Страница:
Поток задаёт очень и очень неуместный вопрос: «Разве есть только эти две альтернативы — или я вынужден стать трясиной и потерять свою индивидуальность, или я должен исчезнуть в ветре и подвергнуться риску некоторого неизвестного путешествия, не зная, где оно опустит меня на землю, или вернусь ли я снова на землю или нет? Разве есть только эти две альтернативы?»
«Но может ли быть так, что я не останусь тем же потоком, что есть теперь?»
То же думаете и вы. Но вы не можете остаться тем же. Жизнь движется, и нет пути назад, нет пути остановить движение.
Великий учёный Эддингтон сказал, что слово «покой» бессмысленно, потому что в жизни нет ситуации, которая соответствовала бы слову «покой». Всё движется, ничто не пребывает в покое. Звёзды движутся, и Земля, и Солнце, и жизнь движется, и деревья движутся — всё в движении. Ни на мгновение нет покоя. Даже когда вы спите и говорите «я отдыхаю», вы не в покое. Всё движется. Через восемь часов вы будете на восемь часов старше. Даже в вашем глубоком сне сновидения движутся, движется ваше сознание, меняется ваше тело, ваша душа меняется. Всё есть движение, жизнь есть движение, поэтому нет способа остаться тем же самым.
«В любом случае ты не можешь оставаться тем же, — сказал голос. — Переносится лишь твоя сущность, которая потом вновь формирует поток. Ты сейчас называешь себя потоком, потому, что не знаешь, какая часть тебя — твоя сущность».
Единственный способ узнать существенное — это отбросить несущественное. Единственный способ узнать, что такое истина, — это узнать, что фальшивое есть фальшивое.
Когда поток услышал это, отдалённые, смутные воспоминания стали возникать в его мыслях.
Да, это было истиной; поток мог видеть. Поток не был человеком. Человеческие создания очень слепы; даже потоки не столь слепы. Человеческие создания тупы, глупы и упрямы. Поток смог понять это: «Я не смогу остаться тем же самым. Я никогда не был тем же самым даже в два последовательных момента, вещи всегда изменялись. Это — истина! Я постоянно изменялся. За исключением самого изменения, всё меняется. Это — истина».
Поток смог понять суть. И он смог увидеть две альтернативы: либо стать болотом, грязной трясиной и потеряться в пустыне навсегда, либо рискнуть исчезнуть в ветре, испариться, довериться и посмотреть, что произойдёт! Вы не потеряете в любом случае. Вы не можете остаться тем же, поэтому нет другой альтернативы. Теперь единственная альтернатива — стать трусливой трясиной или же смелым прыжком.
Люди, которые остаются в сомнении, становятся трясиной. Только те, кто умеет доверять, знают, что такое реальность. В тот момент, когда поток осознал слова шепота, отдалённые отголоски начали подниматься в его мыслях.
Это же происходит и с вами! Когда вы слушаете меня, всякий раз момент доверия возникает в вас, смутные отголоски... нечто из вашего собственного подсознания начинает подниматься на поверхность.
Неясно, смутно он вспомнил то состояние, в котором он — или часть его? — был в руках ветра.
Если вы слушаете меня, если вы принимаете участие в моём существовании, смутные отголоски будут подниматься в вас: да, где-то, в какой-то момент вы были частью существования. Вы существовали без каких-либо забот, без какого-либо долга. Вы существовали как бы одномоментно с целым — это было в чреве вашей матери. И, если это было возможно, почему это не может стать возможным снова? Существование заботилось о вас; если вы расслабитесь, может быть оно сможет заботиться снова.
Неясно, смутно он вспомнил то состояние, в котором он — или часть его? — был в руках ветра. Он также вспомнил — вспомнил ли? — что это было реальностью, хотя и не очевидной.
Запомните это великое утверждение: очевидное и естественное не обязательно является реальным. Очевидное — это то, что согласуется с вашим прошлым. Естественное — это то, что созвучно вашим привычкам; это не обязательно реальное. В жизни приходит момент, когда вы встречаетесь с пустыней, когда всё знание бесполезно, всё прошлое не годится, все привычки, привычные методы мышления и поведения просто бессмысленны. Это момент кризиса, момент встречи с пустыней — великий момент. Если вы будете достаточно смелы, чтобы рискнуть, вы трансформируетесь.
