— Вы оказали Дому Сёнто честь своим присутствием, господа. Мой предок, чье имя я ношу, сражался на поле брани бок о бок с вашими отцами и дедами. — Сёнто взял меч в руки. — Этот меч мой дед подарил Императору Хири, теперь это звучит как легенда, и меч был в руках сражающегося Императора, а Сэй сохранила свои границы.
   Он замолчал и окинул взглядом присутствующих.
   — Мой Император поручил мне прекратить набеги варваров на Сэй. На этом я сосредоточил все мои усилия. Назрела необходимость достоверно узнать ситуацию в пустыне. Для выполнения этой задачи мы избрали прямой путь — отправили туда людей, чтобы увидеть все собственными глазами.
   Среди сидящих пронесся ропот. Мужчины переглянулись и снова обратили всё внимание на Сёнто.
   — Полученные сведения касаются всех вас и, несомненно, обеспокоят каждого так же, как и меня. Пришло время принимать важные решения, которые повлияют на историю всей Империи. Пусть и следующие поколения скажут, что мы обладали мудростью Хакаты и твердостью духа Императора Хири. Мы должны говорить открыто, господа, иначе скрытые помыслы и темная душа приведут нас к проигрышу так же верно, как меч варвара. Я бы хотел знать ваши мысли по этому поводу, если окажете мне такую честь.
   Сёнто замолчал на секунду, и, прежде чем он смог продолжить, двоюродный брат господина Ранана поклонился и заговорил:
   — В связи со сложившейся ситуацией, господин правитель, я бы хотел спросить о том, о чем повсюду шепчутся в Сэй. — Это был человек в годах, очевидно, выбранный для выступления благодаря его умению произносить речи; он говорил как убеленный сединами ученый муж, но выглядел как пожилой крестьянин. — Люди хотят знать, где Кинтари? А еще говорят, среди ваших слуг есть варвар.
   Вопросы были заданы прямо, даже прямее, чем следовало при дворе правителя, не говоря уже о тоне вопрошавшего, но высокородные господа, похоже, одобряли это.
   — Господин Ранан, — тихо начал Сёнто, — и я бы хотел задать тот же самый вопрос о Кинтари… — Он положил меч на колени. — А о варваре мы поговорим сейчас, если вы не против выслушать рассказ о путешествии в пустыню.
   Мы очень рисковали, посылая людей в пустыню. Единственные люди, которые могут отправляться туда и выжить, даже столкнувшись с варварами, — это странствующие монахи. По этой причине мой советник, брат Суйюн, перешел границу, а вместе с ним — господин Комавара, переодетый монахом-ботаистом.
   Обернувшись, Сёнто кивнул Комаваре, и тот поклонился в ответ. Рана его уже почти совсем зажила и не требовала перевязки; осталась только темно-красная отметила на виске, прикрытая отросшими волосами.
   — Мы с братом Суйюном отправились в степь в день праздника полей. Несмотря на то что мы видели немало признаков присутствия варваров, в течение многих дней нам не встретилось ни одного кочевника. У источника мы заметили, что варвары разбивали там лагерь. Оставалось только гадать, где они.
   Мы продвигались дальше в степь, почти уже приблизились к краю пустыни, и там-то оказались в ловушке. Благодаря искусству брата Суйюна нам удалось справиться с разбойниками. Одного мы допросили — брат Суйюн говорит на языке варваров — и узнали, что их племя скрывается от хана и не желает присоединяться к войску своего вождя.
   Снова господа переглянулись, но ничего не сказали.
   — Вот об этом кочевнике и ходят слухи, господин Ранан. Мы не имели точного представления об обычаях племен и не понимали, что этот варвар продал свою жизнь и честь ради спасения жизней своих близких. Вот почему он с нами. Он связан словом чести и служит брату Суйюну. Он не может отказаться от своего слова.
   — Слово чести? У варвара? — усмехнулся генерал Тосаки. — Похоже, рядом с вами шпион, господин Комавара.
