– Ты меня не слышишь. Не хочешь слышать. Объясняю сотый раз: фирма действительно подтасовала документы и оказала на кого-то давление. Им нужно было меня заполучить, и им это удалось. Но там еще и другое было. Они – да и вы, кстати, – на такое не способны.
Маришка хотела возразить, но он выставил вперед ладони.
– Слушай меня! Слушай, что говорю! Вы все как под гипнозом! Сколько в телесети каналов? Обычных.
– Тринадцать, – с сомнением ответила она.
– Пятнадцать! – крикнул Егор. – Теперь – да, тринадцать, а неделю назад было на два больше. Плевать мне на каналы, особенно – на спортивные, но куда они делись-то? И ведь никто их не помнит – ни люди, ни КИБы.
– А ты помнишь?
– И кое-что, кроме этого. «Беркут» сломался при мне. Я в нем сидел!
– Как же ты…
– Да помолчи! В метеослужбу за документами я ездил два раза. В один и тот же час, в одну секунду! И на фирму устраиваться – тоже два! Все повторялось. Я попадал в какую-то исходную точку… с чем сравнить-то?.. Нет, их много, этих исходных точек, время из них и состоит… И в каждую можно вернуться. И отправиться из нее заново.
– Смахивает на работу КИБа…
– Что ты сказала?
– КИБ. Его действия кажутся непрерывными и неделимыми. Как музыка. Но музыка – это ноты, которые можно озвучить поштучно. Музыки, правда, уже не получится. И любая программа – это последовательность определенных операций. Они называются шагами. Шаги – те же ноты или твои точки времени. Кванты времени, так правильнее.
– И ты… ты все это знаешь? И так спокойно об этом говоришь?
– Это всё знают. Все, кто физику в школе учил. В этом нет ничего сверхъестественного. Голая теория.
– Сама ты голая. Давай сюда Маркову.
– Подождать придется. Прямой связи нет, мы через посредника…
Егор демонстративно взбил подушку и, усевшись на кровать, принялся рассматривать книгу. Маришка пару секунд пыталась поймать его взгляд, но он упорно отводил глаза. Смирившись, она застучала по клавишам.
Егор, искоса наблюдая за монитором, продолжал переворачивать листы. Откуда в книге взялось предсказание смерти Аркадия, он, убей, не знал – как, впрочем, не знал и того, каким образом книга превращалась в спортивный справочник, Егора вдруг посетила наивная, но внешне логичная мыслишка о том, что в книге могут найтись и другие пророчества. Он просмотрел ее до середины и уже приближался к тому самому месту – «Аркадий не больно смерть», когда напоролся на новый отрывок.
Столбцы из фамилий занимали несколько страниц. Фамилии шли не в алфавитном порядке, а вразброс, но имели общую нумерацию – от первой до сто двадцать второй, из чего Егор сделал вывод, что это все-таки не разные списки, а один, длинный. Никаких пояснений он не нашел. Он повертел книгу так и сяк – выходило, что список появился примерно там, где было сказано про его водителя. Опасаясь, что, упустив список из виду, он потеряет его навсегда, Егор прижал разворот и заглянул дальше. Упоминание о «Беркуте» исчезло.
Маришка все еще копалась со своим КИБом, и Егор вновь уткнулся в книгу.
1. ВИННИКОВАЕ.А.
2. БУГРОВ И. В.
3. КОЧЕТКОВ М. С… На второй странице:
31. ГРАНАТОВАЯ. А.
32. ЕЛИЗАРОВА Т. Т…. На третьей:
61. ХОМЯКОВ О. П.
62. АЛМАЗОВА 3. А.
63. СТОЯНОВА…
Маришка дернула Егора за штанину и показала пальцем в маленький монитор. Телекамера, судя по всему, находилась в кабинке дамского туалета.
Егор хотел было возмутиться, но Маришка выразительно стиснула губы и помахала кулаком. Через секунду послышалось торопливое цоканье по кафелю, и дверца впустила в кабинку стройную женщину. Женщина поправила объектив и, отдернув руку, тихо сказала:
– Да.
В мониторе была Маришка Маркова. Егор сравнил ее с Маришкой, сидевшей за столом, и убедился в их идентичности. Если б, работая в метео, он уделял Марковой чуть больше внимания, то, безусловно, заметил бы, что она – копия соседки по этажу. Или, наоборот, что соседка – копия сотрудницы. Поди их, разбери…
– Двигайся ко мне, ты расплываешься, – сказала Маришка. Та, что находилась по эту сторону.
Егор переполз к краю кровати и подставил физиономию под крохотную бусинку в углу экрана.
– Достаточно, – молвила Маришка. Эта, голая, за столом.
– Нет, – кратко отозвалась Маришка. Та, одетая, в сортире.
– Требуется полная гарантия, – сказала эта Маришка.
– Полная гарантия, – заверила та Маришка. – Прямых контактов не было.
– Уточняю: контакты были. И продолжительные.
– Исключено.
– Спасибо, – помолчав, сказала Маришка, – До связи.
– До связи, – вторила та.
– Не было, понятно?! – с ребяческой радостью воскликнул Егор. – У нее со мной контактов не-бы-ло! А на самом-то деле!.. На самом деле – бы-ли! И ты это знаешь.
– Петли? – с сомнением произнесла она. – Странные у тебя петли. Ну, допустим, вернулся ты в свою исходную точку. В момент знакомства с Марковой? Это давно было, два года назад.
– Вас внедрили одновременно?
– Вернуться в ту точку и идти из нее по новой… Нет, не получается. Тогда многое было бы иначе. Не только с Марковой – со мной, с работой. С тобой тоже. Ты утверждаешь, что видишь изменения. В таком случае, сейчас вокруг тебя ничего, кроме изменений, быть не может. Два года, Егор. Это очень большой срок.
– Да, большой… – проронил он.
Егор лег на спину и уставился в потолок. Если следовать логике и дальше… если не притягивать факты за уши… Тогда откуда взялась уверенность, что он, Егор Соловьев, выключен из общего процесса? Время петляет, и он петляет вместе с ним. Вместе со всеми. Кое-что удалось заметить? Да, этого не отнимешь. Но почему он решил, что замечает абсолютно все?
Два года, чудовищно много. Прожил их по второму разу? По третьему? Десятому? Должны быть изменения – но он их не чувствует. Как Топорков не чувствовал, что знакомится с ним не впервые. И еще вот…
Егор стиснул зубы – как от невыносимой боли, и Маришка, побоявшись его тревожить, тихонько пошла одеваться.
Вот оно, безмолвно мучился Егор. Вот ведь какая подлость… Если признать, что мотаешься по кругу, то некоторые вещи разъясняются – сами, без посторонней помощи. Например, несовпадение двух моментов: собеседование с Топорковым и настройка спецканала.
