Бекаев как раз прохаживался за строем и нас с Тэдом поначалу не заметил. Как и мы его. В момент нашего появления речь шла о вознаграждении за боевую работу – каждому наемнику обещали дать по возвращении с операции по 10 000 баксов на брата.
Увидев дорогих гостей, Абдулла несколько смутился, но тут же нашелся.
– Это я пленных на волю выпускаю, – веско заявил он, глядя на нас кристально чистыми глазами. – Как захватил, так и отпускаю – с оружием, экипировкой… Пусть ребята к матерям идут – они свое отвоевали! Вот такой мы гуманный народ…
В 9.00 мы с британцем трогательно распрощались с Абдуллой и укатили из лагеря. Время для убытия было выбрано не случайно: именно в 9.00 производилась смена караула на сторожевом посту. Следующая должна была состояться лишь в 17.00 (часовые несли службу по восемь часов).
Притормозив возле поста, я попрощался за руку с дозорными, пожелал им удачи, подарил (к вящему возмущению Тэда) блок «Кэмела» из его запаса и спросил, где в Мехино есть автомастерская – мол, двигун масло гонит. Часовые охотно объяснили, как в селе найти эту самую мастерскую, и гордо вскинули нам вслед кулаки, заметив, что англичанин прицелился на них фотоаппаратом через окно машины…
Удалившись от лагеря на пару километров, я обстоятельно разъяснил Тэду, как лучше объехать скальный массив и выбраться на участок трассы, к которому, если все получится, я должен выйти ориентировочно между 16 и 17 часами. На прощание я обнял британца, и он мгновенно насторожился:
– Тебя могут убить? – трагическим шепотом поинтересовался он. – Ты раньше никогда не обнимался!
– Меня могут убить в любое время, – с досадой заметил я. – Не стоит делать из этого трагедию – работа у меня такая… Ты лучше вот что: через Мехино проезжать будешь – гони побыстрее, чтобы не заметили, что ты один. Маловероятно, что кто-то мгновенно сообщит Абдулле об этом, если заметит. Но чем черт не шутит…
Проинструктировав своего шефа, я открыл капот и быстро вымазался в масле с ног до головы, для пущей убедительности даже лицо заляпал. Захлопнув капот, я помахал Тэду ручкой и пошел вверх по серпантину.
Объясняться на посту мне не пришлось. Один из часовых (второй спал в окопе) критически осмотрел мой прикид, сочувственно покачал головой и высказал предположение:
– Тягач командир не даст – всю ночь видак смотрел, соляру с тягача в дизель слил. В лучшем случае позвонит в село и скажет, чтобы снизу что-нибудь прислал. Пока там наши раскачаются – будете сидеть до обеда минимум…
Огорченно помахав руками, я перекинулся с часовым еще парой фраз и прошел мимо поста в лагерь. Обойдя по кругу «концлагерь», я убедился, что обитатели пещер спят, и постучался в железную дверь, ведущую в командирские покои.
Спустя полминуты дверь растворилась – наружу высунулась заспанная физиономия олигофрена Гусейна.
– Командир спит, – хриплым шепотом сообщил он. – А вы уехали, – и хотел было затворить дверь.
– Мы уехали недалеко, – ласково улыбнулся я Гусейну и нахально протиснулся внутрь, отжав его от двери. – И командир просил меня зайти.
Гусейн растерянно пожал плечами и затворил дверь, задвинув массивную щеколду. В широком коридоре командирских покоев воцарился полумрак: свет в пещеру пробивался через мелкоячеистую решетку, установленную над дверью.
Ухватив олигофрена за горло, я «одел» его на колено и крепко стукнул башкой о стену, затем аккуратно опустил обмякшее тело на пол. Осмотревшись по сторонам, я прихватил со скамейки допотопный шахтерский фонарь, включил его и направился к спальне командира, по дороге мимоходом ободрав бельевые веревки, развешанные в коридоре рачительным олигофреном.
В спальне Абдуллы стоял тяжкий смрад, более похожий на запах дикого зверя, нежели на человеческий. Командир спал мертвым сном, раскинувшись в одежде на широком топчане и мощно свистя носом.
На всякий случай убрав подальше командирский автомат, я вытащил из ножен на поясе Бекаева длинный кинжал и залепил хозяину покоев смачную оплеуху.
Моментально проснувшись, Абдулла закрыл глаза ладонью, пытаясь спрятаться от ослепительного света фонаря, и недовольно пробормотал:
– Кто? Что? Чего, э?
