Раджниш Бхагаван. Библия Раджниша. Том 2. Книга 2

   Бернард Шоу был цветослепым человеком. Он узнал об этом, когда ему было шестьдесят лет. На протяжении шестидесяти лет такой разумный человек, как он, не осознавал, что является слепым к цвету. К его шестидесятилетию кто-то послал ему в подарок костюм, но при этом забыл послать и подходящий галстук. Поэтому Шоу вместе со своим секретарем отправился на рынок, поскольку ему понравился пиджак, брюки - все было действительно самое лучшее. Поэтому он вместе с секретарем отправился подыскать подходящий галстук. И когда он искал галстук, - костюм был желтым, - он выбрал зеленый галстук.
   Женщина-секретарь легонько подтолкнула его и сказала: «Это будет выглядеть не очень хорошо: зеленый галстук и желтый костюм. Это будет выглядеть странно».
   И продавец сказал: «Да сэр, она права. Я тоже подумал об этом».
   Он сказал: «Но разве они не одного и того же цвета - мой костюм и галстук?»
   Они сказали: «Нет, это зеленое, это желтое».
   Он сказал: «Боже мой! Я в жизни никогда не думал, что это два разных цвета». У него была слепота к зеленому цвету, он воспринимал его как желтый. Зеленый цвет для него совершенно не существовал. Многие люди всю свою жизнь остаются цветослепыми и так и не узнают об этом. То было простым совпадением... Если он прожил шестьдесят лет, ничего не зная, то мог бы прожить и еще сорок; нет проблем. То было простым совпадением.
   Точно так же каждая псевдорелигия создает в вашем уме слепое пятно, и из этого слепого пятна она манипулирует вами.
   Это слепое пятно создает вашу личность; а поскольку ваша личность создается слепым пятном, то вы не видите в ней ничего неправильного.
   В ней все неправильно по той простой причине, что это не вы; это нечто наклеенное поверх вас.
   Ваша личность исполняет желания других людей - она полностью уничтожает вас. И, естественно, когда вы покрыты раскрашенной бумагой, вы побоитесь выходить на дождь. Вы ведь знаете, что тогда вы начнете исчезать.
   Вот вопрос: с одной стороны, я учу вас индивидуальности, а с другой стороны, я учу вас сплавляться с коммуной. Это кажется парадоксом; но парадокса нет.
   Личность боится; именно поэтому личность не дает вам расплавляться во всех тех ситуациях, когда расплавление необходимо. Представляется абсолютно логичным, что личность должна бояться. Но индивидуальность никогда не боится расплавиться, ведь это ее природа; потерять ее невозможно.
   Вы можете расплавляться в коммуне, и, расплавляясь, вы будете просто еще более подлинно индивидуальным, чем были раньше.
   Каждый шаг - если вы осмеливаетесь расплавиться - будет отбрасывать прочь вашу личность, останется только индивидуальность.
   Индивидуальность - это ваша неотъемлемое естество.
   Ее никто не может отнять, ее никто не может украсть.
   Если бы ее возможно было отнять, общество уже отняло бы ее; оно не упустило бы своего шанса. "Оно отняло бы индивидуальность у каждого ребенка сразу же после его рождения. Но, поскольку нет никакой возможности отнять ее, общество пытается применить другую стратегию: закрыть индивидуальность. Ее можно только закрыть или раскрыть.
   Я учу вас расплавляться в коммуне, потому что это раскроет вас. Это уничтожит вашу личность.
   Если вы слишком привязаны к своей личности, вы найдете оправдания для того, чтобы не расплавляться, но эти оправдания исходят от вашей личности, не от вашей индивидуальности. И чем раньше расплавится личность, тем лучше, поскольку в этом расплавлении вы впервые найдете, кто же вы. Вы удивитесь, поняв, что все, что было в вас, это всего лишь роль, подсказанная обществом, воспитателем, священником, родителями. Все они подсказывали вам, подготавливали вас к определенной карьере.
   Я гостил в доме друзей в Амритсаре. Рано утром я вышел в сад. Ребенок моего друга, не более восьми лет, был уже там и собирал цветы. Увидев меня, он подошел ко мне, и мы разговорились. Я спросил: «Кем ты собираешься стать в жизни?»
   Он сказал: «Моя мать хочет, чтобы я стал доктором, мой отец хочет, чтобы я стал инженером, мой дядя хочет, чтобы я стал ученым, моя старшая сестра хочет, чтобы я стал премьер-министром; а меня никто не спрашивает. А сам я еще не знаю. Если кто-нибудь спросит меня, как спросили вы, я не знаю, что сказать, кем я хочу стать».
