Заклиненный охотой, подгоняет Цибуля машину с бензином.
   - Сейчас мы ему бензинчику под хвост. Сразу выскочит. Ведь не катакомбы у него там прорыты!
   И добавил к нейтралке литров пятьсот бензина. Они тоже, как в шахту, ушли. Байбак и на этот маневр на люди не вышел.
   - Да он, поди, сдох, - предположил Мошкин.
   - Ничего подобного, - отмахнулся Кока и продолжил рассказ.
   ... Цыбуля с криком: "Он что в штаты ход прорыл?!" - фуганул еще бензина. И, видя, что эффекта нет, приказал бензовозу отъезжать.
   - Зараз я этой заразе устрою фейерверк... - многообещающе засмеялся Цыбуля в сторону сурка. - Подпорчу мех на окорочках, если человеческого языка не разумеет.
   Зажег спичку и бросил в нору.
   Огонь не к байбаку в подземелье пошел, метнулся в обратном направлении - к бензовозу, который, отъезжая с волочащимся шлангом, чертил пожароопасную дорожку. По ней пламя весело побежало к емкости...
   - Я мигом протрезвел, - рассказывал Кока. - Ну, пусть он вылил литров восемьсот или куб, остальные - в бензовозе... Бомба на колесах. Водила вовремя успел выпрыгнуть. Мы, конечно, сыпанули в разные стороны, на землю попадали... Пламя добежало до шланга и остановилось, горит ровным огоньком, мы лежим, гадаем: рванет или... Жахнуло, как на фронте. От бензовоза одни рожки да ножки остались. Когда они просвистели над головами, встали мы посмотреть место фейерверка, и тут мне в ногу как даст боль! Байбак, зараза, впился. Осатанел от взрыва.
   - Какая скотина не озвереет, - сказал Мошкин, поднимаясь от стола.- Ее химией нейтрализуют, бензином палят, начнешь тут на всех кидаться!
   - Мы-то с тобой не звереем, - резонно перевел в тупик стрелки разговора Кока. - Денег не платят, под землю с носилками загнали...
   - Человек - такая скотина - ко всему привыкает. Вдобавок - бензин в наш подвал еще не льют...
   - Дорогой нынче бензин. В байбачью нору мы дармовой фуговали...
   - Для хороших людей ничего не жалко... Ладно, хорош ночевать, пошли работать.
   И они направились с носилками за новой порцией грунта.
   АВАРИЯ ЛЮБВИ
   Владимир Петрович Мошкин дефилировал по перрону Курского вокзала, что в Москве. Без цели - абы час времени убить до своего поезда. Настроение имел праздное, кругом кутерьма с высадкой-посадкой, а ему наплевать.
   Вдруг романтическое состояние разом испарилось от удара в мягкое место. Мошкин полетел ровнять носом перрон. Что-то проехалось по спине, и даже прошлось.
   - Что - повылазило? - вернул к вокзальной действительности визгливый крик.
   Над Мошкиным стояла упитанная, лет под пятьдесят, но еще очень недурственная женщина.
   - У меня там хрусталя на тысячу баксов! - кричала она.
   Женщина, торопясь на поезд, катила перед собой что-то среднее между тележкой для ручной клади и армейским тягачом. Под этот грузовик ручной тяги и угодил романтически настроенный Мошкин.
   - Ты у меня платить будешь! - кричала женщина.
   Мошкин, ушиблено сидя на перроне, вспоминал, где видел это разъяренное лицо?
   Если вернуться к истокам и коснуться истории, Мошкину была уготована судьба бродяги. Ложилась ему прямая дорога в геологи, кабы не космические 50-е. Ночами не спал - высматривал комариные блесточки первых спутников земли. Поэтому пошел в авиационный институт.
   И стал инженером по эксплуатации ракет. А это такая география, почище, чем у геологов. Мошкин не понимал тех, кто на второй неделе командировки начинал нудить: скорей бы домой. В некоторый год у него трех месяцев семейной жизни не набиралось. Приехал домой, отчет написал, жену приголубил и опять - "жди меня, и я вернусь". Командировочные чемоданы изнашивались быстрее брюк. Прибалтика, Украина, Забайкалье, военные части, фирмы-разработчики, полигоны, общежития, гостиницы, казармы. Компанейский и не только языком поболтать: магнитофон починить, часы отремонтировать. И боец! - выпить мог при случае не одну бутылку.
