Пряничников Николай. Золотой гроб

   Визг - это непременный психологический атрибут их нападения: - слетает с горы орава в тюрбанах и каком то мышином тряпье с автоматами и тесаками, визжат, как мартовские коты, но хором. Наши 18-ти летние парнишки-солдатики часто приседали и немели от испуга. Это их губило, и потом их головы катились вниз по ущелью. Ну, вот любят эти духи отрезать головы своим жертвам, хоть тресни. Группу солдат моего приятеля капитана Виктора Колесникова, охранявшую керосинопровод, тоже нашли около горного ручья с отрезанными головами. У многих были выколоты глаза и отрезаны уши. Извините за жуткие подробности.
   Некоторых вообще не нашли. Значит, их пленили. Но я-то Виктора хорошо знал, пару лет тому назад мы с ним вместе служили в небольшом и красивом эстонском городке. Он был не такой слабак, чтобы попасть им в руки живым. Между телами ребят на земле было рассыпано с пол тысячи пустых автоматных гильз. Парни отстреливались до последнего патрона. Обезображенное тело Виктора оказалось здесь же и на удивление, не надруганным. Чувствуя безвыходность положения, он подорвал себя гранатой. Пленные 'духи' потом говорили, что сам Масуд ставил им мужественного шурави в пример, как символ настоящей воинской доблести и самопожертвования.
   Такие военные пейзажи и у наших солдат не вызывали добрых чувств к невинным мирным афганцам. Поскольку, бывало, что днем он мирный пастух, а ночью его ловят с автоматом или кинжалом около наших палаток.
 
   Наши разведчики перехватили опиумный караван с 15-ю мешками наркотиков. Ишаков прогнали, а погонщики куда-то пропали (хотя, я лично догадывался, куда? Выстрелы в горах слышны далеко). С тех пор мешки, охраняемые часовым из отделения сержанта Мурзагалиева, лежали в отдельной палатке и ждали приказа на сожжение. Святое дело. На эти наркотики 'духи' покупали оружие за границей и этими же наркотиками травили наших солдат. Уже сколько их дембельнулось из Афгана законченными наркоманами, и родной Союз получал полноценных преступников. Потому что наркоману наркотик нужен как воздух, а в Союзе наркотиков на одну только зарплату не купишь. ....
   С отобранным дурманом в Афгане поступали просто: после письменного приказа, обливали бензином, сжигали и составляли акт об уничтожение. Сейчас все ждали возвращения из Ташкента командира бригады полковника Боряева, без подписи которого ни одно сожжение не будет действительным. За последние месяцы бригада раз десять побывала во всяких переделках, о которых в газетах пишут, как 'об огневых контактах' с 'духами' и сильно поредела. Чаще всего выбывали из строя молодые необстрелянные и плохо подготовленные бойцы. Боряев несколько раз созванивался с учебным центром спецназовцев неподалеку от Ташкента, ругался и, в конце концов, поехал за пополнением сам.
   Мы пятый день жили в палатках под беспощадным палящим солнцем у безымянного кишлака. Выполняя приказ сверху 'в кишлак не заходить', Солдатики изнывали от жары, безделья, делали набеги на виноградные поля тамошних баев или добывали в дуканах местную водку - Сарап в пол литровых полиэтиленовых пакетах. Опыта спиртопроизводства у афганцев не было т.к. мусульманам вообще пить запрещено. И как изготавливали этот спиртной напиток местные менделеевцы не известно? Но мерзость отчаянная.
   Ранним утром меня разбудил дежурный по роте,
   - Товарищ старший лейтенант! - возбужденно кричал он мне в полумрак палатки, - там, в кишлаке пальба. Не иначе, наших бьют!? И Вас какой-то полковник срочно вызывает.
   Я быстро оделся, вышел. Действительно, со стороны кишлака доносилась беспорядочная стрельба. Я насторожился. У палатки увидел стоящий новенький УАЗ, рядом с ним дежурного по бригаде старшего лейтенанта Сафронова и моложавого полковника со строгим лицом, украшенным тонкими щегольскими усиками.
   -Из особого одела армии - успел мне шепнуть Сафронов.