Или количество программ в сети – на новом витке их оказалось меньше. «Витке»?.. Витке чего? Жизни, что ли? Ну и сказал…
И еще…
Егор закрыл глаза от ужаса, от того, что не мог придумать опровержения – и даже простенькой отговорки. Он вспомнил еще одно обстоятельство, которое нельзя было списать ни на сбой в телесети, ни на ошибку техников. Это обстоятельство не обладало физическими качествами, его вряд ли удалось бы кому-то показать или как-то измерить, но для Егора оно было решающим. Заимев с помощью фирмы новые документы, он приобрел кое-что еще. И пусть Топорков признался, что профессии, указанной в дипломе, не существует, – он это получил!
Склонность, увлечение, навык – там всего понемножку. Может, он и не аналитик, но что-то же есть… Откуда это взялось? Он и понятия не имел о такой дисциплине. Облака, перистые облака – все, чем он мог заниматься профессионально. А теперь? Теперь его волновало другое.
Егор согнул руку и поднес к лицу разворот книги.
61. ХОМЯКОВ О. П.
62. АЛМАЗОВАЗ.А.
63. СТОЯНОВА М. Д.
64. СОЛОВЬЕВ Е. А.
– Мы умрем, – безразлично сказал он. – Не позже завтрашнего дня. Вероятно, сегодня.
– Что?! – Маришка в полуспущенных брюках допрыгала до кровати и, завалившись на бок, смяла страницы. – Что?.. Мы?..
– Отчество у тебя какое? На дэ? Ты тоже Димитриевна?
– Ну?..
Егор отчеркнул ногтем две строки и показал книгу.
– Это… ничего не означает… – бледнея, забормотала она. – Такие списки… это ничего…
– Когда в сообщении приходят одни фамилии, это действительно ничего не означает. Кроме приговора.
– Но ты… Игорь… Егор, то есть. Ты же специалист. Ты же умеешь! Ты, Егор, молодчина, вовремя… И книжка!.. Как здорово!
Она нервно рассмеялась и, замотав головой, испортила себе прическу.
– Сто двадцать два человека, – сказал Егор. – Вот все, что мы знаем. Это может быть электричка. Или две. Рухнувший дом, пожар, массовое отравление. Авария на каком-нибудь заводе, или… Метеорит это может быть. Или все, что угодно. Потом станет известна. Потом, уже после.
– Ты… Егор, ты предпринимай что-нибудь. Слышишь? Ты не лежи так, не надо так лежать. Слышишь, Егор?! Делом займись. Ну быстрее, быстрей! Не лежи, не валяйся ты!..
Маришка перешла на визг и сорвалась на какой-то умопомрачительной женской октаве. Она не плакала – слез, во всяком случае, Егор не видел. Маришка ползала рядом, разглаживая постель, книгу, его лицо – все, что ей попадалось. Она уговаривала, умоляла – его, книгу, весь мир, и сама, кажется, в это не верила.
– Нужна поисковая система, – мрачно сказал Егор. – Нужен спецканал, нужна связь с начальством. Тогда… все равно, гарантии нет.
– Я понимаю, да.
Маришка встала и, натянув брюки, подняла с пола сумочку. Повозившись, она достала оттуда тонкий шнур и соединила свой КИБ с разъемом в стене. Затем почвакала клавиатурой – совсем не долго, будто спецканал был у нее наготове.
Топорков не удивился. Или же, наоборот, удивился так, что окаменел. Егору было без разницы.
– Рановато вы меня впокойники определили, Сергей Георгиевич. Завтра – в самый раз, а сегодня рано еще.
– О чем вы, Соловьев?
– С Аркадием меня не было. Там другой кто-то разбился.
– Ах, это… так мы в курсе.
– Моя очередь только подходит. Списочек получили? На сто двадцать два человека.
– Мы получили, а вот вы его откуда?.. Уже на Запад работаете? Прямо здесь? – Он мельком взглянул поверх экрана, видимо, уточнил адрес. – Хамство это, Соловьев. На нашей территории!..
– Не до территорий, Сергей Георгиевич. Список-то смертный.
– Ну, не обязательно.
– Вы так спокойны, потому что вас там нет. А я – есть!
– Знаем, знаем. И вы, и дамочка ваша, Стоянова Эм Дэ. Ну так что ж?
– Надеюсь, вы по нему работаете?
– Начинаем, – скромно ответил Топорков.
– Пустите меня в справочную. Пожалуйста.
– Вас?! Ну, вы и наглец!
– Я вам не враг, Сергей Георгиевич. Я вообще не желаю участвовать в вашей дребедени! Восток, Запад… Разбирайтесь без меня!
– Как же без вас? – Топорков наконец позволил себе удивиться. – Были бы вы в двух экземплярах, мы бы вас как-нибудь поделили. А поскольку вы у нас один, приходится бороться.
– Уж вы поделитесь, конечно, – подала голос Маришка.
Топорков на стенном мониторе скривил губы, но не ответил.
– Ладно, считайте меня предателем, – сказал Егор. – Кем угодно. Предателя вам не жалко, шпиона тоже. Но остаются еще сто двадцать человек. Как у вас с совестью? Нету? А как насчет журналистов? Согласитесь, фактик любопытный. Они за него уцепятся. Сто двадцать два трупа – это эффектно. Это, Сергей Георгиевич, натуральная сенсация.
– Мы уже ваши, – вмешалась Маришка. – Через несколько минут вы нас возьмете.
– Гм, постараемся, – крякнул Топорков.
– Я не окажу сопротивления, – проговорила она. – Обещаю. И нулевой вариант…
– Ах ты, с-с-с… – прошипел Топорков, поднимаясь со стула.
– Я этого не сделаю, обещаю.
– Если ты!.. – Он задохнулся и тяжело откинулся на спинку. – Если ты его хоть пальцем!..
– Сказала же! – прикрикнула Маришка. – Все будет нормально. И с журналистами… Кому это надо? Журналисты! Но дайте же ему доступ!
– Эй! – очнулся Егор. – Что еще за нулевой вариант? Вы совсем заифались?!
– Вот так вот, Соловьев. Выбирайте, с кем дружить. У Запада для вас большой пряник припасен. И ба-альшой кнут.
– Егор, я не то… – смутилась Маришка. – Это не я…
– Ставки высокие, Соловьев. Очень высокие.
– Сам вижу, – буркнул Егор. – Теперь все вижу. Доступ даете или нет?
– Под моим контролем, – сказал Топорков и исчез.
Стена разбилась на квадратные ячейки меню. Маришка торопливо опустилась на пол и, облазив всю комнату, протянула Егору пульт.
– Только молчи, выдра, – предупредил он. Она закивала и, жалко улыбнувшись, присела на краешек кровати.
Егор откинул на пульте клавиатуру и начал вводить фамилии. Кнопки были маленькие, какие-то скользкие – он постоянно путался и нажимал то соседнюю, то сразу две.
– Можно я? – робко молвила Марищка.
– Валяй.