   А уж какие компании собирались на полигонах - в Капустином Яре или Плесецке! Ленинградцы, москвичи, днепропетровцы, пермяки, миасцы, харьковчане, красноярцы, омичи. У одних записи - "Битлз", у других доморощенный частушечник. У третьих - баянист играет так, что в глазах рябит от переборов.
   Мошкин играть умел когда-то только на ударных, но в гостинице на барабане разве постучишь? Зато каблуками в переплясе - пожалуйста. А Мошкин такие фигуры Лиссажу ногами выделывал - у профессионалов слюнки текли.
   Как-то в Москве, в ресторане-"поплавке", чуть цыганских мастеров не уронил принародно. Их солист, с серьгой сверкучей и смоляными кудрями, развлекал публику, под бешеный огонь гитар и скрипок, пляской. "Ну-ка, Вова, врежь ему по-русски! - начали подзуживать товарищи во главе с Кокой Патифоновым. - Ты не хуже могешь!!" Мошкина долго упрашивать не надо, выскочил на цыганский круг и давай наезжать на профессионального плясуна. Сам низенького росточка, белобрысенький, смотреть не на что, а пошел, пошел, пошел на смуглого красавца. Тот в алой атласной рубахе, Мошкин - в синенькой бобочке, у того на ногах сапожки плясовые, у Мошкина - башмаки в летнюю дырочку... Но не успел Мошкин до среднего огня разогнать себя, еще подметки не заискрили в разные стороны, как музыка оборвалась.
   Главный цыган подозвал к эстраде и, улыбаясь, шепнул на ухо: "Садысь на мэсто, а то гитара об башка ломаю".
   Однако чуть позже прислал русскому плясуну бутылку армянского коньяка, а после закрытия - вежливо попросил поделиться коленцами с цыганским асом. Мошкину не жалко - распространил сибирский опыт на цыганский табор.
   ...В то лето Мошкин торчал в Капъяре. Пустил две ракеты, перед пуском третьей у одной из красноярочек был день рождения. Народу в номере собралось под завязку. И среди него - харьковчанка Дуня.
   Видная женщина. Бровь соболина, шея лебедина, грудь обильна, в общем, кровь с молоком. Глаз Мошкина давно на ней пролежни пролежал. Да все никак не получалось поближе подъехать. На дне рождения у них заиграло друг к другу. Как он отплясывал в тот вечер, давно перешедший в ночь! Снизу начали от зависти стучать в батарею - прекратите. Тогда разгулявшиеся - инженеры как-никак - взяли табуретку, поставили на стол, подложили под ножки подушки против распространения танцевальных волн в нижние этажи, Мошкин вскочил на табуреточную эстраду и пошел отбивать чечетку. Двое мужчин крепко держали "танцплощадку" за ножки, в то время как танцор выкамаривал на ней чудеса. Дуня завороженно смотрела на это мастерство под потолком. От ее восхищенного черноокого взгляда у Мошкина внутри все переворачивалось и ноги вколачивали в табуретку перплясы невероятной частоты. Аж жарко стало. Танцор сорвал с себя рубашку, бросил на головы зрителей. Клешенные от колен брюки, загорелый торс и бешеная дробь.
   - До утра выдержишь? - крикнула Дуня.
   Выдержу! - еще громче зачечеточил Мошкин.
   Не выдержал каблук - отлетел.
   Мошкин переобулся и игриво предложил Дуне "пройтиться, там где мельница крутится, электричество светится - по шошше". Они вышли в южную ночь. В обществе Дуни душа у Мошкина пела, ноги плясали. То и дело он выкидывал какой-нибудь номер.
   Вдруг вскочил на лавочку, на которой они напропалую целовались, отбивая ритм подошвами, спел: "Дунечка, Дунечка, Дуня-тонкопряха". Повторяя эту фразу, начал бешеное пяточное ускорение. Дойти до сверхзвукового темпа не дали.