   -Вы почему не выполняете приказ, старший лейтенант! - сразу же тонко заорал полковник? Почему стрельба в кишлаке?!
   -Вероятно, там стреляют?! - осторожно предположил я, понимая, что острить сейчас не время и можно влезть в глупую историю, - я своих солдат не посылал - продолжил я. - А, Вы кто!? Предъявите, пожалуйста, удостоверенье?
   -Что Вы себе позволяете, старший лейтенант?! Разве вам не достаточно того, что, как официальное лицо я прибыл вместе с дежурным по подразделению?
   Я хмуро смотрел на полковника, - раздумывая, может заставить все-таки этого выскочку предъявить документы?
   -Отстань, - шепнул Сафронов, толкнув меня плечом.
   -Стройте роту! - приказал полковник.
   Я распорядился..
   -После построения, за исключением часовых и больных в лазарете обнаружилось отсутствие в полном составе отделения сержанта Мурзагалиева. Взводный - прапорщик Котов только моргал глазами и старался не дышать. Впрочем, и без дыхания от него разило как из винного погреба. На мой вопрос - куда делось отделение? - Котов скосил глаза в сторону кишлака и нечленораздельно пробубнил, что, наверное, ушли за виноградом?.
   -Душу выну - уверенно пообещал я прапору сквозь зубы.
   -В общем так, старший лейтенант, - разглядывая повинную рожу прапорщика и медно чеканя слова, сказал полковник. - Я смотрю, - вы здесь хорошо устроились. Сплошь бедлам: командир роты спит, люди в самоволке, ваш взводный пьян, конфискованные наркотики оставлены без присмотра? Вы понимаете чем это пахнет? Или хотите роту наркоманов создать, если уже не создали? Как это объяснить? Где ваши люди!?
   -Пока не знаю, сейчас разберусь.
   - Разберитесь! Когда самовольщики вернутся - доложите дежурному по бригаде, а Вы доложите мне - приказал он уже Сафронову, - а мешки в машину. Быстро - ткнул он моего прапора в бок.
   Котов, обрадовавшись, что дело может как-то спуститься на тормозах, бросился выполнять приказание.
   -Отставить, прапорщик! - твердо и громко приказал я Котову.
   -Котов по инерции пробежал метра два и остановился, в нерешительности глядя то на меня, то на полковника.
   -В чем дело? - грозно сощурился особист.
   -Извините, товарищ полковник, но конфискованные наркотики я могу передать кому-либо только по личному распоряжению командира бригады. Такого приказа я не получал.
   - Ну, хорошо, - смягчился полковник. Будет распоряжение. Я еще не знаю, чем это дело кончится? - снизив голос до вкрадчивости, продолжал он, кивнув в сторону непрекращающейся стрельбы. - Если стрельбу устроили ваши люди, то боюсь, что серьезного разбирательства не миновать.
   После этого он сел в машину и, не попрощавшись, приказал своему водителю трогать.
   -Вот так влип! - сказал я Сафронову. - Как мог Мурзагалиев так поступить? Серьезный парень - и на тебе....
   -Тиханцов! - крикнул я сержанту - замкому первого взвода. - Заводи БТР, бери ребят и вперед! Поедем спасать
   -А как же приказ насчет кишлаков? В Кишлаки не входить! - в сомнении сказал Сафронов. - Смотри Иван, особист - преподлейший человек. Мне про него Климов рассказывал....
   -Да пошли они все! - заорал я раздраженно Сафронову, вслушиваясь в выстрелы...- Что мне теперь, ждать пока их всех перебьют?! - Плевать мне на твоего на полковника, на тебя и всех кто там в штабе...
   -А я то тут причем, Иван? - обиделся Сафронов.
   -Ладно извини, старик. Насчет тебя я погорячился. Быстро, Тиханцов! Быстро!.
   Через десять минут мы уже были в селение. Пальба за площадью у мечети то нарастала, то спадала. Мы остановились, пытаясь разобрать обстановку. Рация молчала, никто не взывал о помощи. Значит, самовольщики даже рацию с собой не прихватили, разгильдяи. Мы въехали на площадь, выскочили из машины на песок.
