Страница:
– Вот у меня хороший знакомый есть, – похвастался Шапи, – Вайд из Хакана. Очень нужный парень – без него, как без рук. Недалеко от Хакана стоит филиал Олмавирской нефтебазы – несколько бочек. Когда федералы заходили, этот филиал слегка раскурочили. Ну, кому надо, метнулись туда-сюда, крутанулись и списали его – будто бы совсем уничтожили. Приставили туда Вайда – и вот несуществующий филиал вовсю пашет. Как думаешь, зачем у Вайда дома спутниковая связь, э? – хитро прищуривается Шапи. – Не знаешь? А вот зачем. Звонит Вайд товарищу, куда надо, и говорит: «Нужно 120 тонн семьдесят шестого, давай, пусти сегодня в два часа ночи…» И вот в два часа ночи бензин пошел себе спокойненько, да в бочечку наполняется. Топливопровод-то целехонький. Его Ваидовы люди охраняют, ежесуточно аварийная бригада работает, пробоины латает. Или, к примеру, приехали ингушата. Говорят: «Дай, Вайд, соляры по 500 рэ за килограмм». – «Сколько надо?» – спрашивает Вайд. «А, тонн пятьдесят, – говорят ингуши. – Даешь?» – «Даю», – отвечает Вайд и тут же едет на блок-пост, что на ингушском перевале стоит, толкует с начальником: «Сегодня в час ночи мимо тебя двенадцать горючевозов проскочат, а через три часа – обратно. Оружия там нет. бандитов нет, взрывчатки тоже нет, я отвечаю. Вот бабки».
И все! Колонна через перевал – шмыг, заправилась, обратно – шмыг, и все – не было в природе 50 тонн соляры! И так – каждую ночь. Бабки пополам – половину себе, половину кому-то в России, а может, и не половину, кто знает… Сколько таких липовых филиалов, э? – весело подмигивает Шапи. – Ты поди, посчитай!
Да, возразить нечего, молодцы чеченские умельцы! Все-то они могут, все знают, всех подряд перехитрили, предвосхитили и купили. Война для них – праздник бизнеса, апогей коммерции…
Есть целая армия, заслуживающая более внимательного рассмотрения: «мирные боевики», т.е. мирные жители, работающие на «духов». Это обычные селяне, а зачастую и несовершеннолетние подростки, на вид бесшабашные и озорные. Эти подростки частенько отираются около блок-постов и застав – клянчат патроны и тушенку, а взамен обещают привести солдатам на полчасика соседскую девчонку Аленку, у которой отца с матерью расстреляли бандиты, а осталась лишь бабка беззубая-немощная – тринадцатилетняя Аленка эту бабку кормит посредством сдачи в аренду своего девичьего тела: это в Чечне система, порождение военной поры.
Так вот – у «духов» денег много. Пока есть деньги, война будет идти полным ходом – боевикам вовсе не обязательно ежечасно рисковать своими мускулистыми задами и постоянно проявлять активность на театре военных действий. Достаточно пару раз в год организовать крупные вылазки с шумом и множеством трупов и три-четыре раза подстеречь солидные колонны да расстрелять их в упор. А потом пожинать славу на неприступных базах в горах – на равнине есть кому работать. За хорошее вознаграждение селяне оказывают «духам» множество всяческих услуг. Например, ставят по заказу мины на участках дорог, по которым пролегают маршруты движения войсковых колонн; ведут разведку месторасположения и перемещения федеральных войск, подсчитывают численность личного состава и количество боевой техники, фиксируют систему и регламент повседневной жизнедеятельности и так далее. Могут даже неприцельно из миномета стрельнуть и тут же смыться. Или между делом схорониться где-нибудь в хорошем месте с заранее подготовленными путями отхода вдвоем-втроем да лупануть из «мух» по какой-нибудь колонне. Разумеется, в том месте потом будут работать все, кому не лень: спецназ, артиллерия, авиация. Пройдет информация, что это «духи» – целый отряд стволов этак в тридцать, которых, естественно, половину уложили, а остальные в панике рассеялись в лесу, унося на себе убитых, раненых и их оружие. Вот только три футляра от «мух» остались – и ничего более… А боевики тем временем действительно вылезут там, где их не ждут, и пальнут уже серьезно.
Так-то, с шутками и прибаутками работают на «духов» мирные селяне и чеченские пацаны. И будут работать столько, сколько надо – пока у сепаратистов есть деньжата.
Чеченская общественность на такие шалости смотрит сквозь пальцы. Разумеется, непосредственно возле своего села ставить мины и баловаться из гранатометов никто не даст. После таких шуток всегда следует очень предсказуемая и планомерная реакция федералов.
– Чеченский народ – мудрый народ, – высказался Шапи по этому поводу. – Зачем гадить возле своего двора? Вонять же будет…
Все же остальное, что делается вне пределов села, чеченской общественности не касается, будь она трижды справедливой и мудрой. Федералы – это неверные, которые топчут чеченскую землю, пришельцы-враги. «Духи» борются с федералами, они народные герои, а помогать народным героям, даже и за деньги, – это хорошо, это Аллах благословил. Это – краеугольный камень жизненной позиции каждого чеченца, если хотите – это идеология чеченской войны.
– Вот отсюда следовало бы плясать всем этим государственным деятелям, которые здесь хотят добиться чего-то хорошего военным присутствием, – мудро заявил Шапи по этому поводу.
Каким-то цивилизованным способом бороться с тотальной работой мирного населения Чечни на «духов» абсолютно невозможно. С чеченским народом вообще невозможно бороться цивилизованными способами. Уже пробовали неоднократно – ни хрена не получилось. Вот я, например, разок попробовал действовать их методой, когда обстоятельства загнали в угол, – и все вышло тип-топ. Но меня почему-то не покидает какое-то подспудное чувство, что в тот раз я слегка погорячился и за это еще когда-нибудь отвечу…
Судя по всему, «духи» лучше платят своим осведомителям, чем МВД – агентам. В этом вопросе с Шапи нельзя не согласиться. Я, например, не помню случая, чтобы в штаб группировки позвонил кто-либо из МВД Чечни и сообщил о готовящейся боевиками операции или о намеченном террористическом акте. Не было такого. Вся информация подобного рода поступает в штаб группировки от фээсбэшников, разведки и спецназа. Других способов ее получения в Чечне не существует.
