Страница:
Глава 2 КРИЗИС СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА
Никогда не говори "никогда"... Пресловутая джешчсбондовщина, о которой постоянно забывают именно те, кого это касается...
... - Фак ю, факин чет! Факин беч! А-ха, а-ха... Нет, неискренне. Лживо как-то. Насквозь лживо. Ё...ная тетя, чтоб вы все сдохли в один присест! Чтоб вас разорвало, мыши саблезубые! А-ха... Да, саблезубые мыши - в этом что-то есть. Определенно... В общем, е...ные мыши саблезубые, отродья крысячьи, чтоб вам всем провалиться в п...ду подальше!!! А Верке-сучке - персонально - ногу в люке сломать. Но не сейчас - так сразу не надо. А попозже. После массажа. Пусть перед больничным отработает, неандерпадла злое...учая...
Итак, очень даже привлекательная фемина разгуливала нагишом по пустынному массажному кабинету, сторонне наблюдала через огромное панорамное окно за потрясающе ясным зимним закатом и вяло ругалась. "Филипс", затаившийся в углу, задорно выдавал "Глазищи" хулиганистым голосом Шевчука - отсюда и ассоциативный крен в сторону не совсем обычных мышей.
- Давай, Юрик, еще разок выдадим этим саблезубым, - желчно пробормотала женщина, щелчком пульта возвращая песню на начальную позицию и прибавляя сразу пять делений громкости. - А то окопались тут, значит, Вивальди, Моцартов им подавай, бляди рафинированные! А-а-а-а-а!!! А-а-а-а-а!!! Ре-лак-са-ция-яа-ааа!!! Какая, в п...ду, тут может быть релаксация?! Уф-ф-ф, ненавижу...
Вот за таким славным времяубиением мы и застали с вами прекрасную даму. Только, дорогие мои, прошу вас - ради бога, не судите скоропалительно! Дама не имеет даже какого бы то ни было косвенного отношения к той известной категории воспетых нашим братом обольстительных хищниц, которые опаивают мужиков клофелином, промышляют в отелях и занимаются прочими непотребствами на эротико-криминогенном фронте.
Ирина Викторовна Кочергина - красавица, умница, знатная дама. МГИМО "арабистка", два языка, состояние, муж - преуспевающий бизнесмен, сын подающий большие надежды шестнадцатилетний эрудит. Родители - высшей пробы номенклатура старорежимной закваски, огромные горизонтальные связи в умирающем, но сохранившем определенные позиции доельцинском ареопаге, который некоторое время назад вершил историю, да и сейчас порой не без успеха влияет на новую формацию.
О вышеупомянутых хищницах Ирина Викторовна знала лишь из литературы да салонных сплетен: "...а муж такой-то - тот самый, влиятельный да сильный, большой баловник оказался! В баньке застукали с двумя шлюшками, сняли на камеру и жене показали. А что шлюшки? Вроде бы эта... ммм... как ее? А - солнцевская братва! Точно. Вот эта самая братва и подложила - явно желая скомпрометировать..."
Ирина Викторовна в силу своего положения имела обыкновение бывать в таких местах, где пахнущие нафталином бывшие "первые леди" с нездоровым упоением слушали Вивальди и Моцарта и при этом с удручающе умным видом могли часами рассуждать о том, например, что Моцарт-де, шустрый мальчик, ловко скомпилировал у Вивальди адажио и обозвал его "La crimosa", а наказать его за то некому было, поскольку славный парень Антонио преставился за пятнадцать лет до рождения ветреного гения, а все предки именитого итальянца оказались кончеными ублюдками, и им было как-то недосуг пойти и предъявить копирайт кому следует. А номенклатурные дочери этих бывших "первых леди" с не менее умным видом вздыхали над преемственностью нонешних мужикантов: Филя, мол, такой славненький мальчишечка, такой обаяшка - а вот надо же, перепевает Тараканьи хиты и тем самым как бы обесценивает свой талант...
- А-а-а-а!!! - вот так кричала Ирина Викторовна, придя домой после очередного такого номенклатурного соберунчика, отказаться от участия в котором было невозможно по ряду объективных причин.
- А-а-а-а, леди-бляди!!! Чтоб вы все сдохли, хронопадлы!!! Чтоб вам все ваши табельные катафалки повзрывали в одночасье!
Да, уважаемые, как вы уже поняли, Ирина Викторовна патологически не переносила номенклатурно насущных Вивальди и Моцарта - и не потому вовсе, что совсем уж плохие парни, а ввиду насильственной пихаемости свыше. И, мягко говоря, особой симпатии к кругу лиц, с которыми вынуждена была общаться, также не испытывала. Представляете, что за удовольствие: как минимум пару вечеров в неделю с выражением цитировать "Лузумийят" аль-Маарри, Хамада и Авиценну (хотя по-арабски ни одна идиотка не понимает, зато лестно - как же, сопричастность!), болтать по-английски о модах восьмидесятых годов с выжившими из ума неврастеничками, всю жизнь проторчавшими в Европе ввиду специфического положения вельможных мужей! Или мило улыбаться их дочкам, у которых одна извилина - и то не в силу ошибки матери-природы, а в связи с частым использованием тесноватой теннисной шапочки. Но увы, такова участь знатной дамы, достойной дочери своих родителей, которая вынуждена постоянно подчеркивать принадлежность к особому кругу избранных и заботиться о своем реноме. Хочешь жить, как живешь, - соответствуй.
Для себя же, для души, так сказать, Ирина Викторовна - то ли в пику суровым обстоятельствам, то ли искренне, всерьез, что называется, перлась от Шевчука. А еще ей нравилось грязно ругаться - разумеется, когда никто не слышит и повод есть. А сейчас повод как раз был. Да какой веский!
Повод имел две составляющие. Первая: дурное настроение по причине неизбежности очередного светского раута в папо-мамином загородном доме, который (раут, а не дом - дом Ирина надеялась со временем заполучить в наследство как единственная дочь) заблаговременно навевал на деятельную статс-даму смертную тоску. Соберутся старперы и их благоверные с дауноориентированными чадами, всем угодливо улыбайся и шути респектабельно. Паноптикум социалистических ошибок и заблуждений, посмертный слепок тоталитарного режима, затхлый дух несостоявшихся ленинских идей, псевдоблеск фундаментального образования... Жуть!!!
Вторая составляющая: Верка-массажистка. Дипломированный специалист, незаменимая деталь клубного интерьера, задавала, вредная девчонка... Достала, дрянь такая! Сначала принялась поучать, когда Ирина велела воткнуть в "Филипс" два диска Шевчука. Этаким менторским тоном, сучка, будто барышню-институтку!
