– Пять штук: пол, потолок и три стены. Это и есть – камера внепространственного переноса. Вторая, точно такая же, находится в Западной Австралии. Вас не удивляет, что они не работают? Меня – не очень.
   – На железо похоже, – пробормотал Егор.
   – Железо, – подтвердила Катерина. – Полагаете, у них внутри провода и схемки? Нет. Просто железо.
   – И как же это могло…
   – По официальной версии, управление транспортом осуществлялось с Земли. Якобы на Близнеце только оттаскивали-подтаскивали.
   – А по вашей? По вашей версии все было иначе?
   Старь покачала головой и пошла вперед. Егор терпеливо доплелся до следующего зала и увидел множество кубов и пирамид, где в голубоватой подсветке купались сотни экспонатов.
   – Здесь надо идти по часовой стрелке, – сказала Катерина. – Вон от той колонны и до этого стеллажа. Тогда получится краткая история Земли: в начале – каменный топор, в конце – микроКИБ. Но мы с вами пойдем не так, а зигзагом. Это не прихоть. Сейчас поймете.
   Она подвела Егора к прозрачному конусу и торжественно объявила:
   – Лопата.
   – Лопата… – глупо повторил он.
   – Исторической ценности не представляет, у нас их полно.
   – Это скорее символ, – догадался Егор.
   – Конечно. Но мне как специалисту по истории дорого вот что. – Старь взяла его под локоть и повлекла к табличке. – Возраст.
   – Триста лет до новой эры, – прочитал Егор. – Она служила людям еще за триста лет до Колонизации? Надо же, форма совсем не изменилась. Если б я увидел ее где-нибудь у дороги…
   – Посетители всегда говорят экскурсоводам что-нибудь подобное. Вы думаете, мне это доставляет удовольствие? Меня эта лопата не волнует. Так же, как и вас. Возраст! Ей должно быть около пятисот, верно?
   Катерина сделала паузу и звонко сказала:
   – Лопате две тысячи лет. Многократно подтверждено экспертизой.
   – Н-да? И не сгнила…
   – Не сгнила и не окаменела – это еще полбеды. На ручку посмотрите.
   – Обычная, пластмассовая…
   – Никаких проблем, – отчего-то рассердилась Катерина. – Пошли!
   Она дотащила его до противоположного угла и постучала ногтем по герметичной полусфере.
   – Пистолет? – удивился Егор.
   – Револьвер, но это не важно. Ему две тысячи лет!
   Старь устремилась к соседнему экспонату и, положив ладонь на стекло, воскликнула:
   – Первый фотоаппарат! Две тысячи!
   Дальше Катерина уже не ходила, а бегала. Носясь от одного стенда к другому, она дотрагивалась до витрин и неизменно сообщала:
   – Лазерный скальпель. Две тысячи. Клинописные таблички. Две тысячи лет. Изделие из латекса. Сами видите, что. Тоже две… Игральные карты – две… Кварцевые часы – две тысячи… Шоколад – две… Цифровой министэк – две. Две тысячи лет! И вот еще.
   Она остановилась рядом с большим ящиком И не-ожиданно тихо сказала:
   – Костюм для выхода в открытый космос. Две тысячи лет. Я вам говорила про каменный топор. Так вот, топор и скафандр – ровесники. Все это было создано одновременно.
   – Экспонаты фальшивые! – ахнул Егор.
   – Нет. Перепроверили сто раз. У коллег на Западе те же результаты. Наши фонды полностью совпадают. Однажды директора музеев обменялись каталогами и решили, что их секретари напутали: каждый получил копию своего же каталога. Когда-то это считалось курьезом. До того, как взялись за экспертизу… Нет, все экспонаты подлинные. Хотя две тысячи лет назад нас на Близнеце еще не было. По официальной версии.
   – Вы к чему клоните?
   – Фальшивы не экспонаты, а наша история. Я имею в виду протоисторию. Думаю, ее вообще не было. Мы родились здесь.
   – А Земля?!
   – Стоит провести в музее пару месяцев, и начинаешь сомневаться в ее существовании.