Так называемые «агенты» никогда и никому не заложат своих соплеменников. Это будет расценено как предательство. К предателям у горцев отношение однозначное: сам ренегат может рассчитывать лишь на мучительную смерть, а на его род моментально ляжет позорное пятно. А потому огромная армия, состоящая из мирных селян, как совершеннолетних, так и не очень, может без страха за свою шкуру продолжать творчески работать на «духов»…
Тем временем Шапи и подключившиеся к нему кунаки продолжали дискуссию об ухищрениях мирного местного населения при добывании хлеба насущного.
В разговоре выяснилось, что некоторые чеченцы сами сопричастны к пополнению карманов российских чиновников. Причем система отмывания денег до безобразия проста и весьма эффективна.
– Вот смотри, – заявил Шапи. – Тысячи чеченок по всей Ичкерии торгуют продуктами из гуманитарной помощи – по рыночным ценам. А помощь эта поступает совершенно бесплатно! Деньги уходят в чей-то карман. Никаких прибамбасов – все просто и доступно. Чеченские старики и инвалиды по году и более не получают пенсии, служащие предприятий не видят зарплаты – война! А между тем финансирование по этим статьям до определенного момента продолжалось практически бесперебойно. В целом по республике – очень немалые деньги. Они тоже уходят налево.
– Вах, молодцы! – восхищался изворотливостью российских чиновников друган Шапи – Шамиль, который трудился до войны на ж/д станции в Хамашках. – Три месяца у нас работала бригада специалистов из Сибири. Восстанавливали разрушенную станцию, пути, сооружения и так далее. Их было 6 человек, а по наряду – 80. За все время палец о палец не ударили, ели, пили, в дурдом ездили идиоток пялить. Когда три месяца прошли, их старший дал нашему начальнику станции 20 «лимонов» и попросил подписать акт приемки объекта, а также смету на полтора миллиарда, якобы затраченных на восстановительные работы. Ну, подписали. Уехали. А ночью откуда-то раздался десяток залпов из минометов прямехонько по «восстановленному» объекту. И что ты думаешь? Списали на боевые действия! Вах, молодцы!
Таким же макаром, по заверению Шамиля, восстанавливались разрушенные войной села, города, различные предприятия и учреждения. Все эти деяния поражали своим размахом и циничной откровенностью.
– У этих идиотов там, наверху, только через год после начала войны хватило ума сообразить, что надо прекратить финансирование восстановительных работ! – весело заметил по этому поводу Шамиль.
– А насчет поездов ты в курсе? – поинтересовался другой кунак Шапи – Лечи из Хунтермеса, бывший проводник пассажирского поезда. – Ну, тех эшелонов, что пропадают? Не в курсе, значит! А я вот что вам расскажу…
Если верить Лечи, в Чечне и по сей день продолжают бесследно исчезать десятками целые эшелоны со всякой всячиной: цветными металлами, аудио-, видеотехникой, промышленными и бытовыми товарами, продуктами и так далее.
Причем исчезают они с поразительной последовательностью в одном и том же районе – между Серленной и Хунтермесом. Ехал себе эшелон, стучал колесами и вдруг исчез куда-то, испарился.
– Как в сказке! – подмигивает Лечи. – Чем дальше, тем страшнее!
Солидные предприятия, несмотря на систематические пропажи, продолжают с завидным упорством отправлять в Чечню все новые и новые эшелоны, предназначенные для различных физических и юридических лиц. Эти эшелоны исчезают, и пропажу безболезненно списывают на боевые действия.
– Ты думаешь – что они, совсем сдурели? – высказался Лечи по этому поводу. – Ну нет! Они очень умные ребята – золотые головы! Все знают, что афера, а поймать не могут! Молодцы…
– Но особенно сильно воруют вояки! – веско заявил Шапи. – Вот это размах, это я понимаю!
– Что, вещи крадут? – наивно поинтересовался Тэд. – Так за это надо привлекать к военному суду! Вы напишите жалобу…
– Ха! Суд! Вещи! Ха!!! – развеселился Шапи. – Ну ты даешь, журналист… Ты посмотри, сколько денег идет на военные расходы в Чечне – по телику говорят в открытую. А ты слышал хоть раз, чтобы кто-то подробно отчитался о затратах по конкретным статьям? На какие такие нужды эти бабки пошли – до рубля включительно? Э? Не слышал и никогда не услышишь! Судя по статистическим данным, в Чечню отовсюду направлена лучшая техника, новейшее вооружение и вообще все самое лучшее, что есть у ВПК. Что, наши ополченцы пожгли и побили все это самое лучшее, э? – хитро прищурился Шапи. – Если это так, тогда получается страшная картина! Получается, что наши боевики ухайдакали с десяток дивизий – стерли в порошок, так, что ни одного колеса не осталось. Но ведь это же не так, далеко не так! А если это не так, куда вся эта техника и новейшее вооружение подевались? Почему федералы ездят на страшном дерьме, которое надо чинить через каждые полчаса, а лучше всего отправить на демонтаж? Почему они ходят как оборванцы и жрут что попало? А между тем, посмотри – везде на рынках в Чечне продается армейская тушенка и сгущенка, обмундирование любого вида. Наши ополченцы имеют на вооружении оружие конца 95-го – начала 96-го годов выпуска, самую совершённую аппаратуру связи и ночные прицелы того же периода производства… Не задумывался над этим? А стоит, по-моему…
Да, и в этом вопросе я был согласен с хитромудрым Шапи. Потому что сам зачастую сталкивался с подобными проблемами. Только ранее как-то не обращал внимания на них – свои тела были, а вот Шапи, вредный «чех», несколькими фразами заставил взглянуть на это дело со стороны, взором ооновского наблюдателя.
Вот ведь действительно – где вся хорошая техника, что представлена на парадах, и вооружение крутое – ау-у!!! Где новые восьмидесятки и «вороны» 8, переносные радиокомплексы и легкие радиостанции для каждого бойца? Черт знает что!
…В соседнем подразделении как-то раз был такой случай: по месту постоянной дислокации пригнали от старшего начальника безнадежно запоротую «70» – по-моему, еще с Афгана сохранившуюся – раритет! И заставили этот многострадальный БТР волоком тащить в Чечню. Прицепили за «КамАЗ» эту безжизненную коробку и потащили – приказ есть приказ. Дотащили, бросили на одной из застав – вот вам огневая точка, пусть неподвижная, а броня. Радуйтесь!