Он передал ей книгу и пульт, а сам попробовал напрячь мозги. Сосредоточиться не получалось. Его отвлекало присутствие Маришки, отвлекало незримое участие Топоркова, такой же сволочи, как и она. И еще – весь Восток и весь Запад, вся эта подлая игра в противостояние. Егору мешал думать весь мир, и особенно – список, в котором он значился под номером шестьдесят четыре. Цифра не плохая и не хорошая. Аккурат в серединке.
– Готово, – тихо сказала Маришка и опять отодвинулась на уголок.
Практически идеальная жена, отметил Егор. Всего-то и требуется – угроза для жизни. Зато в семье согласие.
Он повертел пульт, наугад потыкал в меню и, пожав плечами, задал общий поиск. Вместо ответа на экране возник кислый Топорков.
– Я вам волю дал, чтобы вы способности свои проявили, фантазию. Перебирать вслепую любой дурак может. Мы уже смотрели. Ни в одном учреждении Восточного материка этого списка не заведено.
– Но, как любые дураки, все же посмотрели.
– Соловьев!.. Немного повежливей, прошу вас. Также мы проверили все базы данных на половину списка, потом на треть… Сейчас в разработке десять процентов. Хотя бы двенадцать фамилий где-нибудь найти. Это, как вы понимаете, очень долго. Здесь совпадения будут, но – именно совпадения. Путь сам по себе тупиковый. Шевелите мозгами, Соловьев, вам это нужнее. Я – что? Я в черную папку новый листок положу, и все.
– Черная папка? – переспросил Егор. В сознании мелькнула какая-то догадка – тоже черная. Настолько, что и хвататься за нее не хотелось. И думать о ней было противно. Противно и страшно.
– Сергей Георгиевич, вы давно эту папку завели? Вернее, эти. Эти папки.
Топорков выразительно глянул на Маришку, но все же ответил:
– Когда мы не смогли предотвратить первую смерть. Тогда и завел.
– Продолжайте, Сергей Георгиевич. Вы же поняли, что я имею в виду.
– Да, Соловьев, это правда. Мы не в силах кого-либо спасти. До сих пор нам этого не удавалось. Ни разу.
Маришка спрятала лицо в ладони и, раскачиваясь, завыла.
– Коллега, не спешите себя оплакивать. Пока еще не доказано…
Егор тяжело посмотрел ему в глаза – Сергею Георгиевичу, как никому другому, было известно, что сигнал с Земли не предупреждает, а лишь констатирует.
Они умрут – сто двадцать два человека. Сегодня или завтра. Вместе или поодиночке. Но – почти со стопроцентной гарантией. И фирма их не защитит. Да и не за этим ее создавали. Фирме поковыряться интересно, вникнуть-разгадать-доложить. А список… что список? Приобщат к делу.
Егор помассировал веки и, проморгавшись, махнул Топоркову рукой. Тот безропотно покинул канал, и на экране вновь повисло активное меню.
– Если списка нигде нет, – задумчиво произнес Егор, – то формально нас ничто не объединяет. В данный момент не объединяет, это важно.
– Может, каждый сам по себе? – спросила Маришка. – Кто от инфаркта, кто под машину…
– Тогда зачем всех в кучу?
– Просто даты сходятся. Мы же не в алфавитном порядке.
– В том-то и дело. Нет, система определенно есть. Увидеть бы ее… Скоро мы окажемся в одном месте, и…
– Вот уж точно!
– Я не о том. Нас всех убьет одно и то же. Для этого нам надо собраться. Соберемся мы, допустим, на площади…
– Никуда не пойдем, – отрезала Маришка.
– …или в этом доме. Нет, ерунда выходит. Единственная приличная версия – катастрофа, и то… Что с нами случится-то? Как будто эти катастрофы три раза в неделю… Когда была последняя, ты помнишь?
– Года три назад.
– Во. Самолеты каждый день не па…
Егор осекся и обернулся на Маришку – та раскрывала рот, но сказать ничего не могла.
– Списка нет, потому что билеты еще не проданы, – заключил он. – Какой рейс? Из Дебрянска?
– Мы… имена же!.. Я в списке значусь под фиктивным, ты – под настоящим…
– Ты кого обмануть-то хотела? Их?! – Он поднял брови к потолку. – Рейс!
– Дебрянск – Вормс. Вылет… не знаю. Но надо было успеть сегодня.
Егор вошел в городскую информ-систему Дебрянска и разыскал аэропорт. Дальше справочной его не пустили. Он хотел переключиться на Топоркова, но тот сам уже обо всем позаботился.
На экране развернулась внутренняя сеть: схема рулежек и основных полос, график заправки, кассовые отчеты и еще десяток разделов, вторжение в которые сулило как минимум штраф.
Егор добрался до пассажирской службы и запросил информацию по дальним рейсам. Последний самолет, отправлявшийся ровно в полночь, садился в Вормсе. Билетов на него было продано только девять штук. Винникова, Бугров и прочие, все фамилии – из книги.
Девять человек из ста двадцати двух. Аналитики фирмы их не заметили бы, они ищут двенадцать. Пока купят еще три билета, поиск уже наверняка закончится. Когда купят еще сто, совмещение списков станет очевидным, но, как знать, будет ли в запасе время, чтобы перехватить самолет в аэропорту.
– Похоже, вы их спасли, – растерянно сказал Топорков. – Что ж, рейс мы отменим. Проследим, чтоб все эти люди находились подальше друг от друга. Значит, Дебрянск – Вормс? Я мог бы и сам додуматься. Вы же в списке – рядом, на соседних местах. Вормс, красивый город… Оттуда – в Блэкхилл? В центральное отделение… э-э… вашей туристической компании?
Ответа Топорков не требовал. Повернувшись в сторону, он приложил к горлу большой палец и что-то сказал – явно не им.
Маришка с опаской посмотрела на дверь и передвинулась к изголовью, подальше от прихожей. В ту же секунду раздался стук – тихий, можно сказать, тактичный.
– Заходи!
Голенко, по-прежнему в черной рубахе, ступал мягко и осторожно, словно по стеклу.
– Не кушаете? Не помешал? – ласково спросил он. За дверью слышалось шуршание и позвякивание. На этот раз курьер явился не один.
– У вас все с собой?
– А что у нас… – равнодушно сказала Маришка. – КИБ и два плаща.
– Ну и отлично.
Степан неторопливо, с томлением, достал из поясного кармана трубку и выстрелил. Над кроватью повис тонкий дымный след. Не зная, что делать, Егор прижал к себе книгу и склонился над Маришкой.
– Не надо, не поднимай, – сказал ему в спину Голенко. – Сами донесем.
Потом что-то щелкнуло, и Егора потащило вперед, лицом на подушку. Дышать стало нечем, но это вроде бы не тревожило.
Все вокруг засыпало и успокаивалось.
Август. 9
Маришка хотела возразить, но он выставил вперед ладони.
– Слушай меня! Слушай, что говорю! Вы все как под гипнозом! Сколько в телесети каналов? Обычных.