- Релаксация никудышная, Ирина Викторовна, - сколько раз я вам говорила! Вы под Шевчука не расслабляетесь окончательно - он вас будоражит, излишняя алертность, знаете ли... Давайте оставим ваши диски - вы же знаете, у меня тут прекрасная подборка трансцендентальных композиций. А если желаете, я вам классику поставлю - есть очень неплохой сборничек: Гайдн, Моцарт, Вивальди...
- Чтобы я по своей воле полтора часа эту дрянь слушала?! - взвилась Ирина, в принципе привыкшая к назойливым сетованиям Верки по поводу использования "неправильной" музыки. - Ставь, к чертям, Шевчука, а то разнесу тебе тут все к чертовой матери!
Этот раунд Ирина с легкостью выиграла: разумеется, Верка подчинилась и поставила что велели - хотя и поджала губки и всем своим видом показала, сколь она не одобряет такого вот неприличного поведения. Но второй ее проступок был просто возмутительным - то ли сердясь на капризную клиентессу, то ли пребывая не в духе, массажистка вроде бы ненароком смахнула на пол хрустальный флакон с фиалковым маслом, принадлежавший Ирине. Вот тут наша дама вспучилась со всей неистовостью уязвленной фурии.
- Да это просто геноцид какой-то!!! - завопила Ирина, не слушая робких увещеваний массажистки, умолявшей воспользоваться другим маслом, которое имелось в избытке и представлено было полутора десятками вполне приличных номинаций. - Диски мои слушать не дают, какую-то дрянь! Масло мое злодейски разбили, а теперь суют-предлагают какую-то дрянь! Эту дрянь, которой всяких жирных Сергеевых да Саркисяних всяких терли! Терли-терли, к черту, этих жирных, отвратительных бабищ, а потом, значит, на мою бархатную кожу намазывать куски их омертвевшего эпидермиса, да?! Покрывать меня их жирными, смердящими бациллами, да?! Да что же это такое?!
- Господи, да не может там быть никаких кусков, Ирина Викторовна! - чуть не плача, защищалась Верка. - Ну откуда там куски? Вы обратите внимание, здесь же клапанная система: давим, капаем на ладонь, обратно уже ничего попасть не может! Да и руки я дезинфицирую после каждого клиента...
- Не знаю! - противным голосом заявила Ирина. - Ничего не знаю! Мотай! Двадцать минут тебе. Драндулет под окнами - бери, так и быть. Через двадцать минут ты должна вернуться с точно таким же флаконом. Не успеешь - ищи себе работу в Сандунах. Будешь там всяких хачиков за стольник массировать, а они тебя будут лапать за жопу: "...Ай, какой красивый дэвущк!!! Давай чибуращка пагладыть будим мал-мал, нага раздвыгать будим, тудым-сюдым..." Давай-давай мотай, чего уставилась? На мне татуировки нет! Я вам тут плачу такие деньги, чтобы всякие растяпы мое масло разбивали и всяко разно мною тут помыкали? Давай - я время засекла!
Вот такая вредина. И знаете, побежала Верка как миленькая. Сейчас мчится на Арбат в Иринином "драндулете" - "Мицубиси-галант" и умоляет шофера Славика, чтобы поторопился. Не дай бог не успеть! Хотя могла бы и поспорить. "Такие деньги" - шесть тысяч баксов в год за членство в клубе - не бог весть какая сумма для такой состоятельной дамы, как Ирина Викторовна. И специалист такой квалификации, как Верка, отнюдь не курьер, чтобы по прихоти клиентессы мотаться за маслом. И в Сандуны, естественно, она наниматься не пойдет, коль скоро выпрут из клуба - найдет себе местечко получше, с руками оторвут такую мастерицу.
В общем, было что сказать Верке, но... не посмела. Потому что все из ближнего окружения прекрасно знают, что представляет собою Кочерга (так за глаза обзывают Ирину недоброжелатели). Одно слово - стерва, каких поискать. Красивая холеная тигрица, капризная, балованная, жестокосердная и своенравная, палец не то что в рот - близко к зубам не подноси, откусит по самый копчик...
Погуляв по кабинету минут пять под нахальные увещевания Шевчука, Ирина слегка остыла и собиралась было чистосердечно раскаяться в дрянном поведении. Надо будет Верку реабилитировать по приезде, какая, к черту, может быть творческая работа с клиентом, когда этак вот гоняют? Еще передаст свои недоброжелательные флюиды во время массажа - потом до следующего сеанса будет дурное настроение. Или вообще сглазит, тогда прыщ на носу вскочит в самый неподходящий момент. А с прыщом - нехорошо. Убого как-то - с прыщом. Мужики глазами не пожирают. Или пожирают, но с подтекстом: "Вдуть бы этой... прыщавой. По самое здрасьте, чтобы прыщ отскочил..." Брр!
- Все мы люди, Верунчик, - благостным голосом произнесла Ирина, остановившись перед огромным зеркалом в полстены, вделанным в бронзовую завитушечную раму, и репетируя покаянное выражение лица. - Да, все мы люди и подвержены вспышкам дурного настроения, обусловленного негативным воздействием среды. В смысле, не дня недели, а окружающей нас действительности. Не сердись на старую дуру за нервный срыв, - будешь в моем возрасте - сама поймешь, что к чему. А флакончик этот я тебе дарю - в компенсацию за моральный ущерб. А на будущее...
Однако закончить репетицию "старой дуре" не дали: тонким предателем заверещал вездесущий мобильник - непременный атрибут светской дамы нашего времени.
- Да чтоб вы все сдохли, жабы суринамские! - без перехода воскликнула Ирина, выдергивая телефон из брошенной на стол сумочки. - Я что - не имею права побыть одна?
Звонил заведующий районным филиалом фирмы "Ира". Президентом фирмы являлся муж Ирины Викторовны - Александр Евгеньевич Кочергин. Заведующий нижайше кланялся и просил повлиять на супруга, чтобы не увольнял некоего Салыкова. Да, безусловно, - скот, каких поискать, частенько манкирует и с запахом на совещание приперся... Но сейчас начало года, парень хоть непоследовательный и непредсказуемый, но - талантливый, очень талантливый, приносит огромную пользу... Короче, завал без этого Салыкова...
- Подготовь обоснование полезности этого самородка, - холодно бросила в трубку Ирина. - Анализ: справа плюсы, слева - минусы. И пришли ко мне через два часа - буду дома. Не самородка - анализ! Если минусов окажется больше - не обессудь. Если анализ будет необъективный, я тебя за то, что время отнял... накажу. Скажу Сашке, что ты на меня маслеными глазенками пялишься и давно хочешь мною обладать. Слюной капаешь от вожделения. Ты меня понял?
