Страница:
— Так что, если командир полка в начале рейда еще думал, возвращать Серегу или нет обратно к нам в роту, то теперь он сам приказал ему шмотки собирать за полчаса. Сейчас Ветишка со второй ротой выбирается к Баграму, а в полку мы на него навалимся, запашем молодого.
Недорозий грустно глядел на нас и тяжело вздыхал, кряхтел и сопел из своего угла, куда он тихонько забился. Начальника заставы позвал какой-то прапорщик, а Сергей еще сильнее принялся вздыхать и что-то бормотать.
— Серега, ты чего там? — спросил Острогин.
— Мужики, что нельзя было выпить за знакомство, а потом байки про нашу «черную неблагодарность» рассказывать.
— Сергей! — строго воскликнул я. — Ты что, забыл, трезвость — норма жизни в сороковой армии! Еще потеряешься тут на заставе, зависнешь в Афгане на полгода, а нас потом затретируют. А может, махнуть тебя на Ветишина? Хочешь?
Сергей с тоской оглядел стены кубрика, задумчиво посмотрел в окно, нервно передернул плечами.
— Нет, ребята, спасибо. В Союз так в Союз. Хватит романтики на старости лет, в тридцать шесть сидеть взводным в кишлаке и выть на луну по ночам. Я лучше в Забайкалье вернусь, там, в магазинах, такой отличный, вкусный спирт питьевой продают!.. Домой! Домой! Пора домой.
Вернулся чем-то рассерженный Эльдар. Матюгнулся и пнул табурет, налил самогонку во все стаканы.
— Парни! Хлопнем понемногу с грусти?
— А что случилось? — поинтересовался Острогин.
— Комбат, гад, в отпуск отправляет. Я всего семь месяцев в Афгане, а потом полтора года в «зеленке» гнить. Что я в январе-феврале дома буду делать?
— Снеговиков лепить, снегурочек любить! — засмеялся Острогин.
— Я планировал в июне, денег на счету совсем мало. К Хидиятуннину в гости, что ли съездить?
— К кому? — ошалел я.
— К футболисту, с ним в одной роте служил в Закарпатье.
— Да я знаю, что к футболисту, с детства болельщик. А как ты с ним в одной роте оказался?
— Это он в моей роте оказался. Он перед чемпионатом ногу сломал, его из ЦСКА отчислили, по разным спортклубам военных округов начали гонять. Прибыл во Львов СКА поднимать на ноги. А командующий был чудила, говорит: «Выведешь клуб из первой лиги в высшую, я тебе старшего лейтенанта присвою — досрочно!». Ну, а он в ответ: «В жопу ваше звание — я футболист сборной страны и играть буду только в Москве». Тогда его, как младшего лейтенанта, в нашу орденоносную "железную «дивизию» — взводным. Игорек — так мы его называли — офонарел: вместо сборной — взводным в Закарпатье.
— Я слышал про «дурдом» в той дивизии, — заулыбался я.
— Это очень мягко сказано — за год столько здоровья и нервов потерял. Рота сокращенного состава, взводных двое — я да Игорек. Он то в Москву, то в Киев в спорткомитеты ездил, добивался увольнения из армии, а мне через сутки начальником караула. За себя и за того парня. Правда, мячик хороший подарил, бутсы, майку ЦСКА, гетры, спортивный костюм.
Командир полка бесился, а сделать ничего не могли, вот всю злость на мне и ротном срывали. Потом, когда Игорь уволился, я еще к нему в Москву звонил, он меня в гости приглашал. Я собирался съездить, а меня — в Афган, как только разнарядка пришла. Комполка отомстил за дружбу с футболистом. Скотина!
В помещение ворвался испуганный Голубев.
— Ребята, там Бронежилет Ходячий рвет и мечет, офицеров требует.
— Эльдар, спасибо за предложение, пей сам, а наши стаканы спрячь — Лонгинов сожрет! — забеспокоился я.
— А, Семен! Знаю, знаю. Это «подарок» второго батальона вам. Бывший мой ротный. Хорошая кличка — Бронежилет Ходячий. Надо рассказать ребятам. Гнус, каких свет мало создал.
— А теперь, когда он начальник, гнус — в квадрате! Ну, прощай, может, свидимся! — попрощался Сергей и потянул за рукав разомлевшего, дремлющего Недорозия.
— Подъем, по коням! — заорал я, и мы с гиканьем и свистом побежали на вздрючку.
Вздрючка не удалась. На пороге столкнулись со Свекольниковым, спешащим с радиостанцией в руках.
— Комбат!
Острогин взял наушники, представился, сказал, что все понял.
— Выходим. Через пять минут — прорыв. Артиллерия долбит по дороге вдоль канала, а затем мы быстро проскакиваем этот опасный участок до бетонки. Танкисты впереди, затем минометчики, БМП в промежутках. Ник! Ты, как всегда, в замыкании, на последней машине.
— Спасибо, удружил!
— Не за что. Зато я возьму на себя Бронежилета.
Огрызаясь во все стороны огнем из пушек пулеметов и автоматов, колонна выдвинулась от заставы. Кишлак несколько раз ответил автоматными очередями, выстрел из гранатомета разбил привязанный к башне танка ящик с ЗИПом. Ранило танкиста, слегка зацепило одного солдата-минометчика. Но прорыв прошел более-менее удачно, без жертв. Могло быть и хуже. Ненавижу Баграмскую «зеленку».
В полку было много новостей. Ваня уже в Союзе, а еще говорят, что рыжим не везет. Жив, здоров и ждет всех в гости.
Грошиков прямо из санчасти уехал на Суруби в третий батальон, принимать под командование роту. Очень переживал, что замена может затянуться из-за повышения в должности. Сменщика Голубева «украли» в штабе дивизии, перебросили куда-то в тылы.
Сизый орал и матерился, бегал по казарме, пинал двери, швырялся табуретками.
— Больше не пойду. Никуда не пойду! У меня был заменщик. Куда его дели? Суки! Я не собираюсь подыхать в этой дыре, в этом долбаном средневековье! Где мой заменщик! Крысы штабные! Сволочи тыловые! Перекупили, украли. Гады-ы-ы.
Сизый заплакал, слезы потекли по испещренным глубокими морщинами щекам.
— Семен! Успокойся! — схватил я его за руку и потянул в каптерку. — Старшина, пузырь есть?
— Есть, — ответил Веранян, — для замены готовил, на стол поставить — водка, коньяк.
— Доставай водку, будем Семена в чувство приводить, — приказал я и добавил:
— Гога, пожалуйста, не жадничай. У Голубева нервный срыв. Не выпьет — инсульт может случиться. Налей ему грамм двести, составь чуть-чуть компанию. Но только чуть-чуть, тебе сегодня работать. Семен, мы пошли с оружием и бойцами разбираться, посиди, расслабься, все будет хорошо. Разберемся, обещаю: найду тебе замену. Найду!