   Но так обстоят дела с каждым ребенком. Другие люди тащат его, заставляют его делать то или другое. Конечно, он причалит к какому-нибудь берегу, станет кем-нибудь, но он потеряет свое существо. Становясь кем-нибудь, он потеряет свое самое драгоценное сокровище.
   Поэтому я учу вас сплавляться с коммуной.
   Коммуна - это единственное приспособление, с помощью которого вы можете расплавиться.
   То, что расплавится, не было вами, то была ваша личность. А то, что останется, будет вами.
   Но прямо сейчас вы не знаете, кто вы.
   И тот, про кого вы думаете, что это вы, это не вы.
   То, что есть вы, конечно, не расплавится.
   И то, что вы есть, откроется и вам, и всем другим. Это будет находка, она принесет вам потрясающую радость, экстаз.
   Когда вы познаете, кто вы есть, все ваши страхи, фобии, умственные проблемы просто исчезают, испаряются, ведь они были лишь частью вашей личности.
   Больше нет всех ваших внутренних конфликтов.
   Есть только гармония и тишина, настолько мудрая, что невозможно представить себе.
   А увидеть истинное существо человека - это увидеть все то, что стоит видеть, ведь отсюда открываются двери к существованию.
   Поэтому-то я и учу вас всему тому, что поможет вам расплавиться.
   Я учу вас любви, но не браку.
   Я учу вас дружбе, или даже лучше, дружественности.
   Я учу вас сплавляться с коммуной.
   Коммуна - это не семья. Вы родились в семье... Вы должны кое-что понять о семье. Семья - это очень странный институт, и один из самых отравляющих институтов. Родители думают, что они владеют вами. Мать думает, что родила вас, отец думает, что дал вам жизнь: вы его кровь.
   В моем детстве это была постоянная проблема с моими родителями. Я каждый раз протестовал, когда они упоминали или косвенно указывали на то, что я принадлежу им. Я говорил: «Это абсолютно неправильно. Забудьте идею о том, что я принадлежу вам. Да, я пришел через вас, но из-за этого вы не становитесь моим владельцем; я не ваше владение. Ребенок приходит через вас: вы всего лишь проход. Если проходы станут владеть, тогда любая дорога, по которой вы проходите, скажет вам: «Куда это ты идешь? Я владею тобой, я привела тебя сюда»
   Мои родители говорили мне: «Нам ты можешь говорить все, что захочешь, но такие вещи не говори перед другими людьми. Если кто-нибудь услышит, как ты говоришь своему отцу: "Вы просто дорога"...»
   Я говорил: «Но мне приходится говорить такие слова, потому что вы вынуждаете меня; вся вина ложится на вас. Вы начали - конечно, бессознательно, но это вы начали думать, что вы владеете мною». Отец хотел, чтобы я стал ученым, а я сказал ему: «Вы должны предоставить это мне. Я теперь достаточно зрелый человек, чтобы самому решать, в каком направлении мне двигаться. Я благодарен вам за то, что вы воспитали меня до такого состояния; но теперь, оставьте меня одного. И я говорю это не из какой-то неблагодарности; я благодарен вам за то, что вы сделали меня способным выбирать мой путь. Но однажды я должен сказать: "Теперь оставьте меня одного". Это шокирует, это ранит, но что делать? Причина в вас, ведь это вы хотите видеть то, что хотите видеть».
   Отец редко сердился на меня, но в тот момент он очень рассердился; и в глазах каждого он был прав. Вся семья была согласна с ним. Все соседи были согласны с ним: «Какой смысл ходить в гуманитарный колледж и изучать философию? Ты ни на что не будешь годен».
   В Индии многие университеты закрыли свои философские факультеты, в других университетах, где еще остались философские факультеты, на них поступают только девушки. У нас было только три студента - я и две девушки. И девушки поступили на этот факультет совсем по другой причине. Ведь на философском факультете профессора постоянно нуждаются в студентах, они боятся провалить их. Если к ним никто не придет, то их факультет закроют, и они станут безработными; поэтому они уговаривают студентов поступать... А для девушек диплом в Индии нужен только для замужества. С дипломом девушка получит богатого мужа из культурной семьи. Она немедленно перейдет в более высокие круги общества. До философии ей нет никакого дела.