- Ап... оуэм... ээээ... - бедолага заведующий с разбегу угодил в техническую "вилку" - и так плохо, и этак дрянь. Зная характер Кочерги, легко предугадать последствия: начнешь уверять, что ничего такого и в мыслях не имел, тут же вскинется - ага, значит, ты меня считаешь ни на что такое негодной старухой и мымрой?! Я уже недостойна того, чтобы меня хотя бы мысленно поимели?! А согласиться, что хочешь обладать, - вообще провал. При очередном припадке меланхолии, чего доброго, действительно скажет мужу - вот будет потеха! А Александр Евгеньевич, между прочим, здоровенный мужик с темпераментом медведя-шатуна и рабоче-крестьянскими манерами - не постесняется самолично заявиться в офис и без предисловий начнет окучивать. Попробуй докажи тогда, что ты совсем не то имел в виду!
- Вот и подумай, стоит этот твой Салыков таких душевных трат или ну его к чертовой матери, - злорадно резюмировала Ирина, не дождавшись вразумительного ответа. - Подумай - время есть...
Да, Ирина Викторовна не ограничивалась ролью домовладелицы и повелительницы обожающего ее мужа, которого она вытащила из самых низов и благодаря своему положению в обществе вылепила из него матерого бизнес-хвата. В силу своей природной любознательности и въедливости она по мере сил вникала в суть функционирования фирмы, правильно видя в этом функционировании залог личного процветания и благополучия своей семьи. А потому подобные обращения со стороны сотрудников фирмы были не редкостью - все знали, что если Кочерга сочтет целесообразным, то обязательно убедит мужа принять правильное решение по тому или иному вопросу.
Минут через пять телефон затрезвонил вновь.
- А-а! Сговорились, что ли? - желчно буркнула Ирина, с отвращением глядя на трубку. - Чтоб вы все...
На этот раз беспокоил муж. Униженно извинялся, что не сможет присутствовать на сегодняшнем званом ужине у родителей. И не потому, что не хочет - напротив, горит желанием, стремится, но... Имеются, видите ли, объективные причины: коммерческий директор везет его знакомить с нужными людьми, которые могут поспособствовать в решении ряда вопросов по районному филиалу. Такие связи в нашем деле очень полезны, так что дома будет поздно...
- Да какие там у тебя могут быть нужные люди? - возмутилась было Ирина, собираясь сурово отчитать супруга и напомнить, что все "связи", способствующие процветанию фирмы, - это ее рук дело, результат многочасового корпения на этих самых идиотских соберунчиках старой номенклатуры и тщательного поддержания ровных отношений с приятелями родителей, чтоб им всем взорваться в одночасье.
- Ну, пожалуйста, мамочка, войди в мое положение! - отчаянно вскричал супруг. - Я уже неделю назад обещал, что буду... Ну и что ж я теперь - слово не сдержу?
- Мне не нравится твое поведение, радость моя, - без особого напора сообщила Ирина, прекрасно понимая, в чем дело. Никаких там нужных людей, естественно, не будет - поужинают в "Праге" и до ночи будут тасоваться у коммерческого в бильярдной. Александр Евгеньевич, талантливый администратор и работяга божьей милостью, был в душе непролазно дремуч, во многих общеобразовательных вопросах невежественен и даже в присутствии своей горячо любимой жены отчаянно робел перед ее потрясающей эрудицией и природной светскостью. А теперь представьте себе, что с ним творилось, когда целый вечер приходилось пребывать в скопище шпарящих на нескольких языках рафинированных особей, помеченных печатью фантастической стервозности и источавших тотальное презрение ко всем остальным слаборазвитым индивидам, не принадлежащим к их кругу! В общем, Александр Евгеньевич панически боялся таких вот раутов и под разными благовидными предлогами старался их избегать.
- Да, по мне, уж лучше неделю уголь разгружать, чем разок к твоим предкам наведаться, - как-то по простоте душевной признался он супруге, когда та спросила о впечатлениях. - Я там - как будто голый. Все смотрят и качают головами: обезьяна - не обезьяна, но осел - однозначно...
- Ладно, прощаю, - сжалилась Ирина. Она не то чтобы потворствовала этому маленькому недостатку супруга - просто заметила, что после таких званых вечеров он как минимум пару дней чувствует себя не в своей тарелке. Замыкается в себе, робеет, начинает отвечать невпопад, с сотрудниками стесняется разговаривать. Переживает свою мнимую ущербность. А для дела это вредно. Мужик - животная капризная и прихотливая, к ней особый подход нужен. Если его систематически и правильно приподнимать над собой, он обязательно взлетит и с распростертыми крыльями будет парить над своими владениями, подмечая орлиным взором каждую деталь и мелочь и с надеждой глядя за край горизонта. Тогда он не даст стервятникам с соседних участков утащить со своей земли ни одного барана и обгадить границу своей территории. А попробуй этого орла поставь в стойло, опусти в его нарочитом самомнении - намекни ему, что он неудачник и ни хрена у него в бизнесе без тебя не получается? Или, когда, распаленный звериной похотью, вышеозначенный орел полезет к тебе вечерком в трусики, брось ему, что у него изо рта пахнет? Вот тут он моментально крылья сложит, клюв на грудь свесит, сядет под кустик и начнет сомневаться в себе, искать причины своей несостоятельности. Потом, чтобы его реабилитировать, понадобится втрое больше времени и усилий - трудновато вновь воспарить на прежнюю высоту, будучи столь резко опущенным, да еще самым близким человеком!
- Прощаю, радость моя, - Ирина вспомнила предыдущий звонок и решила на ходу урегулировать проблему: - Ты приказ по Салыкову подписал уже?
- Вот он, на столе лежит, - с невыразимым облегчением выдохнул Александр Евгеньевич - что там какой-то приказ, когда имеют место такие выдающиеся достижения на личном фронте! - Сейчас подпишу. А что - уже стуканули?
- А ты не торопись пока, - посоветовала Ирина. - Ты разберись как следует.
- Да гад же! - без особой уверенности воскликнул Александр Евгеньевич. Гад еще тот... Волосатик. Галстуки не носит. Опаздывает. Ну, слов нет работник хороший, талантливый... А на совещание приперся с запахом. В девять утра! А я его предупреждал уже два раза...
- Не торопись, радость моя,- повторила Ирина. - Нельзя так сразу - с людьми. Это тебе не дрова рубить. Давай так: я разберусь, завтра тебе скажу свое мнение, тогда уже и решишь, как с ним поступить. Тебе же разницы нет, когда приказ подписать - сейчас или утром... Хорошо?
- Хорошо, - покорно согласился Александр Евгеньевич. - Ты знаешь - в таких вопросах я тебе полностью доверяю.
- Ну и прекрасно. - Ирина прибавила кокетливости в голосе: - Смотри там, у Назаряна, не балуй. Будешь горничную за зад щипать - я тебе устрою. Потом специально у Анжелики поинтересуюсь. Ты меня понял?
- Да чтоб я сдох! - проникновенно воскликнул Александр Евгеньевич. - А потом - с чего ты взяла, что мы у Назаряна будем? Я же сказал, он меня везет к людям... Но в любом случае, кроме тебя...
