Страница:
Сёнто наблюдал за вереницей людей, вынужденных покидать город. Многие из них только прибыли в Ройома. Лодок не было, вьючный скот забрали на войну, поэтому беженцам приходилось идти пешком. Они переходили мост, а затем направлялись вверх, на холм, где дорога раздваивается. Половина жителей решила направиться на юг, во внутренние провинции, другая — на восток к морю. Видно было, что некоторые стоят на развилке, явно терзаясь сомнениями — правильное ли решение принято.
Любое решение в данном случае рискованно, думал Сёнто. Для себя он уже окончательно решил — уходить по Большому каналу. И это тоже риск.
Сёнто стал перечитывать письмо господина Тосаки:
Господин Сёнто, правитель провинции Сэй.
Ваш предок сказал: «То, как человек умирает, так жеважно, как и то, как он живет». Я чту его память. Осознав, насколько невзрачна моя жизнь, я больше думаю о смерти. Когда вы получите мое письмо, я буду там, где и должен быть. Ятак решил, потому что хочу смыть с себя позор и потому, что не достоин умереть рядом с товарищами, сражаясь против варваров.
Господин правитель. Я тайно сговорился с Императором лишить жизни Сёнто Мотору. Несомненно, вам известно об этом заговоре. Предполагалось послать господина Сёнто на север, чтобы прекратить набеги варваров, что, конечно, невозможно, особенно когда Император платит варварам за нарушение границы. Вам бы не удалось прекратить эти набеги. Это неизбежно. Предположу, что ситуация могла бы даже ухудшиться.
Вас бы сняли с поста и отозвали в столицу. По крайней мере так объявили бы. Честно говоря, Император объявил бы, что вы отказываетесь вернуться в столицу, побоявшись ответственности за провал. Вы отчаянно пытались утвердиться в Сэй, но наместник Императора, господин Тосаки, мешал вам сделать это. Фактически я не дал вам спасти Империю от гражданской войны. Среди прочих наград я получил бы пост правителя Сэй, а затем правителем стал бы мой сын.
Непреднамеренно я предал Сэй. Предал жителей Империи. Я признаю свое участие в заговоре против Дома Сёнто, но я не намеревался помогать варварам. Как и другие правители Сэй, я до сих пор не могу поверить в то, что варвары сумели собрать такую громадную армию. Вы боролись за провинцию, а я действовал против вас.
Клянусь, что мой сын Йосихира ничего не знал об этом, и поэтому я приказал ему отправиться на юг с вашей армией, чтобы наш Дом продолжил существовать или нашел славную гибель. Смею надеяться, что вы позволите этому свершиться. Мои подданные будут считать, что я избрал такой путь, чтобы заплатить за свои ошибки: я мешал собрать армию в Сэй и не слушал никаких доводов. Смею надеяться, что вы не станете их разубеждать. В свою очередь кое-что сообщу вам. Человек, который составил этот заговор и руководил всем, находится рядом с вами. Это Яку Катта. Он разработал каждую деталь вашего свержения, господин Сёнто. Почему он сейчас здесь, не знаю. До вас дошли те же слухи, что и до меня.
На игральной доске
Невозможно принести в жертву
Положению честь.
Я занимаю свое место на крепостной стене.
Холоден, как сталь,
И мягок, как пепел.
Тосаки Хикивара.
Сёнто посмотрел на людей, поднимающихся по холму. Какая печальная картина.
В самом ли деле недалекий сынок Тосаки в неведении? Возможно. Конечно, Тосаки Синга имел отношение к заговору. Можно не сомневаться. Но Тосаки Синга решил остаться в Ройома, где командовал гарнизоном. Он использовал свою жизнь лучше, чем его господин. Глупцу следует прожить достаточно долго, чтобы задержать варваров.
Сёнто вернулся в комнату. Этим утром Сёнто сменил официальное платье правителя Сэй на удобную дорожную одежду. Он пошевелил угли в топке и стал рвать письмо Тосаки, но вдруг остановился. Нет, он сохранит его. Возможно, когда-нибудь оно будет представлять интерес, по крайней мере с точки зрения истории.
Последние жители Ройома вышли из городских ворот. Над пустым городом разносился звон колоколов. Вот-вот ворота закроются в последний раз. Сёнто стоял на причале, который был сконструирован так, что скоро окажется на дне озера. Вдалеке он видел людей, возившихся на мосту. И мост тоже через час будет на дне.
В конце причала Сёнто заметил сына Тосаки в окружении приспешников. Весть о самоубийстве Тосаки разлетелась быстро. Полностью облаченный в доспехи, он бросился в озеро с высокой крепостной стены. Это было необычное самоубийство, указывающее на позор. Тем не менее господин Тосаки был уважаемым человеком в Сэй, и все присутствующие испытывали огорчение по поводу его гибели и как истинные северяне уважительно относились к гордости его сына. Скорбь проявлялась только в сдержанных поклонах, которые по неписаному закону значили: молодой Тосаки — воин и аристократ Сэй, значит, он сильный. Все сожаления и огорчения выражаются только формально — мужчинам рода Тосаки не нужны сантименты. Речь идет лишь об уважении.
Старшие офицеры штаба Сёнто продолжали работу: они должны предусмотреть множество нюансов, чтобы армия в тринадцать тысяч могла как можно скорее продвинуться на юг. Армия варваров шла быстро, а Сёнто со своими людьми поплывет по каналу еще быстрее.
Старую виноградную лозу, обвившую городские ворота, вырубили. Сёнто усмотрел в этом некий знак грядущих событий.
У ворот появилась какая-то группа людей. Вперед выступили вооруженные солдаты, несущие знамена. Это прибыли знатные господа Сэй, те, кто оставался в Ройома. Большинство представителей старшего поколения избрали этот путь, чтобы исправить свои ошибки, защищая столицу провинции. Результат этой попытки был так же ясен, как день, наступающий вслед за ночью. Вместе с господами оставались пять тысяч воинов. Им оказывалась честь умереть рядом со своими повелителями в битве, в которой заведомо невозможно победить.
Перед воинами шел глашатай.
— Дорогу! Дорогу! Дорогу знатным господам Сэй! Дорогу! Глупцы Сэй, думал Сёнто, храбрые глупцы.
Возглавлял шествие господин Ранан как старший член самого важного Дома. Подойдя к Сёнто, он поклонился, и правитель уважительно поклонился в ответ даже ниже, чем требовало его положение.
— Все идет по плану, господин Сёнто, — сказал Ранан. — Мы будем готовы к появлению авангарда варваров.
