Страница:
Старое, изборожденное морщинами лицо мсее вдруг встало у нее перед глазами.
— Не верю, что ты способна на такое. Ведь его появление предсказали давным-давно. Сейчас, когда приближается всеобщий конец, друг фейнов обязательно должен остаться с нами и закончить исследования.
…Всеобщий конец.., вот оно — одно из этих нелепых пророчеств, которые вызывают в среде фейнов такое брожение. В последнее время она слышала эти слова все чаще и чаще. А ведь если разобраться, все это — обыкновенное суеверие, глупая выдумка, подхваченная молвой.
…Мой мальчик — не друг фейнов, он обыкновенный девятнадцатилетний парнишка, которому так не хватает человеческого общения.
Лимузин, мягко стрекоча, миновал жилую зону и влился в поток машин, мчащихся в космический порт.
Рва смотрел в окно остановившимся взглядом. Старик размышлял о грядущей гибели расы фейнов, представлявшейся ему все более отчетливо, до самых мельчайших деталей. Мысль, что гибель неизбежна, каждый раз приводила его в ужас. Сидящий сзади от него Чоузен видел, как напряглось мощное тело фейна. Свернулся в тугое кольцо жесткий хвост, шерсть вздыбилась, уши встали торчком и стали беспокойно вздрагивать. От мысли, что он, возможно, видит старого мсее в последний раз, к горлу подступил комок. На глаза навернулись слезы, и, боясь их обнаружить, Чоузен сидел, не поворачивая головы.
Мелькающие огоньки тоннеля остались позади. Они выехали на просторную площадку перед воротами терминала, где уже собралась порядочная толпа.
Чоузен с горечью подумал, что родителям просто не хватает научного образования. Поэтому они и не видят мощный потенциал, заложенный в его проекте. Никто до него не вел таких всеобъемлющих наблюдений в биосфере, при которых даже на изучение микроорганизмов уходят десятилетия. Попробуй им втолкуй, насколько важно продолжать работу сейчас, при жизни Рва, от которого он уже почерпнул столько ценных сведений.
Мал с отцом были одержимы одной-единственной мыслью: «очеловечить» его. Как это сделать? Да очень просто. Отправить на два года в космос, в компании молодых дурней с побережья, вчерашних выпускников колледжей.
Заманчивая перспектива, что и говорить!
Мрачный как туча, он вылез из лимузина, закинул на плечо сумку и отправился к контрольному посту. Когда мать заговаривала с ним, Чоузену каждый раз приходилось пересиливать себя, чтобы не ответить грубостью.
К счастью, в терминале царила обычная суета. Сотни людей сновали мимо них, сидели на полу, беспокойно прохаживались возле пропускных пунктов. На станцию «Красная Луна» отправлялся один шаттл за другим, и ни одно посадочное место не пустовало. Все хотели попасть туда до прибытия «Ганди», нового корабля Фенрилльского космического флота. Кроме того, аэропорт был забит реактивными лайнерами, доставлявшими пассажиров из Южного Города, Прибрежного Города и других более мелких поселений.
Вспомнив про «Ганди», он затосковал еще больше. В довершение всего ему предстоит представлять горные кланы на скучнейшей официальной церемонии с банкетом.
Чоузен легко отыскал своих соплеменников. Благодаря традиционной одежде горцы-воины заметно выделялись среди нарядных жителей побережья. С ними тоже был фейн — этот могучий Играк, телохранитель Эрвила Сприка, уже продирался к ним сквозь толпу. А за ним и сам Эрвил. Завидев его, Чоузен издал мучительный стон.
— Удачи вам, молодой человек, — сказал Сприк, протягивая огромную, твердую, как камень, ладонь, и едва уловимая улыбка забрезжила на его холодном лице.
— До свидания, — ответил Чоузен и тут же залился краской — можно было придумать и что-нибудь поумнее.
Чоузен долго обнимался с Рва, потом, словно выполняя тягостную обязанность, чмокнул мать и направился к воротам.
— Что-то не слишком бодро он выглядит, — заметил Сприк.
— Да, он сейчас обиделся на весь свет. И почему с подростками всегда так трудно найти общий язык? У Чоузена впереди такая долгая жизнь, а он никак не может простить мне этих двух несчастных лет.
Тут она заметила на себе грустный, укоряющий взгляд Рва.
— Рва, ради Бога, не нужно… Он ведь мой сын, а не персонаж твоих пророческих видений. Пора уже оставить его в покое.
Но древний фейн по-прежнему смотрел на нее с нескрываемой печалью. Установилось тягостное молчание, и Флер с испугом представила, что вот сейчас Рва откинет голову назад и зайдется в похоронном вое. Один старый фейн уже устроил как-то подобную сцену. Подумать только, они до сих пор носят с собой боевое снаряжение. Какая дикость! Нет, ей просто необходимо поговорить с Лавином. Пусть он немедля отправит Рва в отставку.
Но никакого похоронного воя не последовало. Не издав ни единого звука, мсее пошел, держась в полушаге от нес, прилично подстраиваясь к человеческой поступи.
Поросший бледно-серой шерстью Играк был па дюйм повыше Рва — чем страшно гордился — и с необычайно длинными конечностями. У старого Рва мускулы уже стали дряблыми, живот раздулся — верные признаки преклонного возраста, но на Играка он смотрел бесстрашно, даже с некоторым вызовом.
«Эх, задал бы я тебе… — подумал про себя старый фейн. — С кифкетом можно выделывать такие штуки, что тебе, желторотому птенцу, даже и не снились. И не только с кифкетом…»
Играк же почтительно склонил голову.
— Вот о ком до сих пор говорят в нашей долине. Долго еще не забудут там твое мастерство. Рва из Брелкилка.
Польщенный Рва широко улыбнулся.
— Приятно видеть молодого фейна, воспитанного должным образом. Жаль, что у нас в долине Абзен их нечасто теперь встретишь.
— А фейн Сприков рад найти себе друга в Абзенской долине.
Отыскав свободное место возле большого окна, они стали наблюдать, как к шаттлу прикрепляют баллоны-подъемники. Они были похожи на огромную серебристую птицу, угнездившуюся в металлической ладони стартовых двигателей-бустеров. Чуть позже баллоны стали медленно подниматься над космодромом, увлекая шаттл в безоблачное небо. На высоте двадцати пяти километров надобность в подъемниках отпадет, тогда из них выпустят газ, и в дело вступят стартовые двигатели.
К тому времени, когда запустили двигатели, они уже давно ехали в лимузине, и Эрвил Сприк успел пригласить Флер на ленч, чтобы обсудить предстоящую хитиновую конференцию, в организации которой Флер принимала самое деятельное участие.