И поток поднял свои пары в гостеприимные руки ветра, который нежно и легко поднял и понёс его, и позволил ему тихо опуститься, когда они достигли вершины горы, находившейся очень-очень далеко. И из-за того, что у него были сомнения, поток был способен запомнить и запечатлеть в своей душе подробности этого опыта.
Он размышлял: «Да, теперь я знаю мою истинную сущность».
Поток рискнул; это была единственно мудрая альтернатива.
Если вы видите ясно, выбора нет. Если вы видите ясно, вам придётся делать то, что является истиной. Выбор существует только в затуманенном уме. Вам будет странно узнать, что ум, имеющий прозрачную ясность, не имеет выбора. В нём нет альтернатив. Какие альтернативы могут быть там? — либо что-нибудь верно, либо — нет. Когда вы имеете ясность, когда вы имеете ясность и осознание, вы просто видите верное и поступаете верно. У вас нет мыслей, делать вам верное или неверное; альтернативы не остаётся. Альтернатива появляется только в затуманенном уме. Затуманенность создаёт выбор. Затуманенный ум не может видеть, что верно, а что неверно: может быть это верно, а может быть то, может быть это неверно, а может быть то. Всё это возможно, всё может быть — отсюда выбор.
Много раз люди спрашивали меня: «Что такое грех и что такое добродетель? И как в них разобраться?» Если вы решаете, ваше решение не будет верным. Если выбираете, вы будете неправы. Всякий выбор ошибочен. Нет способа решить. Нет нужды решать, что есть грех, а что такое добродетель. Вам необходим лишь прозрачный ум, ясность, ум без мыслей, не-ум, сознание, подобное зеркалу. В таком сознании всё, что происходит — добродетель, В таком сознании всё, что не может произойти — грех.
И поток поднял свои пары в гостеприимные руки ветра.
Поток мог ясно видеть, что это единственный возможный путь, альтернативы нет: «Я не могу быть тем же... а становиться трясиной — это идти в ад. Поэтому, почему бы не попытаться, почему бы не рискнуть?»
И поток рискнул, стал паром, исчез в ветрах.
...в гостеприимные руки ветра...
Они всегда гостеприимные. Существование всегда готово обнять вас. Вы просто всё время бежите, всё время убегаете.
...который нежно и легко поднял и понёс его...
Вселенная всегда любит вас, она всегда готова помочь вам. Вы всегда дитя для неё. Она очень нежна, она проявляет заботу очень деликатно. Она очень заботлива, она очень обходительна. И если когда-нибудь вы чувствуете, что жизнь жестока с вами, помните всегда: вы наверняка находитесь в борьбе с ней. Ваша борьба создаёт проблемы. В ином случае существование всегда милосердно, всегда как мать.
...который нежно и легко поднял и понёс его, и позволил ему тихо опуститься, когда они достигли вершины горы, находившейся очень-очень далеко. И из-за того, что у него были сомнения, поток был способен запомнить и запечатлеть в своей душе подробности этого опыта.
Он размышлял: «Да, теперь я знаю мою истинную сущность».
Личность, которую вы имеете сейчас, это не ваша истинная личность. Это — ложь. Ваше имя лживо, ваша форма лжива. Вы и не имя, и не форма — то, что индусы называют намарупой — это не вы. Вы — нечто, лежащее за пределами этих двух сущностей. Но вы не знаете, кто вы на самом деле: это возможно только в том случае, когда вы отрекаетесь от самого себя.
Самоотречение означает отречение от своей ложной личности. Самоотречение означает отречение от своей ложной природы. Вот почему в санньясе изменяются ваши имена, ваши одежды. Это просто символ, который говорит вам, что вы больше не являетесь частью вашего прошлого, что ваше имя ушло, что всё, что связано с вашим именем, ушло; ваша одежда изменилась — вы начинаете думать по-новому о своём существовании.
«Да, теперь я знаю мою истинную сущность».
Поток учился. А пески шептали: «Мы знаем, потому что мы видим, как это происходит день за днём, потому что мы, пески, простираемся всюду от речного берега до горы». Вот почему говорят, что пути, предназначенные для продолжения путешествия потока жизни, проложены в песках.
Вслушайтесь в мудрость песков.