Глупец, подумал Сёнто, самонадеянный глупец!
— Это благородный поступок, господин Ранан, защищать Ройома. Ранан поклонился.
— Мы намерены задерживать варваров, насколько хватит наших сил. Пусть эти дни не пройдут даром, господин.
Все стоявшие на причале поклонились остающимся в Ройома.
Сёнто уже было вознамерился отправиться к своей лодке, как вдруг толпа расступилась, и вперед вышел молодой господин Тосаки. Быстро поклонившись Сёнто и Ранану, он обернулся к своему господину. Люди Хадзивары, подумал Сёнто. Хотя они носили цвета Дома Комавара, темно-синий и черный с золотом, бывшие жители провинции Ица оставили зеленую полоску на плечах.
— Господин Комавара, — начал Тосаки очень церемонно, будто произносил заранее отрепетированную речь, — когда-то я сказал, что вам понадобится подходящее оружие, чтобы сражаться с отрядами варваров. — Он протянул руку назад, и один из приближенных подал господину меч в ножнах. Тосаки держал его как настоящее сокровище. — Этот клинок принадлежал моему отцу Тосаки Хикиваре. Его изготовил Тойотами Младший. Этот меч славно служил семи поколениям Тосаки. Надеюсь, вы примете меч как знак моего уважения. Вы первый в Сэй поняли серьезность нашего положения, когда многие не желали признавать это.
Он с поклоном протянул клинок Комаваре.
Комавара стоял, не шелохнувшись, и на секунду Сёнто показалось, что он откажется принять дар, но молодой господин поклонился и с почтением взял меч.
Комавара заговорил, с трудом сдерживая эмоции:
— Это великая честь для меня, господин Тосаки. Надеюсь, члены рода Комавара сумеют достойно владеть таким оружием и покроют его не меньшей славой, чем ваши предки.
Тосаки поклонился.
Сёнто дал знак, и члены штаба отправились к лодкам.
Идет война, думал Сёнто, и нет времени рассиживаться за чашей вина и разглагольствовать о великом почтении и уважении к предкам.
Лодки отчалили и заскользили по глади канала. Сёнто вышел на палубу. Паруса хлопали на ветру. На ближайшей лодке правитель заметил Нисиму, Кицуру и Окару. Вдруг моряк замахал руками, Сёнто обернулся и увидел над самой высокой башней Ройома цветок синто, а через несколько секунд — летящую лошадь Сэй.
Лодки, подгоняемые бризом, мерно двигались к устью Большого канала. Лодка Сёнто в этом караване шла почти в самом конце. И тут странная мысль пришла ему в голову: в предстоящей кампании армия должна быть поближе к тылу.
Госпожа Нисима стояла на палубе, опираясь на перила. Она чувствовала слабость и неуверенность. Несмотря на все молитвы, война все-таки наступила.
Уходя из города, Нисима смотрела на север. Всего через несколько дней оттуда придут варвары. Все остальное сейчас казалось таким мелким и банальным. Люди будут гибнуть, и не только на поле брани.
Девушка думала о тех, кто отправился на юг, и о тех, кто последовал к морю. Не всем удастся спастись, не все осознают угрожающую ими опасность. Люди стараются спрятаться, надеясь, что буря минует их, не причинит вреда. Именно поэтому отец оставил в холмах небольшой отряд воинов, единственная цель которого — следить за тем, чтобы крестьяне ничего не выращивали там, где могут пойти варвары. Отряд будет совершать регулярные рейды и, возможно, будет даже вынужден убивать своих людей. «Ничего не оставлять врагу», — таков приказ отца. А значит, ничего не оставлять и крестьянам.
Приказ этот эхом звучал в голове Нисимы.
Издали донесся гул. Нисима обернулась и увидела, как мост исчезает в бурлящей белой пене. На краткий миг в брызгах появилась радуга, но вот воды сомкнулись, и исчезла связующая нить между Ройома и большой землей.
С южной стороны показалась погребальная лодка, вся усыпанная белоснежными цветками лилии. Легкий ветерок подхватывал лепестки и ронял их на тихие воды. Господин Тосаки, догадалась Нисима. Лодка уверенно шла к юго-западу. Нисима чуть было не начала плакать и уже поднесла руки к лицу, но остановилась. Вместо этого она стала тихо молиться Ботахаре. Не время лить слезы. Внезапно лодка сильно закачалась. Это дошли волны, образовавшиеся при затоплении моста. Нисима крепко вцепилась в перила и простояла так, пока все не стихло, затем быстро направилась вниз. В тиши своей маленькой каюты девушка достала письменные принадлежности. Обычный ежедневный ритуал.
Наша лодка из смолистого темного дерева акации,
Украшенная извивающимся, словно змея, узором,
Плывет среди множества кораблей по Большому каналу.
Бессчетное количество путешественников,
Бессчетное количество желаний,
Рассеянных над голубыми водами.
Только погребальная лодка,
Усыпанная белыми лепестками,
Похоже, знает, куда ей плыть.
23
24
Любое решение в данном случае рискованно, думал Сёнто. Для себя он уже окончательно решил — уходить по Большому каналу. И это тоже риск.
Сёнто стал перечитывать письмо господина Тосаки:
Господин Сёнто, правитель провинции Сэй.
Ваш предок сказал: «То, как человек умирает, так жеважно, как и то, как он живет». Я чту его память. Осознав, насколько невзрачна моя жизнь, я больше думаю о смерти. Когда вы получите мое письмо, я буду там, где и должен быть. Ятак решил, потому что хочу смыть с себя позор и потому, что не достоин умереть рядом с товарищами, сражаясь против варваров.
Господин правитель. Я тайно сговорился с Императором лишить жизни Сёнто Мотору. Несомненно, вам известно об этом заговоре. Предполагалось послать господина Сёнто на север, чтобы прекратить набеги варваров, что, конечно, невозможно, особенно когда Император платит варварам за нарушение границы. Вам бы не удалось прекратить эти набеги. Это неизбежно. Предположу, что ситуация могла бы даже ухудшиться.
Вас бы сняли с поста и отозвали в столицу. По крайней мере так объявили бы. Честно говоря, Император объявил бы, что вы отказываетесь вернуться в столицу, побоявшись ответственности за провал. Вы отчаянно пытались утвердиться в Сэй, но наместник Императора, господин Тосаки, мешал вам сделать это. Фактически я не дал вам спасти Империю от гражданской войны. Среди прочих наград я получил бы пост правителя Сэй, а затем правителем стал бы мой сын.