Хотели ее между делом списать – всего-то делов: выкатить в поле и затащить на мину. Да начальство уперлось, не позволило. Хрен, мол, вам, восстанавливайте!
Естественно, реанимировать эту колымагу не получилось – нечем. А спустя некоторое время пришло распоряжение сверху: а ну-ка, тяните эту железяку обратно, в пункт постоянной дислокации!
Вот ведь идиотство – волоком тащили в Чечню, а потом – так же обратно, словно это последняя машина ВПК и более ничего в войска поступать не будет.
Послали из части зампотеха с «эмтэошкой» 9 и ремонтной бригадой с наказом: восстановить и отбуксировать к месту приписки! В результате, не доехав до заставы, на которой мирно дремала никому не нужная «70», «эмтэошка» рванула на мине, да так, что сгорела дотла, а хороший водила, солдат Кузя, был тяжело ранен. История на этом не закончилась. Буквально на следующий же день оставшийся безлошадным зампотех, вынужденный ютиться на соседней заставе, погиб во время короткого боя от «духовской» пули. Вот так ни хрена себе – съездил за «коробочкой»! И что же вы думаете? Спустя некоторое время послали за этой роковой железякой еще одну бригаду под руководством только что женившегося молодого лейтенанта. Но в этот раз, как ни странно, никто не погиб и на мину не наехал…
…Да, насчет техники и вооружения я полностью разделяю справедливое восхищение Шапи колоссальной изворотливостью ловких армейских деятелей. И по поводу всего остального я с ним полностью солидарен.
На войне все очень легко списать на безвозвратные потери во время боевых действий. Акт, заключение служебного расследования – и привет, вот вам новое, ненадеванное.
Я со всей ответственностью заявляю, что, исходя из отведенных на обмундирование и довольствие норм, все до единого солдата должны щеголять в новых «комках», поскрипывающих нулевых берцах, спать в новых спальниках на хрустящих белых простынях, чесаться не от вшей, а от душистого мыла и иметь здоровенные наглые репы, отращенные в результате потребления сытой, высококалорийной пищи. Почему эти солдаты шастают как оборванцы, стреляют у проезжающих мимо чеченцев сигареты, спят на земле и периодически падают в голодные обмороки? Вы спросите об этом тех, кто строит себе дачи за миллионы баксов, получая при этом в месяц положенные два «лимона» деревянных. Я, например (был грех), четырежды положенную и постоянно откладываемую замену «комков» для своих пацанов выбивал у нашего начвеща с применением грубой физической силы и клятвы на боевом оружии в том, что застрелю его как последнюю собаку. Но это так, деталь. Одна из многих неурядиц военного бытия…
И еще очень многое поведал нам с Тэдом славный парень Шапи Исмаев, бывший преподаватель Грозненского автодорожного техникума, а ныне – хозяин доходной автомастерской, циник и большой знаток как политической жизни страны, так и психологии мирного ичкерского люда.
Тэд пребывал в некоторой растерянности. Рушились его установки на необходимость освещать быт и нравы чеченского народа применительно к европейским, цивилизованным критериям. Циник Шапи надломил что-то в мировоззрении британца, которое я ранее очень неуклюже, но весьма настойчиво пытался расшатать своими малоэффективными потугами.
После того, как Тэд пожаловался на отсутствие блокнотов и кассет, он погасил свою аккумуляторную лампу и еще с полчаса возился под одеялом, ворочаясь и вздыхая, а затем не вытерпел и спросил:
– Ты не спишь, Боб?
Я к тому моменту успел уже изрядно задремать, а потому несколько раздраженно отреагироват на внезапное обращение коллеги.
– Ну че тебе надо, деятель? – пробормотал я по-русски и повернулся к Тэду. – Опять мировые проблемы?
– Слушай, Боб, если взять за основу рассказы Шапи и его друзей, получается, что кругом одни подонки. Так? – неожиданно огорошил меня британец.
– Получается, получается, – сонно проворчал я и перевернулся на другой бок. – Сволочь на сволочи сидит и сволочью погоняет. Короче – страна с режимом наибольшего благоприятствования для сволочей… Спи давай – завтра чуть свет в путь…
ГЛАВА 13
И все! Колонна через перевал – шмыг, заправилась, обратно – шмыг, и все – не было в природе 50 тонн соляры! И так – каждую ночь. Бабки пополам – половину себе, половину кому-то в России, а может, и не половину, кто знает… Сколько таких липовых филиалов, э? – весело подмигивает Шапи. – Ты поди, посчитай!
Да, возразить нечего, молодцы чеченские умельцы! Все-то они могут, все знают, всех подряд перехитрили, предвосхитили и купили. Война для них – праздник бизнеса, апогей коммерции…
Есть целая армия, заслуживающая более внимательного рассмотрения: «мирные боевики», т.е. мирные жители, работающие на «духов». Это обычные селяне, а зачастую и несовершеннолетние подростки, на вид бесшабашные и озорные. Эти подростки частенько отираются около блок-постов и застав – клянчат патроны и тушенку, а взамен обещают привести солдатам на полчасика соседскую девчонку Аленку, у которой отца с матерью расстреляли бандиты, а осталась лишь бабка беззубая-немощная – тринадцатилетняя Аленка эту бабку кормит посредством сдачи в аренду своего девичьего тела: это в Чечне система, порождение военной поры.
Так вот – у «духов» денег много. Пока есть деньги, война будет идти полным ходом – боевикам вовсе не обязательно ежечасно рисковать своими мускулистыми задами и постоянно проявлять активность на театре военных действий. Достаточно пару раз в год организовать крупные вылазки с шумом и множеством трупов и три-четыре раза подстеречь солидные колонны да расстрелять их в упор. А потом пожинать славу на неприступных базах в горах – на равнине есть кому работать. За хорошее вознаграждение селяне оказывают «духам» множество всяческих услуг. Например, ставят по заказу мины на участках дорог, по которым пролегают маршруты движения войсковых колонн; ведут разведку месторасположения и перемещения федеральных войск, подсчитывают численность личного состава и количество боевой техники, фиксируют систему и регламент повседневной жизнедеятельности и так далее. Могут даже неприцельно из миномета стрельнуть и тут же смыться. Или между делом схорониться где-нибудь в хорошем месте с заранее подготовленными путями отхода вдвоем-втроем да лупануть из «мух» по какой-нибудь колонне. Разумеется, в том месте потом будут работать все, кому не лень: спецназ, артиллерия, авиация. Пройдет информация, что это «духи» – целый отряд стволов этак в тридцать, которых, естественно, половину уложили, а остальные в панике рассеялись в лесу, унося на себе убитых, раненых и их оружие. Вот только три футляра от «мух» остались – и ничего более… А боевики тем временем действительно вылезут там, где их не ждут, и пальнут уже серьезно.