   — Много раз моя жизнь была в руках этого варвара, генерал. Я до сих пор жив. По варварским представлениям он связан большим, чем словом чести. Он очень боится вождя, Золотого хана. Кочевники считают, что хан уничтожит племена и их уклад жизни.
   — По крайней мере он мудр, — с полуулыбкой заметил генерал Тосаки.
   Комавара продолжал повествование, опустив детали, касающиеся святилища дракона и золотых монет. Все внимательно слушали, пока Комавара не дошел до описания места стоянки армии.
   — Простите, господин Сёнто, господин Комавара, — перебил Акима. — Трудно представить войско варваров, превосходящее все их население. Как это объяснить?
   — Мне неизвестны результаты последней переписи племен варваров, — с некоторой ехидцей ответил Комавара. — Я не могу объяснить вам это, господин Акима. Когда эти цифры были получены?
   — Господин, — вмешался Каму, — прежде чем мы начнем обсуждать, что возможно или невозможно, давайте лучше узнаем, что видели своими глазами брат Суйюн и господин Комавара.
   Акима и Комавара поклонились правителю.
   — От места стоянки мы пошли по следу, и он привел к нашей границе. Целый день мы бродили в поисках. С рассветом мы увидели войско варваров — не менее сорока тысяч. При ясном свете дня мы не могли ошибиться.
   Войско ушло на север, полагаю, на зимовку. Увидев все это, мы вернулись в Сэй так быстро, как только позволяли наши лошади.
   Комавара поклонился господину Сёнто и всем остальным. Повисло тяжелое молчание.
   Заговорил Сёнто:
   — Благодарю, господин Комавара. Хочу высказать вам и брату Суйюну благодарность за предпринятое путешествие. — Взглянув на собравшихся, правитель продолжил: — Как видите, сложившаяся ситуация требует решительных действий. А теперь время задавать вопросы и обсуждать, господа.
   Все молчали. Интересно, думал Сёнто, кого выдвинут говорить от общего имени. Наконец генерал Тосаки Синга поклонился правителю.
   — Мы в щекотливом положении, господин Сёнто. Вы призвали нас высказывать свои мысли, но я не желаю оскорбить чье-либо мнение или поставить под сомнение правдивость рассказа.
   — Генерал Тосаки, на Советах Сёнто мы высказываемся открыто, а иначе все окажемся в беде. Я просил вас всех поделиться мудростью, жизненным опытом. Если ваша точка зрения не совпадает с моей или с чьей-либо еще, пусть будет так. Прошу вас, высказывайтесь, как если бы это был ваш Совет.
   Тосаки поклонился.
   — Представляется невероятной многочисленность варваров, хотя не могу поставить под сомнение то, что господин Комавара и брат Суйюн видели собственными глазами. А не может ли быть так, что варвары воюют между собой?
   Сёнто посмотрел на Суйюна.
   Монах дважды поклонился. Мягко и спокойно, словно он не чувствовал необходимости навязывать свою точку зрения кому бы то ни было.
   — Господин Комавара рассказал вам о том, что думает кочевник: хан намеревается напасть на Сэй весной. Племена, которые оказывают сопротивление вождю, невелики, господин Тосаки, и рассеяны по степи. Они не представляют угрозы для хана. Я считаю, единственная причина собирать такое войско — война против Империи.
   — Простите, брат, поскольку трудно во все это поверить, мы можем выслушать варвара, — ровным голосом произнес Тосаки.
   В лице Суйюна ничто не изменилось, а Комавара будто потемнел.
   Родственник господина Ранана поклонился, и Каму дал знак ему говорить.
   — Господин, — почтительно начал молодой человек, — мы хотели бы задать еще один вопрос.
   Он достал из рукава маленький кожаный мешочек и осторожно раскрыл его. Достав что-то, он передал это офицеру, а тот — Каму.
