— Значит, вот к чему все сводится, — многозначительно произнес Паллам. — Его метод дает мотив и возможность для раскаяния, а ваш — нет?
— Пожалуй, так.
— И это означает, что у него чувство справедливости развито более гармонично?
— Но он бывает и совершенно безжалостен, — возразил Лиминг, не в силах придумать ничего более удачного.
— Это к делу не относится, — отрезал Паллам.
Он задумчиво помолчал, потом заметил коменданту:
— Похоже, что в данном союзе партнеры не равны. Невидимый компонент к тому же еще и высший. В сущности он — господин материального раба, но проявляет свое господство так тонко, что раб первый же начнет отрицать свою участь.
Он испытующе взглянул на Лиминга, но тот сжал губы и ничего не сказал «Ах ты, хитрый боров, — подумал Лиминг, — если ты пытаешься спровоцировать пленного на бурный спор, то ничего у тебя не выйдет. Оставайся в заблуждении, что ты взвесил меня на весах и обнаружил недовес: нет ничего зазорного в том, что меня считают менее развитым, чем плод моего же собственного воображения».
Теперь уже явно лукавя, Паллам кинул пробный шар:
— Когда ваш Юстас берет отмщение в свои руки, он поступает так потому, что обстоятельства не позволяют ни вам, ни сообществу землян свершить надлежащую кару?
— Приблизительно, — осторожно подтвердил Лиминг.
Иными словами, он действует только в том случае, когда вы или закон бессильны?
— Он берется за дело, когда возникает необходимость.
Вы что-то скрываете. Необходимо выяснить вопрос до конца. Если вы сами или ваши товарищи могут кого-то наказать и приводят приговор в исполнение — станет ли кто-то из Юстасов его наказывать тоже?
— Нет, — ответил Лиминг, беспокойно ерзая.
Если вы сами или ваши товарищи не могут кого-то наказать или не наказывают, вмешивается ли тогда Юстас, чтобы привести приговор в исполнение?
— Только в том случае, если оставшийся в живых землянин пострадал безвинно.
— Тогда Юстас пострадавшего действует от лица своего партнера?
Да.
— Прекрасно! — заявил Паллам. — Он подался вперед и, пристально уставившись на собеседника, зловеще произнес: — А теперь давайте предположим, что ваш Юстас найдет вескую причину, чтобы наказать другого землянина. Как тогда поступит Юстас? Жертвы?
ГЛАВА 10
— Пожалуй, так.
— И это означает, что у него чувство справедливости развито более гармонично?
— Но он бывает и совершенно безжалостен, — возразил Лиминг, не в силах придумать ничего более удачного.
— Это к делу не относится, — отрезал Паллам.
Он задумчиво помолчал, потом заметил коменданту:
— Похоже, что в данном союзе партнеры не равны. Невидимый компонент к тому же еще и высший. В сущности он — господин материального раба, но проявляет свое господство так тонко, что раб первый же начнет отрицать свою участь.
Он испытующе взглянул на Лиминга, но тот сжал губы и ничего не сказал «Ах ты, хитрый боров, — подумал Лиминг, — если ты пытаешься спровоцировать пленного на бурный спор, то ничего у тебя не выйдет. Оставайся в заблуждении, что ты взвесил меня на весах и обнаружил недовес: нет ничего зазорного в том, что меня считают менее развитым, чем плод моего же собственного воображения».
Теперь уже явно лукавя, Паллам кинул пробный шар:
— Когда ваш Юстас берет отмщение в свои руки, он поступает так потому, что обстоятельства не позволяют ни вам, ни сообществу землян свершить надлежащую кару?
— Приблизительно, — осторожно подтвердил Лиминг.
Иными словами, он действует только в том случае, когда вы или закон бессильны?
— Он берется за дело, когда возникает необходимость.
Вы что-то скрываете. Необходимо выяснить вопрос до конца. Если вы сами или ваши товарищи могут кого-то наказать и приводят приговор в исполнение — станет ли кто-то из Юстасов его наказывать тоже?
— Нет, — ответил Лиминг, беспокойно ерзая.
Если вы сами или ваши товарищи не могут кого-то наказать или не наказывают, вмешивается ли тогда Юстас, чтобы привести приговор в исполнение?
— Только в том случае, если оставшийся в живых землянин пострадал безвинно.
— Тогда Юстас пострадавшего действует от лица своего партнера?
Да.
— Прекрасно! — заявил Паллам. — Он подался вперед и, пристально уставившись на собеседника, зловеще произнес: — А теперь давайте предположим, что ваш Юстас найдет вескую причину, чтобы наказать другого землянина. Как тогда поступит Юстас? Жертвы?
ГЛАВА 10
Западня была расставлена ловко и основана на знании того факта, что ответы на вопросы, касающиеся реальных, знакомых, повседневных вещей, должны следовать автоматически, почти без раздумий. Обманщику же для поиска спасительной лжи всегда нужно какое-то время, чтобы придать ответу правдоподобие. По всему, Лиминг должен был бы попасться. И если этого не случилось, то вовсе не из-за его особой сообразительности.
Мысли его все еще беспорядочно кружились, а рот уже открылся и из него сами собой вылетели слова:
— Да ничего особенного.
На какой-то безумный миг он даже подивился — уж не сам ли Юстас пожаловал сюда, чтобы разделить их компанию?
— Почему же?
Воодушевленный тем, как ловко его язык овладел ситуацией, Лиминг предоставил ему полную свободу.
— Я уже говорил вам и повторяю еще раз, никого из Юстасов ни на секунду не озаботит обида, которая является целиком воображаемой. У землянина, виновного в преступлении, нет никакого повода для жалоб. Он сам навлек на себя месть и только сам может себя спасти. Если он не любитель неприятностей, тогда ему нужно понять это и исправить то зло, которое он кому-то причинил.
А его Юстас станет принуждать или подталкивать своего партнера к совершению поступка, необходимого для того, чтобы отвести наказание?
— Поскольку сам я никогда не бывал в роли преступника, — с глубочайшим достоинством ответствовал Лиминг, — то не могу сообщить на этот счет ничего определенного. Полагаю, что не особо погрешу против истины, если скажу, что земляне потому ведут себя в рамках правил, что их вынуждает к этому связь с Юстасами. У них просто нет особого выбора.
— А если подойти с другой стороны — есть ли у землян какой-то способ принудить Юстасов вести себя в рамках правил?
