие морщинки прочертили лоб. Но Владимиру Ильичу она казалась прежней, какой он её помнил. Он помнил её в шушенский вечер, когда она приехала в ссылку и привезла ему зелёную лампу. Почти всю дорогу держала лампу в руках.
- Ты очень устаёшь на работе? - тревожно спросил Владимир Ильич.
- Не очень, - ответила она.
Она никогда не жаловалась.
- Сердце только иной раз примется бежать вскачь, - сказала Надежда Константиновна.
И заторопила Владимира Ильича на прогулку. Она ведь знала, что это лишь перерыв. Что после прогулки Владимир Ильич поднимется на лифте на третий этаж и до глубокой ночи в кабинете Предсовнаркома не будет работе конца. Работе и мыслям. О том, как строить государство, первое в мире. Государство крестьян и рабочих.
НЕ УМЕЕМ - НАУЧИМСЯ
На посту у входа в Смольный стоял солдат:
- Пропуск!
И загородил винтовкой троим рабочим дорогу. Двое постарше, с бородами. Третий довольно ещё молодой. Молодого звали Романом.
- Где у вас тут пропуска-то дают? - поинтересовался один, спокойно отстраняя винтовку.
- Но-но... не балуй! - прикрикнул солдат. - Комендатура пропусками заведует.
В это время как раз сам комендант Смольного, бывший матрос товарищ Мальков, появился в подъезде. Бушлат распахнут, под бушлатом тельняшка.
- Кого вам, ребята?
- Ленина надобно. Причина есть важная, - ответил Роман.
- Безотлагательно, - добавил другой.
- Ишь какие, - протянул, оглядывая рабочих, Мальков. - А в Октябрьские дни где были?
- Зимний брали. Где же ещё?
Через четверть часа все трое входили в приёмную Совнаркома. Большая комната. Обставлена бедно. Два деревянных дивана перегородили на две половины приёмную. И там стол, и здесь стол да несколько стульев - вот и вся обстановка.
Рабочие перекинулись взглядом: просто, по-нашенски. Намотали на ус.
Секретарша проверила пропуска, пропустила. Дальше шла канцелярия. Там тоже столы. На одном - пишущая машинка. Два шкафа, телефоны с деревянными ручками. И ещё вешалка у двери. Дверь вела в рабочий кабинет Ленина.
Рабочие сняли ватные куртки, повесили. Ушанки втиснули в рукава. Одёрнули косоворотки.
Секретарша отворила дверь в кабинет:
- Проходите, пожалуйста. Товарищ Ленин вас ждёт.
- Не осерчал бы? - шепнул Роман спутникам.
Но было уже поздно - они перешагнули порог в рабочий кабинет Предсовнаркома. И он сам, товарищ Ленин, поднявшись из-за стола, встречал их, невысокий, подвижный, с искрой в живых коричневатых глазах:
- Здравствуйте, товарищи. Садитесь, пожалуйста!
Усадил. И сам сел. Не через стол от рабочих, а рядом. В руке карандаш, он им помахивал и быстро-быстро кидал вопросы:
- С какого завода? Какой специальности? Как дела на заводе? Есть ли сырьё? Действует ли рабочий контроль?
Владимир Ильич заметил, рабочие мнутся, медлят с ответами. Владимир Ильич положил карандаш, всунул пальцы за проймы жилета, откинулся на спинку стула и ждал.
- Докладывай ты, - подтолкнул пожилой молодого.
И другой локтем в бок:
- Роман, излагай.
У Романа горло осипло. В Октябрьские дни, с винтовкой наперевес, перемахивая через три ступеньки, вбегал роскошной мраморной лестницей в Зимний дворец. Юнкера отстреливались из-за углов. Но Роману было не страшно. Будто крылья несли его.
Товарищ Роман, что же сейчас-то ты заробел? Ведь Ленин с тобой говорит. Ленин всё понимает. Он наш.
- Владимир Ильич, с поклоном мы к вам...
- Нет, нет! Поклонов не надо, - строго отрезал Владимир Ильич. - Что за дело у вас? Давайте откровенно, по-дружески.
И улыбнулся. Так хорошо улыбнулся.
И от ленинской улыбки Роман осмелел и без утайки рассказал, какая важная причина привела их к Председателю Совета Народных Комиссаров. Хотелось бы Роману с товарищами рассказать Владимиру Ильичу про завод, да не работают больше они на заводе. Из рабочего класса откомандировали их в народный комиссариат, или, короче сказать, наркомат. Царские чиновники разбежались, не пожелали с Советской властью сотрудничать. Кто не убежал, волынку вместо работы волынит. Прислали рабочих...
- Советской власти на подмогу прислали? - живо перебил Владимир Ильич.
- Вроде так.
- И что же?