– Тринадцать, – с сомнением ответила она.
– Пятнадцать! – крикнул Егор. – Теперь – да, тринадцать, а неделю назад было на два больше. Плевать мне на каналы, особенно – на спортивные, но куда они делись-то? И ведь никто их не помнит – ни люди, ни КИБы.
– А ты помнишь?
– И кое-что, кроме этого. «Беркут» сломался при мне. Я в нем сидел!
– Как же ты…
– Да помолчи! В метеослужбу за документами я ездил два раза. В один и тот же час, в одну секунду! И на фирму устраиваться – тоже два! Все повторялось. Я попадал в какую-то исходную точку… с чем сравнить-то?.. Нет, их много, этих исходных точек, время из них и состоит… И в каждую можно вернуться. И отправиться из нее заново.
– Смахивает на работу КИБа…
– Что ты сказала?
– КИБ. Его действия кажутся непрерывными и неделимыми. Как музыка. Но музыка – это ноты, которые можно озвучить поштучно. Музыки, правда, уже не получится. И любая программа – это последовательность определенных операций. Они называются шагами. Шаги – те же ноты или твои точки времени. Кванты времени, так правильнее.
– И ты… ты все это знаешь? И так спокойно об этом говоришь?
– Это всё знают. Все, кто физику в школе учил. В этом нет ничего сверхъестественного. Голая теория.
– Сама ты голая. Давай сюда Маркову.
– Подождать придется. Прямой связи нет, мы через посредника…
Егор демонстративно взбил подушку и, усевшись на кровать, принялся рассматривать книгу. Маришка пару секунд пыталась поймать его взгляд, но он упорно отводил глаза. Смирившись, она застучала по клавишам.
Егор, искоса наблюдая за монитором, продолжал переворачивать листы. Откуда в книге взялось предсказание смерти Аркадия, он, убей, не знал – как, впрочем, не знал и того, каким образом книга превращалась в спортивный справочник, Егора вдруг посетила наивная, но внешне логичная мыслишка о том, что в книге могут найтись и другие пророчества. Он просмотрел ее до середины и уже приближался к тому самому месту – «Аркадий не больно смерть», когда напоролся на новый отрывок.
Столбцы из фамилий занимали несколько страниц. Фамилии шли не в алфавитном порядке, а вразброс, но имели общую нумерацию – от первой до сто двадцать второй, из чего Егор сделал вывод, что это все-таки не разные списки, а один, длинный. Никаких пояснений он не нашел. Он повертел книгу так и сяк – выходило, что список появился примерно там, где было сказано про его водителя. Опасаясь, что, упустив список из виду, он потеряет его навсегда, Егор прижал разворот и заглянул дальше. Упоминание о «Беркуте» исчезло.
Маришка все еще копалась со своим КИБом, и Егор вновь уткнулся в книгу.
1. ВИННИКОВАЕ.А.
2. БУГРОВ И. В.
3. КОЧЕТКОВ М. С… На второй странице:
31. ГРАНАТОВАЯ. А.
32. ЕЛИЗАРОВА Т. Т…. На третьей:
61. ХОМЯКОВ О. П.
62. АЛМАЗОВА 3. А.
63. СТОЯНОВА…
Маришка дернула Егора за штанину и показала пальцем в маленький монитор. Телекамера, судя по всему, находилась в кабинке дамского туалета.
Егор хотел было возмутиться, но Маришка выразительно стиснула губы и помахала кулаком. Через секунду послышалось торопливое цоканье по кафелю, и дверца впустила в кабинку стройную женщину. Женщина поправила объектив и, отдернув руку, тихо сказала:
– Да.
В мониторе была Маришка Маркова. Егор сравнил ее с Маришкой, сидевшей за столом, и убедился в их идентичности. Если б, работая в метео, он уделял Марковой чуть больше внимания, то, безусловно, заметил бы, что она – копия соседки по этажу. Или, наоборот, что соседка – копия сотрудницы. Поди их, разбери…
– Двигайся ко мне, ты расплываешься, – сказала Маришка. Та, что находилась по эту сторону.
Егор переполз к краю кровати и подставил физиономию под крохотную бусинку в углу экрана.
– Достаточно, – молвила Маришка. Эта, голая, за столом.
– Нет, – кратко отозвалась Маришка. Та, одетая, в сортире.
– Требуется полная гарантия, – сказала эта Маришка.
– Полная гарантия, – заверила та Маришка. – Прямых контактов не было.
– Уточняю: контакты были. И продолжительные.
– Исключено.
– Спасибо, – помолчав, сказала Маришка, – До связи.
– До связи, – вторила та.
– Не было, понятно?! – с ребяческой радостью воскликнул Егор. – У нее со мной контактов не-бы-ло! А на самом-то деле!.. На самом деле – бы-ли! И ты это знаешь.
– Петли? – с сомнением произнесла она. – Странные у тебя петли. Ну, допустим, вернулся ты в свою исходную точку. В момент знакомства с Марковой? Это давно было, два года назад.
– Вас внедрили одновременно?
– Вернуться в ту точку и идти из нее по новой… Нет, не получается. Тогда многое было бы иначе. Не только с Марковой – со мной, с работой. С тобой тоже. Ты утверждаешь, что видишь изменения. В таком случае, сейчас вокруг тебя ничего, кроме изменений, быть не может. Два года, Егор. Это очень большой срок.
– Да, большой… – проронил он.
Егор лег на спину и уставился в потолок. Если следовать логике и дальше… если не притягивать факты за уши… Тогда откуда взялась уверенность, что он, Егор Соловьев, выключен из общего процесса? Время петляет, и он петляет вместе с ним. Вместе со всеми. Кое-что удалось заметить? Да, этого не отнимешь. Но почему он решил, что замечает абсолютно все?
Два года, чудовищно много. Прожил их по второму разу? По третьему? Десятому? Должны быть изменения – но он их не чувствует. Как Топорков не чувствовал, что знакомится с ним не впервые. И еще вот…
Егор стиснул зубы – как от невыносимой боли, и Маришка, побоявшись его тревожить, тихонько пошла одеваться.
Вот оно, безмолвно мучился Егор. Вот ведь какая подлость… Если признать, что мотаешься по кругу, то некоторые вещи разъясняются – сами, без посторонней помощи. Например, несовпадение двух моментов: собеседование с Топорковым и настройка спецканала.
Или количество программ в сети – на новом витке их оказалось меньше. «Витке»?.. Витке чего? Жизни, что ли? Ну и сказал…
И еще…
Егор закрыл глаза от ужаса, от того, что не мог придумать опровержения – и даже простенькой отговорки. Он вспомнил еще одно обстоятельство, которое нельзя было списать ни на сбой в телесети, ни на ошибку техников. Это обстоятельство не обладало физическими качествами, его вряд ли удалось бы кому-то показать или как-то измерить, но для Егора оно было решающим. Заимев с помощью фирмы новые документы, он приобрел кое-что еще. И пусть Топорков признался, что профессии, указанной в дипломе, не существует, – он это получил!
