– Тогда кому оно принадлежит?
   – Сенатору Нельсону де Темплу. Они построили дамбу и отвели для нас рукав реки более чем тридцать лет назад.
   – Отцу Джнны?!
   – Да, отцу Джины. Сколько себя помню, мы ежегодно платили сенатору арендную плату за пользование водой.
   – Понимаю. Что случится, если сенатор внезапно решит перекрыть тебе доступ к воде?
   – Ах, дорогая, дорогая, – Берт нежно привлек жену к себе, – только женщина может высказать такое невероятное предположение.
   – Возможно. Но ведь Джина тоже женщина, не забудь.
   Ласково улыбаясь, Берт принялся вытаскивать шпильки из прически своей жены.
   – Правильно, но она и вполовину не так умна, как ты.
   Тяжелые золотистые волосы Сабеллы упали ей на плечи. Нетерпеливо заведя один из локонов за ухо, Сабелла сказала:
   – Ты недооцениваешь свою бывшую невесту, Берт. Она так же умна, как и я.
   – Ошибаешься, малышка. – Берт прикоснулся к пуговицам на ее жакете. – Ты необычайно сообразительна, ты – самая умная женщина, с которой я сталкивался в своей жизни.
   – Ты так думаешь?
   – Я это знаю. В конце концов ты была достаточно умна, чтобы поймать меня.
   – Поймать тебя? – На секунду Сабелла высвободилась из его объятий. Ее поразили слова Берта, но она тотчас постаралась подавить чувство вины. – Ну, Берт Бернет, ты самый тщеславный мужчина, с которым я...
   – Правильно, – легко согласился он, – но я же очаровательный, ты не находишь?
   Сабелла не ответила, лишь улыбнулась.
   – Хотя и не настолько очаровательный, как ты. Берт расстегнул ее жакет, и его серые глаза мгновенно загорелись. Проведя пальцем по отделанному кружевом верхнему краю сорочки, он спросил:
   – Знаешь, что я собираюсь сделать?
   – Нет. Скажи мне.
   – Держать тебя. Трогать тебя. Пробовать тебя на вкус. Сабелла вспыхнула от смущения.
   – Берт, но солнце еще не зашло.
   – Разве это имеет значение? Сабелла застенчиво пожала плечами.
   – Просто кажется немного неприличным ложиться в кровать еще до темноты.
   – Не могу не согласиться, – лукаво сказал Берт. – Поэтому останемся здесь.
   – Я не это имела в виду.
   Губы Берта оборвали ее дальнейшие протесты. Сабеллу, как всегда, удивила сладость его поцелуя. Губы ее тотчас раскрылись. Все происходило помимо се воли. Сабелла таяла под напором его губ, языка, Берт обладал удивительной властью над ее телом, заставлял сердце биться в десять раз быстрее.
   Как это прекрасно, что ей хорошо с Бертом! Ведь только святая Дева Мария зачала без мужчины, а ей, простой смертной, чтобы родить сына, придется заниматься любовью с мужем снова и снова.
   Всего несколько пылких поцелуев – и страсть и желание охватили Сабеллу с такой силой, что она не стала сопротивляться, когда Берт, не отрывая губ от ее рта, начал снимать с нее одежду.
   Прошли мгновения – так показалось Сабелле, – а они, горячие и обнаженные, уже лежали рядом в широкой мягкой постели.
   Берт так и не задернул черные шторы, и последние лучи заходящего солнца освещали спальню мягким полузакатным светом, преображая все вокруг. Два сплетенных тела, прекрасных и совершенных, словно окунулись в розово-золотой поток. Казалось, что нет ничего более естественного, чем любить друг друга в эту волшебную минуту.
   Шелковые простыни были прохладными, и от этого разгоряченные тела на них были еще жарче Берт и Сабелла двигались словно прекрасно, прилаженные и смазанные части механизма. Стук колес, легкое покачивание вагона каким-то образом стали составной частью нарастающего чувственного удовольствия.
