Страница:
Глава 22
– Я бы хотела кое-что выяснить у вас, Ада, – сказала Джоанна на следующее утро, поднося последнюю ложку овсянки к губам своей новой подруги. – Боюсь, это покажется вам немного странным.
Ада с трудом проглотила кашу и закашлялась.
– Что вы имеете в виду?
– Это касается вашего мужа.
– Рольфа?
Джоанна кивнула, убирая пустой горшочек назад в корзинку. Ей не хотелось говорить Аде слишком много сейчас, когда обессилевшая от болезни женщина не в состоянии ничего сделать. Рано утром, прежде чем отправиться с ежедневным визитом в дом Лефевра, Джоанна дала монетку мальчишке, чтобы он отнес записку Грэма о готовящемся убийстве шерифу, который жил поблизости.
– Вряд ли я смогу рассказать вам что-нибудь о Рольфе, – сказала Ада. – Я не видела его с Великого поста.
– Знаю, но когда он навещал вас раньше, он… был такой как всегда? Вел себя как обычно?
Ада устало уставилась в пространство, затем покачала головой.
– По-моему, он всегда ведет себя необычно. Я никогда его не понимала. А в чем дело?
Джоанна пожала плечами и с преувеличенным вниманием занялась своей корзинкой, прикрыв ее содержимое салфеткой.
– Просто мне показалось странным, что вы четыре месяца не виделись со своим мужем. – Подумав о Грэме, она добавила: – Мне было бы тяжело так долго не видеть мужа.
Они не спали всю ночь, разговаривая и занимаясь любовью. Каждый раз, когда сон уже овладевал ими, один из них говорил что-нибудь, что давало толчок новому разговору и ласкам, которые заканчивались объятиями. Они так и не сомкну ли глаз, и утром Джоанна чувствовала себя усталой – и сонливой – как никогда в жизни.
– Я думала, вы давно привыкли к этому, – заметила Ада, – ведь мастер Прюит часто бывает за границей. Вы рассказывали мне на прошлой неделе, что ничуть не скучали по нему.
– Ах да!
– Ах да, – мягко повторила Ада с насмешкой. – Я чувствую то же самое по отношению к Рольфу.
Они понимающе рассмеялись, но это лишило Аду последних сил. Голова ее обессилено упала на подушки. Джоанне было больно видеть, что женщина, к которой она успела привязаться, тает буквально на глазах.
– Воды? – предложила она. Ада слабо покачала головой:
– Мне тяжело глотать. Вы не почитаете мне псалмы?
– С удовольствием.
Джоанна читала дольше, чем обычно, опасаясь оставить Аду одну, хотя было раннее утро, а отравленное питье, как она знала, должны были доставить в полдень. Тем не менее, Джоанна решила вернуться и посидеть с Адой после разговора с шерифом.
Пока она читала, глаза Ады закрылись. Джоанну тоже клонило в сон, но ей не давала заснуть тревога за Аду. Она нервно поглядывала на спящую женщину, чтобы убедиться, что ее грудь поднимается и опускается.
Когда она закончила чтение и вернула псалтырь на полку, Ада открыла глаза.
– Я вспомнила, – невнятно произнесла она, видимо, не до конца проснувшись.
Опустившись на стул, Джоанна взяла Аду за руку, казавшуюся ужасно маленькой и хрупкой.
– Спите.
– Я вспомнила один поступок Рольфа, – сказала Ада, медленно выговаривая слова, – показавшийся мне необычным. Это было весной – после Пасхи, но перед Троицей.
– То есть месяца полтора назад, – заметила Джоанна – Но я думала, что вы не видели мужа с Великого поста.
– Это действительно так. Но однажды в полдень Этель подалась ко мне. Она была взволнована и сказала, что Рольф велел мне собираться в дорогу и приказал ей упаковать мои вещи Будто бы кто-то приехал за мной.
Очевидно, это был тот день, когда Грэм приехал в Лондон чтобы увезти ее домой, и подвергся нападению в переулке, сообразила Джоанна.
– Этель помогла мне одеться, – продолжила Ада, – и сложила мои вещи в дорожные сумки. Вначале я была озадачена, а затем мне пришло в голову, что, возможно, отец прислал за мной. Мне так хотелось покинуть этот дом. Несмотря на недомогание и трудности путешествия, я была в восторге, что вернусь во Францию. Я сидела у окна, выходившего на улицу, и ждала. – Огонь в ее глазах погас. – Но никто так и не пришел.
Джоанна подавила соблазн рассказать Аде все. Еще не время.
– Я ждала до тех пор, пока не прозвонили вечерние колокола, а затем подождала еще немного, глядя на темную улицу, – печально сказала Ада. – Этель убедила меня лечь в постель. Я так и не узнала, что произошло в тот день. – Она вся дрожала, ее снова бил озноб.
Зевая, Джоанна укрыла ее одеялом и подоткнула его по краям.
– Я должна уйти сейчас, но я вернусь позже утром.
– Правда? – обрадовано спросила Ада. Бедняжка, должно быть, чувствовала себя ужасно одинокой.
– Да, чтобы составить вам компанию. Отдохните. И помните – ничего не ешьте из того, что вам принесут, и не пейте…
– Вы уже говорили мне это сегодня не меньше дюжины раз, – заметила Ада со снисходительной улыбкой.