- Тебе никто не нужен, - лениво закончила Ирина. - В курсе. Но все равно смотри там...
Отпустив мужа, Ирина трубку не положила, а с нездоровым любопытством уставилась на циферблат массивных антикварных часов, величественно возвышавшихся в углу напротив аналогичной эпохи зеркала. Загадала: если на протяжении последующих пяти минут кто-нибудь еще позвонит, значит, вечер будет безнадежно испорчен и на этом тягомотном рауте ничего полезного сделать не удастся. Только время убьет.
По истечении сорока трех секунд с момента отключения телефона запиликал забытый пейджер, похороненный в недрах изящной косметички.
- Фатум, - печально кивнула в зеркало своему отражению Ирина Викторовна, принимая выражение лица Жанны д'Арк, которой неблагодарные англичане внезапно объявили о намерении подвергнуть ее термической обработке.
- Предопределение. Жизнь прожита напрасно, все усилия впустую. Можно идти топиться в джакузи...
Пейджер гневался: "У тебя два часа подряд все занято. Где ты ходишь? Вика..."
- Пять минут, дорогуша, - пробормотала Ирина, набирая знакомый номер. Всего лишь пять минут. Что за плебейская склонность к преувеличениям?
- Смола? - раздался в трубке тонкий голосок, более приличествующий балованной нимфетке, нежели тридцатисемилетней даме весом немногим более центнера. - Ты с кем постоянно болтаешь? У тебя по графику вроде массаж! Алле, Смола, чего молчишь?
- Скорее - Кочерга, - ворчливо поправила Ирина. На этот раз ее побеспокоила лучшая подруга: одноклассница Вика Семина - тоже дочь знатных родителей, состоятельная, удачно пристроенная в свое время замуж, сластена, обжора, эротически озабоченная ласковая дура с широченной русской душой и неизбывной предрасположенностью к промискуитету, во многом обусловленной патологическим бездельем и большими возможностями. Впрочем, насчет промискуитета Вика была не в курсе: она в жизни ничего не читала помимо "Муму" и "Анны Карениной", и то, как говорит классик, до сих пор не могла понять, за что же Герасим свою собачку под паровоз пристроил. Куда Гринпис смотрел, блин? Однако, несмотря на непролазную дремучесть, Вика была любимым человеком Ирины говорю же, душа у нее была широчайшая, в наше время тотального стяжательства и непрерывного поиска выгоды в знакомствах это своего рода раритет, беречь и ценить надобно.
С Викой можно было не церемониться - она понимала подругу с полуслова, спинным мозгом чувствовала все оттенки и нюансы ее умонастроения. А еще она упорно обзывала Ирину Смолой - в девичестве наша дама была Смоленской, согласитесь, куда как более благозвучная фамилия, нежели нонешняя пролетарская...
- Уже семнадцать лет - Кочерга... Чего названиваешь, жиртрест? Делать нечего? Сходи в зал, скинь пару кило!
- Пф-ффф!!! - вяло возмутилась Вика. - Разбежалась! Все бросила и пошла в зал. Хорошего человека должно быть много! Ты "Пышку" Мопассана читала?
- Что-о? - не на шутку удивилась Ирина. - Откуда ты про "Пышку" узнала, деревня? Где это тебя так угораздило?
- У меня теперь Роберт... Ты про Роберта в курсе?
- Это который грузчик из "Московского"? - Ирина никогда не задавалась целью серьезно вникать в очередные перемены на Викиных амурных фронтах. Дело неблагодарное и абсолютно бесперспективное, потому как на фронтах этих царили хаос, анархия и полнейшая разносортица - никакой системы. Единственная константа в этом плане, которой непреклонно придерживалась Викулечка-крохотулечка, - мужланы все, как один, были неимоверно здоровые, отчаянно тупые, невоспитанные и отличались удивительным трудолюбием в постели. Что удивительно - альфонсы Вике пока не попадались. Все ее садуны общались с нею исключительно в силу взаимной симпатии и неудержимой природной потребности - ни о каких вознаграждениях и речи не шло. Ну, разве что ужином накормит после трудовой вахты. Так что были все резоны упоминать хрестоматийную Пьццку - не ввиду схожести ситуации, а в связи с привлекательностью данного женского типа для определенной категории противоположного пола. Однако где Мопассан, а где полуграмотная сладкоежка Вика?!
- Ну ты вспомнила! - опять фыркнула Вика. - Тот Роберт уже давно - тю-тю. Скотина... А этот - танцор из "Айсберга". Красавчик! Стройненький, молоденький, сладенький...
- Нахальный, здоровенный, тупой как валенок и катастрофически переполненный гормонами, - нетерпеливо продолжила Ирина. - Это он тебе про Пышку рассказал? Странно...
- Он умный! - наступательно выпалила Вика. - Сама ты тупая! Он талантливый! Думаешь, я всю жизнь с этими, как ты их называешь... эммм...
- Сперматозаврами, - подсказала Ирина. - Яйценосами. Садунами. Не волнуйся - не всю жизнь ты с ними. У тебя муж - профессор права, доктор юрнаук, один из лучших адвокатов двух столиц. Светило, одним словом.
- В гробу я видала такое светило! - досадливо буркнула Вика и тотчас же сменила тон - будто после бутерброда с хреном отпробовала по ошибке зефира в шоколаде. - А этот Роберт... Он обожает французскую классику. Хочет стать режиссером, ставить эти... постановки какие-то там хореографические. Спектакли типа. Сейчас, правда, у него с деньжатами туговато - не до постановок. Но это временно, это ненадолго. Зато у него много таких же друзей. В смысле, таких же талантливых, этих... эмм... ну, надежды подающих, короче. Вот давеча он ко мне обедать приводил двоих - так они такого мне нарассказывали...
- Ой-е-е! - искренне озаботилась Ирина. - Это что-то новое! Вот это ты угодила, толстуха! Умный, красивый, без денег... И куча таких же друзей? Которых он водит к тебе обедать? 0-хо! А-ха! Ммм-да... Это уже серьезно. Ты напоролась на альфонса, свет очей моих. А это вовсе даже небезопасно - есть целая куча поучительных примеров...
- Педераст, что ли? - заволновалась Вика. - Ты что-нибудь про него знаешь? Так у него вроде все в норме - пашет, как трактор... Ты ничего не перепутала? Еще же "Айс" есть - это там пидармоты тусуются. Айс - это лед значит. По-английски. А это - "Айсберг"! Это же совсем другое, это по-русски - льдина большая...
- Ты у меня просто прелесть! - растроганная столь глубокими познаниями в лингвистике, сообщила Ирина. - Но альфонс - это не совсем то, что ты думаешь, свет очей моих. На этот счет можешь быть спокойна, судя по твоим отзывам, к геям он не имеет никакого отношения. А вот в остальном... Про Пышку, значит, рассказал?