Владимир Ильич сощурился и не сводил с Романа испытующих глаз. Роман в замешательстве пригладил русые волосы. Как на горячих углях сидел.
- Не получается, Владимир Ильич.
Стыдно признаваться. А зачем и пришёл? Затем, чтобы прямо сказать: "Не выходит. Не умеем. Не можем".
- Товарищ Ленин, Владимир Ильич, - вставил рабочий постарше, прикажите обратно в рабочий класс нас вернуть. Трудно нам.
Третий подхватил:
- На заводе с пользой работали. А в наркомате тычемся, ровно слепые.
Они просили так убедительно! Наверно, Владимир Ильич согласится, и рабочие с чистой совестью вернутся к станкам.
Он всё молчал. И они замолчали.
- Вы думаете, мне легко управлять государством? - вместо ответа спросил Владимир Ильич. - Вы думаете, у меня опыт есть? Ведь я никогда не был Председателем Совнаркома. И другие наши наркомы никогда не были прежде наркомами.
Один рабочий нерешительно покачал головой:
- Больно уж внове всё.
- Так старое-то мы с вами сломали! Кто вместо нас станет устраивать новое?
И Ленин повеселел, ближе придвинулся со стулом к рабочим и стал уговаривать, объяснять. Конечно, трудно рабочим в наркоматах без знаний. Зато есть пролетарское чутьё. Надо нашу, партийную, советскую линию проводить в наркоматах. Кроме рабочих, кто будет её проводить? Всюду рабочий глаз нужен, рабочий контроль.
- А ну как ошибёмся, Владимир Ильич?
- Ошибёмся - поправимся. Не умеем - научимся. Итак, товарищи рабочие, - вставая, твердо сказал Владимир Ильич, - партия послала вас, выполняйте долг. - И с одобряющей и доброй улыбкой повторил: - Не умеем научимся.
После такого разговора с Лениным у рабочих робость пропала. Владимир Ильич заразил их уверенностью: силы будто втрое прибавилось. Теперь с утра до ночи не будут вылезать из наркомата, пока не поймут всю механику.
- Обещаем, товарищ Ленин, долг выполним, - сказали рабочие.
И все трое вышли из кабинета Председателя Совнаркома уверенные. И говорили между собой, что правильно Владимир Ильич рассудил наше рабоче-крестьянское государство, нам и в ответе быть за него.
ТЯЖЁЛЫЙ УРОК
Четырёхлетняя война разорила страну. В Петрограде всё лютее был голод. По карточкам давали четверть фунта хлеба, и всё. А это кусочек величиной с пол-ладони. Будешь ли сыт таким кусочком? На завтрак не хватит, не то что на целый день. Да варили на обед селёдочный суп. Так в рабочих семьях, так в Совнаркоме. И Владимир Ильич так же жил и получал такой же скудный паёк.
Ленин собирал Совнарком ежедневно - уж очень дел было много. Всё неотложные. Как бороться с голодом - первое неотложное дело. Не один Питер, все города голодали. А хлеб был в России. В Сибири был и в Поволжье. Надо из деревень раздобыть хлеб и по голодающим городам развезти - кажется, просто? Ох, не просто! Железнодорожный транспорт расстроен. Значит, надо в первую очередь налаживать транспорт. Ведь и топиться городам нечем: дров нет, угля нет. Так давайте скорее налаживать транспорт! Не тут-то было! Всюду полно саботажников, спекулянтов. Спекулянты на народном бедствии хотели нажиться, саботажники - подорвать революцию. За ними буржуазия стояла. Буржуазия ненавидела Советскую власть. Буржуи, царские чиновники, спекулянты портили, вредили, мешали. Буржуи надеялись: вот придут немцы, свергнут Советы, тогда заживём. Только и мечтали о немецкой победе.
Было о чём задуматься Ленину!
У немцев сохранилась ещё сильная армия. А у нас старая, царская, разваливалась. Офицеры бросали позиции, уходили. Солдаты рвались домой. Страшная опасность нависла над родиной.
"Что делать?" - думал Ленин. Днём и ночью собирались члены ЦК партии, народные комиссары. Обсуждали, решали, как быть.
- Товарищи! Мы подписали Декрет о мире, надо кончать войну с немцами, - говорил Ленин.
И Совнарком послал немецкому командованию предложение о мире. Немецкие власти согласились. Условие немецкое было: все земли, которые немцы захватили у нас во время войны, переходят к ним.
- Примем условия, другого выхода нет, - сказал Владимир Ильич.
Другого выхода не было. Народ был измучен войной. Измучен разрухой. Народ хотел мирно жить, трудиться, накапливать силы.
На заседаниях Центрального Комитета партии много раз обсуждался вопрос о заключении мира с Германией. Ленин доказывал: надо непременно закончить войну. И скорее, скорее. Пусть на тяжёлых условиях. На всякие жертвы надо пойти во имя спасения Советской Республики. Надо укреплять Советскую власть, создавать новую рабоче-крестьянскую армию, восстанавливать хозяйство.