— Тут не нужно никакого принуждения. Юстас всегда прислушивается к доводам партнера и действует в рамках общепринятых понятий о справедливости.
Я ведь уже говорил вам, — сказал Паллам в сторону, обращаясь к коменданту, — что этот землянин — низшая форма данной парочки. Он снова обратился ж пленнику: — Все то, что вы нам рассказали, вполне приемлемо, поскольку соответствует действительности — до известной степени.
— Что значит «до известной степени»?
— Дайте мне закончить, — попросил Паллам. — Я не вижу никакой разумной причины, исходя из которой Юстас любого преступника позволит, чтобы его партнера довели до самоубийства. Поскольку они — существа, независимые от окружающих и, наоборот, взаимозависимые друг от друга, бездеятельность Юстаса противоречит основному закону самосохранения.
— Никто не кончает жизнь самоубийством, пока не получит сдвига по фазе.
— Пока что?
— Не сойдет с ума, — пояснил Лиминг. — Ведь сумасшедший как интеллектуальный партнер никуда не годен. Для Юстаса он все равно что умер. Нет никакого смысла его оберегать или мстить за него. Юстасы водятся только с нормальными.
Паллам уцепился за это и взволнованно спросил:
— Так, значит, та польза, которую они извлекают из партнерства, коренится где-то в умах землян? Может быть, они извлекают из вас необходимую для себя умственную пищу?
— Вот уж не знаю.
— А бывает, что вы устаете от своего Юстаса, ощущаете изнеможение, может быть даже некоторое отупение?
— Да! — с энтузиазмом подхватил Лиминг. Приятель, до чего же ты прав! Сейчас он с превеликим удовольствием придушил бы этого чертова Юстаса.
— Я бы изучал этот феномен месяцами, — обратился Паллам к коменданту. — Невероятно интересная тема! У нас нет никаких данных о симбиотической связи у живых организмов, за исключением растений и шести видов низших зламов. И вдруг — обнаружить ее у высших позвоночных, причем у разумных разновидностей, да к тому же один из них — невидимый! Замечательно, поистине замечательно!
На лице коменданта застыло воодушевление, хотя он понятия не имел, что привело собеседника в такой восторг.
— Ознакомьте его с рапортом, — напомнил Паллам.
— Из Латиансиого сектора получен рапорт от нашего офицера связи, полковника Шомута, — сообщил Лимингу комендант. — Шомут владеет космоарго, и это позволило ему допросить множество пленных землян, не прибегая и помощи латианского переводчика. Мы дали ему еще кое-какие дополнительные сведения, поэтому результат очень важен.
— А вы чего ожидали? — небрежно обронил Лиминг, в душе сгорая от любопытства.
Не удостоив его вниманием, комендант продолжал:
— Он сообщил, что большинство пленных отказались отвечать на вопросы или давать какие бы то ни было объяснения. Они решительно и бесповоротно молчали. И это вполне понятно. Они никак не могли поверить, что из них не пытаются вытянуть военной тайны. Никакие уговоры полковника Шомута не подействовали — они так и не открыли рта. — Он вздохнул при мысли о подобном упрямстве. — Но кое-кто все же заговорил.
— Любители поболтать везде найдутся, — заметил Лиминг.
Некоторые офицеры заговорили, и среди них — капитан крейсера Томпас… Томпус…
— Томас?
Да-да, именно так. — Повернувшись в кресле, комендант нажал на кнопку в стене. — Вот запись беседы с ним, которую мы получили по радио.
Из перфорированной решетки, вделанной в стену, донеслось хриплое шипение. Оно сделалось громче, потом стихло, превратившись в отдаленный шум. Послышались голоса:
Шомут: Капитан Томас, я получил приказ проверить кое-какие поступившие к нам сведения. Вы ничего не потеряете, ответив на мои вопросы, и ничего не выиграете, если откажетесь отвечать. Здесь нет латиан, только я и вы. Можете высказываться совершенно свободно. Все, что вы сообщите, мы сохраним в полной тайне.
Томас: Ну и ловко же вы это — про латиан! Только ваши фокусы меня не одурачат. Враг — всегда враг, независимо от внешности и названия. Валите отсюда — все равно ничего из меня не вытянете.
Шомут, терпеливо: Капитан, Томас, предлагаю вам сначала выслушать и обдумать вопросы, а потом уже решать — отвечать на них или нет.
Томас, недовольно: Ну, ладно. Что там у вас?
Шомут: Правда ли, что наши союзники латиане — Шизики?
Томас, после продолжительного молчания: Вы хотите знать истинную правду?
Шомут: Безусловно.
Томас, с оттенком злорадства: Терпеть не могу говорить о ком-то плохо за глаза, даже если это вонючий латианин, но бывают моменты, когда приходится— признать: грех есть грех, грязь есть грязь, а латианин — тот, кто он есть, ясно?
Шомут: Прошу вас, отвечайте на вопрос.
Томас: Латиане — шизики!
Шомут: И у них есть Гомики?
Томас: Послушайте, где вы набрались таких сведений?
Шомут: Это наше дело. Будьте любезны отвечать.
Томас, с вызовом: Мало того, что у латиан есть гомики — их появится еще чертова уйма, пока мы с вами тут чирикаем.
Шомут, в недоумении: Разве это возможно? Нам стало известно, что каждым латианином на подсознательном уровне руководит его Гомик. Значит, общая численность Гомиков должна быть ограничена. Она не может возрастать, разве что при рождении новых латиан.
Томас, поспешно: Вы меня не так поняли. Вот что я имел в виду. По мере роста потерь у латиан, численность непристроенных Гомиков будет все возрастать. Ясно, что даже самый распрекрасный Гомик не способен руководить трупом, ведь так? Поэтому слоняющихся без дела Гомиков будет куда больше, чем уцелевших латиан.
Шомут: Теперь я вижу, что вы имеете в виду. Это создаст весьма серьезную. психологическую проблему. (Пауза.) Скажите, капитан Томас, не возникает ли у вас предположения, что такая масса одиноких Гомиков сможет подчинить себе каких-нибудь других живых существ, кроме латиан?
Томас, голосом настолько зловещим, что хоть орден вручай: Я бы ничуть не удивился.
Шомуш: Вы не знаете точно?
Томас: Нет.
Шомут: А правда, что истинная природа латиан знакома вам только потому, что вас о ней уведомил ваш Юстас?
Томас, изумленно: Что-что?
Шомут: Ваш Юстас. Почему это вас так удивляет?