Солдат помыли, все разгрузили, сдали донесения в штаб, и наконец-то я добрался до своей конуры. В октябре нас переселили в крайний от КПП модуль, собрали весь батальон в одном месте. Штабным построили новое общежитие, но все туда не переселились. ЗНШ полка, оперативные ЦБУ, «комсомолец» полка свои комнаты сохранили.
Комбат и управление батальона заняли две комнаты, для ротных и замов по политчасти выделили кубрик, для замов и командиров отдельных взводов еще кубрик, на всех взводных еще пару помещений.
Прапорщикам батальона досталось два кубрика, но старшины остались жить в каптерках, а минометчики затаились в общежитии артдивизиона. В моей каморке стояли шесть кроватей, два громадных шкафа создавали тамбур, остальное имущество — стол, заваленный тарелками, ложками, кружками, тумбочки и табуретки. Ничего лишнего. Светомаскировка из фольги закрывала окна, в комнате был полумрак и легкий сквозняк.
Сейчас что-то в комнатенке не так. Но что?
В помещение ворвался Габулов и сразу заорал:
— Замполит! Чего валяешься? Балдеешь? Кайфуешь, плесень?
— Кайфую. Эдуард, чего ты все орешь?
— Чего ору? Ограбили нас, вот чего ору!
— Кого нас? Тебя?
— Меня, меня! Может, и тебя, чемодан проверь!
— А с чего ты взял?
— Старшина доложил, что кто-то замок дверной отжал, а потом через окно вылез. У меня в чемодане две получки лежали — 500 чеков! Украли! Я уже прибегал, проверял. Ты что, не заметил, что дверь не закрыта?
— Да, как-то даже не обратил внимания, хотя лежу и думаю: что-то не так, а что — не пойму!
— Вот то и не так, поимели нас в наше отсутствие, пидо… сы! Убил бы, гниду.
Я встал, вытащил свой огромный чемодан из-под кровати. Замки были взломаны и открыты. Брать у меня было нечего, но пропала коллекция монет. В Джелалабадской операции в хибаре бойцы нашли шкатулку с мелочью. Монеты афганские, индийские, иранские, пакистанские, арабские — всякие-всякие. Я выбрал для коллекции по паре одинаковых, не больше. Набралось штук триста. Кто-то у меня их и вытряс. Пропала еще новая тельняшка — больше ничего. Деньги я оставлял старшине. У Эдуарда исчезли кроссовки и х/б.
В кубрик ввалились Мелещенко и капитан третьей роты Женька Жилин. Ребята о чем-то оживленно переговаривались.
— Парни, пойдем мыться, душ свободен, бойцы все помылись!
— Помылись, помылись! Смотрите, что у вас пропало! Мне тут не до мытья, все чеки украли, скоты!
Ребята переглянулись, открыли тумбочки, закрыли.
— У нас все цело, а чемоданы — в каптерке. Пойдем, Женя, в душ, мы за мылом и полотенцами вообще-то зашли, да и шмотки забрать. Комбат приказал всем офицерам жить в казарме, ухмыльнулся Мелещенко.
— Когда приказал? — удивился я.
— Сейчас встретился в коридоре и распорядился: всем офицерам и прапорщикам переселяться.
— Да у меня каптерка забита под завязку! Куда?
— В расположении спать. В какой каптерке? В расположении возле солдат. У входа ротный, у ленкомнаты замполит, взводные с взводами, — грустно улыбнулся Евгений.
— Скоты, сволочи! Совсем решили в грязь втоптать. Если я солдат, я буду спать в коридоре, в казарме, а если я командир роты, я буду спать в своем кубрике! Пошли все на х..!
— Пока что идем туда все мы, — засмеялся Николай.
— А комбат где будет спать, с разведвзводом?
— Нет, комбата это не касается, только ротное звено.
— Ну, жизнь, унижают на каждом шагу. Мудаки!
— Ник! Ты идешь? — спросил Мелещенко.
— Пойдем, ополоснемся, — вздохнул я, — может, в следующий раз строем, офицерской колонной с песнями придется идти.
Душевая представляла собой морской контейнер, внутри которого были проведены трубы, накручены краны и раструбы для мытья, на пол брошены сколоченные в виде решетки доски.
Навстречу нам вышли Афоня Александров и Юра Луковкин.
— Мужики, опоздали, вода только для моржей, чуть теплая, зам. по тылу пришел и сказал, что не будет ждать, пока офицеры соизволят собраться, — сказал Афанасий.
— Вот сволота тыловая! Знает ведь, что пока рапорта и донесения не сдашь, из казармы не уйти. Гад! — завозмущался Микола.
— Ну что, рискнем, поморжуем? — спросил я приятелей и пошел в контейнер.
Ругаясь на чем свет стоит, мы разделись и принялись быстро смывать с себя грязь, пыль и пот под прохладными струями воды, которая к тому же лилась еле-еле, тонкой струйкой.
В душевую вошел краснощекий зам. по тылу полка Ломако.
— Здравствуйте, товарищи офицеры! Как душ?
— Пошел в жопу, — раздалось из темноты.
— Но-но, кто это хамит?
— Конь в пальто, иди сюда, копытом в грудь шваркну! — продолжал тот же слегка пьяный голос. — Тебя бы в холодную воду после двух недель ползанья в «зеленке» засунуть, я бы послушал с удовольствием маты!
Из полумрака выдвинулся зам по технике танкового батальона.
— А, подследственный, — смущенно забормотал тыловик, — ну-ну, поговори, пока на свободе. — Майор проходил по делу о хищении дизельного топлива, попался на продаже нескольких тонн, особисты взяли с поличным.
— Вот эти молодые лейтенанты промолчат, а я тебе скажу, уж кто жулик, так это ты: сколько спирта ушло, сколько тушенки?
Мы дружно засмеялись, а Ломако, прошипев что-то под нос, выскочил из контейнера. Вода становилась все холоднее.
Смыв грязь и при этом сильно замерзнув, мы побрели в казарму. Настроение было паршивейшее.
В канцелярии, к моему удивлению, сидел сияющий Эдуард Грымов.
— О-о-о! — вырвалось у меня. — Взводных — полный комплект!
— Да нет, — перебил меня Острогин, — лейтенант Грымов назначен заместителем командира роты, а пока исполняет обязанности ротного. Пока!
— Да, пока! — пожимая мне руку, многозначительно произнес Грымов.
Я посмотрел ему в глаза и задумался. Карьерист он был страшнейший, я это знал, и Эдуард этого и не скрывал, характер гнуснейший — ох, и достанется же нам с ним лиха. Видно, Сбитнева он уже списал со счетов, перешагнул через него и чувствует себя почти ротным.
— Я сейчас из штаба, от командира полка. Решил почти все вопросы, которые Сбитнев полмесяца не решал или не мог решить. Корнилова вместо Ветишина отправляют на дорогу, хватит у нас за штатом висеть, как хомут на шее. Из госпиталя сразу отправится туда, раз по горам ходить не способен. Назначение Грошикова в роту состоялось позавчера, как и моя с ним рокировка. Недорозий выведен за штат. Окончательно. Теперь будем ждать взводного, наконец-то роту офицерами укомплектуем.