Если бы все поддержали Владимира Ильича! Нет. Острые разногласия начались. Нетвёрдые, нестойкие люди спорили с Лениным, высказывались против заключения мира. "Грабительский мир. Не хотим подписывать грабительский мир", - говорили они. Не понимали, какая страшная беда подкрадывается к Советской России.
Словно подхваченные волной, солдаты и красногвардейцы поднялись, кинулись к Зимнему. Цепь за цепью катились лавины бойцов. Из ближних улиц открыла стрельбу артиллерия. Трещали пулемёты. С рёвом выехал на Дворцовую площадь броневик, поливая огнём дровяные баррикады, заградившие Зимний. И юнкера побросали оружие и побежали во дворец.
- Ура! - кричали, преследуя юнкеров и офицеров, красногвардейцы и солдаты.
- Ура! - Они расшвыривали поленья, карабкались на баррикады, соскакивали на ту сторону.
- Ура! Да здравствует рабочая революция!
Красные отряды ворвались во дворец. И... зарябило в глазах. Роскошь-то, богатство-то, золото, блеск! Коридоры, коридоры, комнаты.
Сотни комнат и залов. Хрустальные люстры, бархат и шёлк, картины и статуи, драгоценная мебель, зеркала.
Какой-то красногвардеец пырнул штыком зеркало в золочёной оправе. С хрустом брызнули осколки стекла.
- Сдурел?! - закричали на красногвардейца. - Нынче это не царское добро. Наше, народное.
- Товарищи, соблюдайте революционный порядок! - забравшись на бархатный стул, агитировал командир отряда.
Красногвардейцы и солдаты катились дальше, дальше, из комнаты в комнату, из зала в зал. Винтовка наперевес, рука на затворе. Самые смелые и руководители впереди: Антонов-Овсеенко, Еремеев, Подвойский... Дворцовые служители, в синих ливреях с позументами, в ужасе пятились. Министры Временного правительства сбились в одном зале. Юнкера защищали их.
- Юнкера, офицеры, сдать оружие. Господа министры, вы арестованы.
Была глубокая ночь, но в Смольном ярко сверкали огнями все окна. Люди толпились на лестницах, и в коридорах, и в комнатах. Все были возбуждены. Нетерпеливо ждали вестей. Что на Дворцовой площади? Как идёт бой?
И Ленин, полный ожиданий, был в Смольном. По виду спокойный, проводил совещание.
Громко стуча каблуками, вошёл председатель Военно-революционного комитета Подвойский. Лицо залубенело от октябрьской стужи и ветра. Откозырял по-военному.
- Товарищ Ленин! Докладываю, Зимний взят.
Ленин вскочил. Подошёл. Обнял Подвойского крепко-крепко.
ПЕРВЫЙ ДЕКРЕТ
Вторые сутки члены Военно-революционного комитета работали без отдыха, Антонов-Овсеенко, Бубнов, Дзержинский, Подвойский, Свердлов, Сталин и много других большевиков. Вторую ночь Владимир Ильич не сомкнул глаз. Надежда Константиновна поглядела на его радостное и живое, но такое осунувшееся лицо и вздохнула.
- Отдохнуть Владимиру Ильичу надо бы, а дома-то у нас нет. К нашим далеко. Ума не приложу, где его устроить, - сказала она Бонч-Бруевичу.
Бонч-Бруевич был товарищем и помощником Ильича с женевских времен. Писал в газету "Искра". Переправлял из-за границы партийную литературу русским рабочим, а в 1905 году - оружие.
- А моя квартира на что? - воскликнул Бонч-Бруевич. - И недалеко, и спокойно.
И сейчас же потащил Владимира Ильича с Надеждой Константиновной к машине, которая стояла у Смольного.
Владимир Ильич как сел на заднее сиденье, так и уснул. А когда приехали через четверть часа, проснулся будто ни в чём не бывало.
- Поужинаем чем бог послал, - сказал Бонч-Бруевич.
Тихонько, чтобы никого в квартире не разбудить, они собрали на стол. Хлеба нашлось, кусочек сыра да молоко.
- Великолепный ужин! - похвалил Владимир Ильич. - А есть как хочется!
И они стали ужинать и всё вспоминали, что произошло за эти дни, какие события. Рабочая социалистическая революция свершилась. Теперь навеки ей будет наименование: Великая Октябрьская социалистическая революция!
Они размечтались о будущей жизни и опять забыли про сон. Хозяин наконец воспротивился:
- Ложитесь, а то ведь свалитесь, Владимир Ильич! А вам сейчас болеть воспрещается.