   Дворецкий положил на подиум перед господином Сёнто маленький предмет. Правитель едва взглянул на вещь.
   — Итак, господин Ранан? — произнес Сёнто.
   Взоры всех присутствующих устремились на нечто блестящее на подиуме.
   — Такие монеты мы нашли у варвара на территории западного владения моего господина. Вы видите на ней необычного дракона. Что бы это значило, хотят знать мои вассалы. Насколько нам известно, у варваров никогда не было золота.
   Сёнто подтолкнул на край монетку кончиком меча.
   — Пусть все посмотрят, — совершенно спокойно сказал господин Сёнто. Каму передал монету господину Акиме. — То, что вы видите, — талисман культа, имеющего отношение к хану.
   — Вы видели прежде эти монеты, господин Сёнто? Правитель кивнул.
   — И у других кочевников находили такие.
   — Похоже, вы прекрасно осведомлены, господин Сёнто, — сказал старший Ранан. Голос у него был низкий и глубокий. — Значит, варвары добывают золото? Или это золото украдено? Откуда? Может, это чей-то тайный запас?
   Сёнто поразмыслил несколько секунд и ответил:
   — Золото из Янкуры, господин Ранан. Это все, что нам известно. Как оно попало в пустыню — непонятно. Зачем оно нужно — тоже загадка.
   Все молчали. В тишине, казалось, можно было услышать, как падает снег в саду. Старший господин Ранан смотрел на свою ладонь, будто на ней было написано, что говорить дальше.
   — Не хотите ли вы сказать, что кто-то в Империи платит дань варварам, господин правитель? — очень тихо спросил Ранан.
   — Весьма правдоподобное объяснение, — спокойно ответил Сёнто, словно сказанное и не было обвинением в высочайшей измене. А кто обвинялся, не было необходимости спрашивать.
   Ранан кивнул. Теперь монета была в руках генерала Тосаки.
   — А суть этого культа известна? — спросил генерал.
   — Видимо, он предназначен узаконить власть хана, генерал.
   — А как вы узнали это, господин Сёнто? — поинтересовался генерал.
   Сёнто кивнул Комаваре. Комавара поклонился и сказал:
   — Калам, кочевник, который служит у Суйюн-сума, он рассказал о культе дракона. А еще мы сами видели святилище дракона в пустыне.
   Генерал Тосаки посмотрел на старшего члена Дома Тосаки и, получив одобрение, продолжил:
   — Господин Комавара, еще один слух разнесся в Сэй, — теперь уголки рта генерала приподнялись в полуулыбке, — говорят, что вы лично видели останки дракона. Это правда?
   Вдруг вмешался Ходзё и, игнорируя генерала, обратился к главе Дома Тосаки:
   — Господин, слухи зачастую — дым без огня.
   Старший Тосаки пристально посмотрел на Ходзё, затем повернулся к Комаваре и спросил:
   — Господин Комавара, вы видели останки дракона в пустыне? Комавара колебался, он взглянул на Сёнто.
   — Я видел скелет какого-то огромного зверя, господин Тосаки.
   — Огромного зверя, господин Комавара? — переспросил Тосаки. — Что за зверь?
   — Напоминает дракона, отчеканенного на монетах, господин Тосаки.
   Комавара старался говорить спокойно, ровным голосом. Генерал Тосаки покачал головой и опустил глаза, будто пряча улыбку, а затем вдруг сказал:
   — Один дракон, господин Комавара, или сорок тысяч? . Сдержанный смешок пронесся среди присутствующих.
   — Один, господин Тосаки, всего лишь один, — спокойно ответил Комавара.
   Тосаки с саркастическим выражением на лице сделал знак своему родственнику молчать.
   — Сложившаяся ситуация имеет большое значение для Империи в целом, генерал Яку, Сын Неба готовит армию, как мы просили?
   — Мы надеемся на это, господин Тосаки, хотя ничего еще не знаем, — ответил Яку, беспристрастно глядя на старика.
