Пряничников Николай. Золотой гроб

   Наши палатки раскинулись на живописной поляне у колхозного цеха подсобных промыслов, впритык, к которому ютилась крохотная полевая кухня, где варили обед для сельчан во время страды. О цехе надо сказать особо: ну, где же еще живут русские Левши, если не сельской глубинке?
   Кто-то придумал сетку - рабицу (забор такой из проволоки). Кто-то изобрел механизм для полуавтоматического изготовления этой сетки. А вот колхозный умелец-самоучка Филлип Артамоныч взял, однажды и тайно усовершенствовал этот механизм до полной автоматики. Почему тайно? - Так надо, Федя, - сказал бы Шурик из Операции 'Ы'. Потому что и любому ясно что, узнав о волшебном новшестве своих работяг, колхозные экономисты - барыги, тут же расценки пересмотрят в сторону понижения. И понизят их так, что изобретателю свои же братья по пролетарскому классу будут ежемесячно морду бить в день получки. В России-матушке изобретать всегда надо с умом, чтобы не навредить себе и окружающим.
   Открытие Артамоныча имело решающее значение для благополучия сельских пролетариев. Раньше заборщики, чтобы заработать крутые 500 рэ, возились с проволокой денно и нощно. После вмешательства в производственный процесс пытливого ума Артамоныча, всех дел счастливым работягам оставалось: - подкатить к специальному агрегату многоцентнерный каток проволоки, через всякие винтики - шпунтики протянуть проволоку, нажать кнопку 'Пуск' и все! Пошло- поехало! С одного конца разматывается каток, а с другого конца накручивается на специальный барабан готовая двухметровая сетка в рулон по 40 метров. Даже специальный ограничитель придумали, - как достигла Бабина с сеткой определенного диаметра, - звенит самодельный звонок, встроенный в старую консервную банку.
   Теперь мужики месячную норму за три дня стали выполнять, остальное время в 'Козла' резались, свято тайну от колхозного начальства берегли, да на Артамоныча не могли налюбоваться и лелеяли изобретателя как могли. Первая стопка - всегда ЕМУ. Класс! Начальство на мужиков не нарадуется, - норму всегда выполняют. Только, жены стали относиться подозрительно: мужья каждый день в дербодан, но положенные пол тысячи домой приносят?! К чему бы это? Но молчали. Деньги то есть!
   И благоденствовали проволочники до тех пор, пока не приехали 'проклятые студенты' и все испортили.
   Несмотря на суматоху отъезда - приезда, наше стройотрядовское начальство предусмотрело все: палатки, постельные принадлежности, жестяные умывальники, деревянный щит для стенгазеты 'ОСТРЫЙ ГЛАЗ', кинопроектор, специальную простыню для экрана... Были заранее составлены графики дежурных по лагерю, ответственных за баню, библиотеку, уборку территории. А вот повара - то ли не предусмотрело, то ли предусмотрело, но он заболел, то ли не заболел, но был не поваром. Словом, весь, сгрудившийся на берегу студенческий люд давно настала пора кормить обедом, но из-за головотяпства (кого-то там другого) в три часа пополудни люд еще оставался, хоть, и веселым, но не кормленым. А на горизонте вставал и другой вопрос: скоро наступит и ужин, а варить опять некому. Скандал! Как быть? - эти и другие проблемы производственного характера крутились в голове руководителя нашего стройотряда Коли.
 
   Вот тогда-то мы с Мишкой, вглядевшись в озабоченное лицо Коли, и проявили настоящую советскую инициативу и смекалку. Зайдя за ним в полевую кухню, вызвались приготовить макароны по-флотски на всех стройотрядовцев. Именно это блюдо Мишка когда-то лично приготовил дома под строгим надзором его матери.
   - Ладно, - прокричал нам Коля, перекрывая шум работающих за стеной моторов в цехе подсобных промыслов - сегодня ужин приготовите вы, а завтра повариху, может, из колхоза пришлют?!
   - А умеете? - на всякий случай, подозрительно спросил он, разглядывая нас через свои выпуклые очки.