Склонность, увлечение, навык – там всего понемножку. Может, он и не аналитик, но что-то же есть… Откуда это взялось? Он и понятия не имел о такой дисциплине. Облака, перистые облака – все, чем он мог заниматься профессионально. А теперь? Теперь его волновало другое.
Егор согнул руку и поднес к лицу разворот книги.
61. ХОМЯКОВ О. П.
62. АЛМАЗОВАЗ.А.
63. СТОЯНОВА М. Д.
64. СОЛОВЬЕВ Е. А.
– Мы умрем, – безразлично сказал он. – Не позже завтрашнего дня. Вероятно, сегодня.
– Что?! – Маришка в полуспущенных брюках допрыгала до кровати и, завалившись на бок, смяла страницы. – Что?.. Мы?..
– Отчество у тебя какое? На дэ? Ты тоже Димитриевна?
– Ну?..
Егор отчеркнул ногтем две строки и показал книгу.
– Это… ничего не означает… – бледнея, забормотала она. – Такие списки… это ничего…
– Когда в сообщении приходят одни фамилии, это действительно ничего не означает. Кроме приговора.
– Но ты… Игорь… Егор, то есть. Ты же специалист. Ты же умеешь! Ты, Егор, молодчина, вовремя… И книжка!.. Как здорово!
Она нервно рассмеялась и, замотав головой, испортила себе прическу.
– Сто двадцать два человека, – сказал Егор. – Вот все, что мы знаем. Это может быть электричка. Или две. Рухнувший дом, пожар, массовое отравление. Авария на каком-нибудь заводе, или… Метеорит это может быть. Или все, что угодно. Потом станет известна. Потом, уже после.
– Ты… Егор, ты предпринимай что-нибудь. Слышишь? Ты не лежи так, не надо так лежать. Слышишь, Егор?! Делом займись. Ну быстрее, быстрей! Не лежи, не валяйся ты!..
Маришка перешла на визг и сорвалась на какой-то умопомрачительной женской октаве. Она не плакала – слез, во всяком случае, Егор не видел. Маришка ползала рядом, разглаживая постель, книгу, его лицо – все, что ей попадалось. Она уговаривала, умоляла – его, книгу, весь мир, и сама, кажется, в это не верила.
– Нужна поисковая система, – мрачно сказал Егор. – Нужен спецканал, нужна связь с начальством. Тогда… все равно, гарантии нет.
– Я понимаю, да.
Маришка встала и, натянув брюки, подняла с пола сумочку. Повозившись, она достала оттуда тонкий шнур и соединила свой КИБ с разъемом в стене. Затем почвакала клавиатурой – совсем не долго, будто спецканал был у нее наготове.
Топорков не удивился. Или же, наоборот, удивился так, что окаменел. Егору было без разницы.
– Рановато вы меня впокойники определили, Сергей Георгиевич. Завтра – в самый раз, а сегодня рано еще.
– О чем вы, Соловьев?
– С Аркадием меня не было. Там другой кто-то разбился.
– Ах, это… так мы в курсе.
– Моя очередь только подходит. Списочек получили? На сто двадцать два человека.
– Мы получили, а вот вы его откуда?.. Уже на Запад работаете? Прямо здесь? – Он мельком взглянул поверх экрана, видимо, уточнил адрес. – Хамство это, Соловьев. На нашей территории!..
– Не до территорий, Сергей Георгиевич. Список-то смертный.
– Ну, не обязательно.
– Вы так спокойны, потому что вас там нет. А я – есть!
– Знаем, знаем. И вы, и дамочка ваша, Стоянова Эм Дэ. Ну так что ж?
– Надеюсь, вы по нему работаете?
– Начинаем, – скромно ответил Топорков.
– Пустите меня в справочную. Пожалуйста.
– Вас?! Ну, вы и наглец!
– Я вам не враг, Сергей Георгиевич. Я вообще не желаю участвовать в вашей дребедени! Восток, Запад… Разбирайтесь без меня!
– Как же без вас? – Топорков наконец позволил себе удивиться. – Были бы вы в двух экземплярах, мы бы вас как-нибудь поделили. А поскольку вы у нас один, приходится бороться.
– Уж вы поделитесь, конечно, – подала голос Маришка.
Топорков на стенном мониторе скривил губы, но не ответил.
– Ладно, считайте меня предателем, – сказал Егор. – Кем угодно. Предателя вам не жалко, шпиона тоже. Но остаются еще сто двадцать человек. Как у вас с совестью? Нету? А как насчет журналистов? Согласитесь, фактик любопытный. Они за него уцепятся. Сто двадцать два трупа – это эффектно. Это, Сергей Георгиевич, натуральная сенсация.
– Мы уже ваши, – вмешалась Маришка. – Через несколько минут вы нас возьмете.
– Гм, постараемся, – крякнул Топорков.
– Я не окажу сопротивления, – проговорила она. – Обещаю. И нулевой вариант…
– Ах ты, с-с-с… – прошипел Топорков, поднимаясь со стула.
– Я этого не сделаю, обещаю.
– Если ты!.. – Он задохнулся и тяжело откинулся на спинку. – Если ты его хоть пальцем!..
– Сказала же! – прикрикнула Маришка. – Все будет нормально. И с журналистами… Кому это надо? Журналисты! Но дайте же ему доступ!
– Эй! – очнулся Егор. – Что еще за нулевой вариант? Вы совсем заифались?!
– Вот так вот, Соловьев. Выбирайте, с кем дружить. У Запада для вас большой пряник припасен. И ба-альшой кнут.
– Егор, я не то… – смутилась Маришка. – Это не я…
– Ставки высокие, Соловьев. Очень высокие.
– Сам вижу, – буркнул Егор. – Теперь все вижу. Доступ даете или нет?
– Под моим контролем, – сказал Топорков и исчез.
Стена разбилась на квадратные ячейки меню. Маришка торопливо опустилась на пол и, облазив всю комнату, протянула Егору пульт.
– Только молчи, выдра, – предупредил он. Она закивала и, жалко улыбнувшись, присела на краешек кровати.
Егор откинул на пульте клавиатуру и начал вводить фамилии. Кнопки были маленькие, какие-то скользкие – он постоянно путался и нажимал то соседнюю, то сразу две.
– Можно я? – робко молвила Марищка.
– Валяй.
Он передал ей книгу и пульт, а сам попробовал напрячь мозги. Сосредоточиться не получалось. Его отвлекало присутствие Маришки, отвлекало незримое участие Топоркова, такой же сволочи, как и она. И еще – весь Восток и весь Запад, вся эта подлая игра в противостояние. Егору мешал думать весь мир, и особенно – список, в котором он значился под номером шестьдесят четыре. Цифра не плохая и не хорошая. Аккурат в серединке.
– Готово, – тихо сказала Маришка и опять отодвинулась на уголок.
