Страница:
Так она и сделала. На следующий день, когда я проходил мимо его дома, он позвал меня и сказал:
— Ну хватит. Ты подговорил даже мою жену! Вчера ночью я, было, пошел спать, а она сделала это! Я сказал:
— Я не могу войти к вам. Он ответил:
— Я знаю, ты приходишь через заднюю дверь. Дашь ты мне жить в этой деревне, или я должен уехать? Ведь теперь уже вся деревня насмехается над тем, что вполне традиционно; мой отец делал так, мой дед делал так.
Я сказал:
— Это ничего не значит. Вам придется доказать мне... Я могу остановить всю деревню; я могу постучаться во все двери и сказать им: "Он говорит, что сожалеет и не будет делать этого впредь". Но либо дайте мне научное объяснение, либо терпите.
Он ответил:
— Лучше я перестану сам щелкать пальцами. Духи не в состоянии измучить меня так, как мучает вся деревня. Моя работа полностью нарушена. Даже мои пациенты смеются, когда мне приходится оставлять их на полуслове и бежать за кем-то.
В городке говорили: "Что случилось с этим так называемым мудрым человеком?" Вся его мудрость была разрушена единственной вещью. Даже обычные люди начали думать: "Это глупо. Мы и раньше замечали это, но не обращали внимания; мы думали, это просто эксцентрическая идея, каприз. Мы никогда не спрашивали его, если он оборонялся от привидений — а теперь целый город борется с привидениями".
Возможно, что-то имеет корни в традиции, и многие века это считалось добром или злом. Но вы должны быть созвучны с сегодняшней жизнью. Вы должны быть современными. И вы должны постоянно проверять, актуальны ли ваши представления о добре и зле; вас удивит, что они не соответствуют современности.
Что хорошо в одном контексте, становится плохим в другом контексте. То, что в одном контексте кажется злом, в другом контексте злом не является. И в потоке жизни, где все меняется, вы должны быть созвучны изменениям — только тогда вы сможете жить тотально, полно, радостно. Иначе вы отстали на две тысячи лет, и пропасть так велика, что вы уже мертвы; с таким же успехом вы могли бы лежать в могиле. Ваша идеология, если она устарела, если она не обновляется каждый момент, становится вашей могилой.
И потому допускают детей до себя, чтобы вовремя не дать им полюбить самих себя. Мать говорит ребенку: "Люби меня, я твоя мать". Отец говорит: "Люби меня, я твой отец", как будто в этом есть некая необходимость: просто, раз он отец, его нужно любить. Единственное, что необходимо — это любитьсамому, отец вы или нет, мать вы или нет. Если вы любите, ребенок ответит любовью. Не говорите ребенку: "Я твой отец, поэтому ты должен любить меня". Это сделает его любовь очень маленькой. Тогда ему не нужно любить кого-то другого, потому что это не его отец.
Более понимающим родителям следует постараться любить ребенка, чтобы он учился отвечать любовью; так что всегда, когда его любят, он ответит любовью. Любя ребенка, вы даете ему понять, что он заслуживает любви. А когда он почувствует, что достоин любви, он будет любить себя. Это единственный способ научить его правильно любить себя и отвечать любовью каждому, кто любит его.
...Таково действие Духа Тяжести.
И мы — мы доверчиво тащим то, что взваливают на нас, тащим на огрубевших плечах по суровым горам! И когда мы обливаемся потом, нам говорят: "Да, жизнь трудно сносить!" Жизнь делается слишком тяжелой. Тяжела не жизнь сама по себе. Вы слишком навьючиваете бедного верблюда, а потом говорите ему: "Жизнь слишком тяжела".
Сначала вы заставляете верблюда встать на колени, быть кротким и смиренным, быть готовым к рабству, а потом превозносите его, если он позволяет вам нагрузить себя больше, чем он может выдержать. Тогда он становится святым верблюдом. Все ваши святые несут такую огромную тяжесть, что из их жизни исчезает всякая радость. Они не могут смеяться, они не могут танцевать.
Нельзя надеяться, что верблюд с таким тяжелым грузом будет танцевать. Отчего ему танцевать? Оттого, что он раб? Оттого, что его заставили встать на колени? Вы уничтожили его достоинство, его гордость; теперь ему не до танцев. И с таким бременем... Но вам вновь и вновь говорят: "Да, жизнь тяжело вынести".
Но Заратустра имеет сказать вам нечто другое:Но только человеку трудно нести и выносить себя! Не жизнь. Жизнь невероятно прекрасна и светла. Жизнь просто полна песен и радости. Это человека трудно вынести, и именно человек делает жизнь трудно выносимой.
И все потому, что тащит он на плечах своих слишком много ненужного. Подобно верблюду, становится он на колени и дает, как следует навьючить себя. Трудно вынести как раз это — ваш менталитет раба, вашу готовность стать рабом, вашу готовность поклоняться, встать на колени, молиться, вашу готовность принять идею, что вы — вещи, созданные Богом. И это превращает всю вашу жизнь в неприятности - вы сами это делаете. Любовь — это свет, но брак — это тяжесть. Но брак — человеческое изобретение, а любовь — нет.
Любовь — дуновение, ветер. Но вы настолько жадны, что, когда в вашу комнату врывается ветер, свежий ветер, вы тут же запираете все двери и окна, чтобы удержать его внутри. Но когда все двери и окна закрыты, свежий ветер теряет всю свежесть; он становится затхлым. Любовь свежа, но брак становится затхлым.