   - Сейчас я тебе, стукачу, ноги повыдергиваю! - угрожающе раздалось из окна.
   А то вдруг после затяжного поцелуя, высоко подпрыгивал - ноги "ножницами" - и в прыжке касался пальцами носков туфель.
   Дуня счастливо смеялась:
   - А танец живота можешь?
   - А як же!
   Мошкин как стоял на тротуаре, так и упал плашмя.
   Дуня вскрикнула: сейчас будет коленце фотографией об тротуар.
   Но перед впечатыванием носа в асфальт Мошкин подставил руки на упор лежа. Тут же, оттолкнувшись от земли, хлопнул в ладоши, снова приземлился на них. И пошел частить: хлопок - упор лежа, хлопок - упор... Потом встал на руки, прошелся вокруг Дуни, лихо вскочил на ноги и тут же упал перед дамой на коленопреклоненный шпагат.
   - Эх, куда бы уединиться до зореньки утренней? - забросил Мошкин удочку с намеком на крючке.
   - Соседка по номеру, - заговорщицки ответила Дуня, - завтра уезжает на два дня в Волгоград...
   На следующий день Мошкин проснулся приплясывая. Счечеточил у кровати ритм "Маленьких лебедей". И весь день был в плясовом настрое. Даже в очереди в столовой перебирал ногами.
   - Тебе че не стоится? - спросил Кока. - Недержание?
   - Не, - счастливо засмеялся Мошкин, - погода хорошая.
   В тот день был пуск ракеты, его две недели готовили Мошкин, Кока, Дуня и еще целая компания. Вечером спроворили по этому поводу шикарный стол в гостиничном номере. Но до пуска - это тебе не чайку попить - ни-ни в плане торжественных возлияний по случаю. В двадцать минут двенадцатого полезли на крышу своими глазами убедиться, что банкет они заслужили - можно наливать.
   В темноте над самой землей вспыхнул яркий шар, разрастаясь, постоял в раздумье, а надумав, - с пламенным хвостом заторопился вверх.
   - Ура! - заорали смотрящие.
   Но вдруг огонь, стремящийся до сего момента к звездам, начал круто менять направление своих устремлений на прямо противоположное.
   - Куда ты? - как на шкодного кота, прыгнувшего на стол, закричал Мошкин.
   Огонь, не реагируя на окрик, помчался вертикально вниз.
   - Автомат стабилизации отказал! - сказал Мошкин, когда в районе старта финишным взрывом ударил в землю носитель.
   - Ошибка в программе полета! - категорически возразила Дуня. - Тангаж отрабатывался в противоположную сторону.
   Банкет полетел псу под хвост. Вскорости в штабе, на аварийной комиссии, Мошкин, с пеной у рта защищая программу полета, к которой имела отношение его фирма, доказывал, что причина аварии - в автомате стабилизации. Дуня решительно защищала прибор своей конторы.
   - Валить на автомат - это полная техническая безграмотность! - рубила сплеча Дуня.
   - А на программу - голый дебилизм. Зачем вас, баб, вообще на полигоны посылают?!
   Ясно-понятно: каждый-всякий боролся не за истину, а как бы свою фирму выгородить.
   В этой борьбе любовь, как та ракета, недалече уйдя от старта, потерпела сокрушительную аварию.
   ...Мошкин сидел на перроне, а женщина чистила его в хвост и в гриву.
   - Дуня, - наконец сказал потерпевший, - что ты шумишь на всю Москву, это ведь не Капъяр?
   Женщина оторопело уставилась на Мошкина:
   - Вова?
   ...- А ведь тогда вы в программе ошибку нахомутали, - говорила Дуня, пока Мошкин затаскивал ее оккупационные чемоданы в вагон. - В Капъяре-то бываешь?
   - Ага, - соврал Мошкин.
   - Как там?
   - Плохо, - не соврал Мошкин.
   - А я вот на жизнь челночу, - сказала Дуня и на прощание крепко поцеловала Мошкина в губы.
   - Дуня, тогда в моей программе ошибка была! - крикнул Мошкин отъезжающей.
   И звонко постучал себя кулаком по голове.
   - В моей тоже! - прозвучало в ответ.