Никогда не говори "никогда"... Пресловутая джешчсбондовщина, о которой постоянно забывают именно те, кого это касается...
... - Фак ю, факин чет! Факин беч! А-ха, а-ха... Нет, неискренне. Лживо как-то. Насквозь лживо. Ё...ная тетя, чтоб вы все сдохли в один присест! Чтоб вас разорвало, мыши саблезубые! А-ха... Да, саблезубые мыши - в этом что-то есть. Определенно... В общем, е...ные мыши саблезубые, отродья крысячьи, чтоб вам всем провалиться в п...ду подальше!!! А Верке-сучке - персонально - ногу в люке сломать. Но не сейчас - так сразу не надо. А попозже. После массажа. Пусть перед больничным отработает, неандерпадла злое...учая...
Итак, очень даже привлекательная фемина разгуливала нагишом по пустынному массажному кабинету, сторонне наблюдала через огромное панорамное окно за потрясающе ясным зимним закатом и вяло ругалась. "Филипс", затаившийся в углу, задорно выдавал "Глазищи" хулиганистым голосом Шевчука - отсюда и ассоциативный крен в сторону не совсем обычных мышей.
- Давай, Юрик, еще разок выдадим этим саблезубым, - желчно пробормотала женщина, щелчком пульта возвращая песню на начальную позицию и прибавляя сразу пять делений громкости. - А то окопались тут, значит, Вивальди, Моцартов им подавай, бляди рафинированные! А-а-а-а-а!!! А-а-а-а-а!!! Ре-лак-са-ция-яа-ааа!!! Какая, в п...ду, тут может быть релаксация?! Уф-ф-ф, ненавижу...
Вот за таким славным времяубиением мы и застали с вами прекрасную даму. Только, дорогие мои, прошу вас - ради бога, не судите скоропалительно! Дама не имеет даже какого бы то ни было косвенного отношения к той известной категории воспетых нашим братом обольстительных хищниц, которые опаивают мужиков клофелином, промышляют в отелях и занимаются прочими непотребствами на эротико-криминогенном фронте.
Ирина Викторовна Кочергина - красавица, умница, знатная дама. МГИМО "арабистка", два языка, состояние, муж - преуспевающий бизнесмен, сын подающий большие надежды шестнадцатилетний эрудит. Родители - высшей пробы номенклатура старорежимной закваски, огромные горизонтальные связи в умирающем, но сохранившем определенные позиции доельцинском ареопаге, который некоторое время назад вершил историю, да и сейчас порой не без успеха влияет на новую формацию.
О вышеупомянутых хищницах Ирина Викторовна знала лишь из литературы да салонных сплетен: "...а муж такой-то - тот самый, влиятельный да сильный, большой баловник оказался! В баньке застукали с двумя шлюшками, сняли на камеру и жене показали. А что шлюшки? Вроде бы эта... ммм... как ее? А - солнцевская братва! Точно. Вот эта самая братва и подложила - явно желая скомпрометировать..."
Ирина Викторовна в силу своего положения имела обыкновение бывать в таких местах, где пахнущие нафталином бывшие "первые леди" с нездоровым упоением слушали Вивальди и Моцарта и при этом с удручающе умным видом могли часами рассуждать о том, например, что Моцарт-де, шустрый мальчик, ловко скомпилировал у Вивальди адажио и обозвал его "La crimosa", а наказать его за то некому было, поскольку славный парень Антонио преставился за пятнадцать лет до рождения ветреного гения, а все предки именитого итальянца оказались кончеными ублюдками, и им было как-то недосуг пойти и предъявить копирайт кому следует. А номенклатурные дочери этих бывших "первых леди" с не менее умным видом вздыхали над преемственностью нонешних мужикантов: Филя, мол, такой славненький мальчишечка, такой обаяшка - а вот надо же, перепевает Тараканьи хиты и тем самым как бы обесценивает свой талант...
- А-а-а-а!!! - вот так кричала Ирина Викторовна, придя домой после очередного такого номенклатурного соберунчика, отказаться от участия в котором было невозможно по ряду объективных причин.
- А-а-а-а, леди-бляди!!! Чтоб вы все сдохли, хронопадлы!!! Чтоб вам все ваши табельные катафалки повзрывали в одночасье!
Да, уважаемые, как вы уже поняли, Ирина Викторовна патологически не переносила номенклатурно насущных Вивальди и Моцарта - и не потому вовсе, что совсем уж плохие парни, а ввиду насильственной пихаемости свыше. И, мягко говоря, особой симпатии к кругу лиц, с которыми вынуждена была общаться, также не испытывала. Представляете, что за удовольствие: как минимум пару вечеров в неделю с выражением цитировать "Лузумийят" аль-Маарри, Хамада и Авиценну (хотя по-арабски ни одна идиотка не понимает, зато лестно - как же, сопричастность!), болтать по-английски о модах восьмидесятых годов с выжившими из ума неврастеничками, всю жизнь проторчавшими в Европе ввиду специфического положения вельможных мужей! Или мило улыбаться их дочкам, у которых одна извилина - и то не в силу ошибки матери-природы, а в связи с частым использованием тесноватой теннисной шапочки. Но увы, такова участь знатной дамы, достойной дочери своих родителей, которая вынуждена постоянно подчеркивать принадлежность к особому кругу избранных и заботиться о своем реноме. Хочешь жить, как живешь, - соответствуй.
Для себя же, для души, так сказать, Ирина Викторовна - то ли в пику суровым обстоятельствам, то ли искренне, всерьез, что называется, перлась от Шевчука. А еще ей нравилось грязно ругаться - разумеется, когда никто не слышит и повод есть. А сейчас повод как раз был. Да какой веский!
Повод имел две составляющие. Первая: дурное настроение по причине неизбежности очередного светского раута в папо-мамином загородном доме, который (раут, а не дом - дом Ирина надеялась со временем заполучить в наследство как единственная дочь) заблаговременно навевал на деятельную статс-даму смертную тоску. Соберутся старперы и их благоверные с дауноориентированными чадами, всем угодливо улыбайся и шути респектабельно. Паноптикум социалистических ошибок и заблуждений, посмертный слепок тоталитарного режима, затхлый дух несостоявшихся ленинских идей, псевдоблеск фундаментального образования... Жуть!!!
Вторая составляющая: Верка-массажистка. Дипломированный специалист, незаменимая деталь клубного интерьера, задавала, вредная девчонка... Достала, дрянь такая! Сначала принялась поучать, когда Ирина велела воткнуть в "Филипс" два диска Шевчука. Этаким менторским тоном, сучка, будто барышню-институтку!
- Релаксация никудышная, Ирина Викторовна, - сколько раз я вам говорила! Вы под Шевчука не расслабляетесь окончательно - он вас будоражит, излишняя алертность, знаете ли... Давайте оставим ваши диски - вы же знаете, у меня тут прекрасная подборка трансцендентальных композиций. А если желаете, я вам классику поставлю - есть очень неплохой сборничек: Гайдн, Моцарт, Вивальди...
