Страница:
— Я что-нибудь придумаю, — сказал шофер.
Он вышел, принес женщине чашку чаю и сказал:
— Не обращайте на него внимания, он пьян. Будьте к нему снисходительны. Выпейте чаю... и я еще принес банан для вашей милой обезьянки.
Что делать? Ведь пьяница был прав. Даже шофер не смог сказать: "Какой красивый ребенок". Он нашел способ: лучше сказать, что это милая обезьянка — и тогда нет проблем.
В жизни вы вынуждены лгать каждую секунду — из жалости, из сострадания; а истину приходится прятать.
Кто живет среди добрых, того сострадание учит лгать. Сострадание делает воздух затхлым для всех свободных душ... потому что общество сокрушит любого, кто захочет быть правдивым, честным и искренним — ведь он будет говорить все как есть.
В одном доме ждали к обеду премьер-министра. У него был очень длинный нос, делавший его лицо таким уродливым, что нельзя было сказать: "На его лице есть нос", — наоборот, у его носа было лицо. Все оно состояло исключительно из носа, все остальное было очень маленьким. Семейство очень беспокоилось за своего маленького сынишку, и все утро они внушали ему:
— Ты должен запомнить одну вещь: не говори о носе. Мальчик отвечал:
— Это странно. Почему?
— Это неважно. Ты должен запомнить: он премьер-министр, и он не любит, когда обсуждают носы. Поэтому запомни: молчи! Можешь говорить о чем угодно, кроме носа.
Мальчик сказал:
— Какой странный гость. Он что, сумасшедший? Почему? Да я никогда в жизни не говорил о носах.
Но они не рассказали ему о настоящей причине, они просто запретили ему упоминать о носе. Пришел премьер-министр, мальчик посмотрел на него и сказал:
— Боже мой, какой у вас огромный нос! Мои родители с самого утра говорили мне: "Не говори о носе!" Смотря на вас, невозможно не обсуждать нос. Я просто влюбился в него. У вас такой карикатурный вид!
Детям трудно лгать, ведь они еще недостаточно цивилизованны. Они еще примитивны — простые души. Они еще свободны, чтобы говорить правду. Но что до всех остальных:
Сострадание делает воздух затхлым для всех свободных душ.
И...Глупость добрых — бездонна. Обычно вы совсем не задумываетесь о том, что люди, которые считаются добрыми, добры только потому, что их глупость принималась обществом достаточно долго, чтобы люди забыли о ней.
Однажды я путешествовал с индуистским монахом. Это был во всех отношениях добрый, хороший человек — ненасильственный, очень тихий — и ни один индуист не замечал его глупости. Когда к станции подъехал встречавший нас лимузин, он не захотел в него садиться. Я спросил:
— В чем дело? Шофер объяснил:
— Сначала нужно положить на сиденье его бамбуковый коврик. Он будет сидеть на бамбуковом коврике, потому что он аскет. Он не может сидеть в таком роскошном автомобиле, на таком роскошном сиденье.
Тут же принесли его бамбуковый коврик, положили туда, и он уселся. Я наблюдал все это шоу. Теперь он думал, что сидит на своей бамбуковой подстилке и нисколько не тревожился о роскоши автомобиля. Под его бамбуковым ковриком было прекрасное кожаное сиденье — и это его не заботило; он создал барьер. Я сказал:
— Это просто глупость. Вы такой хороший, добрый человек, но разве нельзя быть еще и разумным?
А потом начались проблемы. Он пил только молоко; ничего другого он не ел. Индуисты считают молоко самой чистой пищей. В действительности все совершенно по-другому - если вы действительно вегетарианец, абсолютный вегетарианец, вы не можете пить молоко. Молоко вырабатывается организмом животных. На самом деле, это часть крови; животное-мать превращает кровь в молоко. Это чистая кровь - и больше ничего. Это невегетарианская пища.
Ее нельзя назвать даже вегетарианской — что же говорить о том, что она самая чистая? И это еще и опасно, потому что только маленькие дети и зверята пьют молоко, и они быстро переходят на твердую пищу. Только человек продолжает пить молоко до последнего вздоха.
Молоко нужно маленьким детям, которые не могут переваривать другую пищу, оно не для взрослых. И естественно, это приводит к определенным последствиям. Человек, живущий на одном молоке, остается умственно отсталым. Он останется ребенком — немного глуповатым. Когда я узнал все, это стало просто смешно. Он мог пить только коровье молоко. Индуисты — великие поклонники коров. Они так почитают коров, что даже навоз становится "священным навозом". Они едят его. Они пьют коровью мочу — она священна.
Я спрашивал многих индуистских ученых: "Что же вы не пьете мочу своей матери? Это было бы еще благочестивее".
А у этого человека были еще и другие условия. Корова должна быть совершенно белой, потому что черное — знак дьявола, смерти, тьмы и всяческого зла. Так что для него нужно было искать белую корову. Она должна быть абсолютно белой — ни малейшего пятнышка.
Я сказал ему:
— Неужели вы не понимаете простой вещи: что даже черная корова дает белое молоко? Вы должны думать о молоке; молоко не становится черным.
Он ответил:
— Не вмешивайтесь в мою религиозную жизнь.
Он почитал весь этот идиотизм. Каждое утро... то, что индуисты называютпанчамрита, пять нектаров — это пять элементов, выходящих из тела коровы: навоз, моча, молоко, творог и масло — эти пять элементов нужно смешать, и это превращается в "пять нектаров". И именно так завтракают настоящие индуистские святые.
