Страница:
А еще он уловил смятение. Вудвос чувствовал себя потерянным и бесконечно одиноким, что показалось Чоузену довольно странным — ведь великий лес полон его собратьев. И тем не менее это был одинокий вудвос, безусловно, страдающий некоей формой шизофрении.
Можно ли вступить с ним в контакт? Мысли вудвоса были четко сформулированы, прямолинейны и ограниченны — ЛИКВИДИРОВАТЬ, ВРЕДИТЕЛИ.
— Не вредители.
— ЛИКВИДИРОВАТЬ, ВРЕДИТЕЛИ..
— Не надо ликвидировать.
— (НЕИЗВЕСТНЫЙ ДВУНОГИЙ) РТЫ МАТЕРИНСКИХ ДЕРЕВЬЕВ, ЛИКВИДИРОВАТЬ.
— Почему?
— (НЕИЗВЕСТНЫЕ ДВУНОГИЕ)…
— Не вредители.
— (НЕИЗВЕСТНЫЕ ДВУНОГИЕ) ВРЕДИТЕЛИ…
— Но это не вредители.
— ЛИКВИДИРОВАТЬ.
Да, с таким не очень-то поспоришь. Чоузен понял — экстрасенсорные возможности, которыми его наделило гнездо, вовсе не беспредельны. Он попытался обуздать вудвоса, а в результате лишь разжег его ненависть.
Но на глубинном уровне, в области подсознания, у вудвоса начались какие-то непонятные процессы. Что-то едва заметно всколыхнулось в бархатистых глубинах этого странного, чужеродного разума. Разума предельно простого, прямолинейного, базирующегося на каких-то совершенно чуждых для человека концепциях и не поддающихся расшифровке при помощи умозрительного анализа. Цикл, который связывал вудвоса с материнскими деревьями, был на самом деле целым комплексом взаимосвязанных циклов. Благодаря им существовали все лесные организмы от растения до животного, из этих же циклов черпали силы древесные рты. На одной из стадий исследования он ощутил на себе воздействие импульса, дававшего ощущение полной безопасности, какое можно испытывать разве что в материнской утробе.
Чоузен проникал все дальше в темные глубины подсознания. Многое озадачило его. Во фрагментарной памяти вудвоса все было ошибочно — даже цвет солнца. Но при этом вудвос подчинялся командам, едва уловимому «шепоту», вместе с которым на уровень сознания выходили модификаторы мысли.
Вудвос до сих пор не сдвинулся с места. Чоузен осторожно ощупал ту область мозга, где находился орган управления. Он наткнулся на несколько мыслительных нитей и на какое-то мгновение решил, что попал в ловушку — нечто вроде силка для разума. Какая-то сила сдавила его сознание, заставив полностью сосредоточиться на мыслях вудвоса.
Целый рой импульсов ворвался в мозг изумленного Чоузена. А потом в его сознание вплыла логическая фигура Аризеля.
Она текла тонкой серебристой струйкой, искрящаяся, стремительная, совершенно чуждая для его разума, так замысловато скрученная, что прочитать ее было невозможно до тех пор, пока она сама не расшифровала себя, и тогда ускользающие образы стали всплывать из глубин его сознания и, взаимодействуя с его мозгом, почти тут же преобразовывались в человеческую мысль. Но концепции, содержащиеся в этих образах, показались ему необычайно странными.
Крупица сознания, привнесенная Разделителем в мозг молодого человека, таяла, словно снежинка, соприкоснувшись с его корой. Так начался процесс передачи информации и последующего преобразования Логическая фигура звонко заявляла о себе — это был типичный для Разделителя описательный глиф, тао-символ, бесконечно дробящийся на черные и белые половинки, знаменуя собой начало «вторичного процесса».
Забыв про уколы споровых тел, Чоузен резко опустился на землю. Вслед за сладостными звуками в его сознание стали проникать быстро распадающиеся образы. К тому же на него воздействовало какое-то силовое поле — цепочки образов властно приковывали к себе его внимание, не давая впасть в забытье. Кто-то очень нуждавшийся в нем, страшно далекий, почти обреченный, обращался к нему с посланием.
Внезапно Чоузен увидел кристаллические пески берега вечности, омываемые розовым океаном, — он словно плыл над ними по воздуху.
Впереди уже вырисовывались очертания причудливых башен и покрытых сверкающими кристаллами кубов. Это гигантское сооружение опоясывал ров с подъемным мостом. По ту сторону рва, за массивными воротами, замерло странное существо — огромное ромбовидное туловище, обтянутое тонкой темно-серой кожей, опиралось на целый лес несуразно тонких ножек. Другие конечности напоминали щупальца — в них существо держало какие-то приборы, испускавшие голубое свечение.
Образы, мелькавшие у него в голове, теперь приобрели сильную эмоциональную окраску, что немало удивило Чоузена — к этому времени он уже догадался, что великий Аризель адресует ему свое послание. Но ведь говорят, что Аризели лишены эмоций и физической формы — так откуда же столько щемящей грусти в этих зрительных образах? И что это за ромбовидное существо? Неужели сам Аризель?
А потом в его сознание снова проник тао-символ, дробящийся на черные и белые половинки, и чье-то лицо возникло перед ним. Суровое, бесконечно чужое для него лицо, одновременно мудрое и неистовое. Что-то среднее между орлом и овцой.
Глаза, несуразно большие для его головы, чем-то напоминали глаза фейна. Они пытливо всматривались не то в глаза Чоузена, не то сквозь них — сразу в его мозг.
— Я обращаюсь к тебе через великую бездну, через расстояния, которые ты даже не способен осмыслить. Крайняя необходимость заставила меня говорить с тобой, осознание той страшной опасности, которая угрожает моим братьям Аризелям тки Фенриллям и всей вселенной. Эту опасность нужно устранить. Поскольку меня застигли врасплох и теперь держат в заточении, пришлось прибегнуть к силе, чтобы призвать тебя на помощь. Ты получишь все необходимые инструкции. Третичный процесс изнурителен, но ты выдержишь его, если у тебя мужественное сердце.
С изумлением Чоузен смотрел, как лицо колышется перед ним, шевеля губами.
И прежде чем он смог придумать подходящий ответ, фигуры-символы замелькали перед ним с нарастающей скоростью, образуя сплошной поток, увлекавший его по сверкающей трубе. Ее покрывали информационные знаки, вписанные в крошечные картинки с серебряным и золотым отливом.