Если окажется, что Заратустра был прав, и однажды на земле появится сверхчеловек, многие вещи исчезнут. Среди них будет брак — в этом я абсолютно уверен, потому что брак причинил человеку больше несчастий, чем что-либо другое. Странно: любовь дает человеку такое счастье, такое блаженство, а брак начисто уничтожает всякое счастье и радость. Ведь за красивым словом "брак" стоит не что иное, как оковы, контракт, соглашение на всю жизнь. А всякий человек, понимающий жизнь, не может обещать на завтра, ибо кто знает, что будет завтра, на что оно будет похоже?
Я могу измениться, вы можете измениться. Любовь нам не подчиняется; это не электричество, которое можно включить, можно выключить. Она приходит и уходит, когда захочет. Но когда любовь исчезает, и вы никак не можете помешать этому, возникает проблема. Вы столько наобещали. Теперь вам остается только одно: лицемерить, притворяться, и это становится величайшей тяжестью в жизни.
Если вы живете разумно и сознательно, вы ничего не станете обещать на завтра. А люди дают обещания даже на следующую жизнь — жена-индуистка молится Богу: "Дай мне в следующей жизни этого же мужа". Мне приходилось слышать подобные молитвы, и я спрашивал этих женщин: "Неужели ваша жизнь — такое блаженство, что вы просите Бога дать вам того же мужа?" Они отвечали: "Блаженство? Это ад!"
Я говорил: "Но тогда почему вы просите того же мужа вновь? Неужели вам не хочется разнообразия? Вам следовало бы молиться: "Дай мне любого, только не его! Хватит, одной жизни больше чем достаточно!"" Но традиционная добродетель для женщины-индуистки — если она хочет получить того же мужа снова, снова и снова. А жизнь ее несчастна.
Понимающий человек, человек, которому хоть немного присуще медитативное сознание, может сделать свою жизнь великолепным произведением искусства, может так наполнить ее любовью, музыкой, поэзией и танцем, что для нее не будет ограничений. Жизнь не тяжела. Только человеческая глупость делает ее тяжелой.
...Так говорил Заратустра.
О ДУХЕ ТЯЖЕСТИ часть 2
15 апреля 1987 года
Возлюбленный Ошо,
О ДУХЕ ТЯЖЕСТИ, часть 2
Трудно открыть человека, а самого себя — труднее всего; часто дух лжет о душе.
Но открыл себя тот, кто говорит: вот мое добро и мое зло. Так он заставляет умолкнуть крота и карлика с их речами: "Добро для всех, зло для всех".
Поистине, не люблю я и тех, для кого хороши все вещи, а мир этот считается лучшей из них. Таких называю я вседовольными.
Вседовольство, умеющее находить вкус во всем, - это не лучший вкус! Я уважаю строптивые, привередливые языки и желудки, научившиеся словам "Я", "Да", "Нет"...
Густой желтой и яркой красной краски требует вкус мой, примешивающий во все краски кровь. Но тот, кто белит дом свой, обнаруживает бескровную душу свою...
Несчастными называю я и тех, кто всегда должен быть на страже, — противны они вкусу моему: все эти мытари и торгаши, короли и прочие стражи стран и сундуков.
Поистине, я тоже научился быть на страже — и научился этому хорошо, — только на страже самого себя. И в особенности учился я стоять, и ходить, и бегать, и прыгать, и лазить, и танцевать.
Ибо вот учение мое: кто хочет научиться летать, тот должен сперва научиться стоять, и ходить, и бегать, и лазить, и танцевать: нельзя сразу научиться полету!..
Многими способами, разными путями пришел я к истине своей: не по одной лестнице поднимался я в высоту, откуда взор мой устремлялся вдаль.
Неохотно расспрашивал я, какой дорогой пройти, - это всегда претило вкусу моему! Я предпочитал вопрошать и испытывать эти дороги.
Испытывать и вопрошать — таковы были пути мои: и поистине, надо еще научиться отвечать на эти вопросы! Но таков вкус мой:
— не хороший, не дурной, а мой вкус, которого мне не надо ни стыдиться, ни скрывать.
"Это теперь мой путь, а где же ваш?" — так отвечаю я тем, кто расспрашивает меня: "Каким путем следовать?" Ибо пути как такового не существует!
...Так говорил Заратустра.
Все религии и все философии основываются на предположении, что существует некий путь к высшей истине. Заратустра решительно отвергает это. Он говорит, что пути как такового не существует. А если никакого пути как такового нет, из этого вытекают важнейшие следствия.
Первое: если люди, верящие в путь, были правы, тогда путь уже существует — вы должны просто следовать, вы должны просто двигаться по этому пути. Именно так были созданы организованные религии. У них есть проторенные дороги, шоссе и супермагистрали, и миллионы людей дружно шагают к высшей истине. И никого не волнует, пришел ли хоть кто-нибудь куда-то.
Прошло двадцать пять столетий, и миллионы людей идут по пути, который считают путем Гаутамы Будды. Но никто не обернулся и не сказал: "Я пришел; этот путь привел меня к земле обетованной". И все другие религии точно в таком же положении: индуистам не удалось создать другого Кришну, христиане не создали другого Христа.