Взгляните на добрых людей, и вы очень редко найдете их разумными. Их глупость безгранична. Насмотревшись на добрых людей досыта, я пришел к выводу, что пока мы не избавимся от добрых, мы не сможем избавиться от глупости, мы не сможем избавиться от всевозможных идиотских представлений.
Нам нужны разумные люди, а не добрые.
И если вас ведет разум, тогда жизнь будет доброй. Но добрая жизнь не должна быть целью, целью должен быть острый, проницательный разум.
Скрывать себя самого и богатство свое — этому научился я там, внизу: ибо обнаружил я, что каждый из них — нищ духом. Заратустра говорит: "Там, внизу, среди людей, я научился скрывать свое богатство, чтобы они не завидовали — ибо все они так нищи духом, что если вы сильны разумом, лучше спрячьте его; иначе они убьют вас".
Этим маленьким людям и их толпам не по нраву никакие гиганты; они задевают их эго. Самое их присутствие заставляет их почувствовать собственное ничтожество. Единственный способ восстановить свою гордость — уничтожить этих людей, которые действительно внутренне богаты.
Я знал, видел и даже носом чуял, что не только достаточно, но даже слишком много духа досталось ему!
Блаженной грудью вдыхаю я снова свободу гор! Наконец то избавлен нос мой от запаха человеческого существования!
Заратустра любит человека, и Заратустра ненавидит человека. Заратустра любит человека, ибо в человеке заложена возможность выйти за свои пределы. Заратустра ненавидит человека, потому что человек совершенно не использует свой потенциал; он застревает как зерно и никогда не становится цветком.
Это одна из причин, почему за Заратустрой не последовали большие толпы людей — потому что он ненавидит вас такими, какие вы есть. Но он ненавидит вас лишь потому, что вы владеете несметными сокровищами и не исследуете их. Он ненавидит вас потому, что любит вас. В этом нет противоречия.
Он хочет, чтобы из вас родился сверхчеловек. Он любит сверхчеловека, а пока маленький человек не готов умереть и исчезнуть, сверхчеловек не может появиться.
Семя должно умереть в почве. Лишь тогда начнет расти прекрасный зеленый побег. Но зерно должно умереть.
Человек должен умереть, чтобы дать место сверхчеловеку.
Так что, с одной стороны, он любит человека, ибо человек — это зерно... но он ненавидит человека, потому что это зерно не дает расти сверхчеловеку. Зерно превратилось в тюрьму.
Семя должно быть только защищено, и как только найдется подходящая почва, семя должно быть готово немедленно умереть. Но семя становится слишком защищенным - тогда оно превращается в тюрьму. Тогда зерно избегает почвы, поскольку там ему придется умереть. Тогда семя начинает любить самое себя и полностью забывает о великой возможности, которую носит в себе.
Заратустра любит сверхчеловека, и как следствие, ему приходится разбивать и разрушать семя — человечество. Человечество должно исчезнуть с земли, чтобы сверхчеловек мог сделать эту землю раем.
...Так говорил Заратустра.
О ТРОЯКОМ ЗЛЕ
14 апреля 1987 года,
Возлюбленный Ошо,
О ТРОЯКОМ ЗЛЕ
Теперь хочу я возложить на весы из всех зол три самых худших, и по-человечески верно взвесить их...
Сладострастие, властолюбие, себялюбие — это троякое зло до сих пор проклинали усерднее всего, и более всего на него клеветали; и вот хочу я сегодня по-человечески тщательно взвесить...
Сладострастие: это сладкий яд лишь для увядших, для тех же, у кого воля льва, это великое сердечное подкрепление, вино из всех вин, благоговейно сбереженное.
Сладострастие: это величайшее блаженство, символ высшего счастья и высшей надежды...
...многому, что еще более чуждо друг другу, чем мужчина женщине: а кто постиг до конца, насколько чужды друг другу мужчина и женщина?..
Властолюбие: огненный бич для самых суровых из всех жестокосердных; ужасная пытка, уготованная самому жестокому, мрачное пламя костров, на которых сжигают живьем...
Властолюбие: перед взором его человек пресмыкается и ползает, раболепствует и становится ниже змеи и свиньи, пока, наконец, не вырвется у него крик великого презрения...
Властолюбие: оно поднимается к чистым и одиноким, чтобы привлечь их, поднимается вверх к самодовлеющим вершинам, пылая, как любовь, заманчиво рисуя в небесах пурпурные блики блаженств.
Властолюбие: но кто сказал, что нездорова такая страсть, когда высокое стремится к власти над низшим! Поистине, нет ничего болезненного в таком желании, в таком снисхождении!
Чтобы одинокая вершина не оставалась вечно одна и довлела себе; чтобы гора снизошла к долине, а ветры вершин — к низинам.
О, кто найдет истинное имя, чтобы назвать и возвести в добродетель это стремление! "Дарящая добродетель" — так назвал некогда Заратустра то безымянное.
И тогда, случилось, — и поистине случилось впервые, — что слово его возвеличило себялюбие — бодрое, здоровое себялюбие, бьющее ключом из сильной души;
— из сильной души, соединенной с возвышенным телом, прекрасным, победоносным и крепким, рядом с которым каждая вещь становится зеркалом...
Прочь от себя гонит она все малодушное; она говорит: "Дурное — это трусливое!"...