«Прими смерть от монстров; то, что они предлагают, — наиболее существенно», — зазвенело у него в голове. Он понятия не имел, что это могло означать.
Вихрем промчавшись по трубе, он выскочил в «прихожую», сложенную из сверкающих кристаллов. Возле двери, отделанной халцедоном и красным железняком, стояли монстры.
Один из них, бычьеголовый, со злыми глазами, обернулся и оскалил стальные зубы. Тут же к нему подплыл меч, и Чоузен схватил его за рукоятку. Монстр зарычал, прищелкнул зубами, и в глазах его вспыхнула такая ненависть, с какой Чоузену еще не приходилось сталкиваться.
Чей-то «голос» прошептал ему на ухо:
— Ты должен сложить оружие перед Бисом, потому что он — лик неразумного «эго».
Монстр вышел из своей ниши и, тяжело переступая на чешуйчатых ногах, направился к Чоузену. Тот поднял меч. Неужели это его единственное оружие? Выживет ли он?
— Сдавайся, — прошептал ему голос.
Превозмогая страх, он ждал, когда чудовище бросится на него. Огромные когтистые лапы ухватили его и повалили на пол, монстр разжал челюсти и сомкнул на его туловище, потом встряхнул и, разинув бездонную пасть, опустил его туда.
Когда пасть захлопнулась за ним, Чоузен понял, что он до сих пор жив и способен выдержать третичный процесс.
Огромный осьминогоподобный монстр навалился на него. Чоузен обнаружил, что меч по-прежнему у него в руке, хотя понятия не имел, как он мог сохраниться в пищеварительной системе бычьеголового Биса.
— Он должен испытать фун, — произнес голос. Щупальца дотянулись к нему и, обхватив, поднесли к клюву. Клюв — черный, блестящий, с зазубренными краями, раскрылся и откусил ему ноги. Он лишь ощутил их потерю, но при этом — никакой боли. Опрокинув Чоузена навзничь, чудовище принялось кромсать его тело на мелкие кусочки, постепенно подбираясь к плечам и голове. А потом он погрузился во мрак и блаженство полного забвения и поплыл, подхваченный волной.
Его собственное отражение возникло перед ним из темноты, правда, отражение не совсем зеркальное. У того Чоузена были дьявольская улыбка и глаза, радостно загорающиеся при виде чужих страданий. В одной руке его отражение держало меч, в другой — зеркало, развернув его к Чоузену. Он увидел в этом зеркале собственное лицо, но тут же черты исказились и оно сменилось дьявольским ликом. Сам не понимая, как и зачем, Чоузен развернул свое силовое поле и постарался остановить свое второе, злобное «я». И тут внезапно зеркало оказалось в его собственной руке и он почувствовал, как сливается с этим ложным отражением себя самого.
Он проиграл!
Он вспомнил голос и снова погрузился в забытье. А потом возник на поверхности зеркала и выпрыгнул по эту сторону бытия, целый и невредимый. А дьявольское «я», отраженное в зеркале, съежилось и исчезло.
Сколько длился третичный процесс — минуты ли, часы или дни, — Чоузен так никогда и не узнал.
Когда процесс завершился, он уже кое-что понял относительно той погони, что Разделитель пел за Создателем. Он овладел техникой проецирования и пережил медитационное состояние, известное как «хуж каузе».
Он очнулся внутри собственного тела, с разумом, свободным от логической фигуры Разделителя, и обнаружил, что по-прежнему находится возле корней, в тени вентиляционных пластин, а возле него сидит вудвос, положив руки на колени.
Чи Линь Вей куда-то исчезла, Чжао шестой был мертв — уже довольно долгое время, как ему показалось. Его собственное тело было покрыто язвами, вокруг которых торопливо сновали рабочие хитины. Одни пережевывали фрукты, превращая их в кашицу, другие очищали раны, удаляя из них гниющие споровые тела и бактерии.
Присмотревшись, он заметил, что у него пропал револьвер, а в голове Чжао шестого зияет отверстие от пули.
Организм Чжао почти одолел спруипов, и вот после всех мучений, которые он перенес, собственная госпожа хладнокровно застрелила его.
Перед Чоузеном стояла грандиозная задача. Ему было некогда искать Чи Линь Вей. Раз не удалось обнаружить в ментальной плоскости присутствие ее разума — значит, она где-то далеко, если вообще жива. Он найдет ее позже. А пока есть вещи поважнее.
Чоузен снова попросил у гнезда пищи — ему нужно было подкрепиться как следует
Глава 33
Можно ли вступить с ним в контакт? Мысли вудвоса были четко сформулированы, прямолинейны и ограниченны — ЛИКВИДИРОВАТЬ, ВРЕДИТЕЛИ.
— Не вредители.
— ЛИКВИДИРОВАТЬ, ВРЕДИТЕЛИ..
— Не надо ликвидировать.
— (НЕИЗВЕСТНЫЙ ДВУНОГИЙ) РТЫ МАТЕРИНСКИХ ДЕРЕВЬЕВ, ЛИКВИДИРОВАТЬ.
— Почему?
— (НЕИЗВЕСТНЫЕ ДВУНОГИЕ)…
— Не вредители.
— (НЕИЗВЕСТНЫЕ ДВУНОГИЕ) ВРЕДИТЕЛИ…
— Но это не вредители.
— ЛИКВИДИРОВАТЬ.
Да, с таким не очень-то поспоришь. Чоузен понял — экстрасенсорные возможности, которыми его наделило гнездо, вовсе не беспредельны. Он попытался обуздать вудвоса, а в результате лишь разжег его ненависть.
Но на глубинном уровне, в области подсознания, у вудвоса начались какие-то непонятные процессы. Что-то едва заметно всколыхнулось в бархатистых глубинах этого странного, чужеродного разума. Разума предельно простого, прямолинейного, базирующегося на каких-то совершенно чуждых для человека концепциях и не поддающихся расшифровке при помощи умозрительного анализа. Цикл, который связывал вудвоса с материнскими деревьями, был на самом деле целым комплексом взаимосвязанных циклов. Благодаря им существовали все лесные организмы от растения до животного, из этих же циклов черпали силы древесные рты. На одной из стадий исследования он ощутил на себе воздействие импульса, дававшего ощущение полной безопасности, какое можно испытывать разве что в материнской утробе.
Чоузен проникал все дальше в темные глубины подсознания. Многое озадачило его. Во фрагментарной памяти вудвоса все было ошибочно — даже цвет солнца. Но при этом вудвос подчинялся командам, едва уловимому «шепоту», вместе с которым на уровень сознания выходили модификаторы мысли.