Практически идеальная жена, отметил Егор. Всего-то и требуется – угроза для жизни. Зато в семье согласие.
Он повертел пульт, наугад потыкал в меню и, пожав плечами, задал общий поиск. Вместо ответа на экране возник кислый Топорков.
– Я вам волю дал, чтобы вы способности свои проявили, фантазию. Перебирать вслепую любой дурак может. Мы уже смотрели. Ни в одном учреждении Восточного материка этого списка не заведено.
– Но, как любые дураки, все же посмотрели.
– Соловьев!.. Немного повежливей, прошу вас. Также мы проверили все базы данных на половину списка, потом на треть… Сейчас в разработке десять процентов. Хотя бы двенадцать фамилий где-нибудь найти. Это, как вы понимаете, очень долго. Здесь совпадения будут, но – именно совпадения. Путь сам по себе тупиковый. Шевелите мозгами, Соловьев, вам это нужнее. Я – что? Я в черную папку новый листок положу, и все.
– Черная папка? – переспросил Егор. В сознании мелькнула какая-то догадка – тоже черная. Настолько, что и хвататься за нее не хотелось. И думать о ней было противно. Противно и страшно.
– Сергей Георгиевич, вы давно эту папку завели? Вернее, эти. Эти папки.
Топорков выразительно глянул на Маришку, но все же ответил:
– Когда мы не смогли предотвратить первую смерть. Тогда и завел.
– Продолжайте, Сергей Георгиевич. Вы же поняли, что я имею в виду.
– Да, Соловьев, это правда. Мы не в силах кого-либо спасти. До сих пор нам этого не удавалось. Ни разу.
Маришка спрятала лицо в ладони и, раскачиваясь, завыла.
– Коллега, не спешите себя оплакивать. Пока еще не доказано…
Егор тяжело посмотрел ему в глаза – Сергею Георгиевичу, как никому другому, было известно, что сигнал с Земли не предупреждает, а лишь констатирует.
Они умрут – сто двадцать два человека. Сегодня или завтра. Вместе или поодиночке. Но – почти со стопроцентной гарантией. И фирма их не защитит. Да и не за этим ее создавали. Фирме поковыряться интересно, вникнуть-разгадать-доложить. А список… что список? Приобщат к делу.
Егор помассировал веки и, проморгавшись, махнул Топоркову рукой. Тот безропотно покинул канал, и на экране вновь повисло активное меню.
– Если списка нигде нет, – задумчиво произнес Егор, – то формально нас ничто не объединяет. В данный момент не объединяет, это важно.
– Может, каждый сам по себе? – спросила Маришка. – Кто от инфаркта, кто под машину…
– Тогда зачем всех в кучу?
– Просто даты сходятся. Мы же не в алфавитном порядке.
– В том-то и дело. Нет, система определенно есть. Увидеть бы ее… Скоро мы окажемся в одном месте, и…
– Вот уж точно!
– Я не о том. Нас всех убьет одно и то же. Для этого нам надо собраться. Соберемся мы, допустим, на площади…
– Никуда не пойдем, – отрезала Маришка.
– …или в этом доме. Нет, ерунда выходит. Единственная приличная версия – катастрофа, и то… Что с нами случится-то? Как будто эти катастрофы три раза в неделю… Когда была последняя, ты помнишь?
– Года три назад.
– Во. Самолеты каждый день не па…
Егор осекся и обернулся на Маришку – та раскрывала рот, но сказать ничего не могла.
– Списка нет, потому что билеты еще не проданы, – заключил он. – Какой рейс? Из Дебрянска?
– Мы… имена же!.. Я в списке значусь под фиктивным, ты – под настоящим…
– Ты кого обмануть-то хотела? Их?! – Он поднял брови к потолку. – Рейс!
– Дебрянск – Вормс. Вылет… не знаю. Но надо было успеть сегодня.
Егор вошел в городскую информ-систему Дебрянска и разыскал аэропорт. Дальше справочной его не пустили. Он хотел переключиться на Топоркова, но тот сам уже обо всем позаботился.
На экране развернулась внутренняя сеть: схема рулежек и основных полос, график заправки, кассовые отчеты и еще десяток разделов, вторжение в которые сулило как минимум штраф.
Егор добрался до пассажирской службы и запросил информацию по дальним рейсам. Последний самолет, отправлявшийся ровно в полночь, садился в Вормсе. Билетов на него было продано только девять штук. Винникова, Бугров и прочие, все фамилии – из книги.
Девять человек из ста двадцати двух. Аналитики фирмы их не заметили бы, они ищут двенадцать. Пока купят еще три билета, поиск уже наверняка закончится. Когда купят еще сто, совмещение списков станет очевидным, но, как знать, будет ли в запасе время, чтобы перехватить самолет в аэропорту.
– Похоже, вы их спасли, – растерянно сказал Топорков. – Что ж, рейс мы отменим. Проследим, чтоб все эти люди находились подальше друг от друга. Значит, Дебрянск – Вормс? Я мог бы и сам додуматься. Вы же в списке – рядом, на соседних местах. Вормс, красивый город… Оттуда – в Блэкхилл? В центральное отделение… э-э… вашей туристической компании?
Ответа Топорков не требовал. Повернувшись в сторону, он приложил к горлу большой палец и что-то сказал – явно не им.
Маришка с опаской посмотрела на дверь и передвинулась к изголовью, подальше от прихожей. В ту же секунду раздался стук – тихий, можно сказать, тактичный.
– Заходи!
Голенко, по-прежнему в черной рубахе, ступал мягко и осторожно, словно по стеклу.
– Не кушаете? Не помешал? – ласково спросил он. За дверью слышалось шуршание и позвякивание. На этот раз курьер явился не один.
– У вас все с собой?
– А что у нас… – равнодушно сказала Маришка. – КИБ и два плаща.
– Ну и отлично.
Степан неторопливо, с томлением, достал из поясного кармана трубку и выстрелил. Над кроватью повис тонкий дымный след. Не зная, что делать, Егор прижал к себе книгу и склонился над Маришкой.
– Не надо, не поднимай, – сказал ему в спину Голенко. – Сами донесем.
Потом что-то щелкнуло, и Егора потащило вперед, лицом на подушку. Дышать стало нечем, но это вроде бы не тревожило.
Все вокруг засыпало и успокаивалось.
Август. 9
Тела не было, сознания тоже. Егор парил над огромным шаром из темного льда и созерцал – на большее он был не способен. Шар медленно вращался навстречу и открывал новые глыбы, новые покореженные железки, новые выжженные прогалы. Все эти куски прошлого были похожи один на другой, и Егору казалось, что Земля, как головоломка, составлена из одинаковых фрагментов. Внизу проплыла ровная береговая линия, и он замер над свинцовым океаном. Видимое движение пропало.
Егору стало смертельно тоскливо. Он захотел пошевелиться, и океан стремительно полетел куда-то назад. Вокруг клубилось, притягивая и пугая, мутное небо.