Достойным презрения кажется ей всякий, кто постоянно заботится, вздыхает, жалуется и извлекает из всего малейшую выгоду...
Ненавистен и противен ей тот, кто никогда не защищается, кто проглатывает ядовитые плевки и злобные взгляды, кто слишком терпелив, кто все выносит и всем доволен: ибо это — характер раба.
Раболепствие ли это перед богами и следами от ног их или перед людьми с их глупыми мнениями, — на все рабское плюет оно, это великое себялюбие!..
Ведь именно эта лжемудрость почиталась за добродетель и называлась именем ее... "Отказаться от себя" — вот чего с полным основанием хотели все уставшие от жизни трусы!..
Ныне же приближается к ним день, когда все изменится: меч судьи, Великий Полдень; и многое станет тогда явным!
И кто славит "Я" и освящает себялюбие, поистине, тот говорит вдохновенно, словно пророк: "Вот наступает он, Великий Полдень, вот он уже близок!"
...Так говорил Заратустра.
Все учителя до Заратустры и даже после него смотрели на вещи очень предубежденно. Они не допускали многомерности. Они навязывали определенное измерение и условность человеческого ума, чтобы смотреть на все лишь определенным образом. Огромный вклад Заратустры - в том, что он помогает человеку рассматривать вещи новыми способами — абсолютно по-новому, свежо и необычайно просветленно. Порой вы можете быть шокированы, поскольку он будет говорить против ваших предрассудков. Вы должны быть достаточно мужественны, чтобы отложить все свои предубеждения.
Чтобы понять этого человека, с его великими озарениями, который смотрит на вещи вне соответствия с какой-либо предвзятой идеологией, но видит их такими, какие они есть, сами по себе... Он не навязывает им никакого значения; наоборот, он пытается выяснить: есть ли какой-либо смысл в них самих? Он очень объективен, очень реалистичен и абсолютно нормален. Он не одержим никакой идеей, и не хочет выдвигать никакой определенной философии или религии.
Его методы так различны. Он учит вас ясности видения. Он не учит вас, на что смотреть, он просто учит вас видеть ясно.
Ясность видения принесет вам истину. Он не собирается преподносить вам истину, как нечто готовое. Он не хочет, чтобы истина была так дешева. Дешевое не может быть настоящим. Истина требует, чтобы вы стали азартным игроком, чтобы вы могли рискнуть всем ради выигрыша. Истина не может быть вашей собственностью. Наоборот, вы только тогда можете иметь истину, когда готовы к тому, чтобы она владела вами.
То, что он собирается сказать в этот вечер, настолько противоречит всем религиям, всем, так называемым моральным правилам, что пока вы не уберете с дороги свой ум, вы не сможете услышать и понять его. Он рассыпает алмазы у вас на пути. Но вы можете оставаться слепыми; вы можете закрыть глаза, чтобы не тревожить свои предвзятые верования.
Он стремится растормошить вас — ведь пока вы не потревожены, вы не можете двигаться, не можете развиваться; в вас не может возникнуть нетерпение достичь далеких звезд; вас не будет сжигать страсть, стать сверхчеловеком. Вас нужно встряхнуть — и встряхнуть безжалостно. Только потом вы поймете: это было сострадание — истинное сострадание.
Поддерживать вас в вашей удобной лжи не есть любовь. Это дает вам хорошее самочувствие, но это очень деструктивно — это зло. Это уничтожает возможность вашего роста. А у Заратустры только одно-единственное учение: человек должен превзойти самого себя. Но зачем ему трансцендировать, если ему очень удобно? Этот комфорт нужно разрушить; нужно отнять у него удобства; нужно разбить его предрассудки; нужно сжечь все его религии, богов, философии; его нужно оставить абсолютно нагим, как новорожденного младенца.
Лишь отсюда, из этой невинности, из этой новизны, может родиться сверхчеловек — единственная надежда человечества, — родиться и заменить этот гнилой, отвратительный род человеческий. Поскольку мы живем здесь, мы привыкли к его гниению. Мы привыкли к его отвратительному запаху.
У Халиля Джебрана есть небольшая история. Одна женщина из деревни приехала в город продать рыбу. Она была женой рыбака. Продав рыбу, она встретила старую подругу. Они вместе учились в школе, но та была очень богата, и они не виделись много лет. Богатая женщина пригласила ее погостить хотя бы одну ночь. У нее был прекрасный дворец, красивый сад, и она была уверена, что подруге будет очень приятно.
Перед сном она принесла множество роз и положила их возле кровати своей гостьи. Но время шло, а бедная женщина никак не могла уснуть. Она все ворочалась с боку на бок, и от этого хозяйка тоже не спала. В конце концов, она спросила:
— В чем дело?
— Прости меня, — сказала ее подруга. — Пожалуйста, принеси мне одежду, в которой я привезла рыбу. Убери розы, чуть-чуть намочи мое платье и принеси его сюда. Если я буду чувствовать запах рыбы, я тут же засну. Эти розы не дают мне спать.
Розы унесли, а грязную, вонючую одежду сбрызнули водой; вся комната запахла рыбой. Женщина чрезвычайно обрадовалась и сказала:
— Теперь я буду спать прекрасно. Я привыкла к этому запаху. Розы мне не подходят.