Играк сидел рядом с шофером, Эрвил — на заднем сиденье, вместе с Флер и Рва. Флер сейчас не давала покоя одна мысль — как заставить Рва смириться с отбытием Чоузена.
— Послушай, Рва, — начала она осторожно, но, увидев упрямое выражение его больших желтых глаз, неожиданно заговорила намного жестче, чем собиралась:
— Ты ведь сам знаешь — в таком возрасте фейну пора надеть серую накидку и удалиться на покой. Так уж повелось. Разве кто-нибудь из твоего поколения еще служит, мсее? Даже Найпьюп в прошлом году ушел в отставку. Ты постарел, а Чоузену нужно побыть среди людей — сейчас, когда он еще достаточно молод.
За завесой этих банальных слов Рва прочитал нечто более важное: ее извечные потуги на стопроцентную гуманоидность. Недаром Флер годами жила на побережье, оставив в горах мужа и детей. А теперь вот дети подросли… Чоузен был ее младшим.
— Если мое пророчество верно, — сказал Рва, — то он все равно вернется к нам и завершит свой великий труд. Это предначертано ему судьбой, а Чоузен не по годам хорошо чувствует такие вещи. Уж я-то знаю. Он ведь вырос у меня на глазах.
Флер откинулась назад и стала сосредоточенно смотреть в окно. К этому времени машина уже вынырнула из тоннеля и теперь ехала к острову Веселья. Тут ей пришло в голову, что в последние три года Рва гораздо больше общался с ее сыном, чем она сама. И от сознания собственной вины разозлилась еще больше. Хотя в чем она, собственно, виновата? Она выполняла важную работу и не могла все время торчать в Абзенской долине. Дело требовало ее присутствия здесь, в гуще событий.
Огромные купола островных зданий сверкали на солнце, сразу от воды начиналась изумрудная зелень садов Навуходоносора. По какому-то наитию Флер вдруг вскинула голову. Что это промелькнуло там в горах, к югу от острова? Драйв? Или просто высокое облако заманило к себе солнечный луч? Отгоняя мысли о несчастном сыне, уже мчащемся по орбите, она попробовала снова вызвать в себе состояние радостного волнения, испытанное много лет назад, когда она впервые въезжала в город. Это было ночью, когда купола освещены изнутри, когда бесконечный людской поток движется по тротуарам и город живет, наполненный человеческим дыханием и голосами.
Рано или поздно Чоузен поймет ее правоту, но, возможно, на это уйдут месяцы. Уцепившись за эту идею, как за спасительную соломинку, она снова вернулась мыслями к предстоящей конференции химиков.
Лимузин с легким шуршанием промчался по тоннелям и заглушил мотор на южной оконечности острова, под маленьким, но хорошо укрепленным куполом — особняком Сприков.
— А теперь приготовьтесь к сюрпризу, леди Фандан, — сказал Эрвил, загадочно улыбаясь.
Наверху, в приемном секторе, в окружении семейных портретов и боевых штандартов, их ожидала Дали Сприк, не менее экстравагантная, чем всегда.
Лысый череп Дали покрывал затейливый узор из ярких желтых цветов и зеленых листьев. На тонкой высохшей шее болталось увесистое хитиновое ожерелье. Туника строгого покроя продолжала желто-зеленый узор.
— Ну, милочка моя, сознайтесь — вы никак не ожидали застать меня здесь?
Когда открыли секрет хитиновых протеинов, Дали Сприк была уже в летах. Сейчас, с лоснящейся от фарамола кожей, она выглядела пожилой и в то же время вечной.
— Сказать по правде, я просто изумлена.
— Вот уже два столетия я никуда не выбиралась из Плукихата и, честно говоря, ни по чему особенно не скучаю. Молодых мужчин там предостаточно, и они мне гораздо интереснее, чем юные отпрыски Сприков. Для меня ваше извечное пристрастие к городской жизни всегда оставалось загадкой.
Звонко рассмеявшись, Дали провела их на балкон, защищенный специальным экраном от кровососущих паразитов — коренных обитателей Фенрилля.
Слуги, одетые не менее живописно, чем сами Сприки — в алые и черные цвета, — подали ломтики мяса с подливкой, фаршированные яйца, рыбный салат и охлажденное белое вино. Ленч был восхитителен, но Эрвил сидел насупившись и вполголоса жаловался, что на столе не хватает свежего мяса.
— Иной раз послушаешь Эрвила и кажется, что он самый настоящий фейн, — заметила Дали, похлопав Флер по руке своей старческой ладошкой. — А знаете, милочка, я уже более ста лет как вегетарианка.
Следовательно, отметила про себя Флер, Дали перестала есть мясо примерно в то время, когда сама она только появилась на свет. Тут же ей пришло в голову, что по обычным человеческим меркам она тоже живет дольше обычного и скоро у нее, как у Дали, начнут выпадать волосы и ногти. Какой ужас!
— Когда-нибудь, — добавила Дали, — я уверенна, мы и малыша Эрвила обратим в вегетарианство.
От такой характеристики Эрвила Флер едва не засмеялась в голос. А между тем Дали непринужденно продолжала:
— Говорят, вы отправили сына — все забываю, как его зовут — служить в Космические Силы. И знаете, милочка, о чем я подумала? Все это ужасно. Бог знает, чего он может набраться от этих простолюдинов.
— Уверена, что с ним ничего не случится. Зато польза будет немалая — он узнает жизнь собственной расы совершенно с другой стороны.
— А еще я слышала, что по пути он должен нанести визит вежливости этой женщине, Чи Линь Вей.
Округлившиеся глаза Дали выдавали ее озабоченность.
— А не слишком ли это сложная задача для них? — пророкотал Эрвил Сприк. — Боюсь, вы взвалили на плечи непосильное бремя. Говорят, женщина эта очень опасна. Даже собственный отец ее побаивается.
— Не думаю, что Чоузену что-нибудь угрожает. Он ведь из рода Фанданов, а Фанданы — люди стойкие. К тому же Чи Линь Вей буквально бредит фенро-ботаникой, а в знании этого предмета никому не угнаться за нашим мальчиком.
Эрвил вяло улыбнулся:
— Конечно, я тоже отдаю должное стойкости Фанданов. Но боюсь, вы ее плохо знаете. Она опутает Чоузена по рукам и ногам, а потом вытянет из него наши оборонные секреты.
Потягивая изысканное вино, изготовленное в одной из космических колоний, Флер отметила про себя, что, несмотря на свое добровольное затворничество в Плукахате, Дали Сприк не утратила вкус к роскоши.