– Встань, Абдулла, – посоветовал я командиру. – Мужчина должен умереть стоя!
Бекаев сориентировался довольно быстро. Поморгав секунд пять, он зарычал, цапнул правой рукой за ножны и, вскочив с топчана, мгновенно напоролся переносицей на мой быстродвижущийся правый локоть. Получив чувствительный удар, Абдулла схватился руками за лицо, сел обратно на топчан и сильно поскучнел.
Не встречая особого сопротивления, я спеленал Бекаева по рукам и ногам бельевой веревкой, немного подумал и, сорвав с его головы широкую зеленую ленту, взнуздал по всем правилам конногвардейской науки, после чего приступил к обсуждению ситуации.
– Я тебя убью, Абдулла, если не скажешь, где располагаются твои женщины, – пообещал я. – Ну, быстро, козлик!
– По коридору до конца – там дверь справа, – командир мотнул головой влево. – Вон ключ на стене висит, – он покачал головой и плаксиво прошипел из-под повязки: – Зачем так бить, дурак?! Ты вообще, кто такой, а?
– Я твой должник, Абдулла, – сообщил я и потыкал связанного кинжалом в живот. – А теперь меня интересуют три кода и формуляр. Яволь, Геббельс?
– Три чего? – не понял пленник. – Ты кто такой, мужик?
Три кода и формуляр, – повторил я. – Код замка на двери, что ведет в шахту; код пульта дистанционного управления; код замка на твоем сейфе, где деньги лежат, и формуляр минных полей… И расстанемся по-хорошему.
– Ты англичанин, – спокойно сказал Абдулла, щурясь от слепящего света фонаря. – Я тебя узнал по голосу. Но ты – не англичанин. Кто ты?
– Конь в пальто! – крикнул я. – Мне надоела твоя болтовня, идиот. Давай, быстрее колись, мне надо убираться отсюда.
– Ты умрешь как собака, – Бекаев глубокомысленно ухмыльнулся. В тоне его я не уловил страха. Он говорил как хозяин, уверенный в своей правоте и защищенности. – Ни хрена я тебе не скажу: очень скоро мои люди порежут тебя на кусочки. Да, кстати, зачем тебе мои женщины, индюк? Трахаться, что ли, захотел, э? Ха! Да тебя скоро самого в жопу…
Не дослушав прогноза по поводу моей пятой точки, я закатил своему пленнику мощную оплеуху, ухватил его за ноги и выволок в коридор, взяв по ходу действий ключ со стены.
– Если дернешься, скотина, убью, – пообещал я Абдулле и направился в конец коридора. Добравшись до крайней справа двери, я с замиранием сердца вставил в скважину ключ и, два раза повернув его, потянул за дверную ручку.
Луч фонарика выхватил из темноты большие дощатые нары, на которых среди беспорядочной кучи тряпья лежали несколько женщин.
Бросившись вперед, я пополз на карачках по этим нарам, светя фонарем в лица сонно жмурившихся пленниц Абдуллы. Моей жены среди них не было.
– Ну, где же она? – отчаянно простонал я, затравленно озираясь вокруг и прощупывая лучом фонаря каждый сантиметр тряпья.
– Кого вы ищете? – поинтересовался голос справа. Я резко развернулся и осветил фонариком полную шатенку с веснушчатым лицом.
– Моя жена! Она должна быть здесь, – тихо сказал я. – Она… она блондинка, худенькая такая…
– Светлана? – уточнила шатенка. – Ее зовут как – Светлана?
– Да, да – Светлана, Светлана! – обрадованно воскликнул я. – Где она?!
– А-а-а, ясно, – голос шатенки потух. – Вон она, у стены. Вы слезьте с нар и обойдите справа.
Спрыгнув с нар, я подскочил к стене и наткнулся на медицинские брезентовые носилки, стоявшие на полу. На носилках лежала женщина в черном глухом платье и темной косынке, повязанной так, что она закрывала пол-лица.
Чуть не падая в обморок, я приподнял косынку. Господи! Это была Светлана! Ее широко раскрытые глаза безучастно смотрели на меня, даже не реагируя на яркий свет фонаря.
– Света! Светочка! Солнышко мое! – Я начал трясти ее за плечо, чувствуя неподатливую одеревеневшую плоть и не решаясь спросить соседок своей жены о причинах ее теперешнего состояния. – Господи, ласточка моя, да что ж с тобой стряслось?