Вудвос до сих пор не сдвинулся с места. Чоузен осторожно ощупал ту область мозга, где находился орган управления. Он наткнулся на несколько мыслительных нитей и на какое-то мгновение решил, что попал в ловушку — нечто вроде силка для разума. Какая-то сила сдавила его сознание, заставив полностью сосредоточиться на мыслях вудвоса.
Целый рой импульсов ворвался в мозг изумленного Чоузена. А потом в его сознание вплыла логическая фигура Аризеля.
Она текла тонкой серебристой струйкой, искрящаяся, стремительная, совершенно чуждая для его разума, так замысловато скрученная, что прочитать ее было невозможно до тех пор, пока она сама не расшифровала себя, и тогда ускользающие образы стали всплывать из глубин его сознания и, взаимодействуя с его мозгом, почти тут же преобразовывались в человеческую мысль. Но концепции, содержащиеся в этих образах, показались ему необычайно странными.
Крупица сознания, привнесенная Разделителем в мозг молодого человека, таяла, словно снежинка, соприкоснувшись с его корой. Так начался процесс передачи информации и последующего преобразования Логическая фигура звонко заявляла о себе — это был типичный для Разделителя описательный глиф, тао-символ, бесконечно дробящийся на черные и белые половинки, знаменуя собой начало «вторичного процесса».
Забыв про уколы споровых тел, Чоузен резко опустился на землю. Вслед за сладостными звуками в его сознание стали проникать быстро распадающиеся образы. К тому же на него воздействовало какое-то силовое поле — цепочки образов властно приковывали к себе его внимание, не давая впасть в забытье. Кто-то очень нуждавшийся в нем, страшно далекий, почти обреченный, обращался к нему с посланием.
Внезапно Чоузен увидел кристаллические пески берега вечности, омываемые розовым океаном, — он словно плыл над ними по воздуху.
Впереди уже вырисовывались очертания причудливых башен и покрытых сверкающими кристаллами кубов. Это гигантское сооружение опоясывал ров с подъемным мостом. По ту сторону рва, за массивными воротами, замерло странное существо — огромное ромбовидное туловище, обтянутое тонкой темно-серой кожей, опиралось на целый лес несуразно тонких ножек. Другие конечности напоминали щупальца — в них существо держало какие-то приборы, испускавшие голубое свечение.
Образы, мелькавшие у него в голове, теперь приобрели сильную эмоциональную окраску, что немало удивило Чоузена — к этому времени он уже догадался, что великий Аризель адресует ему свое послание. Но ведь говорят, что Аризели лишены эмоций и физической формы — так откуда же столько щемящей грусти в этих зрительных образах? И что это за ромбовидное существо? Неужели сам Аризель?
А потом в его сознание снова проник тао-символ, дробящийся на черные и белые половинки, и чье-то лицо возникло перед ним. Суровое, бесконечно чужое для него лицо, одновременно мудрое и неистовое. Что-то среднее между орлом и овцой.
Глаза, несуразно большие для его головы, чем-то напоминали глаза фейна. Они пытливо всматривались не то в глаза Чоузена, не то сквозь них — сразу в его мозг.
— Я обращаюсь к тебе через великую бездну, через расстояния, которые ты даже не способен осмыслить. Крайняя необходимость заставила меня говорить с тобой, осознание той страшной опасности, которая угрожает моим братьям Аризелям тки Фенриллям и всей вселенной. Эту опасность нужно устранить. Поскольку меня застигли врасплох и теперь держат в заточении, пришлось прибегнуть к силе, чтобы призвать тебя на помощь. Ты получишь все необходимые инструкции. Третичный процесс изнурителен, но ты выдержишь его, если у тебя мужественное сердце.
С изумлением Чоузен смотрел, как лицо колышется перед ним, шевеля губами.
И прежде чем он смог придумать подходящий ответ, фигуры-символы замелькали перед ним с нарастающей скоростью, образуя сплошной поток, увлекавший его по сверкающей трубе. Ее покрывали информационные знаки, вписанные в крошечные картинки с серебряным и золотым отливом.
«Прими смерть от монстров; то, что они предлагают, — наиболее существенно», — зазвенело у него в голове. Он понятия не имел, что это могло означать.
Вихрем промчавшись по трубе, он выскочил в «прихожую», сложенную из сверкающих кристаллов. Возле двери, отделанной халцедоном и красным железняком, стояли монстры.
Один из них, бычьеголовый, со злыми глазами, обернулся и оскалил стальные зубы. Тут же к нему подплыл меч, и Чоузен схватил его за рукоятку. Монстр зарычал, прищелкнул зубами, и в глазах его вспыхнула такая ненависть, с какой Чоузену еще не приходилось сталкиваться.
Чей-то «голос» прошептал ему на ухо:
— Ты должен сложить оружие перед Бисом, потому что он — лик неразумного «эго».
Монстр вышел из своей ниши и, тяжело переступая на чешуйчатых ногах, направился к Чоузену. Тот поднял меч. Неужели это его единственное оружие? Выживет ли он?
— Сдавайся, — прошептал ему голос.
Превозмогая страх, он ждал, когда чудовище бросится на него. Огромные когтистые лапы ухватили его и повалили на пол, монстр разжал челюсти и сомкнул на его туловище, потом встряхнул и, разинув бездонную пасть, опустил его туда.
Когда пасть захлопнулась за ним, Чоузен понял, что он до сих пор жив и способен выдержать третичный процесс.
Огромный осьминогоподобный монстр навалился на него. Чоузен обнаружил, что меч по-прежнему у него в руке, хотя понятия не имел, как он мог сохраниться в пищеварительной системе бычьеголового Биса.
— Он должен испытать фун, — произнес голос. Щупальца дотянулись к нему и, обхватив, поднесли к клюву. Клюв — черный, блестящий, с зазубренными краями, раскрылся и откусил ему ноги. Он лишь ощутил их потерю, но при этом — никакой боли. Опрокинув Чоузена навзничь, чудовище принялось кромсать его тело на мелкие кусочки, постепенно подбираясь к плечам и голове. А потом он погрузился во мрак и блаженство полного забвения и поплыл, подхваченный волной.