   - Командир, смотрите - прошептал мне сержант Тиханцов, показав рукой в сторону культового дома.
   Я посмотрел. Метрах в двухстах по краю плоской крыши здания, стоящего впритык к мечети, полз старик с белой бородой. Я взял бинокль. Сказал сержанту - А ну-ка сними его!
   Тиханцов достал из БТРа карабин с оптикой, но спросил, - А стоит ли, командир? мирный старик....?
   - Старик мирный, но мне его гранатомет не нравится. Да быстрее, он в нас уже целится!
   Через секунду 'мирный' гранатометчик мешком свалился с крыши, за ним кувыркался заряженный РПГ.
 
   - Вот так-то лучше - сказал я сержанту, размышляя, что мы чуть было, не попали в легкий казус. - Заводи машину, проедем за мечеть, попробуем вытащить наших самовольщиков
   Не успели завестись. Подъехал еще БТР. Оттуда выскочил наш командир батальона майор Торопцев и его зам - майор Климов с солдатами моей же роты.
   - Что за дела, Иван? - заорал Торопцев. - Ведь был же приказ в кишлаки без приказа не заходить!
   - Валера, - ответил я - ну, а как ты думаешь, - мои ребята с верблюдами так пуляются? -
   Торопцев не ответил, а по броне хлёстко пробарабанила дробь пуль и вся площадь и окрестность, где стояли наши машины, не смотря на утро, засверкала трассерами. Стреляли со всех сторон. Мы упали под колеса машин, и повели ответный огонь.
   Наш БТР случайно остановился на естественной яме, поэтому под днищем было даже просторно. В нас стреляли в основном из-за каменной двух главой скалы у мечети. Раздался страшный удар, всплеск огня, натужный жар тугой волной полыхнул по лицам, наш БТР задымил. Пронзительно закричал солдат, другой встал и побрел в сторону мечети, волоча автомат по песку.
 
   - Гусев, стой, дурак! Ты куда? Убьют! - закричал ему мой сержант. Но Гусев невидяще брел вперед, голова его была опущена, и он часто-часто мотал ею из стороны в сторону.
   - Гусев, опомнись! - рявкнул я ему.
   - Иван! - крикнул мне Торопцев из-под другой машины. - Ты посмотри, ему же руку оторвало, и он контуженный.
   - У Гусева левая рука висела лишь на обрывках х/б и болталась, как плеть. С скрюченных пальцев водопадиком стекала кровь.
   Я рванул из-под колеса за Гусевым, но не успел ему помочь.
   - Гусев прошел только семь-восемь метров, шквал пуль буквально разорвал парня. Мне одна пуля задела переносицу, другая чиркнула по бедру. Я споткнулся и упал у машины, и солдаты махом втащили меня обратно под БТР.
   НАДО ВЫБИРАТЬСЯ
   Чтобы остановить кровь, растекшуюся по лицу, сержант достал пластырь и заклеил мне переносицу. Кровь с моих щек он стер своей пилоткой, но, наверное, не всю. Я предполагал, что вид у меня был зверский?!
   - Иван - крикнул, перекрывая шум нарастающей пальбы, майор Торопцев. - Перебирайтесь в нашу машину!
 
   Сначала я хотел бросить пулемет, доставшийся мне от убитого солдата и остаться со своим АК, но потом передумал. Скомандовал хлопцам и мы поползли к машине Торопцева, что стояла метрах в 30-ти. Не проползли и пяти метров, густые вражеские очереди заставили нас опять влететь под колеса.
   - - Валера - крикнул я - гони машину сюда!
   БТР командира заурчал, разворачиваясь, пошел к нам. Оставалось метров десять, как опять раздался жуткий хлопок. Теперь уже в торопцевский БТР угодила граната. Опять кто-то завелся в предсмертном крике.
   - Блин, ну нет лучше нашего РПГ - не к месту мелькнула в голове гордая мысль за наших оружейников, щелкает как орехи, будь БТР или даже тяжелый танк, все одно.