Это странно... тем не менее, миллионы людей придерживаются определенного порядка, молитв, определенных писаний; они составляют их "путь". Но все пути безуспешны - ибо, если бы они привели к успеху, мир был бы совершенно иным. В этом мире не было бы постоянных войн, насилия, преступлений, убийств и самоубийств, безумия, всевозможных извращений. И человек не был бы так несчастен, как сейчас. Он — не что иное, как глубокая неизлечимая рана.
Все прячут свои раны. Вы улыбаетесь только для того, чтобы скрыть слезы, вы показываете друг другу, что все в полном порядке; и всем известно, что это совсем не так.
У меня был друг, и всякий раз, когда я встречал его, я спрашивал: "Как дела?", — и он отвечал почти автоматически, всегда одинаково: "Все хорошо". Я расспрашивал других людей об этом человеке, и они говорили: "Это ничего не значит; он говорит это всем. Спросите что угодно: "Как поживает твоя жена?" — "Все хорошо", "Как дети?" — "Все хорошо"".
Однажды я встретил его по пути в университет и решил поинтересоваться еще раз, потому что за три месяца до этого умер его отец. Мне было об этом известно, поэтому я спросил: "Как твой отец?", — и он ответил: "Последние три месяца у него все было хорошо, все в полном порядке". Я не мог поверить своим ушам. Его отец был мертв — конечно, эти три месяца с ним был полный порядок; он не создавал никаких проблеем, никаких неприятностей. Но он сказал это точно так же, как заведенный.
Все стараются что-нибудь из себя изобразить. Никому не хочется выдать себя и показать свои страдания. Люди многие тысячелетия практиковали великие религии, следовали за великими религиозными лидерами, и вот результат. Если дерево познается по его плодам, то обо всех ваших религиях следует судить по вашему состоянию — несчастью и страданиям. Вы — плод своего прошлого.
Заратустра абсолютно прав: нет никакого пути. Что именно он имеет в виду, когда говорит, что нет никакого пути?
Он говорит многое. Вот первое: вы должны идти и таким образом создавать путь; вы не найдете готовой дороги. Достичь окончательной реализации истины стоит недешево. Вам придется творить путь, продвигаясь самостоятельно; это не проторенная дорога, которая лежит и ждет вас. Это очень похоже на небо: птицы летают, не оставляя никаких следов. Вы не сможете пойти за ними; после них не остается никакого следа.
Заратустра говорит: "Возможно, Гаутама Будда достиг. Но в небе сознательности не остается следов, нет никаких дорог. Каждый должен проложить собственный путь". Это означает также, что религия не может быть организованной. Она, прежде всего, индивидуальна, в основе своей индивидуальна.
Так же, как любовь — нельзя любить организованно. Влюбляется конкретный человек, а не организация. И в любви есть, по крайней мере, другой человек, а в поисках истины вы абсолютно одиноки. Это выше любви, поскольку любовь допускает еще хотя бы одного человека; вы не полностью одиноки. Истина же не позволяет вам иметь даже товарища. И причина этого проста: истина не где-то снаружи, она внутри вас. И идти внутрь себя вы можете только в одиночестве. Вы не можете взять с собой никого.
Вы должны обрести во внутреннем небе своего сознания то, чего искали, создавая путь. Это страшит трусливую душу; но смелых и мужественных это приводит в великий трепет - огромное нетерпение, великий вызов уединения, одиночества, это продвижение в неизвестное без всяких карт, путеводителей, без дорог, без путевых столбов. Это великая радость для отважной души.
Вот почему переживание истины всегда девственно. Никто не был там до вас. Никто не мог быть там прежде вас. Все они были в своих собственных внутренних центрах; ваш внутренний центр еще нетронут и останется девственным, пока вы не достигнете его.
Искать истину — значит влюбиться в самого себя.
Когда находят истину, это не что-то объективное; это означает просто открыть самого себя, узнать красоту и блаженство, мир и вечность собственного существования.
Не нужно быть последователем: все последователи движутся в неверном направлении уже потому, что они следуют. Не нужно выбирать путь: сам выбор — начало путешествия в неверном направлении. Не нужно иметь идеал в лице Гаутамы Будды, Иисуса, Махавиры или Кришны, так как присутствие идеала не позволит вам быть одному. Эти идеалы пойдут вместе с вами в вашем воображении. Отсюда невероятное изречение Гаутамы Будды, который говорит: "Если встретишь меня на пути, немедленно убей". Заратустра говорит: "Опасайтесь так называемых спасителей, и больше всего опасайтесь Заратустры".
Если вы полюбите человека, подобного Заратустре — что очень легко, очень утешительно — сама ваша любовь станет препятствием, помехой в поиске вашей чистоты, вашей невинности, вашего подлинного "я". Слова, сказанные в этот вечер, очень значительны.
Заратустра говорит:Трудно открыть человека, а самого себя — труднее всего; часто дух лжет о душе.
Когда открываешь самого себя, первая трудность в том, что ум полон лжи, которой вас учили, которой вы набрались отовсюду. Вы собираете всевозможный мусор о самих себе из писаний, от священников, от святых — но никто из них не знает вас. Никто из них не может вас знать. Возможность узнать себя существует только для вас. Это исключительно ваша привилегия — больше никто не может проникнуть в ваше внутреннее пространство. Это фундаментальная истина, которую нужно помнить: нельзя поработить ваше внутреннее существо, его нельзя даже коснуться.