   — Господин Сёнто, — обратился Тосаки, — это важное дело. Мне нужно собрать на Совет своих родственников и советников.
   Он поклонился Сёнто.
   Господин Танаки заговорил без предупреждения:
   — Господин Тосаки, господа. Со всей откровенностью хочу сказать вам, что если мы не начнем собирать войско сейчас, то мы сдадим Сэй нашему древнейшему врагу. Не такую эпитафию я бы хотел выбрать для своей могилы.
   Ненадолго воцарилось молчание, потом заговорил младший Ранан:
   — Мой господин также желает собрать свой Совет, господин Сёнто.
   Совет подошел к концу. Сёнто с достоинством кивнул всем, поднялся и удалился с мечом в руках.
   Вскоре после того, как знатные господа Сэй ушли, Сёнто беседовал со своими приближенными. Яку и господин Акима не присутствовали. Комавара, господин Танаки, главный канцлер Гитое были здесь посторонними.
   «Слепые да увидят, глухие да услышат… только тот, кто может заглянуть внутрь, узнает истину».
   Суйюн вздохнул, вознося эту молитву Ботахаре. Сёнто медленно покачал головой и заговорил:
   — Генерал Ходзё?
   — Знатные господа Сэй могут подумать, что вы жертва нанятой армии варваров, армии, которой заплатил золотом наш преподобный Император. Вне всякого сомнения, правители Сэй считают, что вы поднимаете армию ради своей собственной защиты. Они не могут поверить, что Император готов подвергнуть опасности какую-то часть Империи для свержения Сёнто. Мы не дождемся поддержки от этих людей. Господин Тосаки, полагаю, не станет делать ничего без приказа Императора. И господин Ранан, хотя и ненавидит род Ямаку, не будет ставить под угрозу свои имперские амбиции. Менее значительные Дома, даже если их и удастся убедить в нашей правоте, мало что изменят.
   Сёнто кивнул. Все собравшиеся тоже по очереди кивнули, соглашаясь со сказанным Ходзё. Сёнто громко хлопнул в ладоши.
   — А поддержка Императора? Искренне.
   — Здесь все полностью зависит от Яку Катты. Откровенно говоря, вряд ли такое может быть после случая в Гензи Торг. Император, видимо, не доверяет своему командующему стражей, а чтобы заслужить его недоверие, требуется совсем мало. Слухи о том, что Яку впал в немилость, могут оказаться правдой. Катта-сум не может быть уверен даже в своем собственном положении.
   Сёнто посмотрел на Каму.
   — Согласен, господин. Мы можем питать иллюзии насчет помощи со стороны Императора, но должны делать то, что должны. Мы не имеем права ждать.
   Сёнто обдумывал сказанное, как обдумывают ход в го, и, будучи мастером игры, ничем не выдал, какое впечатление на него произвело все произошедшее. Его самообладание вселяло надежду в соратников.
   — Господин Комавара, — тепло сказал Сёнто, — вам ничего не оставалось, как сказать правду. Ничего с этим не поделаешь. С большим сожалением сообщаю, что завтра мы соберемся, чтобы обсудить план нашего отступления. — Он наполовину вытащил из ножен меч, подарок Императора. — Каму-сум, с этого момента на Советах будут присутствовать только те, кто находится здесь сейчас. В правительстве Сэй, похоже, полно доносчиков. Охранять палаты будут только наши личные стражники.
   Сёнто снова вынул клинок и вложил обратно в ножны.
   — Перед отступлением мы можем сделать еще один ход. Каму-сум, подготовьте акт, где говорится, что правительство провинции Сэй будет платить за военную службу золотом. Желающие, вероятно, не придут сразу, но появятся, когда мы отправимся на юг. Главный канцлер, господин Гитое, подскочил на месте.
   — Господин правитель, Император требует уплатить налоги. Мы не можем дольше тянуть. Конечно, у нас недостаточно золота, чтобы собрать целую армию.