   Теперь отступать некуда, а главное, - не на чем. Оставалось биться и ждать подмоги. Наш БТР гореть почти перестал, мы лежали под ним, спрятавшись за колеса. Сюда же через минуту переползли оставшиеся в живых наши соседи во главе с Торопцевым.
   Приехали за одним делом - попали в другое! Живым бы выйти?!
   -Зови подкрепление! - крикнул я связисту Трегубову. - Да быстро!
   Лежа под массивным днищем машины, Трегубов кричал в переносную рацию - Гордый, Гордый, я Орел, я Орел! Прием, прием!
   Опять хлопнуло так, что ушные перепонки на время онемели, а по нашим головам между колес пронесся маленький песочный вихрь: духи на всякий случай влепили еще одну гранату в уже подбитую машину Торопцева.
   Я осмотрелся. Живых нас осталось человек девять-десять, . правда, за машиной комбата торчали еще чьи-то ноги в одной кроссовке, но не шевелились. А метрах в двадцати стонал и корчился на песке солдат Прокофьев, приехавший с комбатом. Он был жив, но ранен, похоже, тяжело. Духовские автоматные очереди поднимали фонтанчики пыли густо по все площади и вокруг Прокофьева.
   - Валера, его надо принести - прокричал я комбату
   Он посмотрел на меня уничтожающим взглядом, ответил грубо
   -Еще двоих положить хочешь? Подмогу дождемся и вытащим.
   Но вытаскивать было уже некого. То и дело, глухо шлепая, тело Прокофьева пробивала очередная духовская пуля. Прав комбат. Солдата при такой плотности огня мы бы не смогли затащить за спасительную броню.
   Как и обычно, в минуту опасности, челюсть у Торопцева выпячена, речь беспрекословна, слова четкие и отрывистые, было очевидно, что командир готов на все. Я знал Валеру не первый день. Знал его жесткость и решительность в минуту опасности. Да и было не до сантиментов. Легкий казус постепенно перерастал в серьезное испытание. Черная, лохматая Смерть совершенно явственно закружилась над нашими молодыми и отчаянными головами.
 
   - Гордый, Гордый, ответь ...твою мать, спишь, собака! - злобливо орал связист.
   В ответ рация чего-то нечленораздельно забулькала.
 
   Надо же?! Всего десяток минут отделяло нас от мирного, бесхлопотного, почти деревенского житья в полевом лагере он нынешней патовой ситуации. Наши солдаты, сгрудившись, договаривались между собой, кто будет добивать тяжело раненых. Мы с Торопцевым и Климовым не препятствовали. В Афгане и особенно у нас в спецназе, который не вылезал из боев, такие договоренности были тайной традицией. Попасть в плен к духам - себе дороже. Пытки можно испытать нечеловеческие.
   Кому выпадал этот дьявольский жребий, должен стрелять в сердце. Хотя, это было только теорией войны. На практике все часто по-другому. Хватит ли у солдата сил добивать друзей, если он и сам изранен? А во-вторых, кто знает, где проходит граница между полным отчаянием и надеждой на спасение? Поднимется ли рука добить друга, когда есть хоть один шанс выжить, пусть даже из тысячи?
   Пока солдаты решали этот вопрос, Климов достал фляжку со спиртом, и мы каждый сделали по хорошему глотку. Тоже, между прочим, подумывая о том, что делать, если положение окажется совершенно безысходным? Чаще всего, 'последнюю пулю себе' здесь не оставляют. Она предназначена врагу. Для себя хороша граната Ф-1: и пленить будет некого, а заодно и нескольких духов можно с собой прихватить.
   Отдышавшись после спирта без закуски, фляжку передали солдатам.
   Затем все из-под днища, выискивали цели и также стреляли, больше одиночными, экономили патроны. Духи стали палить из миномета. Это был небольшой миномет, скорее пакистанского производства, которых стало пруд-пруди в Афгане. Удобная штука. Особенно для тех, у кого он есть. Правда, - точности стрельбы никакой, но в футбольное поле с трехсот метров попадет. А главное - он всегда держит противника под напряжением. Разрывы сначала бегали по пыльной площади, как незримые привидения, то и дело материализуясь в разных местах хлопком и султаном огня, осколков и песка. Изредка султаны приближались и к нашему БТРу. Но, если носом уткнуться в диск колеса, и не высовываться из-под машины, то от мины можно спастись.