Александр пришел в Индию; собираясь назад, он вспомнил, что его учитель, Аристотель, отец западной логики, просил его; "Наверное, ты принесешь много вещей и подарков разным людям. Я бы хотел, чтобы ты привел для меня саньясина, ибо только на Востоке известно, что такое саньясин — человек, посвятивший всю свою жизнь поискам себя, человек, который всем пожертвовал, все поставил на карту ради одного: он хочет познать себя. Я бы очень хотел увидеть такого человека", — сказал Аристотель, поскольку Запад был еще в неведении относительно внутреннего поиска.
К несчастью, даже сегодня он все еще в неведении. Вся его деятельность научна, объективна — побольше узнать о мире, побольше узнать о самых далеких звездах. Но не похоже, чтобы кого-то интересовало самопознание. Кажется, это принято без доказательств: зачем познавать себя? Вы и так уже есть.
Да, вы уже есть — но кто вы? Вы не алертны по отношению к своему собственному бытию. Вы не испробовали радости, песни, танца тех, кто познал себя.
Александр прошел множество мест, спрашивая людей: "Мне хотелось бы узнать кого-нибудь, кто познал самого себя; я не хочу привести какого-нибудь любителя, мне нужен человек, который пришел домой". Все они указывали на одного, говоря: "На пути, поблизости от гор, на берегу реки, вы найдете старика. В этой местности много саньясинов, но все они еще искатели. Только этот старик перестал искать. Он прибыл. Он нашел самого себя".
Александр послал к этому старику одного из своих военачальников. Тот сказал:
— Александр Великий приглашает тебя быть его гостем, он хочет взять тебя в Грецию, на свою родину. В твоем распоряжении будут все удобства, почести, роскошь — все, что тебе понадобится.
Старик рассмеялся и сказал:
— Было бы лучше... приведи ко мне самого Александра Великого. Я не разговариваю со слугами. Приведи ко мне хозяина!
Этот человек сам был великим военачальником, но никогда он не слышал такого повелительного голоса. Он сражался во многих войнах, захватил много стран, но никогда не встречал такого льва. Он ничего не смог сказать. Он просто пришел назад и сказал Александру:
— С этим стариком лучше не связываться. Он неучтив; он абсолютно дикий. Он дурно обошелся со мной и, боюсь, с вами поступит так же.
Александр сказал:
— Всякий, кто не окажет мне должного почтения, не проживет дольше следующего мгновения. Я иду.
Но когда он подошел к старику, он почувствовал некоторый трепет, потому что старик сказал:
— Итак, ты Александр Великий. Всякий, кто называет себя "великим", не велик и не может быть великим. Как, по-твоему?
— Я пришел не спорить, — ответил Александр, — я пришел пригласить тебя. Старик сказал:
— Я как ветер — я свободен. Нельзя пригласить ветер; он дует сам по себе. Если я почувствую, что мне этого хочется, я приду в Грецию — без твоего приглашения. Но если я не хочу, я не пойду даже в рай.
Александр пришел в ярость. Он выхватил меч и сказал:
— Ты сейчас же лишишься головы, если не пойдешь со мной!
Старик засмеялся, и вся долина наполнилась отголосками его смеха. Он сказал:
— Прекрасно. Давай! Мне всегда хотелось посмотреть, как моя голова падает с плеч. Отруби ее! Не думай, что ты убиваешь человека, ибо я не тот человек, которого ты убиваешь. Я далек от своей головы. Когда моя голова будет падать, ты увидишь, как она падает, и я тоже увижу это, потому что я — не моя голова. Эта голова рано или поздно все равно падет: прах праху. Я буду счастлив, что самому Александру Великому пришлось потрудиться ради меня, пришлось подчиниться моему приказу. Сейчас же отруби мне голову! — как будто он приказывал отрубить голову кому-то другому!
Даже Александр, который отрубил тысячи голов, не смог отрубить голову этому человеку. Его меч вернулся в ножны, и старик сказал:
— Что ты делаешь?
— Прости меня, — ответил Александр. — Я не знаю обычаев таких людей, как ты. Мой учитель просил меня — он хотел посмотреть на человека, который нашел истину. Ни он, ни я не знаем, как ведет себя человек, нашедший истину. Одно ясно: ты познал нечто такое, что превосходит тело и ум. Я не буду заставлять тебя пойти со мной. Я счастлив, что мне довелось увидеть тебя. Я расскажу о тебе своему учителю.
Человеческий ум — самый большой барьер на пути к самопознанию, потому что ум постоянно лжет вам: вы — то, вы — это. Он говорит красивую ложь: вы — бессмертная душа, вы — Сам Бог, вы — вечное сознание, вы — истина, вы — красота, вы — добро. Но все это пустые слова. Вы нахватались, вы заимствовали их из разных источников. Все это просто ерунда. Но они могут помешать вам, поскольку могут внушить вам ложное представление, что вы уже знаете себя. А если вы уже знаете себя, ни к чему продолжать исследование.
Это самое предательское, самое безобразное качество вашего ума: его ложь очень красива. Он цитирует писания, он убеждает вас, что не нужно никуда идти — просто читайте Святую Библию или священную Гиту, священный Коран, и вы все найдете. Не нужно отправляться на поиски; люди уже нашли все, что касается души. Это правда, люди уже открыли все, что касается души, так же, как люди открыли все, что касается любви, но значит ли это, что их открытия дадут вам вкус любви? Их открытия останутся для вас всего лишь словами. Они не могут стать переживанием.
Но открыл себя тот, кто говорит: вот мое добро и мое зло. Так он заставляет умолкнуть крота и карлика с их речами: "Добро для всех, зло для всех".