Его собственное отражение возникло перед ним из темноты, правда, отражение не совсем зеркальное. У того Чоузена были дьявольская улыбка и глаза, радостно загорающиеся при виде чужих страданий. В одной руке его отражение держало меч, в другой — зеркало, развернув его к Чоузену. Он увидел в этом зеркале собственное лицо, но тут же черты исказились и оно сменилось дьявольским ликом. Сам не понимая, как и зачем, Чоузен развернул свое силовое поле и постарался остановить свое второе, злобное «я». И тут внезапно зеркало оказалось в его собственной руке и он почувствовал, как сливается с этим ложным отражением себя самого.
Он проиграл!
Он вспомнил голос и снова погрузился в забытье. А потом возник на поверхности зеркала и выпрыгнул по эту сторону бытия, целый и невредимый. А дьявольское «я», отраженное в зеркале, съежилось и исчезло.
Сколько длился третичный процесс — минуты ли, часы или дни, — Чоузен так никогда и не узнал.
Когда процесс завершился, он уже кое-что понял относительно той погони, что Разделитель пел за Создателем. Он овладел техникой проецирования и пережил медитационное состояние, известное как «хуж каузе».
Он очнулся внутри собственного тела, с разумом, свободным от логической фигуры Разделителя, и обнаружил, что по-прежнему находится возле корней, в тени вентиляционных пластин, а возле него сидит вудвос, положив руки на колени.
Чи Линь Вей куда-то исчезла, Чжао шестой был мертв — уже довольно долгое время, как ему показалось. Его собственное тело было покрыто язвами, вокруг которых торопливо сновали рабочие хитины. Одни пережевывали фрукты, превращая их в кашицу, другие очищали раны, удаляя из них гниющие споровые тела и бактерии.
Присмотревшись, он заметил, что у него пропал револьвер, а в голове Чжао шестого зияет отверстие от пули.
Организм Чжао почти одолел спруипов, и вот после всех мучений, которые он перенес, собственная госпожа хладнокровно застрелила его.
Перед Чоузеном стояла грандиозная задача. Ему было некогда искать Чи Линь Вей. Раз не удалось обнаружить в ментальной плоскости присутствие ее разума — значит, она где-то далеко, если вообще жива. Он найдет ее позже. А пока есть вещи поважнее.
Чоузен снова попросил у гнезда пищи — ему нужно было подкрепиться как следует
Глава 33
Вскоре после того, как он снова погрузился в состояние медитации, начался четвертичный процесс. Образы стремительно проносились мимо, сея в его сознании семена инструкций и слоговых мантр, способных порождать модулирующие импульсы. Образы, вызываемые ими, были настолько четкими, как будто он обладал недостижимой для любого другого человеческого существа остротой зрения.
Подстегиваемый какой-то непреодолимой силой, он вдыхал слоговые семена и впитывал в себя визуальные образы.
В одном из этих видений он сидел на коврике в длинной комнате с низким изогнутым потолком. Это была галерея, вдоль которой, на фоне голой белоснежной стены, пестрели разноцветные коврики. В противоположной стене зияли очень точно расположенные прорези окон. Сквозь них в галерею проникали лучи бенийского света, падая на страждущие, нечеловеческие лица учеников. Отбирая красные компоненты световой гаммы, они старались установить контроль над сплетением Ассутавы, в котором сексуальный импульс хранится в закодированном виде в спинномозговой жидкости.
Властные слова сотрясли галерею. Запульсировал барабан, на вершине башни низко и протяжно взревели медные трубы. Активно поддерживаемый великими умами своих наставников, класс сосредоточился на лучах Бени. Они учились ориентироваться в электромагнитных лабиринтах и проникать в силовые поля, чтобы обуздать энергию высших центров, подающих команды нервной системе через семенные слоги. И цветок с миллионом лепестков постепенно распускался в их сознании.
Чоузен застонал вместе с остальными, принимая в себя излучения Бени. На его глазах вместе с атомами испарялись и основополагающие принципы строения вселенной, в которой четыре стихии действуют на всем временном пространстве вдоль осей, проведенных Создателем, представлявшим собой какую-то таинственную суперсилу, существо высшего порядка.
Видение ушло, смытое послушным потоком.
В морозном воздухе Чоузен вместе с двумя учениками помладше взбирался на высокий гребень. Как они могли дышать этим воздухом, не пользуясь при этом никакими специальными аппаратами, так и осталось для Чоузена загадкой. Он понимал лишь, что его нынешняя оболочка — это не человеческое тело. Все было не так — человеческие руки не способны на такие быстрые движения, человеческие ноги ступают как-то иначе.
Он заключил, что черпает впечатления из жизни некоего существа, которое общается с ним через сознание вудвоса. В мозгу этого существа хранятся воспоминания о древнем Фенрилле — о долесном периоде, предшествующем великим переменам.
Те двое, что карабкались вместе с ним, были рослые, широкоплечие, но с довольно жидкой мускулатурой, то ли лысые, то ли гладко выбритые. На них были набедренные повязки из тончайшей серой ткани.
Усевшись на голых скалах, которые выветривались слой за слоем под неумолимым натиском снега и солнца, ученики принялись приручать Сплетение Восугхады. Шаг за шагом они устанавливали контроль над собственными физиологическими процессами — над уровнем испарения жидкости, сердцебиением, температурой тела. Они дышали глубоко и размеренно, наполняя легкие холодным высокогорным воздухом. Обмен веществ замедлился — все процессы в их организмах застыли. Они не могли спуститься обратно до тех пор, пока мозг настоятеля не воззовет к ним при помощи логических фигур в плоскости глубинного сознания. Ученики видели, как под ними, над долиной, собираются грозовые тучи.
И снова новый образ.
В темном пространстве сидели теперь семеро учеников. Каждый выставил перед собой руку с разжатой ладонью, демонстрируя этим жестом принятие всего сущего. Поверх ладоней горели небольшие священные огоньки Пурузы. Из них образовывались глубинные семенные слоги, они плыли над горными вершинами, сливаясь в сплошной гул. Седьмой уже был в процессе трансмиссии — наиболее труднодостижимое состояние. Наставник предупредил их об опасности распада, вызванного энтропией: «Добейтесь, чтобы тело стало вам послушно, и не то вы его лишитесь (смех)». Логом кто-то хлопнул в ладоши.
Пока остальные копили силу, один из учеников исчез прямо у них на глазах, и воздух с резким хлопком заполнил образовавшийся вакуум. Па этом закончилось последнее из видении.
Теперь Чоузен снова сидел на корточках в темной комуате. Он был один. Перед ним, послушное его воле, колыхалось метровое оранжевое пламя. В его сознании появились символы, посылаемые Учителем, больше известным как Эндиклав, и он завибрировал в экстазе — сам Аризель вступил с ним в контакт.