Так-то, с шутками и прибаутками работают на «духов» мирные селяне и чеченские пацаны. И будут работать столько, сколько надо – пока у сепаратистов есть деньжата.
Чеченская общественность на такие шалости смотрит сквозь пальцы. Разумеется, непосредственно возле своего села ставить мины и баловаться из гранатометов никто не даст. После таких шуток всегда следует очень предсказуемая и планомерная реакция федералов.
– Чеченский народ – мудрый народ, – высказался Шапи по этому поводу. – Зачем гадить возле своего двора? Вонять же будет…
Все же остальное, что делается вне пределов села, чеченской общественности не касается, будь она трижды справедливой и мудрой. Федералы – это неверные, которые топчут чеченскую землю, пришельцы-враги. «Духи» борются с федералами, они народные герои, а помогать народным героям, даже и за деньги, – это хорошо, это Аллах благословил. Это – краеугольный камень жизненной позиции каждого чеченца, если хотите – это идеология чеченской войны.
– Вот отсюда следовало бы плясать всем этим государственным деятелям, которые здесь хотят добиться чего-то хорошего военным присутствием, – мудро заявил Шапи по этому поводу.
Каким-то цивилизованным способом бороться с тотальной работой мирного населения Чечни на «духов» абсолютно невозможно. С чеченским народом вообще невозможно бороться цивилизованными способами. Уже пробовали неоднократно – ни хрена не получилось. Вот я, например, разок попробовал действовать их методой, когда обстоятельства загнали в угол, – и все вышло тип-топ. Но меня почему-то не покидает какое-то подспудное чувство, что в тот раз я слегка погорячился и за это еще когда-нибудь отвечу…
Судя по всему, «духи» лучше платят своим осведомителям, чем МВД – агентам. В этом вопросе с Шапи нельзя не согласиться. Я, например, не помню случая, чтобы в штаб группировки позвонил кто-либо из МВД Чечни и сообщил о готовящейся боевиками операции или о намеченном террористическом акте. Не было такого. Вся информация подобного рода поступает в штаб группировки от фээсбэшников, разведки и спецназа. Других способов ее получения в Чечне не существует.
Так называемые «агенты» никогда и никому не заложат своих соплеменников. Это будет расценено как предательство. К предателям у горцев отношение однозначное: сам ренегат может рассчитывать лишь на мучительную смерть, а на его род моментально ляжет позорное пятно. А потому огромная армия, состоящая из мирных селян, как совершеннолетних, так и не очень, может без страха за свою шкуру продолжать творчески работать на «духов»…
Тем временем Шапи и подключившиеся к нему кунаки продолжали дискуссию об ухищрениях мирного местного населения при добывании хлеба насущного.
В разговоре выяснилось, что некоторые чеченцы сами сопричастны к пополнению карманов российских чиновников. Причем система отмывания денег до безобразия проста и весьма эффективна.
– Вот смотри, – заявил Шапи. – Тысячи чеченок по всей Ичкерии торгуют продуктами из гуманитарной помощи – по рыночным ценам. А помощь эта поступает совершенно бесплатно! Деньги уходят в чей-то карман. Никаких прибамбасов – все просто и доступно. Чеченские старики и инвалиды по году и более не получают пенсии, служащие предприятий не видят зарплаты – война! А между тем финансирование по этим статьям до определенного момента продолжалось практически бесперебойно. В целом по республике – очень немалые деньги. Они тоже уходят налево.
– Вах, молодцы! – восхищался изворотливостью российских чиновников друган Шапи – Шамиль, который трудился до войны на ж/д станции в Хамашках. – Три месяца у нас работала бригада специалистов из Сибири. Восстанавливали разрушенную станцию, пути, сооружения и так далее. Их было 6 человек, а по наряду – 80. За все время палец о палец не ударили, ели, пили, в дурдом ездили идиоток пялить. Когда три месяца прошли, их старший дал нашему начальнику станции 20 «лимонов» и попросил подписать акт приемки объекта, а также смету на полтора миллиарда, якобы затраченных на восстановительные работы. Ну, подписали. Уехали. А ночью откуда-то раздался десяток залпов из минометов прямехонько по «восстановленному» объекту. И что ты думаешь? Списали на боевые действия! Вах, молодцы!
Таким же макаром, по заверению Шамиля, восстанавливались разрушенные войной села, города, различные предприятия и учреждения. Все эти деяния поражали своим размахом и циничной откровенностью.
– У этих идиотов там, наверху, только через год после начала войны хватило ума сообразить, что надо прекратить финансирование восстановительных работ! – весело заметил по этому поводу Шамиль.
– А насчет поездов ты в курсе? – поинтересовался другой кунак Шапи – Лечи из Хунтермеса, бывший проводник пассажирского поезда. – Ну, тех эшелонов, что пропадают? Не в курсе, значит! А я вот что вам расскажу…
Если верить Лечи, в Чечне и по сей день продолжают бесследно исчезать десятками целые эшелоны со всякой всячиной: цветными металлами, аудио-, видеотехникой, промышленными и бытовыми товарами, продуктами и так далее.
Причем исчезают они с поразительной последовательностью в одном и том же районе – между Серленной и Хунтермесом. Ехал себе эшелон, стучал колесами и вдруг исчез куда-то, испарился.
– Как в сказке! – подмигивает Лечи. – Чем дальше, тем страшнее!
Солидные предприятия, несмотря на систематические пропажи, продолжают с завидным упорством отправлять в Чечню все новые и новые эшелоны, предназначенные для различных физических и юридических лиц. Эти эшелоны исчезают, и пропажу безболезненно списывают на боевые действия.
– Ты думаешь – что они, совсем сдурели? – высказался Лечи по этому поводу. – Ну нет! Они очень умные ребята – золотые головы! Все знают, что афера, а поймать не могут! Молодцы…
– Но особенно сильно воруют вояки! – веско заявил Шапи. – Вот это размах, это я понимаю!