   Когда поезд с трудом взбирался на крутой холм, любовники двигались в замедленном ритме.
   Но вот поезд начал спускаться вниз, постепенно набирая ход. Казалось, пульс лежащих на кровати людей старался не отстать от бешеного стука колес. Скорость возросла, и вагоны стали раскачиваться и подпрыгивать на рельсах. Словно вторя их движениям, Берт и Сабелла извивались, приподнимались и метались на кровати.
   Отлаженные части двигателя работали превосходно. Мощные поршни под давлением пара двигались вперед-назад, и по тому же принципу действовал не менее чудесный механизм любящих друг друга мужчины и женщины: мужское орудие Берта проникало в туго натянутую плоть Сабеллы и возвращалось обратно.
   Скорость и давление продолжали нарастать. Казалось, все вышло из-под контроля. Это была дикая, изматывающая гонка...
   Когда поезд наконец спустился в долину и раздался пронзительный гудок, с губ Сабеллы сорвался крик восторга. Глубокий стон Берта вмешался в этот странный хор.
   Мгновение позже Сабелла приоткрыла глаза и повернула голову. Солнце уже зашло, в вагоне царил полумрак. Только сейчас Сабелла вспомнила о незадернутых шторах.
   – Берт...
   – Ммм...
   – Шторы не задвинуты. Как ты думаешь, нас могли видеть?
   Низкий, веселый смех, затем усталый, но довольный голос:
   – Малышка, меня это совершенно не волнует.

Глава 26

   В свете слабого ночника на столике виднелась полупустая бутылка амонтильядо, ввезенная еще во времена правления Джорджа Вашингтона, два бокала, один – перевернутый беззаботной рукой, несколько капель пролившегося драгоценного вина, блюдо с клубникой, маленькие серебряные вазочки с остатками взбитых сливок, рассыпанные шоколадные конфеты.
   Весь этот натюрморт усыпали нежные лепестки белых роз. Дорожка хрупких лепестков тянулась к кровати, а там нежные лепестки покрывали шелковые простыни, одеяла и подушки, на которых мирно спала Сабелла.
   Берт, переполненный счастьем, не мог да и не хотел спать. Этот необыкновенный, сладостный день должен длиться вечно.
   Не отрывая счастливого взгляда от жены, Берт вспоминал дикую гонку поезда, любовь на закате солнца, долгoe купание вдвоем, ужин и разговоры до полуночи. Они сидели в кровати, облокотившись на подушки, пили вино» кормили друг друга ягодами и конфетами, смеялись и разговаривали.
   Сабелла рассказывала о своей семье и о тех трудных временах, которые им пришлось пережить.
   – ...Когда мне было два года, произошел несчастный случай: отец упал под копыта лошади и сломал обе ноги.
   – Иисус, малышка, что за трагедия.
   – Он больше никогда не смог сесть на лошадь. Но Кармелита и ее муж Виктор разрешили нам жить с ними на их маленьком ранчо. Затем наступили эти ужасные засухи середины шестидесятых И когда-то прибыльное ранчо превратилось в кусок пустыни. Им пришлось продать его.
   – Значит, ты и твои родители?..
   – Вынуждены были уехать. Мама, чтобы, прокормить нас, нанималась на тяжелую работу. – Сабелла грустно помолчала. – Мой отец был гордым испанцем и не мог видеть, как она тяжело работает. Это разбило его сердце. Он чувствовал себя бесполезным, словно перестал быть мужчиной. Вскоре он умер.
   – Мне так жаль, Сабелла.
   – Мама боролась ради меня, но она была хрупкой женщиной, которая не привыкла работать как тягловая лошадь. Устав и отчаявшись, она последовала за мужем десять лет спустя.
   – Милая, ты забудешь о своих невзгодах.
   – Знаю. – Глаза ее слегка сузились в полутьме. – Я это знаю.
   – А сейчас выпей еще вина.
   Сабелла улыбнулась мужу, и они пригубили амонтильядо.