   Но легче от этого обоим не стало.
   БИЛЕТ БУХАЛОВУ
   Толя Шухов соблазнил Коку Патифонова, Мошкина и еще двух коллег по КБ в поход на плоту. Показал фотографии, и даже от черно-белых у мужичков зачесался дух бродяжий, похватали рюкзаки и самолетом-вертолетом полетели в Горную Шорию на реку Мрас-Су.
   Заповедные места! Уже от первой рыбалки Кока остолбенел. Не ерши сопливые, лещи костлявые - царь-рыба, таймень, попалась! И не из присказки: поймал два тайменя - один с нос, другой помене! На восемь килограммов выволокли красавца на удочку в клеточку, то бишь - сеть.
   А природа! Че там сравнивать с зацивилизованной вдоль и поперек Швейцарией! Тайменя вы в Швейцарии на 8 килограммов возьмете? "Один с нос, другой помене" и то не водится. А тут первозданная красота. Хоть на горы голову задери, хоть в речку загляни, хоть в тайгу нос сунь, если, конечно, не боишься косолапого встретить.
   А какую мужички баньку устраивали! Представьте - мощный галечный плес, сзади тайга, впереди река, вверху небо, а мы посередине! Представили. И вот здесь, посередине, десяток жердей ставятся чумом, на них полиэтилен герметично натягивается. Пусть просвечивает, да кто там за тысячу верст от жилья твои бесштанные телеса увидит. Жар в "чумовой бане" обеспечивают раскаленные камни, кои затаскиваются из костра. Пол устилается свежескошенной травой, обязательно с душицей, а сверху слой пихтового лапника. Представили? Дальше любая фантазия бледнеет перед кайфом. На камни плеснешь взвар из листьев смородины, душицы... Взахлеб дышал бы, да уши трубочкой сворачиваются, посему - падай на лапник и млей в аромате, а потом ковш взварчика на камни и айда истязаться веником, пока круги в глазах не замелькают. А как замелькали, прыгай в реку, откуда без кругов, но с криком "едрит твою в копалку!" пулей вылетишь на берег. А в родничке компотик из ягод малины и смородины томится... Кружки две хватанешь и опять в банный чум!..
   И в том же родничке стоят поллитровочки в ожидании момента, когда весь пар разберут мужички и усядутся кружочком...
   На следующее утро после такой баньки порог грозно зашумел поперек маршрута. Да такой, что, если шарахнет о камни, костей не соберешь. "Я бы его лучше заочно прошел", - сказал Мошкин, когда туристы-водники, стоя на берегу, кумекали, как лучше миновать препятствие.
   Однако проскочили ревущую преграду без человеческих жертв. После чего речка успокоилась. Левый бережок более каменистый, правый - более кустистый. Мошкин стоял между ними на плоту. И вдруг раздвинулись кусты, из них высовываются две очень колоритные физиономии. Даже морды. Недалеко от этого места находился лагерь, отнюдь не пионерский, физиономии-морды были оттуда. Не сбежавшие - нет, из разряда расконвоированных. То есть зек, но с некоторой свободой от колючей проволоки.
   Свобода не очень отразилась на их угрюмых физиономиях.
   - Мужики, - спросила одна морда, - у вас бухалов есть?
   Не успели наши мужики ответить "нет" или "не пьем", Мошкин торопыжно высунулся:
   - Среди нас Бухалова нет!
   И чтобы ни в коем случае не перепутали его с этим неизвестно где пропавшим Бухаловым - может, подляну какую корешкам устроил? - громко ткнул себя в грудь:
   - Лично я - Мошкин.
   Кока и остальная компания едва в реку не попадали.
   - Ой, не могу! - корчился Кока в судорогах. - Ой, зачальтесь, я сойду! Он, оказывается, не Бухалов, а Мошкин!
   И до конца похода "Бухалов" намертво приклеился к Мошкину.
   - Бухалов, доставай родственника в стеклянном пиджаке!
   - Бухалову бухаря не наливать! Он и так Бухалов.
   Особенно, конечно, Кока изгалялся.
   - Смеется тот, кто хохочет последним, - отмахивался Мошкин.