Последнее, что он разглядел на свинцовой поверхности, – слова. Крупные и четкие, как в книге. Запомнившиеся почему-то сразу.
ПОСТОРОННИЙ ПОД ВОДУ
КОНЕЦ КОМАНДЫ
КОНЕЦ КОМАНДЫ
КОНЕЦ КОМАНДЫ
Маришка тогда спросила: «Прямо в голову послания получаешь?»
Может, и так. Уже.
Егора перевернули на спину и насильно разлепили веки. Перед глазами стоял все тот же свинец. Какие здесь, однако, потолки…
– Все хорошо, – мурлыкнули где-то сбоку. – Реакция тяжелая, необычная реакция. Но нормальная.
– Тяжелая или нормальная?
– Скорее всего парализант некачественный. Такого ни с кем еще не было. Топорков послал образцы на экспертизу.
Маришка отошла от постели и вернулась с маленьким подносом.
– Рыбу будешь? А почему все время рыба?
– Не знаю.
– Ну, поешь.
– Нарисуй на ухе родинку. На правом.
– Это зачем?
– Чтоб я вас отличал.
– А ты отличаешь?
– Конечно.
– Тогда зачем рисовать?
– Не знаю… Где я?
– На Востоке. Теперь навсегда. Ты – наша главная ценность.
. – А-а… – безразлично протянул Егор. – Топоркову передай: никакой Земли нет. И не было никогда. Все начинается на Близнеце. И заканчивается.
– Откуда ж мы здесь появились? – без особого удивления спросила Маришка. – Экспонаты в музее откуда?
– Видел я их. Барахло.
– А сигнал мы откуда получаем?
– Больше не будем.
Маришка опять не удивилась. Подогнув короткую юбку, она села возле Егора и потрогала ему лоб.
– Не будем, так не будем. Но раньше он шел? И не с Земли?
– Не знаю.
– Ты это говоришь уже пятый раз.
– Мудрею, наверное, Стоянова где? – требовательно произнес Егор. – С ней все в порядке?
– Ее депортировали, – кратко отозвалась Маришка. Подозрительно кратко.
– На самолете? Она долетела?
– Нет. Над океаном… авария…
Маришка встала и подняла на окне жалюзи. За зеленым стеклом бродило несколько сонных рыбок. Ему пытались угодить…
– А другая? Маркова?
– Остальные двойники живы-здоровы. Их разными рейсами высылали. В списке только Стоянова значилась.
– Список?! – встрепенулся он. – Сколько прошло времени?
– Сутки, Егор.
Он рывком поднялся – в позвоночнике что-то кольнуло, но терпимо. Двигаться он мог, правда, не так быстро и не так свободно, как хотелось бы. Ничего, разгуляется. Парализант хороший, экспертиза не нужна. Просто ему это противопоказано. Парализант – не рыба…
– Что со списком?
– Половина погибла. Или больше уже.
– Но ведь полет отменили!
– Они все здесь, на Востоке. Умирают. Без причины. Вернее, ты знаешь, в чем она, эта причина. Не бойся, – спохватилась Маришка, – тебя, насколько смогли, обезопасили. Ты поспи еще. Про Землю Сергею Георгиевичу я говорить не буду. Сам расскажешь, если не передумаешь.
Она прошла через комнату и приложила ладонь к выпуклому квадрату. Блестящая панель с гудением уползла вверх, и в проеме показалась черная стена с единственной человеческой дверью.
– Маришка! – позвал Егор.
– Да?
– Они не ошиблись. Там, на Западе. Они знали, с кого двойников мастерить.
– Да брось ты. Пластические операции, ничего особенного.
– И все-таки они знали, кого копировать.
– Спасибо, мне приятно.
Воинова вышла в коридор, и стенная секция опустилась. Егор посмотрел на тарелку с рыбой и, проглотив слюну, прилег.
Со списком из ста двадцати двух фамилий все получалось точно так, как он предполагал. Самолет ни при чем, в списке те, кто должен умереть. Они и умирают. Кому и зачем это нужно? Вопрос без ответа. Ответ – на Земле, а ее никогда не было. Судьба, что ли? Глупое слово. Судьба сигналов не посылает, у нее ни антенн, ни ретрансляторов не имеется. У нее даже мозгов нет. Поэтому ее и не обманешь.
Хитрость, что придумал Топорков, была из разряда детских. Бесполезных то есть. Егор знал, как это делается: нашли однофамильца с теми же инициалами и… скорее всего сердце. Жарко же на улице.
Ни разу не сработало. Ни одного еще не спасли. Судьба кого наметит, того и убьет.
К тому же повторное уведомление пришло. Под воду, к рыбкам, стало быть. «Посторонний» – это не про другого Соловьева, это про него. И три запятых в конце. Вот что они значат. Они и значат – конец. Все давно запрограммировано. И все решено.
Странно, но Егор не переживал. Может, потому что устал, или смирился, или понял, что это бесполезно. Третье было вернее. Все уже решено – рождение, смерть, так называемое счастье и так называемое горе. Все там, в программе. Остается выполнять. По шагам: раз-два, раз-два-три… Одно неясно: как программа позволила, чтоб ее часть осознала себя и свое место? Значит, и это запрограммировано…
– Ты жив еще? – раздалось из дверного динамика.
– Вроде бы. Я сейчас зайду, – сказал Егор, отрывая голову от подушки.
– Что ты! Лежи, я сам.
Задергались, отметил Егор. Если уж Сережа согласен потрясти жирами, то дела совсем никуда. Даже из комнаты не выпускают, берегут. Будто в коридоре опасней, чем здесь.
– Ну?.. – хмурясь спросил Топорков.
– Пока ничего…
– Хотели к тебе врачей приставить, да вот…
– Правильно, что передумали, – сказал Егор. – Без толку все это.
– Ну, перестань! – прикрикнул он. – Как помрешь – схороним, а раньше времени не надо.
– Последнюю передачу получили?
Егор вдруг услышал в стене какое-то бульканье и посмотрел на аквариум. Рыбки сновали у самой поверхности, но та быстро опускалась, оставляя им все меньше и меньше жизненного пространства.
– Получили, вижу, – грустно закивал Егор. – Рыбок вы зря… Я бы там не утонул, а рыбки сдохнут. И вообще, «посторонний под воду» – это, наверно, метафора. Что мне, и руки не помыть?
– Что ж… И не помоешь. И с грязными поживешь.
– Не поживу, Сережа.
Топорков побродил по комнате и, задев ногой стул, со стоном сел.
– Степе Голенко я вставил, не сомневайся, – сказал он. – Но уволить я его не могу.
– Скоро все уволимся…
– Не могу уволить, – повторил Топорков, пропуская его слова мимо ушей. – Он же не в курсе был, что ты наш. Если курьерам всяким… Нельзя же, ты понимаешь.