   Возможно, потом, думал Берт, они слегка опьянели и не заметили, что их одеяла давно лежат на полу.
   Выхватив розу из вазы, Берт; протянул ее Сабелле. Она поднесла цветок к лицу, глубоко вдохнула его тонким аромат и легонько провела им по груди Берта, но он отобрал розу и стал щекотать Сабеллу нежными лепестками. Хохоча, Сабелла старалась отодвинуться на дальний край матраса. Потом соскочила с кровати и заметалась по комнате. Смеясь и дразня друг друга, они бегали вокруг кровати, пока окончательно не запыхались.
   Отталкивая мужа, Сабелла не удержалась и упала на шелковые простыни, Берт стоял над ней – грудь тяжело вздымается, слегка осыпавшаяся роза наготове в руке.
   – Нет, больше… не надо щекотать меня... – смеясь, Сабелла в изнеможении закрыла глаза.
   – Я больше не стану щекотать тебя, любимая. Берт оборвал один лепесток розы и уронил его ей на живот.
   Потом другой. Он упал на бедро. Сабелла приоткрыла глаза, улыбнулась и взяла мужа за руку. Потянув, она заставила Берта лечь рядом и, схватив цветок, который Берт все еще держал в руке, осыпала лепестками его Грудь.
   Это была новая удивительная игра. Они швырялись лепестками друг в друга. Прошло немало времени, и последняя из четырех дюжин стоящих в вазах роз потеряла свой убор.
   Наконец Сабелла сонно зевнула и честно призналась, что у нее закрываются глаза.
   – Спи, любимая, – улыбнулся Берт.
   – Ммм, – пробормотала вместо ответа Сабелла и быстро погрузилась в сон.
   Она заснула час назад, и все это время Берт счастливо смотрел на жену, радуясь, что теперь она принадлежит ему. Во сне Сабелла выглядела намного моложе своих двадцати пяти лет. Обрамленное золотыми волосами прелестное лицо казалось лицом невинного ребенка: темные ресницы отбрасывают длинные тени на высокие скулы; маленький, прекрасно очерченный нос; полные губы слегка приоткрывают ровные белые зубы.
   Взгляд Берта скользнул ниже. В прекрасном теле Сабеллы не было ничего от ребенка. Раскинувшись, рядом с ним спит истинная женщина. Полные груди с большими сосками, казалось, просят поцеловать их; золотистая кожа, тонкая талия, округлые бедра, плавно переходящие в длинные стройные ноги.
   Сабелла была так восхитительна, что Берту захотелось нарисовать ее такой, как она есть сейчас – обнаженной, спящей, беззащитной и необыкновенно красивой. Но пока он сам когда-нибудь не научится рисовать, эта картина будет существовать лишь в его воображении.
   Берт улыбнулся, увидев лепестки роз в золотистых волосах Сабеллы, на ее груди и животе.
   Бросив быстрый взгляд на лицо спящей Сабеллы, Берт собрал все лепестки и, словно играя сам с собой, стал медленно, очень осторожно покрывать лепестками треугольник бледно-золотистых волос. Словно художник, он дал полную волю фантазии, создавая настоящий шедевр с помощью собственных умелых рук и прекрасного тела Сабеллы.
   Не торопясь закончить свое произведение искусства, Берт старался найти для каждого лепестка надлежащее место. Если же это не получалось, он, словно настоящий художник, сердился и не успокаивался до тех пор, пока не добивался своего.
   Берт трудился над «картиной», а спящая женщина видела сон. Странный, бесстыдный сон. Он был так реален, что Сабелла застонала от удовольствия, доставляемого прикосновениями рук к ее обнаженному телу.
   Сабелла медленно открыла глаза, но так и не смогла понять, проснулась ли она на самом деле. Взгляд ее упал на склонившуюся над ней темноволосую голову, и глаза Сабеллы расширились, когда она увидела, что загорелые руки Берта украшают ее лепестками роз.
   Наверное, она спит и видит прекрасный сон, в котором Берт выполняет странный ритуал. Но даже если это не сон, она не станет вмешиваться: ей слишком хорошо сейчас.