   — О! — Сёнто внимательно рассматривал безупречную поверхность клинка. — Мы не должны заставлять Императора ждать. Об этом даже думать нельзя. Нельзя.
   Он улыбнулся.
   Комавара низко поклонился.
   — Мы должны обсудить еще кое-что, господин Сёнто. Сёнто кивнул.
   — Источники воды, ближайшие к нашей границе, — в конце зимы их могут отравить.
   Комавара вернулся на праздник, хотя сердце рвалось прочь. Его одолевало страстное желание вскочить на коня и помчаться во весь дух, будто можно забыть обо всем, оставить позади. Его сограждане, северяне, готовы сдать Сэй варварам! Когда хан сметет границу своим войском, вот тогда эти люди будут готовы сражаться, когда останется только отступать, как мудро заметил господин Сёнто.
   Они все погибнут, зато можно будет сказать, что они не покинули Сэй. Несмотря на неравенство сил… Смелость глупцов!
   Стараясь прогнать мрачные мысли, Комавара окинул взглядом зал в поисках госпожи Нисимы. Они немного поговорили в начале вечера, и с тех пор молодого человека попеременно охватывало то чувство восхищения, то отчаяния. На голубом наряде девушки был изображен падающий снег над Горой Чистого Духа. Такого больше нигде не увидишь. Сплошное огорчение.
   Старший сын господина Тосаки, Тосаки Йосихира, сидел за столом в окружении смеющихся родственников. Заметив Комавару, он поднялся. На покрасневшем от выпитого лице появилась ухмылка. Вдруг он картинно поклонился, а затем, тщательно выговаривая каждое слово, как делает чрезмерно выпивший человек, громко объявил:
   — Господин Комавара, надеюсь, на следующем Празднике Первой Луны принца Йоминагу, поражающего дракона, заменят на господина Комавару, встречающегося с драконом.
   Двоюродные братья Тосаки не одобрили такое поведение родственника, смех стих. Комавара имел репутацию прекрасного воина, за что его очень уважали.
   — Возможно, этого персонажа заменит господин Тосаки, обнаруживший собственную глупость в бокале вина, — спокойным голосом ответил Комавара.
   Неожиданно рядом с ним возникли брат Суйюн и сын господина Гитое.
   — Есть более важные битвы, чем эта, господин Комавара, — тихо сказал капитан Гитое.
   — Послушайте друга, господин Комавара, — не унимался Тосаки, — приберегите храбрость для орд варваров.
   Комавара почувствовал, что его крепко держат за обе руки.
   — Да не окропи свой меч кровью глупца, — прошептал Гитое. — Вам не нужно доказывать свою смелость.
   Тосаки схватил лакированную деревянную палочку с ближайшего столика. Задира стал в защитную позицию, а палочку держал как меч.
   — Господин Комавара, вам нужно достойное оружие, чтобы сразить дракона и орды варваров. Вы окажете мне честь, если возьмете мой меч.
   Комавара освободился от цепких рук друзей и ринулся к Тосаки, но между спорщиками мгновенно возник брат Суйюн. Он стал лицом к Тосаки, а спиной закрыл Комавару.
   — Мой господин, — тихо сказал Суйюн, — это слишком опасное оружие для правительских залов.
   Тосаки так и стоял с палочкой-мечом, вдруг почувствовав неловкость. Монахи-ботаисты не сражаются с высокородными господами. Молниеносным движением Суйюн лишил Тосаки «оружия». Подвыпивший господин отступил назад.
   — Такое оружие не годится для приличной компании.
   И снова Суйюн совершил какое-то невероятно быстрое движение. Такого не смог бы повторить никто. Послышался негромкий треск задымившегося дерева. Суйюн низко поклонился Тосаки, а тот стоял, уставившись на деревянную палочку, которую монах вонзил в столешницу.