   – Это и будет темой вашего диплома, – сообразил Егор. – А не боитесь? На части не порвут?
   – Кого мне бояться? – невесело усмехнулась Катерина. – Два студента и три профессора… Протоистория никому не нужна. Она и мне не нужна, я в нее не верю.
   – Если даже вы…
   – А вы? Что вы обо всем этом думаете?
   – Я ничего не думаю, – признался Егор. – Мне просто хочется проснуться. Проснуться, умыться и пойти на работу – счастливым.
   – Наверно, уже не получится. Вы человек мыслящий. Такие редко бывают счастливы.
   – Но это же… Ваши выводы – это же бомба!
   – Ай, бросьте. Сенсации взрывают не дома, а мозги. А когда их нет… И потом, спать удобней, чем бодрствовать. Мы все спим. Человек разумный живет на Близнеце так долго, что двигайся он хоть на четвереньках, все равно уже дополз бы до звезд. Скафандру две тысячи лет. Где наше освоение космоса? Чего мы достигли? Повесили на небо сотню спутников связи?
   – Еще орбитальные метеостанции, – вставил Егор.
   – Вот-вот. Согласно канонам протоистории, человек выбрался из пеленок и заселил Близнец в течение пятидесяти веков. Всего пять тысяч лет – от глиняных табличек до межзвездного полета.
   – Я вас не пойму. То вы говорите, что Земли нет, то приводите ее в пример.
   – Я всего лишь рассуждаю. И нахожу, что одно из утверждений ложно. Если наша цивилизация развивается динамично, то почему этот КИБ под пыльным стеклом не уступает современным аналогам? Если же мы топчемся на месте, то откуда взялся технологический прорыв на Земле? Впрочем, с земными технологиями я вас уже познакомила – в первом зале. Ржавая будка, описанная в учебниках как протыкатель пространства…
   Егор, не зная, что возразить, молча разглядывал какую-то катушку с лентой. Данные о невероятной старости экспонатов не умещались в голове. Возможно, девица рехнулась от скуки, чрезмерных нагрузок и нереализованного влечения. Посиди один среди этого хлама – еще не такие гипотезы возникнут.
   – Вот эта штуковина выглядит абсолютно новой, – сказал Егор вроде как самому себе. – На табличке – пятьдесят лет до новой эры. А по вашему мнению?
   – По нашему – две тысячи.
   – Так зачеркните! Сверху напишите: «две тыщи».
   Катерина внимательно посмотрела ему в глаза и вдруг спросила:
   – Вы часто идете против системы?
   – Что вы называете системой?
   – Многие подозревают, что связи с Землей нет. Но вслух этого никто не говорит. По той же причине здесь висят таблички с официальными данными. Пятьдесят лет до новой эры? Пожалуйста! Пусть будет пятьдесят. Только резонансный тест не обманешь. Этой катушке двадцать веков. Мифическая транспортная камера годится разве что под мусорный контейнер. А существование Земли не доказано.
   – Да что вы знаете!.. – вскинулся Егор, но тут же прикусил язык.
   Топорков его предупреждал. Она ждет от него примерно следующего: «Катерина, вы ошибаетесь. Земля была и есть. Мы получаем устойчивый сигнал».
   Ну уж нет.
   – Всего хорошего, гражданка Старь, – процедил он и, не дожидаясь ответа, направился к выходу.
   – Вы еще вернетесь! – крикнула она. – Вам деваться некуда, понимаете? Если вы об этом задумались, оно вас уже не отпустит! Я не одна такая сумасшедшая, сегодня мно…
   Егор выскочил на улицу, и конец фразы остался за двойными дверьми. Спускаясь по лестнице, он вспомнил, что оставил плащ в музее, но возвращаться туда, даже на секунду, было противно.
   Завели, как мальчишку! На азарте поймали. Ох, и прав оказался Сергей Георгиевич! Сдать, что ли, ему эту стерву тощую? Шпионка – не шпионка, а мозги полоскать она мастерица.
   Егор домчался до машины и плюхнулся на переднее сиденье.
   – Долго меня не было?
   – Часик, – пожал плечами Аркадий. – Как там, интересно?