Эдуард по-хозяйски принялся распоряжаться всем, как будто он уже стал командиром роты. Очевидно, возвращение Володи из госпиталя в его планы не входило. Он поставил на нем жирный крест.
— Тебе, замполит, нужно побольше с людьми работать, на полигон почаще с ротой выходить, хватит бумагу марать, — в конце совещания принялся за меня Грымов.
— Товарищ лейтенант, — ответил я ему официально, — мне приходится эту «бумагу марать» и за себя, и за замполита батальона. Уже второй замполит с батальона ушел, а нового пока нет.
— Уже есть. Твой старый знакомый — старший лейтенант Артюхин. Два капитана не удержались — сбежали, теперь старший лейтенант попытается, хотя, говорят, уже почти капитан. Недели через две появится, но я не позволю прикрываться батальонными делами, заруби на носу. Будешь получать взыскания за роту от меня, если в роте не будешь работать.
И он выразительно посмотрел на всех. Вот, мол, я какой!
Неделя началась хуже некуда. Наконец-то отправили в Союз Недорозия. И смех, и грех. С утра перед завтраком Ветишин подошел ко мне и доложил:
— Проводил Серегу Недорозия, с подъема проводил в штаб, пожал руку, помахал вслед автобусу. Сопровождать к самолету поехал особист батальона капитан Растяжкин.
— Вот это да! Особист? Не может быть!
— В общем, тот в командировку едет, ну и взялся присмотреть до Ташкента. Но я со вчерашнего вечера хожу под впечатлением от этого «монстра».
— Кого?
— Сереги! Он мне после отбоя в канцелярии одеколон пить предложил. Я ведь в казарме ночую на сейфе, спать-то негде, а Сергей пил в ленкомнате и спал там же на столе, на бушлате.
— Вот дает!
— Вот-вот! Взял он бутылек «Тройного» у Гоги и предложил распить. Я отказался, а «спецназовец» налил себе в кружку и все залпом выжрал. Сигаретку закурил и блаженствует. Меня чуть не вывернуло, на крылечке подышал, минут пятнадцать — полегчало. Возвращаюсь, а он собрал пакетиков двадцать чайных из сухпая и чифир сварил на плитке — смакует. Выставил его под предлогом, что свет спать мешает, лег на сейфе на матрас и думаю: «Не капитан, а бич какой-то!». И вроде чего-то не хватает, что-то пропало. Утром побрился, а одеколона нет. На полочке «Миф» стоял и французский «О'Жен», а сегодня — нет. Заглянул в ленкомнату: в столе — пустые флаконы и пустая кружка. Я еще думал, провожая, чего от него так морем пахнет, а это одеколон «Миф» на водорослях.
— Хороший коктейль он себе приготовил, — засмеялся Остроган. — Мой «Миф», твой «О'Жен» — классно погулял. «Бумеранг» вернули в Забайкалье, пусть радуются, а то думали сбагрить такого кадра!
— Хотел бы я увидеть физиономию комбрига, который выслал его к нам на два года, а он через два месяца возвращается. Ха-ха-ха, — я рассмеялся, и все офицеры засмеялись, представляя живую картину «Не ждали!».
Из штаба примчался свирепый Грымов.
— Острогин! Быстро собирай взвод, получить оружие, гранаты, патроны, снаряжение, шмотки. Вот список всего, выноси на плац, через два часа проверит начштаба батальона.
— Куда меня? В Забайкалье, как Недорозия?
— Нет, на гору Курук пост создавать. С каждой роты по взводу выделяют на три поста. Расчет миномета — трех бойцов, скоро комбат их представит. Зибоева с ПК возьмешь. Сколько у тебя своей пехоты?
— Вместе с писарем роты шесть солдат и сержантов.
— Без писаря! Ему и тут работы до боевых невпроворот. Итого: ты, сержант и восемь солдат. Хватит вполне!
— Вполне хватит, что бы что? Геройски погибнуть?
— Нет, для строительства заставы и двух постов ночью. Через неделю замполит привезет продукты, воду и все остальное. Сейчас тебя проверят и на аэродром. Крутись сам, нам нужно на полигон на занятия, старшина всем снабдит.
Завязалась ожесточенная схватка между Сергеем и Вероняном. Гога старался сплавить все старое, подозревая, что ничего не вернется обратно, а Острогин хотел все новое или хотя бы целое. Шум-гам, крик, визг старшины.
— Чертов «ара», сейчас будет Серого обжуливать, — вздохнул Ветишин, — а он как без замены?
— На месяц ты его заменишь, затем замполит, — ответил Эдик. — Если разрешат, я слетаю, думаю: там будет как в доме отдыха.
Механики отправились в парк, а вся оставшаяся рота двинулась на стрельбище. До полигона два километра, сегодня по плану пристрелка оружия — начинается десятидневная программа боевой подготовки. Эти планы все время меняются: то недельные, то восьмидневные, то десятидневные, то двухнедельные. Расписание под копирку писать не получается, все время что-то новое.
Не успели мишени расставить, примчался посыльный за мной и за Грымовым. Срочно на плац!
Быстрым шагом вернулись. Целая толпа тыловых и штабных вокруг трех групп пехоты.
— Вы где болтаетесь? Все брошено на старшину и этого лейтенанта! Полный развал! — орал заместитель командира полка.
— Не лейтенанта, а старшего лейтенанта! — огрызнулся Сергей.
— Как, старшего лейтенанта? — сбился с мысли майор Губин.
— А так, приказ пришел два месяца назад, а ни зачитать, ни погоны вручить ни полк, ни батальон не соизволил. Строевик сказал номер приказа, вот и все.
Слегка смутившись, заместитель, тут же вновь перейдя на крик, «перевел стрелки» на меня.
— А почему упущение такое, замполит, эта вина ваша!
— Да нет, я два раза напоминал в батальоне, а сам лично Острогина поздравил!
— А где приемник для заставы, где боевые листки, где походная лен-комната? Бездельничаете?
— Мы на стрельбище убыли, на занятие, — вступился Грымов. — Я лично его забрал работать с людьми, занятия плановые, Ростовцев на учебном месте руководитель.
— Обоим будет взыскание сейчас за пререкания. Быстро устранять недостатки!
Пришлось отдать единственный приемник роты «Маяк», батарейки Серега купил сам. Вручил сержанту целую пачку листовок, газет, брошюр, боевых листков и ящик с походной ленкомнатой.
Улетели… Уф-ф-ф.
Совсем обезлюдела рота. На следующий день Голубев, так как его заменщик в дивизии пристроился, решал вопрос об отъезде домой. Комбат согласился его отпустить, если мы подберем в полку себе нового взводного. Эх-ма, где ж его найти, балбеса, на такой взвод!
Пред обедом мы со старшиной повели солдат наполнять фляжки отваром из верблюжьей колючки — профилактика от гепатита и дизентерии.