И он проводил Владимира Ильича в свою комнату, где у окошка стоял письменный стол. Владимиру Ильичу без письменного стола да без пера невозможно. Надежду Константиновну положили спать у хозяйки на диване.
Владимир Ильич погасил электричество. Но уснуть не мог. Совершенно не мог! Мысли толпились в голове. С завтрашнего дня надо строить новое государство. Будет первое в мире рабоче-крестьянское государство. Не бывавшее никогда, во всём свете, нигде.
Планы один за другим, один другого значительнее являлись Владимиру Ильичу. Он знал учение Маркса. Идеи Маркса вели Ленина в революционной борьбе. Маркс всегда приходил на помощь. А создавать рабоче-крестьянское Советское государство надо самим, своим трудом, своим разумением.
Владимир Ильич прислушался. Тишина в доме. Всех сморил сон. И неугомонный Бонч-Бруевич угомонился, должно быть. Владимир Ильич зажёг свет и сел за письменный стол. В окно глядела чёрная ночь. Минуту Владимир Ильич сидел без движения, слегка склонив голову, словно вслушиваясь в свои мысли. Он был очень серьёзен и задумчив в эту глухую, тёмную ночь.
Взял перо и быстро начал писать.
Ленин писал, что помещичьи, церковные, монастырские земли и земли всех богатеев переходят бесплатно крестьянам. Кто не работает на земле, тому земли нет. Кто работает на земле, тому землёй и владеть.
Ленин писал о том, что было вековечной мечтой и надеждой народа. Новая жизнь в Советском государстве начиналась с мечты, которая становится былью.
Как легко дышалось Владимиру Ильичу, как хорошо! А над Петроградом, после волнений, залпов и штурмов, бесшумно шла ночь. В тёмной улице одно светилось окно. Так и в Шушенском было. Всё село спит. Только у ссыльного Ульянова горит зелёная лампа.
Владимир Ильич положил перо. В небе чуть заяснело. Близилось утро.
"Часа два успею соснуть", - подумал Владимир Ильич и лёг. И только опустил голову на подушку, в ту же секунду уснул крепким сном.
На столе лежал исписанный лист.
За окном набирало силу утро. Небо белело. Вот из мутных облаков вырвалось солнце, забежало в комнату, где спал Владимир Ильич. Скользнуло по листу. И осветило торжественный на листе заголовок: "ДЕКРЕТ О ЗЕМЛЕ".
БЕЛЫЙ ЗАЛ С КОЛОННАМИ
Раньше здесь устраивались празднества. Бывали балы. Играла музыка. Скользили по навощённому паркету атласные башмачки институток. Сама государыня императрица, в сопровождении фрейлин, приезжала иной раз на бал. Обмахиваясь веером, милостиво наблюдала за танцами.
Да разве снилось солдату, бедняку с Орловщины, что когда-нибудь приведётся вступить в этот белый с колоннами зал? Его и близко-то не подпустили бы к Смольному: "Ступай прочь, деревенщина, неумытое рыло!"
А сейчас... делегатом на II съезд Советов приехал солдат.
Белый зал Смольного был полон народом. И делегаты тут собрались и неделегаты. Матросы в тельняшках и бушлатах, с ручными гранатами за поясом. Красногвардейцы с винтовками, и вчера бравшие штурмом Зимний дворец. Бородатые мужики - эти из дальних мест, делегаты сельских Советов. А то рабочие с заводов и фабрик - по косовороткам узнаешь.
Стулья и скамейки были сплошь заняты. Люди сидели на подоконниках, на полу. Стояли. У всех приколоты красные ленточки. Цветисто от красного. Дымно от табаку, шумно.
- Наша взяла. Долой буржуев! Вся власть Советам!
Солдат с Орловщины озирался по сторонам и всё примечал.
И высокие потолки этого важного зала. И мраморные колонны. И на передней стене золочёную раму в человеческий рост. Портрет царя скинули, а пустая рама осталась.
Всю эту необычайную обстановку солдат удивлённо оглядывал, а сам с нетерпением ждал, когда выйдет Ленин и станет говорить народу речь. Все ждали.
Немало здесь было делегатов I съезда. Тогда в июне, на I съезде, товарищ Ленин тоже говорил речь и призывал Советы брать власть.
"Башковитый, как ладно удумал, - рассуждал про себя орловский солдат. - Добились, стряхнули буржуйскую власть, а дальше как станем жить?"
Тут вокруг зашумели:
- Ленин! Ленин!
Многие повставали с мест, чтобы лучше увидеть, как выходят члены президиума.
И солдат вскочил и глядел во все глаза.
Вышли члены президиума. Сели за стол. Один в чёрной кожаной куртке, стёклышки со шнурком на глазах. Вроде военный, а вроде и нет. По виду решительный.
- Свердлов, - объяснили солдату.