Мы привыкли к этому человечеству — вот почему мы не видим, как оно отвратительно. Мы не видим его уродства; мы не видим, как оно завистливо; мы не видим, насколько оно лишено любви; мы не видим неразумия, глупости, посредственности. Слушая Заратустру, вы можете совершенно по-новому посмотреть на человечество.
Заратустра говорит:Хочу я возложить на весы из всех зол три самых худших и по-человечески верно взвесить их. Я хотел бы, чтобы вы запомнили это слово:по-человечески, ибо все, так называемые религиозные и духовные философии, оценивали вещи очень бесчеловечно. Поэтому я хочу, чтобы вы запомнили словочеловечно.
Заратустра чрезвычайно любит человека. Он не враг; он друг. Он ненавидит существующее положение, ибо знает, что вы можете далеко пойти, вы можете достичь высоких пиков. Это не ваше назначение. Его ненависть к настоящему человечеству, вызвана глубокой любовью к вашему будущему, к далекой цели — сверхчеловеку. Он полностью против нечеловеческих ценностей. Все религии ждут от вас стремления к нечеловеческим ценностям.
Если вы посмотрите в писания всех религий, вы удивитесь: то, что они требуют от вас, настолько неестественное, что вы не можете выполнить это. Определенно, вы не понимаете цель того, что они требуют. Они также знают, что вы не можете выполнить условия, которые они вам предъявляют. Но тогда зачем ставить такие условия? Их скрытая цель — заставить вас чувствовать себя виноватыми. А единственный способ заставить вас чувствовать вину — это потребовать нечто неестественное, что вы не можете сделать, как бы ни старались. У вас ничего не получится.
Я слышал: Один человек покупал игрушки для своих детей. Продавец принес что-то и сказал:
— Вот последняя новинка. Это головоломка.
Покупатель был профессором математики, поэтому он очень заинтересовался. Он пытался собрать ее так и этак, он всячески старался, но ему никак это не удавалось. В конце концов, он сказал продавцу:
— Я профессор математики, и я не могу ее разгадать. Неужели можно ожидать от маленьких детей, что им это удастся?
Продавец засмеялся. Он сказал:
— Она сделана не для того, чтобы ее разгадали. Она представляет нынешнее положение человека. Что бы вы ни делали, совершенно неважно что — загадку нельзя разгадать. Это самое современное понимание человечества.
Религии всегда задавали вам головоломки, которые в основе своей, изначально, неразрешимы. Вся их цель — заставить вас почувствовать свою вину, неудачу, разочарование, несчастье, безуспешность, недостоинство. Они хотят уничтожить вашу гордость, достоинство, потому что чем сильнее разрушены ваши гордость и достоинство, тем больше вы будете похожи на верблюда — он опускается на колени и готов подставить спину. Вы поймете, что такова ваша судьба — быть верблюдом; вы не лев, и нет смысла притворяться львом.
Вы родились рабом — в этом стратегия всех религий, всех политических идеологий. Их единственное намерение — заставить каждого человека почувствовать, что он родился, чтобы быть рабом, поклоняться вымышленному Богу, стоять на коленях и молиться.
В тот момент, когда вы признаете себя виноватым, недостойным, вы теряете самоуважение; вы теряете любовь к себе. А если вы не можете любить себя, разве вы можете ожидать, что кто-нибудь другой будет вас любить? Когда кто-то говорит вам: "Я люблю тебя", это почти всегда удар. Вы не можете в это поверить. Никто в это не верит по одной простой причине: "Я не могу любить себя, а этот несчастный говорит, что любит меня. Это означает только одно: он меня не знает! Как только он узнает меня, вся любовь исчезнет".
Любящие становятся великими, если они не могут соединиться при жизни, если общество, родители, религия или что-нибудь еще становится у них на пути и не позволяет им соединиться. Все великие любовные истории посвящены любящим, которые не могли соединиться. Меня всегда удивляло... странно: нет ни одной великой истории о любви людей, которые поженились. Все старые романы заканчиваются на том, что любящие женятся. В них говорится: "И они жили долго и счастливо". Но никаких подробностей не дается. Романы на этом кончаются.
Я совершенно уверен: если бы Лейла и Меджнун, Ширин и Фархад или Сони и Махивал — эти три пары великих любовников Востока — каким-нибудь чудом поженились, они бы наверняка, в конце концов, развелись. О них не сложили бы никаких великих историй.
Вся эта многовековая работа сводилась лишь к одному: заставить вас ненавидеть самого себя; не позволить вам принять себя. Конечно, они не говорят этого ясно. Они ходят извилистыми путями, но Заратустре совершенно ясно, каковы их пути и как они разрушают людей и уничтожают возможность превратить эту прекрасную планету в живой рай... не вымышленный, а реальный.
Чувственные удовольствия, жажда власти, эгоизм: это троякое зло до сих пор проклинали усерднее всего и более всего на него клеветали; и вот это зло хочу я сегодня по-человечески тщательно взвесить.
Он никогда не забывает: не старайтесь соответствовать нечеловеческим стандартам, которые могут лишь искалечить вас, которые подрежут вам крылья, которые лишь ввергнут вас в такое глубокое психологическое рабство, что будет очень трудно из него выбраться — ведь к нему привязываются; оно кажется безопаснее; оно кажется более удобным; оно кажется более приемлемым для общества.