Томас, оправившись настолько стремительно, что мог бы заработать к ордену еще и ленту: Мне послышалось, что вы сказали «Юность». Как это глупо с моей стороны. Ну конечно же, мой Юстас. Вы совершенно правы.
Шомут, понизив голос: Здесь содержится более четырехсот пленных землян. Это означает, что по планете беспрепятственно разгуливают более четырехсот Юстасов. Правильно?
Томас: Не могу отрицать.
Шомут: Тяжелый латианский крейсер «Ведер» разбился всмятку при посадке. Латиане приписали аварию ошибке команды. Но это случилось как раз через три дня после того, как сюда доставили ваших пленных. Вы считаете, что это просто совпадение?
Томас, просияв: Разбирайтесь сами.
Шомут: Вы понимаете, что в данной ситуации ваш отказ от ответа — сам по себе ответ?
Томас: Делайте какие угодно выводы. Я не выдам военной тайны Земли.
Шомут: Ладно. Давайте попробуем еще что-нибудь. В нескольких градусах к югу отсюда расположен самый крупный топливный склад в этой части галактики. Неделю назад он взлетел на воздух — весь, до последней постройки. Ущерб весьма тяжелый. Флот Сообщества обездвижен на длительное время.
Томас, с восторгом: Ура!!!
Шомут: Латианские специалисты выдвинули гипотезу, что искра статического электричества якобы вызвала взрыв бака, в котором была течь, а от него уже стало взрываться все остальное. У специалистов всегда наготове какие-нибудь правдоподобные объяснения.
Томас: Ну и что же тут не так?
Шомут: Склад функционировал более четырех лет. И все это время не было никаких искр.
Томас: Куда вы клоните?
Шомут, с нажимом: Вы сами признали, что в этом районе слоняется больше четырехсот Юстасов, которые могут делать все, что им заблагорассудится.
Томас, тоном неподкупного патриота: Я ничего не признавал. И вообще, не отвечу больше ни на один вопрос.
Шомут: Этот ответ вам подсказал ваш Юстас?
Молчание.
Шомут: Если ваш Юстас здесь, можно ли с вашей помощью его допросить?
Ответа не последовало.
Выключив запись, комендант сказал:
— Такие вот дела. Восемь других офицеров-землян дали более или менее сходные показания. Остальные постарались скрыть факты, но, как вы уже слышали, у них ничего не вышло. Сам Зангаста прослушал запись, и он всерьез озабочен сложившейся ситуацией.
— Пусть не берет в голову, — посоветовал Лиминг.
— Почему?
— Потому что все это сплошная инсценировка, цирк да и только. Мой Юстас подговорил их Юстасов — вот и все.
Физиономия коменданта ты и вытянулась.
— Когда мы с вами виделись в прошлый раз, вы уверяли, что без помощи Юстасов никакого сговора быть не может… но теперь уже все равно.
— Я рад, что вы наконец разобрались, что к чему.
— Не будем зря терять время, — нетерпеливо вмешался Паллам. — Все это не имеет никакого значения. Доказательства, которые подтверждают ваши слова, достаточно весомы — как бы мы к ним ни относились.
Получив подсказку, комендант продолжал:
— Я сам провел кое-какое расследование. На протяжении двух лет у нас бывали мелкие неприятности с ригелианами, но ни одной особо серьезной. И вот после того, как вы свалились на нашу голову, происходит массовый побег. Очевидно, он был запланирован задолго до вашего появления, но, тем не менее, случился вскоре после него, да еще и при обстоятельствах, наводящих на мысль о посторонней помощи. Спрашивается, откуда пришла поддержка?
Понятия не имею, — многозначительно произнес Лиминг.
— Восемь моих охранников, то и дело оскорбляя вас, постепенно вызывали вашу враждебность. Из них четверо находятся в госпитале с тяжелыми ранениями, еще двоим предстоит отправка в район боевых действий. Полагаю, что раньше или позже двое остальных тоже попадут в беду — это всего лишь вопрос времени.
— Двое остальных взялись за ум и заслужили прощение. С ними ничего не случится.
— Неужели? — Комендант был явно удивлен.
Но Лиминг не унимался:
Я не могу дать таких же гарантий тем, кто расстрелял беглецов, их офицеру или начальнику, приказавшему расстрелять беззащитных пленников.
— Мы всегда расстреливаем заключенных, виновных в побеге. Это давно установленное правило и необходимая мера устрашения.
— А мы всегда расправляемся с палачами, — парировал Лиминг. — Это тоже давно уже установленное правило и мера устрашения.
— Говоря «мы», вы подразумеваете себя и вашего Юстаса? — встрял Паллам.
— Да.
— А какое до этого дело вашему Юстасу? Ведь жертвы-то не земляне. Просто кучка буйных ригелиан.
— Ригелиане — наши союзники. А союзники — значит друзья. Мне претит, когда их хладнокровно и бессмысленно уничтожают. А Юстас очень чутко реагирует на мои настроения.
— Но не обязательно им повинуется?
— Нет.
— На самом деле, — наседал Паллам, решив все выяснить фаз и навсегда, — если рассмотреть вопрос, кто кому подчиняется, то именно вы служите ему.
— Во всяком случае, частенько, — признался Лиминг, перекосившись, как будто у него только что выдернули больной зуб.
— Видите, вы сами лишний раз подтверждаете то, что уже говорили раньше, — коварно усмехнулся Паллам. — Вот в чем основная разница между землянами и латианами: вы сознаете, что вами руководят, а латиане о своем положении понятия не имеют.
— Да никто нами не руководит — ни на сознательном уровне, ни на подсознательном, — упирался Лиминг. — Наша жизнь построена на основе взаимного партнерства, ну, как у нас с женой. Иногда она нам уступит, иногда — вы ей. И никому из вас не приходит в голову считаться, кто уступает чаще, скажем, за месяц, или требовать, чтобы уступки делались точно поровну. Так ведь всегда бывает. И никто не в обиде.
— Мне трудно судить, поскольку я никогда не был женат, — изрек Паллам, потом обратился к коменданту — Продолжайте.
— Как вам, вероятно, уже известно, Сообщество отвело нашей планете роль своей главной тюрьмы, — сказал комендант. — На сегодняшний день у нас скопилось порядочно пленных, в основном ригелиан.
— Ну и что же?