И Феликса Эдмундовича Дзержинского, боевого большевика, показали высокий, худощавый. И председателя Военно-революционного комитета Николая Ильича Подвойского - лицо приятно, взгляд открытый, прямой.
Но вот председатель объявил, что заседание съезда открыто, и дал слово товарищу Ленину.
Солдат в нитку вытянулся, чтоб хорошенько разглядеть, какой такой Ленин. А он коренастый, роста не больно высокого. Брови, чуть будто надломленные, разбежались к вискам. А глаза так в душу и смотрят...
Ленин быстро поднялся на трибуну. И весь зал поднялся. Встал как один человек.
- Да здравствует Ленин! - кричали люди.
Не хотели умолкнуть. Летели вверх матросские бескозырки и шапки.
- Да здравствует Ленин!
Ленин стоял на трибуне. И видел в зале, перед собой, счастливые лица. Видел людей в простой, бедной одежде. Тут не было господ в сюртуках и белых манишках и дам в модных костюмах. Тут были рабочие, крестьянские и солдатские делегаты. Трудовой народ. Перед этим народом Ленин чувствовал себя в ответе за его долю и счастье.
Он поднял руку. Он просил слова. И зал постепенно утих. Но люди не садились, слушали Ленина стоя. И орловский солдат, крепко сжимая винтовку, весь обратился в слух, ловил каждое слово.
Ленин сказал речь о мире. Рабочим и крестьянам война не нужна. Советскому государству война не нужна. Кончать надо с войной. Рабочие люди хотят мирной жизни. И Ленин прочитал Декрет о мире. Он написал этот декрет нынче утром, когда пришёл от Бонч-Бруевича в Смольный.
С каким вниманием и волнением делегаты слушали Ленина!
Четвёртый год шла война с немцами. Народ замучился от этой войны, исстрадался.
"Так вот какая она, наша Советская власть, справедливая власть, о народе заботится!" - думал орловский солдат.
Загремело "ура!". Мраморные колонны Белого вала не слыхивали такого громового "ура!". Такого могучего и грозного пения.
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов,
воодушевлённо пели сотни людей.
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!
Потом Ленин прочитал Декрет о земле, который написал ночью в квартире Бонч-Бруевича. И снова делегаты, особенно крестьянские, одобрили ленинский декрет.
II съезд Советов, собиравшийся 25 и 26 октября 1917 года в Белом зале Смольного, был знаменитый, замечательный съезд. На этом съезде Ленин объявил Советскую власть.
На этом съезде Ленин прочитал делегатам декреты о мире и земле, и съезд их утвердил.
Еще съезд утвердил народных комиссаров. И назначил Председателем Совета Народных Комиссаров Владимира Ильича Ленина.
Так составилось первое Советское правительство.
Съезд работал всю ночь, только под утро закрылся.
Делегаты сразу начали разъезжаться по домам - в Орловскую, Казанскую, Ярославскую и все другие губернии. В города. В воинские части и флот.
- Скорее, товарищи, поезжайте домой, - торопил делегатов Владимир Ильич. - Рассказывайте о нашей победе. Рабочая революция победила. У нас теперь Советская власть. Укрепляйте повсюду, по всей России Советскую власть.
ТАК ОНИ ЖИЛИ
Надежда Константиновна шла длинным, широким коридором Смольного. Был вечер. Надежда Константиновна возвращалась с работы. Денёк выпал нелёгкий. С учителями провела совещание. С рабочими. Надо организовать школы, библиотеки, детские дома, рабочие клубы. По-новому надо налаживать просвещение, для пользы трудящихся. Она устала и с удовольствием после трудового дня возвращалась домой.
Дом их был в Смольном. Поселились Ильичи в комнате, где раньше жила классная дама. Высоченная, длинная комната с одним окошком во двор. Низкой перегородкой отгорожена спаленка. Там две железные кровати поставлены, покрытые одеялами из солдатского, грубой шерсти, сукна. Печка ещё была в спаленке.
"Догадался бы Желтышев печь истопить, - подумала Надежда Константиновна. - Вот было бы здорово".
Желтышев был пулемётчиком. Со своим полком боролся в Октябре за Советскую власть. Теперь этот пулемётный полк нёс в Смольном охрану. А Желтышева к Председателю Совета Народных Комиссаров приставили.
Только Надежда Константиновна о нём вспомнила, а он тут как тут.
- В столовку откомандировался за ужином, - объявил Желтышев. Махнул свободной рукой: - Гляньте, Надежда Константиновна, затихает помаленьку.
По обеим сторонам в коридор выходили двери, двери. Из некоторых ещё доносились голоса, телефонные звонки и стук машинок. Но больше в такой поздний час было комнат за дверями утихших.
- А Владимир Ильич всё не идёт, - вздохнул Желтышев. И как бы самому себе разъяснил: - Обо всём народе заботиться надо. А народ-то разбуженный, бо-ольшущего ума требует.