   - О, да мы...!!! - Мишка так сильно стукнул себя в грудь, что другой, менее подготовленный студент, тут же, упал бы на пол с тремя сломанными ребрами. Но Мишка выстоял, зато этот жест, без всяких разумных доводов, убедил руководителя строительным отрядом, что этим парням можно доверить любое поварское дело.
   - Ладно, ладно, - легкомысленно сказал Коля, - верю. Это и впрямь не сложно. Не пересолите только. Макароны - вон лежат, тушенка - там же. Можете, по случаю первого дня и отсутствия обеда приготовить, тык-скыть, поплотнее, но и без бравады этакой. На этом, опрометчивый Коля, захватив весь отряд, уехал к месту работы.
   А мы с Мишкой принялись за дело, горячо рассуждая о том, что если каша сварится вкусной,...
   - Не каша, а 'макароны по-флотски'! - поправил я Мишку.
   - Ну, да. Я и говорю макароны, если они сделаются вкусными, то не плохо бы и на весь месяц остаться кашеварить?! Зарплата все равно будет на всех одна. Так что, можно не плохо заработать, не горбатясь на таскании бревен для МТФ.
   Мишка родился и воспитывался в деревне, поэтому, простой деревенский труд его просвещенной натуре был близко знаком и глубоко противен.
   Через час на грузовике к кухне вернулся Коля.
   - Мужики! - ревел он, - бегом! Знакомство с объектом заканчивается. Немножко, опять же для знакомства, поработаем и ужин! А тут, как на грех, должна подъехать журналистка из районной газеты! Чтобы, через полтора часа ужин был готов! Сами понимаете, если прессе чего не понравиться - скандал. Поэтому, все должны выглядеть сытыми и ухоженными, и чтобы на каждой морде лица была печать полного удовлетворения.
   Мишка вытянулся во фрунт - Партия сказала 'надо', комсомол ответил 'есть!'
   - Но чтобы это 'есть' можно было есть - сказал Коля, проявляя недюжинный юмор и умчался обратно.
   Мы с Мишкой заторопились. Электрическая плита уже нагрелась докрасна. Оставалось: вскипятить воду, сварить макароны и бултыхнуть туда армейскую тушенку из жестяных консервных банок. Стали прикидывать, сколько ингредиентов нужно смешать воедино, чтобы получить необходимый, достойный в органолептическом смысле продукт?
   - Вместе с начальством нас 55 человек - рассуждал Мишка, если каждый получит по 200 граммов макарон и по 100 граммов тушенки + вода получится граммов четыреста? Мишка вытянул вперед себя ладонь, с предполагаемой порцией, и, закатив к потолку глаза, по - прикидывал ладонь вверх: - много этого, или мало?!
   - Маловато будет - убежденно сказал он, через секунду. - Тем более что Коля велел ни макарон, ни тушенки не жалеть.
   Решили увеличить порцию вдвое.
   - Значится так: макарон по 400 граммов, тушенки по 200 граммов - получается, по 600 граммов на нос + вода, - 700 гр.. - Это нормальная порция - горячился Мишка, мотивируя тем, что объем человеческого желудка три литра, а мужского и того больше(!).
   Каков будет физический объем порции в реальности? - никто из нас толком не знал. Мишка опять по прикидывал в воздухе условную порцию пустой ладонью, но и этот удивительный способ взвешивания не дал даже приблизительных результатов. Тогда, из вороха утвари, он поднял какую-то заржавелую сковороду и взвесил ее в руке.
   - Ну, вот это другое дело, теперь, думаю, хватит, - понятным только ему образом, заключил он.
   В шестидесяти литровой кастрюле, куда мы влили три ведра воды, уже кипело. Двадцать два килограмма макарон в емкость затаптывали чуть не ногами. Они вставали ёжиком и не убирались! Добавили воды, макароны угрожающе поднялись над краем кастрюли. У меня зародились подозрения по поводу правильности расчетов: кастрюля уже битком, а туда надо доложить еще 11 килограммов тушенки? Своими сомнениями я поделился с главным пищевым технологом - Михаилом.