Чем больше человек пытается упражняться в нечеловеческих ценностях, тем скорее, естественно, он станет просто лицемером. Но общество будет почитать его как святого — по той простой причине, что они так не могут. Они пытались, но это, должно быть, великий человек: онделает это. Скорее всего, его личность раздвоена. У него два лица: одно — чтобы показывать миру, другое — для себя, с которым он живет тайно. Жизнь уходит в подполье. На поверхности он притворяется, что выполняет все эти условия, которые по-человечески невозможны.
Первое — это чувственные удовольствия, безусловно, осуждаемые всеми религиями. Но если вы по-человечески посмотрите на чувственные удовольствия... Запомните несколько вещей. Первое: если вы отрекаетесь от чувственных удовольствий, как требуют от вас все ваши так называемые святые и священники, вы будете становиться все более и более бесчувственными. Именно чувственные удовольствия сохраняют ваши чувства живыми, трепетными, танцующими. Именно чувственные удовольствия держат вашу чувствительность на максимальном уровне. Если вы отрекаетесь от чувственных удовольствий, вы отрекаетесь от способности чувствовать. Вы увидите розу, но не увидите ее красоты. Вы увидите полную луну в ночном небе, но не почувствуете ее красоты — ибо для того, чтобы видеть красоту, нужно уметь чувствовать.
Если вы не можете увидеть красоту женщины, как сможете вы увидеть красоту звездной ночи? Как вы сможете увидеть красоту в цветах? Если вы бесчувственны, вы не сможете испытать радость музыки, экстатическое удовольствие от живописи, скульптуры, поэзии.
Вы станете абсолютно глухи и слепы ко всему великому, ко всему гениальному. Ваша чувствительность постепенно умирает, А если все ваши чувства умерли, тогда вы — просто труп. В чем разница между трупом и живым человеком?
Живой человек чувствует. Все его чувства работают в полную силу. Он может слышать тончайшие музыкальные звуки и видит глубочайшую красоту искусства; он способен почувствовать радость великой поэзии. Но это возможно лишь в том случае, если он позволяет себе чувственные удовольствия — без всякого сдерживания, без всяких предрассудков.
Заратустра говорит: первое —сладострастие: это сладкий яд лишь для увядших, для тех же, у кого воля льва, это великое сердечное подкрепление, вино из всех вин, благоговейно сбереженное.
Определенно, Заратустра совершенно ни с кем несравним. Когда дело доходит до истины, он просто высказывает ее, нисколько не беспокоясь о том, будет его кто-нибудь слушать или нет. Это может противоречить всему миру, но он будет стоять на своем, он останется, верен истине.
Он говорит: чувственные удовольствия — это ...сладкий яд лишь для увядших... только для слабых. Но слабые всегда указывали сильным. Слабоумные определяют образ жизни для умных. Толпа создает религии, согласно которым положено жить, заповеди, которым нужно следовать. Все эти морали, этические нормы создаются увядшими и слабыми, недоразвитыми и глупыми людьми.
Они прекрасно подходят этим людям, но они совершенно забыли о том, что не все люди — овцы, что есть еще и львы. А льва нельзя заставить быть овцой. Можно посадить льва в клетку, можно лишить его свободы. Именно это и чувствуют все люди сильной воли в мире: они в тюрьме — в неволе у маленьких, в неволе у слабых, в неволе у толпы. Конечно, овец большинство.
И только благодаря своей многочисленности они всегда определяли образ жизни, который, быть может, и подходил для них, но был только тюрьмой и смертью для достаточно сильных. Нужно четко различать: нечто может быть для одного ядом, а для другого — лекарством. Все зависит от того, кому его дали.
...Сладкий яд лишь для увядших, для тех же, у кого воля льва, это великое сердечное подкрепление, вино из всех вин, благоговейно сбереженное. Заратустра говорит нечто необычайно важное и значительное:благоговейно сбереженное. Он превращает чувственные удовольствия в нечто священное. Если это разрушает вас, то дело не в чувственных удовольствиях, а в вашей слабости. Будьте сильны! Но ваши так называемые религиозные лидеры всегда твердили вам прямо противоположное: отрекитесь от чувственных удовольствий и оставайтесь слабыми. И чем больше вы от них отрекаетесь, тем слабее вы станете, потому что вы потеряете всякую возможность восстанавливаться, всякую возможность омолодиться. Вы утратите связь с существованием — поскольку вы связаны с существованием именно через чувства. Если вы перекроете свои чувства, вы уже вырыли себе могилу.
Возлюбленный Ошо,
О ТРОЯКОМ ЗЛЕ
Теперь хочу я возложить на весы из всех зол три самых худших, и по-человечески верно взвесить их...
Сладострастие, властолюбие, себялюбие — это троякое зло до сих пор проклинали усерднее всего, и более всего на него клеветали; и вот хочу я сегодня по-человечески тщательно взвесить...
Сладострастие: это сладкий яд лишь для увядших, для тех же, у кого воля льва, это великое сердечное подкрепление, вино из всех вин, благоговейно сбереженное.
Сладострастие: это величайшее блаженство, символ высшего счастья и высшей надежды...
...многому, что еще более чуждо друг другу, чем мужчина женщине: а кто постиг до конца, насколько чужды друг другу мужчина и женщина?..
Властолюбие: огненный бич для самых суровых из всех жестокосердных; ужасная пытка, уготованная самому жестокому, мрачное пламя костров, на которых сжигают живьем...
Властолюбие: перед взором его человек пресмыкается и ползает, раболепствует и становится ниже змеи и свиньи, пока, наконец, не вырвется у него крик великого презрения...