– Что, вещи крадут? – наивно поинтересовался Тэд. – Так за это надо привлекать к военному суду! Вы напишите жалобу…
– Ха! Суд! Вещи! Ха!!! – развеселился Шапи. – Ну ты даешь, журналист… Ты посмотри, сколько денег идет на военные расходы в Чечне – по телику говорят в открытую. А ты слышал хоть раз, чтобы кто-то подробно отчитался о затратах по конкретным статьям? На какие такие нужды эти бабки пошли – до рубля включительно? Э? Не слышал и никогда не услышишь! Судя по статистическим данным, в Чечню отовсюду направлена лучшая техника, новейшее вооружение и вообще все самое лучшее, что есть у ВПК. Что, наши ополченцы пожгли и побили все это самое лучшее, э? – хитро прищурился Шапи. – Если это так, тогда получается страшная картина! Получается, что наши боевики ухайдакали с десяток дивизий – стерли в порошок, так, что ни одного колеса не осталось. Но ведь это же не так, далеко не так! А если это не так, куда вся эта техника и новейшее вооружение подевались? Почему федералы ездят на страшном дерьме, которое надо чинить через каждые полчаса, а лучше всего отправить на демонтаж? Почему они ходят как оборванцы и жрут что попало? А между тем, посмотри – везде на рынках в Чечне продается армейская тушенка и сгущенка, обмундирование любого вида. Наши ополченцы имеют на вооружении оружие конца 95-го – начала 96-го годов выпуска, самую совершённую аппаратуру связи и ночные прицелы того же периода производства… Не задумывался над этим? А стоит, по-моему…
Да, и в этом вопросе я был согласен с хитромудрым Шапи. Потому что сам зачастую сталкивался с подобными проблемами. Только ранее как-то не обращал внимания на них – свои тела были, а вот Шапи, вредный «чех», несколькими фразами заставил взглянуть на это дело со стороны, взором ооновского наблюдателя.
Вот ведь действительно – где вся хорошая техника, что представлена на парадах, и вооружение крутое – ау-у!!! Где новые восьмидесятки и «вороны» 8, переносные радиокомплексы и легкие радиостанции для каждого бойца? Черт знает что!
…В соседнем подразделении как-то раз был такой случай: по месту постоянной дислокации пригнали от старшего начальника безнадежно запоротую «70» – по-моему, еще с Афгана сохранившуюся – раритет! И заставили этот многострадальный БТР волоком тащить в Чечню. Прицепили за «КамАЗ» эту безжизненную коробку и потащили – приказ есть приказ. Дотащили, бросили на одной из застав – вот вам огневая точка, пусть неподвижная, а броня. Радуйтесь!
Хотели ее между делом списать – всего-то делов: выкатить в поле и затащить на мину. Да начальство уперлось, не позволило. Хрен, мол, вам, восстанавливайте!
Естественно, реанимировать эту колымагу не получилось – нечем. А спустя некоторое время пришло распоряжение сверху: а ну-ка, тяните эту железяку обратно, в пункт постоянной дислокации!
Вот ведь идиотство – волоком тащили в Чечню, а потом – так же обратно, словно это последняя машина ВПК и более ничего в войска поступать не будет.
Послали из части зампотеха с «эмтэошкой» 9 и ремонтной бригадой с наказом: восстановить и отбуксировать к месту приписки! В результате, не доехав до заставы, на которой мирно дремала никому не нужная «70», «эмтэошка» рванула на мине, да так, что сгорела дотла, а хороший водила, солдат Кузя, был тяжело ранен. История на этом не закончилась. Буквально на следующий же день оставшийся безлошадным зампотех, вынужденный ютиться на соседней заставе, погиб во время короткого боя от «духовской» пули. Вот так ни хрена себе – съездил за «коробочкой»! И что же вы думаете? Спустя некоторое время послали за этой роковой железякой еще одну бригаду под руководством только что женившегося молодого лейтенанта. Но в этот раз, как ни странно, никто не погиб и на мину не наехал…
…Да, насчет техники и вооружения я полностью разделяю справедливое восхищение Шапи колоссальной изворотливостью ловких армейских деятелей. И по поводу всего остального я с ним полностью солидарен.
На войне все очень легко списать на безвозвратные потери во время боевых действий. Акт, заключение служебного расследования – и привет, вот вам новое, ненадеванное.
Я со всей ответственностью заявляю, что, исходя из отведенных на обмундирование и довольствие норм, все до единого солдата должны щеголять в новых «комках», поскрипывающих нулевых берцах, спать в новых спальниках на хрустящих белых простынях, чесаться не от вшей, а от душистого мыла и иметь здоровенные наглые репы, отращенные в результате потребления сытой, высококалорийной пищи. Почему эти солдаты шастают как оборванцы, стреляют у проезжающих мимо чеченцев сигареты, спят на земле и периодически падают в голодные обмороки? Вы спросите об этом тех, кто строит себе дачи за миллионы баксов, получая при этом в месяц положенные два «лимона» деревянных. Я, например (был грех), четырежды положенную и постоянно откладываемую замену «комков» для своих пацанов выбивал у нашего начвеща с применением грубой физической силы и клятвы на боевом оружии в том, что застрелю его как последнюю собаку. Но это так, деталь. Одна из многих неурядиц военного бытия…
И еще очень многое поведал нам с Тэдом славный парень Шапи Исмаев, бывший преподаватель Грозненского автодорожного техникума, а ныне – хозяин доходной автомастерской, циник и большой знаток как политической жизни страны, так и психологии мирного ичкерского люда.
Тэд пребывал в некоторой растерянности. Рушились его установки на необходимость освещать быт и нравы чеченского народа применительно к европейским, цивилизованным критериям. Циник Шапи надломил что-то в мировоззрении британца, которое я ранее очень неуклюже, но весьма настойчиво пытался расшатать своими малоэффективными потугами.
После того, как Тэд пожаловался на отсутствие блокнотов и кассет, он погасил свою аккумуляторную лампу и еще с полчаса возился под одеялом, ворочаясь и вздыхая, а затем не вытерпел и спросил:
– Ты не спишь, Боб?
Я к тому моменту успел уже изрядно задремать, а потому несколько раздраженно отреагироват на внезапное обращение коллеги.
– Ну че тебе надо, деятель? – пробормотал я по-русски и повернулся к Тэду. – Опять мировые проблемы?
– Слушай, Боб, если взять за основу рассказы Шапи и его друзей, получается, что кругом одни подонки. Так? – неожиданно огорошил меня британец.