Непреднамеренно я предал Сэй. Предал жителей Империи. Я признаю свое участие в заговоре против Дома Сёнто, но я не намеревался помогать варварам. Как и другие правители Сэй, я до сих пор не могу поверить в то, что варвары сумели собрать такую громадную армию. Вы боролись за провинцию, а я действовал против вас.
Клянусь, что мой сын Йосихира ничего не знал об этом, и поэтому я приказал ему отправиться на юг с вашей армией, чтобы наш Дом продолжил существовать или нашел славную гибель. Смею надеяться, что вы позволите этому свершиться. Мои подданные будут считать, что я избрал такой путь, чтобы заплатить за свои ошибки: я мешал собрать армию в Сэй и не слушал никаких доводов. Смею надеяться, что вы не станете их разубеждать. В свою очередь кое-что сообщу вам. Человек, который составил этот заговор и руководил всем, находится рядом с вами. Это Яку Катта. Он разработал каждую деталь вашего свержения, господин Сёнто. Почему он сейчас здесь, не знаю. До вас дошли те же слухи, что и до меня.
На игральной доске
Невозможно принести в жертву
Положению честь.
Я занимаю свое место на крепостной стене.
Холоден, как сталь,
И мягок, как пепел.
Тосаки Хикивара.
Сёнто посмотрел на людей, поднимающихся по холму. Какая печальная картина.
В самом ли деле недалекий сынок Тосаки в неведении? Возможно. Конечно, Тосаки Синга имел отношение к заговору. Можно не сомневаться. Но Тосаки Синга решил остаться в Ройома, где командовал гарнизоном. Он использовал свою жизнь лучше, чем его господин. Глупцу следует прожить достаточно долго, чтобы задержать варваров.
Сёнто вернулся в комнату. Этим утром Сёнто сменил официальное платье правителя Сэй на удобную дорожную одежду. Он пошевелил угли в топке и стал рвать письмо Тосаки, но вдруг остановился. Нет, он сохранит его. Возможно, когда-нибудь оно будет представлять интерес, по крайней мере с точки зрения истории.
Последние жители Ройома вышли из городских ворот. Над пустым городом разносился звон колоколов. Вот-вот ворота закроются в последний раз. Сёнто стоял на причале, который был сконструирован так, что скоро окажется на дне озера. Вдалеке он видел людей, возившихся на мосту. И мост тоже через час будет на дне.
В конце причала Сёнто заметил сына Тосаки в окружении приспешников. Весть о самоубийстве Тосаки разлетелась быстро. Полностью облаченный в доспехи, он бросился в озеро с высокой крепостной стены. Это было необычное самоубийство, указывающее на позор. Тем не менее господин Тосаки был уважаемым человеком в Сэй, и все присутствующие испытывали огорчение по поводу его гибели и как истинные северяне уважительно относились к гордости его сына. Скорбь проявлялась только в сдержанных поклонах, которые по неписаному закону значили: молодой Тосаки — воин и аристократ Сэй, значит, он сильный. Все сожаления и огорчения выражаются только формально — мужчинам рода Тосаки не нужны сантименты. Речь идет лишь об уважении.
Старшие офицеры штаба Сёнто продолжали работу: они должны предусмотреть множество нюансов, чтобы армия в тринадцать тысяч могла как можно скорее продвинуться на юг. Армия варваров шла быстро, а Сёнто со своими людьми поплывет по каналу еще быстрее.
Старую виноградную лозу, обвившую городские ворота, вырубили. Сёнто усмотрел в этом некий знак грядущих событий.
У ворот появилась какая-то группа людей. Вперед выступили вооруженные солдаты, несущие знамена. Это прибыли знатные господа Сэй, те, кто оставался в Ройома. Большинство представителей старшего поколения избрали этот путь, чтобы исправить свои ошибки, защищая столицу провинции. Результат этой попытки был так же ясен, как день, наступающий вслед за ночью. Вместе с господами оставались пять тысяч воинов. Им оказывалась честь умереть рядом со своими повелителями в битве, в которой заведомо невозможно победить.
Перед воинами шел глашатай.
— Дорогу! Дорогу! Дорогу знатным господам Сэй! Дорогу! Глупцы Сэй, думал Сёнто, храбрые глупцы.
Возглавлял шествие господин Ранан как старший член самого важного Дома. Подойдя к Сёнто, он поклонился, и правитель уважительно поклонился в ответ даже ниже, чем требовало его положение.
— Все идет по плану, господин Сёнто, — сказал Ранан. — Мы будем готовы к появлению авангарда варваров.
Глупец, подумал Сёнто, самонадеянный глупец!
— Это благородный поступок, господин Ранан, защищать Ройома. Ранан поклонился.
— Мы намерены задерживать варваров, насколько хватит наших сил. Пусть эти дни не пройдут даром, господин.
Все стоявшие на причале поклонились остающимся в Ройома.
Сёнто уже было вознамерился отправиться к своей лодке, как вдруг толпа расступилась, и вперед вышел молодой господин Тосаки. Быстро поклонившись Сёнто и Ранану, он обернулся к своему господину. Люди Хадзивары, подумал Сёнто. Хотя они носили цвета Дома Комавара, темно-синий и черный с золотом, бывшие жители провинции Ица оставили зеленую полоску на плечах.
— Господин Комавара, — начал Тосаки очень церемонно, будто произносил заранее отрепетированную речь, — когда-то я сказал, что вам понадобится подходящее оружие, чтобы сражаться с отрядами варваров. — Он протянул руку назад, и один из приближенных подал господину меч в ножнах. Тосаки держал его как настоящее сокровище. — Этот клинок принадлежал моему отцу Тосаки Хикиваре. Его изготовил Тойотами Младший. Этот меч славно служил семи поколениям Тосаки. Надеюсь, вы примете меч как знак моего уважения. Вы первый в Сэй поняли серьезность нашего положения, когда многие не желали признавать это.
Он с поклоном протянул клинок Комаваре.
Комавара стоял, не шелохнувшись, и на секунду Сёнто показалось, что он откажется принять дар, но молодой господин поклонился и с почтением взял меч.
Комавара заговорил, с трудом сдерживая эмоции:
— Это великая честь для меня, господин Тосаки. Надеюсь, члены рода Комавара сумеют достойно владеть таким оружием и покроют его не меньшей славой, чем ваши предки.
Тосаки поклонился.
Сёнто дал знак, и члены штаба отправились к лодкам.