   И дождался праздника в своем переулке.
   Окончив маршрут, путешественники приехали в шахтерский город Осинники, где в ресторане, а потом до поздней ночи на квартире у брата Шухова ставили яркую точку походу. И, конечно, в очередной раз угорали от истории с Бухаловым.
   - Да я для ржачки подыграл зекам! - в сотый раз пытался открутиться Мошкин. Но ему не верили.
   Наутро Кока и Витя Смолин пошли за билетами на самолет. Хотели послать Бухалова, но Мошкин сказал:
   - Я в Омске торчал в кассе, теперь ваша очередь париться.
   Наши отпускники пришли в кассу в семь утра. А надо было в пять, очередь выстроилась - смерть мухам... Они в семь-то еле поднялись после "точки".
   При виде непробиваемой очереди мужичкам совсем поплохело. Хорошо, захватили для освежения бутылку вермута. Освежились за углом, опять в очереди потоптались, которая двигалась в час по чайной ложке. В те времена не было автоматизации и компьютеризации, билеты выписывали врукопашную, и кассирша явно работала не на износ.
   Коке временами хотелось разнести всю эту богадельню, до того медленно шел процесс. Он буквально сатанел от глупо проходящей жизни. И когда руки уже тянулись к рукоприкладству, Смолин уводил напарника в гастроном, где был портвейновый сок на разлив.
   После двенадцати Кока начал психовать по другому поводу: успеют они отовариться билетами до перерыва, который начинался в 13 ноль-ноль, или нет? Кока делал контрольные замеры времени обслуживания, складывал, умножал, делил, получалось - успевают.
   И вдруг, когда перед ними осталось три человека, к окошечку прилипла дамочка в канареечном платье.
   - На группу беру, - сказала она в ответ на Кокины роптания.
   Стрелка на обед неумолимо ползет, окошечко перед носом, а очередь столбняком - ни тпру, ни ну, ни кукареку...
   Без пяти час групповая дамочка отлипла от кассы, но та поспешно захлопнулась. Кока бросился на закрывшуюся амбразуру с кулаками:
   - Еще пять минут! - барабанил он, пытаясь отвоевать у вечности час жизни.
   - У меня бланки кончились! - прокричало окошечко.
   Смолин потащил разъяренного Коку от греха подальше - в гастроном. Там Кока несколько успокоился. Однако после обеда в кассу две бабенки полезли на арапа. Одна тощая, как заноза, другая - еще наглее. Буром в два горла:
   - Мы стояли! - доказывают.
   - С семи утра вас здесь в глаза не видел! - задохнулся от бабского хамства Кока.
   - Кого увидишь, когда с шести зеньки залил! - сказала заноза.
   - Ты меня поила? - Кока грудью встал на пути несправедливости.
   - Пять билетов на рейс 3460! - сказал в билетное отверстие, решительно оттирая женщин в сторону.
   - На куда? - вылетело в Коку.
   - На рейс 3460.
   - Какой рейс? - возмутилось окошечко.
   - Самолетный! - возмутился Кока. - На "попрыгунчик": Новокузнецк Новосибирск - Омск - Свердловск.
   - Что вы мне голову дурите! - закричало окошечко. - Это железнодорожная касса!
   Удар был ниже пояса. Аэрофлотная обилечивала двумя кварталами дальше, в точно такой же девятиэтажке. И очередь там была дня на два. А вокруг нее ходил озабоченный Мошкин в поисках пропавших коллег.
   С ним случился приступ смеха от рассказа о роковой ошибке.
   - Кока, ты бы еще в банной кассе попросил билет на самолет!
   Потрясенный случившимся, Кока молчал.
   - Бухалову не забудьте взять билет! - отхохотался Мошкин.
   - Пошел ты знаешь куда? - сказал Кока.
   - Знаю! - сказал Мошкин. - Пиво пить.
   И пошел, провожаемый тоскливыми взглядами друзей.
   А ТЕБЕ-ТО ЧТО?
   Как-то в отделе зашла речь о терапевтах заводской поликлиники.
   - Лазарева врач как? - спросил Мошкин.
   - Дура! - Кока поднял голову от бумаг.