   Сабелла притворилась спящей, а сама тихонько наблюдала за Бертом. Казалось, он был полностью поглощен своей необычной игрой. Сабелла чувствовала себя богиней, которой поклоняются и осыпают цветами.
   Берт легко касался ее обнаженного тела, и Сабелла, стремясь продлить сладостные ощущения, лежала тихо, боясь пошевелиться. Затем тихонько позвала мужа:
   Он поднял голову. В его глазах Сабелла прочла такую любовь и желание, что у нее перехватило дыхание.
   – Люби меня, Сабелла. – Берт одним быстрым движением, безжалостно круша нежные лепестки, накрыл ее тело своим. – Пожалуйста, милая.
   – Да... О да.

Глава 27

   Когда поезд прибыл в Сан-Франциско, их уже ждал наемный экипаж. Сабелла, которая никогда не была в большом городе и не привыкла к толпам спешащих по своим делам людей, всю дорогу в гостиницу смотрела по сторонам широко распахнутыми от изумления глазами.
   Наконец экипаж остановился под высоким навесом Палас-отеля. Представительный швейцар в ливрее, выглядевший словно генерал в отставке, провел прибывших гостей в огромный холл гостиницы, а несколько служащих, одетых в униформу, занялись их багажом.
   Роскошная обстановка подавляла Сабеллу, и она все время цеплялась за рукав Берта. В номере Сабелла наконец вздохнула с облегчением.
   Словно маленькая девочка, она бегала из комнаты в комнату, осматривая их, вскрикивала от восторга, около каждого окна любовалась видом города.
   Выйдя на балкон, она замерла, положив руки на перила, запрокинула голову и глубоко вдохнула прохладный, наполненный запахами моря воздух.
   Берт последовал за женой и обнял ее. Сабелла тихонько вздохнула. Мгновение они молчали.
   – Город, гостиница, наш номер – все принадлежит тебе, – внезапно сказал Берт. – Все, что ни захочешь, будет выполнено.
   Сабелла невольно вздрогнула. Какая самоуверенность!
   В последние дни она была немного не в себе, но сейчас, когда ее мозг не туманит вино или пылкие ласки мужа, – сейчас ее ненависть к Берту пылает с той же силой, что и страсть, которую он пробудил в ней. Сабелле хотелось закричать, что она хочет получить от него только одно – сына и наследника Линдо Виста.
   Однако вместо этого она нежно положила голову на плечо мужа.
   – Ты так уверен в себе. Разве сила и богатство Бернетов имеют вес и в Сан-Франциско?
   – Проверь. Попробуй придумать какое-нибудь желание, которое я не смог бы выполнить.
   – М-м-м. Приглашение на вечер в самый большой дом на Ноб Хилл.
   – Это слишком просто, малышка. – Берт рассмеялся и прижался губами к светло-золотистым волосам. – Попробуй еще.
   – Дай мне немного подумать.
   – Сколько угодно. Только скажи мне, когда что-нибудь придумаешь.
   – Обязательно, – пообещала Сабелла, раздумывая, с чем же этот самоуверенный Берт Бернет не сможет справиться.
   Однако вскоре Сабелле показалось, что ее муж действительно способен выполнить любую ее прихоть. Если ей нравилась какая-нибудь вещь, он покупал ее в тот же момент. Через пару дней после их приезда в Сан-Франциско Сабелла стала владелицей дюжины новых платьев, нескольких драгоценных камней, длинной шубы из горностая, многочисленных перчаток, туфелек и шарфов.
   В театре они неизменно занимали самые удобные ложи, а в ресторане – лучшие столики. Казалось, Сабелле не удастся поймать мужа на слове – она никак не могла придумать что-нибудь невыполнимое для него.
   – Знаешь, что бы мне хотелось сегодня вечером? – спросила она как-то, нежась в ванной.
   Берт стоял к ней спиной, бреясь около зеркала. С полотенцем на шее, нижняя часть лица в пене, он мельком взглянул на жену.