– Получается, получается, – сонно проворчал я и перевернулся на другой бок. – Сволочь на сволочи сидит и сволочью погоняет. Короче – страна с режимом наибольшего благоприятствования для сволочей… Спи давай – завтра чуть свет в путь…
ГЛАВА 13
За непродолжительный срок пребывания на чеченской земле я сотворил немало деяний, за которые многие обитатели Ичкерии с удовольствием погладили бы меня по голове. При одном условии: чтобы эта голова торчала бы на колу где-нибудь на территории одной из многочисленных баз ичкерских «непримиримых».
Я самонадеянный олух, осел, дегенерат и еще что-то в том же духе: расслабился и глубокомысленно сделал вывод, что меня здесь никто не узнает, потому что, дескать, сменил имидж, залез под хорошую «крышу» и вообще…
Доктор Али, упокой, Аллах, его грешную душу, меня узнал практически с ходу, хотя видел до этого всего один раз, и в тот раз я не сделал ему ничего плохого, напротив, вручил заблудшего психа. Уже одно лишь это обстоятельство должно было насторожить меня и заставить сделать соответствующие выводы.
Ну какого, спрашивается, рожна я полез через Старый Мачкой?! Болван самонадеянный!
– П…ец, приехали! – сообщил я Тэду, увидев, что рыжий вылез из «Нивы» и направился к нам, завороженно всматриваясь в мое лицо.
По мере приближения рыжего к нашей машине в глазах его все отчетливее проступала мстительная, всепоглощающая радость. Казалось, еще чуть-чуть, и он надуется этой радостью, как воздушный шар, взовьется вверх и лопнет с оглушительным треском.
– Почему «писстетс»? – рассеянно поинтересовался Тэд, близоруко рассматривая восьмерых мужиков с автоматами, выбравшихся из двух «Нив» и вслед за рыжим направляющихся в нашу сторону. – Ты что, знаешь этих людей?
– Уффффф… Это не люди, – обреченно выдохнул я. – Это «духи». Всех их я не знаю, только одного – вот того, который рыжий. Но мне почему-то кажется, что этого будет вполне достаточно…
Рыжий приблизился к машине вплотную, некоторое время безмолвно сверлил меня жгучим взглядом, затем ухватил левый рукав моей рубашки и резко дернул его, обрывая пуговицу. Рукав расползся пополам, обнажая здоровенный рубец на предплечье – след пулевого ранения. Охнув, как женщина в момент первого мужского проникновения, рыжий отшатнулся назад, упал на колени и, вздев руки к небу, набожно заорал дурным голосом…
Выше я обмолвился, что как-то пробовал противоборствовать чеченскому коварству отнюдь не самым цивилизованным способом. И это у меня получилось довольно сносно. Да, еще я обмолвился, что, возможно, как-нибудь пожалею об этом…
Дело было в ноябре прошлого года, примерно в этом же районе – неподалеку от Старого Мачкоя. Я со своими пацанами, как обычно, пас гипотетический караван с минами, который, по прогнозам аналитиков, непременно должен был просочиться где-то здесь, в направлении Мачкой-Артана.
Погода стояла мерзопакостнейшая – непрерывно моросил мелкий нудный дождь, периодически трансформирующийся во взвесь киселеподобного тягучего тумана. Такова уж середина ноября в Чечне. Было холодно – ночью температура опускалась до пяти градусов мороза, и мелкие лужи промерзали до дна.
Мы оборудовали лежку на заброшенной ферме, расположенной в небольшой балочке. Устроились вполне сносно: под задницей доски, с боков стены, потолок местами целый, практически не дует – можно палить костерок, греться, пить кипяток… Короче – кайф, не засада.
Из балочки вести наблюдение было весьма проблематично, а потому я выставил два парных поста на двух пригорках рядом с балкой – как раз на четыре сектора, с круговым визуальным охватом прилегающей территории.
Село располагалось в четырех километрах от нашей лежки, а за ним, в северо-западном секторе, мирно накапливал подкожный жир отряд полевого командира Зелимхана Ахсалтакова – оттуда и ожидался караван.
Более во всей округе опасности не прослеживалось, так что на пригорок с юго-восточной стороны можно было пост не выставлять. Однако привычка – вторая натура, положено иметь стопроцентный визуальный охват – значит, так и будет.
Возможно, именно непрекращающийся мелкий дождь, навевавший своим монотонным падением чувство умиротворения, да кажущееся ощущение безопасности сыграли со мной злую шутку.
Со мной в рейде участвовали 12 человек. Все они были юными, немного легкомысленными и, вдобавок ко всему, неделю назад получили месячную зарплату, которую именно сейчас им приспичило потратить.
– Товарищ старший лейтенант… Разрешите на соседнюю ферму смотаться – продуктов купить? – высунулся великовозрастный ребенок, сержант Желудок. – Жрать охота – мочи нет…
Ладно, черт бы с ними. Ну приспичило пожрать – велика ли беда? Обычно на такие вот провокации я отвечаю категорическим отказом.
Но в тот раз я посмотрел в проем выбитого окна на моросящий дождик, представил себе, как заманчиво бы смотрелись сейчас поджаренные на сливочном масле свежие яйца, и решил дать «добро». В нашем тылу располагается застава 47-го полка, до которой километра четыре, а соседняя ферма хорошо просматривается с заставы. На ферме по зимнему времени проживают лишь старики чеченцы, дед с бабкой, которые ни с кем не общаются. Так что никакой опасности для засады не представляют. Старики почти что свои – пацаны с заставы постоянно покупают на этой ферме молоко и сыр. а иногда дед и так дает, без денег. Почему бы и нет?
– На, держи, – я достал из кармана полтинник и протянул сержанту. – В общий котел…
Отметив, как загорелись глазенки у моих обжор, я хмыкнул и окончательно укрепился в правильности данного отступления от нормы.
– Ухо, станцию оставь, – скомандовал я запасному радисту. – Пойдешь с сержантом. Возьмите три красные ракеты – если что, хоть одну пустите. Смотрите, чтобы наши с заставы не подстрелили! Так, так… Время. – я посмотрел на часы. Это ведь сказать легко – смотаться – пять километров по вязкой грязи, с ведением непрерывного наблюдения во все стороны. Это вам не перед сном по аллейке прогуляться!