   Одним из моих профессоров был бенгалец, и он фанатично верил в безбрачие. На факультете философии всегда встречаются самые странные фигуры. Шел ли дождь или нет, было ли жарко или нет, солнце или нет, он всегда ходил под зонтиком, закрывая им почти все свое лицо, чтобы не видеть никаких женщин. Университет был полон девушек, и в его группе было две девушки. Из-за этих девушек он обычно преподавал с закрытыми глазами.
   Это давало мне прекрасную возможность; я спал. На протяжении шести месяцев все шло очень хорошо. Однажды девушки не пришли, но было время моего сна, поэтому я уснул. В тот день он преподавал с открытыми глазами - я не думал, что он станет вести занятие с открытыми глазами. Поэтому он сказал: «Вы можете открыть свои глаза. Я знаю, что вы тоже верите в безбрачие».
   Я сказал: «Вы так считали на протяжении шести месяцев? Я же просто спал. Я верю в сон, а не в безбрачие».
   Он сказал: «Странно; а я думал, что вы такой же, как я, я чувствовал по отношению к вам большое уважение. Вы шесть месяцев обманывали меня».
   Я сказал: «Я буду обманывать вас и в будущем. Это не обман, просто это время для моего сна. И было очень хорошо, что вы вели занятия с закрытыми глазами, потому что не было никаких неприятностей, никаких конфликтов - вас ведь никто не слушал».
   «Этих девушек философия не интересует, а то, чему вы учите, это такой вздор, что когда я время от времени сквозь сон слышал вас, я просто отбрасывал все это. А эти две девушки не имеют ничего общего... Вы можете преподавать, вам платят за это. А эти девушки всего лишь отрабатывают свой диплом, чтобы потом найти хорошего партнера для брака».
   «Я прихожу сюда только поспать, а вы приходите сюда преподавать; у вас другие представления. Я же не говорю вам: "Не беспокойте меня", - и вас я не беспокою. Я не храплю. Храпел ли я когда-нибудь?»
   Он сказал: «Вы странный, вы заставляете шевелить мозгами! Вы ставите вопрос в таком направлении, где мне нечего... Вот сейчас вы спрашиваете о храпе. Возвращайтесь к нашему предмету».
   Я сказал: «А я и говорю о нашем предмете. Я спрашиваю, не беспокоил ли я вас когда-нибудь? Если я вас никогда не беспокоил, то в чем вы меня можете упрекнуть? Я мог не слушать вас и с открытыми глазами. Этим занимались те две девушки, ведь философия совершенно не интересовала их. Пока вы ведете занятие с закрытыми глазами, они разговаривают об одежде, о своих сари, спрашивают, где достать, сколько стоит...? Вот чем они занимаются».
   «Неужели я такой дурак, что стану слушать этих двух девушек и вас? Между вами и ими только я. Поэтому я просто сплю; это единственный способ сбежать от всего этого. И теперь вы прекрасно знаете, что я вас не обманываю. Если бы вы спросили меня раньше, я ответил бы вам точно так же; это было всего лишь ваше предположение. Вы предположили, что я тоже сторонник безбрачия, вы защищали эту идею».
   Он очень боялся смотреть на женщин. И я сказал: «Теперь же, коль скоро вы поднимаете этот вопрос, я хотел бы сказать, что ваше безбрачие ничего не стоит. Вы не можете даже смотреть на женщин? Вы так боитесь их? Ваш зонтик - не что иное, как ваша трусость. Вы постоянно носите его по всему университету, и все смеются над вами. Люди не видят вашего лица, вы не видите лиц людей». Он обычно ходил так быстро, что никто не мог идти с ним рядом и разговаривать с ним. И у него была действительно хорошая походка - быстрая... прикрывшись своим зонтиком.
   «Как долго будет этот зонтик охранять ваше безбрачие, скажите мне. И слышали ли вы из каких-нибудь священных писаний, что зонтик поможет оставаться безбрачным? Видели ли вы какие-нибудь портреты Махавиры, Будды, Кришны с зонтиком? Вы первый безбрачный человек в мире, который пытается быть безбрачным с помощью зонтика. И я прекрасно знаю, что вы подсматриваете; здесь на занятиях вы должны иногда подсматривать, на немного приоткрывать свои глаза».
   Он сказал: «Но откуда вы знаете, ведь вы же крепко спите?»
   Я сказал: «Откуда вы знаете, что я крепко сплю? Вы, должно быть, подсматриваете. Как долго вы можете держать свои глаза закрытыми? И потом вести занятие...»