   – Да ну их!.. – в сердцах бросил Егор. – Вон, аж плащ забыл!
   – Это ничего, в машине всегда запасные, целая коробка. Мы же ими торгуем! Да-а, ну и музеи у нас… – усмехнулся он, выезжая со стоянки.
   «Беркут» проехал короткий отрезок до кольцевой, на несколько минут влился в поток местных, малокитежских, и, преодолев мудреную развязку, вырвался на пустое шоссе. Пальцы Аркадия отстукивали по рулю какой-то сложный ритм, но нажать на плоскую кнопку аудиосистемы не осмеливались – и правильно.
   Машина продолжала разгоняться, но Егор не возражал – бешеная скорость была под стать настроению. Чем сильней он пытался отвлечься от разговора в музее, тем больше на нем зацикливался.
   Он усердно посылал Катерину с ее далекоидущими выводами туда же, вдаль, но постоянно спотыкался о. два элементарных, как кусок железа, вопроса: почему возраст музейного КИБа в десять раз превышает возраст цивилизации Близнеца и как люди на него, на Близнец, попали. Егор мог бы предположить, что Старь набрехала, или свихнулась, или хотела его таким образом очаровать, но все это выглядело не слишком правдоподобно. Катерина производила впечатление нормальной ученой крысы, и Егор, как на себя ни злился, находил в ее словах определенный смысл. Уж больно здорово этот бред дополнял все то, что свалилось на него за последние дни.
   А ведь Старь так и не закончила, с запоздалым сожалением отметил Егор. Подводила его к чему-то, подводила, а когда уже почти подвела – он и взорвался. Надо было дать ей договорить. Что она хотела-то? Про тысячелетия, про фиктивные транспортные камеры, про вымышленную историю. Про то, что Земли не существует…
   У Катерины не только вопросы, у нее, кажется, и ответы… Она этой проблемой занималась. Судя по сутулости и цвету лица – занималась всерьез. До чего она могла додуматься? Если Земли нет… Тогда одно: человечество родилось здесь, на Близнеце, и, пройдя долгий путь, остановилось в развитии – две тысячи лет назад. Или раньше. С какой стати?
   Егор отрешенно посмотрел в окно и обратил внимание, что выжженная трава на обочине сливается в непрерывную бурую полосу.
   – Прекрати лихачить, – сказал он. – Сбавь скорость. Аркадий!.. Аркадий, что с тобой?
   Водитель сидел, выпрямив спину и вцепившись в руль, так, будто управлял машиной впервые.
   – Что-то случилось? – тревожно спросил Егор. – Неприятности?
   – Да уж… – молвил тот, не отрывая взгляда от дороги. – Неприятности, да. С двигателем… Не пойму. Он так не ломается. Блокировка должна сработать. Должна была…
   – Мы не можем остановиться?!
   У Егора защекотало затылок. Потрогав голову, он обнаружил, что истекает потом. Плащ намок и облепил тело тяжелой паутиной.
   – Вы не волнуйтесь, – дрожащим голосом сказал Аркадий. – Я свяжусь с полицией… Я в фильме такое видел. Может, и получится…
   – Что получится?
   – Нам главное на трансконтинентальную попасть. Дорогу нам очистят…
   – Ты собираешься ехать через весь материк?!
   – Аккумуляторы, собаки, недавно заменили. Если б старые, тогда часов через пять… ну, семь, максимум. А так…
   – Ты хочешь… пока они не сядут?..
   – Я хочу!.. Я этого не хочу, Егор, но другого ничего… По телику видел, как с вертолета снимают… Но это кино. Нереально это… Зачем заменили, собаки? Когда просишь – фиг, а когда не надо… На новых мы учешем!..
   – Куда учешем-то?
   Аркадий покосился на приборную панель и промолчал.
   – Ты столько выдержишь? – спросил Егор.
   – Я-то что… была б дорога… Трасса в Долгий Мыс упирается. На кольцо не свернем, не та скорость, чтоб сворачивать. Если б на кольцевой… а так… Свяжусь с полицией, пусть эвакуируют.