– Мы не стали говорить Абдулле, – тихо сказала шатенка, подходя сзади и кладя руки мне на плечи. – Он бы расстроился… Вчера вечером это произошло. Ей постоянно наркотики колют – ну вот… От передозировки, короче…
Я на секунду застыл в неподвижности, переваривая смысл сказанного шатенкой. Нет, нет, что за чушь она порет? Этого не может быть!
– Что вы сказали? – переспросил я. – Она вчера заболела? От передозировки?
– Она умерла, – несколько раздраженно поправила меня шатенка. – Вы что ж, сами не видите, что ли?
Медленно, как во сне, я приложил два пальцах артерии на шее моей жены… Я делаю так, когда хочу убедиться, что поверженный мною враг умер. Если он действительно умер, пульс не прощупывается…
Пульс не прощупывался и в данном случае. Моя жена была мертва.
ЭПИЛОГ
Увидев дорогих гостей, Абдулла несколько смутился, но тут же нашелся.
– Это я пленных на волю выпускаю, – веско заявил он, глядя на нас кристально чистыми глазами. – Как захватил, так и отпускаю – с оружием, экипировкой… Пусть ребята к матерям идут – они свое отвоевали! Вот такой мы гуманный народ…
В 9.00 мы с британцем трогательно распрощались с Абдуллой и укатили из лагеря. Время для убытия было выбрано не случайно: именно в 9.00 производилась смена караула на сторожевом посту. Следующая должна была состояться лишь в 17.00 (часовые несли службу по восемь часов).
Притормозив возле поста, я попрощался за руку с дозорными, пожелал им удачи, подарил (к вящему возмущению Тэда) блок «Кэмела» из его запаса и спросил, где в Мехино есть автомастерская – мол, двигун масло гонит. Часовые охотно объяснили, как в селе найти эту самую мастерскую, и гордо вскинули нам вслед кулаки, заметив, что англичанин прицелился на них фотоаппаратом через окно машины…
Удалившись от лагеря на пару километров, я обстоятельно разъяснил Тэду, как лучше объехать скальный массив и выбраться на участок трассы, к которому, если все получится, я должен выйти ориентировочно между 16 и 17 часами. На прощание я обнял британца, и он мгновенно насторожился:
– Тебя могут убить? – трагическим шепотом поинтересовался он. – Ты раньше никогда не обнимался!
– Меня могут убить в любое время, – с досадой заметил я. – Не стоит делать из этого трагедию – работа у меня такая… Ты лучше вот что: через Мехино проезжать будешь – гони побыстрее, чтобы не заметили, что ты один. Маловероятно, что кто-то мгновенно сообщит Абдулле об этом, если заметит. Но чем черт не шутит…
Проинструктировав своего шефа, я открыл капот и быстро вымазался в масле с ног до головы, для пущей убедительности даже лицо заляпал. Захлопнув капот, я помахал Тэду ручкой и пошел вверх по серпантину.
Объясняться на посту мне не пришлось. Один из часовых (второй спал в окопе) критически осмотрел мой прикид, сочувственно покачал головой и высказал предположение:
– Тягач командир не даст – всю ночь видак смотрел, соляру с тягача в дизель слил. В лучшем случае позвонит в село и скажет, чтобы снизу что-нибудь прислал. Пока там наши раскачаются – будете сидеть до обеда минимум…
Огорченно помахав руками, я перекинулся с часовым еще парой фраз и прошел мимо поста в лагерь. Обойдя по кругу «концлагерь», я убедился, что обитатели пещер спят, и постучался в железную дверь, ведущую в командирские покои.
Спустя полминуты дверь растворилась – наружу высунулась заспанная физиономия олигофрена Гусейна.
– Командир спит, – хриплым шепотом сообщил он. – А вы уехали, – и хотел было затворить дверь.
– Мы уехали недалеко, – ласково улыбнулся я Гусейну и нахально протиснулся внутрь, отжав его от двери. – И командир просил меня зайти.
Гусейн растерянно пожал плечами и затворил дверь, задвинув массивную щеколду. В широком коридоре командирских покоев воцарился полумрак: свет в пещеру пробивался через мелкоячеистую решетку, установленную над дверью.
Ухватив олигофрена за горло, я «одел» его на колено и крепко стукнул башкой о стену, затем аккуратно опустил обмякшее тело на пол. Осмотревшись по сторонам, я прихватил со скамейки допотопный шахтерский фонарь, включил его и направился к спальне командира, по дороге мимоходом ободрав бельевые веревки, развешанные в коридоре рачительным олигофреном.