   - Был я у нее два года назад. Дура!
   Все с интересом повернулись в сторону Коки. Кока пошаркал ногами под столом и начал:
   - Чирей у меня вскочил на... - Кока посмотрел в угол, где женщины сидят. По-разному называют этот угол: цветник, малинник, серпентарий... Кока посмотрел туда и сказал, - в общем, вскочил на самом смешном месте... сзади. Только было в отпуск пошел, а тут ни сесть, ни встать, ни, извините, в туалет по-человечески сходить. Свояк посоветовал соленый раствор горячий заделать и подержать в нем... - Кока опять посмотрел в женский угол, - чирей подержать. Как рукой, говорит, снимет. Пачку соли высыпал я в таз, воды горячей набуровил и целюсь туда смешным местом... Таз большой, а все равно не палец опустить. Попробуй, попади. Корячился, корячился - на пол таз ставил, на табуретку... Кое-как принял процедуру. Ночью готов был убить свояка, еще хуже стало.
   Кока сделал паузу, пошаркал ногами под столом, шарканьем он мысли подгоняет, и повел рассказ дальше:
   - Еле утра дождался. Нога правая прямо отстегивается. Дошкандыбал до терапевта...
   - Тебе к хирургу надо было! - вставился Мошкин.
   - А тебе-то что? - ответствовал Кока.
   Мошкин, как всегда, наскакивал на Коку с эффектом Моськи, что вяжется к Слону. Они и по объемам тютелька в тютельку к басне. Кока под 90 килограммов, а Мошкин всю дорогу по жизни в наилегчайшей весовой категории рассекает.
   - Полтора часа я в очереди простоял...
   - Прихватил бы газетку, сиди да читай... - во второй раз перебил Мошкин.
   Кока посмотрел на него, как на недоумка:
   - Повторяю, чирей у меня вскочил на... - Кока сделал паузу и... махнул рукой. - В общем, захожу в кабинет. Только начал слова подбирать, покультурнее объяснить местоположение болезни, на меня кашель напал. Лазарева говорит: "Раздевайтесь до пояса, послушать вас надо".
   - До пояса сверху или до пояса снизу? - не унимался Мошкин.
   - Если ты для прослушивания легких оголяешь задницу, то я - грудь, пояснил Кока.
   Тоже деталь. Свою задницу за весь рассказ Кока в присутствии женщин назвать напрямую постеснялся, а Мошкина - запросто.
   - Прослушала меня Лазарева, - продолжил Кока повествование своих злоключений, - и поставила предварительный диагноз: катар верхних дыхательных путей. Держите, говорит, направление к отоларингологу.
   - Тебе же к хирургу надо было! - сказал Мошкин.
   - А тебе-то что? - отмахнулся Кока и пошаркал ногами. - У отоларинголога тоже очередь...
   - Все с чирьями? - поинтересовался Мошкин.
   Кока не удосужил вниманием эту шпильку.
   - Час простоял! Оказывается, отоларинголог - это по уху, горлу с носом специалист. Как напустилась на меня: "Вам что - делать нечего? Вам к хирургу надо!.."
   - А там очередь, - забежал вперед паровоза Мошкин.
   - Не было очереди. И врач мужик. Слов подыскивать не надо. Смело штаны я скинул, а тут, как мухи на мед, профессор со студентами. Человек десять студентов, половина... - "баб" хотел сказать Кока, но посмотрел в женский угол, поправился, - половина девок. Положили меня на операционный стол без штанов. Обступили чирий... Ощущение, как в бане со стеклянными стенами. Профессор на живом примере читает лекцию и вместо кролика мое смешное место режет. Там оказался интересный случай, не фурункул, а того хлеще карбункул, сразу несколько голов развивалось...
   - И сколько развитых голов у тебя в смешном месте наковыряли? - спросил Мошкин.
   - А тебе-то что? - буркнул Кока и, уткнувшись в бумаги, закруглил рассказ. - Больше я к Лазаревой не ходок.
   ПОЧТИ ПО ТЮТЧЕВУ
   Мошкин загулял на Байконуре с горя. Его коллеги - Кока Патифонов и слесарь Артур Федоров - за компанию. Они, конечно, и без мошкинского горя не удержались бы. Запуск спутника на три недели отложили, работы нет. На дворе казахский март. Ни тебе порыбачить, ни тебе покупаться.