- Чтобы я по своей воле полтора часа эту дрянь слушала?! - взвилась Ирина, в принципе привыкшая к назойливым сетованиям Верки по поводу использования "неправильной" музыки. - Ставь, к чертям, Шевчука, а то разнесу тебе тут все к чертовой матери!
Этот раунд Ирина с легкостью выиграла: разумеется, Верка подчинилась и поставила что велели - хотя и поджала губки и всем своим видом показала, сколь она не одобряет такого вот неприличного поведения. Но второй ее проступок был просто возмутительным - то ли сердясь на капризную клиентессу, то ли пребывая не в духе, массажистка вроде бы ненароком смахнула на пол хрустальный флакон с фиалковым маслом, принадлежавший Ирине. Вот тут наша дама вспучилась со всей неистовостью уязвленной фурии.
- Да это просто геноцид какой-то!!! - завопила Ирина, не слушая робких увещеваний массажистки, умолявшей воспользоваться другим маслом, которое имелось в избытке и представлено было полутора десятками вполне приличных номинаций. - Диски мои слушать не дают, какую-то дрянь! Масло мое злодейски разбили, а теперь суют-предлагают какую-то дрянь! Эту дрянь, которой всяких жирных Сергеевых да Саркисяних всяких терли! Терли-терли, к черту, этих жирных, отвратительных бабищ, а потом, значит, на мою бархатную кожу намазывать куски их омертвевшего эпидермиса, да?! Покрывать меня их жирными, смердящими бациллами, да?! Да что же это такое?!
- Господи, да не может там быть никаких кусков, Ирина Викторовна! - чуть не плача, защищалась Верка. - Ну откуда там куски? Вы обратите внимание, здесь же клапанная система: давим, капаем на ладонь, обратно уже ничего попасть не может! Да и руки я дезинфицирую после каждого клиента...
- Не знаю! - противным голосом заявила Ирина. - Ничего не знаю! Мотай! Двадцать минут тебе. Драндулет под окнами - бери, так и быть. Через двадцать минут ты должна вернуться с точно таким же флаконом. Не успеешь - ищи себе работу в Сандунах. Будешь там всяких хачиков за стольник массировать, а они тебя будут лапать за жопу: "...Ай, какой красивый дэвущк!!! Давай чибуращка пагладыть будим мал-мал, нага раздвыгать будим, тудым-сюдым..." Давай-давай мотай, чего уставилась? На мне татуировки нет! Я вам тут плачу такие деньги, чтобы всякие растяпы мое масло разбивали и всяко разно мною тут помыкали? Давай - я время засекла!
Вот такая вредина. И знаете, побежала Верка как миленькая. Сейчас мчится на Арбат в Иринином "драндулете" - "Мицубиси-галант" и умоляет шофера Славика, чтобы поторопился. Не дай бог не успеть! Хотя могла бы и поспорить. "Такие деньги" - шесть тысяч баксов в год за членство в клубе - не бог весть какая сумма для такой состоятельной дамы, как Ирина Викторовна. И специалист такой квалификации, как Верка, отнюдь не курьер, чтобы по прихоти клиентессы мотаться за маслом. И в Сандуны, естественно, она наниматься не пойдет, коль скоро выпрут из клуба - найдет себе местечко получше, с руками оторвут такую мастерицу.
В общем, было что сказать Верке, но... не посмела. Потому что все из ближнего окружения прекрасно знают, что представляет собою Кочерга (так за глаза обзывают Ирину недоброжелатели). Одно слово - стерва, каких поискать. Красивая холеная тигрица, капризная, балованная, жестокосердная и своенравная, палец не то что в рот - близко к зубам не подноси, откусит по самый копчик...
Погуляв по кабинету минут пять под нахальные увещевания Шевчука, Ирина слегка остыла и собиралась было чистосердечно раскаяться в дрянном поведении. Надо будет Верку реабилитировать по приезде, какая, к черту, может быть творческая работа с клиентом, когда этак вот гоняют? Еще передаст свои недоброжелательные флюиды во время массажа - потом до следующего сеанса будет дурное настроение. Или вообще сглазит, тогда прыщ на носу вскочит в самый неподходящий момент. А с прыщом - нехорошо. Убого как-то - с прыщом. Мужики глазами не пожирают. Или пожирают, но с подтекстом: "Вдуть бы этой... прыщавой. По самое здрасьте, чтобы прыщ отскочил..." Брр!
- Все мы люди, Верунчик, - благостным голосом произнесла Ирина, остановившись перед огромным зеркалом в полстены, вделанным в бронзовую завитушечную раму, и репетируя покаянное выражение лица. - Да, все мы люди и подвержены вспышкам дурного настроения, обусловленного негативным воздействием среды. В смысле, не дня недели, а окружающей нас действительности. Не сердись на старую дуру за нервный срыв, - будешь в моем возрасте - сама поймешь, что к чему. А флакончик этот я тебе дарю - в компенсацию за моральный ущерб. А на будущее...
Однако закончить репетицию "старой дуре" не дали: тонким предателем заверещал вездесущий мобильник - непременный атрибут светской дамы нашего времени.
- Да чтоб вы все сдохли, жабы суринамские! - без перехода воскликнула Ирина, выдергивая телефон из брошенной на стол сумочки. - Я что - не имею права побыть одна?
Звонил заведующий районным филиалом фирмы "Ира". Президентом фирмы являлся муж Ирины Викторовны - Александр Евгеньевич Кочергин. Заведующий нижайше кланялся и просил повлиять на супруга, чтобы не увольнял некоего Салыкова. Да, безусловно, - скот, каких поискать, частенько манкирует и с запахом на совещание приперся... Но сейчас начало года, парень хоть непоследовательный и непредсказуемый, но - талантливый, очень талантливый, приносит огромную пользу... Короче, завал без этого Салыкова...
- Подготовь обоснование полезности этого самородка, - холодно бросила в трубку Ирина. - Анализ: справа плюсы, слева - минусы. И пришли ко мне через два часа - буду дома. Не самородка - анализ! Если минусов окажется больше - не обессудь. Если анализ будет необъективный, я тебя за то, что время отнял... накажу. Скажу Сашке, что ты на меня маслеными глазенками пялишься и давно хочешь мною обладать. Слюной капаешь от вожделения. Ты меня понял?