В спальне Абдуллы стоял тяжкий смрад, более похожий на запах дикого зверя, нежели на человеческий. Командир спал мертвым сном, раскинувшись в одежде на широком топчане и мощно свистя носом.
На всякий случай убрав подальше командирский автомат, я вытащил из ножен на поясе Бекаева длинный кинжал и залепил хозяину покоев смачную оплеуху.
Моментально проснувшись, Абдулла закрыл глаза ладонью, пытаясь спрятаться от ослепительного света фонаря, и недовольно пробормотал:
– Кто? Что? Чего, э?
– Встань, Абдулла, – посоветовал я командиру. – Мужчина должен умереть стоя!
Бекаев сориентировался довольно быстро. Поморгав секунд пять, он зарычал, цапнул правой рукой за ножны и, вскочив с топчана, мгновенно напоролся переносицей на мой быстродвижущийся правый локоть. Получив чувствительный удар, Абдулла схватился руками за лицо, сел обратно на топчан и сильно поскучнел.
Не встречая особого сопротивления, я спеленал Бекаева по рукам и ногам бельевой веревкой, немного подумал и, сорвав с его головы широкую зеленую ленту, взнуздал по всем правилам конногвардейской науки, после чего приступил к обсуждению ситуации.
– Я тебя убью, Абдулла, если не скажешь, где располагаются твои женщины, – пообещал я. – Ну, быстро, козлик!
– По коридору до конца – там дверь справа, – командир мотнул головой влево. – Вон ключ на стене висит, – он покачал головой и плаксиво прошипел из-под повязки: – Зачем так бить, дурак?! Ты вообще, кто такой, а?
– Я твой должник, Абдулла, – сообщил я и потыкал связанного кинжалом в живот. – А теперь меня интересуют три кода и формуляр. Яволь, Геббельс?
– Три чего? – не понял пленник. – Ты кто такой, мужик?
Три кода и формуляр, – повторил я. – Код замка на двери, что ведет в шахту; код пульта дистанционного управления; код замка на твоем сейфе, где деньги лежат, и формуляр минных полей… И расстанемся по-хорошему.
– Ты англичанин, – спокойно сказал Абдулла, щурясь от слепящего света фонаря. – Я тебя узнал по голосу. Но ты – не англичанин. Кто ты?
– Конь в пальто! – крикнул я. – Мне надоела твоя болтовня, идиот. Давай, быстрее колись, мне надо убираться отсюда.
– Ты умрешь как собака, – Бекаев глубокомысленно ухмыльнулся. В тоне его я не уловил страха. Он говорил как хозяин, уверенный в своей правоте и защищенности. – Ни хрена я тебе не скажу: очень скоро мои люди порежут тебя на кусочки. Да, кстати, зачем тебе мои женщины, индюк? Трахаться, что ли, захотел, э? Ха! Да тебя скоро самого в жопу…
Не дослушав прогноза по поводу моей пятой точки, я закатил своему пленнику мощную оплеуху, ухватил его за ноги и выволок в коридор, взяв по ходу действий ключ со стены.
– Если дернешься, скотина, убью, – пообещал я Абдулле и направился в конец коридора. Добравшись до крайней справа двери, я с замиранием сердца вставил в скважину ключ и, два раза повернув его, потянул за дверную ручку.
Луч фонарика выхватил из темноты большие дощатые нары, на которых среди беспорядочной кучи тряпья лежали несколько женщин.
Бросившись вперед, я пополз на карачках по этим нарам, светя фонарем в лица сонно жмурившихся пленниц Абдуллы. Моей жены среди них не было.
– Ну, где же она? – отчаянно простонал я, затравленно озираясь вокруг и прощупывая лучом фонаря каждый сантиметр тряпья.
– Кого вы ищете? – поинтересовался голос справа. Я резко развернулся и осветил фонариком полную шатенку с веснушчатым лицом.
– Моя жена! Она должна быть здесь, – тихо сказал я. – Она… она блондинка, худенькая такая…
– Светлана? – уточнила шатенка. – Ее зовут как – Светлана?
– Да, да – Светлана, Светлана! – обрадованно воскликнул я. – Где она?!
– А-а-а, ясно, – голос шатенки потух. – Вон она, у стены. Вы слезьте с нар и обойдите справа.
Спрыгнув с нар, я подскочил к стене и наткнулся на медицинские брезентовые носилки, стоявшие на полу. На носилках лежала женщина в черном глухом платье и темной косынке, повязанной так, что она закрывала пол-лица.