— Слабая сила — источник вредоносных вихрей. Найди правильную вибрационную борозду. Всегда помни про свою цель: как можно ближе к минусу, как можно ближе к безмолвию. Энтропия проникнет в любую систему, не закупоренную должным образом. Энтропии следует остерегаться в первую очередь.
Наставник прикоснулся к его разуму, и автоматически в его голове возникли символы мантры и начался процесс перехода. Он поплыл в никуда, в никогда, в бездонную межгалактическую бездну. С одной стороны в темноте проступала эллиптическая галактика. С другой — две галактики спиралевидной формы. Где-то «под» ним располагалась менее крупная из спиралей, настолько близко, что казалось, он вот-вот на нее наступит, а рядом с ней — еще одна, окутанная перистыми облаками из светящегося газа, со звездами, тянущимися до соседней галактики. Помимо них, были еще десятки других галактик — спиралей и эллипсов.
Чоузен понял, что он плывет по скоплению галактик, в котором скорее всего доминирует эллиптический монстр.
Из семенных слогов он узнал: здесь, в точке неустойчивого равновесия между мощными гравитационными полями, эллипса, засасывающего в себя сотни других галактик, черной дыры, деловито пожирающей звезды по несколько миллионов за час, и парой суперспиралей, вращающихся по орбите вокруг эллиптического гиганта, находится Гунгва — чрезвычайно важное для Аризелей тки Фенриллей место трансмиссий.
Здесь, между галактиками, силовые поля уравновешивали друг друга. Отсюда Повелители Одной из Четырех Стихий могли пикировать в огромный гравитационный колодец черной дыры, расположенной в центре эллипса. Задействовав его колоссальную энергию, Аризели тки Фенрилли преодолевали невообразимые расстояния, снова и снова выходя в своем познании необъятного мира за рамки сложившихся концепций. Место, куда попал Чоузен — первый из очагов великой Гунгвы, — было для них особенно важно.
Единственное, что защищало его сейчас, это дыхание велуша — одно из воплощений священного огня Пуруза. Он не мог слишком долго оставаться в вакууме. Через некоторое время, получив соответствующий импульс, Чоузен вернулся во вселенную, содержащую в себе Фенрилль. Его вел Наставник — он мысленно опекал Чоузена на протяжении всего процесса, точно так же, как заботливый родитель, уча ребенка плавать, всегда держится вблизи от него.
В межвременные периоды, когда четвертичный процесс временно приостанавливался, Чоузен — теперь просто Искатель — подкреплялся специальным желе, которое гнездо стряпало для своего божества. Проникнув с колоссальными трудностями в тайны человеческой биохимии, гнездо наконец подобрало, самую подходящую пищу — желе, напоминающее тот раствор, что давали молодым королевам, оставляющим гнездо. Приспособленная к пищеварительной системе гуманоидов смесь протеинов и микроэлементов была очень питательной и легко усваивалась. По вкусу она напоминала смесь фруктового сахара и молочной сыворотки. Его организм, слабый, истощенный голодом, жадно вбирал в себя питательные вещества. И вскоре ему стало намного лучше. Даже после фарамола он не чувствовал такого прилива сил. Пока он поглощал пищу, гнездо гудело от удовольствия. Вот то, чего оно так долго ждало, томясь в неведении. Гнездо понимало — оно участвует в событиях, по своему величию не сравнимых ни с чем.
И все это время поблизости находился вудвос. Он или сидел, вытянув свои гигантские ноги, или тихонько стоял возле дерева.
На второй день болячки начали заживать. На третий день Чоузен уже стоял на пороге трансмиссии и медитации. Задействовав свои новые возможности, он с нарастающей скоростью осваивал программу обучения, предложенную Аризелем. Чоузен не сомневался, что программу эту разработали для фейнов, потому что некоторым логическим фигурам сопутстствовали странные псевдовоспоминания явно нечеловеческого происхождения. Путем этих логических фигур с ним поддерживали контакт — в этом он был уверен, потому что процессы были слишком искусно увязаны между собой и спрессованы в такие бесконечно малые частицы, что явно не могли выполнять декоративную роль. Однако отклики, вызванные этими частицами в его сознании, были чисто сюрреалистического свойства. В первую очередь — страх перед высотой, которому сопутствовали смутные образы, почерпнутые из третичного процесса.
Можно ли отсюда заключить, что и фейны, и Аризели — продукты эволюции некой птицеподобной формы жизни?
Благодаря новым способностям, которые он получил в дар от хитинового гнезда, интеллектуальная мощь Чоузена резко возросла. Теперь он мгновенно схватывал суть проходящих через его мозг символов.
Последний зрительный образ отличался от всех остальных, как будто относился к гораздо более позднему периоду. Он запечатлел Разделителя-Ученика, сидящего у деревьев с энергетическим зарядом. Смеркалось, лес наполнился обычными в вечерние часы звуками. Нахри бродили повсюду, вспугивая стайки скипов, те шумно перебирались на несколько веток повыше. Разделитель-Ученик просидел там целый зон, время от времени его подкармливал какой-нибудь вудвос или фейн. В ту пору континенты уже срослись воедино, опасные астероиды, блуждающие по системе, были выброшены во внешнюю оболочку Бени, и его миссия подошла к концу. Вместе с миллионами себе подобных он обрел свободу.
Теперь он мог испробовать на себе выравнивающую медитацию, впервые использованную Великим Наставником Чаком 404040.
Его разум, войдя в силовой режим, разжег между деревьев огонь Пуруза. Начался процесс трансмиссии, в ход? которого Разделитель-Ученик подверг сдою субстанцию распаду, чтобы присоединиться к Аризелям тки Фенриллям в качестве существа, известного исключительно как Разделитель.
Чоузен открыл глаза. Будущее показалось ему предопределенным. К своему удивлению, он обнаружил Чи Линь Вей, сидящую на корточках возле него. Вудвоса не было видно, но Чоузен ощущал исходящую от него ярость и знал, что он где-то рядом.
— Так ты до сих пор жив, — бесстрастно произнесла Чи Линь Вей. За поясом у нее был револьвер.
— Да, похоже на то. А где ты была?
— Там, — она неопределенно махнула рукой. — Там ничего нет.
— Понятно.
— Я умираю от голода, — сказала она, — но не могу же я съесть своего Чжао — это было бы слишком. — Она потянулась за револьвером. — Придется мне съесть тебя.