Идет война, думал Сёнто, и нет времени рассиживаться за чашей вина и разглагольствовать о великом почтении и уважении к предкам.
Лодки отчалили и заскользили по глади канала. Сёнто вышел на палубу. Паруса хлопали на ветру. На ближайшей лодке правитель заметил Нисиму, Кицуру и Окару. Вдруг моряк замахал руками, Сёнто обернулся и увидел над самой высокой башней Ройома цветок синто, а через несколько секунд — летящую лошадь Сэй.
Лодки, подгоняемые бризом, мерно двигались к устью Большого канала. Лодка Сёнто в этом караване шла почти в самом конце. И тут странная мысль пришла ему в голову: в предстоящей кампании армия должна быть поближе к тылу.
Госпожа Нисима стояла на палубе, опираясь на перила. Она чувствовала слабость и неуверенность. Несмотря на все молитвы, война все-таки наступила.
Уходя из города, Нисима смотрела на север. Всего через несколько дней оттуда придут варвары. Все остальное сейчас казалось таким мелким и банальным. Люди будут гибнуть, и не только на поле брани.
Девушка думала о тех, кто отправился на юг, и о тех, кто последовал к морю. Не всем удастся спастись, не все осознают угрожающую ими опасность. Люди стараются спрятаться, надеясь, что буря минует их, не причинит вреда. Именно поэтому отец оставил в холмах небольшой отряд воинов, единственная цель которого — следить за тем, чтобы крестьяне ничего не выращивали там, где могут пойти варвары. Отряд будет совершать регулярные рейды и, возможно, будет даже вынужден убивать своих людей. «Ничего не оставлять врагу», — таков приказ отца. А значит, ничего не оставлять и крестьянам.
Приказ этот эхом звучал в голове Нисимы.
Издали донесся гул. Нисима обернулась и увидела, как мост исчезает в бурлящей белой пене. На краткий миг в брызгах появилась радуга, но вот воды сомкнулись, и исчезла связующая нить между Ройома и большой землей.
С южной стороны показалась погребальная лодка, вся усыпанная белоснежными цветками лилии. Легкий ветерок подхватывал лепестки и ронял их на тихие воды. Господин Тосаки, догадалась Нисима. Лодка уверенно шла к юго-западу. Нисима чуть было не начала плакать и уже поднесла руки к лицу, но остановилась. Вместо этого она стала тихо молиться Ботахаре. Не время лить слезы. Внезапно лодка сильно закачалась. Это дошли волны, образовавшиеся при затоплении моста. Нисима крепко вцепилась в перила и простояла так, пока все не стихло, затем быстро направилась вниз. В тиши своей маленькой каюты девушка достала письменные принадлежности. Обычный ежедневный ритуал.
Наша лодка из смолистого темного дерева акации,
Украшенная извивающимся, словно змея, узором,
Плывет среди множества кораблей по Большому каналу.
Бессчетное количество путешественников,
Бессчетное количество желаний,
Рассеянных над голубыми водами.
Только погребальная лодка,
Усыпанная белыми лепестками,
Похоже, знает, куда ей плыть.
23
Заброшенная конюшня, где когда-то разыгрывали представления бродячие артисты, теперь была занята офицерами-вербовщиками Сёнто. Соломенная крыша кое-где протекала, когда шел сильный дождь и дул западный ветер. В одном углу все еще чувствовался какой-то странный запах, но в остальном помещение было вполне подходящим.
Офицер и сержант сидели за большим низким столом, который раньше был сценой, перед ними ровными рядами стояли будущие солдаты. В свете тусклых ламп все казались одинаковыми, хотя это и были мужчины разного возраста, комплекции, роста, с разными жизненным опытом и складом характера.
И все же было в них кое-что общее. Эти воины не принадлежали ни к одному из Домов. Многие из них были сыновьями купцов и крестьян, порвавшие отношения с родными ради избранного пути. Собравшиеся сегодня в конюшне уже прошли проверку на умение владеть мечом и луком. Тех, кто не прошел, отправили в другие места — на войне все пригодятся.
Из сотни прошедших проверку большинство не имели преступного прошлого. Офицер, заглянув в список, назвал имя, человек лет сорока встал и подошел к столу. Как и у большинства пришедших сюда, его одежда была простая, из грубой ткани, но в отличие от многих — чистая и аккуратно заштопанная. Это был высокий крупный человек, лицо его скрывала борода, а на открытом лбу и вокруг глаз были заметны глубокие морщины.
— Синга Кайоши?
Мужчина кивнул.
— Оружие в порядке? — спросил сержант.
Человек снова кивнул.
— Доспехи и меч. Я… У меня нет лука, — негромко добавил он.
Сержант кивнул. Против имени этого человека в списке была пометка — очень хорошо владеет мечом.
— Твой меч, — сказал сержант, протягивая руку.
Человек слегка заколебался, затем не спеша подал оружие сержанту рукоятью вперед.
Это оказался прекрасный меч с идеально заточенным лезвием. Эфес был очень красив: морские ракушки на полированной бронзе. На лезвии имя мастера — Кентока, несомненно, подделка, но все-таки это было прекрасное оружие, совсем не то, что можно ожидать у бродячего одинокого солдата. Сержант пристально посмотрел мужчине в глаза — такой взгляд выдерживал не каждый молодой воин.
— Здесь написано, что ты из Ниташи.
Человек кивнул.
— Я из Ниташи, — сказал сержант. — Ты говоришь не так, как говорят в Ниташи.
— Это было давно.
Сержант продолжал смотреть на мужчину. Он почти не сомневался, что если заглянет под нагрудник доспехов, то обнаружит там новый галун какого-нибудь нейтрального цвета.
Сержант вернул солдату меч и еще несколько секунд смотрел ему прямо в глаза, затем вернулся к спискам. Он достал бумагу и кисть:
— Иди к интенданту.
Человек быстро расписался, поклонился и поспешил прочь.
Взглянув на роспись, офицер едва скрыл изумление. Уже третий человек за два дня, который, как полагал сержант, служил у Хадзивары, причем этот явно был офицером. Он покачал головой. Нужно быть внимательным.
— Юджима Ниятоми, — выкрикнул помощник.
Еще один бородач подошел к столу и опустился на колени.
— Юджима Ниятоми?
Солдат кивнул. Он был постарше и не такого мощного телосложения, как предыдущий претендент.
— Оружие в порядке? Человек кивнул.
— Покажи меч.