— Видишь ли, это не так просто сделать. Потому что таких, как Чоузен, фейны называют «чистый клинок». Он просто не обладает знаниями, которые можно использовать против нас. А Фенрилль он представит с самой лучшей стороны, потому что наделен умом и верой — словом, всем, что украшает молодого человека.
— Попомните мои слова — она способна на самое настоящее колдовство. Но меня сейчас больше беспокоит другое: зачем понадобилось устраивать эту церемонию на орбите? Почему не на поверхности Фенрилля, где мы могли бы обеспечить должную безопасность?
— Затем, чтобы заслужить расположение Космической Службы. Эти ребята тренируются в открытом космосе, чтобы затем всю жизнь строить космические станции. А жизнь за пределами нашей системы не такая уж комфортная и не станет лучше в ближайшие лет десять. Настроение этих людей для нас очень важно, поэтому не следует пренебре-1ать гостеприимством адмирала Урска. Существуют некоторые условности, которые лучше соблюдать.
Флер повернулась к Дали, рассчитывая найти у нее поддержку, но увидела на ее лице все ту же озабоченность.
— Чи Линь Вей — адепт учения Маза, и остается только молиться, чтобы всем нам не пришлось пожалеть о вашем поступке.
При упоминании этого страшного древнего имени Флер бросило в дрожь.
— Но ведь подобные вещи находятся под запретом вот уже тысячу лет. Нет больше никакого Маза. Уж я-то знаю — я сама выросла на Земле.
Дали чуть раздраженно повела плечами.
— Милочка моя, не вы одна получаете информацию с Земли по собственным каналам. Ужасная наука до сих пор жива, ее лишь загнали в подполье, а теперь эта женщина снова извлечет ее на свет божий.
Флер так и подмывало вставить что-нибудь насмешливое, но вместо этого она дипломатично переменила тему разговора.
— А завтра на открытии конференции вы выступите?
Казалось, Дали медленно выходит из транса.
— Высгунлю. — Она хлопнула в ладоши и, когда слуга принес ей сосуд с ледяной водой, опустила туда ноги. — Замечательная вещь — держать это время еды. Очень способствует пищеварению. Вы бы, милочка, попробовали как-нибудь.
Флер не сдержалась и захихикала. Стремление старухи Сприк подчеркнуть свою элитарность уже принимало параноидальные формы. Впрочем, все эти безобидные причуды лишь добавляли ей обаяния.
— Вообще-то говоря, я сама собиралась попросить слова. Есть у меня одна идея, способная заинтересовать участников конференции. Я предложу им выбрать несколько научных тем, которые разрабатывают здесь, на побережье, и продолжить работу на наших горных объектах. — Ведь у нас самые лучшие лаборатории — взять хотя бы «Башню Сприк» или «Гору Гото». А здесь лучшие молодые ученые работают в крайне стесненных условиях.
Тут Эрвил, до сих пор мирно дремлющий на другом конце стола, встрепенулся, а Флер посмотрела на нее в немом изумлении.
— А знаете. Дали, это прекрасная мысль, — нашлась она наконец. — Вы обязательно должны выступить.
— Что? — прорычал Эрвил.
— Эрвил, я говорила с леди Юдифью, она обеими руками «за», так что это не просто старушечья причуда. Семейный совет Сприков обещал самым подробным образом рассмотреть мое предложение.
— — Да вы совсем с ума посходили! — воскликнул Эрвил, брызжа слюной. — Хотите, чтобы всякая шушера с побережья пролезла на секретные объекты Сприков?
— Но так ведь тоже не годится, Эрвил, — сказала сияющая Дали. — Война давно закончилась.
Если последние пятьдесят лет на побережье не совершили ни одного набега, значит, их больше и не будет. Пора нам сработаться и совершить прорыв в хитиновых исследованиях.
Усилием воли Эрвил постепенно взял себя в руки.
— Но ведь они — наши враги и всегда ими останутся. Неужели вы не видите очевидной вещи? У нас с ними слишком противоречивые интересы.
— Послушай, Эрвил, — вмешалась Флер, — все понимают — новая война приведет к коллективному самоубийству. Аризели просто разрушат нашу метрополию.
— Чужаки вернутся сюда только в том случае, если причинят вред деревьям в великом лесу. А если нас, контролирующих хитин, заменит кто-то другой, но деревья при этом не тронут, Аризели здесь больше не появятся.
— Но вы забыли о том, что мы разоружили прибрежные племена. Разве они опасны для нас теперь?
Ухмыляющийся рот Эрвила казался трещиной на ледяной поверхности.
— Разоружили? Так было объявлено, хотя лично я в этом сильно сомневаюсь. Но пусть даже разоружили, разве устоит кто-нибудь перед таким искушением, как вечная жизнь? Это ведь самый мощный инстинкт, заложенный в человеческой природе. А потому я вам вот что скажу: никогда не ссорьтесь со своей охраной. Поверьте мне, леди Фандан, это очень важно; если, конечно, вы хотите встретить свой трехсотый и четырехсотый юбилей.
— Ну что же, возможно, вы и правы, Эрвил, но разве не впадать в крайности, хорошо?
— Эрвил, я пригласила вас на ленч, — снова заговорила Дали. — И не надо омрачать его ненужной размолвкой. У нас будет достаточно времени поспорить на совете Сприков.
Поднеся к глазу бокал, Эрвил стал молча рассматривать их через тонкое стекло. А Дали, непринужденно улыбаясь, рассказала Флер о выведенном ею новом гибриде винного цветка. Потягивая вино, Флер подумала о том, что на следующем заседании семейного совета Сприков вряд ли будет пустовать хоть одно кресло.
Глава 4
— Не верю, что ты способна на такое. Ведь его появление предсказали давным-давно. Сейчас, когда приближается всеобщий конец, друг фейнов обязательно должен остаться с нами и закончить исследования.
…Всеобщий конец.., вот оно — одно из этих нелепых пророчеств, которые вызывают в среде фейнов такое брожение. В последнее время она слышала эти слова все чаще и чаще. А ведь если разобраться, все это — обыкновенное суеверие, глупая выдумка, подхваченная молвой.
…Мой мальчик — не друг фейнов, он обыкновенный девятнадцатилетний парнишка, которому так не хватает человеческого общения.
Лимузин, мягко стрекоча, миновал жилую зону и влился в поток машин, мчащихся в космический порт.