Он активизировал свое сдерживающее поле, но неожиданно натолкнулся на странную отражающую волну. Ч и Линь Вей наступала на него, наводя револьвер, глубоко погруженная в состояние Мазы. Он рывком поднялся на ноги.
— Не нужно! Гнездо накормит тебя! Я уже получил от него типу!
Но все его доводы отскакивали от ее стеклянных глаз и отрешенного лица. Ствол револьвера медленно поднимался.
Он хотел увернуться, броситься прочь, но тут же с горечью подумал, что расстояние слишком мало, а Чи Линь Вей слишком искусно владеет оружием, чтобы промахнуться. Его силовое поле беспомощно скользило по поверхности ее сознания, а в каком-то метре от него маячило дуло револьвера. Она прицелилась.
И, тут рука вудвоса обхватила ее и подняла в воздух. Крик отчаяния взорвал вечернюю тишину. Она выстрелила вудвосу в плечо, чем лишь привела его в еще большее бешенство. Он тут же сожрал ее. Охваченный противоречивыми чувствами, Чоузен смотрел, как ритмично ходят огромные челюсти, — это продолжалось всего несколько мгновений, а потом вудвос проглотил ее.
Этой же ночью, в бархатной тьме, опустившейся на деревья, Чоузен прошел через четвертичный процесс. Он поднялся над землей на несколько дюймов.
«Подлинный мастер проделывает это упражнение ежедневно, но не следует им злоупотреблять, пытаясь вознестись на небо».
Он с легкостью восстановил в памяти этот символ. Когда Чоузен открыл свое ментальное пространство, чтобы вобрать в себя биологическую энергию огромных деревьев, он снова увидел путь, проложенный для него во вселенной.
Пришло время себя испытать. Его тело быстро заживало, хотя кожу до сих пор покрывали маленькие фурункулы. Четвертичный процесс дал ему все, что только возможно, но его разум, единственный в своем роде, непохожий теперь на разум человека, фейна или Аризеля, уже устремился дальше, вырываясь за пределы четвертичного процесса.
Логический символ направит его, деревья снабдят энергией для прохождения вибрационной дорожки. Ему дали проникнуть в метафизику Аризелей, существ, которые, подвергнувшись трансформации на планете Фенрилль, затем оставили ее и пустились в бесконечное странствие по вселенным.
Теперь он не свернет со своего пути — Разделитель придал побудительным импульсам характер постоянно действующего процесса. Чувствуя, как гудит энергия вокруг него, он подставил свое сознание под воздействие нарастающих импульсов. А потом с деревьев он переключился на огонь, и вибрационные дорожки открылись перед ним.
Заклинание, применяемое при трансмиссиях, возникло у него в мозгу. Логические фигуры набирали темп. И тут он совершил трансмиссию. Оттолкнувшись от биополя леса, как от огромного батута, он очутился в новой системе полярности. Логические фигуры увеличили крен относительно оси трехмерной вселенной, и он, затянутый в водоворот великой Гунгвы, скрылся в глубинах времени и пространства.
Его руки, выставленные вперед, были сложены крест-накрест, ладонями вверх — жест, свидетельствующий о принятии бинарности вселенной, его ноги безвольно повисли, но все его тело было защищено полем, которое создавалось дыханием нрабы велуша.
Он продолжал дышать — в замедленном ритме, так, как этого требовал в большинстве случаев четвертичный процесс. Но легкие его втягивали не воздух, а огонь Пурузы.
Огромные галактики пугали своим ярким светом. Вдоль спиралей искрились раскаленные синие супергиганты, словно драгоценные камни, разбросанные на фоне пыли и облаков. Импульсы Разделителя служили ему гравитационными ориентирами. Взгляд его был устремлен вниз, в бушующую сердцевину огромной эллиптической галактики, в те области, где мерцали скопления миллионов звезд. И еще дальше — в то пространство, где сгустки звездной пыли — отрыжки черной дыры с ее чудовищными энергетическими полями — образовывали огромные и недолговечные суперзвезды.
Каждую минуту мириады красных карликов и сотни гигантов дробились на части под воздействием хаотических потоков на кромке разрастающегося кольца. Для живой плоти пробыть здесь больше пикосекунды означало подвергнуться мощнейшему гамма-излучению. Перед ним открылось гигантское кладбище галактик.
Он летел не останавливаясь. В этих обширных водоворотах он перемещался со скоростью мысли, время от времени попадая в зону огромного циклона, расположенного в центре эллипса. Наступила фаза интенсивной трансмиссии, во время которой он глубоко внедрился в топологию вселенной.
Подстегиваемый какой-то непреодолимой силой, он вдыхал слоговые семена и впитывал в себя визуальные образы.
В одном из этих видений он сидел на коврике в длинной комнате с низким изогнутым потолком. Это была галерея, вдоль которой, на фоне голой белоснежной стены, пестрели разноцветные коврики. В противоположной стене зияли очень точно расположенные прорези окон. Сквозь них в галерею проникали лучи бенийского света, падая на страждущие, нечеловеческие лица учеников. Отбирая красные компоненты световой гаммы, они старались установить контроль над сплетением Ассутавы, в котором сексуальный импульс хранится в закодированном виде в спинномозговой жидкости.
Властные слова сотрясли галерею. Запульсировал барабан, на вершине башни низко и протяжно взревели медные трубы. Активно поддерживаемый великими умами своих наставников, класс сосредоточился на лучах Бени. Они учились ориентироваться в электромагнитных лабиринтах и проникать в силовые поля, чтобы обуздать энергию высших центров, подающих команды нервной системе через семенные слоги. И цветок с миллионом лепестков постепенно распускался в их сознании.
Чоузен застонал вместе с остальными, принимая в себя излучения Бени. На его глазах вместе с атомами испарялись и основополагающие принципы строения вселенной, в которой четыре стихии действуют на всем временном пространстве вдоль осей, проведенных Создателем, представлявшим собой какую-то таинственную суперсилу, существо высшего порядка.
Видение ушло, смытое послушным потоком.
В морозном воздухе Чоузен вместе с двумя учениками помладше взбирался на высокий гребень. Как они могли дышать этим воздухом, не пользуясь при этом никакими специальными аппаратами, так и осталось для Чоузена загадкой. Он понимал лишь, что его нынешняя оболочка — это не человеческое тело. Все было не так — человеческие руки не способны на такие быстрые движения, человеческие ноги ступают как-то иначе.
Он заключил, что черпает впечатления из жизни некоего существа, которое общается с ним через сознание вудвоса. В мозгу этого существа хранятся воспоминания о древнем Фенрилле — о долесном периоде, предшествующем великим переменам.