Человек подал меч рукоятью вперед. У сержанта глаза округлились от удивления. Вот это меч так меч! Просто мечта, а не оружие! Рукоять обернута в кожу гигантского ската, а затем обмотана синим шелковым шнуром. А эфес выполнен в форме цветка синто.
Сержант взглянул на человека, сидевшего перед ним, но прежде, чем он успел сказать хоть слово, тот заговорил:
— Мои доспехи так же хороши, сержант. У меня есть лук, копье и лошадь.
Он едва заметно покачал головой. Сержант вернул меч и взялся за списки. Подал воину бумагу и кисть.
— Идите к интенданту.
Человек расписался, поклонился и быстро ушел.
Выкрикнули следующее имя, но сержант не зарегистрировал его. Он только что внес в списки армии Сэй имя Рохку Тадамори, капитана гвардии Сёнто. Интересно, сколько народу сбежало из столицы? Сержант улыбнулся.
Флотилия медленно плыла по Большому каналу. Каму понимал, что быстрее невозможно: слишком много беженцев и слишком много лодок для отступающей армии. Однако армия в сто тысяч тоже едва ли может продвигаться быстрее.
Варварам потребуется около трех лунных месяцев, чтобы добраться до столицы Империи по суше. При попутном ветре речное судно может пройти расстояние от Сэй до столицы менее чем за тридцать дней или даже за пятнадцать, если в команде достаточно гребцов, чтобы плыть и день, и ночь.
При нынешней скорости, рассуждал Каму, они передвигаются вдвое быстрее, чем варвары. Флот Сёнто покинул Сэй за два, возможно, за три дня до прихода врага.
Каюта Каму была завалена бумагой: свитки, отдельные листки и письма, аккуратно сложенные в стопки. Рулоны бумаги, какие-то записи на клочках пергамента, на рисовой бумаге, на тутовой бумаге.
Казалось, нет конца и края этому добру, но каждый листочек, каждая бумажка содержали ценную информацию, и ничего нельзя было потерять. Каму поймал себя на том, что мечтает о небольшой хижине на берегу реки где-нибудь в укромном уголке среди холмов.
В дверь постучали, и на пороге появился помощник Каму — Токо. Он принес еще одну кипу бумаг. Токо находился при Каму уже несколько месяцев, с момента покушения на Сёнто, и зарекомендовал себя бесценным помощником. Конечно, ему еще многому нужно научиться, но он способный ученик и редко повторяет ошибку дважды.
Каму поднял бровь, подражая Сёнто.
— Запросы на проезд и на присоединение к флотилии, господин управляющий, — тихо сказал Токо.
Он еще не утратил манеры слуги. Парень был очень скромный и почти незаметный: тихо говорил, бесшумно двигался. Каму кивнул и плетью указал на одну из кип.
— Туда.
Токо положил бумаги в указанную стопку и остался молча стоять.
— Токо?
— Господин управляющий, — неуверенно начал молодой человек, — некоторые из этих запросов от ботаистов. Я не уверен, стоит ли заставлять их ждать.
— Сколько именно? — спросил Каму, окидывая взглядом стопку бумаг.
— Две сестры-монашки и пятеро монахов-ботаистов, а один заявляет, что был учителем брата Суйюна.
— А, да. Сото… — Каму пытался припомнить имя.
— Брат Сотура, полагаю, господин управляющий.
— Да, я встречался с ним. Отведите им каюты в безопасном месте. Это все-таки военная флотилия, а не прогулочное судно. Идет война.
Токо кивнул, быстро открыл гроссбух, сделал записи и ушел. Каму покачал головой. Да хранит нас Ботахара!
Сумрак и дождь. Рохку чувствовал, как занемели все мышцы из-за холода и отсутствия движения. Он прекратил подъем и постарался унять судорогу в левой ноге. Если бы один из его людей не подумал о веревке, Рохку не смог бы сам взобраться на скалу. Еще пять футов — и остановка. Вода струилась по скале, и поэтому было очень скользко, как в гололед.
Рохку сделал еще несколько шагов вверх, но вдруг нога соскользнула, и он упал. Уже в третий раз веревка удержала его. Капитан раскачивался на веревке, пока не удалось зацепиться ногой за камень. Из последних сил капитан вскарабкался наверх.
Где-то совсем рядом были дозорные варваров. Кругом стояла тишина. Рохку сел на камень и немного перекусил. Очень хотелось чего-нибудь горячего, но разводить костер было рискованно. Наконец Рохку поднялся, подал знак одному из своих людей и направился к лошади. Потребовались все оставшиеся силы, чтобы взобраться в седло без помощи. И он сделал это, ведь рядом его сограждане и нельзя обмануть их ожидания.
Впереди был долгий путь. Сначала доклад в Ройома, затем — на канал. Они настигнут флот Сёнто через три дня. Рохку должен многое рассказать. Очень многое.
Тадамото нашел Императора у Драконьего пруда. Император любовался цветущими растениями. Все поздние зимние цветы и ранние весенние стремились получить свою долю солнечного света и тепла. Хотя Император в соответствии с этикетом и находился в компании придворных, никто не смел приблизиться, видя его мрачное настроение.
Тадамото окинул взглядом придворных и с удовлетворением отметил появление потрясающе красивых молодых женщин, недавно прибывших ко двору. Влюбиться бы в какую-нибудь из них, подумал Тадамото. Это была почти молитва.
Вдруг среди юных лиц и богато украшенных одеяний он заметил Оссу. Девушка смотрела на него с такой печалью, что Тадамото едва сдержал слезы. Осса, Осса… Для Тадамото ее лицо было одухотворенным, способным отразить бурю эмоций, а лица остальных девушек казались просто застывшими масками.
Ноги Тадамото словно подкосились. С трудом оторвав взгляд от Оссы, он медленно пошел дальше. Тадамото хорошо научился скрывать эмоции. Никто не заметил его чувств. Тадамото иногда казался себе неким отшельником, достигшим высочайшего уровня контроля над собой с помощью медитации. Он мог усилием воли заставить себя не чувствовать вообще ничего. Когда Тадамото преклонил колена перед Императором, эмоций в нем было не больше, чем в холодном камне.
Император кивнул и жестом предложил встать и пойти с ним. Полковник колебался. Сын Неба приглашает прогуляться вместе с собой какого-то полковника — многим такое может не понравиться.
Они медленно пошли прочь от толпы. Император остановился у роскошных лилий, белеющих рядом с кустом чаку. Еще несколько солнечных дней — и чудесные цветы увянут.