— На подходе новые партии. На следующей неделе должны доставить две тысячи центаврийцев и шестьсот тетиан, которых мы поместим в только что построенную тюрьму. Сообщество начнет посылать нам все новые и новые партии, как только мы будем готовы их принять и появятся свободные корабли. — Он задумчиво посмотрел на собеседника. — Пройдет какое-то время, и они завалят нас землянами.
— И чем же такая перспектива вас не устраивает?
— Зангаста решил отказаться от приема землян.
— Это его дело, — с вежливым безразличием заметил Лиминг.
— У Зангасты светлая голова, — так и лучась патриотическим восторгом, произнес комендант. — Он твердо уверен: собрать на одной планете целую армию разномастных пленников да еще добавить к ней несколько тысяч землян означало бы создать взрывоопаснув смесь, заварить такую кашу, что потом не расхлебаешь! Ведь этак можно и вовсе утратить власть на планете, которая к тому же стратегически расположена в тылу Сообщества, и стать мишенью для яростных атак своих же союзников.
— Вполне возможная ситуация, — согласился Лиминг. — Я бы даже сказал, очень вероятная. А еще точнее, практически неизбежная. Только она — не единственная забота Зангасты. Просто ее он счел возможным предать гласности. Есть у него еще и личный интерес.
Какой же?
— Ведь это сам Зангаста издал приказ расстреливать беглецов. Наверняка он — иначе никто бы не осмелился их прикончить. А теперь Зангаста струсил: как знать, может, Юстас ночами уже сидит у его изголовья и посмеивается. Вот он и думает, что, скопись здесь несколько тысяч Юстасов, угроза для него возрастет пропорционально. Только он ошибается.
— Почему ошибается?
— Потому что причин для страха нет не только у раскаявшегося, а еще и у трупа! Пусть на планету свалятся хоть пятьдесят миллионов Юстасов — мертвецу уже все равно. Зангасте лучше отменить приказ о расстреле, если, конечно, жизнь ему дорога.
— Я передам ему ваш совет. Только отмена приказа может и не понадобиться. Ведь я вам уже сказал: у него светлая голова. Он разработал тонкую стратегию, в результате которой все ваши показания пройдут последнюю решающую проверку. В то же время она поможет наилучшим образом решить его личные проблемы.
Ощутив смутную тревогу, Лиминг спросил:
— Могу ли я узнать, что он собирается предпринять?
— Мы получили распоряжение поставить вас в известность. Он уже приступил к делу. — Для пущего эффекта комендант сделал паузу, потом заключил: — Он послал Содружеству радиограмму с пред= ложением начать обмен пленными.
Лиминг заерзал на стуле. Святые угодники, ну и наломал же он дров своими угрозами мести! Ведь с самого начала он добивался только одного: всеми правдами и неправдами выбраться из тюрьмы и попасть в такое место, откуда можно было бы отчалить на всех парах. Болтал, как заведенный, чтобы перемахнуть через стены. И вот теперь они берут его небылицы и устраивают звон по всей галактике! Вот уж воистину, задумав сеть обмана прясть, рискуешь сам в нее попасть…
— Более того, — продолжал комендант, — Содружество заверило нас в своем согласии, при условии, что обмен пойдет чин за чин. То есть капитана за капитана, навигатора за навигатора и так далее.
— Вполне разумно.
— Зангаста, в свою очередь, — сказал комендант, скалясь, как голодный волк, — тоже дал согласие, но при условии, что первыми Содружество заберет землян и обменяет их в соотношении двое за одного. Сейчас он как раз ожидает ответа.
— Двое за одного? — хлопая глазами, переспросил Лиминг. — Вы хотите сказать, что он требует двоих пленных за каждого землянина?
— Ну что вы, конечно, нет! — Комендант ухмыльнулся еще шире, так что десны обнажились. — Нам должны вернуть двух солдат Сообщества за каждого землянина и его Юстаса. Два за два — ведь это вполне справедливо, не так ли?
— Не мне судить, — Лиминг чуть не поперхнулся. — Решать будет Содружество.
А пока не придет ответ и обоюдное согласие не будет достигнуто, Зангаста хотел бы создать для вас более подобающие условия. Вас переведут в офицерские казармы, расположенные за пределами тюрьмы, вы получите офицерский паек и разрешение на загородные прогулки. С вами будут временно обходиться, как с гражданским лицом, словом, создадут все удобства. От, вас требуется одно — обещайте, что не попытаетесь бежать…
Вот чертова перечница! Все россказни Лиминга были нацелены на конечный побег. Не отказываться же от него теперь? И все же он не хотел давать слово чести, чтобы тут же его бесстыдно нарушить.
— Никаких обещаний, — отрезал он.
Комендант не верил своим ушам.
— Вы, наверное, шутите?
— Даже не думаю. Просто у меня нет выбора. Военный закон Земли не позволяет военнопленным давать никаких обещаний.
— Но почему?
— Да потому что ни один землянин не может нести ответственность за своего Юстаса. Как я могу поклясться, что не убегу, если за другой моей половиной уследить невозможно? Разве может один близнец дать клятву за другого?
— Стража! — взревел комендант, но вид у него был явно разочарованный.
Целых двенадцать дней Лиминг слонялся по камере, ночами время от времени болтая с Юстасом, в расчете на подслушивающих под дверями. Ну и влип же он в историю! Но теперь отступать уже поздно — или пан, или пропал…
Еды по-прежнему давали вдоволь, хотя качество оставляло желать лучшего. Охрана толком не знала, как с ним обращаться, — так всегда бывает, если пленнику каким-то образом удается снюхаться с начальством. Еще четверых пойманных ригелиан водворили на место, но не расстреляли. Судя по всему, он пока еще держит врага на мушке.
Хотя Лиминг ни словом ни о чем не обмолвился, остальные заключенные откуда-то прознали, что именно он неким загадочным образом повинен в общем послаблении режима. Во время прогулок они выказывали ему глубокое почтение, как человеку, которому удалось достичь невозможного. Но время от времени их любопытство все же прорывалось наружу.
— Тебе известно, что последних четырех не расстреляли?
— Да, — признался Лиминг.
— Говорят, что ты положил конец расстрелам.
— Кто говорит?
— Да так, слухи ходят.
— Вот именно, слухи ходят.
— Интересно, почему первых пойманных расстреляли, а следующих — нет? Должна же быть какаято причина.
— Может бить, зангов совесть заела, пусть даже с опозданием, — предположил Лиминг.
— Нет, здесь что-то другое.