 
   - Нда, ситуэйшен?! Без подмоги выбраться с ровной открытой площади не было решительно никакой возможности. У меня в сдвоенном автоматном рожке сохранилось штук 50 патронов, а в пулемете вообще 250, потому, что пулеметчик не успел отстреляться. Его секануло в голову осколком от брони в самом начале заварушки.
   Стал появляться какой то невероятный азарт. В голове проскакивали, как живые картинки из своего детства: мать, отец, братья, детство, все родное.
   Сержант Тиханцов, обжигаясь и рискуя получить в спину духовскую пулю, открыл тяжелый люк и нырнул в машину. Через минуту вернулся, притащив с собой полный цинк патронов.
   Совсем живем! Но как цинк не разорвало при взрыве гранаты?
   Его вскрыли, достали патроны.
 
   -Ну, что, Валера, выходим? Тут нас все равно перебьют, а если еще и гранату в машину добавят, - совсем плохо. Нам бы под защиту скалы спрятаться, метров 200 всего - сказал я Торопцеву.
   - 200 метров мы никак не пройдем! Положат.
   -А если через горку и в сторону наших? Правда, местность с этой стороны открытая, но все-таки шанс?
   -Не получится, - хмуро ответил комбат. - Я сам позавчера спецминерам показывал, где ставить 'Охоту'. Там весь склон заминирован.
   Если так, то через 'Охоту' нам не пройти. Эти 'умные' мины ставятся без всякой логики. Но человек, которого нелегкая занесет в район минирования, живым оттуда не выйдет никогда. Датчики мины реагируют исключительно на человеческие шаги. Конь или ишак пройдет через мины безболезненно, а человек погибнет, если даже и не наступит на 'сюрприз'
   -Лучше атакуем - продолжал Торопцев, - и попробуем прорваться за мечеть к твоим самовольщикам. Там стены защитят, авось отобьемся? Блин, чистое белье не надел - добавил он то ли в шутку, то ли повинуясь старой воинской традиции.
   -Все магазины забейте - приказал Торопцев, хотя и без этой команды наши солдатики забили патронами рожки до отказа. Были и жадные, которые хватали патроны горстями и рассовывая их по карманам. Патронов хватало. По ушам больно били разрывы маленьких минометных мин.
   Тиханцов, удобно устроившись между колес, выбирая цели, изредка, но методично стрелял из снайперской винтовки. Я знал, что сержант прекрасный стрелок, и каждый его выстрел уменьшает количество наших врагов.
   Духи подползали ближе, сужая кольцо.
   - Гордый! - орал в микрофон уже сам комбат, все-таки выйдя на связь - Сафронов! Скотина, чего же ты молчишь!?
   -Какое нахрен радиомолчание? Кто приказал? Дубина ты, Сафронов! Причем здесь твой гребаный полковник?! Нас сейчас всех перебьют! Звони начальнику штаба, добывай немедленно 'вертушки', шли подкрепление, десять - пятнадцать минут продержимся, не более!
   - Что?
   - Да мы не выдержим 20 минут, не выдержим, их тут тьма. Сафронов - кричал он, перекрывая своим хриплым голосом пальбу и минные разрывы, - я понимаю, что вертушкам надо 20 минут, но ведь ты то наших хлопцев можешь подослать за 10. Давай, старлей, давай, вся надежда на тебя. Выручишь, сто грамм с меня! Сделай доброе дело, Юра, - совсем не по-военному прокричал он.
   И тут началось такое, что рикошет, звон пуль о броню, о камни, о диски колес, за которыми мы прятались, превратился в сплошной стон. Пыль поднялась, невероятная. Мина хлестко лопнула прямо под боком БТРа.
   -А-а-а-а-ы-ы-у-у! - глухо зарычал Тиханцов. Охватив лицо ладонями, он, крича и, пытаясь вскочить с колен во весь рост, бился спиной и каской о днище машины. Из-под его ладоней брызгами вырывалась кровь. Рычание переходило в крик и опять в рычание, и он продолжал дергаться и биться о днище. Значит, парня достало крепко?