Заратустра говорит: "Один из признаков человека, который открыл себя — то, что он всегда говорит: "этомое добро" и "этомое зло"". Он не говорит в терминах вселенной. Он не говорит так, будто бы открыл некий закон, который подходит ко всему. Тот, кто говорит о всеобщих законах, несомненно, показывает, что не знает себя. Каждая индивидуальность уникальна; следовательно, у каждой индивидуальности своя мораль, свое добро, свое зло.
Он не может сказать:"...добро для всех, зло для всех". Он может сказать только: "Для меня это добро: я знаю себя и знаю, что делает меня счастливее, что приводит меня в экстаз. Добро для меня то, что приносит мне блаженство, но я не могу сделать это общим правилом, ибо то, что для меня нектар, может оказаться ядом для вас. Вы уникальны по-своему, у вас собственная индивидуальность".
В этом величие человека. И это — проблема, это причина того, что наука не может прийти ни к какому заключению по поводу человека. Она может сделать выводы о воде, о материи, она может сделать вывод о чем угодно, только не о сознании — потому что наука делает вывод, только если находит общее правило безо всяких исключений. Но то, что верно для одного сознания, может быть неверно для другого. Гаутама Будда и Махавира были современниками. Они ходили по одному и тому же району Индии, Бихару. Словобихар просто означает "место странствий Будды и Махавиры" —Бихар значит "странствия", и поскольку они странствовали в этом месте, сам этот район стал называться Бихар. Они ходили по одним и тем же городам, поселкам, деревням.
Однажды случилось вот что: им пришлось остановиться в одном караван-сарае. В одной половине расположился Гаутама Будда, в другой — Махавира. Но они никогда ни в чем не были согласны — и оба при этом были самореализованными существами. Махавира ходил обнаженным. Будда пользовался одеждой — немного, все его имущество состояло из трех одежд. Но последователи Махавиры все время спрашивали его: "Самореализовавшийся человек отбрасывает всякую собственность, даже одежду. Почему ты не отказался от одежды?" А ученики Будды вечно спрашивали Махавиру: "Самореализовавшемуся человеку не нужно отбрасывать одежду. Будда не отказался от одежды, зачем же тебе напрасно страдать от холода, жары, перемен погоды? Зачем мучить себя?"
И никто — а у каждого были тысячи последователей — никто не разглядел простой вещи. Возможно, это настолько очевидно, что они просто не обратили на это внимания.
Они признали бы, что обоим этим людям присуща одинаковая святость, у обоих в глазах была одинаковая духовная глубина, в жестах — одинаковое изящество, в словах - одинаковая убедительность, один и тот же аромат радости окружал обоих — одна и та же красота, одинаковое благоухание. Но почему они были столь различны в своих проявлениях, в философии, в учении?
Человечество всегда жило под властью великой иллюзии — что все люди одинаковы, люди равны. Это не так. Что говорить обо всех людях? Нет даже двух одинаковых людей.
И когда они достигают высочайшего пика, они еще более уникальны и различны, чем когда-либо, потому что тогда их гений получает самое полное выражение. И естественно, что гений Будды отличается от гения Махавиры. Заратустра гениален иначе, чем Иисус. Если бы мы поняли простой факт, что каждый человек должен открыть самого себя и в этом открытии найти собственную мораль, собственную индивидуальность, свое добро и свое зло, мы не были бы столь критичны друг к другу.
Даже сейчас буддисты не могут признать, что Махавира просветленный — он очень близко, но не совсем просветленный. И последователи Джайны Махавиры не могут принять, что Гаутама Будда полностью просветленный.
Один из последователей Махатмы Ганди, который впервые привез меня в Пуну — его имя Рисабдас Рака — написал книгу по учению Махатмы Ганди. Махатма Ганди учил, что все религии одинаковы — это ерунда; они различны настолько, насколько это возможно.
Возлюбленный Ошо,
О ДУХЕ ТЯЖЕСТИ, часть 2
Трудно открыть человека, а самого себя — труднее всего; часто дух лжет о душе.
Но открыл себя тот, кто говорит: вот мое добро и мое зло. Так он заставляет умолкнуть крота и карлика с их речами: "Добро для всех, зло для всех".
Поистине, не люблю я и тех, для кого хороши все вещи, а мир этот считается лучшей из них. Таких называю я вседовольными.
Вседовольство, умеющее находить вкус во всем, - это не лучший вкус! Я уважаю строптивые, привередливые языки и желудки, научившиеся словам "Я", "Да", "Нет"...
Густой желтой и яркой красной краски требует вкус мой, примешивающий во все краски кровь. Но тот, кто белит дом свой, обнаруживает бескровную душу свою...
Несчастными называю я и тех, кто всегда должен быть на страже, — противны они вкусу моему: все эти мытари и торгаши, короли и прочие стражи стран и сундуков.
Поистине, я тоже научился быть на страже — и научился этому хорошо, — только на страже самого себя. И в особенности учился я стоять, и ходить, и бегать, и прыгать, и лазить, и танцевать.
Ибо вот учение мое: кто хочет научиться летать, тот должен сперва научиться стоять, и ходить, и бегать, и лазить, и танцевать: нельзя сразу научиться полету!..
Многими способами, разными путями пришел я к истине своей: не по одной лестнице поднимался я в высоту, откуда взор мой устремлялся вдаль.
Неохотно расспрашивал я, какой дорогой пройти, - это всегда претило вкусу моему! Я предпочитал вопрошать и испытывать эти дороги.