Рва смотрел в окно остановившимся взглядом. Старик размышлял о грядущей гибели расы фейнов, представлявшейся ему все более отчетливо, до самых мельчайших деталей. Мысль, что гибель неизбежна, каждый раз приводила его в ужас. Сидящий сзади от него Чоузен видел, как напряглось мощное тело фейна. Свернулся в тугое кольцо жесткий хвост, шерсть вздыбилась, уши встали торчком и стали беспокойно вздрагивать. От мысли, что он, возможно, видит старого мсее в последний раз, к горлу подступил комок. На глаза навернулись слезы, и, боясь их обнаружить, Чоузен сидел, не поворачивая головы.
Мелькающие огоньки тоннеля остались позади. Они выехали на просторную площадку перед воротами терминала, где уже собралась порядочная толпа.
Чоузен с горечью подумал, что родителям просто не хватает научного образования. Поэтому они и не видят мощный потенциал, заложенный в его проекте. Никто до него не вел таких всеобъемлющих наблюдений в биосфере, при которых даже на изучение микроорганизмов уходят десятилетия. Попробуй им втолкуй, насколько важно продолжать работу сейчас, при жизни Рва, от которого он уже почерпнул столько ценных сведений.
Мал с отцом были одержимы одной-единственной мыслью: «очеловечить» его. Как это сделать? Да очень просто. Отправить на два года в космос, в компании молодых дурней с побережья, вчерашних выпускников колледжей.
Заманчивая перспектива, что и говорить!
Мрачный как туча, он вылез из лимузина, закинул на плечо сумку и отправился к контрольному посту. Когда мать заговаривала с ним, Чоузену каждый раз приходилось пересиливать себя, чтобы не ответить грубостью.
К счастью, в терминале царила обычная суета. Сотни людей сновали мимо них, сидели на полу, беспокойно прохаживались возле пропускных пунктов. На станцию «Красная Луна» отправлялся один шаттл за другим, и ни одно посадочное место не пустовало. Все хотели попасть туда до прибытия «Ганди», нового корабля Фенрилльского космического флота. Кроме того, аэропорт был забит реактивными лайнерами, доставлявшими пассажиров из Южного Города, Прибрежного Города и других более мелких поселений.
Вспомнив про «Ганди», он затосковал еще больше. В довершение всего ему предстоит представлять горные кланы на скучнейшей официальной церемонии с банкетом.
Чоузен легко отыскал своих соплеменников. Благодаря традиционной одежде горцы-воины заметно выделялись среди нарядных жителей побережья. С ними тоже был фейн — этот могучий Играк, телохранитель Эрвила Сприка, уже продирался к ним сквозь толпу. А за ним и сам Эрвил. Завидев его, Чоузен издал мучительный стон.
— Удачи вам, молодой человек, — сказал Сприк, протягивая огромную, твердую, как камень, ладонь, и едва уловимая улыбка забрезжила на его холодном лице.
— До свидания, — ответил Чоузен и тут же залился краской — можно было придумать и что-нибудь поумнее.
Чоузен долго обнимался с Рва, потом, словно выполняя тягостную обязанность, чмокнул мать и направился к воротам.
— Что-то не слишком бодро он выглядит, — заметил Сприк.
— Да, он сейчас обиделся на весь свет. И почему с подростками всегда так трудно найти общий язык? У Чоузена впереди такая долгая жизнь, а он никак не может простить мне этих двух несчастных лет.
Тут она заметила на себе грустный, укоряющий взгляд Рва.
— Рва, ради Бога, не нужно… Он ведь мой сын, а не персонаж твоих пророческих видений. Пора уже оставить его в покое.
Но древний фейн по-прежнему смотрел на нее с нескрываемой печалью. Установилось тягостное молчание, и Флер с испугом представила, что вот сейчас Рва откинет голову назад и зайдется в похоронном вое. Один старый фейн уже устроил как-то подобную сцену. Подумать только, они до сих пор носят с собой боевое снаряжение. Какая дикость! Нет, ей просто необходимо поговорить с Лавином. Пусть он немедля отправит Рва в отставку.
Но никакого похоронного воя не последовало. Не издав ни единого звука, мсее пошел, держась в полушаге от нес, прилично подстраиваясь к человеческой поступи.
Поросший бледно-серой шерстью Играк был па дюйм повыше Рва — чем страшно гордился — и с необычайно длинными конечностями. У старого Рва мускулы уже стали дряблыми, живот раздулся — верные признаки преклонного возраста, но на Играка он смотрел бесстрашно, даже с некоторым вызовом.
«Эх, задал бы я тебе… — подумал про себя старый фейн. — С кифкетом можно выделывать такие штуки, что тебе, желторотому птенцу, даже и не снились. И не только с кифкетом…»
Играк же почтительно склонил голову.
— Вот о ком до сих пор говорят в нашей долине. Долго еще не забудут там твое мастерство. Рва из Брелкилка.
Польщенный Рва широко улыбнулся.
— Приятно видеть молодого фейна, воспитанного должным образом. Жаль, что у нас в долине Абзен их нечасто теперь встретишь.
— А фейн Сприков рад найти себе друга в Абзенской долине.
Отыскав свободное место возле большого окна, они стали наблюдать, как к шаттлу прикрепляют баллоны-подъемники. Они были похожи на огромную серебристую птицу, угнездившуюся в металлической ладони стартовых двигателей-бустеров. Чуть позже баллоны стали медленно подниматься над космодромом, увлекая шаттл в безоблачное небо. На высоте двадцати пяти километров надобность в подъемниках отпадет, тогда из них выпустят газ, и в дело вступят стартовые двигатели.
К тому времени, когда запустили двигатели, они уже давно ехали в лимузине, и Эрвил Сприк успел пригласить Флер на ленч, чтобы обсудить предстоящую хитиновую конференцию, в организации которой Флер принимала самое деятельное участие.
Играк сидел рядом с шофером, Эрвил — на заднем сиденье, вместе с Флер и Рва. Флер сейчас не давала покоя одна мысль — как заставить Рва смириться с отбытием Чоузена.
— Послушай, Рва, — начала она осторожно, но, увидев упрямое выражение его больших желтых глаз, неожиданно заговорила намного жестче, чем собиралась:
— Ты ведь сам знаешь — в таком возрасте фейну пора надеть серую накидку и удалиться на покой. Так уж повелось. Разве кто-нибудь из твоего поколения еще служит, мсее? Даже Найпьюп в прошлом году ушел в отставку. Ты постарел, а Чоузену нужно побыть среди людей — сейчас, когда он еще достаточно молод.
За завесой этих банальных слов Рва прочитал нечто более важное: ее извечные потуги на стопроцентную гуманоидность. Недаром Флер годами жила на побережье, оставив в горах мужа и детей. А теперь вот дети подросли… Чоузен был ее младшим.