   Семья пытается что-то сделать из вас. Моя семья хотела, чтобы я стал ученым; они видели во мне потенциал. Я сказал: «Я понимаю, что, если я буду ученым, мне будут больше платить, меня будут больше уважать. Будучи философом, я, возможно, останусь безработным. Но пришло время, когда я должен выбрать свой собственный путь. Если он приведет в пустыню, я буду по крайней мере счастлив тому, что следовал своему пути; у меня ни к кому не будет претензий. Следуя вашему пути, даже если я стану великим ученым, я не буду счастлив, потому что меня заставили; это своего рода рабство. У вас есть сила заставить меня, но запомните, что я никоим образом не позволю что-либо навязывать мне».
   В тот раз мой отец очень рассердился. Он сказал: «Хорошо, отправляйся на факультет искусств, но я не буду давать тебе никаких денег».
   Я сказал: «Договорились. Деньги ваши; я не ваш. Если не хотите давать мне денег, это я понимаю. И я понимаю, что вы готовы давать мне деньги, если я пойду на научный факультет, поскольку тогда это будет соответствовать вашему желанию. Вы готовы давать мне деньги только при том условии, что я останусь под вашим контролем».
   «Так что все совершенно ясно: вы используете деньги, чтобы заставить меня двигаться по определенному направлению, от которого я отказываюсь. Но, - сказал я, - вы пожалеете о том, что упомянули о деньгах. Неужели вы думаете, что можете заставить меня, угрожая, что не будете давать мне никаких денег?»
   Я ушел из дома. На протяжении двух лет он непрерывно приходил ко мне и просил: «Забудь и прости меня. Мне действительно очень жаль, что я упомянул о деньгах. Я вижу твои трудности, и я их причина», - ведь по ночам я работал редактором газеты, чтобы заработать денег и днем ходить в университет. Но я говорил: «Как я могу принять деньги от вас?»
   Однажды, когда на его глазах выступили слезы, я сказал: «Хорошо, если вы настаиваете, то просто кладите деньги на стол. Я не буду брать их из ваших рук. Со стола я их могу брать, потому что со столом у меня нет никаких проблем, нет неприятностей, нет конфликта». Так и продолжалось остальные четыре года. Он клал деньги на стол, а я брал их со стола, но не у него - «потому что, - сказал я ему, - эта стратегия безобразна».
   Семья эксплуатирует каждого ребенка, потому что она обладает властью денег, престижа, численным перевесом. А ребенок - это просто ребенок; может ли он взбунтоваться? И семья отравляет ребенка: ты индус, мусульманин, христианин. Это отравляет ребенка: ты республиканец, ты демократ, ты социалист, ты коммунист. Это все время отравляет ребенка. И все это отравление накапливается и становится вашей личностью.
   Коммуна - это не семья, или ваша настоящая семья.
   Достаточно странно, что каждый мальчик ненавидит своего отца, каждая девочка ненавидит свою мать; но никто не скажет этого. На поверхности все очень вежливо и хорошо, тишь да гладь. А глубоко внутри - раны. Вы всю свою жизнь несете в себе раны, нанесенные вам в детстве. И эти раны работают так, что портят всю вашу сущность.
   Например, я вижу, что девочка, которая ненавидит свою мать, ведет себя точно так же, как мать, - ведь откуда ей еще было выучиться? Мать была первой женщиной, которую она узнала. Она ненавидит ее, потому что мать заставляла ее быть тем, кем она не является, и что она теперь несет на себе как груз.
   Поэтому она, с одной стороны, ненавидит мать; но, с другой стороны, это женщина, которую она знает наиболее близко. Поэтому в ее жестах, в ее языке, в ее реакциях, во всем она повторяет свою мать. Она как бы написана под копирку: личность, которую она несет на себе, - это личность ее матери. Не удивительно, что люди ненавидят и себя. Простая причина этого заключается в том, что личность, про которую они думают, что это они, является личностью, которую дали им люди, против которых они хотели бы восстать, но против которых они беспомощны.
   Зигмунд Фрейд сделал об этом весьма важное замечание: идея Бога как отца возникла, должно быть, в качестве компенсации. Когда-то давным-давно, в доисторические времена, какой-то молодой человек убил, наверное, своего отца, потому что это было для него единственным способом стать собой. Но потом раскаяние за убийство отца...
   У Зигмунда Фрейда не было исторических фактов об этом, но вывод его является психологическим, не историческим. Он говорит, что каждый мальчик будет ненавидеть своего отца. Он будет ненавидеть его постоянно.