Этот рассказ имеет необычайную ценность. Если вы позволите ему упасть в ваше сердце подобно семени, вскоре он вырастет в большое дерево. И когда время придёт, у вас будут большие цветы и прекрасное благоухание.
Это рассказ о санньясе. Это то, что я делаю здесь. Это то, что случается здесь.
2. Верь в Аллаха, но прежде привяжи своего верблюда
22 февраля 1978 г.
Первый вопрос:
Почему вы против аскетической практики? Разве она не имеет отношения к религии? Разве аскеза это не путь к Богу?
Как раз напротив: это дорога в сумасшедший дом. Это — патология. Это — порождение больного ума, это порождение насильственного ума. Обычно насилие направляется на других, но насилие может быть направлено и на себя. Когда насилие направлено на себя, оно опаснее, потому что нет никого, чтобы защитить вас.
Когда вы проявляете насилие по отношению к кому-нибудь другому, этот другой может защитить себя, бороться с вами. Когда насилие направлено на вас, оно абсолютно; нет никого, чтобы защитить вас.
Так, для меня Адольф Гитлер менее опасен, чем махатма Ганди. Адольф Гитлер менее насильственен, чем махатма Ганди. Может быть вам очень трудно понять это, но это происходило во все века: мазохисты объявляли себя религиозными. Религия — это не оправдание, чтобы быть мазохистом. Отнимите это оправдание, и мазохист налицо.
Если вы продолжаете думать, что тот, кто мучает себя, духовен, то вы поощряете его мазохизм. Он просто наслаждается, мучая себя. Есть радость, доставляемая самобичеванием: она заключается в чувстве силы. Мучая другого, тоже ощущаешь силу. Вот почему существует насилие. Люди просто продолжают насиловать друг друга; для них это — единственный способ почувствовать могущество. Они могут уничтожить другого; в этом их сила. Но есть различные виды насилия, когда вы начинаете уничтожать себя и тоже чувствуете себя могущественными.
Например, рассказывают историю об индийском святом — я в неё не верю, но это могло быть правдой — о том, как индийский мистик Сурдас проходил по улице и, увидев красивую женщину, забыл на мгновение, что он отрёкся от мира. Он забыл о своей святости, он забыл всё о религии, о дисциплине, о йоге. В тот момент его сердце горело жаркой страстью к этой женщине. Через минуту он опомнился. Он вернулся в келью и вырвал себе глаза, стал слепым, потому что писания говорят: если ваши глаза соблазняют вас, вырвите их. Должно быть, вырывая глаза, он чувствовал необычайное мужество: «Я могу сделать даже это». Его «я» должно было вкушать тончайшую пищу. Его «я» должно было стать ещё сильнее, чем прежде. Но не глаза соблазнили его, его соблазнила собственная способность быть бессознательным. Как могут соблазнить глаза? Глаза это просто окна в мир. Глядя из окна вашей комнаты, вы видите красивую женщину — вы же не уничтожаете окно? А уничтожив окно, вы ничего не достигнете: вы не станете духовнее, вы не станете менее похотливым, ваша страсть не исчезнет. Вы просто будете закрыты в вашем доме, а ваша страсть будет кипеть внутри вас. Глаза — окна.
Как раз на днях, дней семь тому назад, женщина в Америке отрубила одну из своих рук, потому что Библия говорит: «Если рука твоя соблазняет тебя, то лучше отсечь её и выбросить, чем попасть в ад и страдать целую вечность».
И таких людей, как Сурдас или эта женщина миллионы, — вы называете их религиозными? Вы называете их духовными? Они патологичны.
Религиозный человек — это здоровый, целостный человек. Он принимает жизнь как она есть, и он принимает радости, которые приносит жизнь. Он танцует в танце, он поёт тысячу и одну песню. Его подход не является антагонистическим, антижизненным.
Аскетический подход — антижизненный. Он — самоубийственный. Вы можете совершать самоубийство очень медленно и постепенно; разница невелика. Один прыгает с обрыва и разбивается вдребезги; другой медленно уничтожает себя по частям, годами занимаясь этим самоуничтожением: это медленное отравление, но разница невелика. Человек, прыгающий с обрыва, смелее совершающего медленное самоубийство.