- Ап... оуэм... ээээ... - бедолага заведующий с разбегу угодил в техническую "вилку" - и так плохо, и этак дрянь. Зная характер Кочерги, легко предугадать последствия: начнешь уверять, что ничего такого и в мыслях не имел, тут же вскинется - ага, значит, ты меня считаешь ни на что такое негодной старухой и мымрой?! Я уже недостойна того, чтобы меня хотя бы мысленно поимели?! А согласиться, что хочешь обладать, - вообще провал. При очередном припадке меланхолии, чего доброго, действительно скажет мужу - вот будет потеха! А Александр Евгеньевич, между прочим, здоровенный мужик с темпераментом медведя-шатуна и рабоче-крестьянскими манерами - не постесняется самолично заявиться в офис и без предисловий начнет окучивать. Попробуй докажи тогда, что ты совсем не то имел в виду!
- Вот и подумай, стоит этот твой Салыков таких душевных трат или ну его к чертовой матери, - злорадно резюмировала Ирина, не дождавшись вразумительного ответа. - Подумай - время есть...
Да, Ирина Викторовна не ограничивалась ролью домовладелицы и повелительницы обожающего ее мужа, которого она вытащила из самых низов и благодаря своему положению в обществе вылепила из него матерого бизнес-хвата. В силу своей природной любознательности и въедливости она по мере сил вникала в суть функционирования фирмы, правильно видя в этом функционировании залог личного процветания и благополучия своей семьи. А потому подобные обращения со стороны сотрудников фирмы были не редкостью - все знали, что если Кочерга сочтет целесообразным, то обязательно убедит мужа принять правильное решение по тому или иному вопросу.
Минут через пять телефон затрезвонил вновь.
- А-а! Сговорились, что ли? - желчно буркнула Ирина, с отвращением глядя на трубку. - Чтоб вы все...
На этот раз беспокоил муж. Униженно извинялся, что не сможет присутствовать на сегодняшнем званом ужине у родителей. И не потому, что не хочет - напротив, горит желанием, стремится, но... Имеются, видите ли, объективные причины: коммерческий директор везет его знакомить с нужными людьми, которые могут поспособствовать в решении ряда вопросов по районному филиалу. Такие связи в нашем деле очень полезны, так что дома будет поздно...
- Да какие там у тебя могут быть нужные люди? - возмутилась было Ирина, собираясь сурово отчитать супруга и напомнить, что все "связи", способствующие процветанию фирмы, - это ее рук дело, результат многочасового корпения на этих самых идиотских соберунчиках старой номенклатуры и тщательного поддержания ровных отношений с приятелями родителей, чтоб им всем взорваться в одночасье.
- Ну, пожалуйста, мамочка, войди в мое положение! - отчаянно вскричал супруг. - Я уже неделю назад обещал, что буду... Ну и что ж я теперь - слово не сдержу?
- Мне не нравится твое поведение, радость моя, - без особого напора сообщила Ирина, прекрасно понимая, в чем дело. Никаких там нужных людей, естественно, не будет - поужинают в "Праге" и до ночи будут тасоваться у коммерческого в бильярдной. Александр Евгеньевич, талантливый администратор и работяга божьей милостью, был в душе непролазно дремуч, во многих общеобразовательных вопросах невежественен и даже в присутствии своей горячо любимой жены отчаянно робел перед ее потрясающей эрудицией и природной светскостью. А теперь представьте себе, что с ним творилось, когда целый вечер приходилось пребывать в скопище шпарящих на нескольких языках рафинированных особей, помеченных печатью фантастической стервозности и источавших тотальное презрение ко всем остальным слаборазвитым индивидам, не принадлежащим к их кругу! В общем, Александр Евгеньевич панически боялся таких вот раутов и под разными благовидными предлогами старался их избегать.
- Да, по мне, уж лучше неделю уголь разгружать, чем разок к твоим предкам наведаться, - как-то по простоте душевной признался он супруге, когда та спросила о впечатлениях. - Я там - как будто голый. Все смотрят и качают головами: обезьяна - не обезьяна, но осел - однозначно...
- Ладно, прощаю, - сжалилась Ирина. Она не то чтобы потворствовала этому маленькому недостатку супруга - просто заметила, что после таких званых вечеров он как минимум пару дней чувствует себя не в своей тарелке. Замыкается в себе, робеет, начинает отвечать невпопад, с сотрудниками стесняется разговаривать. Переживает свою мнимую ущербность. А для дела это вредно. Мужик - животная капризная и прихотливая, к ней особый подход нужен. Если его систематически и правильно приподнимать над собой, он обязательно взлетит и с распростертыми крыльями будет парить над своими владениями, подмечая орлиным взором каждую деталь и мелочь и с надеждой глядя за край горизонта. Тогда он не даст стервятникам с соседних участков утащить со своей земли ни одного барана и обгадить границу своей территории. А попробуй этого орла поставь в стойло, опусти в его нарочитом самомнении - намекни ему, что он неудачник и ни хрена у него в бизнесе без тебя не получается? Или, когда, распаленный звериной похотью, вышеозначенный орел полезет к тебе вечерком в трусики, брось ему, что у него изо рта пахнет? Вот тут он моментально крылья сложит, клюв на грудь свесит, сядет под кустик и начнет сомневаться в себе, искать причины своей несостоятельности. Потом, чтобы его реабилитировать, понадобится втрое больше времени и усилий - трудновато вновь воспарить на прежнюю высоту, будучи столь резко опущенным, да еще самым близким человеком!
- Прощаю, радость моя, - Ирина вспомнила предыдущий звонок и решила на ходу урегулировать проблему: - Ты приказ по Салыкову подписал уже?
- Вот он, на столе лежит, - с невыразимым облегчением выдохнул Александр Евгеньевич - что там какой-то приказ, когда имеют место такие выдающиеся достижения на личном фронте! - Сейчас подпишу. А что - уже стуканули?
- А ты не торопись пока, - посоветовала Ирина. - Ты разберись как следует.
- Да гад же! - без особой уверенности воскликнул Александр Евгеньевич. Гад еще тот... Волосатик. Галстуки не носит. Опаздывает. Ну, слов нет работник хороший, талантливый... А на совещание приперся с запахом. В девять утра! А я его предупреждал уже два раза...
- Не торопись, радость моя,- повторила Ирина. - Нельзя так сразу - с людьми. Это тебе не дрова рубить. Давай так: я разберусь, завтра тебе скажу свое мнение, тогда уже и решишь, как с ним поступить. Тебе же разницы нет, когда приказ подписать - сейчас или утром... Хорошо?
- Хорошо, - покорно согласился Александр Евгеньевич. - Ты знаешь - в таких вопросах я тебе полностью доверяю.
- Ну и прекрасно. - Ирина прибавила кокетливости в голосе: - Смотри там, у Назаряна, не балуй. Будешь горничную за зад щипать - я тебе устрою. Потом специально у Анжелики поинтересуюсь. Ты меня понял?
- Да чтоб я сдох! - проникновенно воскликнул Александр Евгеньевич. - А потом - с чего ты взяла, что мы у Назаряна будем? Я же сказал, он меня везет к людям... Но в любом случае, кроме тебя...