— Ну и что же?
— Кто-то их достал.
— Кто же например?
— Я не знаю. Но ходят упорные слухи, что ты совсем приручил коменданта.
— Похоже на правду, верно? — поддел собеседника Лиминг.
— Лично я так не думаю. Но с землянами надо всегда держать ухо востро. — Немного поразмыслив, он спросил: — А что ты делаешь с той проволокой, которую я для тебя таскал?
Хочу связать из нее пару носок. Нет ничего удобнее и прочнее, чем проволочные носки.
Так он отделывался от любопытных и помалкивал, не желая будить напрасные надежды. В душе у него росло беспокойство. Ведь ни союзники в целом, ни Земля в частности понятия не имеют о Юстасах. Предположим, противник сделает предложение об обмене пленных два за одного, и оно будет отвергнуто с вполне понятным негодованием. Категорический отказ с их стороны может обернуться для него неприятными вопросами, на которые он не сумеет ответить.
Тогда противника раньше или позже осенит, что ему довелось повстречать первейшего в мире лгуна. И Лимингу устроят какую-нибудь хитроумную проверку. Он провалится — тут-то все и начнется. Он ни в коей мере не переоценивал свою заслугу в том, что ему так долго удавалось водить противника за нос. Из тех немногих книг, которые ему довелось прочесть, явствовало, что в основе религии зангов лежит почитание духов предков. К тому же зангам знаком так называемый полтергейст. Почва была подготовлена задолго до него. Он лишь вспахал ее и засеял. Если жертва уже верит в двух невидимых существ, ее не так уж трудно убедить проглотить и третье.
Но когда союзники передадут Асте Зангасте недвусмысленное предложение катиться подальше, третий призрак скорее всего будет с яростью извергнут. Если только не удастся ценой очередной убедительной выдумки протолкнуть этот плод воображения обратно, пока его не изрыгнули окончательно.
Но как?
Лиминг уже в который раз бился над этим вопросом, когда за ним снова явилась стража. Комендант был у себя, но Паллама с ним не оказалось. Вместо него на Лиминга с любопытством воззрилась целая дюжина штатских. Всего, значит, тринадцать — как раз подходящая компания, чтобы признать его созревшим для мясорубка
Он сел, чувствуя себя в центре всеобщего внимания — совсем как шестихвостая мускусная крыса в зоопарке. Четверо штатских тут же принялись по очереди его атаковать. Их интересовал один-единственный предмет: бопамагилви. Похоже, что они часами развлекались с ним и в результате только дошли до легкого обалдения, что их вовсе не устраивало.
Мысли его все еще беспорядочно кружились, а рот уже открылся и из него сами собой вылетели слова:
— Да ничего особенного.
На какой-то безумный миг он даже подивился — уж не сам ли Юстас пожаловал сюда, чтобы разделить их компанию?
— Почему же?
Воодушевленный тем, как ловко его язык овладел ситуацией, Лиминг предоставил ему полную свободу.
— Я уже говорил вам и повторяю еще раз, никого из Юстасов ни на секунду не озаботит обида, которая является целиком воображаемой. У землянина, виновного в преступлении, нет никакого повода для жалоб. Он сам навлек на себя месть и только сам может себя спасти. Если он не любитель неприятностей, тогда ему нужно понять это и исправить то зло, которое он кому-то причинил.
А его Юстас станет принуждать или подталкивать своего партнера к совершению поступка, необходимого для того, чтобы отвести наказание?
— Поскольку сам я никогда не бывал в роли преступника, — с глубочайшим достоинством ответствовал Лиминг, — то не могу сообщить на этот счет ничего определенного. Полагаю, что не особо погрешу против истины, если скажу, что земляне потому ведут себя в рамках правил, что их вынуждает к этому связь с Юстасами. У них просто нет особого выбора.
— А если подойти с другой стороны — есть ли у землян какой-то способ принудить Юстасов вести себя в рамках правил?
— Тут не нужно никакого принуждения. Юстас всегда прислушивается к доводам партнера и действует в рамках общепринятых понятий о справедливости.
Я ведь уже говорил вам, — сказал Паллам в сторону, обращаясь к коменданту, — что этот землянин — низшая форма данной парочки. Он снова обратился ж пленнику: — Все то, что вы нам рассказали, вполне приемлемо, поскольку соответствует действительности — до известной степени.
— Что значит «до известной степени»?
— Дайте мне закончить, — попросил Паллам. — Я не вижу никакой разумной причины, исходя из которой Юстас любого преступника позволит, чтобы его партнера довели до самоубийства. Поскольку они — существа, независимые от окружающих и, наоборот, взаимозависимые друг от друга, бездеятельность Юстаса противоречит основному закону самосохранения.
— Никто не кончает жизнь самоубийством, пока не получит сдвига по фазе.
— Пока что?
— Не сойдет с ума, — пояснил Лиминг. — Ведь сумасшедший как интеллектуальный партнер никуда не годен. Для Юстаса он все равно что умер. Нет никакого смысла его оберегать или мстить за него. Юстасы водятся только с нормальными.
Паллам уцепился за это и взволнованно спросил:
— Так, значит, та польза, которую они извлекают из партнерства, коренится где-то в умах землян? Может быть, они извлекают из вас необходимую для себя умственную пищу?
— Вот уж не знаю.
— А бывает, что вы устаете от своего Юстаса, ощущаете изнеможение, может быть даже некоторое отупение?
— Да! — с энтузиазмом подхватил Лиминг. Приятель, до чего же ты прав! Сейчас он с превеликим удовольствием придушил бы этого чертова Юстаса.
— Я бы изучал этот феномен месяцами, — обратился Паллам к коменданту. — Невероятно интересная тема! У нас нет никаких данных о симбиотической связи у живых организмов, за исключением растений и шести видов низших зламов. И вдруг — обнаружить ее у высших позвоночных, причем у разумных разновидностей, да к тому же один из них — невидимый! Замечательно, поистине замечательно!
На лице коменданта застыло воодушевление, хотя он понятия не имел, что привело собеседника в такой восторг.
— Ознакомьте его с рапортом, — напомнил Паллам.
— Из Латиансиого сектора получен рапорт от нашего офицера связи, полковника Шомута, — сообщил Лимингу комендант. — Шомут владеет космоарго, и это позволило ему допросить множество пленных землян, не прибегая и помощи латианского переводчика. Мы дали ему еще кое-какие дополнительные сведения, поэтому результат очень важен.