У котла орудовал черпаком здоровенный прапорщик. Я знал, что он недавно прибыл и служит в нашем батальоне, зовут Игорем, а какую должность занимает, не знал.
— Игорь, ты чего тут черпаком в котле мешаешь?
— Да вот, бурду варю, всем раздаю.
— Игорек! Ты кто по должности?
— Техник взвода обеспечения, а вообще, «куда пошлют» и «что изволите». Надоело, хуже некуда! Еще по пьянке комбату нагрубил, теперь живым съест.
— Старшина! Возьми черпак, я с человеком одно дело обсудить хочу, пожалуйста!
— Вах! Возьми черпак! Он больше меня, мне делать нечего что лы? Сэржант! Дубино! Разливай чай!
— Игорь! Пойдешь к нам в первую роту взводным ГПВ? Голубева мы домой отпустили, а где замену найти, не знаем. Выручай! В рейд скоро идти некому будет, — сказал я.
— А из АГСа пострелять дашь?
— Настреляешься, хоть завтра стреляй!
— А из ПК и «Утеса»?
— Из всего, что стреляет!
— А в горы их таскать мне придется?
— Игорь! Для тебя это ведь как автомат или пистолет, ты такой здоровый!
— Шахтер потомственный, из Донбасса! Кайло, кувалда, отбойный молоток — все знакомо! Уговорил! Только забери меня быстрей отсюда, ради бога!
— Сейчас же пойду решать вопрос, только извини, как твоя фамилия, а то все Игорь да Игорь.
— Бодунов — моя фамилия, Игорь Владимирович.
— Бодунов от слова «бодаться» или от «бодуна».
— Нет-нет. Я к пьянству не то чтобы равнодушен, но все в меру. (Понятие «мера» впоследствии оказалось у каждого свое.).
Начальник штаба, зам. по тылу не возражали, комбат сморщил нос,
Скривился.
— Что, одного пьяницу решили поменять на другого?
— А есть варианты? Есть другие кандидатуры пулеметы таскать на себе? Он, можно сказать, добровольно, с желанием идет.
— Ну, что ж, бери-бери. Потом не жалуйся, на полную катушку будешь получать за него. Забирай, в штабе полка я все утрясу.
— Игорь, бросай черпак, марш в роту, — заорал я, подбегая к полевой кухне.
— Что, все? Так быстро? Я думал: шутка и треп.
— Мужчины шутят всерьез, особенно распоряжаясь чужой жизнью.
— Сержант, бери черпак! Моей жизнью распорядись! Колесо фортуны крутанули в неизвестном направлении. Может, к счастью и удаче.
Полегчало. Из четырех взводов командирами укомплектовали три. Осталось решить вопрос с командиром роты. Не хотелось, чтобы Эдик стал ротным. Злопамятный и недобрый, самовлюбленный человек.
На совещании офицеров батальона нас ошарашили:
— Всем офицерам и прапорщикам перейти на казарменное положение, чтоб за личным составом следили, были ближе к людям. Поставить койки в расположении и спать рядом со своими взводами, — зачитал комбат приказ командира полка. — Новое веяние эпохи. Перестройка! Всем перестраиваться!
— А зачем эта глупость, — заорал командир второй роты, — совсем втоптали в грязь офицеров! За сержантов работаем, везде ответственные, солдат яму копает, рядом — офицер. Ответственные, старшие, надсматривающие, проверяющие. Надоело!
— Надоело, пишите рапорт, что вам тяжело с личным составом, и поможем перейти на должность с меньшим объемом работы.
В минометной батарее, второй и третьей ротах офицеры поселились в бытовках, а в нашей бытовке организовали показуху для проверяющих. Жить там не получалось, ключ находился у зам. по тылу батальона.
В итоге Ветишин так и спал на длинном металлическом ящике, сворачивая на день матрас, старшина жил в каптерке, технику и Бодунову поставили койки в расположении, но спать они в казарме отказались. Эдик промолчал, он ночевать уходил то в свою комнату, то к танкистам. Я же надувал резиновый матрас и стелил поверх спальный мешок. Свинство — жить в полку и спать в спальнике. Правда, ночью было прохладно, поэтому в спальном мешке ночью лучше, чем в кровати.
Спустя неделю, получив продукты и воду на взвод, я вылетел на пост. Вертолет взлетел с площадки от штаба армии и забросил нас через ущелье на плоский хребет. Внизу скакали и кричали чумазые солдаты.
— Ура!!! Ура!!!
— Ник, что привез? — закричал радостный Острогин. — Чем обрадуешь, дорогой?
— Привез все, что просили: воду, еду, патроны, мины, — ответил я, улыбаясь. — Сергей, как я рад тебя видеть, морда!
— А уж как я рад!
— Сережка, какова жизнь отшельника? Уже одичал?
— Да, почти. Что в полку нового?
— Дурдом, как всегда. Боевых вообще не предвидится недели две. Как рота тремя взводами действовать будет — ума не приложу. Ободрали батальон, словно липку. Я у тебя отдохну дня три, устал как собака, выпускали агитацию, документацию снова и снова делал и переделывал. Только напишешь, заставляют переделывать, а еще и за батальон пишу. Нет ведь ни замполита, ни «комсомольца» батальона. Эдик бирки в оружкомнате переделывает в третий раз за неделю, представляешь? В третий раз! Старшина газоны перекопал, все, что можно, покрасил: табуретки, кровати, двери. Обои собирается клеить и казарму снаружи красить.
— А что случилось, что такое?
— А-а-а! Ты же не в курсе! Комиссия Министерства Обороны едет, смотреть быт и все остальное, а что именно — никто не знает. Вот все переделываем и обновляем полк.
— Ну, почему опять мы? Почему! Мало что ли войск в сороковой армии?
— Войск-то много, но туда же надо ехать, рисковать, а тут сразу из штаба армии — в войска.
— Точно, и без риска, и кайф на всю катушку — поиметь вояк боевых.
— Инспектирующие, наверное, становятся участниками боевых действий. Ладно, Серега, меня будут иметь через неделю, дай душу отвести, поиметь тебя. Я ведь какой-никакой, а проверяющий! Показывай позиции, район обороны, секторы обстрела, жилье.
Острогин с бойцами за неделю вырыл и построил два блиндажа: в одном — жилое помещение, во втором — столовая, штаб, склад.
Солдаты выложили на каждого по СПСу, капонир миномету, окоп для установки ЛТТТК.
— Сергей, предлагаю проделать ходы к СПСам, а то под огнем не пройти, ну и стенку возвести по периметру из камней, все лишнее укрытие. Сделаем два рубежа обороны.
— Давай, как раз твоих рук рабочих не хватало.
Целый день солдаты прокапывали траншею к своим укрытиям. Мы с Сергеем складывали стену дугой вдоль блиндажей. С одной стороны пост стоял на обрыве глубиной метров тридцать, а вот к югу склон был более пологий и хорошо просматриваемый. Над постом возвышалась небольшая высотка, и хребет делился посередине: одна половина уходила все выше, другая — сходила на ноль к дороге.