   – Даже не представляю, – отозвался он, быстрым плавным движением проводя бритвой по щеке. – Что бы то ни было – твое желание сбудется.
   – Я хочу поужинать в «Клифхаузе».
   – И это все?
   – Только мы вдвоем, – торжествующе сказала Сабелла, уверенная, что наконец загнала Берта в угол. Ведь даже Бернеты не обладают достаточной властью, чтобы в последнюю минуту снять на весь вечер знаменитый ресторан. – Ни один посетитель, кроме нас, не должен быть допущен внутрь.
   Через час, окруженные десятком вежливых официантов, они седели вдвоем за изысканным ужином в «Клифхаузе». Салат на охлажденных тарелках китайского фарфора, бутылка шампанского, горячий французский хлеб с маслом, бифштексы, печеный картофель и фасоль были выбраны Сабеллой. На десерт им предложили сливовый пудинг.
   Берт отставил тарелку с нетронутой едой, зажег тонкую сигару и откинулся в кресле, наблюдая, как изящно ест его удивительная жена. Поглядывая на Сабеллу через сизые клубы дыма, Берт в который раз подумал, как она невинна, наивна, неиспорчена и далека от обыденности.
   – Ну что ж, любимая, – заметил Берт, когда Сабелла наконец вздохнула и отложила вилку. – Что будет следующим?
   – Ты слишком хорош для этой игры. Я думала, что мое последнее желание ты выполнить не сможешь.
   Расхохотавшись, Берт через стол взял ее за руку.
   – Звучит так, словно ты разочарована. Сабелла заставила себя улыбнуться.
   – Вовсе нет. А сейчас я хочу попасть в самый низкопробный притон на Барбари Коаст.
   Сабелла торжествующе улыбнулась: она поймала Берта. Он не осмелится повести ее в этот опасный район.
   – Скорее всего, ты имеешь в виду «Золотую карусель»...
   – Немедленно веди меня в «Золотую карусель»!
   К ее удивлению, Берт решительно встал.
   Через час они входили в обтянутые черной кожей двери шумного салуна.
   Уезжая из города через три недели, Сабелла чувствовала себя побежденной. Она побывала во всех мыслимых и немыслимых местах, и все ее желания выполнялись немедленно.
   Однако не удовольствие, а гнев и раздражение испытывала Сабелла: это могущество и власть семья Бернетов украла у ее матери. Легкость, с которой Берт использовал свою власть, пугала Сабеллу. Его уверенность в себе словно предупреждала о том, каким опасным врагом он может стать. Что будет, если он узнает об истинной причине ее замужества? Она дрожала, только представив, как увозит сына Берта.
   Сидя в поезде, направляющемся на юг, Сабелла поглядывала на мужа, погруженного в чтение «Сан-Франциско Кроникл». Это был тот редкий момент, когда Берт не обращал на нее внимания.
   Сидящий перед ней мужчина был необыкновенно красив: прямой и прекрасно очерченный нос, чуть выдающиеся скулы намекали на далекого предка-индейца; чувственные губы умели быть решительными. Темная прядь, упавшая на лоб, придавала Берту беззаботный, мальчишеский вид, так шедший ему. Серые глаза с неправдоподобно длинными ресницами могли – и Сабелла не раз видела это – в зависимости от настроения менять цвет: от серебристых до темно-серых. Эти глаза могли быть мягкими, проницательными, страстными.
   Сабелла внезапно вздрогнула. Она не любит его, нет, но... ее неудержимо тянет к атому мужчине. Она внезапно покраснела, вспомнив, что позволяла ему делать с собой И что сама делала с ним.
   Сабелла сердилась на себя. Та постыдная жертва, которой требовал ее план мщения – ласки врага, – не состоялась: ей была сладостна любовь Берта. Сабелла предпочла бы, чтобы это было не так. Ну почему он так хорош?! Так восхитительно хорош!
   Берт резко сложил газету.
