исчезли. Та же участь постигла любимый дом царской семьи - Александровский
дворец. Идет открытый торг награбленным. Газеты пестрят объявлениями: "Куплю
предметы искусства по наивысшей цене"... "Еще никогда Россия так не стояла
на краю гибели", - писали "Биржевые ведомости".
Между тем большевики начинают захватывать власть в Советах по всей
стране. В Петрограде открыто говорят о большевистском восстании. "Ужас
охватил наше запуганное общество перед призраком большевизма... Гибнет все,
во что мы верили, гибнет Петербург. Заговор против Петербурга близится к
осуществлению", - писал Горькому художник Бенуа.
Именно тогда по просьбе Ленина было передано Кобе его первое письмо -
"Большевики должны взять власть". И Коба зачитал его членам ЦК: "Взяв сразу
власть в Москве и в Питере... мы победим безусловно и несомненно".
Во время обсуждения Коба предлагает разослать письма Ленина в наиболее
важные низовые организации и там обсудить. Сам он уклоняется от решения, но
большинство поддерживает идею восстания - и Коба голосует "за" вместе с
ними.
Опасное время...
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛЕНИНА
Большевики захватывают Петроградский Совет - Троцкий становится его
председателем. 9 октября случилось то, чего так ждал Ленин: начался конфликт
окончательно разложившегося гарнизона с правительством. Керенский попытался
отправить ненадежные войска на фронт, но Совет тотчас выступил в их защиту.
Троцкий создает при Совете орган, который должен был обеспечить оборону
Петрограда от немцев и "военных и штатских корниловцев". Этот
Военно-революционный комитет он превращает в легальный штаб большевистского
восстания.
10 октября состоялось знаменитое заседание - на нем были все
большевистские лидеры. Здесь впервые появились бритые (для конспирации)
Ленин и его недавний сошалашник Зиновьев. Ленин делает доклад о текущем
моменте: "Вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело". И они не
останутся одни. Обсуждая известия о волнениях в германском флоте, Ленин
объявляет эти события доказательством "нарастания во всей Европе всемирной
социальной революции". Он чувствует неуверенность сподвижников, но умеет
заразить их своей верой. Главная черта Ленина - отсутствие сомнений в том,
что он исповедует в данный момент (хотя в следующий он с тем же отсутствием
сомнений может исповедовать прямо противоположное). И эту черту истинного
Вождя усвоит Коба. "Учимся понемногу, учимся"...
Для руководства восстанием создается Политическое бюро, в которое Ленин
включает Кобу.
Против восстания выступают Зиновьев и Каменев - они предрекают ему
гибель. Оба не могут забыть страшных июльских дней. Потерпев поражение при
голосовании, Каменев совершает решительный поступок. 18 октября он публикует
в газете Горького "Новая жизнь" заявление, где излагает позицию - свою и
Зиновьева: восстание обречено на поражение, и это повлечет за собой самые
гибельные последствия для партии, для судьбы революции.
Ленин в ярости. Он пишет письмо в ЦК - требует исключить из партии
"штрейкбрехеров революции", выдавших тайну восстания.
Хотя тайны никакой не было. "По городу идут слухи, что 20 октября будет
выступление большевиков", - писала в письме к своим знакомым крупным детским
почерком гимназистка Надежда Аллилуева.
Опомнившись, Зиновьев посылает трусливое письмо в редакцию "Рабочего
пути" (так в те дни именовалась запрещенная "Правда"). Он старательно
доказывает, что "серьезных разногласий с Лениным у него нет и быть не
может". Его просто не поняли...
И случилось странное: не страшась ленинского гнева, редактор Коба не
только опубликовал письмо, но прибавил к нему примечание, где поддержал
Зиновьева и даже осмелился покритиковать ленинскую непримиримость.
Для обсуждения поступка Зиновьева и Каменева собирается заседание
Центрального комитета. Троцкий требует их исключения из ЦК. Коба предлагает
совсем иное: "Обязать этих двух товарищей подчиниться, но оставить в ЦК".
Побеждает предложение Троцкого, и тогда Коба объявляет о своем уходе из
"Рабочего пути". Еще одно его прошение об отставке. И так же, как в прошлом,
он знает: будет безопасный финал. Действительно, ЦК не принял его отставки.
Впо-следствии таких прошений будет много...
Почему он поддерживает Зиновьева и Каменева?