   -Тиханцов! - закричал Торопцев, - терпи, друг, сейчас перевяжем! - Быстро!, - рявкнул он нам всем. Но я уже судорожно расстегивал полевую сумку. Там был бинт.
   - Лейтенант, лейтенант! - сквозь стиснутые зубы, натужно рычал Тиханцов, обращаясь видимо ко мне. Пристрели! Пристрели! Христом богом прошу. Не могу-у больше-е-е. Ну, добейте же кто-нибудь меня-я-я, ребята-а!
   Я нащупал упаковку с бинтом, бросил ее Торопцеву.
   -Открой!
   Сам схватил Тиханцова за плечи и сжал, чтобы парень перестал биться головой о железное днище. Сержант слабо сопротивлялся, затем глубоко вздохнул, по его телу скачкообразно пробежала судорога и он замер. Ладони сержанта сползли с лица. На месте левой щеки и глаза зияло пугающее кровавое месиво. Я бережно положил его на дно ямы, достал из нагрудного кармана чистый носовой платок и закрыл им лицо сержанта. Платок мгновенно насытился кровью.
   Было очень жаль Тиханцова. Не менее года на этого почти незаметного, тихого парня в сержантских погонах я мог рассчитывать, как на самого себя. Но этот жуткий фрагмент конца молодой человеческой жизни был нивелирован общей смертельной опасностью. Мы приготовились к бою.
   Завизжали и справа - в стороне мечети, - и слева возле дукана, и впереди у скалы. Сзади были заминированный склон, а правее от склона стометровая пропасть. Все, значит, начнется атака?! Если атака, они постараются взять нас живыми, потому, что с мертвых нас проку мало, а за живых, тем более за офицеров, они получат по их афганским меркам о-го-го сколько!
   Я, убей, не знал, - сколько заплатят духам за меня живого старшего лейтенанта 3-й воздушно-десантной бригады специального назначения Ивана Тучина, но как потом с живых русских они сдирают шкуру, знал. И поэтому напряжение достигло высшей силы. Попасть живым к ним не было никакой моральной возможности. Все что угодно, только не плен!
 
   Духи, вдруг, стрелять перестали. За мечетью стрельба прекратилась уже давно. То ли мои самовольщики вырвались, то ли...все?! Судя по предыдущей плотности огня, скорее, наших самовольщиков перебили всех. Наступила жуткая, зловещая тишина, которая длилась несколько минут.
   САМОЕ ВЕСЕЛОЕ
   - Слишком уж тихо, - сказал Торопцев - сейчас, похоже, начнется самое веселое. Ребята, готовьтесь! По моей команде вперед и, - к мечети...! И перестань дрожать, Антипов - притворно - весело рявкнул он солдатику-первогодку. Антипов лежал, привалившись плечом к диску колеса рядом с убитым сержантом. Его мальчишеские глаза были полны отчаяния и ужаса. Автомат Калашникова казался большой, неуклюжей игрушкой в тонких руках не созревшего юнца. Антипов попытался улыбнуться. Но это у него получилось плохо. Он смотрел на Торопцева, и его взгляд выражал просящую надежду и мольбу.
 
   - Над песочной площадью и вдали над острыми горами голубилось мирное и тихое небо. Где-то, как ни в чем не бывало, щебетали птицы и предстоящая бешенная смертельная схватка людей под этим домашним небом, казалась противоестественной.
   Моджахеды пошли на нас. Между духами и нашим подбитым БТРом 100-метровая дистанция. Негр Джонсон, говорят, за 10 секунд одолевал ее. Но и 'духи' не Джонсоны, да и мы не попутный ветер. По команде майора Торопцева мы выскочили навстречу врагам из-под колес сгоревшего бронетранспортера, и густыми, сочными очередями гулко вспороли, наступившую было тишину. Тюрбанщики, между уже знакомыми нам боевыми криками 'Аллах акбар' и '"Шурави, таслим!", - визжа и крича что-то по-свойски, приближались к БТРу. У них был приказ не стрелять, поскольку нас было мало, и кто-то из тамошних баев мог хорошо заработать на нашем пленение.