Он заметил утомлённость Надежды Константиновны:
- Иззябли, чай? Холодюга на дворе, зима заступила. Погрейтесь ступайте.
Значит, вытопил печь. Умница Желтышев, молодец! Вправду на дворе холодно.
Надежда Константиновна поспешила к себе. Вход в комнату вёл через умывальную. Кранов, наверное, двадцать насчитаешь по стенам. Раньше здесь умывались институтки. "Теперь все двадцать для нас", - подшучивала Надежда Константиновна. Другого богатства, кроме казённых умывальников, у них с Владимиром Ильичом не было. Мебель в комнате стояла самая простецкая. Шкаф, да буфетик, да маленький письменный стол.
Да напротив диван и два кресла в полотняных чехлах и круглый столик. За ним и обедали, а иногда и серьёзные государственные вопросы обсуждали.
Надежда Константиновна сняла шубу и стала у печки. У печки тепло. А Владимира Ильича нет и нет. Он потому и выбрал в Смольном жильё, что от работы близко. На лифтике поднялся на третий этаж, и сразу Предсовнаркома рабочий кабинет и приёмная. В кабинете Предсовнаркома решалось всё строительство новой, социалистической жизни. Отсюда выходили декреты о том, что больше навеки нет в России дворянских и купеческих званий, что железные дороги, морской и речной флот, банки - всё принадлежит государству. И заводы и фабрики перейдут государству, и рабочий класс сам будет управлять производством.
Всё было ново, необыкновенно. Всё создавалось впервые, только в нашей, Советской стране.
А в приёмную к Ленину с утра до ночи шли рабочие, крестьяне, солдаты, матросы. Советоваться, как строить эту новую рабоче-крестьянскую жизнь.
"Должно быть, не выберет время поужинать", - подумала Надежда Константиновна об Ильиче.
Шаги. Не он ли? Так и есть! Его шаги, быстрые, лёгкие. Дверь из умывальной открылась, и появился Владимир Ильич.
- Перерыв решил сделать, - с весёлым блеском в глазах заговорил Владимир Ильич. - Взглянул в окно - зима на дворе. Прогуляемся, Надюша, по молодому снежку, а? Как ты смотришь?
- Я так смотрю, что в девять вечера пора бы работу до завтра вовсе кончать, - резонно ответила Надежда Константиновна.
- Вот к товарищу Желтышеву это прямо относится! - сказал Владимир Ильич, видя входящего в эту минуту Желтышева. - Товарищ Желтышев, извольте тотчас отправляться на отдых. Извольте, извольте, - решительно повторил Владимир Ильич.
Желтышеву ничуть не хотелось отправляться на отдых. Ему нравилось заботиться о Владимире Ильиче. Приносить на ужин пшённую кашу. Ходить в киоск за газетами. Протапливать печь.
А сегодня у Желтышева была особая причина не спешить уходить.
У него был для Надежды Константиновны сюрприз. Вытащил из кармана малюсенькое круглое зеркальце.
- Институтская ученица оставила. А я подобрал. Надежда Константиновна, может, когда промеж работы причесаться или что другое занадобится, для такой причины в самый раз подходяще. - И он протянул подарок и оглянулся: одобряет ли Владимир Ильич?
Должно быть, Владимир Ильич ото всей души одобрял, потому что раскатился своим заразительным смехом. Потом потёр лысину и сказал:
- Эх я, недогадливый! Ни разу не догадался, Надюша, купить тебе зеркальце.
- Где уж тебе догадаться! - посмеялась Надежда Константиновна.
А Желтышев весь расцвёл и отправился, довольный, на отдых.
- Что за люди, чистое золото! - бормотал он, покачивая головой и широко улыбаясь.
А Надежда Константиновна с Владимиром Ильичом поужинали пшённой кашей, скупо политой подсолнечным маслом. И Владимир Ильич снова позвал Надежду Константиновну подышать выпавшим снегом. Уж очень любил он первые зимние дни! Чистоту, белизну пушистого снега.
Надежда Константиновна надела меховую шапку, погляделась в подаренное зеркальце.
- Постарела я, Володя, - вдруг сказала она.
- Нет, нисколько! - живо ответил Владимир Ильич.
Её прямые чудесные волосы начинали седеть. Тонкие морщинки прочертили лоб. Но Владимиру Ильичу она казалась прежней, какой он её помнил. Он помнил её в шушенский вечер, когда она приехала в ссылку и привезла ему зелёную лампу. Почти всю дорогу держала лампу в руках.
- Ты очень устаёшь на работе? - тревожно спросил Владимир Ильич.
- Не очень, - ответила она.
Она никогда не жаловалась.
- Сердце только иной раз примется бежать вскачь, - сказала Надежда Константиновна.