Во-первых, уже сколачивает группу - объединяет вокруг себя двух
влиятельнейших членов партии. Во-вторых, подстраховывается на случай, если
восстание потерпит неудачу: он защищал тех, кто против.
Есть и в-третьих... Но об этом позже.
А пока он предоставляет Троцкому и прочим готовить опасное восстание.
Сам же Коба готовит... повестку дня Второго Всероссийского съезда Советов!
ПЕРЕВОРОТ
24 октября по инициативе Троцкого большевики начинают восстание. И
опять - ирония истории: в Смольном дворце, в знаменитом Институте
благородных девиц, где учились манерам дочери русских аристократов,
разместился штаб восстания... У дверей дворца - пулеметы и орудия. Внутри
какая-то лихорадочная жизнь: в комнатах совещаются, в главном зале -
непрерывные митинги. Всюду - солдаты, рабочие, матросы.
И в этом эпицентре восстания... Кобы нет!
Коба сидит в редакции. 24 октября "Рабочий путь" печатает обращение к
населению, к рабочим и солдатам, написанное им: "Если все вы будете
действовать дружно и стойко, никто не посмеет сопротивляться воле народа.
Старое правительство уступит место новому, тем более мирно, чем сильнее,
организованнее и мощнее выступите вы..."
"Мирно" - он продолжает ту же линию.
Правительство попыталось начать первым. Ранним утром отряд юнкеров
ворвался в типографию "Рабочего пути", конфисковал отпечатанные экземпляры.
Коба посылает рабочих за поддержкой. "Волынский полк сейчас же дал роту. И
уже самый факт, что правительство закрыло, а наша рота пришла и встала на
стражу типографии, придал всему району такую смелость", - писал участник
событий. Но Коба знает: проигранные сражения часто начинаются с удачных
выстрелов.
Уже утром он восстанавливает порядок в редакции. И что же дальше?
Неужели он просидел там весь исторический день переворота?
"Человек, пропустивший революцию" - так назовут Кобу историки с легкой
руки Троцкого.
Действительно, в это время все большевистские лидеры (кроме Кобы и
Ленина) были в Смольном, на спешно организованном экстренном заседании ЦК.
На нем принимается предложение Каменева: "Сегодня ни один из членов ЦК без
особого постановления ЦК не может покинуть Смольный".
Распри забыты: вчерашние паникеры Каменев и Зиновьев - среди
руководителей восстания. Раздаются последние приказы о захвате власти в
столице. Всем дирижирует Троцкий. Разъезжаются партийные функционеры на
боевые места: "Член ЦК Бубнов - на железные дороги, член ЦК Дзержин-ский -
захватывать почту и телеграф, Подвойский - наблюдать за Временным
правительством и т.д.".
Все руководство партии принимает участие в восстании. Кроме двоих -
Ленина и Кобы!
Своего Вождя партия скрывает на нелегальной квартире, на случай
неудачи. Но где же Коба?
Троцкий: "Когда между актерами распределялись роли в этой драме, никто
не упомянул имени Сталина и не предложил для него никакого поручения. Он
просто выпал из игры".
Забыли о человеке, еще вчера руководившем съездом? Об одном из лидеров
партии? А как же Ленин? Мог ли он не использовать этого опытного
организатора и удачливого террориста в решающий час восстания? Мог ли он
разрешить ему просидеть Октябрьский переворот в редакции? Наивные вопросы!
Значит, Коба сам уклонился, попросту исчез, заслонившись работой в редакции?
Но если так, неужели Ленин не отметил эту осторожность, точнее, трусость?
Тогда почему на следующий день после переворота он назначает этого труса
членом первого правительства? Почему все последующие дни после переворота
Коба проведет в кабинете Ленина? Значит... трусости не было?! Тогда что же
было?
ИГРА КОБЫ
Коба, конечно же, не выпадал из игры. Просто у него в эти дни была
другая игра, о которой Троцкий должен был знать.
Анна Аллилуева: "Перед самым Октябрьским переворотом пришел Ильич. Днем
позвонили. "Кого вам?" На пороге стоял незнакомый человек. "Сталин дома?" По
голосу я узнала Ленина. Мама предложила ему поесть. Ленин отказался. После
короткой беседы они ушли вместе со Сталиным из дома".
Правда, эти воспоминания написаны во время культа Сталина. Отнесемся к
ним осторожно. Но то же самое пишет... Троцкий!