Был очень теплый день для этого времени года. Нежный ветерок покрыл легкой рябью Драконий пруд. На ясном синем небе кое-где виднелись облачка.
— Вы хотели о чем-то доложить, полковник? — произнес Император, продолжая любоваться лилиями.
Пусть придворные лопнут от любопытства, пытаясь угадать, о чем идет разговор. Император не даст им никакого намека.
— Да, Император. Мы наконец получили официальное донесение. Господин Сёнто Сёкан исчез вместе со значительной армией, вероятно, тысячи четыре воинов.
— Такой фокус нелегко выполнить — исчезнуть вместе с войском. Как это произошло?
— Похоже, сын Сёнто увел армию в ущелье Ветров. Император кивнул.
— Возможно ли, чтобы ему это удалось?
— Маловероятно, Император. Нынешней зимой в горах выпало много снега. Мне кажется странным, что он не отправился в Сэй водным путем. Штормы представляют собой не больший риск, чем переход через горы.
Император сорвал лилию и стал внимательно разглядывать цветок.
— Через это ущелье Сёкан придет на север провинции Шиба, не так ли?
Тадамото кивнул.
Император подал цветок Тадамото.
— Пошлите людей к западному краю ущелья. Если бы он был не Сёнто, я бы молился за его душу, но…
Император пожал плечами и пошел дальше, а Тадамото кланялся ему вслед и рвал белоснежный цветок.
Несколько сотен женских голосов, отражаясь от холодных стен и пола, сливались в единое мелодичное пение; Настоятельница сидела с закрытыми глазами, откинувшись назад в своих носилках. Было невозможно понять, спит она или очень сосредоточенно слушает. Женщина не шевелилась, видно было только, как она мерно дышит. Сестра Суцо не решалась подойти к носилкам.
От нефа звуки возносились вверх, где примостился небольшой балкончик, словно хорошо спрятанное гнездо. Комната, выходившая на этот балкон, была любимым прибежищем Настоятельницы, и никто не смел беспокоить ее там.
Суцо решила, что лучше подождать, и сделала шаг по направлению к балкону. Настоятельница не шевелилась, но вдруг на фоне песнопений послышался невнятный голос:
— Суцо-сум?
— Да, Настоятельница.
Старуха не открыла глаза и не пошевелилась.
— По-моему, наши певчие с каждым годом становятся все более вдохновенными, — произнесла она совсем слабым, почти безжизненным голосом.
Монахиня-секретарь подошла к носилкам и, встав на колени, проговорила:
— Я с вами согласна, Настоятельница. Сейчас я чувствую, что нахожусь ближе к Ботахаре.
— Просто мы высоко сидим, дитя, — ответила Настоятельница, и ее морщинистое лицо озарила блаженная улыбка.
Суцо не рассмеялась, нет. Она не смела, хотя точно знала, что у Настоятельницы прекрасное чувство юмора. Эта пожилая женщина близка к совершенству, как никто другой. В присутствии Настоятельницы никто не должен вести себя неуважительно.
— Тебя что-то тяготит, Суцо-сум.
Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Суцо кивнула, хотя Настоятельница так и беседовала с закрытыми глазами.
— Я написала Мориме-сум, как и велели, но, к моему огорчению, не получила ответ.
Покой, безмолвие. Настоятельница сидела абсолютно беззвучно.
— Морима-сум не подведет нас. Суцо-сум, не огорчайся. Много чего сейчас происходит в Сэй. Подожди немного.
Суцо кивнула. Она поклонилась и стала подниматься с колен, когда Настоятельница снова заговорила:
— Ты беспокоишься из-за наступающей войны. Суцо снова стала на колени.
— Все думают об этом, Настоятельница. Это не Интеримская война, когда все были последователя Пути. Варвары не будут обращаться с нами с уважением. Сестры в опасности.
На секунду глаза Настоятельница распахнулись, она внимательно посмотрела на своего секретаря и снова смежила веки.
— Если бы те, кто сражался во время Интеримской войны, были настоящими последователями Ботахары, войны не было бы вовсе, Суцо-сум. — Она ненадолго замолчала. Медленно и негромко лилась молитва. — Империя огромна. Война будет такой же, как и все прочие. Некоторые провинции сильно пострадают, а некоторые не пострадают вообще. Пока есть истинные последователи Пути, войны будут всегда. Мы подготовились как могли. Пусть война заботит других. Наша забота — учение Ботахары. — Она снова улыбнулась. — Только подумай, дитя. Учитель — наш современник. Невообразимое чудо! Мы можем не совершать никаких усилий, даже если вся Империя будет содрогаться. Такое бывает раз в тысячу лет, дитя. Это сорок поколений! Учитель… мы должны найти Учителя. Вот что оправдывает наше существование.
Пение тронуло Суцо до глубины души. Слезы заблестели в уголках глаз. Она коснулась рукава платья Настоятельницы легко и нежно, словно успокаивала засыпающего ребенка.
Офицер и сержант сидели за большим низким столом, который раньше был сценой, перед ними ровными рядами стояли будущие солдаты. В свете тусклых ламп все казались одинаковыми, хотя это и были мужчины разного возраста, комплекции, роста, с разными жизненным опытом и складом характера.
И все же было в них кое-что общее. Эти воины не принадлежали ни к одному из Домов. Многие из них были сыновьями купцов и крестьян, порвавшие отношения с родными ради избранного пути. Собравшиеся сегодня в конюшне уже прошли проверку на умение владеть мечом и луком. Тех, кто не прошел, отправили в другие места — на войне все пригодятся.
Из сотни прошедших проверку большинство не имели преступного прошлого. Офицер, заглянув в список, назвал имя, человек лет сорока встал и подошел к столу. Как и у большинства пришедших сюда, его одежда была простая, из грубой ткани, но в отличие от многих — чистая и аккуратно заштопанная. Это был высокий крупный человек, лицо его скрывала борода, а на открытом лбу и вокруг глаз были заметны глубокие морщины.
— Синга Кайоши?
Мужчина кивнул.
— Оружие в порядке? — спросил сержант.
Человек снова кивнул.
— Доспехи и меч. Я… У меня нет лука, — негромко добавил он.
Сержант кивнул. Против имени этого человека в списке была пометка — очень хорошо владеет мечом.
— Твой меч, — сказал сержант, протягивая руку.
Человек слегка заколебался, затем не спеша подал оружие сержанту рукоятью вперед.