Но мы веками восхваляли этих безумных, мы поклонялись им. Из-за этого поклонения человечество осталось недозрелым, человечество осталось ненормальным. Так называемые нормальные люди ненормальны, они только называются нормальными. Их много, но они — не норма. Им кое-как удаётся прожить свою жизнь. Тот, кто разрушает себя, безумен, и те, кто поклоняется ему как святому — безумны.
Я целиком против аскетической практики, потому что эта практика против жизни. Я целиком за жизнь. Я целиком за Бога. Бог это праздник. Взгляните вокруг... всё существование постоянно в ликовании, в непрерывном пении «аллилуйи». Всё поёт и танцует, любит и наслаждается. Если вы наблюдаете существование, вы поймёте, что такое быть религиозным: быть религиозным — это быть частью этого ликования.
Я слышал...
Последний Ага-хан III, лидер исмаилитской мусульманской секты, был неравнодушен к удовольствиям трапезы. Когда посетитель спросил его, как он совмещает свою склонность к мирским удовольствиям со статусом религиозного лидера, Ага ответил: «Я не думаю, что Господь создал хорошие вещи этого мира только для удовольствия грешников».
Я совершенно согласен с этим. Это глупо, что, только грешники могут наслаждаться, а святые должны жить в тюрьмах, называемых монастырями. Они не могут есть, и даже если они едят, то им не позволено получать от этого удовольствие. Они не могут слушать красивую музыку, потому что она чувственна. Они не могут танцевать, потому что танец идёт от секса; павлин танцует, когда у него наступает брачный сезон. Они не могут петь, потому что песня — это выражение чувственности. Птицы поют; они не распевают Коран, Веды или Гиту. Это любовные призывы! Цветы цветут — они цветут не для того, чтобы их срывали и приносили в храм на какой-либо алтарь. Цветы — это выражение сексуальности растения. Если вы глубже всмотритесь — всё чувственно, жизнь чувственна, и всё коренится в сексе, потому что жизнь сама рождена в сексе.
Так называемый «духовный человек» начинает ликвидировать свою жизнь. Одно за другим всё исчезает. Он остаётся почти мёртвым. Он ведёт растительный образ жизни. Я не за такой способ существования.
Мои санньясины должны говорить «да», а не «нет». Мои санньясины должны утверждать жизнь во всей её целостности, во всей её многомерности, во всех её возможностях, во всём её богатстве и разнообразии. Мой санньясин должен быть укоренён в существовании. И мой санньясин должен жить во всех планах жизни — от секса до самадхи. Если что-то исчезнет само по себе, это другое дело, но это не аскетизм. Я знаю, наступает момент, когда ваша энергия начинает двигаться в более высокие планы существования: секс исчезает, потому что он больше не нужен. Он не нужен потому, что вы наслаждаетесь той же энергией на более высоких планах — не потому, что он плох, не потому, что он некрасив. Он не нужен, потому что та же энергия имеет более высокие оргазмы. Самадхи — это предельный оргазм, секс лишь жалкий намек на это.
Секс это моментальное самадхи. Самадхи — это вечный оргазм.
Естественно, когда вы достигаете самадхи, секс исчезает, но вам не нужно отказываться от него. Если вы отказываетесь от него, тогда вы делаете что-то не то. Вы идёте вглубь и ввысь, и то, что должно исчезнуть — исчезнет. В конце концов всё исчезнет. Останется только Бог, останется чистая радость, только беспричинная радость останется; но это не означает, что вы отказываетесь от чего-либо. Если вы отказались, вы никогда не достигните этого состояния.
Я слышал...
Жил один юноша, подвергавший себя всё более и более суровой аскезе, потому что он верил, что ничто истинно ценное не приобретается легко. Наконец, он нашёл древний монастырь в Гималаях, где монахи подвизались в самом суровом подвижничестве, бедности и посте. Монастырь был на вершине устрашающе величественной горы, и монахам приходилось взбираться и спускаться по железным цепям, вбитым в склоны. Никакое тепло не разрешалось в монастыре, и монахи спали на холодном каменном полу. Для поддержания жизни они каждый день спускали цепи, чтобы поискать в мерзлой земле жалкие лишайники. Остаток времени они медитировали, пели псалмы и молились. Такой устав понравился юноше, и он добился разрешения остаться в этом монастыре.