   Опять же горе у Мошкина горькое - три миллиона за десять минут профукал. Тогда в ходу миллионы были. Не потерял, не украли - собственными руками как псу под хвост. Теми самыми, которые впервые такую сумму держали.
   Дураков не сеют - сами всходят. А когда рынок со всех сторон объявили, их на каждом углу проверяют на всхожесть.
   На такой проверке Мошкин и взошел. На пути из Омска в Тюратам бригада делала пересадку в Самаре. Пока Артур с Кокой стояли за билетами, Мошкин крутанулся по вокзалу в поисках приключений на свой карман. Они стояли тут же на вокзале в виде моментальной лотереи. Простой, как три копейки. Покупаешь жетон, крутится стрелка удачи, а как остановилась - получай приз. Мошкин в первом раунде получил бутыль шампуня, а следом на кон ставится... "Ё-мое!" - ухнуло у Мошкина сердце. Японский магнитофон ставится... А Мошкин - меломан с огромным стажем. Не пассивный, который уши развесил и ловит дилетанский кайф, Мошкин сам когда-то в ансамбле на барабанах играл. Любую песню на них подберет.
   Годков за пятнадцать до самарской лотереи при помощи барабанного искусства два месячных оклада пропел на ресторанной эстраде. Поехал в Красноярск в командировку, а вечерком в питейном заведении "Такмак" зачесалось поиграть, попеть на весь зал. "За ради Бога, - сказали музыканты, - плати бабки за каждую песню и лабай до посинения, а мы подыграем". Мошкин разошелся в сценическом кураже и не остановился, пока суточные, проездные и квартирные не пролабал.
   Меломан Мошкин до мозга костей, а тут на кону "Panasonic" японской сборки, и стрелка тормозится на мошкинской "десятке". Мошкин чуть энурезную неожиданность не произвел в штаны от радости.
   - А у меня тоже "десять", - омрачила проявление чувств пришибленная на вид девица.
   - Не может быть?! - не поверил своим глазам и ушам Мошкин.
   - Может, - знающе ответил ведущий лотереи, - теперь между собой приз разыгрывайте. Кто больше на кон налички поставит, тот и победитель. А мне 10 процентов за арбитраж.
   Мошкину в этот критический момент пораскинуть бы умишком, что ведущий с девицей одна шайка с лейкой, невзирая на рядом прохаживающего милиционера с дубинкой-демократизатором на боку. Мошкин наоборот хохотнул про себя: "Эту деревню я одними суточными задавлю", - и бросил на кон сто тысяч.
   - Отвечаю, - выложила бумажный ответ пришибленная девица.
   - Мошкин бросал 200, 300, 400 тысяч, полмиллиона. Соперница талдычила свое пришибленное "отвечаю" и отвечала. Даже на отчаянно брошенный миллион.
   - Секундочку, - взмолился азартный Мошкин.
   - Пожалуйста, - вежливо согласилась девица.
   - Займи миллион, - подлетел заведенный Мошкин к Артуру.
   Если бы Артур знал, что деньги псу под хвост. И если бы Кока рядом был в тот момент, он как назло отошел по надобности...
   Пришибленная и этот миллион покрыла...
   - Дурак ты! - охарактеризовал друга Кока. - И не лечишься!
   - Ну, ладно бы я, - сокрушался Артур, - дурак-работяга, но ты-то...
   - И на старуху бывает непруха, - слабо защищался Мошкин. - Для вас же старался, думал, будет веселее в командировке.
   И запил с горя. А что делать? На Байконуре тогда власть казахи взяли. Что могли, разграбили до основания, остальное стало разрушаться. В номере ни радио, ни телевизора и холод собачий. Ракетчики задернули шторы, заперли двери на случай, вдруг нахалявщики на чужой спирт нагрянут, и пошли в автономное плавание. "Задраить отсеки! - кричал Мошкин, в былые времена он частенько работал с моряками-подводниками. - Начинаем борьбу за выживание! Наливай!"