"Связь с Лениным поддерживалась, главным образом, через Сталина". Да, в
этом все дело! Основной задачей Кобы в те дни была отнюдь не редакция, но
связь восставших с Лениным, спасавшимся на конспиративной квартире.
Троцкий, конечно же, уточняет: "Связь с Лениным поддерживалась, главным
образом, через Сталина, как лицо, наименее интересовавшее полицию".
Уточним и мы: как лицо, уже спасшее Ленина в грозные июльские дни.
Вождь был очень осторожен. Его боязливость, страх перед физической расправой
шли, видимо, еще от юношеского потрясения - смерти брата на виселице. В
рукописи С. Аллилуева забавно сказано, как накануне отъезда в шалаш
Емельянова Ленин изучает по карте свой путь на вокзал. И хотя Аллилуев
заверяет его, что знает путь досконально, что он безопасен, Ленин ночью
дотошно проверяет все по карте.
Вождь понимал: в случае неудачи восстания расправа над ним будет
беспощадной. И он поручил себя проверенному, уже доказавшему в июльские дни
свое умение Кобе. Но для безопасности Ленина Коба должен как можно меньше
интересовать полицию, так что его отсутствие в Смольном было в интересах
Ленина. Таково, видимо, было партийное поручение Кобы в дни переворота.
Думаю, он сделал многое, чтобы получить это поручение, - оно давало ему
возможность занять любимую позицию нового Кобы: пользоваться плодами в
случае победы и быть в безопасности в случае поражения.
Итак, из игры он выпал ради Ленина. Вот почему с такой легкостью он
вернется в игру сразу после переворота.
"Главный штаб восстания был в Смольном. В случае разгрома Смольного
были еще запасные штабы: в Петропавлов-ской крепости и "фронтовые" - в
Павловском полку, другой в казармах Балтийского экипажа, третий на "Авроре",
- писал один из руководителей восстания, Подвойский.
По такой же схеме, видимо, организовывалась безопасность Ленина: Коба
создал запасные квартиры и, на случай неудачи восстания, наладил маршрут
немедленной эвакуации Вождя из Петрограда, скорее всего, в Финляндию. Он,
как лицо "наименее интересовавшее полицию", и должен был это осуществить.
Такова была его важная, но негероическая миссия.
Впоследствии и он сам, и партийные вожди предпочтут о ней молчать. А
официальная сталинская историография поместит Кобу в кипящий Смольный, где
он будет руководить восстанием вместе с Лениным, окруженный безымянными
фигурами, ибо почти всех действующих лиц переворота он отправит на смерть.
Весь день Коба продолжает играть в "мирные намерения". Как официально
прикрепленный ко Второму съезду Советов, около полудня он вместе с Троцким
появляется на совещании делегатов съезда, который должен открыться на
следующий день. На вопрос одного из эсеров: "Какая цель у
Военно-революционного комитета - восстание или охранение порядка?", Коба с
готовностью ответил: "Порядок".
Мелькая на собраниях с мирными заявлениями, Коба, конечно же,
продолжает держать связь со своим подопечным. В бывшем Партархиве хранятся
мемуары В. Фофановой, хозяйки квартиры, на которой скрывался Ленин: "Когда
наступило 24 число... в Политехническом институте был митинг, на котором
выступал Сталин, и ему нужно было передать записку от В. И.".
Имея постоянную информацию от Кобы, Ленин узнает о победоносном течении
переворота. Явно повторялась история Февральской революции - восстание не
встречает никакого сопротивления. Должно быть, поэтому поздно вечером Ленин
нарушил уговор: скрываться в квартире до окончательной победы. Как напишет
охранявший его финн Рахья: "Ильич попросил привести к нему Сталина". Но,
поняв, что это "отнимет уйму времени", Ленин, загримировавшись, отправился в
Смольный без Кобы.
Прибыв в Смольный, Ленин грима не снимает, несмотря на все победные
реляции. Троцкий вспоминал: "Мы сидели с Владимиром Ильичем. Он был обвязан
платком, как от зубной боли, с огромными очками - вид довольно странный.
Проходивший меньшевик Дан внимательно посмотрел на странного субъекта. Ленин
толкнул меня локтем: узнали, подлецы".
ЧЛЕН ПРАВИТЕЛЬСТВА
Ночью Ленин собирает заседание ЦК - формировать правительство.