Чуть не падая в обморок, я приподнял косынку. Господи! Это была Светлана! Ее широко раскрытые глаза безучастно смотрели на меня, даже не реагируя на яркий свет фонаря.
– Света! Светочка! Солнышко мое! – Я начал трясти ее за плечо, чувствуя неподатливую одеревеневшую плоть и не решаясь спросить соседок своей жены о причинах ее теперешнего состояния. – Господи, ласточка моя, да что ж с тобой стряслось?
– Мы не стали говорить Абдулле, – тихо сказала шатенка, подходя сзади и кладя руки мне на плечи. – Он бы расстроился… Вчера вечером это произошло. Ей постоянно наркотики колют – ну вот… От передозировки, короче…
Я на секунду застыл в неподвижности, переваривая смысл сказанного шатенкой. Нет, нет, что за чушь она порет? Этого не может быть!
– Что вы сказали? – переспросил я. – Она вчера заболела? От передозировки?
– Она умерла, – несколько раздраженно поправила меня шатенка. – Вы что ж, сами не видите, что ли?
Медленно, как во сне, я приложил два пальцах артерии на шее моей жены… Я делаю так, когда хочу убедиться, что поверженный мною враг умер. Если он действительно умер, пульс не прощупывается…
Пульс не прощупывался и в данном случае. Моя жена была мертва.
ЭПИЛОГ
…Думай, Абдулла, думай… Абдулла хрипит, выворачивая голову вбок, и начинает конвульсивно дергаться. Я ослабляю нажим коленом и повторяю:
– Дверь в шахту, козлик. Дверь в шахту.
Бекаев тяжело хватает ртом воздух, засасывая мелкие частички грунта – губы его находятся в двух сантиметрах от земляного крошева.
– 5-35-16, – скороговоркой выпаливает он. – Сейф – 5-11-10… – И замолкает, не решаясь продолжать дальше.
– Формуляр в сейфе? – вежливо интересуюсь я и еще чуть-чуть ослабляю нажим коленом.
– В сейфе, в сейфе, – подтверждает допрашиваемый. – Где же ему еще быть?
А теперь – код пульта, – вкрадчиво напоминаю я, слегка подрыхлив кинжалом грунт, который мой пленник успел изрядно утрамбовать своей бородатой репой.
– Зачем тебе это? – спрашивает Абдулла обреченно. – Возьми бабки и иди, там много!
– Я в курсе насчет бабок. А код пульта мне нужен для комплекта, – отвечаю я и вновь макаю упрямого хозяина пещеры рожей в разрыхленный грунт.
Большое сильное тело содрогается в мощных рывках. Подержав секунд тридцать, я слегка ослабляю нажим.
– 5-21 -00!!! – выкрикивает Абдулла, сделав три жадных вдоха, и просит: – Не убивай меня, англичанин! Оттащи к женщинам в хранилище, я все равно не сумею тебе помешать!
Освободив шею пленного, я подхожу к железной двери, ведущей в шахту, и набираю на замке 5-35-16. Дверь ржаво каркает и распахивается. Из проема веет затхлым, устоявшимся воздухом.
– Молодец, Абдулла, – хвалю я своего подопытного и, прихватив фонарь, иду в его спальню. Надо заняться сейфом.
– Молодец, – хвалю я своего подопытного вторично. 5-11-10 – это как раз та комбинация, нужная для того, чтобы дверь сейфа раскрылась. Уложив в поясную сумку пять толстых пачек стодолларовых банкнот, я бегло просматриваю формуляр минных полей и нахожу его вполне сносным. В этом формуляре меня огорчают только три участка, но я ожидал столкнуться с чем-то похожим, а потому сейчас не буду бурно реагировать. Поздно.
Вернувшись к своему пленнику, я беру с лавки пульт дистанционного управления и предлагаю:
– А что, Абдулла, давай посмотрим, как твои «духи»
умрут во благо газавата? – Пленник бледнеет и как бы уменьшается в размерах, съеживается. Я набираю на кнопках пульта 5-21-00. На табло высвечиваются нули. Бекаев, лежа на боку, внимательно наблюдает за моими телодвижениями. Показав ему табло с нулями, я говорю: – А теперь попрощайся-ка со своими коллегами, козлик! – и с размаху тыкаю указательным пальцем рядом с красной кнопкой, приподняв пульт так, чтобы связанный эту кнопку не мог видеть.
Абдулла стремительно втягивает голову в плечи и, крепко зажмурившись, широко разевает рот. Опытный, волчара!