- Тебе никто не нужен, - лениво закончила Ирина. - В курсе. Но все равно смотри там...
Отпустив мужа, Ирина трубку не положила, а с нездоровым любопытством уставилась на циферблат массивных антикварных часов, величественно возвышавшихся в углу напротив аналогичной эпохи зеркала. Загадала: если на протяжении последующих пяти минут кто-нибудь еще позвонит, значит, вечер будет безнадежно испорчен и на этом тягомотном рауте ничего полезного сделать не удастся. Только время убьет.
По истечении сорока трех секунд с момента отключения телефона запиликал забытый пейджер, похороненный в недрах изящной косметички.
- Фатум, - печально кивнула в зеркало своему отражению Ирина Викторовна, принимая выражение лица Жанны д'Арк, которой неблагодарные англичане внезапно объявили о намерении подвергнуть ее термической обработке.
- Предопределение. Жизнь прожита напрасно, все усилия впустую. Можно идти топиться в джакузи...
Пейджер гневался: "У тебя два часа подряд все занято. Где ты ходишь? Вика..."
- Пять минут, дорогуша, - пробормотала Ирина, набирая знакомый номер. Всего лишь пять минут. Что за плебейская склонность к преувеличениям?
- Смола? - раздался в трубке тонкий голосок, более приличествующий балованной нимфетке, нежели тридцатисемилетней даме весом немногим более центнера. - Ты с кем постоянно болтаешь? У тебя по графику вроде массаж! Алле, Смола, чего молчишь?
- Скорее - Кочерга, - ворчливо поправила Ирина. На этот раз ее побеспокоила лучшая подруга: одноклассница Вика Семина - тоже дочь знатных родителей, состоятельная, удачно пристроенная в свое время замуж, сластена, обжора, эротически озабоченная ласковая дура с широченной русской душой и неизбывной предрасположенностью к промискуитету, во многом обусловленной патологическим бездельем и большими возможностями. Впрочем, насчет промискуитета Вика была не в курсе: она в жизни ничего не читала помимо "Муму" и "Анны Карениной", и то, как говорит классик, до сих пор не могла понять, за что же Герасим свою собачку под паровоз пристроил. Куда Гринпис смотрел, блин? Однако, несмотря на непролазную дремучесть, Вика была любимым человеком Ирины говорю же, душа у нее была широчайшая, в наше время тотального стяжательства и непрерывного поиска выгоды в знакомствах это своего рода раритет, беречь и ценить надобно.
С Викой можно было не церемониться - она понимала подругу с полуслова, спинным мозгом чувствовала все оттенки и нюансы ее умонастроения. А еще она упорно обзывала Ирину Смолой - в девичестве наша дама была Смоленской, согласитесь, куда как более благозвучная фамилия, нежели нонешняя пролетарская...
- Уже семнадцать лет - Кочерга... Чего названиваешь, жиртрест? Делать нечего? Сходи в зал, скинь пару кило!
- Пф-ффф!!! - вяло возмутилась Вика. - Разбежалась! Все бросила и пошла в зал. Хорошего человека должно быть много! Ты "Пышку" Мопассана читала?
- Что-о? - не на шутку удивилась Ирина. - Откуда ты про "Пышку" узнала, деревня? Где это тебя так угораздило?
- У меня теперь Роберт... Ты про Роберта в курсе?
- Это который грузчик из "Московского"? - Ирина никогда не задавалась целью серьезно вникать в очередные перемены на Викиных амурных фронтах. Дело неблагодарное и абсолютно бесперспективное, потому как на фронтах этих царили хаос, анархия и полнейшая разносортица - никакой системы. Единственная константа в этом плане, которой непреклонно придерживалась Викулечка-крохотулечка, - мужланы все, как один, были неимоверно здоровые, отчаянно тупые, невоспитанные и отличались удивительным трудолюбием в постели. Что удивительно - альфонсы Вике пока не попадались. Все ее садуны общались с нею исключительно в силу взаимной симпатии и неудержимой природной потребности - ни о каких вознаграждениях и речи не шло. Ну, разве что ужином накормит после трудовой вахты. Так что были все резоны упоминать хрестоматийную Пьццку - не ввиду схожести ситуации, а в связи с привлекательностью данного женского типа для определенной категории противоположного пола. Однако где Мопассан, а где полуграмотная сладкоежка Вика?!
- Ну ты вспомнила! - опять фыркнула Вика. - Тот Роберт уже давно - тю-тю. Скотина... А этот - танцор из "Айсберга". Красавчик! Стройненький, молоденький, сладенький...
- Нахальный, здоровенный, тупой как валенок и катастрофически переполненный гормонами, - нетерпеливо продолжила Ирина. - Это он тебе про Пышку рассказал? Странно...
- Он умный! - наступательно выпалила Вика. - Сама ты тупая! Он талантливый! Думаешь, я всю жизнь с этими, как ты их называешь... эммм...
- Сперматозаврами, - подсказала Ирина. - Яйценосами. Садунами. Не волнуйся - не всю жизнь ты с ними. У тебя муж - профессор права, доктор юрнаук, один из лучших адвокатов двух столиц. Светило, одним словом.
- В гробу я видала такое светило! - досадливо буркнула Вика и тотчас же сменила тон - будто после бутерброда с хреном отпробовала по ошибке зефира в шоколаде. - А этот Роберт... Он обожает французскую классику. Хочет стать режиссером, ставить эти... постановки какие-то там хореографические. Спектакли типа. Сейчас, правда, у него с деньжатами туговато - не до постановок. Но это временно, это ненадолго. Зато у него много таких же друзей. В смысле, таких же талантливых, этих... эмм... ну, надежды подающих, короче. Вот давеча он ко мне обедать приводил двоих - так они такого мне нарассказывали...
- Ой-е-е! - искренне озаботилась Ирина. - Это что-то новое! Вот это ты угодила, толстуха! Умный, красивый, без денег... И куча таких же друзей? Которых он водит к тебе обедать? 0-хо! А-ха! Ммм-да... Это уже серьезно. Ты напоролась на альфонса, свет очей моих. А это вовсе даже небезопасно - есть целая куча поучительных примеров...
- Педераст, что ли? - заволновалась Вика. - Ты что-нибудь про него знаешь? Так у него вроде все в норме - пашет, как трактор... Ты ничего не перепутала? Еще же "Айс" есть - это там пидармоты тусуются. Айс - это лед значит. По-английски. А это - "Айсберг"! Это же совсем другое, это по-русски - льдина большая...
- Ты у меня просто прелесть! - растроганная столь глубокими познаниями в лингвистике, сообщила Ирина. - Но альфонс - это не совсем то, что ты думаешь, свет очей моих. На этот счет можешь быть спокойна, судя по твоим отзывам, к геям он не имеет никакого отношения. А вот в остальном... Про Пышку, значит, рассказал?