Испытывать и вопрошать — таковы были пути мои: и поистине, надо еще научиться отвечать на эти вопросы! Но таков вкус мой:
— не хороший, не дурной, а мой вкус, которого мне не надо ни стыдиться, ни скрывать.
"Это теперь мой путь, а где же ваш?" — так отвечаю я тем, кто расспрашивает меня: "Каким путем следовать?" Ибо пути как такового не существует!
...Так говорил Заратустра.
Все религии и все философии основываются на предположении, что существует некий путь к высшей истине. Заратустра решительно отвергает это. Он говорит, что пути как такового не существует. А если никакого пути как такового нет, из этого вытекают важнейшие следствия.
Первое: если люди, верящие в путь, были правы, тогда путь уже существует — вы должны просто следовать, вы должны просто двигаться по этому пути. Именно так были созданы организованные религии. У них есть проторенные дороги, шоссе и супермагистрали, и миллионы людей дружно шагают к высшей истине. И никого не волнует, пришел ли хоть кто-нибудь куда-то.
Прошло двадцать пять столетий, и миллионы людей идут по пути, который считают путем Гаутамы Будды. Но никто не обернулся и не сказал: "Я пришел; этот путь привел меня к земле обетованной". И все другие религии точно в таком же положении: индуистам не удалось создать другого Кришну, христиане не создали другого Христа.
Это странно... тем не менее, миллионы людей придерживаются определенного порядка, молитв, определенных писаний; они составляют их "путь". Но все пути безуспешны - ибо, если бы они привели к успеху, мир был бы совершенно иным. В этом мире не было бы постоянных войн, насилия, преступлений, убийств и самоубийств, безумия, всевозможных извращений. И человек не был бы так несчастен, как сейчас. Он — не что иное, как глубокая неизлечимая рана.
Все прячут свои раны. Вы улыбаетесь только для того, чтобы скрыть слезы, вы показываете друг другу, что все в полном порядке; и всем известно, что это совсем не так.
У меня был друг, и всякий раз, когда я встречал его, я спрашивал: "Как дела?", — и он отвечал почти автоматически, всегда одинаково: "Все хорошо". Я расспрашивал других людей об этом человеке, и они говорили: "Это ничего не значит; он говорит это всем. Спросите что угодно: "Как поживает твоя жена?" — "Все хорошо", "Как дети?" — "Все хорошо"".
Однажды я встретил его по пути в университет и решил поинтересоваться еще раз, потому что за три месяца до этого умер его отец. Мне было об этом известно, поэтому я спросил: "Как твой отец?", — и он ответил: "Последние три месяца у него все было хорошо, все в полном порядке". Я не мог поверить своим ушам. Его отец был мертв — конечно, эти три месяца с ним был полный порядок; он не создавал никаких проблеем, никаких неприятностей. Но он сказал это точно так же, как заведенный.
Все стараются что-нибудь из себя изобразить. Никому не хочется выдать себя и показать свои страдания. Люди многие тысячелетия практиковали великие религии, следовали за великими религиозными лидерами, и вот результат. Если дерево познается по его плодам, то обо всех ваших религиях следует судить по вашему состоянию — несчастью и страданиям. Вы — плод своего прошлого.
Заратустра абсолютно прав: нет никакого пути. Что именно он имеет в виду, когда говорит, что нет никакого пути?
Он говорит многое. Вот первое: вы должны идти и таким образом создавать путь; вы не найдете готовой дороги. Достичь окончательной реализации истины стоит недешево. Вам придется творить путь, продвигаясь самостоятельно; это не проторенная дорога, которая лежит и ждет вас. Это очень похоже на небо: птицы летают, не оставляя никаких следов. Вы не сможете пойти за ними; после них не остается никакого следа.
Заратустра говорит: "Возможно, Гаутама Будда достиг. Но в небе сознательности не остается следов, нет никаких дорог. Каждый должен проложить собственный путь". Это означает также, что религия не может быть организованной. Она, прежде всего, индивидуальна, в основе своей индивидуальна.
Так же, как любовь — нельзя любить организованно. Влюбляется конкретный человек, а не организация. И в любви есть, по крайней мере, другой человек, а в поисках истины вы абсолютно одиноки. Это выше любви, поскольку любовь допускает еще хотя бы одного человека; вы не полностью одиноки. Истина же не позволяет вам иметь даже товарища. И причина этого проста: истина не где-то снаружи, она внутри вас. И идти внутрь себя вы можете только в одиночестве. Вы не можете взять с собой никого.
Вы должны обрести во внутреннем небе своего сознания то, чего искали, создавая путь. Это страшит трусливую душу; но смелых и мужественных это приводит в великий трепет - огромное нетерпение, великий вызов уединения, одиночества, это продвижение в неизвестное без всяких карт, путеводителей, без дорог, без путевых столбов. Это великая радость для отважной души.
Вот почему переживание истины всегда девственно. Никто не был там до вас. Никто не мог быть там прежде вас. Все они были в своих собственных внутренних центрах; ваш внутренний центр еще нетронут и останется девственным, пока вы не достигнете его.
Искать истину — значит влюбиться в самого себя.
Когда находят истину, это не что-то объективное; это означает просто открыть самого себя, узнать красоту и блаженство, мир и вечность собственного существования.