Властолюбие: оно поднимается к чистым и одиноким, чтобы привлечь их, поднимается вверх к самодовлеющим вершинам, пылая, как любовь, заманчиво рисуя в небесах пурпурные блики блаженств.
Властолюбие: но кто сказал, что нездорова такая страсть, когда высокое стремится к власти над низшим! Поистине, нет ничего болезненного в таком желании, в таком снисхождении!
Чтобы одинокая вершина не оставалась вечно одна и довлела себе; чтобы гора снизошла к долине, а ветры вершин — к низинам.
О, кто найдет истинное имя, чтобы назвать и возвести в добродетель это стремление! "Дарящая добродетель" — так назвал некогда Заратустра то безымянное.
И тогда, случилось, — и поистине случилось впервые, — что слово его возвеличило себялюбие — бодрое, здоровое себялюбие, бьющее ключом из сильной души;
— из сильной души, соединенной с возвышенным телом, прекрасным, победоносным и крепким, рядом с которым каждая вещь становится зеркалом...
Прочь от себя гонит она все малодушное; она говорит: "Дурное — это трусливое!"...
Достойным презрения кажется ей всякий, кто постоянно заботится, вздыхает, жалуется и извлекает из всего малейшую выгоду...
Ненавистен и противен ей тот, кто никогда не защищается, кто проглатывает ядовитые плевки и злобные взгляды, кто слишком терпелив, кто все выносит и всем доволен: ибо это — характер раба.
Раболепствие ли это перед богами и следами от ног их или перед людьми с их глупыми мнениями, — на все рабское плюет оно, это великое себялюбие!..
Ведь именно эта лжемудрость почиталась за добродетель и называлась именем ее... "Отказаться от себя" — вот чего с полным основанием хотели все уставшие от жизни трусы!..
Ныне же приближается к ним день, когда все изменится: меч судьи, Великий Полдень; и многое станет тогда явным!
И кто славит "Я" и освящает себялюбие, поистине, тот говорит вдохновенно, словно пророк: "Вот наступает он, Великий Полдень, вот он уже близок!"
...Так говорил Заратустра.
Все учителя до Заратустры и даже после него смотрели на вещи очень предубежденно. Они не допускали многомерности. Они навязывали определенное измерение и условность человеческого ума, чтобы смотреть на все лишь определенным образом. Огромный вклад Заратустры - в том, что он помогает человеку рассматривать вещи новыми способами — абсолютно по-новому, свежо и необычайно просветленно. Порой вы можете быть шокированы, поскольку он будет говорить против ваших предрассудков. Вы должны быть достаточно мужественны, чтобы отложить все свои предубеждения.
Чтобы понять этого человека, с его великими озарениями, который смотрит на вещи вне соответствия с какой-либо предвзятой идеологией, но видит их такими, какие они есть, сами по себе... Он не навязывает им никакого значения; наоборот, он пытается выяснить: есть ли какой-либо смысл в них самих? Он очень объективен, очень реалистичен и абсолютно нормален. Он не одержим никакой идеей, и не хочет выдвигать никакой определенной философии или религии.
Его методы так различны. Он учит вас ясности видения. Он не учит вас, на что смотреть, он просто учит вас видеть ясно.
Ясность видения принесет вам истину. Он не собирается преподносить вам истину, как нечто готовое. Он не хочет, чтобы истина была так дешева. Дешевое не может быть настоящим. Истина требует, чтобы вы стали азартным игроком, чтобы вы могли рискнуть всем ради выигрыша. Истина не может быть вашей собственностью. Наоборот, вы только тогда можете иметь истину, когда готовы к тому, чтобы она владела вами.
То, что он собирается сказать в этот вечер, настолько противоречит всем религиям, всем, так называемым моральным правилам, что пока вы не уберете с дороги свой ум, вы не сможете услышать и понять его. Он рассыпает алмазы у вас на пути. Но вы можете оставаться слепыми; вы можете закрыть глаза, чтобы не тревожить свои предвзятые верования.
Он стремится растормошить вас — ведь пока вы не потревожены, вы не можете двигаться, не можете развиваться; в вас не может возникнуть нетерпение достичь далеких звезд; вас не будет сжигать страсть, стать сверхчеловеком. Вас нужно встряхнуть — и встряхнуть безжалостно. Только потом вы поймете: это было сострадание — истинное сострадание.
Поддерживать вас в вашей удобной лжи не есть любовь. Это дает вам хорошее самочувствие, но это очень деструктивно — это зло. Это уничтожает возможность вашего роста. А у Заратустры только одно-единственное учение: человек должен превзойти самого себя. Но зачем ему трансцендировать, если ему очень удобно? Этот комфорт нужно разрушить; нужно отнять у него удобства; нужно разбить его предрассудки; нужно сжечь все его религии, богов, философии; его нужно оставить абсолютно нагим, как новорожденного младенца.
Лишь отсюда, из этой невинности, из этой новизны, может родиться сверхчеловек — единственная надежда человечества, — родиться и заменить этот гнилой, отвратительный род человеческий. Поскольку мы живем здесь, мы привыкли к его гниению. Мы привыкли к его отвратительному запаху.
У Халиля Джебрана есть небольшая история. Одна женщина из деревни приехала в город продать рыбу. Она была женой рыбака. Продав рыбу, она встретила старую подругу. Они вместе учились в школе, но та была очень богата, и они не виделись много лет. Богатая женщина пригласила ее погостить хотя бы одну ночь. У нее был прекрасный дворец, красивый сад, и она была уверена, что подруге будет очень приятно.