Недорозий грустно глядел на нас и тяжело вздыхал, кряхтел и сопел из своего угла, куда он тихонько забился. Начальника заставы позвал какой-то прапорщик, а Сергей еще сильнее принялся вздыхать и что-то бормотать.
— Серега, ты чего там? — спросил Острогин.
— Мужики, что нельзя было выпить за знакомство, а потом байки про нашу «черную неблагодарность» рассказывать.
— Сергей! — строго воскликнул я. — Ты что, забыл, трезвость — норма жизни в сороковой армии! Еще потеряешься тут на заставе, зависнешь в Афгане на полгода, а нас потом затретируют. А может, махнуть тебя на Ветишина? Хочешь?
Сергей с тоской оглядел стены кубрика, задумчиво посмотрел в окно, нервно передернул плечами.
— Нет, ребята, спасибо. В Союз так в Союз. Хватит романтики на старости лет, в тридцать шесть сидеть взводным в кишлаке и выть на луну по ночам. Я лучше в Забайкалье вернусь, там, в магазинах, такой отличный, вкусный спирт питьевой продают!.. Домой! Домой! Пора домой.
Вернулся чем-то рассерженный Эльдар. Матюгнулся и пнул табурет, налил самогонку во все стаканы.
— Парни! Хлопнем понемногу с грусти?
— А что случилось? — поинтересовался Острогин.
— Комбат, гад, в отпуск отправляет. Я всего семь месяцев в Афгане, а потом полтора года в «зеленке» гнить. Что я в январе-феврале дома буду делать?
— Снеговиков лепить, снегурочек любить! — засмеялся Острогин.
— Я планировал в июне, денег на счету совсем мало. К Хидиятуннину в гости, что ли съездить?
— К кому? — ошалел я.
— К футболисту, с ним в одной роте служил в Закарпатье.
— Да я знаю, что к футболисту, с детства болельщик. А как ты с ним в одной роте оказался?
— Это он в моей роте оказался. Он перед чемпионатом ногу сломал, его из ЦСКА отчислили, по разным спортклубам военных округов начали гонять. Прибыл во Львов СКА поднимать на ноги. А командующий был чудила, говорит: «Выведешь клуб из первой лиги в высшую, я тебе старшего лейтенанта присвою — досрочно!». Ну, а он в ответ: «В жопу ваше звание — я футболист сборной страны и играть буду только в Москве». Тогда его, как младшего лейтенанта, в нашу орденоносную "железную «дивизию» — взводным. Игорек — так мы его называли — офонарел: вместо сборной — взводным в Закарпатье.
— Я слышал про «дурдом» в той дивизии, — заулыбался я.
— Это очень мягко сказано — за год столько здоровья и нервов потерял. Рота сокращенного состава, взводных двое — я да Игорек. Он то в Москву, то в Киев в спорткомитеты ездил, добивался увольнения из армии, а мне через сутки начальником караула. За себя и за того парня. Правда, мячик хороший подарил, бутсы, майку ЦСКА, гетры, спортивный костюм.
Командир полка бесился, а сделать ничего не могли, вот всю злость на мне и ротном срывали. Потом, когда Игорь уволился, я еще к нему в Москву звонил, он меня в гости приглашал. Я собирался съездить, а меня — в Афган, как только разнарядка пришла. Комполка отомстил за дружбу с футболистом. Скотина!
В помещение ворвался испуганный Голубев.
— Ребята, там Бронежилет Ходячий рвет и мечет, офицеров требует.
— Эльдар, спасибо за предложение, пей сам, а наши стаканы спрячь — Лонгинов сожрет! — забеспокоился я.
— А, Семен! Знаю, знаю. Это «подарок» второго батальона вам. Бывший мой ротный. Хорошая кличка — Бронежилет Ходячий. Надо рассказать ребятам. Гнус, каких свет мало создал.
— А теперь, когда он начальник, гнус — в квадрате! Ну, прощай, может, свидимся! — попрощался Сергей и потянул за рукав разомлевшего, дремлющего Недорозия.
— Подъем, по коням! — заорал я, и мы с гиканьем и свистом побежали на вздрючку.
Вздрючка не удалась. На пороге столкнулись со Свекольниковым, спешащим с радиостанцией в руках.
— Комбат!
Острогин взял наушники, представился, сказал, что все понял.
— Выходим. Через пять минут — прорыв. Артиллерия долбит по дороге вдоль канала, а затем мы быстро проскакиваем этот опасный участок до бетонки. Танкисты впереди, затем минометчики, БМП в промежутках. Ник! Ты, как всегда, в замыкании, на последней машине.
— Спасибо, удружил!
— Не за что. Зато я возьму на себя Бронежилета.
Огрызаясь во все стороны огнем из пушек пулеметов и автоматов, колонна выдвинулась от заставы. Кишлак несколько раз ответил автоматными очередями, выстрел из гранатомета разбил привязанный к башне танка ящик с ЗИПом. Ранило танкиста, слегка зацепило одного солдата-минометчика. Но прорыв прошел более-менее удачно, без жертв. Могло быть и хуже. Ненавижу Баграмскую «зеленку».
***
В полку было много новостей. Ваня уже в Союзе, а еще говорят, что рыжим не везет. Жив, здоров и ждет всех в гости.
Грошиков прямо из санчасти уехал на Суруби в третий батальон, принимать под командование роту. Очень переживал, что замена может затянуться из-за повышения в должности. Сменщика Голубева «украли» в штабе дивизии, перебросили куда-то в тылы.
Сизый орал и матерился, бегал по казарме, пинал двери, швырялся табуретками.
— Больше не пойду. Никуда не пойду! У меня был заменщик. Куда его дели? Суки! Я не собираюсь подыхать в этой дыре, в этом долбаном средневековье! Где мой заменщик! Крысы штабные! Сволочи тыловые! Перекупили, украли. Гады-ы-ы.
Сизый заплакал, слезы потекли по испещренным глубокими морщинами щекам.
— Семен! Успокойся! — схватил я его за руку и потянул в каптерку. — Старшина, пузырь есть?
— Есть, — ответил Веранян, — для замены готовил, на стол поставить — водка, коньяк.
— Доставай водку, будем Семена в чувство приводить, — приказал я и добавил:
— Гога, пожалуйста, не жадничай. У Голубева нервный срыв. Не выпьет — инсульт может случиться. Налей ему грамм двести, составь чуть-чуть компанию. Но только чуть-чуть, тебе сегодня работать. Семен, мы пошли с оружием и бойцами разбираться, посиди, расслабься, все будет хорошо. Разберемся, обещаю: найду тебе замену. Найду!
***
Солдат помыли, все разгрузили, сдали донесения в штаб, и наконец-то я добрался до своей конуры. В октябре нас переселили в крайний от КПП модуль, собрали весь батальон в одном месте. Штабным построили новое общежитие, но все туда не переселились. ЗНШ полка, оперативные ЦБУ, «комсомолец» полка свои комнаты сохранили.