– Значит, не соврал, уродец, – удовлетворенно констатирую я. – Значит, действительно самоликвидатор пашет. Ну что ж, молодец. – Набрав на табло 150 минут, я засекаю начало отсчета на своих часах и жму на красную кнопку. Тотчас же начинает пульсировать маленькая красная лампочка в правом верхнем уголке пульта.
Подождав минуту, я убеждаюсь, что на табло появилась цифра «149», иду в спальню Абдуллы и кладу пульт рядом с коробкой, из которой во все стороны разбегаются провода и торчит приемная антенна. Конечно, лучше бы было прихватить пульт с собой, но я не очень хорошо разбираюсь в физике и не могу точно вспомнить: может импульс, посланный от передатчика к приемнику, беспрепятственно пройти сквозь толстый слой скальной породы с изрядным процентом содержания металла или нет? Лучше не рисковать.
Забрав со стола бензиновую зажигалку командира отряда, я выхожу в коридор, убиваю Абдуллу его же кинжалом и, взвалив тело своей жены на плечо, покидаю пещеру, прихватив канистру с керосином для заправки ламп. На прощание я крепко хлопаю дверью, которая намертво захлопывается и некоторое время гулко вибрирует от удара.
Спустя полчаса я уже брожу с формуляром по лесу и стаскиваю в кучу валежник, метрах в трехстах от выхода из шахты. Дождей на данной территории давно не было, и валежник прекрасно просох под палящими лучами солнца. Это очень хорошо, так как в значительной степени облегчает мою задумку.
Натаскав огромную кучу дров, я укладываю тело своей жены на самый верх и в последний раз целую ее в мертвые губы. Затем я поливаю содержимым канистры основание кучи и чиркаю зажигалкой. Резко вспыхнув, пламя мгновенно охватывает залитые керосином дрова. Через пять минут все мое сооружение ровно и мощно полыхает, распространяя далеко вокруг нестерпимый жар.
Мне абсолютно по барабану, увидит кто-либо дым моего костра или нет. Я безотрывно смотрю сквозь языки пламени на свою жену и в последний раз разговариваю с ней…
«Солнышко мое! Я не сошел с ума! Совсем нет… Хотя есть все предпосылки для этого. Ведь я проделал такой трудный путь, чтобы найти тебя, столько раз был на грани отчаяния! Кровинушка моя, ты прости меня, дурака, но я не смогу вынести тебя отсюда. Согласно формуляру, в этом гребаном лесу есть такие участки, через которые придется пробираться по натянутым между деревьями тросам, цепляясь за них руками наподобие макаки. Когда «духи» ходят здесь и чего-то тащат, они берут вспомогательное оборудование – блоки, фиксаторы, веревки и так далее…
У спецназа есть закон: с операции приходят все или никто. Ты жена офицера спецназа, Светлана, а значит, ты в какой-то степени тоже наш боец. Я не могу бросить своего бойца на вражьей территории, не имею права. Поэтому я и сложил для тебя погребальный костер. Так делали мои древние предки, воздавая последние почести своим близким. Прости…»
Спустя два часа от костра остаются тлеющие головешки. Я смотрю на часы – до взрыва осталось четыре минуты.
Сняв с себя футболку, я завязываю ее узелком и набиваю в него пепел, успевший остыть по краям кострища. Прах моей жены будет постоянно со мной, я похороню его дома со всеми почестями. Если останусь в живых.
До взрыва осталось тридцать секунд. Я впиваюсь взглядом в циферблат своих часов и пытаюсь представить себе, что может остаться от полутора сотен «духов» после того, как база встанет на дыбы и обрушит на их головы сотни тонн скальной породы.
Двадцать секунд до взрыва… Перед моим мысленным взором внезапно встают лица тех, кого я убил в поисках своей жены. Ахмед, Беслан, Али, Вахид, Абдулла и еще куча каких-то безымянных… Они укоризненно смотрят на меня и говорят: «Ты убийца, парень! Ради одной женщины ты укокошил целую кучу народа!»
Я им отвечаю – вы сами виноваты, ребята! Вы взяли мою жену, я взял ваши жизни. Мы с вами в расчете. Но только с вами… Таких, как вы, осталось очень много. Как здесь, в Чечне, так и в России. Пока они существуют, я буду с ними воевать – теперь эта война стала моим личным делом. Даже если отсюда выведут войска, для меня и мне подобных эта война не закончится. Отпуск мой скоро завершится. Вот тогда держись, ребята! Тогда я снова приду к вам и скажу: «Здравствуйте, хлопцы! Я ваша мама! Но вот беда – сися у меня всего одна, так что… Сами знаете…»
Но это будет несколько позже. А пока – до взрыва шесть секунд. Пока вот вам: за мою жену, которая ни в чем не была виновата, за ограбленную и униженную Россию, за честь русского солдата, над которой вы, совместно с нашими хитрожопыми чиновниками, надругались в извращенной форме… Нате!!!