Это оказался прекрасный меч с идеально заточенным лезвием. Эфес был очень красив: морские ракушки на полированной бронзе. На лезвии имя мастера — Кентока, несомненно, подделка, но все-таки это было прекрасное оружие, совсем не то, что можно ожидать у бродячего одинокого солдата. Сержант пристально посмотрел мужчине в глаза — такой взгляд выдерживал не каждый молодой воин.
— Здесь написано, что ты из Ниташи.
Человек кивнул.
— Я из Ниташи, — сказал сержант. — Ты говоришь не так, как говорят в Ниташи.
— Это было давно.
Сержант продолжал смотреть на мужчину. Он почти не сомневался, что если заглянет под нагрудник доспехов, то обнаружит там новый галун какого-нибудь нейтрального цвета.
Сержант вернул солдату меч и еще несколько секунд смотрел ему прямо в глаза, затем вернулся к спискам. Он достал бумагу и кисть:
— Иди к интенданту.
Человек быстро расписался, поклонился и поспешил прочь.
Взглянув на роспись, офицер едва скрыл изумление. Уже третий человек за два дня, который, как полагал сержант, служил у Хадзивары, причем этот явно был офицером. Он покачал головой. Нужно быть внимательным.
— Юджима Ниятоми, — выкрикнул помощник.
Еще один бородач подошел к столу и опустился на колени.
— Юджима Ниятоми?
Солдат кивнул. Он был постарше и не такого мощного телосложения, как предыдущий претендент.
— Оружие в порядке? Человек кивнул.
— Покажи меч.
Человек подал меч рукоятью вперед. У сержанта глаза округлились от удивления. Вот это меч так меч! Просто мечта, а не оружие! Рукоять обернута в кожу гигантского ската, а затем обмотана синим шелковым шнуром. А эфес выполнен в форме цветка синто.
Сержант взглянул на человека, сидевшего перед ним, но прежде, чем он успел сказать хоть слово, тот заговорил:
— Мои доспехи так же хороши, сержант. У меня есть лук, копье и лошадь.
Он едва заметно покачал головой. Сержант вернул меч и взялся за списки. Подал воину бумагу и кисть.
— Идите к интенданту.
Человек расписался, поклонился и быстро ушел.
Выкрикнули следующее имя, но сержант не зарегистрировал его. Он только что внес в списки армии Сэй имя Рохку Тадамори, капитана гвардии Сёнто. Интересно, сколько народу сбежало из столицы? Сержант улыбнулся.
Флотилия медленно плыла по Большому каналу. Каму понимал, что быстрее невозможно: слишком много беженцев и слишком много лодок для отступающей армии. Однако армия в сто тысяч тоже едва ли может продвигаться быстрее.
Варварам потребуется около трех лунных месяцев, чтобы добраться до столицы Империи по суше. При попутном ветре речное судно может пройти расстояние от Сэй до столицы менее чем за тридцать дней или даже за пятнадцать, если в команде достаточно гребцов, чтобы плыть и день, и ночь.
При нынешней скорости, рассуждал Каму, они передвигаются вдвое быстрее, чем варвары. Флот Сёнто покинул Сэй за два, возможно, за три дня до прихода врага.
Каюта Каму была завалена бумагой: свитки, отдельные листки и письма, аккуратно сложенные в стопки. Рулоны бумаги, какие-то записи на клочках пергамента, на рисовой бумаге, на тутовой бумаге.
Казалось, нет конца и края этому добру, но каждый листочек, каждая бумажка содержали ценную информацию, и ничего нельзя было потерять. Каму поймал себя на том, что мечтает о небольшой хижине на берегу реки где-нибудь в укромном уголке среди холмов.
В дверь постучали, и на пороге появился помощник Каму — Токо. Он принес еще одну кипу бумаг. Токо находился при Каму уже несколько месяцев, с момента покушения на Сёнто, и зарекомендовал себя бесценным помощником. Конечно, ему еще многому нужно научиться, но он способный ученик и редко повторяет ошибку дважды.
Каму поднял бровь, подражая Сёнто.
— Запросы на проезд и на присоединение к флотилии, господин управляющий, — тихо сказал Токо.
Он еще не утратил манеры слуги. Парень был очень скромный и почти незаметный: тихо говорил, бесшумно двигался. Каму кивнул и плетью указал на одну из кип.
— Туда.
Токо положил бумаги в указанную стопку и остался молча стоять.
— Токо?
— Господин управляющий, — неуверенно начал молодой человек, — некоторые из этих запросов от ботаистов. Я не уверен, стоит ли заставлять их ждать.
— Сколько именно? — спросил Каму, окидывая взглядом стопку бумаг.
— Две сестры-монашки и пятеро монахов-ботаистов, а один заявляет, что был учителем брата Суйюна.
— А, да. Сото… — Каму пытался припомнить имя.
— Брат Сотура, полагаю, господин управляющий.
— Да, я встречался с ним. Отведите им каюты в безопасном месте. Это все-таки военная флотилия, а не прогулочное судно. Идет война.
Токо кивнул, быстро открыл гроссбух, сделал записи и ушел. Каму покачал головой. Да хранит нас Ботахара!
Сумрак и дождь. Рохку чувствовал, как занемели все мышцы из-за холода и отсутствия движения. Он прекратил подъем и постарался унять судорогу в левой ноге. Если бы один из его людей не подумал о веревке, Рохку не смог бы сам взобраться на скалу. Еще пять футов — и остановка. Вода струилась по скале, и поэтому было очень скользко, как в гололед.
Рохку сделал еще несколько шагов вверх, но вдруг нога соскользнула, и он упал. Уже в третий раз веревка удержала его. Капитан раскачивался на веревке, пока не удалось зацепиться ногой за камень. Из последних сил капитан вскарабкался наверх.
Где-то совсем рядом были дозорные варваров. Кругом стояла тишина. Рохку сел на камень и немного перекусил. Очень хотелось чего-нибудь горячего, но разводить костер было рискованно. Наконец Рохку поднялся, подал знак одному из своих людей и направился к лошади. Потребовались все оставшиеся силы, чтобы взобраться в седло без помощи. И он сделал это, ведь рядом его сограждане и нельзя обмануть их ожидания.
Впереди был долгий путь. Сначала доклад в Ройома, затем — на канал. Они настигнут флот Сёнто через три дня. Рохку должен многое рассказать. Очень многое.
Тадамото нашел Императора у Драконьего пруда. Император любовался цветущими растениями. Все поздние зимние цветы и ранние весенние стремились получить свою долю солнечного света и тепла. Хотя Император в соответствии с этикетом и находился в компании придворных, никто не смел приблизиться, видя его мрачное настроение.