Комбат и управление батальона заняли две комнаты, для ротных и замов по политчасти выделили кубрик, для замов и командиров отдельных взводов еще кубрик, на всех взводных еще пару помещений.
Прапорщикам батальона досталось два кубрика, но старшины остались жить в каптерках, а минометчики затаились в общежитии артдивизиона. В моей каморке стояли шесть кроватей, два громадных шкафа создавали тамбур, остальное имущество — стол, заваленный тарелками, ложками, кружками, тумбочки и табуретки. Ничего лишнего. Светомаскировка из фольги закрывала окна, в комнате был полумрак и легкий сквозняк.
Сейчас что-то в комнатенке не так. Но что?
В помещение ворвался Габулов и сразу заорал:
— Замполит! Чего валяешься? Балдеешь? Кайфуешь, плесень?
— Кайфую. Эдуард, чего ты все орешь?
— Чего ору? Ограбили нас, вот чего ору!
— Кого нас? Тебя?
— Меня, меня! Может, и тебя, чемодан проверь!
— А с чего ты взял?
— Старшина доложил, что кто-то замок дверной отжал, а потом через окно вылез. У меня в чемодане две получки лежали — 500 чеков! Украли! Я уже прибегал, проверял. Ты что, не заметил, что дверь не закрыта?
— Да, как-то даже не обратил внимания, хотя лежу и думаю: что-то не так, а что — не пойму!
— Вот то и не так, поимели нас в наше отсутствие, пидо… сы! Убил бы, гниду.
Я встал, вытащил свой огромный чемодан из-под кровати. Замки были взломаны и открыты. Брать у меня было нечего, но пропала коллекция монет. В Джелалабадской операции в хибаре бойцы нашли шкатулку с мелочью. Монеты афганские, индийские, иранские, пакистанские, арабские — всякие-всякие. Я выбрал для коллекции по паре одинаковых, не больше. Набралось штук триста. Кто-то у меня их и вытряс. Пропала еще новая тельняшка — больше ничего. Деньги я оставлял старшине. У Эдуарда исчезли кроссовки и х/б.
В кубрик ввалились Мелещенко и капитан третьей роты Женька Жилин. Ребята о чем-то оживленно переговаривались.
— Парни, пойдем мыться, душ свободен, бойцы все помылись!
— Помылись, помылись! Смотрите, что у вас пропало! Мне тут не до мытья, все чеки украли, скоты!
Ребята переглянулись, открыли тумбочки, закрыли.
— У нас все цело, а чемоданы — в каптерке. Пойдем, Женя, в душ, мы за мылом и полотенцами вообще-то зашли, да и шмотки забрать. Комбат приказал всем офицерам жить в казарме, ухмыльнулся Мелещенко.
— Когда приказал? — удивился я.
— Сейчас встретился в коридоре и распорядился: всем офицерам и прапорщикам переселяться.
— Да у меня каптерка забита под завязку! Куда?
— В расположении спать. В какой каптерке? В расположении возле солдат. У входа ротный, у ленкомнаты замполит, взводные с взводами, — грустно улыбнулся Евгений.
— Скоты, сволочи! Совсем решили в грязь втоптать. Если я солдат, я буду спать в коридоре, в казарме, а если я командир роты, я буду спать в своем кубрике! Пошли все на х..!
— Пока что идем туда все мы, — засмеялся Николай.
— А комбат где будет спать, с разведвзводом?
— Нет, комбата это не касается, только ротное звено.
— Ну, жизнь, унижают на каждом шагу. Мудаки!
— Ник! Ты идешь? — спросил Мелещенко.
— Пойдем, ополоснемся, — вздохнул я, — может, в следующий раз строем, офицерской колонной с песнями придется идти.
Душевая представляла собой морской контейнер, внутри которого были проведены трубы, накручены краны и раструбы для мытья, на пол брошены сколоченные в виде решетки доски.
Навстречу нам вышли Афоня Александров и Юра Луковкин.
— Мужики, опоздали, вода только для моржей, чуть теплая, зам. по тылу пришел и сказал, что не будет ждать, пока офицеры соизволят собраться, — сказал Афанасий.
— Вот сволота тыловая! Знает ведь, что пока рапорта и донесения не сдашь, из казармы не уйти. Гад! — завозмущался Микола.
— Ну что, рискнем, поморжуем? — спросил я приятелей и пошел в контейнер.
Ругаясь на чем свет стоит, мы разделись и принялись быстро смывать с себя грязь, пыль и пот под прохладными струями воды, которая к тому же лилась еле-еле, тонкой струйкой.
В душевую вошел краснощекий зам. по тылу полка Ломако.
— Здравствуйте, товарищи офицеры! Как душ?
— Пошел в жопу, — раздалось из темноты.
— Но-но, кто это хамит?
— Конь в пальто, иди сюда, копытом в грудь шваркну! — продолжал тот же слегка пьяный голос. — Тебя бы в холодную воду после двух недель ползанья в «зеленке» засунуть, я бы послушал с удовольствием маты!
Из полумрака выдвинулся зам по технике танкового батальона.
— А, подследственный, — смущенно забормотал тыловик, — ну-ну, поговори, пока на свободе. — Майор проходил по делу о хищении дизельного топлива, попался на продаже нескольких тонн, особисты взяли с поличным.
— Вот эти молодые лейтенанты промолчат, а я тебе скажу, уж кто жулик, так это ты: сколько спирта ушло, сколько тушенки?
Мы дружно засмеялись, а Ломако, прошипев что-то под нос, выскочил из контейнера. Вода становилась все холоднее.
Смыв грязь и при этом сильно замерзнув, мы побрели в казарму. Настроение было паршивейшее.
В канцелярии, к моему удивлению, сидел сияющий Эдуард Грымов.
— О-о-о! — вырвалось у меня. — Взводных — полный комплект!
— Да нет, — перебил меня Острогин, — лейтенант Грымов назначен заместителем командира роты, а пока исполняет обязанности ротного. Пока!
— Да, пока! — пожимая мне руку, многозначительно произнес Грымов.
Я посмотрел ему в глаза и задумался. Карьерист он был страшнейший, я это знал, и Эдуард этого и не скрывал, характер гнуснейший — ох, и достанется же нам с ним лиха. Видно, Сбитнева он уже списал со счетов, перешагнул через него и чувствует себя почти ротным.
— Я сейчас из штаба, от командира полка. Решил почти все вопросы, которые Сбитнев полмесяца не решал или не мог решить. Корнилова вместо Ветишина отправляют на дорогу, хватит у нас за штатом висеть, как хомут на шее. Из госпиталя сразу отправится туда, раз по горам ходить не способен. Назначение Грошикова в роту состоялось позавчера, как и моя с ним рокировка. Недорозий выведен за штат. Окончательно. Теперь будем ждать взводного, наконец-то роту офицерами укомплектуем.