Форма медитации монахов заключалась в размышлениях над различными загадками, и вскоре после прибытия молодого человека настоятель задал следующий вопрос: «Насколько высоким является верх?» Затем он велел юноше медитировать в течение месяца и возвратиться с ответом. Но думать о чём-либо было трудно, юноша постоянно дрожал от холода. Однако он принял вызов. Через месяц он был уверен в ответе.
Снова настоятель спросил: «Насколько высоким является верх?» И юноша ответил: «Таким высоким, каким только человеческий ум может вообразить». Но настоятель презрительно взглянул на него и сказал: «Медитируй ещё месяц». И юноша продолжал медитировать.
Через месяц его ответ настоятелю был таков: «Верх является таким высоким, как Господь того пожелает». Опять он был отвергнут и возобновил медитацию. Ещё через месяц он на тот же вопрос не ответил ни слова, но поднял закоченевший палец и указал наверх. И снова был отослан. С каждым месяцем в нём росло убеждение, что никакой ответ не удовлетворит настоятеля, и его отчаяние росло. В следующий раз, когда он увидел настоятеля, и был задан вопрос, в его голосе был сдавленный гнев: «Это нелепость! Ответа нет!» Опять он был отослан с ещё большим презрением, потому что настоятель знал, что юноша был близок к истине.
Уходя от настоятеля, юноша поклялся сделать последнюю попытку найти ответ. Он перестал есть даже ничтожные лишайники и бодрствовал на крыше монастыря. Когда долгий месяц, наконец, кончился, монахи сняли его с крыши и попытались отогреть, чтобы он мог поговорить с настоятелем. Тогда снова прозвучал вопрос: «Как высоко высокое?»
Секунду, казалось, юноша был в недоумении, затем он неожиданно вскрикнул и, прежде, чем кто-либо смог остановить его, прыжком пересёк комнату и ударил настоятеля так сильно, что тот повалился на пол. Монахи кинулись на помощь настоятелю и подняли его. Как только тот пришёл в себя, он улыбнулся и сказал юноше: «Решение найдено!»
Тогда юноша тут же собрал своё небогатое имущество и ушёл из монастыря. К тому времени, когда он вернулся домой, он был преисполнен счастья: он нашёл истину и достиг просветления.
Или, может быть, он просто согрелся, и от этого ему стало так хорошо.
Аскетическая практика даёт вам некую болезненную радость. Чем больше вы погружаетесь в эту практику, тем больше чувствуете себя победителем, вы побеждаете нечто. Чем больше тело говорит: «Не разрушай меня!», тем непреклоннее становитесь вы. Вы создаёте трещину внутри себя, между вами и вашим телом, и начинается великая битва.
А тело является естественным. Тело просит то, что является здоровым и естественным, что Бог уготовил ему. У тела нет неестественных желаний; все его нужды — естественные, здоровые нужды. И чем больше вы истязаете тело, тем больше оно молит, просит и преследует вас. Но вы можете принять вызов: можно думать, что тело пытается соблазнить вас, что оно в руках врага, в руках дьявола. Вы можете продолжать сражаться с телом со всё большей силой, всё большим неистовством, агрессией. Вы продолжаете сражаться с телом и наступает момент, когда вы можете сделать тело вялым.
Если вы упорно поститесь в течение длительного времени, тело постепенно становится вялым. Оно начинает покоряться, приспосабливаться. Некому позаботиться о нём — какая польза взывать? Тело немеет. Вы теряете чувствительность, становитесь толстым. Вы обрастаете толстой кожей вокруг себя: тогда вас не беспокоит ни жара, ни холод, тогда вас не беспокоит голод. Вы даже чувствуете удовлетворение внутри — вы побеждаете. Но вы не побеждаете, вы отрываетесь от основания. Каждый момент вы отрываетесь от почвы, потому что истина познаётся только через тело! Истина познаётся сознанием, но познаётся посредством тела. Необходимо оставить свои корни в теле.
Сам Бог имеет свои корни в мире. Выньте дерево из почвы, и оно погибнет. Жизнь дерева связана с жизнью земли: оно нуждается в воде, удобрении, нуждается в питании, солнце, воздухе, ветре. Это естественные нужды, благодаря им дерево существует. Выньте дерево из почвы — в течение нескольких дней может быть не будет заметно, что дерево умирает, вода, оставшаяся в нём, может поддержать некоторое время его зелень, даже несколько почек может раскрыться, несколько цветков расцвести, но недолго — рано или поздно резервы дерева кончатся и оно умрёт.