   – Кого эвакуируют? – не понял Егор.
   – Всю окраину. Весь квартал. Тут не угадаешь, об какой дом убье…
   Водитель продолжал открывать рот, но Егор его почему-то больше не слышал. Он зажал нос и сделал несколько глотательных движений – не помогло.
   – Говори громче! – сказал он.
   Аркадий не реагировал. Он все так же смотрел вперед, хлопал губами и раскачивался из стороны в сторону – точно под музыку.
   – Громче, я не… – Егор тронул водителя за плечо и тут же отдернул руку – ему показалось, что пальцы коснулись чего-то вязкого и омерзительно холодного.
   Аркадий начал бледнеть – не так, как бледнеют люди. Его кожа, волосы и даже плащ постепенно теряли цвет и плотность. Вскоре на его щеке проступили какие-то линии, и Егор, замычав от ужаса, осознал, что это очертания плывущих слева холмов.
   Водитель, словно растворяясь в кислоте, становился прозрачным. Через минуту он уже был похож на жидкий кисель, еще через минуту – на струю горячего воздуха, чудом сохраняющую очертания тела. Он по-прежнему держался за руль, изредка его подправлял и двигал почти невидимой головой, но принимать колеблющееся облачко за человека рассудок Егора отказывался.
   Старь закрыла будущее, вспомнил он. Будущего нет, оно кончилось – сегодня, сейчас. Или чуть позже, когда «Беркут» влетит в один из окраинных домов Долгого Мыса.
   – Ты неверно истолковал команду, – раздалось у него за ухом.
   Егор подпрыгнул и обернулся – сзади, пристроив на коленях квадратный мешок, сидел странник.
   – Как вы здесь… – выдохнул Егор.
   – Закрыть будущее – не значит убить. Он не может убить ни тебя, ни его.
   – Кто не может?
   – Близнец. Он не убивает. Мы сами умираем – когда верим, что он нас убил. Он заставляет нас верить, в этом его назначение. Функция, если хочешь.
   – Я… ничего не хочу. Только проснуться.
   – Ты это уже говорил, гражданин Востока. Сколько ж можно просыпаться?
   – Как вы сюда попали?
   – Это единственное, что тебя волнует?
   Странник легонько встряхнул мешок и, на мгновенье прислушавшись, покачал головой. Потом положил его рядом и развязал узел на горловине.
   – Есть вещи, с которыми он не может справиться.
   – Кто?..
   – Близнец. Он не все учитывает. Наверно, потому что не идеален. Или намеренно оставляет нам лазейку. Тогда он – само совершенство. Но это едва ли. Он не настолько сложен. Он гораздо проще.
   Странник достал из мешка плетеную клетку и, любовно ее огладив, поднял за металлическое кольцо. Внутри, на проволочных качелях, покачивалась какая-то пестрая птица чуть крупнее воробья. Странник раздвинул прутья и сунул в клетку палец.
   – Вот и над ней тоже… – Он улыбнулся, пряча глаза в черные складки морщин. – Близнец над ней не властен. Он ее не видит. Как, например, люди не видят твоих секретных разговоров.
   – С фирмой?
   – Вы, граждане Востока, суетесь в эти команды… можно подумать, они адресованы вам.
   – А кому? Кто их принимает?
   – Близнец.
   Странник поскреб ногтем клетку и принялся укладывать ее обратно в мешок. Он вел себя так, будто ему ничто не угрожало, будто он сидел на лавочке в парке, а несущаяся за окнами дорога была нарисована.
   – Дорога действительно нарисована, – сказал он. – Ее нарисовал для тебя Близнец. И заставил поверить. А этого делать нельзя. Верить нельзя. Видишь, что бывает, когда люди верят? Твой друг уже умер. И ты готовишься к тому же.
   Пожалуй, это наилучшее объяснение, решил Егор. Это смахивает на смерть. Жаль, что последний миг тратится на такое… Он предпочел бы поговорить с Маришкой.
   – Пора, – произнес старик, открывая заднюю дверь.
   В салон ворвался горячий ветер и разорвал его бороду на седые пряди. Странник взял мешок и выставил одну ногу наружу.