Большевичка С. Равич вспоминала: "В маленькой комнатушке у плохо освещенного
стола на пол сброшены пальто. В комнату все время стучат - сообщают об
очередных успехах восстания. Среди присутствующих - Ленин, Троцкий,
Зиновьев, Каменев и Сталин". Да, Коба тотчас поспешил в Смольный вслед за
своим подопечным - ведь обсуждается новая власть. По предложению Троцкого,
все время помнившего о Французской революции, новые министры стали
называться народными комиссарами. Ленину понравилось. Перешли к составу.
Ленин, естественно, предложил назначить организатора переворота Троцкого
председателем Совета народных комиссаров. Однако Троцкий об этом и слушать
не хотел и в числе прочих доводов назвал свое еврейство. Ленин был возмущен,
но... все-таки сам занял этот пост, а Троцкому предложил "иностранные дела".
Не забыл Ленин, конечно, и верного Кобу. Грузин стал главой комиссариата по
национальностям.
Остаток ночи новый глава правительства провел в той же комнатке,
устроившись на газетах. А новый народный комиссар не спал - подготавливал
очередное обращение к народу по случаю свержения Временного правительства,
хотя оно по-прежнему находилось в Зимнем дворце.
Днем в 14.35 открылось экстренное заседание Петроград-ского Совета в
актовом зале Смольного. Очевидец писал: "Два ряда массивных белых колонн,
освещенных хрустальными люстрами, стол президиума на помосте, на фоне пустой
золотой рамы, откуда выдран портрет императора... Троцкий в черном костюме,
как для бала, поверх наброшена солдатская шинель. От имени Совета он объявил
несуществующим Временное правительство. Врезалась в память бессмертная речь
Троцкого. Это был какой-то расплавленный металл. Слушали его с затаенным
дыханием, с решимостью пойти за ним беспрекословно куда бы он ни позвал!"
Потом говорил Ленин, объявивший о победе рабоче-кре-стьянской
революции.
Молотов вспоминал: "Я был позади трибуны, в президиуме. Ленин обращался
к залу, и одна нога у него была приподнята. Он имел такую привычку, когда
выступал. И видна была подошва. Я заметил, что она совсем протерта".
С протертой подошвы началась их великая власть... Впо-следствии Коба
"отредактирует" это заседание. Его историки оставят только выступление
Ленина.
Но Коба не выходит из тени и в Смольном. Временное правительство еще в
Зимнем дворце. Пока большевики всего лишь мятежники. Ленин гневается: "Надо
добить Временное правительство во что бы то ни стало".
Между тем открывается Второй съезд Советов. Кобы нет среди
многочисленных членов президиума. Ленин, видимо, по-прежнему боится, поэтому
не снимает грим. И Коба по-прежнему должен таиться где-то в комнатах
Смольного, чтобы в любой момент помочь исчезнуть Вождю революции.
Ситуация на самом деле не столь победная. Керенский бежал из
окруженного Зимнего дворца и отправился на фронт за подкреплением. Дворец
продолжает сопротивление, в нем все еще заседает Временное правительство.
Подвойский: "Зимний мы должны были взять уже к утру 25-го. Сроки
переносились на полдень, потом на шесть часов, затем уже и сроков не
назначали. Ленин метался по маленькой комнате. Он не вышел на открытие
съезда Советов... В.И. ругался, кричал, он готов был нас расстрелять".
НОВЫЙ МИР
Все подходы к Зимнему дворцу были перекрыты восставшими войсками к
шести часам вечера. Дворец начали покидать защитники. К полуночи остались
лишь женский батальон и горстка юнкеров - можно было начинать. Из
Петропавлов-ской крепости и с крейсера "Аврора" ударили холостые выстрелы.
Их услышал весь город. Затем раздался боевой выстрел из орудия у арки
Главного штаба. Карниз дворца был пробит.
Февральская революция заканчивалась. "Началась весной солнечной и
кончилась этим страшным тусклым осенним днем... Безлюдие, серая кислая
подушка, электричество погасло... Идет стрельба из тяжелого орудия, слышно
здесь... Сраженье длится... с нашего балкона видны на небе сверкающие
вспышки, как молнии", - записала в ту ночь Зинаида Гиппиус.
После выстрелов начался штурм дворца. "Большевики той ночью победили
женщин", - вспоминала старший унтер-офицер женского батальона Мария
Бочарникова.
В 1.50 ночи (уже 26 октября) дворец был взят. И началось!