Мощный взрыв гремит за скалами, окаймляющими лагерь Абдуллы. Земля под моими ногами колеблется и дрожит, как при сейсмическом сдвиге. Огромная шапка черного дыма медленно встает из-за верхушек скал…
Ну вот, ребята, на данный момент мы с вами квиты. В расчете…
– Дверь в шахту, козлик. Дверь в шахту.
Бекаев тяжело хватает ртом воздух, засасывая мелкие частички грунта – губы его находятся в двух сантиметрах от земляного крошева.
– 5-35-16, – скороговоркой выпаливает он. – Сейф – 5-11-10… – И замолкает, не решаясь продолжать дальше.
– Формуляр в сейфе? – вежливо интересуюсь я и еще чуть-чуть ослабляю нажим коленом.
– В сейфе, в сейфе, – подтверждает допрашиваемый. – Где же ему еще быть?
А теперь – код пульта, – вкрадчиво напоминаю я, слегка подрыхлив кинжалом грунт, который мой пленник успел изрядно утрамбовать своей бородатой репой.
– Зачем тебе это? – спрашивает Абдулла обреченно. – Возьми бабки и иди, там много!
– Я в курсе насчет бабок. А код пульта мне нужен для комплекта, – отвечаю я и вновь макаю упрямого хозяина пещеры рожей в разрыхленный грунт.
Большое сильное тело содрогается в мощных рывках. Подержав секунд тридцать, я слегка ослабляю нажим.
– 5-21 -00!!! – выкрикивает Абдулла, сделав три жадных вдоха, и просит: – Не убивай меня, англичанин! Оттащи к женщинам в хранилище, я все равно не сумею тебе помешать!
Освободив шею пленного, я подхожу к железной двери, ведущей в шахту, и набираю на замке 5-35-16. Дверь ржаво каркает и распахивается. Из проема веет затхлым, устоявшимся воздухом.
– Молодец, Абдулла, – хвалю я своего подопытного и, прихватив фонарь, иду в его спальню. Надо заняться сейфом.
– Молодец, – хвалю я своего подопытного вторично. 5-11-10 – это как раз та комбинация, нужная для того, чтобы дверь сейфа раскрылась. Уложив в поясную сумку пять толстых пачек стодолларовых банкнот, я бегло просматриваю формуляр минных полей и нахожу его вполне сносным. В этом формуляре меня огорчают только три участка, но я ожидал столкнуться с чем-то похожим, а потому сейчас не буду бурно реагировать. Поздно.
Вернувшись к своему пленнику, я беру с лавки пульт дистанционного управления и предлагаю:
– А что, Абдулла, давай посмотрим, как твои «духи»
умрут во благо газавата? – Пленник бледнеет и как бы уменьшается в размерах, съеживается. Я набираю на кнопках пульта 5-21-00. На табло высвечиваются нули. Бекаев, лежа на боку, внимательно наблюдает за моими телодвижениями. Показав ему табло с нулями, я говорю: – А теперь попрощайся-ка со своими коллегами, козлик! – и с размаху тыкаю указательным пальцем рядом с красной кнопкой, приподняв пульт так, чтобы связанный эту кнопку не мог видеть.
Абдулла стремительно втягивает голову в плечи и, крепко зажмурившись, широко разевает рот. Опытный, волчара!
– Значит, не соврал, уродец, – удовлетворенно констатирую я. – Значит, действительно самоликвидатор пашет. Ну что ж, молодец. – Набрав на табло 150 минут, я засекаю начало отсчета на своих часах и жму на красную кнопку. Тотчас же начинает пульсировать маленькая красная лампочка в правом верхнем уголке пульта.
Подождав минуту, я убеждаюсь, что на табло появилась цифра «149», иду в спальню Абдуллы и кладу пульт рядом с коробкой, из которой во все стороны разбегаются провода и торчит приемная антенна. Конечно, лучше бы было прихватить пульт с собой, но я не очень хорошо разбираюсь в физике и не могу точно вспомнить: может импульс, посланный от передатчика к приемнику, беспрепятственно пройти сквозь толстый слой скальной породы с изрядным процентом содержания металла или нет? Лучше не рисковать.