— Если мое пророчество верно, — сказал Рва, — то он все равно вернется к нам и завершит свой великий труд. Это предначертано ему судьбой, а Чоузен не по годам хорошо чувствует такие вещи. Уж я-то знаю. Он ведь вырос у меня на глазах.
Флер откинулась назад и стала сосредоточенно смотреть в окно. К этому времени машина уже вынырнула из тоннеля и теперь ехала к острову Веселья. Тут ей пришло в голову, что в последние три года Рва гораздо больше общался с ее сыном, чем она сама. И от сознания собственной вины разозлилась еще больше. Хотя в чем она, собственно, виновата? Она выполняла важную работу и не могла все время торчать в Абзенской долине. Дело требовало ее присутствия здесь, в гуще событий.
Огромные купола островных зданий сверкали на солнце, сразу от воды начиналась изумрудная зелень садов Навуходоносора. По какому-то наитию Флер вдруг вскинула голову. Что это промелькнуло там в горах, к югу от острова? Драйв? Или просто высокое облако заманило к себе солнечный луч? Отгоняя мысли о несчастном сыне, уже мчащемся по орбите, она попробовала снова вызвать в себе состояние радостного волнения, испытанное много лет назад, когда она впервые въезжала в город. Это было ночью, когда купола освещены изнутри, когда бесконечный людской поток движется по тротуарам и город живет, наполненный человеческим дыханием и голосами.
Рано или поздно Чоузен поймет ее правоту, но, возможно, на это уйдут месяцы. Уцепившись за эту идею, как за спасительную соломинку, она снова вернулась мыслями к предстоящей конференции химиков.
Лимузин с легким шуршанием промчался по тоннелям и заглушил мотор на южной оконечности острова, под маленьким, но хорошо укрепленным куполом — особняком Сприков.
— А теперь приготовьтесь к сюрпризу, леди Фандан, — сказал Эрвил, загадочно улыбаясь.
Наверху, в приемном секторе, в окружении семейных портретов и боевых штандартов, их ожидала Дали Сприк, не менее экстравагантная, чем всегда.
Лысый череп Дали покрывал затейливый узор из ярких желтых цветов и зеленых листьев. На тонкой высохшей шее болталось увесистое хитиновое ожерелье. Туника строгого покроя продолжала желто-зеленый узор.
— Ну, милочка моя, сознайтесь — вы никак не ожидали застать меня здесь?
Когда открыли секрет хитиновых протеинов, Дали Сприк была уже в летах. Сейчас, с лоснящейся от фарамола кожей, она выглядела пожилой и в то же время вечной.
— Сказать по правде, я просто изумлена.
— Вот уже два столетия я никуда не выбиралась из Плукихата и, честно говоря, ни по чему особенно не скучаю. Молодых мужчин там предостаточно, и они мне гораздо интереснее, чем юные отпрыски Сприков. Для меня ваше извечное пристрастие к городской жизни всегда оставалось загадкой.
Звонко рассмеявшись, Дали провела их на балкон, защищенный специальным экраном от кровососущих паразитов — коренных обитателей Фенрилля.
Слуги, одетые не менее живописно, чем сами Сприки — в алые и черные цвета, — подали ломтики мяса с подливкой, фаршированные яйца, рыбный салат и охлажденное белое вино. Ленч был восхитителен, но Эрвил сидел насупившись и вполголоса жаловался, что на столе не хватает свежего мяса.
— Иной раз послушаешь Эрвила и кажется, что он самый настоящий фейн, — заметила Дали, похлопав Флер по руке своей старческой ладошкой. — А знаете, милочка, я уже более ста лет как вегетарианка.
Следовательно, отметила про себя Флер, Дали перестала есть мясо примерно в то время, когда сама она только появилась на свет. Тут же ей пришло в голову, что по обычным человеческим меркам она тоже живет дольше обычного и скоро у нее, как у Дали, начнут выпадать волосы и ногти. Какой ужас!
— Когда-нибудь, — добавила Дали, — я уверенна, мы и малыша Эрвила обратим в вегетарианство.
От такой характеристики Эрвила Флер едва не засмеялась в голос. А между тем Дали непринужденно продолжала:
— Говорят, вы отправили сына — все забываю, как его зовут — служить в Космические Силы. И знаете, милочка, о чем я подумала? Все это ужасно. Бог знает, чего он может набраться от этих простолюдинов.
— Уверена, что с ним ничего не случится. Зато польза будет немалая — он узнает жизнь собственной расы совершенно с другой стороны.
— А еще я слышала, что по пути он должен нанести визит вежливости этой женщине, Чи Линь Вей.
Округлившиеся глаза Дали выдавали ее озабоченность.
— А не слишком ли это сложная задача для них? — пророкотал Эрвил Сприк. — Боюсь, вы взвалили на плечи непосильное бремя. Говорят, женщина эта очень опасна. Даже собственный отец ее побаивается.
— Не думаю, что Чоузену что-нибудь угрожает. Он ведь из рода Фанданов, а Фанданы — люди стойкие. К тому же Чи Линь Вей буквально бредит фенро-ботаникой, а в знании этого предмета никому не угнаться за нашим мальчиком.
Эрвил вяло улыбнулся:
— Конечно, я тоже отдаю должное стойкости Фанданов. Но боюсь, вы ее плохо знаете. Она опутает Чоузена по рукам и ногам, а потом вытянет из него наши оборонные секреты.
Потягивая изысканное вино, изготовленное в одной из космических колоний, Флер отметила про себя, что, несмотря на свое добровольное затворничество в Плукахате, Дали Сприк не утратила вкус к роскоши.
— Видишь ли, это не так просто сделать. Потому что таких, как Чоузен, фейны называют «чистый клинок». Он просто не обладает знаниями, которые можно использовать против нас. А Фенрилль он представит с самой лучшей стороны, потому что наделен умом и верой — словом, всем, что украшает молодого человека.
— Попомните мои слова — она способна на самое настоящее колдовство. Но меня сейчас больше беспокоит другое: зачем понадобилось устраивать эту церемонию на орбите? Почему не на поверхности Фенрилля, где мы могли бы обеспечить должную безопасность?
— Затем, чтобы заслужить расположение Космической Службы. Эти ребята тренируются в открытом космосе, чтобы затем всю жизнь строить космические станции. А жизнь за пределами нашей системы не такая уж комфортная и не станет лучше в ближайшие лет десять. Настроение этих людей для нас очень важно, поэтому не следует пренебре-1ать гостеприимством адмирала Урска. Существуют некоторые условности, которые лучше соблюдать.