   Но ненависть к своему отцу возмущает сознание. Для утешения сознания человек начинает поклоняться отцу.
   В Индии особенно, - ведь я знаю Индию лучше, чем какую-либо другую страну, - сын должен припадать к ногам своего отца, матери, всякого, кто старше его. Это просто способ помочь ему: припадая к ногам, он уравновешивает свою ненависть уважением, он чувствует облегчение от того, что уважает своего отца.
   Если вы ненавидите своего отца, то я не думаю, что есть какая-нибудь другая необходимость припадать к его ногам. Может быть, иногда, время от времени, в знак признательности вы припадете к ним; но это не может быть формальностью, это может быть только неформальным событием. Сейчас вот люди припадают к ногам, но в этом нет чувства. Откуда взяться чувству? Внутри ненависть: вот человек, который испортил вашу жизнь.
   Семья становится вашей основной единицей; поэтому если ваша семья конфликтует с соседями, то это ваша семья, - права она или нет, вы будете сражаться вместе со своей семьей.
   Перед моим домом жил один золотых дел мастер - он был немного эксцентричным человеком. Одно из его эксцентричных действий заключалось в том, что всякий раз, когда он отправлялся на рынок или на реку, он запирал свой дом - даже если его жена, его дети были внутри. Он запирал свой дом снаружи и толкал дверь два или три раза, чтобы убедиться в том, что она действительно заперта. И если кто-нибудь вызывал в нем сомнение, - а я это делал постоянно... Я стоял за несколько домов от его дома и, когда он выходил на реку, говорил ему: «Сонджи, а это означает уважаемый золотых дел мастер, - не забыли ли вы проверить ваш замок?»
   Он говорил: «Не забыл ли я?» - и возвращался обратно.
   Однажды, когда он принимал омовение в реке, я сказал ему: «Сегодня вы позабыли».
   Он сказал: «Действительно?»
   Я сказал: «Я сидел напротив вас». И не домывшийся человек ринулся проверять.
   Он был в каком-то конфликте с моим отцом - судебное дело о каком-то участке земли. Земля эта действительно принадлежала ему, но мой отец заплатил за нее его младшему брату. Этот младший брат сделал вид, что эта земля принадлежит ему, поэтому мой отец и заплатил за нее. А в день регистрации обнаружилось, что этот человек обманывал: земля принадлежит другому брату. Тот не возвращал деньги, а мой отец не давал управлять землей другому брату, которому она принадлежала; вокруг этого и было судебное дело.
   Я сказал своему отцу: «Я приду, чтобы поддержать этого мастера».
   Он сказал: «Что! Ты будешь свидетельствовать против меня?»
   Я сказал: «Конечно. Я знаю, что вы заплатили, но это была ваша ошибка. Вам следовало бы узнать, кому принадлежит земля, прежде чем платить. А этот бедный золотых дел мастер, в чем его вина? Земля-то принадлежит ему. И, между прочим, он беднее вас; поэтому, если вы потеряете деньги, это будет лучше, чем если он потеряет землю, он ведь по-настоящему беден».
   Мой отец сказал: «Но ты не понимаешь простой вещи... ты будешь против своего собственного отца?»
   Я сказал: «Вопрос не в том, чтобы быть против своего собственного отца. Я не верю в это "правильно или неправильно, моя семья..." Я знаю, что ваше восклицание правильное, но в этом ваша ошибка; вы будете страдать. Я изводил этого бедного человека, так что теперь есть шанс помочь ему. Я буду помогать ему».
   Семья хочет, чтобы вы были с ней. Я видел семьи, которые поколения за поколениями сражались друг с другом в судах, уничтожали друг друга, убивали друг друга на протяжении поколений. Ведь ваши отцы были против кого-то, - вы не имеете никакого отношения к тем людям, которые живут сейчас, они не сделали вам ничего плохого, - когда-то в прошлом, четыре, пять, шесть поколений тому назад... Вы можете и не знать имен тех людей, которые сражались, но вражда продолжается.
   Семья пытается отсоединить вас от всего общества, как нация отделяет вас от другой нации. Это все та же стратегия разделения.
   Коммуна - это не семья.
   Никто здесь не отец, никто здесь не мать.
   Никто здесь не брат и не сестра.
   Никто здесь не муж и не жена.
   Здесь вы только лишь индивидуальности, и эти индивидуальности решили жить свободно и поддерживать друг друга на жизненном пути свободы.
   Никто никем не владеет.
   Каждый находит поддержку в том, что он есть или чем он может быть.