Перед сном она принесла множество роз и положила их возле кровати своей гостьи. Но время шло, а бедная женщина никак не могла уснуть. Она все ворочалась с боку на бок, и от этого хозяйка тоже не спала. В конце концов, она спросила:
— В чем дело?
— Прости меня, — сказала ее подруга. — Пожалуйста, принеси мне одежду, в которой я привезла рыбу. Убери розы, чуть-чуть намочи мое платье и принеси его сюда. Если я буду чувствовать запах рыбы, я тут же засну. Эти розы не дают мне спать.
Розы унесли, а грязную, вонючую одежду сбрызнули водой; вся комната запахла рыбой. Женщина чрезвычайно обрадовалась и сказала:
— Теперь я буду спать прекрасно. Я привыкла к этому запаху. Розы мне не подходят.
Мы привыкли к этому человечеству — вот почему мы не видим, как оно отвратительно. Мы не видим его уродства; мы не видим, как оно завистливо; мы не видим, насколько оно лишено любви; мы не видим неразумия, глупости, посредственности. Слушая Заратустру, вы можете совершенно по-новому посмотреть на человечество.
Заратустра говорит:Хочу я возложить на весы из всех зол три самых худших и по-человечески верно взвесить их. Я хотел бы, чтобы вы запомнили это слово:по-человечески, ибо все, так называемые религиозные и духовные философии, оценивали вещи очень бесчеловечно. Поэтому я хочу, чтобы вы запомнили словочеловечно.
Заратустра чрезвычайно любит человека. Он не враг; он друг. Он ненавидит существующее положение, ибо знает, что вы можете далеко пойти, вы можете достичь высоких пиков. Это не ваше назначение. Его ненависть к настоящему человечеству, вызвана глубокой любовью к вашему будущему, к далекой цели — сверхчеловеку. Он полностью против нечеловеческих ценностей. Все религии ждут от вас стремления к нечеловеческим ценностям.
Если вы посмотрите в писания всех религий, вы удивитесь: то, что они требуют от вас, настолько неестественное, что вы не можете выполнить это. Определенно, вы не понимаете цель того, что они требуют. Они также знают, что вы не можете выполнить условия, которые они вам предъявляют. Но тогда зачем ставить такие условия? Их скрытая цель — заставить вас чувствовать себя виноватыми. А единственный способ заставить вас чувствовать вину — это потребовать нечто неестественное, что вы не можете сделать, как бы ни старались. У вас ничего не получится.
Я слышал: Один человек покупал игрушки для своих детей. Продавец принес что-то и сказал:
— Вот последняя новинка. Это головоломка.
Покупатель был профессором математики, поэтому он очень заинтересовался. Он пытался собрать ее так и этак, он всячески старался, но ему никак это не удавалось. В конце концов, он сказал продавцу:
— Я профессор математики, и я не могу ее разгадать. Неужели можно ожидать от маленьких детей, что им это удастся?
Продавец засмеялся. Он сказал:
— Она сделана не для того, чтобы ее разгадали. Она представляет нынешнее положение человека. Что бы вы ни делали, совершенно неважно что — загадку нельзя разгадать. Это самое современное понимание человечества.
Религии всегда задавали вам головоломки, которые в основе своей, изначально, неразрешимы. Вся их цель — заставить вас почувствовать свою вину, неудачу, разочарование, несчастье, безуспешность, недостоинство. Они хотят уничтожить вашу гордость, достоинство, потому что чем сильнее разрушены ваши гордость и достоинство, тем больше вы будете похожи на верблюда — он опускается на колени и готов подставить спину. Вы поймете, что такова ваша судьба — быть верблюдом; вы не лев, и нет смысла притворяться львом.
Вы родились рабом — в этом стратегия всех религий, всех политических идеологий. Их единственное намерение — заставить каждого человека почувствовать, что он родился, чтобы быть рабом, поклоняться вымышленному Богу, стоять на коленях и молиться.
В тот момент, когда вы признаете себя виноватым, недостойным, вы теряете самоуважение; вы теряете любовь к себе. А если вы не можете любить себя, разве вы можете ожидать, что кто-нибудь другой будет вас любить? Когда кто-то говорит вам: "Я люблю тебя", это почти всегда удар. Вы не можете в это поверить. Никто в это не верит по одной простой причине: "Я не могу любить себя, а этот несчастный говорит, что любит меня. Это означает только одно: он меня не знает! Как только он узнает меня, вся любовь исчезнет".
Любящие становятся великими, если они не могут соединиться при жизни, если общество, родители, религия или что-нибудь еще становится у них на пути и не позволяет им соединиться. Все великие любовные истории посвящены любящим, которые не могли соединиться. Меня всегда удивляло... странно: нет ни одной великой истории о любви людей, которые поженились. Все старые романы заканчиваются на том, что любящие женятся. В них говорится: "И они жили долго и счастливо". Но никаких подробностей не дается. Романы на этом кончаются.
Я совершенно уверен: если бы Лейла и Меджнун, Ширин и Фархад или Сони и Махивал — эти три пары великих любовников Востока — каким-нибудь чудом поженились, они бы наверняка, в конце концов, развелись. О них не сложили бы никаких великих историй.