   – Пойдем, гражданин. Здесь тебе делать нечего.
   – Куда? – испуганно спросил Егор.
   – Отсюда.
   Он оттолкнулся и медленно, враскачку поднялся. И вышел из машины – не вывалился, даже не выпрыгнул. Вышел; Странник прикрыл дверцу, обошел автомобиль спереди и, остановившись рядом с Егором, поманил его за собой.
   «Беркут» все так же мчался по раскаленному шоссе, редкие кусты пролетали со скоростью падающего камня, стрелка спидометра билась у отметки «ЗОО». Странник стоял возле машины и спокойно помахивал мешком.
   – Гражданин! Не верь ему. Не позволяй собой управлять.
   Сквозь стекло голос звучал приглушенно, как во сне. Егор силился проснуться, хотя давно признал, что не спит. Он даже не умер – для смерти все это было слишком долго и замысловато.
   Он порывисто отстегнул ремень и распахнул дверь.
   – Смелее, гражданин!
   Егор, прищурившись, посмотрел на странника и сплюнул – плевок исчез где-то в сотне метров позади.
   – Не верь ему! – гневно крикнул странник.
   В этот момент Аркадий протянул к Егору свою прозрачную руку. Кажется, он пытался схватить его за плечо. Егор брезгливо отмахнулся и поставил ступню на дорожное покрытие. Оно было твердым и неподвижным. Зажмурившись, Егор приподнялся и встал на обе ноги.
   Тугой ветер сразу утих. Егор пошатнулся и всплеснул руками, но стоило ему открыть глаза, как равновесие восстановилось. Через тонкую подошву сандалий он чувствовал шероховатость дороги.
   «Беркут» как ни в чем не бывало улетел дальше и сжался в светлую точку.
   – А его вы почему не спасли? Аркадия, водителя.
   – Я и тебя не спас, – грустно сказал странник. – Это только отсрочка. Не могу же я ходить за тобой по пятам. Ты выбрал плохую работу. Если у вас так ломаются машины…
   – Это что, специально?! – Егор подскочил к старику и сцапал его за бороду. – Это кто-то сделал?
   – Ты приобрел сильных друзей, гражданин Востока, – ответил странник, легко разжимая его пальцы. – И очень сильных врагов.
   – Опять Близнец? Да кто он такой?!
   – Он не Кто, он Что. Место, где мы живем и умираем. Ему дела нет до вашей возни, граждане Востока и Запада. Вы – его часть, а ваша возня – часть его игры. Его не волнует, что вы научились читать команды. Ему все равно, потому что, читая команды, вы остаетесь частью Близнеца.
   – А вы?
   – И я тоже. Вот он – нет, – странник похлопал по мешку с клеткой. – И то, что в музее – нет. А Катерина… Она тебе рассказала? Так вот, какую бы правду о Близнеце она ни узнала, выйти из него ей не удастся. Мы все находимся в нем, даже мой соловей. Даже мой соловей никогда не освободится из Близнеца.
   – Я не понимаю. Совсем. Кто выйдет? Куда?
   – Никто и никуда. Нигде ничего нет – кроме Близнеца. И нас внутри его.
   Егор спохватился, что стоит без плаща, и быстро, как учили в школе, связал уголки носового платка. Получилась довольно идиотская панама, которую он тут же натянул на макушку.
   Странник задрал свою шляпу на затылок и, почесав красный лоб, расхохотался.
   – Надо было тебя там оставить, – досмеиваясь и откашливаясь, сказал он. – Оставить в машине… Ты неисправим, гражданин Востока. А я надеялся, ты начинаешь прозревать… У Близнеца ровно столько власти, сколько ты ему отдаешь – добровольно. Запрети ему жечь твою кожу, и он перестанет. Разреши превратить тебя в песок, и он этим воспользуется.
   – Шестьдесят градусов, и на небе ни облачка, – принялся оправдываться Егор.
   – Неисправим, – подытожил странник, надвигая шляпу на брови.