   – Боже сохрани! – воскликнул он громко и хлопнул себя по лбу.
   Чувствуя, как участился ее пульс, Сабелла встревоженно заглянула в глаза мужа.
   – Что случилось?
   – Я не целовал тебя уже целый час! Ты вольна подать на меня в суд за пренебрежение супружескими обязанностями.
   Сабелла заставила себя подумать, что она не хочет целоваться с ним, что ей не нравятся его поцелуи. Но это была неправда, а правда заключалась в том, что каждое его прикосновение было сладостно для нее.
   Берт поцеловал жену. За первым поцелуем последовал второй, третий... Берт говорил правду, когда признавался, что не может насытиться ею.

Глава 28

   – Никогда! Никогда я больше не позволю тебе коснуться меня!
   – Нет, позволишь!
   – Ни за что! – пронзительно закричала Джина де Темпл, глядя на усмехающегося Франко.
   – Ах, милая, ты ужасно жестока ко мне. Ты просишь невозможного.
   В этот тихий сентябрьский день они сидели в комнате Джины на втором этаже. Внизу в своем кабинете работал сенатор де Темпл. Занятый делами, он был в благословенном неведении о том, что его своенравная дочь принимает посетителя.
   Сенатор Нельсон де Темпл – ярый сторонник приличий – пришел бы в неописуемую ярость, узнай он, что его прелестная высокородная дочь позволила одному из пастухов войти в дом и – более того! – пригласила к себе.
   Но Джина не испытывала ни капли беспокойства: она слишком хорошо знала своего отца. Когда сенатор заходит в кабинет и закрывает дверь, окружающий мир перестает существовать для него. Можно нанять бродячий цирк и устроить представление – отец не заметит.
   Совсем иное дело – ее слишком заботливая служанка Петра, от проницательного взгляда которой мало что укроется.
   Поэтому Джина отослала Петру в деревню, придумав для нее поручение, которое займет большую часть дня. Как только путь оказался свободен, Джина выскользнула на террасу за домом. Увидев играющего сына одного из слуг, она схватила мальчика за руку.
   – Джозе, ты знаешь Франко. Мальчик кивнул.
   – Ты знаешь, где он живет?
   – Si, senorita. – Парнишка протянул руку в направлении домика Франко и Санто.
   Джина достала сверкающую серебряную монету.
   – Деньги твои, если ты сбегаешь в тот дом и передашь Франко, что Джина хочет немедленно поговорить с ним.
   – А когда я получу деньги?
   – Сейчас.
   Джина отдала монету, но, когда мальчик повернулся, чтобы идти, Джина остановила его. Ласково улыбнувшись, она сказала:
   – Еще одна вещь, Джозе.
   – Да, сеньорита?
   – Если ты расскажешь кому-нибудь об этом, я оторву тебе голову!
   – Хорошо, сеньорита.
   Вернувшись в дом, Джина бросила взгляд на закрытую дверь кабинета отца и поспешила наверх.
   Она нетерпеливо мерила шагами комнату, когда раздался тихий стук.
   Досчитав до десяти, Джина глубоко вздохнула и ответила:
   – Открыто.
   Худой мексиканец, в неизменно черной одежде, скользнул в комнату. Сузившимися глазами он смотрел на белокожую красавицу, стоящую около отделанного мрамором камина.
   Франко ухмыльнулся.
   В скромном бежевом поплиновом платье Джина производила впечатление сдержанной, приличной леди. Высокий воротник, широкие рукава и длинная пышная юбка – она словно олицетворяла порядочность и скромность. Темные волосы забраны в тугой пучок на затылке, лицо лишено пудры, а губы – помады.
   Мисс Джина де Темпл была, как это сказал бы каждый ее знакомый, уважаемой, хорошо воспитанной леди в полном смысле этого слова. Утонченная и образованная, она являла собой образец для высшего общества штата. Ее поведение ставили в пример, ее высокая мораль не подвергалась сомнению.