   - Ерунда - сказал он, - как только макароны сварятся, воду сольем, а в освободившееся место запихнем тушенку. Все перемешаем и, - пальчики оближешь!
   Прошло минут пять. Макароны варились, из кастрюли вился аппетитный парок. Мишка взялся открывать банки с тушенкой, я пошел к реке за водой для чая.
   Когда вернулся, нижняя часть макарон в кастрюле уже сварилась, и увеличилась в объеме в два раза. Верхняя половина, неожиданно, как живая, на глазах перекатилась через край кастрюли и расположилась на плите вокруг ее основания, словно огненная лава вокруг вулкана. Треск от сгораемых на красной плите макаронин стоял великий. Наш домишко, заполнился сизым, удушливым дымом, макароны извивались, лопались, стреляя, как петарды. Мишка в панике метаться от плиты к двери, и орал противным голосом: - Чё делать-то, чё делать-то, ё-маё?!
   Я, найденной кочергой, скидывал тлеющие макаронины с плиты на пол. Дым сгущался, макароны стреляли, а из кастрюли все лезло и лезло. Хоть, это было и не по-мужски, но меня назойливо подмывало все бросить и закричать 'Караул!'
   - Розетка, розетка - застонал я, закрывая одной рукой лицо от дыма и огненных макаронных осколков, летящих от плиты, а другой, стряхивая, макароны на пол.
   - Чего розетка-то?! - плачуще вопрошал шеф повар, стоя по середине кухни и, воззвав руки к потолку.
   - Плиту выключай, дурак!
   Михаил метнулся к стене, где расположился электрический шкаф с рубильником, нащупал металлическую ручку с эбонитовым набалдашником и дернул ее вниз....
 
   - Фу, слава богу, теперь кажется, не сгорим! Конфорка сразу потемнела, но все еще продолжала жарить вываливающийся продукт. По объему - вывалилось, примерно, треть того, сколько мы закладывали. Я клюкой свалил на пол, обуглившийся макаронный хворост, а кастрюлю отодвинул на другую конфорку.
   Наступила тишина. Даже в цехе подсобных промыслов все замерло. Наверное, мужики уже закончили свою работу и уселись за последнюю партию в 'Козла' - любимая карточная игра заборщиков.
   - Повар хренов! - сказал я Мишке, - Пол ящика макарон испортили по твоей милости.
   - Да я же их варил раньше... Это так просто: высыпал, значит, их в кипяток... - стал подробно объяснять технологию приготовления макарон оскандалившийся шеф.
   - Ладно, ладно - сказал я, - завтра настоящей поварихе объяснишь, как надо варить. Иди, лучше, унеси этот позор - я кивнул на горелую кучу под плитой - да спрячь, чтобы никто не видел.
   - Это я сейчас - засуетился Михаил. В найденный противень он сгреб всю дрянь с земляного пола. А из кастрюли мы, на всякий случай также вывалили три-четыре кило подозрительных макаронин, чтобы оставался резерв объема. Через пять минут, следы недоразумения были ликвидированы, и можно было продолжать варочный процесс.
   На белом, обветшалом боку плиты имелись какие-то включатели, но указатели давно стерлись.
   - Ничего - сказал Мишка - включаем рубильник, а необходимый режим нагрева плиты отрегулируем эмпирическим путем - путем поворота включателей вправо-влево...
   Подвинули кастрюлю на остывшую конфорку, Мишка дернул вверх ручку на рубильнике. Раздался глухой удар, электроны и атомы, расталкивая друг друга, устремился в плиту под наше варево. Заодно и задрожало под ногами. Видимо, мужики из подсобных промыслов, бросили карты и снова взялись за ум.
   Плита покраснела быстро, макароны забулькали и опять угрожающе двинулись вверх.