И заторопила Владимира Ильича на прогулку. Она ведь знала, что это лишь перерыв. Что после прогулки Владимир Ильич поднимется на лифте на третий этаж и до глубокой ночи в кабинете Предсовнаркома не будет работе конца. Работе и мыслям. О том, как строить государство, первое в мире. Государство крестьян и рабочих.
НЕ УМЕЕМ - НАУЧИМСЯ
На посту у входа в Смольный стоял солдат:
- Пропуск!
И загородил винтовкой троим рабочим дорогу. Двое постарше, с бородами. Третий довольно ещё молодой. Молодого звали Романом.
- Где у вас тут пропуска-то дают? - поинтересовался один, спокойно отстраняя винтовку.
- Но-но... не балуй! - прикрикнул солдат. - Комендатура пропусками заведует.
В это время как раз сам комендант Смольного, бывший матрос товарищ Мальков, появился в подъезде. Бушлат распахнут, под бушлатом тельняшка.
- Кого вам, ребята?
- Ленина надобно. Причина есть важная, - ответил Роман.
- Безотлагательно, - добавил другой.
- Ишь какие, - протянул, оглядывая рабочих, Мальков. - А в Октябрьские дни где были?
- Зимний брали. Где же ещё?
Через четверть часа все трое входили в приёмную Совнаркома. Большая комната. Обставлена бедно. Два деревянных дивана перегородили на две половины приёмную. И там стол, и здесь стол да несколько стульев - вот и вся обстановка.
Рабочие перекинулись взглядом: просто, по-нашенски. Намотали на ус.
Секретарша проверила пропуска, пропустила. Дальше шла канцелярия. Там тоже столы. На одном - пишущая машинка. Два шкафа, телефоны с деревянными ручками. И ещё вешалка у двери. Дверь вела в рабочий кабинет Ленина.
Рабочие сняли ватные куртки, повесили. Ушанки втиснули в рукава. Одёрнули косоворотки.
Секретарша отворила дверь в кабинет:
- Проходите, пожалуйста. Товарищ Ленин вас ждёт.
- Не осерчал бы? - шепнул Роман спутникам.
Но было уже поздно - они перешагнули порог в рабочий кабинет Предсовнаркома. И он сам, товарищ Ленин, поднявшись из-за стола, встречал их, невысокий, подвижный, с искрой в живых коричневатых глазах:
- Здравствуйте, товарищи. Садитесь, пожалуйста!
Усадил. И сам сел. Не через стол от рабочих, а рядом. В руке карандаш, он им помахивал и быстро-быстро кидал вопросы:
- С какого завода? Какой специальности? Как дела на заводе? Есть ли сырьё? Действует ли рабочий контроль?
Владимир Ильич заметил, рабочие мнутся, медлят с ответами. Владимир Ильич положил карандаш, всунул пальцы за проймы жилета, откинулся на спинку стула и ждал.
- Докладывай ты, - подтолкнул пожилой молодого.
И другой локтем в бок:
- Роман, излагай.
У Романа горло осипло. В Октябрьские дни, с винтовкой наперевес, перемахивая через три ступеньки, вбегал роскошной мраморной лестницей в Зимний дворец. Юнкера отстреливались из-за углов. Но Роману было не страшно. Будто крылья несли его.
Товарищ Роман, что же сейчас-то ты заробел? Ведь Ленин с тобой говорит. Ленин всё понимает. Он наш.
- Владимир Ильич, с поклоном мы к вам...
- Нет, нет! Поклонов не надо, - строго отрезал Владимир Ильич. - Что за дело у вас? Давайте откровенно, по-дружески.
И улыбнулся. Так хорошо улыбнулся.
И от ленинской улыбки Роман осмелел и без утайки рассказал, какая важная причина привела их к Председателю Совета Народных Комиссаров. Хотелось бы Роману с товарищами рассказать Владимиру Ильичу про завод, да не работают больше они на заводе. Из рабочего класса откомандировали их в народный комиссариат, или, короче сказать, наркомат. Царские чиновники разбежались, не пожелали с Советской властью сотрудничать. Кто не убежал, волынку вместо работы волынит. Прислали рабочих...
- Советской власти на подмогу прислали? - живо перебил Владимир Ильич.
- Вроде так.
- И что же?
Владимир Ильич сощурился и не сводил с Романа испытующих глаз. Роман в замешательстве пригладил русые волосы. Как на горячих углях сидел.
- Не получается, Владимир Ильич.
Стыдно признаваться. А зачем и пришёл? Затем, чтобы прямо сказать: "Не выходит. Не умеем. Не можем".
- Товарищ Ленин, Владимир Ильич, - вставил рабочий постарше, прикажите обратно в рабочий класс нас вернуть. Трудно нам.