Растаскивают книги в дорогих переплетах из комнат по-следнего царя,
хватают драгоценные вещи, обыскивают двор и попадают в винные подвалы
дворца. Вина и окорока тащат на площадь и в казармы. Арестованных министров
ведут по двору через баррикады в Петропавловскую крепость.
Бочарникова: "Женщин арестовали и только благодаря гренадерскому полку
мы не были изнасилованы. У нас забрали оружие... Была только одна убитая".
Но погибнут многие из них, когда они, безоружные, разъезжались по домам. Их
ловили перепившиеся солдаты и матросы, насиловали и выбрасывали на улицы с
верхних этажей.
Бочарникова уцелела. Ее расстреляют в гражданскую войну.
В это время на съезде бледный, потерявший голос меньшевик Абрамович
тщетно пытался перекричать зал. Он прохрипел, что "Аврора" бомбардирует
дворец, призывал немедленно снять осаду. Его слова потонули в буре
аплодисментов, приветствовавших матроса с "Авроры", который объявил, что
Зимний взят... "И только тогда, - вспоминал Троцкий, - Ленин снял парик и
смыл грим".
Заседание продолжалось до пяти утра. А потом наступил краткий сон
усталых победителей... "Кто-то постелил на полу одеяла, положил подушки, и
мы с Владимиром Ильичем отдыхали, лежа рядом, - писал Троцкий. - Позже утром
Ленин сказал: "Слишком резкий переход от подполья к власти... кружится
голова", - прибавил он почему-то по-немецки"...
Трогательную сцену наверняка наблюдал верный Коба.
Он хорошо знал цену дружбе двух вождей. Ибо двух вождей не бывает.
Какими несказанно счастливыми засыпали под утро в многочисленных
комнатах Смольного участники переворота! И в одной из комнат заснул с
потухшей трубкой маленький рябой грузин, который впоследствии истребит всех
этих счастливцев.
Наступало холодное туманное утро, падал мокрый снег. Кучки любопытных
толпились у Зимнего дворца, разглядывали опрокинутые фонари и разметанные
кучи дров.
В это утро родился новый мир. Мир Кобы.
ГЛАВА 7
Великая утопия

"Это общество, похожее на ребенка, вынутого из чрева.
Он весь в крови, но он родился!"
(Р. Роллан)

    МЕЧТАТЕЛИ ИЗ ИНСТИТУТА БЛАГОРОДНЫХ ДЕВИЦ


"После победы революции Сталин переселяется в Смольный", - вспоминал
Федор Аллилуев.
Молотов: "Первые три дня мы из Смольного не выходили, сидели рядом - я,
Зиновьев, Троцкий, напротив Сталин, Каменев. Новую жизнь мы представляли
отрывочно. Ленин, например, считал, что в первую очередь у нас будет
уничтожен... гнет денег, гнет капитала, чтоб уже в 20-х годах с деньгами
покончить".
В прокуренной комнате бывшего Института благородных девиц роились
миражи. Случилось фантастическое: кабинетная утопия стала реальностью. Они
не просто захватили власть - они решили построить новый мир согласно мечте и
построить быстро. Бесклассовое общество, отмена денег, отмирание
государства... Ленин считал: после переворота они на всех парах должны
понестись к социализму. "Социализм уже смотрит на нас через все окна
современного капитализма", - писал счастливый Вождь.
Как просто: все монополизируется в интересах победившего народа,
создается единый Государственный банк, который, как Левиафан, охватывает
страну... Все будут управлять по очереди всеми. К власти будет привлечено
буквально все население: кухарка научится управлять государством. Потом люди
постепенно придут к тому, чтобы никто никем не управлял, и оно отомрет -
ненавистное государство, веками порабощавшее человека!
Так они мечтали, чтобы в результате прийти к созданию самого
чудовищного государства всех времен.
Справедливый дележ всей земли, провозглашенный Лениным в ночь
переворота, на самом деле был обманом. Они мечтали о создании грядущих
коллективных хозяйств, где не будет "мое" - только общее. "Мое" должно
умереть. "Мое" - это всегда путь к угнетению.
Петр Павленко: "Сталин рассказывал, как Святой Франциск учил жить без
собственности. Один монах его спросил: "Можно ли мне иметь хотя бы мою
Библию?" И он ответил: "Сегодня у тебя - "моя Библия". А завтра ты уже
прикажешь: "Принеси-ка мне мою Библию".