Сорок минут туда, сорок обратно, десять – там. Итого – полтора часа. Если не прибываете через полтора часа, считаю вас дезертирами. Вперед! – Таким вот образом я напутствовал обоих бойцов. Едва дослушав до конца, они с завидным проворством ломанулись вверх по осклизлому склону балочки и через минуту исчезли из поля зрения…
Когда минуло два часа, я шибко не взволновался – по такой грязи да с огибанием всех подряд буераков можно тащиться и дольше. Тем более что обратно при благоприятном раскладе они попрутся груженые.
По истечении двух с половиной часов я начал нервничать, а по прошествии еще получаса понял, что случилась беда. Часовые синхронно поклялись, что красной ракетой в юго-восточном секторе даже отдаленно не пахло.
Прекратив наблюдение, я сорвал группу с места, и мы скорой иноходью потопали по хлюпающей грязи в направлении злополучной фермы.
Спустя тридцать пять минут я уже грубо орал на трясущегося от испуга деда, требуя признательных показаний, а мои пацаны проворно шмонали усадьбу, переворачивая все, что можно, вверх тормашками.
Поначалу дед пытался отпираться и даже изображал благородный гнев, но когда один из моих бойцов обнаружил на кухне под сервантом грязный вещмешок с корявой вышивкой «Желудок», я дал команду подготовить усадьбу к сожжению, и хозяин очень быстро раскололся.
В принципе, он сдался так легко оттого, что прекрасно знал – исправить случившееся мы уже не в состоянии и своими показаниями он никому не навредит, кроме самого себя. Ну а он – старый, немощный. Спецназ с дедами не воюет. Железная логика.
– Племянник у меня отдыхал с товарищем, – сказал дед, пожевав губами, – ну они из отряда Ахсалтакова. Того, что за Старым Мачкоем… Когда ваши пришли, племянник с товарищем спрятались в бане. Ну, я вашим положил всего понемногу, а потом предложил по 100 граммов для прогрева, ага. Они не хотели. Командир унюхает, говорят, а я им – возьмите лаврушку, заешьте… Выпили… А у меня бутылка с клофелином. Вот… Племянник с товарищем погрузили ваших на «уазик» и уехали. Сейчас, наверно, уже в отряде…
Интересное кино! Я моментально вспомнил, что в этом районе при весьма смутно прослеживающихся обстоятельствах в разное время пропали десятка полтора наших солдат. Вот она какая – ферма-то! Интересное местечко – рядом с заставой, приветливый дедок, молочко, яйца, маслице, ага…
Первое желание, возникшее у меня после осмысления полученной информации, было простое и скромное: сжечь ферму и расстрелять деда, а потом застрелиться на фоне пепелища.
Однако, порассуждав немного, я пришел к выводу, что есть вариант получше. Прибегнув к нему, я имел в перспективе весьма незначительный шанс на удачу и очень большой процент вероятности уложить всю свою команду и, естественно, погибнуть собственнолично. Однако у спецназа есть железное правило: с операции приходят все… или никто. Обычному цивильному гражданину это может показаться абсурдом, но это закон. Каждый боец спецназа свято верит, что, если он упадет раненным на поле боя, его обязательно вытащат из-под огня любой плотности. Если же этого бойца разорвет миной на кусочки, их соберут в кучу и вынесут с поля брани. Таков закон спецназа. Он оправдан спецификой деятельности и цементирует боевое братство в могучий единый организм. Этот закон беспрекословно выполняется в любой ситуации. Я просто не имел права вернуться и доложить: все путем, операция завершена, только вот двух парней «духи» утащили – а так все нормально… Проще было застрелиться тут, на месте.
Я самонадеянный олух, осел, дегенерат и еще что-то в том же духе: расслабился и глубокомысленно сделал вывод, что меня здесь никто не узнает, потому что, дескать, сменил имидж, залез под хорошую «крышу» и вообще…
Доктор Али, упокой, Аллах, его грешную душу, меня узнал практически с ходу, хотя видел до этого всего один раз, и в тот раз я не сделал ему ничего плохого, напротив, вручил заблудшего психа. Уже одно лишь это обстоятельство должно было насторожить меня и заставить сделать соответствующие выводы.
Ну какого, спрашивается, рожна я полез через Старый Мачкой?! Болван самонадеянный!
– П…ец, приехали! – сообщил я Тэду, увидев, что рыжий вылез из «Нивы» и направился к нам, завороженно всматриваясь в мое лицо.
По мере приближения рыжего к нашей машине в глазах его все отчетливее проступала мстительная, всепоглощающая радость. Казалось, еще чуть-чуть, и он надуется этой радостью, как воздушный шар, взовьется вверх и лопнет с оглушительным треском.
– Почему «писстетс»? – рассеянно поинтересовался Тэд, близоруко рассматривая восьмерых мужиков с автоматами, выбравшихся из двух «Нив» и вслед за рыжим направляющихся в нашу сторону. – Ты что, знаешь этих людей?
– Уффффф… Это не люди, – обреченно выдохнул я. – Это «духи». Всех их я не знаю, только одного – вот того, который рыжий. Но мне почему-то кажется, что этого будет вполне достаточно…
Рыжий приблизился к машине вплотную, некоторое время безмолвно сверлил меня жгучим взглядом, затем ухватил левый рукав моей рубашки и резко дернул его, обрывая пуговицу. Рукав расползся пополам, обнажая здоровенный рубец на предплечье – след пулевого ранения. Охнув, как женщина в момент первого мужского проникновения, рыжий отшатнулся назад, упал на колени и, вздев руки к небу, набожно заорал дурным голосом…
Выше я обмолвился, что как-то пробовал противоборствовать чеченскому коварству отнюдь не самым цивилизованным способом. И это у меня получилось довольно сносно. Да, еще я обмолвился, что, возможно, как-нибудь пожалею об этом…
Дело было в ноябре прошлого года, примерно в этом же районе – неподалеку от Старого Мачкоя. Я со своими пацанами, как обычно, пас гипотетический караван с минами, который, по прогнозам аналитиков, непременно должен был просочиться где-то здесь, в направлении Мачкой-Артана.
Погода стояла мерзопакостнейшая – непрерывно моросил мелкий нудный дождь, периодически трансформирующийся во взвесь киселеподобного тягучего тумана. Такова уж середина ноября в Чечне. Было холодно – ночью температура опускалась до пяти градусов мороза, и мелкие лужи промерзали до дна.