   — Пусть путешествие даст вам мудрость, господин, — почти прошептал Суйюн.
   Тосаки несколько секунд стоял неподвижно, глядя на Суйюна, лицо его исказилось гримасой страха и непонимания. Затем, осознав, что его дружки ретировались, он попятился и исчез в толпе.
   Суйюн пронаблюдал за отступлением молодого господина, а потом вернулся к своим друзьям.
   Комавара продолжал неотрывно смотреть на то место, где еще минуту назад стоял Тосаки. Он взглянул на Суйюна, покачал головой и проговорил:
   — Не стоило, брат. Подобные вещи не касаются тебя.
   Кивнув Гитое, он ушел в направлении, противоположном Тосаки. Присутствующие в зале гости смешались в единый пестрый клубок, над которым стоял гул, и слов в этом шуме невозможно было разобрать. Комавару трясло от гнева.
   Я стал объектом насмешек на глазах своих сограждан. Несмотря на все, что я сделал, моя провинция будет предана огню и мечу.
   Мимо колонн он направился к дверям, как вдруг заметил госпожу Нисиму. Она беседовала, видимо, о чем-то серьезном с генералом Яку Каттой, командиром императорской гвардии.
   С минуту Комавара постоял, любуясь прелестной женщиной, и вышел в сад. Исчез в ночи, как Йоминага.
   Ускользнуть с праздника было для госпожи Нисимы нелегко, все-таки она — дочь правителя, хотя и преуспела в подобных делах. Звуки музыки и гомон голосов немного заглушались стенами и колоннами зала. Однако уйти отсюда было невозможно.
   Нисима легонько постукивала закрытым веером о ладонь, что могло показаться нетерпением, но на самом деле она пыталась скрыть волнение. После того как девушка успешно избегала встречи с Яку в течение всего вечера, генерал прислал ей стихотворение, которое, он был уверен, она не сможет игнорировать.
   В тусклом свете Нисима с трудом разбирала строки:
 
   Наступил сезон холодных сердец,
   Не согревают белые одежды.
   Снег лежит на лепестках цветка синто.
   Кто знает, как глубоко проберется мороз?
   Вы должны кое-что услышать.
 
   Сердце Нисимы неслось вскачь. В душе она надеялась, что Яку — человек порядочный, но игривые мысли не давали покоя. Конечно, глупости все это. Подумать только, как он любезничал совсем недавно с Кицурой-сум.
   Нисима уже почти собралась вернуться к гостям, как среди колонн в том ряду, где она стояла, мелькнула тень. Нисима решила подождать и успокоиться.
   В ее сторону шел Яку. Его сильная, грациозная фигура то появлялась в полосе света, то исчезала в тени. И вот он вступил в ту же тень, где стояла Нисима. Серые глаза загадочно блестели в неярком свете. Яку низко поклонился.
   Нисима кивнула в ответ.
   — Генерал… — Она хотела завести светскую беседу, но передумала. — О чем это вы написали, генерал Яку?
   — Об этом стоит поговорить в более интимной обстановке, — ответил Яку низким голосом.
   — Может быть, об этом стоит поговорить в присутствии моего отца.
   — Информация предназначена для вас, госпожа Нисима. Я хочу доказать, что мои намерения честны, хотя, боюсь, они были ранее неверно истолкованы.
   — Вы обманываете меня, генерал. Мне неизвестно, что ваши намерения были неверно истолкованы. — Нисима обмахивалась веером. — Так о чем вы хотите рассказать? Становится холодно, генерал Яку.
   — Я обеспокоен, Нисима-сум. — Он посмотрел девушке прямо в глаза и быстро продолжил: — Боюсь, Император не ответит на мою просьбу прислать войска: слишком много интриг при дворе, и распутать этот клубок не представляется возможным, даже неотлучно находясь там. Сети расставлены так, что я очень рисковал написав Императору, и своей судьбой, и будущим моей семьи.