Не нужно быть последователем: все последователи движутся в неверном направлении уже потому, что они следуют. Не нужно выбирать путь: сам выбор — начало путешествия в неверном направлении. Не нужно иметь идеал в лице Гаутамы Будды, Иисуса, Махавиры или Кришны, так как присутствие идеала не позволит вам быть одному. Эти идеалы пойдут вместе с вами в вашем воображении. Отсюда невероятное изречение Гаутамы Будды, который говорит: "Если встретишь меня на пути, немедленно убей". Заратустра говорит: "Опасайтесь так называемых спасителей, и больше всего опасайтесь Заратустры".
Если вы полюбите человека, подобного Заратустре — что очень легко, очень утешительно — сама ваша любовь станет препятствием, помехой в поиске вашей чистоты, вашей невинности, вашего подлинного "я". Слова, сказанные в этот вечер, очень значительны.
Заратустра говорит:Трудно открыть человека, а самого себя — труднее всего; часто дух лжет о душе.
Когда открываешь самого себя, первая трудность в том, что ум полон лжи, которой вас учили, которой вы набрались отовсюду. Вы собираете всевозможный мусор о самих себе из писаний, от священников, от святых — но никто из них не знает вас. Никто из них не может вас знать. Возможность узнать себя существует только для вас. Это исключительно ваша привилегия — больше никто не может проникнуть в ваше внутреннее пространство. Это фундаментальная истина, которую нужно помнить: нельзя поработить ваше внутреннее существо, его нельзя даже коснуться.
Александр пришел в Индию; собираясь назад, он вспомнил, что его учитель, Аристотель, отец западной логики, просил его; "Наверное, ты принесешь много вещей и подарков разным людям. Я бы хотел, чтобы ты привел для меня саньясина, ибо только на Востоке известно, что такое саньясин — человек, посвятивший всю свою жизнь поискам себя, человек, который всем пожертвовал, все поставил на карту ради одного: он хочет познать себя. Я бы очень хотел увидеть такого человека", — сказал Аристотель, поскольку Запад был еще в неведении относительно внутреннего поиска.
К несчастью, даже сегодня он все еще в неведении. Вся его деятельность научна, объективна — побольше узнать о мире, побольше узнать о самых далеких звездах. Но не похоже, чтобы кого-то интересовало самопознание. Кажется, это принято без доказательств: зачем познавать себя? Вы и так уже есть.
Да, вы уже есть — но кто вы? Вы не алертны по отношению к своему собственному бытию. Вы не испробовали радости, песни, танца тех, кто познал себя.
Александр прошел множество мест, спрашивая людей: "Мне хотелось бы узнать кого-нибудь, кто познал самого себя; я не хочу привести какого-нибудь любителя, мне нужен человек, который пришел домой". Все они указывали на одного, говоря: "На пути, поблизости от гор, на берегу реки, вы найдете старика. В этой местности много саньясинов, но все они еще искатели. Только этот старик перестал искать. Он прибыл. Он нашел самого себя".
Александр послал к этому старику одного из своих военачальников. Тот сказал:
— Александр Великий приглашает тебя быть его гостем, он хочет взять тебя в Грецию, на свою родину. В твоем распоряжении будут все удобства, почести, роскошь — все, что тебе понадобится.
Старик рассмеялся и сказал:
— Было бы лучше... приведи ко мне самого Александра Великого. Я не разговариваю со слугами. Приведи ко мне хозяина!
Этот человек сам был великим военачальником, но никогда он не слышал такого повелительного голоса. Он сражался во многих войнах, захватил много стран, но никогда не встречал такого льва. Он ничего не смог сказать. Он просто пришел назад и сказал Александру:
— С этим стариком лучше не связываться. Он неучтив; он абсолютно дикий. Он дурно обошелся со мной и, боюсь, с вами поступит так же.
Александр сказал:
— Всякий, кто не окажет мне должного почтения, не проживет дольше следующего мгновения. Я иду.
Но когда он подошел к старику, он почувствовал некоторый трепет, потому что старик сказал:
— Итак, ты Александр Великий. Всякий, кто называет себя "великим", не велик и не может быть великим. Как, по-твоему?
— Я пришел не спорить, — ответил Александр, — я пришел пригласить тебя. Старик сказал:
— Я как ветер — я свободен. Нельзя пригласить ветер; он дует сам по себе. Если я почувствую, что мне этого хочется, я приду в Грецию — без твоего приглашения. Но если я не хочу, я не пойду даже в рай.
Александр пришел в ярость. Он выхватил меч и сказал:
— Ты сейчас же лишишься головы, если не пойдешь со мной!
Старик засмеялся, и вся долина наполнилась отголосками его смеха. Он сказал:
— Прекрасно. Давай! Мне всегда хотелось посмотреть, как моя голова падает с плеч. Отруби ее! Не думай, что ты убиваешь человека, ибо я не тот человек, которого ты убиваешь. Я далек от своей головы. Когда моя голова будет падать, ты увидишь, как она падает, и я тоже увижу это, потому что я — не моя голова. Эта голова рано или поздно все равно падет: прах праху. Я буду счастлив, что самому Александру Великому пришлось потрудиться ради меня, пришлось подчиниться моему приказу. Сейчас же отруби мне голову! — как будто он приказывал отрубить голову кому-то другому!
Даже Александр, который отрубил тысячи голов, не смог отрубить голову этому человеку. Его меч вернулся в ножны, и старик сказал:
— Что ты делаешь?