   Семья - это диктат.
   Коммуна - это просто поддержка.
   Я не даю вам даже наставлений, ведь даже наставления могут стать диктатом для вашего ума, ваш ум ведь создан обществом. Если я дам вам наставления, вы подумаете, что это заповеди.
   Наставления - это не заповеди. Вы не обязаны следовать им, достаточно лишь понимать их. Потом вы последуете своим путем. Может быть, на вашем пути пригодится то, что я говорил вам, или, может быть, ничего не пригодится. Так что не нужно обращать это в веру.
   Коммуна - это собрание свободных индивидуальностей — без насилия, без диктата, без требований - просто для поддержки и помощи. Ведь одному будет трудно; вы найдете, что почти невозможно быть собой в так называемом обществе, общество ведь не дает поддержки. Да, если оно и поддерживает, то поддерживает с условиями, это всегда торг, бизнес. Общество сделает для вас это, если вы готовы сделать для общества то: все это лишь только сделка, контракт.
   Коммуна - это не бизнес, это не родственные отношения.
   Нет контракта.
   Всего лишь несколько людей, которые чувствовали себя в обществе, как в тюрьме, отбросили это и создали сообщество таких же бунтарей. Все они бунтари, и все они поддерживают друг друга. Всякого, кто хочет быть мятежным, всякого, кто хочет быть, коммуна поддерживает безусловно.
   Но коммуна может существовать только в том случае, если вы сливаетесь с нею. Если вы держите себя особняком, коммуны нет, поскольку нет сообщества.
   Поэтому я и говорю, чтобы вы растворили себя в коммуне.
   И помните, что в этом растворении вы станете индивидуальностями. Вы не потеряете своей индивидуальности, вы обретете ее - это единственный способ обрести ее.
   В обществе вы все время изменяете свою личность, но вы никогда не обретаете своей индивидуальности. Вы можете из католика перемениться в коммуниста, но это не создаст совсем никакого различия. Вы больше не будете ходить в Ватикан, но теперь в Кремль... святыми станут те красные звезды. Теперь Россия станет для вас святой землей.
   Вы просто выбрались из одной канавы и упали в другую. Может быть, у них немного разные формы, но канава есть канава. Из одной тюрьмы вы перешли в другую. Конечно, пока вы переходите из одной тюрьмы в другую, как раз посредине вы ощутите немного вкус свободы. Не думайте, что это станет вкусом другой тюрьмы. Это всего лишь посредине.
   Бегите! Не идите в другую тюрьму; бегите из любой тюрьмы. Никогда не возвращайтесь в структуру, потому что все структуры одинаковы.
   Коммуна - это потрясающее духовное явление.
   Вы с людьми, и все же вы одни.
   Никто не нарушает вашей уединенности.
   Каждый уважает вашу уединенность. Вы со многими людьми, вы все вместе, но никто не пытается навязать вам никаких условий, никаких связей, никакого рабства. Никто не берет с вас никаких обещаний на завтра, ведь завтра вы изменитесь, изменятся и другие люди. Кто знает, что будет завтра? Когда придет завтра, тогда и посмотрим.
   У коммуны нет завтра, она живет здесь и сейчас.
   И она живет полно, интенсивно, ведь мы живем не ради какой-то другой жизни.
   Мы живем как цель для самих себя.
   Католики живут для какой-то другой жизни; эта жизнь - всего лишь лестница. То же относится и ко всем другим религиям: этой жизнью нужно пожертвовать. Они все учат вас жертвовать - и они действительно жертвуют вами. Все вы как на бойне - на разных алтарях, в разных храмах, - но все вы как на бойне.
   Единственный способ спасти себя от этих мясников, которые повсюду вокруг, - это объединиться с такими же бунтарями, чтобы путь революции стал сильным, основательным, поддерживающим сам себя. И тогда вы найдете, что каждый живет интенсивно, Мы живем не ради другого мира, так зачем же нам жить вяло, тепловато?
   Мы должны жить по-настоящему жарко!
   В Ахмедабаде я часто ходил на один мост, на котором находилась очень большая реклама. Мне нравилась эта реклама; всего лишь одно слово в ней было неправильным. Это была реклама какого-то прохладительного напитка. Реклама гласила: «Живи немного погорячее, но - потягивай при этом золотой напиток», - золотой напиток - это что-то вроде кока-колы. Они нашли по-настоящему хороший лозунг: «Живи немного погорячее», - но почему немного? В этом было мое затруднение. Потягивай что-нибудь, но почему немного?