Мы оборудовали лежку на заброшенной ферме, расположенной в небольшой балочке. Устроились вполне сносно: под задницей доски, с боков стены, потолок местами целый, практически не дует – можно палить костерок, греться, пить кипяток… Короче – кайф, не засада.
Из балочки вести наблюдение было весьма проблематично, а потому я выставил два парных поста на двух пригорках рядом с балкой – как раз на четыре сектора, с круговым визуальным охватом прилегающей территории.
Село располагалось в четырех километрах от нашей лежки, а за ним, в северо-западном секторе, мирно накапливал подкожный жир отряд полевого командира Зелимхана Ахсалтакова – оттуда и ожидался караван.
Более во всей округе опасности не прослеживалось, так что на пригорок с юго-восточной стороны можно было пост не выставлять. Однако привычка – вторая натура, положено иметь стопроцентный визуальный охват – значит, так и будет.
Возможно, именно непрекращающийся мелкий дождь, навевавший своим монотонным падением чувство умиротворения, да кажущееся ощущение безопасности сыграли со мной злую шутку.
Со мной в рейде участвовали 12 человек. Все они были юными, немного легкомысленными и, вдобавок ко всему, неделю назад получили месячную зарплату, которую именно сейчас им приспичило потратить.
– Товарищ старший лейтенант… Разрешите на соседнюю ферму смотаться – продуктов купить? – высунулся великовозрастный ребенок, сержант Желудок. – Жрать охота – мочи нет…
Ладно, черт бы с ними. Ну приспичило пожрать – велика ли беда? Обычно на такие вот провокации я отвечаю категорическим отказом.
Но в тот раз я посмотрел в проем выбитого окна на моросящий дождик, представил себе, как заманчиво бы смотрелись сейчас поджаренные на сливочном масле свежие яйца, и решил дать «добро». В нашем тылу располагается застава 47-го полка, до которой километра четыре, а соседняя ферма хорошо просматривается с заставы. На ферме по зимнему времени проживают лишь старики чеченцы, дед с бабкой, которые ни с кем не общаются. Так что никакой опасности для засады не представляют. Старики почти что свои – пацаны с заставы постоянно покупают на этой ферме молоко и сыр. а иногда дед и так дает, без денег. Почему бы и нет?
– На, держи, – я достал из кармана полтинник и протянул сержанту. – В общий котел…
Отметив, как загорелись глазенки у моих обжор, я хмыкнул и окончательно укрепился в правильности данного отступления от нормы.
– Ухо, станцию оставь, – скомандовал я запасному радисту. – Пойдешь с сержантом. Возьмите три красные ракеты – если что, хоть одну пустите. Смотрите, чтобы наши с заставы не подстрелили! Так, так… Время. – я посмотрел на часы. Это ведь сказать легко – смотаться – пять километров по вязкой грязи, с ведением непрерывного наблюдения во все стороны. Это вам не перед сном по аллейке прогуляться!
Сорок минут туда, сорок обратно, десять – там. Итого – полтора часа. Если не прибываете через полтора часа, считаю вас дезертирами. Вперед! – Таким вот образом я напутствовал обоих бойцов. Едва дослушав до конца, они с завидным проворством ломанулись вверх по осклизлому склону балочки и через минуту исчезли из поля зрения…
Когда минуло два часа, я шибко не взволновался – по такой грязи да с огибанием всех подряд буераков можно тащиться и дольше. Тем более что обратно при благоприятном раскладе они попрутся груженые.
По истечении двух с половиной часов я начал нервничать, а по прошествии еще получаса понял, что случилась беда. Часовые синхронно поклялись, что красной ракетой в юго-восточном секторе даже отдаленно не пахло.
Прекратив наблюдение, я сорвал группу с места, и мы скорой иноходью потопали по хлюпающей грязи в направлении злополучной фермы.
Спустя тридцать пять минут я уже грубо орал на трясущегося от испуга деда, требуя признательных показаний, а мои пацаны проворно шмонали усадьбу, переворачивая все, что можно, вверх тормашками.
Поначалу дед пытался отпираться и даже изображал благородный гнев, но когда один из моих бойцов обнаружил на кухне под сервантом грязный вещмешок с корявой вышивкой «Желудок», я дал команду подготовить усадьбу к сожжению, и хозяин очень быстро раскололся.
В принципе, он сдался так легко оттого, что прекрасно знал – исправить случившееся мы уже не в состоянии и своими показаниями он никому не навредит, кроме самого себя. Ну а он – старый, немощный. Спецназ с дедами не воюет. Железная логика.
– Племянник у меня отдыхал с товарищем, – сказал дед, пожевав губами, – ну они из отряда Ахсалтакова. Того, что за Старым Мачкоем… Когда ваши пришли, племянник с товарищем спрятались в бане. Ну, я вашим положил всего понемногу, а потом предложил по 100 граммов для прогрева, ага. Они не хотели. Командир унюхает, говорят, а я им – возьмите лаврушку, заешьте… Выпили… А у меня бутылка с клофелином. Вот… Племянник с товарищем погрузили ваших на «уазик» и уехали. Сейчас, наверно, уже в отряде…
Интересное кино! Я моментально вспомнил, что в этом районе при весьма смутно прослеживающихся обстоятельствах в разное время пропали десятка полтора наших солдат. Вот она какая – ферма-то! Интересное местечко – рядом с заставой, приветливый дедок, молочко, яйца, маслице, ага…
Первое желание, возникшее у меня после осмысления полученной информации, было простое и скромное: сжечь ферму и расстрелять деда, а потом застрелиться на фоне пепелища.
Однако, порассуждав немного, я пришел к выводу, что есть вариант получше. Прибегнув к нему, я имел в перспективе весьма незначительный шанс на удачу и очень большой процент вероятности уложить всю свою команду и, естественно, погибнуть собственнолично. Однако у спецназа есть железное правило: с операции приходят все… или никто. Обычному цивильному гражданину это может показаться абсурдом, но это закон. Каждый боец спецназа свято верит, что, если он упадет раненным на поле боя, его обязательно вытащат из-под огня любой плотности. Если же этого бойца разорвет миной на кусочки, их соберут в кучу и вынесут с поля брани. Таков закон спецназа. Он оправдан спецификой деятельности и цементирует боевое братство в могучий единый организм. Этот закон беспрекословно выполняется в любой ситуации. Я просто не имел права вернуться и доложить: все путем, операция завершена, только вот двух парней «духи» утащили – а так все нормально… Проще было застрелиться тут, на месте.