   - У-мень-ша-ю наг-рев!- голосом руководителя космических полетов, громко произнес Михаил, и повернул один из включателей на плите на щелчок вправо. Снова раздался глухой удар. Нагрев не уменьшился, но стала нагреваться вторая конфорка, а над рубильником затрепетал легкий синий дымок. Чувствуя неладное, Мишка повернул включатель обратно на щелчок влево. Щелчка не было. Теперь, включатель крутился куда хотел, как пропеллер на игрушечном самолете.
   - Будем регулировать рубильником - уже своим, но, встревоженным голосом, сообщил Михаил, - будем его включать и выключать по мере надобности. В голосе шеф повара прослеживались нотки неуверенности.
   Макароны хлестко булькали по нарастающей, как будто внутри кастрюли сначала взрывались охотничьи патроны 12-го калибра, а затем в ход пошли мелкие орудийные снаряды. Кастрюльные плевки стали доставать потолка, и оттуда свисало уже достаточное количество приклеившихся макаронин, чтобы даже неосведомленный в поварских тонкостях человек мог понять, - здесь постоянные баталии между поваром и жизнью.
   - Выклю-чай! - скомандовал я шеф повару. Мишка рванулся к рубильнику и в замешательстве остановился: ручка с эбонитовым набалдашником, самостоятельно упала из верхнего положения в нижнее. Он схватил рукоятку и с силой дернул ее вверх, но ручка опять беспомощно свалилась. Обе конфорки раскалились до бела, к кастрюле было страшно подходить. За стеной были слышны глухие выкрики работающих ударников-мужиков. Что-то давно и раздражающе звенело.
   - Блин! - заорал Мишка, - контакты, кажется, пригорели. Как теперь выключать-то?
   - А хрен его знает! - крикнул я в ответ. - Снимаем кастрюлю....
   Из кастрюли опять вывалилось три кило макарон вместе с бульоном, и все это начало жариться и трещать на плите. Помещение снова заполнилось густыми клубами ядовитого дыма, какой бывает на пожаре в нефтехранилище. Пока я клюкой пытался отодвинуть кастрюлю на край конфорки, в дым кухни с рёвом ворвалось какое-то существо.
   - Мотат! Мотат! Мотат твою мать! - орало оно сиплым голосом. Инкогнито в фуфайке шарило по стене, пытаясь в дыму обнаружить рубильник. Нашел. Нащупал беспомощную ручку и, аж, взвыл - Зараза Парфеныч, опять жучки понапоставлял!
   С воплем - Мотат ведь, блин ...! мужик вырвался с кухни и куда-то хотел бежать.
   - Стой - рявкнул на него Мишка. Мужик остановился.
   - Чего мотат, где мотат, сколько? - грозно спросил Михаил.
   - Артамоныча мотат твою мать. Хотел бобину поменять, а оно включилось. Теперь мотат - убежденно сказал мужик и с этими словами убежал.
   Кастрюлю я, все-таки, отодвинул. Понимая, что под загадочным выкриком 'мотат твою мать' может скрываться, какая-то особенность русского языка, подразумевающая большую опасность для Артамоныча, мы с Мишкой выскочили на улицу. Из цеха подсобных промыслов доносились невнятные выкрики. Чувствовалась суета, противно и надрывно звенел звонок, предупреждающий мужиков о том, что 40 метров сетки в барабане давно намотано.
   Мы обежали цех, проникли внутрь. Электромоторы исправно работали, огромный каток проволоки разматывался, а там где должна наматываться сетка - намоталось столько, что, всю деревню можно было огородить забором в три слоя. Какой-то мужик в углу, размахивая топором, остервенело рубил двухдюймовую металлическую трубу, внутри которой проходил электрический кабель.
   - Смотри - крикнул мне Мишка и показал на наматывающийся рулон сетки. Изнутри вверх взималась и крутилась вместе с рулоном в изящной позе рука. Поза руки напомнила заключительное выступление чемпиона - фигуриста, который после каскада фигур: тройной аксель - тройной тулуп, подняв вверх, правую руку, исполнял заключительное - тройная юла с двойным загибом. Если бы не скрюченные, прокуренные пальцы и не ногти, под которыми таился кубометр земли, я бы так и понял, что это фигурист.