— А вы чего ожидали? — небрежно обронил Лиминг, в душе сгорая от любопытства.
Не удостоив его вниманием, комендант продолжал:
— Он сообщил, что большинство пленных отказались отвечать на вопросы или давать какие бы то ни было объяснения. Они решительно и бесповоротно молчали. И это вполне понятно. Они никак не могли поверить, что из них не пытаются вытянуть военной тайны. Никакие уговоры полковника Шомута не подействовали — они так и не открыли рта. — Он вздохнул при мысли о подобном упрямстве. — Но кое-кто все же заговорил.
— Любители поболтать везде найдутся, — заметил Лиминг.
Некоторые офицеры заговорили, и среди них — капитан крейсера Томпас… Томпус…
— Томас?
Да-да, именно так. — Повернувшись в кресле, комендант нажал на кнопку в стене. — Вот запись беседы с ним, которую мы получили по радио.
Из перфорированной решетки, вделанной в стену, донеслось хриплое шипение. Оно сделалось громче, потом стихло, превратившись в отдаленный шум. Послышались голоса:
Шомут: Капитан Томас, я получил приказ проверить кое-какие поступившие к нам сведения. Вы ничего не потеряете, ответив на мои вопросы, и ничего не выиграете, если откажетесь отвечать. Здесь нет латиан, только я и вы. Можете высказываться совершенно свободно. Все, что вы сообщите, мы сохраним в полной тайне.
Томас: Ну и ловко же вы это — про латиан! Только ваши фокусы меня не одурачат. Враг — всегда враг, независимо от внешности и названия. Валите отсюда — все равно ничего из меня не вытянете.
Шомут, терпеливо: Капитан, Томас, предлагаю вам сначала выслушать и обдумать вопросы, а потом уже решать — отвечать на них или нет.
Томас, недовольно: Ну, ладно. Что там у вас?
Шомут: Правда ли, что наши союзники латиане — Шизики?
Томас, после продолжительного молчания: Вы хотите знать истинную правду?
Шомут: Безусловно.
Томас, с оттенком злорадства: Терпеть не могу говорить о ком-то плохо за глаза, даже если это вонючий латианин, но бывают моменты, когда приходится— признать: грех есть грех, грязь есть грязь, а латианин — тот, кто он есть, ясно?
Шомут: Прошу вас, отвечайте на вопрос.
Томас: Латиане — шизики!
Шомут: И у них есть Гомики?
Томас: Послушайте, где вы набрались таких сведений?
Шомут: Это наше дело. Будьте любезны отвечать.
Томас, с вызовом: Мало того, что у латиан есть гомики — их появится еще чертова уйма, пока мы с вами тут чирикаем.
Шомут, в недоумении: Разве это возможно? Нам стало известно, что каждым латианином на подсознательном уровне руководит его Гомик. Значит, общая численность Гомиков должна быть ограничена. Она не может возрастать, разве что при рождении новых латиан.
Томас, поспешно: Вы меня не так поняли. Вот что я имел в виду. По мере роста потерь у латиан, численность непристроенных Гомиков будет все возрастать. Ясно, что даже самый распрекрасный Гомик не способен руководить трупом, ведь так? Поэтому слоняющихся без дела Гомиков будет куда больше, чем уцелевших латиан.
Шомут: Теперь я вижу, что вы имеете в виду. Это создаст весьма серьезную. психологическую проблему. (Пауза.) Скажите, капитан Томас, не возникает ли у вас предположения, что такая масса одиноких Гомиков сможет подчинить себе каких-нибудь других живых существ, кроме латиан?
Томас, голосом настолько зловещим, что хоть орден вручай: Я бы ничуть не удивился.
Шомуш: Вы не знаете точно?
Томас: Нет.
Шомут: А правда, что истинная природа латиан знакома вам только потому, что вас о ней уведомил ваш Юстас?
Томас, изумленно: Что-что?
Шомут: Ваш Юстас. Почему это вас так удивляет?
Томас, оправившись настолько стремительно, что мог бы заработать к ордену еще и ленту: Мне послышалось, что вы сказали «Юность». Как это глупо с моей стороны. Ну конечно же, мой Юстас. Вы совершенно правы.
Шомут, понизив голос: Здесь содержится более четырехсот пленных землян. Это означает, что по планете беспрепятственно разгуливают более четырехсот Юстасов. Правильно?
Томас: Не могу отрицать.
Шомут: Тяжелый латианский крейсер «Ведер» разбился всмятку при посадке. Латиане приписали аварию ошибке команды. Но это случилось как раз через три дня после того, как сюда доставили ваших пленных. Вы считаете, что это просто совпадение?
Томас, просияв: Разбирайтесь сами.
Шомут: Вы понимаете, что в данной ситуации ваш отказ от ответа — сам по себе ответ?
Томас: Делайте какие угодно выводы. Я не выдам военной тайны Земли.
Шомут: Ладно. Давайте попробуем еще что-нибудь. В нескольких градусах к югу отсюда расположен самый крупный топливный склад в этой части галактики. Неделю назад он взлетел на воздух — весь, до последней постройки. Ущерб весьма тяжелый. Флот Сообщества обездвижен на длительное время.
Томас, с восторгом: Ура!!!
Шомут: Латианские специалисты выдвинули гипотезу, что искра статического электричества якобы вызвала взрыв бака, в котором была течь, а от него уже стало взрываться все остальное. У специалистов всегда наготове какие-нибудь правдоподобные объяснения.
Томас: Ну и что же тут не так?
Шомут: Склад функционировал более четырех лет. И все это время не было никаких искр.
Томас: Куда вы клоните?
Шомут, с нажимом: Вы сами признали, что в этом районе слоняется больше четырехсот Юстасов, которые могут делать все, что им заблагорассудится.
Томас, тоном неподкупного патриота: Я ничего не признавал. И вообще, не отвечу больше ни на один вопрос.
Шомут: Этот ответ вам подсказал ваш Юстас?
Молчание.
Шомут: Если ваш Юстас здесь, можно ли с вашей помощью его допросить?
Ответа не последовало.
Выключив запись, комендант сказал:
— Такие вот дела. Восемь других офицеров-землян дали более или менее сходные показания. Остальные постарались скрыть факты, но, как вы уже слышали, у них ничего не вышло. Сам Зангаста прослушал запись, и он всерьез озабочен сложившейся ситуацией.
— Пусть не берет в голову, — посоветовал Лиминг.