   Я опорожнил первый рожок автомата в ближайшую кучу духов, мгновенно перевернул его, опорожнил второй. И не напрасно. Я видел, как многие после моего веера пуль 'завинчивались' штопором или просто тыкались горбатым носом в песок. Стрелял я неплохо. Пальба вокруг стояла великая.
   Но, Господи, сколько же их!? Мелькнула мысль, что до мечети нам никак не добежать. Оставалось только отбиваться.
   Они наваливались по всей площади серой шароварной лавиной. Я бросил порожний автомат и судорожно схватил, наконец, тяжелый пулемет с зеленым квадратным коробом. Не видел, но чувствовал, что наши ребята рядом. Нажав на гашетку, решительно пошел вперед. Пулемет в моих руках, как надежная машина смерти дергаясь и сурово грохоча, выбрасывала беспрерывный поток смертоубийственного свинца. Мне только оставалось поводить стволом, стараясь не задеть своих. Я видел собственными глазами, что 'их' сторона превращалась в кошмар, в ад. Не было ни метра площади позади духов, которые бы не распотрошили наши пули. Наши ребята успели бросить гранаты. Они наделали много шума, и много восточных головных уборов закувыркалось в воздухе. Солдатик Антипов забыл выдернуть чеку, но его РГД-5 попала прямо в тюрбан бородатого. Ахмед схватился за голову и сел на песок. Редкий случай, но неплохо для молодого бойца спецназа.
   Похоже, духам психическая атака надоела. Их решительные бородатые лики были уже в двадцати метрах. Они, наконец, тоже начали стрелять, потому, что тут уж не до вознаграждения, - остаться бы живу. Вскрикнул ефрейтор Тихомиров, получив пулю в живот, а рядом упал и задергался ефрейтор Шибалин. Ему то ли пулей, то ли осколком от нашей же гранаты напрочь выворотило коленную чашечку. Шибалин лежал на спине, опершись локтями в песок. Его трясло и он, широко открыв глаза, удивленно смотрел на свою розовую кость. Лехе Климову пробило шею, он, плашмя, упал, уткнулся лицом в песок, но по инерции продолжал стрелять одиночными, рискуя завалить своего. На Валеру Торопцева сзади навалился самый шустрый ахмед. Комбат схватил его руку с занесенным кинжалом, легким приемом уронил и тяжестью своего тела воин Аллаха с визгом мягко навалился на свой же кинжал до самой ручки. Что значит советская школа самбо! Пригодилось.
   Среди грохота выстрелов, воинственного многоголосья, криков умирающих и разрыва гранат, тихий одинокий щелчок в моем пулемете отозвался в сердце бомбовым разрывом - кончились патроны! Перезаряжать было некогда, вокруг визжали и метались бородатые. Я скинул с пулемета короб, схватил его за ствол с сошками и, выдержав, ожег от раскаленного металла и, еще больше озлобившись от этого, саданул прикладом первого подвернувшегося ахмеда. Потом второго, третьего. Я не видел - сколько оставалось в этой катавасии своих? - но разъяренных врагов вокруг металось человек пятнадцать-двадцать.
   Краем глаза успел заметить, что из-за скалы выбегало еще несколько десятков духов. В кобуре у меня был пистолет, но доставать было некогда, это самый крайний аргумент. А в подсумке на поясе дожидается своей минуты надежная Ф-1 с полу разогнутыми усиками. Пулемет-дубина был пока удобнее.
   Какая из них, зараза успела мне кинжалом резануть плечо? - сначала даже не заметил, Потом еще раз резанули. Это был молодой бородатый афганец. Он отскочил от меня на пару метров, держа в руках огромный кривой нож, испачканный в моей крови. Дух дико вращал белками и кружился около меня в каком-то своеобразном индейском танце. Кажется, он улыбался и кружил, кружил, выбирая момент, когда я отвлекусь на другого духа, чтобы докончить меня своим ужасным ножом. Я страшно и матерно закричал, ринулся на бородатого.