   Наконец, в углу цеха, где мужик в исступление махал топором, после рёва - Да я тя, мля...! - что то бухнуло, брызнули искры и вырвался дым. Мужик выронил топор и отскочил, машины тут же замерли, и гул прекратился. Перерубил, значит?!
   В цех влетели еще трое работяг, во главе с электромонтером Парфёнычем. Действовали все молча, слаженно и уверено. Мы с Мишкой бросились помогать. Пока один из мужиков специальными ножницами перекусывал проволоку, Парфеныч с надеждой крикнул в Рулон
   - Живой, Артамоныч?!
   Из рулона донесся какой-то кошачий шип.
   - Живой - обрадовался Парфёныч. - Мужики, кладем рулон к дверям, чтобы размотать, значит.
   Навалились, рулон, шипя изнутри, медленно повалился на пол. Мы потихоньку стали его толкать, разматывая, к воротам. Ну, вот, уже и ворота давно позади, уже размотали метров семьдесят, но в нем еще оставалось достаточно много отменного забора. Докатили до косогора на берегу реки, остановились передохнуть. Рулон, наконец, уже стал полупрозрачен. Изнутри показался силуэт Артамоныча в позе фигуриста. Вернее, только правая рука напоминала у него позу фигуриста, левая была прижата к туловищу по стойке 'Смирно'. Все закурили.
   - Живой, значитца, Артамоныч? - уже веселее повторил колхозный электрик, норовясь присесть на рулон
   - Ятеблля, п-ш-ш-ш-ш-ш..- донеслось изнутри.
   - Да что я, виноват, что ли!? - расшифровав как-то слова намотанного и вскочив на ноги, стал оправдываться электрик. - Вы же сами мне все уши прожужжали, - выбивает, выбивает... Вот я поставил, чтобы не выбивало. Откуда мне было знать, что оно пригорит!? Ведь сто раз говорил, не трогайте рубильник на кухне! Не трогайте рубильник на кухне!...
   После этих слов все стали смотреть на нас с Мишкой.
   - Мужики, атас! Председатель едет! - заговорщицки молвил один из сеточников, бросая папиросу.
   Из леса к цеху подсобных промыслов, прыгая на ухабах, мчался председательский УАЗик. Мы с Михаилом не стали дожидаться конца это замечательной истории, и быстрым шагом направились к кухне, где нас дожидался недоваренный ужин. Мужики заволновались, вскочили. Освобожденный рулон покатился вниз к реке. Докатившись до невысокого обрыва, рулон кончился, и размотанный изобретатель Артамоныч с тонким криком: 'Абля-я-яя!', бултыхнулся в тихий Керженец, распугав мелких рыбешек.
   Чем закончилось дело в цехе подсобных промыслов, мы не знаем. Знаем только, что разгневанный председатель очень сильно ругал электрика за жучки, и за то, что оставил всю деревню без света. В гневе он кричал Парфенычу: - Всех коров центральной усадьбы пошлю тебя доить вручную, а недодой вычту из зарплаты ...
   Мы вернулись на кухню, размышляя над странными словами председателя, - про коров и про Парфеныча. Огромная сила 'Казнить нельзя помиловать'.
   Плита уже немного остыла. Макароны все-таки оказались сваренными, хотя и не солеными. Мишка сказал, что это не беда, высыпал в варево с полпачки соли, и вывалил 11 банок тушенки. Для этого часть макарон сверху пришлось также убрать, чтобы освободить место под тушенку. Излишки выкинули в кусты за цех подсобных промыслов, где вороны уже суетились над ранее поджаренным продуктом. Потом, варево мы минут десять размешивали огромным половником. К приезду стройотряда все было готово. Успели даже нарезать хлеб. Правда, не было чая.
   - Вы меня убьете! - возопил Коля - Чай под соснами на закате, - это же золотая романтика, а вы лишили нас этого прекрасного мироощущения, повара фиговы!