— Почему?
— Потому что все это сплошная инсценировка, цирк да и только. Мой Юстас подговорил их Юстасов — вот и все.
Физиономия коменданта ты и вытянулась.
— Когда мы с вами виделись в прошлый раз, вы уверяли, что без помощи Юстасов никакого сговора быть не может… но теперь уже все равно.
— Я рад, что вы наконец разобрались, что к чему.
— Не будем зря терять время, — нетерпеливо вмешался Паллам. — Все это не имеет никакого значения. Доказательства, которые подтверждают ваши слова, достаточно весомы — как бы мы к ним ни относились.
Получив подсказку, комендант продолжал:
— Я сам провел кое-какое расследование. На протяжении двух лет у нас бывали мелкие неприятности с ригелианами, но ни одной особо серьезной. И вот после того, как вы свалились на нашу голову, происходит массовый побег. Очевидно, он был запланирован задолго до вашего появления, но, тем не менее, случился вскоре после него, да еще и при обстоятельствах, наводящих на мысль о посторонней помощи. Спрашивается, откуда пришла поддержка?
Понятия не имею, — многозначительно произнес Лиминг.
— Восемь моих охранников, то и дело оскорбляя вас, постепенно вызывали вашу враждебность. Из них четверо находятся в госпитале с тяжелыми ранениями, еще двоим предстоит отправка в район боевых действий. Полагаю, что раньше или позже двое остальных тоже попадут в беду — это всего лишь вопрос времени.
— Двое остальных взялись за ум и заслужили прощение. С ними ничего не случится.
— Неужели? — Комендант был явно удивлен.
Но Лиминг не унимался:
Я не могу дать таких же гарантий тем, кто расстрелял беглецов, их офицеру или начальнику, приказавшему расстрелять беззащитных пленников.
— Мы всегда расстреливаем заключенных, виновных в побеге. Это давно установленное правило и необходимая мера устрашения.
— А мы всегда расправляемся с палачами, — парировал Лиминг. — Это тоже давно уже установленное правило и мера устрашения.
— Говоря «мы», вы подразумеваете себя и вашего Юстаса? — встрял Паллам.
— Да.
— А какое до этого дело вашему Юстасу? Ведь жертвы-то не земляне. Просто кучка буйных ригелиан.
— Ригелиане — наши союзники. А союзники — значит друзья. Мне претит, когда их хладнокровно и бессмысленно уничтожают. А Юстас очень чутко реагирует на мои настроения.
— Но не обязательно им повинуется?
— Нет.
— На самом деле, — наседал Паллам, решив все выяснить фаз и навсегда, — если рассмотреть вопрос, кто кому подчиняется, то именно вы служите ему.
— Во всяком случае, частенько, — признался Лиминг, перекосившись, как будто у него только что выдернули больной зуб.
— Видите, вы сами лишний раз подтверждаете то, что уже говорили раньше, — коварно усмехнулся Паллам. — Вот в чем основная разница между землянами и латианами: вы сознаете, что вами руководят, а латиане о своем положении понятия не имеют.
— Да никто нами не руководит — ни на сознательном уровне, ни на подсознательном, — упирался Лиминг. — Наша жизнь построена на основе взаимного партнерства, ну, как у нас с женой. Иногда она нам уступит, иногда — вы ей. И никому из вас не приходит в голову считаться, кто уступает чаще, скажем, за месяц, или требовать, чтобы уступки делались точно поровну. Так ведь всегда бывает. И никто не в обиде.
— Мне трудно судить, поскольку я никогда не был женат, — изрек Паллам, потом обратился к коменданту — Продолжайте.
— Как вам, вероятно, уже известно, Сообщество отвело нашей планете роль своей главной тюрьмы, — сказал комендант. — На сегодняшний день у нас скопилось порядочно пленных, в основном ригелиан.
— Ну и что же?
— На подходе новые партии. На следующей неделе должны доставить две тысячи центаврийцев и шестьсот тетиан, которых мы поместим в только что построенную тюрьму. Сообщество начнет посылать нам все новые и новые партии, как только мы будем готовы их принять и появятся свободные корабли. — Он задумчиво посмотрел на собеседника. — Пройдет какое-то время, и они завалят нас землянами.
— И чем же такая перспектива вас не устраивает?
— Зангаста решил отказаться от приема землян.
— Это его дело, — с вежливым безразличием заметил Лиминг.
— У Зангасты светлая голова, — так и лучась патриотическим восторгом, произнес комендант. — Он твердо уверен: собрать на одной планете целую армию разномастных пленников да еще добавить к ней несколько тысяч землян означало бы создать взрывоопаснув смесь, заварить такую кашу, что потом не расхлебаешь! Ведь этак можно и вовсе утратить власть на планете, которая к тому же стратегически расположена в тылу Сообщества, и стать мишенью для яростных атак своих же союзников.
— Вполне возможная ситуация, — согласился Лиминг. — Я бы даже сказал, очень вероятная. А еще точнее, практически неизбежная. Только она — не единственная забота Зангасты. Просто ее он счел возможным предать гласности. Есть у него еще и личный интерес.
Какой же?
— Ведь это сам Зангаста издал приказ расстреливать беглецов. Наверняка он — иначе никто бы не осмелился их прикончить. А теперь Зангаста струсил: как знать, может, Юстас ночами уже сидит у его изголовья и посмеивается. Вот он и думает, что, скопись здесь несколько тысяч Юстасов, угроза для него возрастет пропорционально. Только он ошибается.
— Почему ошибается?
— Потому что причин для страха нет не только у раскаявшегося, а еще и у трупа! Пусть на планету свалятся хоть пятьдесят миллионов Юстасов — мертвецу уже все равно. Зангасте лучше отменить приказ о расстреле, если, конечно, жизнь ему дорога.
— Я передам ему ваш совет. Только отмена приказа может и не понадобиться. Ведь я вам уже сказал: у него светлая голова. Он разработал тонкую стратегию, в результате которой все ваши показания пройдут последнюю решающую проверку. В то же время она поможет наилучшим образом решить его личные проблемы.
Ощутив смутную тревогу, Лиминг спросил:
— Могу ли я узнать, что он собирается предпринять?
— Мы получили распоряжение поставить вас в известность. Он уже приступил к делу. — Для пущего эффекта комендант сделал паузу, потом заключил: — Он послал Содружеству радиограмму с пред= ложением начать обмен пленными.