Ненавистную торговлю, этот рассадник капитализма, было решено заменить
общегосударственным распределением продуктов. И тогда свершится главное:
закончится власть денег. Отсутствие денежной системы - основной признак их
нового мира. Золотом они собирались мостить мостовые, делать из него
унитазы. Презрительно называя деньги "денежными знаками", они задумали
печатать их бессчетно, чтобы обесценить проклятые!
Как апостолы ждали немедленного второго пришествия Христа, так они
начинают ждать мировую революцию. И тогда будет окончательно создан новый
мир! Научное предвидение уже свершило русскую революцию, и теперь оно
обещало мировую революцию. Великий пример России должен увлечь все страны.
Слишком устали на войне рабочие и крестьяне, одетые в солдатскую форму.
Зачем им погибать за интересы хозяев? Конечно, вдохновленные примером, они
повернут штыки против своих угнетателей. Даешь мировую революцию! Вот о чем
говорили в те дни в Смольном.
Народный комиссар Коба издает декреты. Вчерашний ссыльный вместе с
Лениным подписывает "Декларацию прав народов России" - всем им гарантируется
право на самоопределение.
Трещит, ползет по швам Империя: отделились Польша и Финляндия, в
Прибалтике возникают независимые Эстония, Латвия и Литва, откололась
Украина, а в Закавказье образуются три государства - Азербайджан, Армения и
Грузия.
От всей Великой империи осталась Россия в границах XVII века. Но чем
хуже - тем лучше. Таков лозунг истинных революционеров.
Осуществить Великую утопию Ленин мог только при безраздельном
господстве одной партии. Обещание созвать Учредительное собрание, лозунг
"Вся власть Советам!" - все это лишь тактика. Впереди было создание
государства, управляемого одной - его партией. И это тоже было впервые...
Подобная попытка якобинцев в дни Французской революции окончилась гильотиной
для Робеспьера и его соратников.
Но у Ленина была малочисленная партия, состоящая из людей, не имевших
никакого опыта в управлении гигантской страной. Так что им предстояло
учиться - на жизнях миллионов. И временное сужение границ пролетарского
государства, отъединение окраин им сейчас было даже выгодно. А то, что оно
было временным, ни Ленин, ни его сподвижники, ни его верный ученик Коба не
сомневались. Ведь впереди маячила великая мечта - мировая революция.
Разваливая империю Романовых, большевики верили, что и это должно толкнуть
народы других империй к мировой революции.
Со дня на день они ожидают услышать грозную поступь рабочих батальонов!
Надо только удержаться в России - в этой крепости, завоеванной пролетариатом
и окруженной врагами.
А пока нужно было (опять же согласно Марксу) разрушить старый мир,
именовавшийся "миром насилия". И они открыто провозгласили это в своем
партийном гимне "Интернационал": "До основанья..."!
"ГРАБЬ НАГРАБЛЕННОЕ!"
Большевики бросают в массы этот великий лозунг всех революций. Начался
грандиозный передел собственности, который должен был дать им поддержку
большинства. По всей стране согласно декретам нового правительства ("земля -
крестьянам, фабрики и заводы - рабочим") делили добычу. Крестьянские общины
захватывали помещичьи земли, фабрично-заводские комитеты забирали
предприятия. Не успевших бежать хозяев "увозили в чисто поле", и больше их
ни-кто не видел. Солдаты на фронте делили содержимое армей-ских складов и,
нагруженные амуницией, бежали с фронта домой, постреливая по дороге
офицеров. Грабеж сплачивал народ вокруг новых правителей.
Все это происходило на просторах России. А в Петрограде большевики
боролись за жизнь. Первые две недели казалось, что они обречены. "Мы знали,
что армия вот-вот вмешается, и большевикам конец", - говорил мне в Болгарии
старик эмигрант. Интеллигенция сидела по квартирам без света, ждала
освободителей. Никто не верил в долговечность большевиков.
И действительно, сразу после переворота на столицу наступает сам
Керенский. Троцкий и Ленин организуют оборону. И Коба все эти дни - рядом с
Лениным.
Гиппиус: "Казаки с Керенским были уже в Царском, где гарнизон сдавался
им... но солдаты были распропагандированы... их окружила масса, началось
братание".
Мятеж (так называют большевики наступление свергнутого ими премьера)
был подавлен.
Из письма А. Нелидова: "Дед рассказывал: они выгнали из Царского Села