— Прости меня, — ответил Александр. — Я не знаю обычаев таких людей, как ты. Мой учитель просил меня — он хотел посмотреть на человека, который нашел истину. Ни он, ни я не знаем, как ведет себя человек, нашедший истину. Одно ясно: ты познал нечто такое, что превосходит тело и ум. Я не буду заставлять тебя пойти со мной. Я счастлив, что мне довелось увидеть тебя. Я расскажу о тебе своему учителю.
Человеческий ум — самый большой барьер на пути к самопознанию, потому что ум постоянно лжет вам: вы — то, вы — это. Он говорит красивую ложь: вы — бессмертная душа, вы — Сам Бог, вы — вечное сознание, вы — истина, вы — красота, вы — добро. Но все это пустые слова. Вы нахватались, вы заимствовали их из разных источников. Все это просто ерунда. Но они могут помешать вам, поскольку могут внушить вам ложное представление, что вы уже знаете себя. А если вы уже знаете себя, ни к чему продолжать исследование.
Это самое предательское, самое безобразное качество вашего ума: его ложь очень красива. Он цитирует писания, он убеждает вас, что не нужно никуда идти — просто читайте Святую Библию или священную Гиту, священный Коран, и вы все найдете. Не нужно отправляться на поиски; люди уже нашли все, что касается души. Это правда, люди уже открыли все, что касается души, так же, как люди открыли все, что касается любви, но значит ли это, что их открытия дадут вам вкус любви? Их открытия останутся для вас всего лишь словами. Они не могут стать переживанием.
Но открыл себя тот, кто говорит: вот мое добро и мое зло. Так он заставляет умолкнуть крота и карлика с их речами: "Добро для всех, зло для всех".
Заратустра говорит: "Один из признаков человека, который открыл себя — то, что он всегда говорит: "этомое добро" и "этомое зло"". Он не говорит в терминах вселенной. Он не говорит так, будто бы открыл некий закон, который подходит ко всему. Тот, кто говорит о всеобщих законах, несомненно, показывает, что не знает себя. Каждая индивидуальность уникальна; следовательно, у каждой индивидуальности своя мораль, свое добро, свое зло.
Он не может сказать:"...добро для всех, зло для всех". Он может сказать только: "Для меня это добро: я знаю себя и знаю, что делает меня счастливее, что приводит меня в экстаз. Добро для меня то, что приносит мне блаженство, но я не могу сделать это общим правилом, ибо то, что для меня нектар, может оказаться ядом для вас. Вы уникальны по-своему, у вас собственная индивидуальность".
В этом величие человека. И это — проблема, это причина того, что наука не может прийти ни к какому заключению по поводу человека. Она может сделать выводы о воде, о материи, она может сделать вывод о чем угодно, только не о сознании — потому что наука делает вывод, только если находит общее правило безо всяких исключений. Но то, что верно для одного сознания, может быть неверно для другого. Гаутама Будда и Махавира были современниками. Они ходили по одному и тому же району Индии, Бихару. Словобихар просто означает "место странствий Будды и Махавиры" —Бихар значит "странствия", и поскольку они странствовали в этом месте, сам этот район стал называться Бихар. Они ходили по одним и тем же городам, поселкам, деревням.
Однажды случилось вот что: им пришлось остановиться в одном караван-сарае. В одной половине расположился Гаутама Будда, в другой — Махавира. Но они никогда ни в чем не были согласны — и оба при этом были самореализованными существами. Махавира ходил обнаженным. Будда пользовался одеждой — немного, все его имущество состояло из трех одежд. Но последователи Махавиры все время спрашивали его: "Самореализовавшийся человек отбрасывает всякую собственность, даже одежду. Почему ты не отказался от одежды?" А ученики Будды вечно спрашивали Махавиру: "Самореализовавшемуся человеку не нужно отбрасывать одежду. Будда не отказался от одежды, зачем же тебе напрасно страдать от холода, жары, перемен погоды? Зачем мучить себя?"
И никто — а у каждого были тысячи последователей — никто не разглядел простой вещи. Возможно, это настолько очевидно, что они просто не обратили на это внимания.
Они признали бы, что обоим этим людям присуща одинаковая святость, у обоих в глазах была одинаковая духовная глубина, в жестах — одинаковое изящество, в словах - одинаковая убедительность, один и тот же аромат радости окружал обоих — одна и та же красота, одинаковое благоухание. Но почему они были столь различны в своих проявлениях, в философии, в учении?
Человечество всегда жило под властью великой иллюзии — что все люди одинаковы, люди равны. Это не так. Что говорить обо всех людях? Нет даже двух одинаковых людей.
И когда они достигают высочайшего пика, они еще более уникальны и различны, чем когда-либо, потому что тогда их гений получает самое полное выражение. И естественно, что гений Будды отличается от гения Махавиры. Заратустра гениален иначе, чем Иисус. Если бы мы поняли простой факт, что каждый человек должен открыть самого себя и в этом открытии найти собственную мораль, собственную индивидуальность, свое добро и свое зло, мы не были бы столь критичны друг к другу.
Даже сейчас буддисты не могут признать, что Махавира просветленный — он очень близко, но не совсем просветленный. И последователи Джайны Махавиры не могут принять, что Гаутама Будда полностью просветленный.
Один из последователей Махатмы Ганди, который впервые привез меня в Пуну — его имя Рисабдас Рака — написал книгу по учению Махатмы Ганди. Махатма Ганди учил, что все религии одинаковы — это ерунда; они различны настолько, насколько это возможно.