Третий подхватил:
- На заводе с пользой работали. А в наркомате тычемся, ровно слепые.
Они просили так убедительно! Наверно, Владимир Ильич согласится, и рабочие с чистой совестью вернутся к станкам.
Он всё молчал. И они замолчали.
- Вы думаете, мне легко управлять государством? - вместо ответа спросил Владимир Ильич. - Вы думаете, у меня опыт есть? Ведь я никогда не был Председателем Совнаркома. И другие наши наркомы никогда не были прежде наркомами.
Один рабочий нерешительно покачал головой:
- Больно уж внове всё.
- Так старое-то мы с вами сломали! Кто вместо нас станет устраивать новое?
И Ленин повеселел, ближе придвинулся со стулом к рабочим и стал уговаривать, объяснять. Конечно, трудно рабочим в наркоматах без знаний. Зато есть пролетарское чутьё. Надо нашу, партийную, советскую линию проводить в наркоматах. Кроме рабочих, кто будет её проводить? Всюду рабочий глаз нужен, рабочий контроль.
- А ну как ошибёмся, Владимир Ильич?
- Ошибёмся - поправимся. Не умеем - научимся. Итак, товарищи рабочие, - вставая, твердо сказал Владимир Ильич, - партия послала вас, выполняйте долг. - И с одобряющей и доброй улыбкой повторил: - Не умеем научимся.
После такого разговора с Лениным у рабочих робость пропала. Владимир Ильич заразил их уверенностью: силы будто втрое прибавилось. Теперь с утра до ночи не будут вылезать из наркомата, пока не поймут всю механику.
- Обещаем, товарищ Ленин, долг выполним, - сказали рабочие.
И все трое вышли из кабинета Председателя Совнаркома уверенные. И говорили между собой, что правильно Владимир Ильич рассудил наше рабоче-крестьянское государство, нам и в ответе быть за него.
ТЯЖЁЛЫЙ УРОК
Четырёхлетняя война разорила страну. В Петрограде всё лютее был голод. По карточкам давали четверть фунта хлеба, и всё. А это кусочек величиной с пол-ладони. Будешь ли сыт таким кусочком? На завтрак не хватит, не то что на целый день. Да варили на обед селёдочный суп. Так в рабочих семьях, так в Совнаркоме. И Владимир Ильич так же жил и получал такой же скудный паёк.
Ленин собирал Совнарком ежедневно - уж очень дел было много. Всё неотложные. Как бороться с голодом - первое неотложное дело. Не один Питер, все города голодали. А хлеб был в России. В Сибири был и в Поволжье. Надо из деревень раздобыть хлеб и по голодающим городам развезти - кажется, просто? Ох, не просто! Железнодорожный транспорт расстроен. Значит, надо в первую очередь налаживать транспорт. Ведь и топиться городам нечем: дров нет, угля нет. Так давайте скорее налаживать транспорт! Не тут-то было! Всюду полно саботажников, спекулянтов. Спекулянты на народном бедствии хотели нажиться, саботажники - подорвать революцию. За ними буржуазия стояла. Буржуазия ненавидела Советскую власть. Буржуи, царские чиновники, спекулянты портили, вредили, мешали. Буржуи надеялись: вот придут немцы, свергнут Советы, тогда заживём. Только и мечтали о немецкой победе.
Было о чём задуматься Ленину!
У немцев сохранилась ещё сильная армия. А у нас старая, царская, разваливалась. Офицеры бросали позиции, уходили. Солдаты рвались домой. Страшная опасность нависла над родиной.
"Что делать?" - думал Ленин. Днём и ночью собирались члены ЦК партии, народные комиссары. Обсуждали, решали, как быть.
- Товарищи! Мы подписали Декрет о мире, надо кончать войну с немцами, - говорил Ленин.
И Совнарком послал немецкому командованию предложение о мире. Немецкие власти согласились. Условие немецкое было: все земли, которые немцы захватили у нас во время войны, переходят к ним.
- Примем условия, другого выхода нет, - сказал Владимир Ильич.
Другого выхода не было. Народ был измучен войной. Измучен разрухой. Народ хотел мирно жить, трудиться, накапливать силы.
На заседаниях Центрального Комитета партии много раз обсуждался вопрос о заключении мира с Германией. Ленин доказывал: надо непременно закончить войну. И скорее, скорее. Пусть на тяжёлых условиях. На всякие жертвы надо пойти во имя спасения Советской Республики. Надо укреплять Советскую власть, создавать новую рабоче-крестьянскую армию, восстанавливать хозяйство.
Если бы все поддержали Владимира Ильича! Нет. Острые разногласия начались. Нетвёрдые, нестойкие люди спорили с Лениным, высказывались против заключения мира. "Грабительский мир. Не хотим подписывать грабительский мир", - говорили они. Не понимали, какая страшная беда подкрадывается к Советской России.