Те двое, что карабкались вместе с ним, были рослые, широкоплечие, но с довольно жидкой мускулатурой, то ли лысые, то ли гладко выбритые. На них были набедренные повязки из тончайшей серой ткани.
Усевшись на голых скалах, которые выветривались слой за слоем под неумолимым натиском снега и солнца, ученики принялись приручать Сплетение Восугхады. Шаг за шагом они устанавливали контроль над собственными физиологическими процессами — над уровнем испарения жидкости, сердцебиением, температурой тела. Они дышали глубоко и размеренно, наполняя легкие холодным высокогорным воздухом. Обмен веществ замедлился — все процессы в их организмах застыли. Они не могли спуститься обратно до тех пор, пока мозг настоятеля не воззовет к ним при помощи логических фигур в плоскости глубинного сознания. Ученики видели, как под ними, над долиной, собираются грозовые тучи.
И снова новый образ.
В темном пространстве сидели теперь семеро учеников. Каждый выставил перед собой руку с разжатой ладонью, демонстрируя этим жестом принятие всего сущего. Поверх ладоней горели небольшие священные огоньки Пурузы. Из них образовывались глубинные семенные слоги, они плыли над горными вершинами, сливаясь в сплошной гул. Седьмой уже был в процессе трансмиссии — наиболее труднодостижимое состояние. Наставник предупредил их об опасности распада, вызванного энтропией: «Добейтесь, чтобы тело стало вам послушно, и не то вы его лишитесь (смех)». Логом кто-то хлопнул в ладоши.
Пока остальные копили силу, один из учеников исчез прямо у них на глазах, и воздух с резким хлопком заполнил образовавшийся вакуум. Па этом закончилось последнее из видении.
Теперь Чоузен снова сидел на корточках в темной комуате. Он был один. Перед ним, послушное его воле, колыхалось метровое оранжевое пламя. В его сознании появились символы, посылаемые Учителем, больше известным как Эндиклав, и он завибрировал в экстазе — сам Аризель вступил с ним в контакт.
— Слабая сила — источник вредоносных вихрей. Найди правильную вибрационную борозду. Всегда помни про свою цель: как можно ближе к минусу, как можно ближе к безмолвию. Энтропия проникнет в любую систему, не закупоренную должным образом. Энтропии следует остерегаться в первую очередь.
Наставник прикоснулся к его разуму, и автоматически в его голове возникли символы мантры и начался процесс перехода. Он поплыл в никуда, в никогда, в бездонную межгалактическую бездну. С одной стороны в темноте проступала эллиптическая галактика. С другой — две галактики спиралевидной формы. Где-то «под» ним располагалась менее крупная из спиралей, настолько близко, что казалось, он вот-вот на нее наступит, а рядом с ней — еще одна, окутанная перистыми облаками из светящегося газа, со звездами, тянущимися до соседней галактики. Помимо них, были еще десятки других галактик — спиралей и эллипсов.
Чоузен понял, что он плывет по скоплению галактик, в котором скорее всего доминирует эллиптический монстр.
Из семенных слогов он узнал: здесь, в точке неустойчивого равновесия между мощными гравитационными полями, эллипса, засасывающего в себя сотни других галактик, черной дыры, деловито пожирающей звезды по несколько миллионов за час, и парой суперспиралей, вращающихся по орбите вокруг эллиптического гиганта, находится Гунгва — чрезвычайно важное для Аризелей тки Фенриллей место трансмиссий.
Здесь, между галактиками, силовые поля уравновешивали друг друга. Отсюда Повелители Одной из Четырех Стихий могли пикировать в огромный гравитационный колодец черной дыры, расположенной в центре эллипса. Задействовав его колоссальную энергию, Аризели тки Фенрилли преодолевали невообразимые расстояния, снова и снова выходя в своем познании необъятного мира за рамки сложившихся концепций. Место, куда попал Чоузен — первый из очагов великой Гунгвы, — было для них особенно важно.
Единственное, что защищало его сейчас, это дыхание велуша — одно из воплощений священного огня Пуруза. Он не мог слишком долго оставаться в вакууме. Через некоторое время, получив соответствующий импульс, Чоузен вернулся во вселенную, содержащую в себе Фенрилль. Его вел Наставник — он мысленно опекал Чоузена на протяжении всего процесса, точно так же, как заботливый родитель, уча ребенка плавать, всегда держится вблизи от него.
В межвременные периоды, когда четвертичный процесс временно приостанавливался, Чоузен — теперь просто Искатель — подкреплялся специальным желе, которое гнездо стряпало для своего божества. Проникнув с колоссальными трудностями в тайны человеческой биохимии, гнездо наконец подобрало, самую подходящую пищу — желе, напоминающее тот раствор, что давали молодым королевам, оставляющим гнездо. Приспособленная к пищеварительной системе гуманоидов смесь протеинов и микроэлементов была очень питательной и легко усваивалась. По вкусу она напоминала смесь фруктового сахара и молочной сыворотки. Его организм, слабый, истощенный голодом, жадно вбирал в себя питательные вещества. И вскоре ему стало намного лучше. Даже после фарамола он не чувствовал такого прилива сил. Пока он поглощал пищу, гнездо гудело от удовольствия. Вот то, чего оно так долго ждало, томясь в неведении. Гнездо понимало — оно участвует в событиях, по своему величию не сравнимых ни с чем.
И все это время поблизости находился вудвос. Он или сидел, вытянув свои гигантские ноги, или тихонько стоял возле дерева.
На второй день болячки начали заживать. На третий день Чоузен уже стоял на пороге трансмиссии и медитации. Задействовав свои новые возможности, он с нарастающей скоростью осваивал программу обучения, предложенную Аризелем. Чоузен не сомневался, что программу эту разработали для фейнов, потому что некоторым логическим фигурам сопутстствовали странные псевдовоспоминания явно нечеловеческого происхождения. Путем этих логических фигур с ним поддерживали контакт — в этом он был уверен, потому что процессы были слишком искусно увязаны между собой и спрессованы в такие бесконечно малые частицы, что явно не могли выполнять декоративную роль. Однако отклики, вызванные этими частицами в его сознании, были чисто сюрреалистического свойства. В первую очередь — страх перед высотой, которому сопутствовали смутные образы, почерпнутые из третичного процесса.
Можно ли отсюда заключить, что и фейны, и Аризели — продукты эволюции некой птицеподобной формы жизни?