Егору стало смертельно тоскливо. Он захотел пошевелиться, и океан стремительно полетел куда-то назад. Вокруг клубилось, притягивая и пугая, мутное небо.
Последнее, что он разглядел на свинцовой поверхности, – слова. Крупные и четкие, как в книге. Запомнившиеся почему-то сразу.
ПОСТОРОННИЙ ПОД ВОДУ
КОНЕЦ КОМАНДЫ
КОНЕЦ КОМАНДЫ
КОНЕЦ КОМАНДЫ
Маришка тогда спросила: «Прямо в голову послания получаешь?»
Может, и так. Уже.
Егора перевернули на спину и насильно разлепили веки. Перед глазами стоял все тот же свинец. Какие здесь, однако, потолки…
– Все хорошо, – мурлыкнули где-то сбоку. – Реакция тяжелая, необычная реакция. Но нормальная.
– Тяжелая или нормальная?
– Скорее всего парализант некачественный. Такого ни с кем еще не было. Топорков послал образцы на экспертизу.
Маришка отошла от постели и вернулась с маленьким подносом.
– Рыбу будешь? А почему все время рыба?
– Не знаю.
– Ну, поешь.
– Нарисуй на ухе родинку. На правом.
– Это зачем?
– Чтоб я вас отличал.
– А ты отличаешь?
– Конечно.
– Тогда зачем рисовать?
– Не знаю… Где я?
– На Востоке. Теперь навсегда. Ты – наша главная ценность.
. – А-а… – безразлично протянул Егор. – Топоркову передай: никакой Земли нет. И не было никогда. Все начинается на Близнеце. И заканчивается.
– Откуда ж мы здесь появились? – без особого удивления спросила Маришка. – Экспонаты в музее откуда?
– Видел я их. Барахло.
– А сигнал мы откуда получаем?
– Больше не будем.
Маришка опять не удивилась. Подогнув короткую юбку, она села возле Егора и потрогала ему лоб.
– Не будем, так не будем. Но раньше он шел? И не с Земли?
– Не знаю.
– Ты это говоришь уже пятый раз.
– Мудрею, наверное, Стоянова где? – требовательно произнес Егор. – С ней все в порядке?
– Ее депортировали, – кратко отозвалась Маришка. Подозрительно кратко.
– На самолете? Она долетела?
– Нет. Над океаном… авария…
Маришка встала и подняла на окне жалюзи. За зеленым стеклом бродило несколько сонных рыбок. Ему пытались угодить…
– А другая? Маркова?
– Остальные двойники живы-здоровы. Их разными рейсами высылали. В списке только Стоянова значилась.
– Список?! – встрепенулся он. – Сколько прошло времени?
– Сутки, Егор.
Он рывком поднялся – в позвоночнике что-то кольнуло, но терпимо. Двигаться он мог, правда, не так быстро и не так свободно, как хотелось бы. Ничего, разгуляется. Парализант хороший, экспертиза не нужна. Просто ему это противопоказано. Парализант – не рыба…
– Что со списком?
– Половина погибла. Или больше уже.
– Но ведь полет отменили!
– Они все здесь, на Востоке. Умирают. Без причины. Вернее, ты знаешь, в чем она, эта причина. Не бойся, – спохватилась Маришка, – тебя, насколько смогли, обезопасили. Ты поспи еще. Про Землю Сергею Георгиевичу я говорить не буду. Сам расскажешь, если не передумаешь.
Она прошла через комнату и приложила ладонь к выпуклому квадрату. Блестящая панель с гудением уползла вверх, и в проеме показалась черная стена с единственной человеческой дверью.
– Маришка! – позвал Егор.
– Да?
– Они не ошиблись. Там, на Западе. Они знали, с кого двойников мастерить.
– Да брось ты. Пластические операции, ничего особенного.
– И все-таки они знали, кого копировать.
– Спасибо, мне приятно.
Воинова вышла в коридор, и стенная секция опустилась. Егор посмотрел на тарелку с рыбой и, проглотив слюну, прилег.
Со списком из ста двадцати двух фамилий все получалось точно так, как он предполагал. Самолет ни при чем, в списке те, кто должен умереть. Они и умирают. Кому и зачем это нужно? Вопрос без ответа. Ответ – на Земле, а ее никогда не было. Судьба, что ли? Глупое слово. Судьба сигналов не посылает, у нее ни антенн, ни ретрансляторов не имеется. У нее даже мозгов нет. Поэтому ее и не обманешь.
Хитрость, что придумал Топорков, была из разряда детских. Бесполезных то есть. Егор знал, как это делается: нашли однофамильца с теми же инициалами и… скорее всего сердце. Жарко же на улице.
Ни разу не сработало. Ни одного еще не спасли. Судьба кого наметит, того и убьет.
К тому же повторное уведомление пришло. Под воду, к рыбкам, стало быть. «Посторонний» – это не про другого Соловьева, это про него. И три запятых в конце. Вот что они значат. Они и значат – конец. Все давно запрограммировано. И все решено.
Странно, но Егор не переживал. Может, потому что устал, или смирился, или понял, что это бесполезно. Третье было вернее. Все уже решено – рождение, смерть, так называемое счастье и так называемое горе. Все там, в программе. Остается выполнять. По шагам: раз-два, раз-два-три… Одно неясно: как программа позволила, чтоб ее часть осознала себя и свое место? Значит, и это запрограммировано…
– Ты жив еще? – раздалось из дверного динамика.
– Вроде бы. Я сейчас зайду, – сказал Егор, отрывая голову от подушки.
– Что ты! Лежи, я сам.
Задергались, отметил Егор. Если уж Сережа согласен потрясти жирами, то дела совсем никуда. Даже из комнаты не выпускают, берегут. Будто в коридоре опасней, чем здесь.
– Ну?.. – хмурясь спросил Топорков.
– Пока ничего…
– Хотели к тебе врачей приставить, да вот…
– Правильно, что передумали, – сказал Егор. – Без толку все это.
– Ну, перестань! – прикрикнул он. – Как помрешь – схороним, а раньше времени не надо.
– Последнюю передачу получили?
Егор вдруг услышал в стене какое-то бульканье и посмотрел на аквариум. Рыбки сновали у самой поверхности, но та быстро опускалась, оставляя им все меньше и меньше жизненного пространства.
– Получили, вижу, – грустно закивал Егор. – Рыбок вы зря… Я бы там не утонул, а рыбки сдохнут. И вообще, «посторонний под воду» – это, наверно, метафора. Что мне, и руки не помыть?
– Что ж… И не помоешь. И с грязными поживешь.
– Не поживу, Сережа.
Топорков побродил по комнате и, задев ногой стул, со стоном сел.
– Степе Голенко я вставил, не сомневайся, – сказал он. – Но уволить я его не могу.
– Скоро все уволимся…
– Не могу уволить, – повторил Топорков, пропуская его слова мимо ушей. – Он же не в курсе был, что ты наш. Если курьерам всяким… Нельзя же, ты понимаешь.