   - Коля, - солидно ответствовал Михаил - ты даже не представляешь, - с какими трудностями нам пришлось столкнуться при приготовлении 'макарон по-флотски'?! Понимаешь, тут местный электрик жучки в электрощит поставил, а в цехе подсобных промыслов они пригорели, и в результате, - кухня осталась без электричества. Ты знаешь, как трудно готовить пищу без электричества?...
   Кстати сказать, макароны всем очень даже понравились, и многие приходили за добавкой. Мы добавки не жалели, несмотря на застарелый лозунг, что экономика должна быть экономной. А нас с Мишкой через пару дней даже отметили в районной газете, как искусных поваров, потому что, приехавшая корреспондентка также с удовольствием съела две порции макарон. Когда она нас фотографировала, то долго и мучительно думала - как в фотоснимке отразить нашу тонкую поварскую суть. Выход нашел Мишка. Он сбегал на кухню, принес самый большой половник и два поварских колпака, по расцветке, похожих на маскхалат снайпера.
   - Раньше, он был белым - пробурчал Михаил надевая колпак себе на голову. Второй колпак корреспондентка надела на меня и долго переставляла нас около раздачи, чтобы выбрать наилучший ракурс. Кончилось тем, что Мишка с веселым лицом должен был половником доставать макароны из кастрюли, а я должен был эту кастрюлю держать обеими руками, как будто кастрюля могла сняться и убежать. Так мы на снимке и получились.
   Чай мы все-таки тоже сварили на костре, который оказался на удивление вкусным, с запахом лесного раздолья.
   Следующим утром, завтрак нам привезли из 'Закусочной'. Мишка попробовал отварной рис с котлетой и подливой, и сказал, привлекая внимание завтракающих студенток:
   - По-настоящему кашу готовят не так. Она должна быть более рассыпчатой, а котлеты более сочными. Темнота! - заключил он, характеризуя местных поваров и, запуская ложку в свою тарелку.
   Я выразительно посмотрел на повара.
   - А чего....? Мишка, с откровенным недоумением глядел на меня, сдвинув плечи и, расставив ладони - я сказал что-нибудь не так?! - Скажите, девушки, вчера вам понравились, сваренные мною..., ну, то есть, нами макароны?
   - Оч-ччень! Оч-чень понравились! - ответили девушки, доедая свои котлеты, и восхищенно глядя на нас, - Вы не просто повара, вы прелесть!
   Мишка был счастлив. Впрочем, похвала представительниц прекрасного пола мне тоже пришлась по душе. Было чудесное летнее утро.
   ГАДКИЙ ПЕТУХ
   Еще минут двадцать наш небольшой байдарочный отряд махал веслами, как ветряная мельница крыльями. Миновали какой-то палаточный городок на правом берегу реки. Он был пуст, между палаток лениво бродил лохматый пес.
   Проплыли устье реки Большая Великуша. Вода в этой речке по цвету напоминала крепкое кофе, которое ежеминутно тоннами вливалось и растворялось в лучезарных водах Керженца.
   -Странная река - не преминул сострить Михаил, - этой водой можно заправлять чернильницы.
   Приближался вечер. Где-то в сосновых кронах монотонно куковала кукушка.
   - Кукушка, кукушка, сколько лет мне осталось жить?! - звонко прокричал Саня в сторону леса и, приготовившись считать, оставил весло. Перепуганная кукушка, как будто подавилась горохом и заткнулась. Мы захохотали.
   - Нда-а, эта кукушка не той породы, - раздосадовано сказал Саня. - Гадать не умеет.
   - Зато, нынешние эскулапы гадают будь здоров как. Вычитал я однажды в одном медицинском журнале о разных факторах, влияющих на продолжительность нашей жизни, - поддержал разговор Игорь. - Оказывается, табак в среднем укорачивает жизнь на 15 лет, спиртное - еще пятнадцать долой, стрессы - 7, проживание у оживленных автотрасс - 4 года, неправильное питание - 9, загрязнение атмосферы -4, половое воздержание - 6 ... Итого, только основных факторов три десятка! Я взял ради смеха и суммировал негативные факторы, сопутствующие моему способу существования! За основу взял год своего рождения, приплюсовал реальный, отминусовал негативные факторы и ахнул, - я должен был умереть за год до восшествия на престол царя-батюшки Николая второго в 1893 году!