Тадамото окинул взглядом придворных и с удовлетворением отметил появление потрясающе красивых молодых женщин, недавно прибывших ко двору. Влюбиться бы в какую-нибудь из них, подумал Тадамото. Это была почти молитва.
Вдруг среди юных лиц и богато украшенных одеяний он заметил Оссу. Девушка смотрела на него с такой печалью, что Тадамото едва сдержал слезы. Осса, Осса… Для Тадамото ее лицо было одухотворенным, способным отразить бурю эмоций, а лица остальных девушек казались просто застывшими масками.
Ноги Тадамото словно подкосились. С трудом оторвав взгляд от Оссы, он медленно пошел дальше. Тадамото хорошо научился скрывать эмоции. Никто не заметил его чувств. Тадамото иногда казался себе неким отшельником, достигшим высочайшего уровня контроля над собой с помощью медитации. Он мог усилием воли заставить себя не чувствовать вообще ничего. Когда Тадамото преклонил колена перед Императором, эмоций в нем было не больше, чем в холодном камне.
Император кивнул и жестом предложил встать и пойти с ним. Полковник колебался. Сын Неба приглашает прогуляться вместе с собой какого-то полковника — многим такое может не понравиться.
Они медленно пошли прочь от толпы. Император остановился у роскошных лилий, белеющих рядом с кустом чаку. Еще несколько солнечных дней — и чудесные цветы увянут.
Был очень теплый день для этого времени года. Нежный ветерок покрыл легкой рябью Драконий пруд. На ясном синем небе кое-где виднелись облачка.
— Вы хотели о чем-то доложить, полковник? — произнес Император, продолжая любоваться лилиями.
Пусть придворные лопнут от любопытства, пытаясь угадать, о чем идет разговор. Император не даст им никакого намека.
— Да, Император. Мы наконец получили официальное донесение. Господин Сёнто Сёкан исчез вместе со значительной армией, вероятно, тысячи четыре воинов.
— Такой фокус нелегко выполнить — исчезнуть вместе с войском. Как это произошло?
— Похоже, сын Сёнто увел армию в ущелье Ветров. Император кивнул.
— Возможно ли, чтобы ему это удалось?
— Маловероятно, Император. Нынешней зимой в горах выпало много снега. Мне кажется странным, что он не отправился в Сэй водным путем. Штормы представляют собой не больший риск, чем переход через горы.
Император сорвал лилию и стал внимательно разглядывать цветок.
— Через это ущелье Сёкан придет на север провинции Шиба, не так ли?
Тадамото кивнул.
Император подал цветок Тадамото.
— Пошлите людей к западному краю ущелья. Если бы он был не Сёнто, я бы молился за его душу, но…
Император пожал плечами и пошел дальше, а Тадамото кланялся ему вслед и рвал белоснежный цветок.
Несколько сотен женских голосов, отражаясь от холодных стен и пола, сливались в единое мелодичное пение; Настоятельница сидела с закрытыми глазами, откинувшись назад в своих носилках. Было невозможно понять, спит она или очень сосредоточенно слушает. Женщина не шевелилась, видно было только, как она мерно дышит. Сестра Суцо не решалась подойти к носилкам.
От нефа звуки возносились вверх, где примостился небольшой балкончик, словно хорошо спрятанное гнездо. Комната, выходившая на этот балкон, была любимым прибежищем Настоятельницы, и никто не смел беспокоить ее там.
Суцо решила, что лучше подождать, и сделала шаг по направлению к балкону. Настоятельница не шевелилась, но вдруг на фоне песнопений послышался невнятный голос:
— Суцо-сум?
— Да, Настоятельница.
Старуха не открыла глаза и не пошевелилась.
— По-моему, наши певчие с каждым годом становятся все более вдохновенными, — произнесла она совсем слабым, почти безжизненным голосом.
Монахиня-секретарь подошла к носилкам и, встав на колени, проговорила:
— Я с вами согласна, Настоятельница. Сейчас я чувствую, что нахожусь ближе к Ботахаре.
— Просто мы высоко сидим, дитя, — ответила Настоятельница, и ее морщинистое лицо озарила блаженная улыбка.
Суцо не рассмеялась, нет. Она не смела, хотя точно знала, что у Настоятельницы прекрасное чувство юмора. Эта пожилая женщина близка к совершенству, как никто другой. В присутствии Настоятельницы никто не должен вести себя неуважительно.
— Тебя что-то тяготит, Суцо-сум.
Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Суцо кивнула, хотя Настоятельница так и беседовала с закрытыми глазами.
— Я написала Мориме-сум, как и велели, но, к моему огорчению, не получила ответ.
Покой, безмолвие. Настоятельница сидела абсолютно беззвучно.
— Морима-сум не подведет нас. Суцо-сум, не огорчайся. Много чего сейчас происходит в Сэй. Подожди немного.
Суцо кивнула. Она поклонилась и стала подниматься с колен, когда Настоятельница снова заговорила:
— Ты беспокоишься из-за наступающей войны. Суцо снова стала на колени.
— Все думают об этом, Настоятельница. Это не Интеримская война, когда все были последователя Пути. Варвары не будут обращаться с нами с уважением. Сестры в опасности.
На секунду глаза Настоятельница распахнулись, она внимательно посмотрела на своего секретаря и снова смежила веки.
— Если бы те, кто сражался во время Интеримской войны, были настоящими последователями Ботахары, войны не было бы вовсе, Суцо-сум. — Она ненадолго замолчала. Медленно и негромко лилась молитва. — Империя огромна. Война будет такой же, как и все прочие. Некоторые провинции сильно пострадают, а некоторые не пострадают вообще. Пока есть истинные последователи Пути, войны будут всегда. Мы подготовились как могли. Пусть война заботит других. Наша забота — учение Ботахары. — Она снова улыбнулась. — Только подумай, дитя. Учитель — наш современник. Невообразимое чудо! Мы можем не совершать никаких усилий, даже если вся Империя будет содрогаться. Такое бывает раз в тысячу лет, дитя. Это сорок поколений! Учитель… мы должны найти Учителя. Вот что оправдывает наше существование.
Пение тронуло Суцо до глубины души. Слезы заблестели в уголках глаз. Она коснулась рукава платья Настоятельницы легко и нежно, словно успокаивала засыпающего ребенка.
24
Первые весенние ласточки
Летают в зимнем небе.
Они мелькают над рекой,