   — Вы хотите сказать, что Император не удовлетворит вашу просьбу, как мы надеялись?
   Поколебавшись, Яку ответил:
   — Возможно, госпожа Нисима.
   — О!
   Она ждала. Яку, поняв, что девушка не собирается ничего больше говорить, продолжил:
   — Знаю, мы отчаянно нуждаемся в поддержке Императора, но если мы ее не получим, госпожа Нисима, я не вернусь в столицу. — Снова он попытался заглянуть в ее глаза. — Я предупрежу семью и останусь в Сэй, чтобы сделать все, что в моих силах. Несмотря на то что говорят, будто Яку Катта участвовал только в тех делах, которые дают большие возможности, я буду сражаться рядом с Сёнто, хотя и заслужу ненависть Сына Неба.
   Нисима посмотрела куда-то в сторону. Молодой человек сделал несколько шагов в сторону выхода.
   — Скажите мне, Катта-сум, — Нисима почти шептала, — пришлет ли Император войска? Есть хоть какая-то надежда?
   Она смотрела генералу прямо в глаза, пока он обдумывал, что ответить.
   — Я имею некоторое влияние при дворе, Нисима-сум, но там полно других советчиков, а я — здесь. Мой голос может… может не достичь уха Императора, как ни прискорбно сознавать это.
   Нисима печально кивнула и опустила голову.
   — А безумный замысел свергнуть моего отца? Вы принимали в нем участие?
   — Однажды я слышал об этом. — Яку подошел ближе, и голос его звучал тише. — Моя преданность уже доказана… еще до нашего разговора на Празднике Восхождения Императора на трон. Моя вина, что не рассказал обо всем раньше.
   Рука с веером вдруг застыла. Теплая ладонь коснулась ее щеки, и Нисима отступила назад. Она заглянула в серые глаза Яку, непроницаемые, словно тучи. Затем резко отвернулась и пошла в сияющий огнями зал.

15

   Нисима вновь развернула письмо и прочитала стихотворение.
 
Наступил сезон холодных сердец,
Не согревают белые одежды.
Снег лежит на лепестках цветка синто.
Кто знает, как глубоко проберется мороз?
Вы должны кое-что услышать.
 
   Мысли в голове Нисимы пронеслись, словно ветер Нагана, и сплелись в клубок. Яку лгал ей. Теперь она была в этом уверена больше, чем в собственном имени. Да, догадка верна. Можно не сомневаться, хотя еще не получена весточка от семьи Кицуры. Яку Катта больше не в фаворе при дворе. Все это только красивая поза. Интересно, в самом ли деле отец полагается на начальника стражи, ведь в действительности его усилия могли только ускорить отказ Императора.
   Яку участвовал в заговоре против ее Дома. Несомненно, он надеялся поднять против Императора и другие великие Дома или, возможно, тихонько совершить убийство в императорских покоях, а затем возвести Нисиму Фанисан Сёнто на Трон Дракона… разрушив при этом всю ее жизнь.
   Но все-таки, все-таки… Нисима отшатнулась, когда Яку коснулся ее лица, не потому, что это показалось неприятным. Единственное прикосновение заставило тело трепетать, а это — предательство души. Она хотела верить ему и, что еще хуже, хорошо понимала, что Яку собой представляет. Нет, она никогда больше не подпустит его близко. Он хуже, чем случайный человек, он — человек без чести. Уничтожить тех, кто ей дорог, и строить из себя спасителя! Она изорвала письмо на мелкие кусочки. По-детски, но приносит облегчение.
   Издалека донесся колокольный звон. Звук скрадывался снежными сугробами, укутавшими Ройома. Уже почти наступило утро, а Нисима не спала. На ней все еще было нарядное платье, а поверх — плащ, чтобы согреться. Она помешала угли в печке, и теплый поток воздуха хлынул в комнату. Облако тепла окутало девушку. Она запахнула платье плотнее и сунула руки в рукава.