   Но Франко знал другую, настоящую Джину, и эта-то Джина заставляла его так дьявольски ухмыляться.
   Если бы кто-нибудь из этих скучных людишек голубых кровей вдруг оказался сейчас здесь, он бы не узнал мисс де Темпл. Холодный, жестокий взгляд зеленых глаз словно приказывал подойти ближе. В этой красавице чувствовалась некая злая сила, она была похожа на жаждущего крови вампира.
   Но именно от этой женщины Франко был без ума.
   Дочь сенатора-аристократа могла дурачить кого угодно, но не его. Он слишком хорошо знал таких, как она. Внешне благопристойная леди, в душе она была столь Же жадна, коварна и вульгарна, как он сам.
   Франко снял сомбреро, швырнул его на стол и направился к Джине.
   – Не прикасайся ко мне! – тихо предупредила Джина и вытянула руки перед собой. – Сядь, пожалуйста.
   Пожав плечами, Франко кивнул и уселся на диван. Хлопнув рядом с собой, он с усмешкой предложил:
   – Посиди со мной, querida.
   – Позже. Мне надо обсудить с тобой важные вещи.
   – Я весь внимание.
   – Последнее время я часто думала, как отомстить Берту.
   – Оставь это. Ты не можешь справиться с Бернетами. И никто не мог.
   – Я могу, и я это сделаю! – отрезала Джина. Затем уже мягче добавила: – То есть, конечно, с твоей помощью.
   – Ни я, ни ты не можем ничего сделать...
   – В этом ты ошибаешься. Как ты думаешь, что произойдет, если исчезнет плотина на притоке Коронадо?
   Франко немного подумал.
   – Приток вернется в свое естественное русло, как это было несколько десятков лет назад до того, как возвели дамбу и вода пошла к... к... – Франко остановился, нахмурился и покачал головой. – Джина, неужели ты думала, что...
   – Да, именно об этом я и думала. – Джина села рядом с Франко. – Без дамбы Линдо Виста будет лишена воды. Погибнут все растения и все животные на ранчо Бернетов!
   – Dios! Только женщина может быть так изощренно коварна.
   – Берт обанкротится в течение года, может быть, даже нескольких месяцев. – Глаза Джины светились от радости. – Он потеряет все, что у него есть, включая и мексиканское отродье, Сабеллу Риос!
   Франко грубо сжал пальцами подбородок Джины.
   – Забудь об этом, милая. Дамба слишком прочная и переживет нас с тобой.
   Немного наклонив голову, Джина лизнула его пальцы.
   – Нет, если мы взорвем ее.
   – Остановись! – Франко быстро опустил руку. – Ты не можешь просто подойти и взорвать плотину, потому что...
   – Почему? Почему мы не можем этого сделать? Мы возьмем немного динамита и...
   – Нет, querida! – Франко вскочил на ноги. – Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты повредилась в уме! Не проси меня участвовать в атом сумасшествии.
   Джина поднялась, обняла его и, стараясь говорить словно смертельно обиженный человек, сказала:
   – А я думала, что нравлюсь тебе, Франко. Видимо, я ошибалась.
   Она тяжело вздохнула и прижалась щекой к черной рубашке.
   Мускул задергался на щеке Франко.
   – Я схожу с ума по тебе. Не могу думать ни о чем другом. Незаметно улыбнувшись. Джина игриво укусила Франко через рубашку и спросила:
   – Ты хочешь заняться со мной любовью сегодня, сейчас?
   Мексиканец нервно сглотнул.
   – Да, сеньорита. Я сейчас пойду к себе в домик. Ты придешь, когда...
   – Нет-нет. Мы сделаем все по-другому. Мы останемся здесь. Прямо сейчас.
   – А твой отец? Он уехал?
   Пальцы рук Джины коснулись ремня брюк Франко.
   – Мой отец внизу, в своем кабинете.
   – Боже! Ты ведьма, красивая ведьма. Что, если нас обнаружат?
   Расстегнув черный кожаный ремень, Джина занялась пуговицами на брюках.