   – Плащ… в музее оставил…
   – Это ничего, в машине всегда запасные, целая коробка. Мы же ими торгуем! – усмехнулся старик.
   Егор с удивлением посмотрел на странника, но на его месте был Аркадий.
   Аркадий повернул руль, и «Беркут» затормозил у подъезда.
   – Так что вы насчет скафандра? – спросил он.
   – Я?..
   Егор дико озирался и все не мог уразуметь, как очутился в машине. Только что он стоял на шоссе и беседовал со странником, а Аркадий – он это видел собственными глазами! – умчался навстречу смерти.
   – Мы приехали, – робко напомнил водитель. – Ваш дом, Егор.
   – А… спасибо. Я спал, что ли?
   – Как это спали? Всю дорогу рассказывали – про музей, про историю. Мне понравилось. Зря я с вами не пошел. Если еще в музей поедем, обязательно зайду. Скафандр посмотреть, молотки всякие. Вы не возражаете?
   – Ну что ты… В музее надо побывать, – пробормотал Егор. – Слушай, а тормоза у тебя в порядке?
   – Обижаете.
   – Ты, Аркадий, передай в гараже – надо проверить как следует. И мотор, и всю требуху.
   – Хорошо, – озадаченно ответил он.
   – И еще. Я тебе про музей-то чего?.. Много наболтал?
   – Да не…
   – И забудь. И ни гугу, ясно? По службе, если ты, допустим, рапорт каждый день пишешь… я не знаю, как у вас заведено. В общем, это другое дело. Я понимаю, где ты работаешь. А остальным – ни слова. Это не каприз, Аркаша, это необходимость. Лучше б ты, конечно, и в рапорте не указывал. Я сам доложу. Когда разберусь до конца.
   – Какой рапорт, Егор, вы о чем?
   – Ну и хорошо. И машину! Пусть все винтики обнюхают, все гаечки.
   Егор скорым шагом направился к дверям. Выходившая на улицу женщина уступила ему дорогу – в дневное время человек без плаща был на Близнеце редкостью.
   Выпив стакан содовой из бесплатного автомата, Егор достал носовой платок и замер. Потом со страхом оглядел вестибюль – кажется, никто не заметил. Пошатываясь, он добрел до ряда глубоких кресел и ухнул в крайнее. Собравшись с духом, он разжал кулак – на платке были завязаны четыре узелка.
   – Гражданин Соловьев! – окликнул его дежурный портье. – Егор Александрович!
   – А?.. Гм… – выдавил он, судорожно пихая платок в карман.
   – Вам тут кое-что просили передать. Послание.
   – Послание?..
   Он взял из рук дежурного сложенный листок и бессильно потащился к лифту.
   – Срочное, – предупредил портье.
   – Благодарю.
   Егор развернул записку. Там было всего три слова:
   НА ПЯТОМ ЭТАЖЕ.
   В конце стояла точка. Значит, это не с Земли. Это не Близнецу.
   – Вы что-то сказали? – улыбнулась незнакомая женщина.
   Егор не ответил, лишь посмотрел – так, что она отошла от кабины.
   Дождавшись лифта, он шагнул в него, будто в пропасть, и несгибающимся пальцем ткнул в «пятерку».

Август. 7

   На пятом почему-то никто не жил. Егор обошел просторную, неправильной формы, площадку – все десять квартир были открыты для осмотра, и на каждой из десяти дверей висела броская табличка «СДАЕТСЯ/ПРОДАЕТСЯ».
   Егор побродил по этажу, заглянул в подсобное помещение, на аварийную лестницу и даже в технический ствол со множеством кабельных стояков. Он уже собрался подняться к себе, как из угловой студии, точной копии его собственной квартиры, донесся голос Топоркова:
   – Сюда, сюда, Соловьев. И заприте дверь. Он юркнул в комнату и растерянно остановился посередине – здесь, как и везде, было пусто.
   – Соловьев! – позвали его сзади. Обернувшись, Егор увидел включенный монитор и пугающе большое лицо Сергея Георгиевича.
   – Добрый день, – сказал он.
   – Да уж не добрый, Соловьев. Куда как не добрый.