Благодаря новым способностям, которые он получил в дар от хитинового гнезда, интеллектуальная мощь Чоузена резко возросла. Теперь он мгновенно схватывал суть проходящих через его мозг символов.
Последний зрительный образ отличался от всех остальных, как будто относился к гораздо более позднему периоду. Он запечатлел Разделителя-Ученика, сидящего у деревьев с энергетическим зарядом. Смеркалось, лес наполнился обычными в вечерние часы звуками. Нахри бродили повсюду, вспугивая стайки скипов, те шумно перебирались на несколько веток повыше. Разделитель-Ученик просидел там целый зон, время от времени его подкармливал какой-нибудь вудвос или фейн. В ту пору континенты уже срослись воедино, опасные астероиды, блуждающие по системе, были выброшены во внешнюю оболочку Бени, и его миссия подошла к концу. Вместе с миллионами себе подобных он обрел свободу.
Теперь он мог испробовать на себе выравнивающую медитацию, впервые использованную Великим Наставником Чаком 404040.
Его разум, войдя в силовой режим, разжег между деревьев огонь Пуруза. Начался процесс трансмиссии, в ход? которого Разделитель-Ученик подверг сдою субстанцию распаду, чтобы присоединиться к Аризелям тки Фенриллям в качестве существа, известного исключительно как Разделитель.
Чоузен открыл глаза. Будущее показалось ему предопределенным. К своему удивлению, он обнаружил Чи Линь Вей, сидящую на корточках возле него. Вудвоса не было видно, но Чоузен ощущал исходящую от него ярость и знал, что он где-то рядом.
— Так ты до сих пор жив, — бесстрастно произнесла Чи Линь Вей. За поясом у нее был револьвер.
— Да, похоже на то. А где ты была?
— Там, — она неопределенно махнула рукой. — Там ничего нет.
— Понятно.
— Я умираю от голода, — сказала она, — но не могу же я съесть своего Чжао — это было бы слишком. — Она потянулась за револьвером. — Придется мне съесть тебя.
Он активизировал свое сдерживающее поле, но неожиданно натолкнулся на странную отражающую волну. Ч и Линь Вей наступала на него, наводя револьвер, глубоко погруженная в состояние Мазы. Он рывком поднялся на ноги.
— Не нужно! Гнездо накормит тебя! Я уже получил от него типу!
Но все его доводы отскакивали от ее стеклянных глаз и отрешенного лица. Ствол револьвера медленно поднимался.
Он хотел увернуться, броситься прочь, но тут же с горечью подумал, что расстояние слишком мало, а Чи Линь Вей слишком искусно владеет оружием, чтобы промахнуться. Его силовое поле беспомощно скользило по поверхности ее сознания, а в каком-то метре от него маячило дуло револьвера. Она прицелилась.
И, тут рука вудвоса обхватила ее и подняла в воздух. Крик отчаяния взорвал вечернюю тишину. Она выстрелила вудвосу в плечо, чем лишь привела его в еще большее бешенство. Он тут же сожрал ее. Охваченный противоречивыми чувствами, Чоузен смотрел, как ритмично ходят огромные челюсти, — это продолжалось всего несколько мгновений, а потом вудвос проглотил ее.
Этой же ночью, в бархатной тьме, опустившейся на деревья, Чоузен прошел через четвертичный процесс. Он поднялся над землей на несколько дюймов.
«Подлинный мастер проделывает это упражнение ежедневно, но не следует им злоупотреблять, пытаясь вознестись на небо».
Он с легкостью восстановил в памяти этот символ. Когда Чоузен открыл свое ментальное пространство, чтобы вобрать в себя биологическую энергию огромных деревьев, он снова увидел путь, проложенный для него во вселенной.
Пришло время себя испытать. Его тело быстро заживало, хотя кожу до сих пор покрывали маленькие фурункулы. Четвертичный процесс дал ему все, что только возможно, но его разум, единственный в своем роде, непохожий теперь на разум человека, фейна или Аризеля, уже устремился дальше, вырываясь за пределы четвертичного процесса.
Логический символ направит его, деревья снабдят энергией для прохождения вибрационной дорожки. Ему дали проникнуть в метафизику Аризелей, существ, которые, подвергнувшись трансформации на планете Фенрилль, затем оставили ее и пустились в бесконечное странствие по вселенным.
Теперь он не свернет со своего пути — Разделитель придал побудительным импульсам характер постоянно действующего процесса. Чувствуя, как гудит энергия вокруг него, он подставил свое сознание под воздействие нарастающих импульсов. А потом с деревьев он переключился на огонь, и вибрационные дорожки открылись перед ним.
Заклинание, применяемое при трансмиссиях, возникло у него в мозгу. Логические фигуры набирали темп. И тут он совершил трансмиссию. Оттолкнувшись от биополя леса, как от огромного батута, он очутился в новой системе полярности. Логические фигуры увеличили крен относительно оси трехмерной вселенной, и он, затянутый в водоворот великой Гунгвы, скрылся в глубинах времени и пространства.
Его руки, выставленные вперед, были сложены крест-накрест, ладонями вверх — жест, свидетельствующий о принятии бинарности вселенной, его ноги безвольно повисли, но все его тело было защищено полем, которое создавалось дыханием нрабы велуша.
Он продолжал дышать — в замедленном ритме, так, как этого требовал в большинстве случаев четвертичный процесс. Но легкие его втягивали не воздух, а огонь Пурузы.
Огромные галактики пугали своим ярким светом. Вдоль спиралей искрились раскаленные синие супергиганты, словно драгоценные камни, разбросанные на фоне пыли и облаков. Импульсы Разделителя служили ему гравитационными ориентирами. Взгляд его был устремлен вниз, в бушующую сердцевину огромной эллиптической галактики, в те области, где мерцали скопления миллионов звезд. И еще дальше — в то пространство, где сгустки звездной пыли — отрыжки черной дыры с ее чудовищными энергетическими полями — образовывали огромные и недолговечные суперзвезды.
Каждую минуту мириады красных карликов и сотни гигантов дробились на части под воздействием хаотических потоков на кромке разрастающегося кольца. Для живой плоти пробыть здесь больше пикосекунды означало подвергнуться мощнейшему гамма-излучению. Перед ним открылось гигантское кладбище галактик.
Он летел не останавливаясь. В этих обширных водоворотах он перемещался со скоростью мысли, время от времени попадая в зону огромного циклона, расположенного в центре эллипса. Наступила фаза интенсивной трансмиссии, во время которой он глубоко внедрился в топологию вселенной.