Флер повернулась к Дали, рассчитывая найти у нее поддержку, но увидела на ее лице все ту же озабоченность.
— Чи Линь Вей — адепт учения Маза, и остается только молиться, чтобы всем нам не пришлось пожалеть о вашем поступке.
При упоминании этого страшного древнего имени Флер бросило в дрожь.
— Но ведь подобные вещи находятся под запретом вот уже тысячу лет. Нет больше никакого Маза. Уж я-то знаю — я сама выросла на Земле.
Дали чуть раздраженно повела плечами.
— Милочка моя, не вы одна получаете информацию с Земли по собственным каналам. Ужасная наука до сих пор жива, ее лишь загнали в подполье, а теперь эта женщина снова извлечет ее на свет божий.
Флер так и подмывало вставить что-нибудь насмешливое, но вместо этого она дипломатично переменила тему разговора.
— А завтра на открытии конференции вы выступите?
Казалось, Дали медленно выходит из транса.
— Высгунлю. — Она хлопнула в ладоши и, когда слуга принес ей сосуд с ледяной водой, опустила туда ноги. — Замечательная вещь — держать это время еды. Очень способствует пищеварению. Вы бы, милочка, попробовали как-нибудь.
Флер не сдержалась и захихикала. Стремление старухи Сприк подчеркнуть свою элитарность уже принимало параноидальные формы. Впрочем, все эти безобидные причуды лишь добавляли ей обаяния.
— Вообще-то говоря, я сама собиралась попросить слова. Есть у меня одна идея, способная заинтересовать участников конференции. Я предложу им выбрать несколько научных тем, которые разрабатывают здесь, на побережье, и продолжить работу на наших горных объектах. — Ведь у нас самые лучшие лаборатории — взять хотя бы «Башню Сприк» или «Гору Гото». А здесь лучшие молодые ученые работают в крайне стесненных условиях.
Тут Эрвил, до сих пор мирно дремлющий на другом конце стола, встрепенулся, а Флер посмотрела на нее в немом изумлении.
— А знаете. Дали, это прекрасная мысль, — нашлась она наконец. — Вы обязательно должны выступить.
— Что? — прорычал Эрвил.
— Эрвил, я говорила с леди Юдифью, она обеими руками «за», так что это не просто старушечья причуда. Семейный совет Сприков обещал самым подробным образом рассмотреть мое предложение.
— — Да вы совсем с ума посходили! — воскликнул Эрвил, брызжа слюной. — Хотите, чтобы всякая шушера с побережья пролезла на секретные объекты Сприков?
— Но так ведь тоже не годится, Эрвил, — сказала сияющая Дали. — Война давно закончилась.
Если последние пятьдесят лет на побережье не совершили ни одного набега, значит, их больше и не будет. Пора нам сработаться и совершить прорыв в хитиновых исследованиях.
Усилием воли Эрвил постепенно взял себя в руки.
— Но ведь они — наши враги и всегда ими останутся. Неужели вы не видите очевидной вещи? У нас с ними слишком противоречивые интересы.
— Послушай, Эрвил, — вмешалась Флер, — все понимают — новая война приведет к коллективному самоубийству. Аризели просто разрушат нашу метрополию.
— Чужаки вернутся сюда только в том случае, если причинят вред деревьям в великом лесу. А если нас, контролирующих хитин, заменит кто-то другой, но деревья при этом не тронут, Аризели здесь больше не появятся.
— Но вы забыли о том, что мы разоружили прибрежные племена. Разве они опасны для нас теперь?
Ухмыляющийся рот Эрвила казался трещиной на ледяной поверхности.
— Разоружили? Так было объявлено, хотя лично я в этом сильно сомневаюсь. Но пусть даже разоружили, разве устоит кто-нибудь перед таким искушением, как вечная жизнь? Это ведь самый мощный инстинкт, заложенный в человеческой природе. А потому я вам вот что скажу: никогда не ссорьтесь со своей охраной. Поверьте мне, леди Фандан, это очень важно; если, конечно, вы хотите встретить свой трехсотый и четырехсотый юбилей.
— Ну что же, возможно, вы и правы, Эрвил, но разве не впадать в крайности, хорошо?
— Эрвил, я пригласила вас на ленч, — снова заговорила Дали. — И не надо омрачать его ненужной размолвкой. У нас будет достаточно времени поспорить на совете Сприков.
Поднеся к глазу бокал, Эрвил стал молча рассматривать их через тонкое стекло. А Дали, непринужденно улыбаясь, рассказала Флер о выведенном ею новом гибриде винного цветка. Потягивая вино, Флер подумала о том, что на следующем заседании семейного совета Сприков вряд ли будет пустовать хоть одно кресло.
Глава 4
Фаза ускорения, начавшаяся в тот момент, когда корабль выпустил газ из баллонов, оказалась не столь уж тяжким испытанием. Но когда шаттл покинул атмосферный слой, полет стал невыносим своим спокойным однообразием. Сначала Чоузен, не отрываясь, смотрел на медленно уменьшающийся сине-зеленый диск Фенрилля. Затем переключил внимание на маленькую Красную Луну, показавшуюся на главном экране. Но созерцание красноватого овала, усеянного квадратами окон, тоже быстро ему наскучило. Было что-то невыносимо рутинное в этом мертвом камне, в котором человеческие существа прорыли свои бесчисленные ходы. Чоузен отвернулся от окна и еще больше затосковал о доме.
Время, казалось, застыло на месте. Постепенно скука окончательно вытеснила напряжение, нервы успокоились, и впервые за последние дни он провалился в глубокий сон. Снился ему все тот же страшный разговор с отцом, только в замедленном темпе. Вот кабинет Лавина — переполненная людьми комната в оружейном ярусе Треснувшей Скалы. Снаружи искрятся на солнце далекие Митилиокские леса. Еще дальше громоздятся горы, покрытые рассыпчатым снегом. Чоузен попросит разрешения остаться и пройти курс обучения в хитиновом классе. Но Лавин снова и снова произносит те страшные цифры. На вступительном экзамене он набрал всего 77 процентов. А нужно — не меньше 90. Сбор плотоядных насекомых — слишком опасное занятие.
Этот сон сменился следующим. Утро. Чоузен скачет верхом по Глеатарской тропе, над Битарафом. Его кобыла Сильвера ступает уверенно, без труда поспевая за проводником. Горные кручи покрыты сочными молодыми побегами. Внизу весело журчит прозрачная река, ветви деревьев сгибаются под тяжестью хитина. Охотники упорно идут по следу гзанской самки, дряхлой старухи, жить которой осталось считанные дни. Прикончив, они лишь избавят ее от ненужных страданий. Наверняка старуха еле видит, а зубы ее сточились до самых корешков.