Оторвите себя от тела, и вы умрёте. Ваше тело — это ваша почва. Ваше тело принадлежит земле, оно произошло от земли, оно — маленькая земля вокруг вас. Оно питает вас, оно не враг вам. Оно не пребывает в руках дьявола. Дьявола нет, он — порождение патологического ума, дьявол — порождение параноидального ума. Его привёл в мир страх. Но ваш так называемый Бог тоже порождён страхом; и ваш Бог и ваш дьявол оба порождены страхом. Вы не знаете истинного Бога. Истинный Бог — не от страха. Он есть любовь, радость. Истинного Бога можно познать, становясь всё более и более чувствительным, более и более открытым.
Будьте в своём теле. Уйдите из вашего ума и войдите в ваши чувства: это единственный способ быть религиозным. Это кажется парадоксальным, но позвольте мне сказать: единственный способ быть религиозным — это быть в мире и глубоко в мире, потому что Бог спрятан в мире. «Иного мира» не существует. Иной мир — это глубочайшая сердцевина этого мира, она не отделена от него.
Я против всякой аскетической практики. И в будущем аскетов будут лечить в психиатрических больницах. Из ста так называемых святых девяносто девять были невротиками, но из-за вашей веры вы не смогли этого понять. Когда вы верите во что-то, вера создаёт явление.
Если вы отбрасываете все виды верований и начинаете ясно видеть, вы будете удивлены: человек страдал не из-за атеистов; человек страдал из-за так называемой религиозности. Величайшее человеческое несчастье произошло из-за разделения тела и души. Человек стал шизофреником из-за ваших святых, ваших церквей, ваших писаний. Я не говорю, что не было настоящих святых, они были: Иисус или Диоген, Будда и Кришна, Заратустра и Лао-цзы — эти люди любили жизнь. А традиция, говорящая другое, порождена патологией.
Сейчас христиане говорят, что Иисус никогда не смеялся. Это — чушь. Эта чушь навязывается христианами Иисусу. Они нарисовали Иисуса с печальным, удлинённым лицом. Иисус в церквях — это фальшивый Иисус. Церкви создали собственного Иисуса. Реальный Иисус, подлинный Иисус любил смех, он был человеком праздника. Иначе и быть не может.
Мой завет вам: наслаждайтесь жизнью с наибольшей полнотой и вы будете подходить всё ближе и ближе к Божественному, вы будете подходить ближе к дому.
Второй вопрос:
Вы говорили сегодня о необходимости иметь прозрачный ум с тем, чтобы яснее видеть и, тем самым, уничтожить необходимость выбора. Не являются ли желания, исходящие только из эго, единственной причиной загрязнения ума? Ведь без желаний нет нужды выбирать. Тогда всё просто случается.
Проблема тогда возвращается к уничтожению эго и желаний. Этот порочный круг может быть разрушен двумя путями:
а) посредством постепенного процесса изживания эго и желаний в течение многих жизней или
б) посредством выхода из порочного круга с помощью прыжка в неизвестное.
Второй путь кажется более предпочтительным, но откуда приходит побуждение выйти из круга? Действие мотивируется обычно каким-либо желанием.
Можно позволить всему случаться или можно действовать, что снова означает выбор.
Во-первых, не существует двух путей выхода за пределы желающего ума, существует только один путь. Если бы путей было два, опять бы возник выбор. Существует только один.
Первое, говорите вы: «Посредством постепенного процесса изживания эго и желаний в течение многих жизней...»
Это порождено замутненностью вашего ума. Первое сотворено вашим умом, потому что ум всегда хочет отложить на потом. Он всегда говорит «завтра», «в следующей жизни». Он творит время. Время — это творение ума, потому что ум не может жить без времени. Ум не может существовать в «здесь и сейчас». Ум может существовать только в будущем или прошлом; он проецирует. Так, ум говорит: «Это очень сложная проблема. Вы можете решить её только постепенно, желание за желанием. Необходимо измениться, практиковать. Вам придётся применить тысячу и один метод, следовать разными путями. Наконец, где-то в отдалённом будущем вы станете просветлённым. Вы оставите всё желания».