Забрав со стола бензиновую зажигалку командира отряда, я выхожу в коридор, убиваю Абдуллу его же кинжалом и, взвалив тело своей жены на плечо, покидаю пещеру, прихватив канистру с керосином для заправки ламп. На прощание я крепко хлопаю дверью, которая намертво захлопывается и некоторое время гулко вибрирует от удара.
Спустя полчаса я уже брожу с формуляром по лесу и стаскиваю в кучу валежник, метрах в трехстах от выхода из шахты. Дождей на данной территории давно не было, и валежник прекрасно просох под палящими лучами солнца. Это очень хорошо, так как в значительной степени облегчает мою задумку.
Натаскав огромную кучу дров, я укладываю тело своей жены на самый верх и в последний раз целую ее в мертвые губы. Затем я поливаю содержимым канистры основание кучи и чиркаю зажигалкой. Резко вспыхнув, пламя мгновенно охватывает залитые керосином дрова. Через пять минут все мое сооружение ровно и мощно полыхает, распространяя далеко вокруг нестерпимый жар.
Мне абсолютно по барабану, увидит кто-либо дым моего костра или нет. Я безотрывно смотрю сквозь языки пламени на свою жену и в последний раз разговариваю с ней…
«Солнышко мое! Я не сошел с ума! Совсем нет… Хотя есть все предпосылки для этого. Ведь я проделал такой трудный путь, чтобы найти тебя, столько раз был на грани отчаяния! Кровинушка моя, ты прости меня, дурака, но я не смогу вынести тебя отсюда. Согласно формуляру, в этом гребаном лесу есть такие участки, через которые придется пробираться по натянутым между деревьями тросам, цепляясь за них руками наподобие макаки. Когда «духи» ходят здесь и чего-то тащат, они берут вспомогательное оборудование – блоки, фиксаторы, веревки и так далее…
У спецназа есть закон: с операции приходят все или никто. Ты жена офицера спецназа, Светлана, а значит, ты в какой-то степени тоже наш боец. Я не могу бросить своего бойца на вражьей территории, не имею права. Поэтому я и сложил для тебя погребальный костер. Так делали мои древние предки, воздавая последние почести своим близким. Прости…»
Спустя два часа от костра остаются тлеющие головешки. Я смотрю на часы – до взрыва осталось четыре минуты.
Сняв с себя футболку, я завязываю ее узелком и набиваю в него пепел, успевший остыть по краям кострища. Прах моей жены будет постоянно со мной, я похороню его дома со всеми почестями. Если останусь в живых.
До взрыва осталось тридцать секунд. Я впиваюсь взглядом в циферблат своих часов и пытаюсь представить себе, что может остаться от полутора сотен «духов» после того, как база встанет на дыбы и обрушит на их головы сотни тонн скальной породы.
Двадцать секунд до взрыва… Перед моим мысленным взором внезапно встают лица тех, кого я убил в поисках своей жены. Ахмед, Беслан, Али, Вахид, Абдулла и еще куча каких-то безымянных… Они укоризненно смотрят на меня и говорят: «Ты убийца, парень! Ради одной женщины ты укокошил целую кучу народа!»
Я им отвечаю – вы сами виноваты, ребята! Вы взяли мою жену, я взял ваши жизни. Мы с вами в расчете. Но только с вами… Таких, как вы, осталось очень много. Как здесь, в Чечне, так и в России. Пока они существуют, я буду с ними воевать – теперь эта война стала моим личным делом. Даже если отсюда выведут войска, для меня и мне подобных эта война не закончится. Отпуск мой скоро завершится. Вот тогда держись, ребята! Тогда я снова приду к вам и скажу: «Здравствуйте, хлопцы! Я ваша мама! Но вот беда – сися у меня всего одна, так что… Сами знаете…»
Но это будет несколько позже. А пока – до взрыва шесть секунд. Пока вот вам: за мою жену, которая ни в чем не была виновата, за ограбленную и униженную Россию, за честь русского солдата, над которой вы, совместно с нашими хитрожопыми чиновниками, надругались в извращенной форме… Нате!!!
Мощный взрыв гремит за скалами, окаймляющими лагерь Абдуллы. Земля под моими ногами колеблется и дрожит, как при сейсмическом сдвиге. Огромная шапка черного дыма медленно встает из-за верхушек скал…
Ну вот, ребята, на данный момент мы с вами квиты. В расчете…