Гани Рва трусит впереди всех. По его знаку охотники прячутся в густые заросли, в стороне от тропинки.
— Смотрите, вот здесь она прошла. А сейчас наверняка спускается к воде потайной тропкой.
От такого охотника ни одному гзану не уйти — даже такой хитроумной старухе, старательно заметающей за собой следы. Они спешились зарядили арбалеты и, держа их на изготовку, припустились за гзанкой по извилистой, усеянной камнями тропинке. Идти было тяжело. Виноградные лозы с шипами хлестали их по плечам, обвивались вокруг ног. А когда они, задыхающиеся, уже спустились по склону, какой-то шум заставил их обернуться.
По тропинке, тянущейся по самому верху, осторожно ступала самка гзан. Взгляды их встретились, и из груди старуха вырвался сиплый возглас, что-то вроде «ваунк». Она все-таки провела их, сумела где-то повернуть назад. Охотники молча уставились друг на друга, а потом Гани разразился громким смехом и к нему тут же присоединились остальные.
Чоузен продолжал спать, когда шаттл уже садился на Красную Луну, а в салоне начали прокручивать первую видеозапись, отснятую на Земле. Фильм рассказывал о некой весьма эмоциональной женской особи с нарушенной генетической структурой. Эта особь пыталась добыть гены для трансплантации у своего партнера.
Робот-стюард разъезжал между кресел. Проснувшись, Чоузен заказал не слишком крепкий коктейль и со стаканом в руке стал наблюдать, как разрастается на экране Красная Луна, пока не проступили крупным планом окна центральной станции — огромные выпуклые восьмиугольники, напоминающие глаза диковинных насекомых.
Вокруг луны летали сельскохозяйственные станции, пятидесятикилометровый тоннель соединял ее с ядерным реактором. Кроме того, искусственные спутники несли на себе солнечные батареи, подававшие на поверхность микроволновую энергию. Маленькая луна стала щитом, заслонявшим от радиации пятьдесят тысяч ее состоятельных обитателей.
Чоузен снова помрачнел. Прикончив выпивку, он теперь меланхолически наблюдал за посадкой. Вот шаттл опустился в док, и теперь лишь его выступающая цилиндрическая часть высовывалась наружу, словно клюв огромной птицы.
Сошедшие с корабля люди остались в вестибюле. Чоузену, как и большинству пассажиров шаттла, предстояло в течение двух часов пересесть на другой корабль и отправиться навстречу «Ганди».
С нарастающим нетерпением расхаживал он по обзорной площадке. Док располагался возле самого острия конусообразной станции. Узкие спиралевидные дорожки уводили в парк, где миллионы окон сверкали, словно алмазная пыль на зеленом бархате. Чтобы убить время, он посмотрел видеозапись для туристов, вполне заменяющую поездку по станции. Жизнь в этих крохотных, сверхдорогих камерах с кондиционерами казалась Чоузену пресной и вялой. Больше всего его удивили статистические данные, по которым выходило, что добрая треть поселившихся здесь богатых снобов — выходцы из горных кланов.
Покидать зону низкой гравитации, расположенную в сердцевине конуса, туристам не рекомендовалось. Те, кто платил астрономические суммы за жизнь на Красной Луне, больше всего ценили покой и уединение.
Посещать районы, традиционно облюбованные туристами, Чоузену не хотелось — все эти экзотические салуны, публичные дома и казино понастроили с одной-единственной целью — вытянуть побольше денег из чужаков. Расположившись в баре космического порта, Чоузен со стаканом в руке наблюдал за стайкой бодрых юнцов в сержантской форме, тоже следующих на «Ганди». Большинству из них затем предстояло полетать на «Аустерлице» и спустя год войти в состав бригад, сооружающих станции в квадратах Л-4 и Л-5 лунной системы Фенро-Пейл. В течение полувека планировалось переселить всех обитателей Фенрилля на огромные орбитальные станции, каждая из которых могла принять миллион человек, а то и больше.
Сквозь напускную браваду проглядывало волнение. Большинство из этих молодых людей бежало от рутины размеренной городской жизни. Впереди их ждали карьера, жалованье, а также агунол и оптимол — весьма популярные эликсиры долголетия.
Они с шумом открывали одну банку пива за другой и, уже слегка захмелев, поднимали друг за друга дружеские тосты. Все это были недавние выпускники школ с побережья.
Вскоре прибыл их шаттл. Чоузен поднялся на борт в компании новобранцев строительного батальона. Их веселье оставило Чоузена безучастным — слишком уж все было по-детски.
Шаттл взмыл над доком, выбрал нужное направление и, включив стартовые двигатели, стал разгоняться на трех g — принятый в военном флоте режим. Очень скоро веселые возгласы сменилось стонами, и ускорение вдавило всех в кресла. Наконец фаза ускорения завершилась, корабль начал вращаться, создавая искусственную гравитацию, и они плавно поплыли навстречу судьбе.
На экране сбоку от игрового поля промелькнуло оранжевое пятнышко. Хрупкая китаянка переключилась на вспомогательный монитор, настроенный на местные новости. Остановив игру, она смотрела, как «Ганди» принимает на свой борт небольшой шаттл.
«Наконец-то…» — молнией пронеслось у нее в голове. Долгое и опасное путешествие подходит к концу. Новая планета совсем близко.
Теперь отец до нее не дотянется.
Она снова вернулась к игре и проиграла записанные ходы. Разыгранный в пятом квадрате гамбит дал ей ощутимый перевес — компьютер ушел в глухую оборону. Что бы он теперь ни делал, ее позиция оставалась неприступной — электронный разум не мог разжать ее железную хватку.
Китаянка поднялась и, встав перед зеркалом, начала переодеваться, время от времени останавливаясь, чтобы придирчиво осмотреть свое изящное тело. Сияние фарамола расходилось, оно было ясно видно на вене под левым коленом. Но до лица оно еще не скоро доберется.
Время, казалось, застыло на месте. Постепенно скука окончательно вытеснила напряжение, нервы успокоились, и впервые за последние дни он провалился в глубокий сон. Снился ему все тот же страшный разговор с отцом, только в замедленном темпе. Вот кабинет Лавина — переполненная людьми комната в оружейном ярусе Треснувшей Скалы. Снаружи искрятся на солнце далекие Митилиокские леса. Еще дальше громоздятся горы, покрытые рассыпчатым снегом. Чоузен попросит разрешения остаться и пройти курс обучения в хитиновом классе. Но Лавин снова и снова произносит те страшные цифры. На вступительном экзамене он набрал всего 77 процентов. А нужно — не меньше 90. Сбор плотоядных насекомых — слишком опасное занятие.