Эдуард по-хозяйски принялся распоряжаться всем, как будто он уже стал командиром роты. Очевидно, возвращение Володи из госпиталя в его планы не входило. Он поставил на нем жирный крест.
— Тебе, замполит, нужно побольше с людьми работать, на полигон почаще с ротой выходить, хватит бумагу марать, — в конце совещания принялся за меня Грымов.
— Товарищ лейтенант, — ответил я ему официально, — мне приходится эту «бумагу марать» и за себя, и за замполита батальона. Уже второй замполит с батальона ушел, а нового пока нет.
— Уже есть. Твой старый знакомый — старший лейтенант Артюхин. Два капитана не удержались — сбежали, теперь старший лейтенант попытается, хотя, говорят, уже почти капитан. Недели через две появится, но я не позволю прикрываться батальонными делами, заруби на носу. Будешь получать взыскания за роту от меня, если в роте не будешь работать.
И он выразительно посмотрел на всех. Вот, мол, я какой!
***
Неделя началась хуже некуда. Наконец-то отправили в Союз Недорозия. И смех, и грех. С утра перед завтраком Ветишин подошел ко мне и доложил:
— Проводил Серегу Недорозия, с подъема проводил в штаб, пожал руку, помахал вслед автобусу. Сопровождать к самолету поехал особист батальона капитан Растяжкин.
— Вот это да! Особист? Не может быть!
— В общем, тот в командировку едет, ну и взялся присмотреть до Ташкента. Но я со вчерашнего вечера хожу под впечатлением от этого «монстра».
— Кого?
— Сереги! Он мне после отбоя в канцелярии одеколон пить предложил. Я ведь в казарме ночую на сейфе, спать-то негде, а Сергей пил в ленкомнате и спал там же на столе, на бушлате.
— Вот дает!
— Вот-вот! Взял он бутылек «Тройного» у Гоги и предложил распить. Я отказался, а «спецназовец» налил себе в кружку и все залпом выжрал. Сигаретку закурил и блаженствует. Меня чуть не вывернуло, на крылечке подышал, минут пятнадцать — полегчало. Возвращаюсь, а он собрал пакетиков двадцать чайных из сухпая и чифир сварил на плитке — смакует. Выставил его под предлогом, что свет спать мешает, лег на сейфе на матрас и думаю: «Не капитан, а бич какой-то!». И вроде чего-то не хватает, что-то пропало. Утром побрился, а одеколона нет. На полочке «Миф» стоял и французский «О'Жен», а сегодня — нет. Заглянул в ленкомнату: в столе — пустые флаконы и пустая кружка. Я еще думал, провожая, чего от него так морем пахнет, а это одеколон «Миф» на водорослях.
— Хороший коктейль он себе приготовил, — засмеялся Остроган. — Мой «Миф», твой «О'Жен» — классно погулял. «Бумеранг» вернули в Забайкалье, пусть радуются, а то думали сбагрить такого кадра!
— Хотел бы я увидеть физиономию комбрига, который выслал его к нам на два года, а он через два месяца возвращается. Ха-ха-ха, — я рассмеялся, и все офицеры засмеялись, представляя живую картину «Не ждали!».
Из штаба примчался свирепый Грымов.
— Острогин! Быстро собирай взвод, получить оружие, гранаты, патроны, снаряжение, шмотки. Вот список всего, выноси на плац, через два часа проверит начштаба батальона.
— Куда меня? В Забайкалье, как Недорозия?
— Нет, на гору Курук пост создавать. С каждой роты по взводу выделяют на три поста. Расчет миномета — трех бойцов, скоро комбат их представит. Зибоева с ПК возьмешь. Сколько у тебя своей пехоты?
— Вместе с писарем роты шесть солдат и сержантов.
— Без писаря! Ему и тут работы до боевых невпроворот. Итого: ты, сержант и восемь солдат. Хватит вполне!
— Вполне хватит, что бы что? Геройски погибнуть?
— Нет, для строительства заставы и двух постов ночью. Через неделю замполит привезет продукты, воду и все остальное. Сейчас тебя проверят и на аэродром. Крутись сам, нам нужно на полигон на занятия, старшина всем снабдит.
Завязалась ожесточенная схватка между Сергеем и Вероняном. Гога старался сплавить все старое, подозревая, что ничего не вернется обратно, а Острогин хотел все новое или хотя бы целое. Шум-гам, крик, визг старшины.
— Чертов «ара», сейчас будет Серого обжуливать, — вздохнул Ветишин, — а он как без замены?
— На месяц ты его заменишь, затем замполит, — ответил Эдик. — Если разрешат, я слетаю, думаю: там будет как в доме отдыха.
Механики отправились в парк, а вся оставшаяся рота двинулась на стрельбище. До полигона два километра, сегодня по плану пристрелка оружия — начинается десятидневная программа боевой подготовки. Эти планы все время меняются: то недельные, то восьмидневные, то десятидневные, то двухнедельные. Расписание под копирку писать не получается, все время что-то новое.
Не успели мишени расставить, примчался посыльный за мной и за Грымовым. Срочно на плац!
Быстрым шагом вернулись. Целая толпа тыловых и штабных вокруг трех групп пехоты.
— Вы где болтаетесь? Все брошено на старшину и этого лейтенанта! Полный развал! — орал заместитель командира полка.
— Не лейтенанта, а старшего лейтенанта! — огрызнулся Сергей.
— Как, старшего лейтенанта? — сбился с мысли майор Губин.
— А так, приказ пришел два месяца назад, а ни зачитать, ни погоны вручить ни полк, ни батальон не соизволил. Строевик сказал номер приказа, вот и все.
Слегка смутившись, заместитель, тут же вновь перейдя на крик, «перевел стрелки» на меня.
— А почему упущение такое, замполит, эта вина ваша!
— Да нет, я два раза напоминал в батальоне, а сам лично Острогина поздравил!
— А где приемник для заставы, где боевые листки, где походная лен-комната? Бездельничаете?
— Мы на стрельбище убыли, на занятие, — вступился Грымов. — Я лично его забрал работать с людьми, занятия плановые, Ростовцев на учебном месте руководитель.
— Обоим будет взыскание сейчас за пререкания. Быстро устранять недостатки!
Пришлось отдать единственный приемник роты «Маяк», батарейки Серега купил сам. Вручил сержанту целую пачку листовок, газет, брошюр, боевых листков и ящик с походной ленкомнатой.
Улетели… Уф-ф-ф.
Совсем обезлюдела рота. На следующий день Голубев, так как его заменщик в дивизии пристроился, решал вопрос об отъезде домой. Комбат согласился его отпустить, если мы подберем в полку себе нового взводного. Эх-ма, где ж его найти, балбеса, на такой взвод!
Пред обедом мы со старшиной повели солдат наполнять фляжки отваром из верблюжьей колючки — профилактика от гепатита и дизентерии.
У котла орудовал черпаком здоровенный прапорщик. Я знал, что он недавно прибыл и служит в нашем батальоне, зовут Игорем, а какую должность занимает, не знал.