   Егор занервничал. Аркадий не мог доложить, не успел бы. Когда они подъехали, записка уже лежала. А если и успел – что докладывать? Съездили в музей. И все. Странника Аркадий не видел, он ведь жив, не разбился. Не было ничего. Сон.
   Егор пощупал в кармане платок – узелки не исчезли.
   – Дверь закрыта? – спросил Топорков.
   – Вроде…
   – Пытались связаться с вами в машине, но что-то не вышло. Куда вы там пропали? Хотя, может, оно и к лучшему. Беседа сугубо конфиденциальная.
   Он уже в курсе, что Маришка живет у меня, отметил Егор. Фирма.
   – Мы перехватили любопытную передачу, – нехорошо покачивая головой, сказал Топорков. – Не ту, которыми вы занимаетесь, но тоже зашифрованную. Мы ее расшифровали. Оч-чень, знаете ли… Адрес – одна из баз на Западе. База отнюдь не рыболовецкая. И, что примечательно, передача шла из вашего дома. Вот так вот, Соловьев.
   – Этого не может быть!
   – Разыгрывать подчиненных не в моих правилах. Поэтому определимся сразу: реплики типа «ты шутишь» оставим для жен и любовниц.
   – Вы меня подозреваете?
   – Эх, Соловьев, если б вас подозревали, беседа была бы менее теплой. Давайте по существу. В вашей квартире нечисто. Кто-то слушает спецканал.
   – Вы говорили, это исключено.
   – Я говорил – в него нельзя влезть. И в него не влезли. Они считывают информацию с монитора, саму картинку. Гениально просто! Но для этого им пришлось у вас обосноваться.
   – Прямо с монитора? Дом напротив! – вспомнил Егор.-Они могли в окно…
   – Передача шла из вашей квартиры, – повторил Топорков. – Вы должны искать не оправдания, а решение проблемы.
   – Маришка…
   – Что Маришка?
   – Не та, не ваша.
   – Я понимаю, что ваша, – произнес он с ударением. – Проверка пока ничего не дала. Кто, кроме нее? Соседей мы тоже щупаем. Тоже – ноль.
   – Больше никого.
   – Думайте, Соловьев! Разносчики, рекламные агенты, техники…
   – Голенко заходил. Вернее, не заходил – так, на пороге постоял. Техники?.. Нет. Давно их не вызывал. У меня ничего не ломается, ломаться-то нечему. На днях мажордом заменил, но тут уж я сам справился. Это и ребенок…
   – Мажордом? Сейчас, я посмотрю свои…
   Топорков пропал с экрана и вернулся с какой-то распечаткой в руках.
   – Мы его, когда канал подключали, до самых кишок… У вас примитивный аппарат, вы его, кажется, Холуем зовете. Что ж. Своеобразно.
   – Вы ошибаетесь, Сергей Георгиевич. Холуй у меня был раньше. А теперь Сосед.
   Егор набрал воздуха и занял убедительную позу – сейчас он все объяснит, это же элементарно. Немного подумав, он выдохнул и встал в прежнее положение. Элементарно, да не совсем…
   Егор попробовал восстановить хронологию: на фирму он ездил два раза, и спецканал, правда, без доступа, уже существовал. Значит, сначала настроили канал, потом появился Сосед, потом он поехал на собеседование – первый раз. Тогда он от работы отказался. А канал уже был. Или нет, это началось с того, что его уволили из метеослужбы – естественно, по указке Топоркова. То есть на фирме все знали заранее…
   Да ничего они не знали, обозлился на себя Егор. Они так же путаются, а может, и похлеще. То, что он принял за петлю во времени, оказалось вовсе не петлей, не кольцом. Какая-то загогулина – дикая, изогнутая…
   – Сергей Георгиевич, у меня к вам разговор. Хорошо, что мы здесь… В смысле – я здесь. Не хотелось бы, чтоб Маришка… Моя Маришка, Стоянова… ну, ладно. А разговор серьезный, очень. Серьезней даже, чем шпионы. Не знаю, связано ли это с нашим сигналом, только все, что со мной происходит, получается связано-с ним.