   - Это тебя половая активность спасает, - весело резюмировал Михаил. - А то бы так и помер, не родившись. Огромная власть любоффи!
   Около деревни с красивым названием Красный Плес причалили к берегу, лодки вытащили на песок.
   - А где петух-то? Раздался Санин вопль.
   И впрямь, привычной петушиной головы из Саниного рюкзака не было видно. Он схватил из своей байдарки рюкзак и бросил его на песок.
   Послышалось недовольное клокотание птицы.
   - Тут, однако!
   Когда натуралист открыл рюкзак и достал взъерошенного петуха, его взору открылась картина страшного разрушения: где сидела птица, - все было перемазано птичьим пометом. А две буханки хлеба, представлявшие весь хлебный базовый запас на сегодняшний вечер, были общипаны со всех сторон, посередине одной виднелась здоровенная пещера, искусно выклеванная Санькиным любимцем.
   - Ах стервец неблагодарный - заорал Саня - я к нему по-человечески, вчера голову не свернул, а он...
   - Сам виноват, почему хлеб в полиэтилен не завернул? - пробурчал Игорь.
   Мы смеялись. Теперь уже было решено петуха засунуть в полиэтиленовый мешок, перевязав верхушку около петушиной шеи, чтобы он не сбежал и не гадил. А если и гадил, то в мешок. Саня вытряхнул содержимое рюкзака на траву. Почти все было заляпано петушиным дерьмом.
   - Ну, дела! - горячился Саня.- Надо же каков негодяй, всего за пол дня наел и нагадил больше чем весил весь рюкзак утром?!
   - Петух не дурак, понимает, что сегодня это его земной последний день, поэтому решил взять от жизни все, что возможно - сказал Вовка.
   Закусывать обгаженным хлебом никто не собирался, и его выбросили рыбам. В наказание, за хлебом в деревенский магазин отправили самого владельца засранца -петуха Саню. Петуха привязали за ногу к лодке. Санька выругался, вывернул наизнанку и выстирал в воде рюкзак, повесил его сушиться на дерево. А сам, надев на мокрые ноги джинсы, полез наверх к домам и скрылся за ближайшим забором.
   Стрелки часов подходили к шести часам вечера. Было жарко и душно, даже у самой воды. Мы дружно нырнули в реку. Она была чистая и прозрачная до дна. Было приятно опустить разгоряченные головы в прохладу воды и шевелить руками, борясь с легким течением. Потом мы развалились на горячем песке и минут двадцать лежали молча.
   - А чего, братья-матросы - вдруг подал голос Вовка, поднявшись над песком - не сообразить ли нам по рюмашке? Пока суд да дело!?
   - Вовка, прав! - подал голос Игорь, растянувшийся на полотенце, и со значением добавил: In Vino Veritas. Так умные люди говаривали.
   - Лежите, алкаши, к Макарьевскому монастырю вы сопьетесь, и мы будем вынуждены вас отправить лечится в дурдом - пригрозил обоим Михаил.
   - Подумаешь- с презрительной усмешкой сказал Вовка, направляясь к воде, - Все великие люди были отчаянными пьяницами, - он запахнулся полотенцем, выставил вперед ногу, встал в позу римлянина..
   - Ну, это Великие, а вы-то с Игорем тут причем? - засмеялся Михаил.
   - Знаешь, Иван, обращаясь ко мне, молвил Мишка - дурдома Вовику с Игорем никак не избежать. Ишь Цезарем себя мнит - кивнул он на моего брата. Кстати, говорят, что от мании величия хорошо помогает слабительное. Ну, а дурдом это просто добрая традиция социалистической страны. А если припомнить, как они с Игорем Памятник солдату ставили, то еще надо думать, куда их обоих справедливее отправить: в дурдом, или в тюрьму -