— Игорь, ты чего тут черпаком в котле мешаешь?
— Да вот, бурду варю, всем раздаю.
— Игорек! Ты кто по должности?
— Техник взвода обеспечения, а вообще, «куда пошлют» и «что изволите». Надоело, хуже некуда! Еще по пьянке комбату нагрубил, теперь живым съест.
— Старшина! Возьми черпак, я с человеком одно дело обсудить хочу, пожалуйста!
— Вах! Возьми черпак! Он больше меня, мне делать нечего что лы? Сэржант! Дубино! Разливай чай!
— Игорь! Пойдешь к нам в первую роту взводным ГПВ? Голубева мы домой отпустили, а где замену найти, не знаем. Выручай! В рейд скоро идти некому будет, — сказал я.
— А из АГСа пострелять дашь?
— Настреляешься, хоть завтра стреляй!
— А из ПК и «Утеса»?
— Из всего, что стреляет!
— А в горы их таскать мне придется?
— Игорь! Для тебя это ведь как автомат или пистолет, ты такой здоровый!
— Шахтер потомственный, из Донбасса! Кайло, кувалда, отбойный молоток — все знакомо! Уговорил! Только забери меня быстрей отсюда, ради бога!
— Сейчас же пойду решать вопрос, только извини, как твоя фамилия, а то все Игорь да Игорь.
— Бодунов — моя фамилия, Игорь Владимирович.
— Бодунов от слова «бодаться» или от «бодуна».
— Нет-нет. Я к пьянству не то чтобы равнодушен, но все в меру. (Понятие «мера» впоследствии оказалось у каждого свое.).
Начальник штаба, зам. по тылу не возражали, комбат сморщил нос,
Скривился.
— Что, одного пьяницу решили поменять на другого?
— А есть варианты? Есть другие кандидатуры пулеметы таскать на себе? Он, можно сказать, добровольно, с желанием идет.
— Ну, что ж, бери-бери. Потом не жалуйся, на полную катушку будешь получать за него. Забирай, в штабе полка я все утрясу.
— Игорь, бросай черпак, марш в роту, — заорал я, подбегая к полевой кухне.
— Что, все? Так быстро? Я думал: шутка и треп.
— Мужчины шутят всерьез, особенно распоряжаясь чужой жизнью.
— Сержант, бери черпак! Моей жизнью распорядись! Колесо фортуны крутанули в неизвестном направлении. Может, к счастью и удаче.
***
Полегчало. Из четырех взводов командирами укомплектовали три. Осталось решить вопрос с командиром роты. Не хотелось, чтобы Эдик стал ротным. Злопамятный и недобрый, самовлюбленный человек.
***
На совещании офицеров батальона нас ошарашили:
— Всем офицерам и прапорщикам перейти на казарменное положение, чтоб за личным составом следили, были ближе к людям. Поставить койки в расположении и спать рядом со своими взводами, — зачитал комбат приказ командира полка. — Новое веяние эпохи. Перестройка! Всем перестраиваться!
— А зачем эта глупость, — заорал командир второй роты, — совсем втоптали в грязь офицеров! За сержантов работаем, везде ответственные, солдат яму копает, рядом — офицер. Ответственные, старшие, надсматривающие, проверяющие. Надоело!
— Надоело, пишите рапорт, что вам тяжело с личным составом, и поможем перейти на должность с меньшим объемом работы.
В минометной батарее, второй и третьей ротах офицеры поселились в бытовках, а в нашей бытовке организовали показуху для проверяющих. Жить там не получалось, ключ находился у зам. по тылу батальона.
В итоге Ветишин так и спал на длинном металлическом ящике, сворачивая на день матрас, старшина жил в каптерке, технику и Бодунову поставили койки в расположении, но спать они в казарме отказались. Эдик промолчал, он ночевать уходил то в свою комнату, то к танкистам. Я же надувал резиновый матрас и стелил поверх спальный мешок. Свинство — жить в полку и спать в спальнике. Правда, ночью было прохладно, поэтому в спальном мешке ночью лучше, чем в кровати.
***
Спустя неделю, получив продукты и воду на взвод, я вылетел на пост. Вертолет взлетел с площадки от штаба армии и забросил нас через ущелье на плоский хребет. Внизу скакали и кричали чумазые солдаты.
— Ура!!! Ура!!!
— Ник, что привез? — закричал радостный Острогин. — Чем обрадуешь, дорогой?
— Привез все, что просили: воду, еду, патроны, мины, — ответил я, улыбаясь. — Сергей, как я рад тебя видеть, морда!
— А уж как я рад!
— Сережка, какова жизнь отшельника? Уже одичал?
— Да, почти. Что в полку нового?
— Дурдом, как всегда. Боевых вообще не предвидится недели две. Как рота тремя взводами действовать будет — ума не приложу. Ободрали батальон, словно липку. Я у тебя отдохну дня три, устал как собака, выпускали агитацию, документацию снова и снова делал и переделывал. Только напишешь, заставляют переделывать, а еще и за батальон пишу. Нет ведь ни замполита, ни «комсомольца» батальона. Эдик бирки в оружкомнате переделывает в третий раз за неделю, представляешь? В третий раз! Старшина газоны перекопал, все, что можно, покрасил: табуретки, кровати, двери. Обои собирается клеить и казарму снаружи красить.
— А что случилось, что такое?
— А-а-а! Ты же не в курсе! Комиссия Министерства Обороны едет, смотреть быт и все остальное, а что именно — никто не знает. Вот все переделываем и обновляем полк.
— Ну, почему опять мы? Почему! Мало что ли войск в сороковой армии?
— Войск-то много, но туда же надо ехать, рисковать, а тут сразу из штаба армии — в войска.
— Точно, и без риска, и кайф на всю катушку — поиметь вояк боевых.
— Инспектирующие, наверное, становятся участниками боевых действий. Ладно, Серега, меня будут иметь через неделю, дай душу отвести, поиметь тебя. Я ведь какой-никакой, а проверяющий! Показывай позиции, район обороны, секторы обстрела, жилье.
Острогин с бойцами за неделю вырыл и построил два блиндажа: в одном — жилое помещение, во втором — столовая, штаб, склад.
Солдаты выложили на каждого по СПСу, капонир миномету, окоп для установки ЛТТТК.
— Сергей, предлагаю проделать ходы к СПСам, а то под огнем не пройти, ну и стенку возвести по периметру из камней, все лишнее укрытие. Сделаем два рубежа обороны.
— Давай, как раз твоих рук рабочих не хватало.
Целый день солдаты прокапывали траншею к своим укрытиям. Мы с Сергеем складывали стену дугой вдоль блиндажей. С одной стороны пост стоял на обрыве глубиной метров тридцать, а вот к югу склон был более пологий и хорошо просматриваемый. Над постом возвышалась небольшая высотка, и хребет делился посередине: одна половина уходила все выше, другая — сходила на ноль к дороге.