Этот сон сменился следующим. Утро. Чоузен скачет верхом по Глеатарской тропе, над Битарафом. Его кобыла Сильвера ступает уверенно, без труда поспевая за проводником. Горные кручи покрыты сочными молодыми побегами. Внизу весело журчит прозрачная река, ветви деревьев сгибаются под тяжестью хитина. Охотники упорно идут по следу гзанской самки, дряхлой старухи, жить которой осталось считанные дни. Прикончив, они лишь избавят ее от ненужных страданий. Наверняка старуха еле видит, а зубы ее сточились до самых корешков.
Гани Рва трусит впереди всех. По его знаку охотники прячутся в густые заросли, в стороне от тропинки.
— Смотрите, вот здесь она прошла. А сейчас наверняка спускается к воде потайной тропкой.
От такого охотника ни одному гзану не уйти — даже такой хитроумной старухе, старательно заметающей за собой следы. Они спешились зарядили арбалеты и, держа их на изготовку, припустились за гзанкой по извилистой, усеянной камнями тропинке. Идти было тяжело. Виноградные лозы с шипами хлестали их по плечам, обвивались вокруг ног. А когда они, задыхающиеся, уже спустились по склону, какой-то шум заставил их обернуться.
По тропинке, тянущейся по самому верху, осторожно ступала самка гзан. Взгляды их встретились, и из груди старуха вырвался сиплый возглас, что-то вроде «ваунк». Она все-таки провела их, сумела где-то повернуть назад. Охотники молча уставились друг на друга, а потом Гани разразился громким смехом и к нему тут же присоединились остальные.
Чоузен продолжал спать, когда шаттл уже садился на Красную Луну, а в салоне начали прокручивать первую видеозапись, отснятую на Земле. Фильм рассказывал о некой весьма эмоциональной женской особи с нарушенной генетической структурой. Эта особь пыталась добыть гены для трансплантации у своего партнера.
Робот-стюард разъезжал между кресел. Проснувшись, Чоузен заказал не слишком крепкий коктейль и со стаканом в руке стал наблюдать, как разрастается на экране Красная Луна, пока не проступили крупным планом окна центральной станции — огромные выпуклые восьмиугольники, напоминающие глаза диковинных насекомых.
Вокруг луны летали сельскохозяйственные станции, пятидесятикилометровый тоннель соединял ее с ядерным реактором. Кроме того, искусственные спутники несли на себе солнечные батареи, подававшие на поверхность микроволновую энергию. Маленькая луна стала щитом, заслонявшим от радиации пятьдесят тысяч ее состоятельных обитателей.
Чоузен снова помрачнел. Прикончив выпивку, он теперь меланхолически наблюдал за посадкой. Вот шаттл опустился в док, и теперь лишь его выступающая цилиндрическая часть высовывалась наружу, словно клюв огромной птицы.
Сошедшие с корабля люди остались в вестибюле. Чоузену, как и большинству пассажиров шаттла, предстояло в течение двух часов пересесть на другой корабль и отправиться навстречу «Ганди».
С нарастающим нетерпением расхаживал он по обзорной площадке. Док располагался возле самого острия конусообразной станции. Узкие спиралевидные дорожки уводили в парк, где миллионы окон сверкали, словно алмазная пыль на зеленом бархате. Чтобы убить время, он посмотрел видеозапись для туристов, вполне заменяющую поездку по станции. Жизнь в этих крохотных, сверхдорогих камерах с кондиционерами казалась Чоузену пресной и вялой. Больше всего его удивили статистические данные, по которым выходило, что добрая треть поселившихся здесь богатых снобов — выходцы из горных кланов.
Покидать зону низкой гравитации, расположенную в сердцевине конуса, туристам не рекомендовалось. Те, кто платил астрономические суммы за жизнь на Красной Луне, больше всего ценили покой и уединение.
Посещать районы, традиционно облюбованные туристами, Чоузену не хотелось — все эти экзотические салуны, публичные дома и казино понастроили с одной-единственной целью — вытянуть побольше денег из чужаков. Расположившись в баре космического порта, Чоузен со стаканом в руке наблюдал за стайкой бодрых юнцов в сержантской форме, тоже следующих на «Ганди». Большинству из них затем предстояло полетать на «Аустерлице» и спустя год войти в состав бригад, сооружающих станции в квадратах Л-4 и Л-5 лунной системы Фенро-Пейл. В течение полувека планировалось переселить всех обитателей Фенрилля на огромные орбитальные станции, каждая из которых могла принять миллион человек, а то и больше.
Сквозь напускную браваду проглядывало волнение. Большинство из этих молодых людей бежало от рутины размеренной городской жизни. Впереди их ждали карьера, жалованье, а также агунол и оптимол — весьма популярные эликсиры долголетия.
Они с шумом открывали одну банку пива за другой и, уже слегка захмелев, поднимали друг за друга дружеские тосты. Все это были недавние выпускники школ с побережья.
Вскоре прибыл их шаттл. Чоузен поднялся на борт в компании новобранцев строительного батальона. Их веселье оставило Чоузена безучастным — слишком уж все было по-детски.
Шаттл взмыл над доком, выбрал нужное направление и, включив стартовые двигатели, стал разгоняться на трех g — принятый в военном флоте режим. Очень скоро веселые возгласы сменилось стонами, и ускорение вдавило всех в кресла. Наконец фаза ускорения завершилась, корабль начал вращаться, создавая искусственную гравитацию, и они плавно поплыли навстречу судьбе.
На экране сбоку от игрового поля промелькнуло оранжевое пятнышко. Хрупкая китаянка переключилась на вспомогательный монитор, настроенный на местные новости. Остановив игру, она смотрела, как «Ганди» принимает на свой борт небольшой шаттл.
«Наконец-то…» — молнией пронеслось у нее в голове. Долгое и опасное путешествие подходит к концу. Новая планета совсем близко.
Теперь отец до нее не дотянется.
Она снова вернулась к игре и проиграла записанные ходы. Разыгранный в пятом квадрате гамбит дал ей ощутимый перевес — компьютер ушел в глухую оборону. Что бы он теперь ни делал, ее позиция оставалась неприступной — электронный разум не мог разжать ее железную хватку.
Китаянка поднялась и, встав перед зеркалом, начала переодеваться, время от времени останавливаясь, чтобы придирчиво осмотреть свое изящное тело. Сияние фарамола расходилось, оно было ясно видно на вене под левым коленом. Но до лица оно еще не скоро доберется.