Лиминг заерзал на стуле. Святые угодники, ну и наломал же он дров своими угрозами мести! Ведь с самого начала он добивался только одного: всеми правдами и неправдами выбраться из тюрьмы и попасть в такое место, откуда можно было бы отчалить на всех парах. Болтал, как заведенный, чтобы перемахнуть через стены. И вот теперь они берут его небылицы и устраивают звон по всей галактике! Вот уж воистину, задумав сеть обмана прясть, рискуешь сам в нее попасть…
— Более того, — продолжал комендант, — Содружество заверило нас в своем согласии, при условии, что обмен пойдет чин за чин. То есть капитана за капитана, навигатора за навигатора и так далее.
— Вполне разумно.
— Зангаста, в свою очередь, — сказал комендант, скалясь, как голодный волк, — тоже дал согласие, но при условии, что первыми Содружество заберет землян и обменяет их в соотношении двое за одного. Сейчас он как раз ожидает ответа.
— Двое за одного? — хлопая глазами, переспросил Лиминг. — Вы хотите сказать, что он требует двоих пленных за каждого землянина?
— Ну что вы, конечно, нет! — Комендант ухмыльнулся еще шире, так что десны обнажились. — Нам должны вернуть двух солдат Сообщества за каждого землянина и его Юстаса. Два за два — ведь это вполне справедливо, не так ли?
— Не мне судить, — Лиминг чуть не поперхнулся. — Решать будет Содружество.
А пока не придет ответ и обоюдное согласие не будет достигнуто, Зангаста хотел бы создать для вас более подобающие условия. Вас переведут в офицерские казармы, расположенные за пределами тюрьмы, вы получите офицерский паек и разрешение на загородные прогулки. С вами будут временно обходиться, как с гражданским лицом, словом, создадут все удобства. От, вас требуется одно — обещайте, что не попытаетесь бежать…
Вот чертова перечница! Все россказни Лиминга были нацелены на конечный побег. Не отказываться же от него теперь? И все же он не хотел давать слово чести, чтобы тут же его бесстыдно нарушить.
— Никаких обещаний, — отрезал он.
Комендант не верил своим ушам.
— Вы, наверное, шутите?
— Даже не думаю. Просто у меня нет выбора. Военный закон Земли не позволяет военнопленным давать никаких обещаний.
— Но почему?
— Да потому что ни один землянин не может нести ответственность за своего Юстаса. Как я могу поклясться, что не убегу, если за другой моей половиной уследить невозможно? Разве может один близнец дать клятву за другого?
— Стража! — взревел комендант, но вид у него был явно разочарованный.
Целых двенадцать дней Лиминг слонялся по камере, ночами время от времени болтая с Юстасом, в расчете на подслушивающих под дверями. Ну и влип же он в историю! Но теперь отступать уже поздно — или пан, или пропал…
Еды по-прежнему давали вдоволь, хотя качество оставляло желать лучшего. Охрана толком не знала, как с ним обращаться, — так всегда бывает, если пленнику каким-то образом удается снюхаться с начальством. Еще четверых пойманных ригелиан водворили на место, но не расстреляли. Судя по всему, он пока еще держит врага на мушке.
Хотя Лиминг ни словом ни о чем не обмолвился, остальные заключенные откуда-то прознали, что именно он неким загадочным образом повинен в общем послаблении режима. Во время прогулок они выказывали ему глубокое почтение, как человеку, которому удалось достичь невозможного. Но время от времени их любопытство все же прорывалось наружу.
— Тебе известно, что последних четырех не расстреляли?
— Да, — признался Лиминг.
— Говорят, что ты положил конец расстрелам.
— Кто говорит?
— Да так, слухи ходят.
— Вот именно, слухи ходят.
— Интересно, почему первых пойманных расстреляли, а следующих — нет? Должна же быть какаято причина.
— Может бить, зангов совесть заела, пусть даже с опозданием, — предположил Лиминг.
— Нет, здесь что-то другое.
— Ну и что же?
— Кто-то их достал.
— Кто же например?
— Я не знаю. Но ходят упорные слухи, что ты совсем приручил коменданта.
— Похоже на правду, верно? — поддел собеседника Лиминг.
— Лично я так не думаю. Но с землянами надо всегда держать ухо востро. — Немного поразмыслив, он спросил: — А что ты делаешь с той проволокой, которую я для тебя таскал?
Хочу связать из нее пару носок. Нет ничего удобнее и прочнее, чем проволочные носки.
Так он отделывался от любопытных и помалкивал, не желая будить напрасные надежды. В душе у него росло беспокойство. Ведь ни союзники в целом, ни Земля в частности понятия не имеют о Юстасах. Предположим, противник сделает предложение об обмене пленных два за одного, и оно будет отвергнуто с вполне понятным негодованием. Категорический отказ с их стороны может обернуться для него неприятными вопросами, на которые он не сумеет ответить.
Тогда противника раньше или позже осенит, что ему довелось повстречать первейшего в мире лгуна. И Лимингу устроят какую-нибудь хитроумную проверку. Он провалится — тут-то все и начнется. Он ни в коей мере не переоценивал свою заслугу в том, что ему так долго удавалось водить противника за нос. Из тех немногих книг, которые ему довелось прочесть, явствовало, что в основе религии зангов лежит почитание духов предков. К тому же зангам знаком так называемый полтергейст. Почва была подготовлена задолго до него. Он лишь вспахал ее и засеял. Если жертва уже верит в двух невидимых существ, ее не так уж трудно убедить проглотить и третье.
Но когда союзники передадут Асте Зангасте недвусмысленное предложение катиться подальше, третий призрак скорее всего будет с яростью извергнут. Если только не удастся ценой очередной убедительной выдумки протолкнуть этот плод воображения обратно, пока его не изрыгнули окончательно.
Но как?
Лиминг уже в который раз бился над этим вопросом, когда за ним снова явилась стража. Комендант был у себя, но Паллама с ним не оказалось. Вместо него на Лиминга с любопытством воззрилась целая дюжина штатских. Всего, значит, тринадцать — как раз подходящая компания, чтобы признать его созревшим для мясорубка
Он сел, чувствуя себя в центре всеобщего внимания — совсем как шестихвостая мускусная крыса в зоопарке. Четверо штатских тут же принялись по очереди его атаковать. Их интересовал один-единственный предмет: бопамагилви. Похоже, что они часами развлекались с ним и в результате только дошли до легкого обалдения, что их вовсе не устраивало.