Вся эта многовековая работа сводилась лишь к одному: заставить вас ненавидеть самого себя; не позволить вам принять себя. Конечно, они не говорят этого ясно. Они ходят извилистыми путями, но Заратустре совершенно ясно, каковы их пути и как они разрушают людей и уничтожают возможность превратить эту прекрасную планету в живой рай... не вымышленный, а реальный.
Чувственные удовольствия, жажда власти, эгоизм: это троякое зло до сих пор проклинали усерднее всего и более всего на него клеветали; и вот это зло хочу я сегодня по-человечески тщательно взвесить.
Он никогда не забывает: не старайтесь соответствовать нечеловеческим стандартам, которые могут лишь искалечить вас, которые подрежут вам крылья, которые лишь ввергнут вас в такое глубокое психологическое рабство, что будет очень трудно из него выбраться — ведь к нему привязываются; оно кажется безопаснее; оно кажется более удобным; оно кажется более приемлемым для общества.
Чем больше человек пытается упражняться в нечеловеческих ценностях, тем скорее, естественно, он станет просто лицемером. Но общество будет почитать его как святого — по той простой причине, что они так не могут. Они пытались, но это, должно быть, великий человек: онделает это. Скорее всего, его личность раздвоена. У него два лица: одно — чтобы показывать миру, другое — для себя, с которым он живет тайно. Жизнь уходит в подполье. На поверхности он притворяется, что выполняет все эти условия, которые по-человечески невозможны.
Первое — это чувственные удовольствия, безусловно, осуждаемые всеми религиями. Но если вы по-человечески посмотрите на чувственные удовольствия... Запомните несколько вещей. Первое: если вы отрекаетесь от чувственных удовольствий, как требуют от вас все ваши так называемые святые и священники, вы будете становиться все более и более бесчувственными. Именно чувственные удовольствия сохраняют ваши чувства живыми, трепетными, танцующими. Именно чувственные удовольствия держат вашу чувствительность на максимальном уровне. Если вы отрекаетесь от чувственных удовольствий, вы отрекаетесь от способности чувствовать. Вы увидите розу, но не увидите ее красоты. Вы увидите полную луну в ночном небе, но не почувствуете ее красоты — ибо для того, чтобы видеть красоту, нужно уметь чувствовать.
Если вы не можете увидеть красоту женщины, как сможете вы увидеть красоту звездной ночи? Как вы сможете увидеть красоту в цветах? Если вы бесчувственны, вы не сможете испытать радость музыки, экстатическое удовольствие от живописи, скульптуры, поэзии.
Вы станете абсолютно глухи и слепы ко всему великому, ко всему гениальному. Ваша чувствительность постепенно умирает, А если все ваши чувства умерли, тогда вы — просто труп. В чем разница между трупом и живым человеком?
Живой человек чувствует. Все его чувства работают в полную силу. Он может слышать тончайшие музыкальные звуки и видит глубочайшую красоту искусства; он способен почувствовать радость великой поэзии. Но это возможно лишь в том случае, если он позволяет себе чувственные удовольствия — без всякого сдерживания, без всяких предрассудков.
Заратустра говорит: первое —сладострастие: это сладкий яд лишь для увядших, для тех же, у кого воля льва, это великое сердечное подкрепление, вино из всех вин, благоговейно сбереженное.
Определенно, Заратустра совершенно ни с кем несравним. Когда дело доходит до истины, он просто высказывает ее, нисколько не беспокоясь о том, будет его кто-нибудь слушать или нет. Это может противоречить всему миру, но он будет стоять на своем, он останется, верен истине.
Он говорит: чувственные удовольствия — это ...сладкий яд лишь для увядших... только для слабых. Но слабые всегда указывали сильным. Слабоумные определяют образ жизни для умных. Толпа создает религии, согласно которым положено жить, заповеди, которым нужно следовать. Все эти морали, этические нормы создаются увядшими и слабыми, недоразвитыми и глупыми людьми.
Они прекрасно подходят этим людям, но они совершенно забыли о том, что не все люди — овцы, что есть еще и львы. А льва нельзя заставить быть овцой. Можно посадить льва в клетку, можно лишить его свободы. Именно это и чувствуют все люди сильной воли в мире: они в тюрьме — в неволе у маленьких, в неволе у слабых, в неволе у толпы. Конечно, овец большинство.
И только благодаря своей многочисленности они всегда определяли образ жизни, который, быть может, и подходил для них, но был только тюрьмой и смертью для достаточно сильных. Нужно четко различать: нечто может быть для одного ядом, а для другого — лекарством. Все зависит от того, кому его дали.
...Сладкий яд лишь для увядших, для тех же, у кого воля льва, это великое сердечное подкрепление, вино из всех вин, благоговейно сбереженное. Заратустра говорит нечто необычайно важное и значительное:благоговейно сбереженное. Он превращает чувственные удовольствия в нечто священное. Если это разрушает вас, то дело не в чувственных удовольствиях, а в вашей слабости. Будьте сильны! Но ваши так называемые религиозные лидеры всегда твердили вам прямо противоположное: отрекитесь от чувственных удовольствий и оставайтесь слабыми. И чем больше вы от них отрекаетесь, тем слабее вы станете, потому что вы потеряете всякую возможность восстанавливаться, всякую возможность омолодиться. Вы утратите связь с существованием — поскольку вы связаны с существованием именно через чувства. Если вы перекроете свои чувства, вы уже вырыли себе могилу.