– А если кто-нибудь принесет вам ваше снадобье – Олив, ваш муж или кто-нибудь другой, даже Этель…
– Знаю, я не должна его пить. – Брови Ады сошлись на переносице. – Что вас так беспокоит, Джоанна? Что случилось.
Джоанна убрала прядь волос с ее щеки.
– Я объясню вам позже, когда все разрешится. А пока вам необходимо отдохнуть. Вы слишком устали.
Ада кивнула и закрыла глаза.
– Спите, – сказала Джоанна, повернувшись к выходу вернусь, как только смогу.
Придя домой, она обнаружила, что Грэм беседует с грубоватым мужчиной, которого он представил ей как Найла Орледжа, помощника шерифа, присланного в ответ на его записку.
– Доброе утро, мистрис, – сказал тот, переходя сразу к делу. – Если я правильно понял сержанта, жизнь вашей соседки в опасности.
– Совершенно верно.
Помощник шерифа поскреб подбородок, заросший седеющей щетиной. С одной стороны на его поясе болтались металлические оковы и цепь, с другой – гигантский тесак в ножнах.
– И вы, значит, думаете, что ее муж со своей полюбовницей травит ее потихоньку.
– Мне не хочется думать, что в этом замешана Олив, – сказала Джоанна, – но, должна признать, ситуация выглядит достаточно зловещей. Она неплохая девушка, просто молода и попала под влияние Лефевра.
– Она полностью в его власти, – заметил Грэм, успокаивающе коснувшись руки Джоанны. – Это он все придумал.
– Вероятно, – сказала Джоанна.
Грэм устремил на нее озадаченный взгляд.
– Это как же? – Помощник шерифа повернулся к Грэму. – В своей записке вы выразились достаточно ясно, обвинив этого парня в попытке убийства.
– Может, я чего-то не знаю? – спросил Грэм, глядя на Джоанну.
– Возможно, это не важно, но мне показалось странным. – Она рассказала о таинственном путешествии, к котором} приготовилась Ада и которое так и не состоялось. – Если Лефевр потихоньку травил свою жену, вряд ли он отпустил бы ее с Грэмом. Разумнее было бы довести дело до конца и покончить с ней навеки.
– Да, но если он и вправду хотел прикончить ее, – возразил Найл, – то как раз и нанял бы тех бродяг, что напали на Сержанта, чтобы он не мог помешать его плачам. Да еще и пятьдесят марок получил бы в придачу.
– Логично, – сказал Грэм, – но зачем тогда готовить жену к отъезду? Джоанна права. Тут что-то не сходится.
– Ну, это моя работа сделать так, чтобы все сошлось, – За явил помощник шерифа. – Но я должен действовать осторожно, как вы понимаете. Рольф Лефевр – важная персона в этом городе. Нельзя швыряться в него обвинениями, не имея убедительных доказательств.
Грэм взял со стола два пучка трав и вручил их Найлу.
– Наверняка любой аптекарь может определить, что это такое, и сказать нам, содержат ли они яд.
– Несомненно, – заверил его Найл, – и если да, это послужит уликой против девушки, но не докажет, что Лефевр подбил ее на это. В любом случае первое, что мне нужно сделать точнее, нам, поскольку вы должны присутствовать как обвинители, – это перейти через дорогу и допросить девицу. Признание значительно облегчит мою работу, а если удастся убедить ее прояснить роль Лефевра в этом деле, будет еще лучше. – Он открыл дверь и шагнул наружу. – Идемте.
– Как, по-твоему, ты сможешь перейти через дорогу? – спросила Джоанна Грэма, когда он двинулся к выходу, опираясь на костыль. Она заметила, что он надел сапоги – впервые за шесть недель, проведенных в ее доме.
– Я ведь забрался на лестницу, не так ли? – Он бросил взгляд на помощника шерифа и, убедившись, что тот стоит к ним спиной, нагнулся и поцеловал ее, быстро, но крепко. – Как утверждал брат Саймон, желание творит чудеса.
К тому времени, когда Грэм, поддерживаемый Джоанной, пересек наконец Вуд-стрит, Найл Орледжуже вошел в аптеку и приступил к допросу испуганной Олив.
– Мистрис Джоанна! – воскликнула она при виде Джоанны. – Этот человек говорит, что он помощник шерифа и может арестовать меня. Вы не знаете… – Ее взгляд упал на Грэма, и в глазах, еще опухших от вчерашних слез, вспыхнуло узнавание.
– Узнаешь меня? – спросил он.
– Я… кажется, да. Вы не так давно были у мастера Рольфа.
– Верно.
Вы собирались увезти мистрис Аду. – Олив обхватила себя руками, переводя испуганный взгляд с одного лица на другое. – Что все это значит? Я ничего не сделала.
– Мы знаем, что ты не хотела этого делать, Олив.
– Чего именно я не хотела делать? Найл показал ей два пучка сушеных трав:
– Узнаешь это?
Белокожее от природы лицо Олив стало бледнее мела.
– О Боже! – Она попятилась от них. – О Боже! – Она схватилась за живот. – Мне плохо. Меня сейчас стошнит.
Джоанна шагнула к девушке и помогла ей сесть на низкую скамейку.
– Опусти голову вниз, вот так и сделай несколько глубоких вдохов.
– Я не хотела, – простонала Олив, опустив голову на дрожащие руки. – Он сказал, что другого способа нет.
– Мы знаем, Олив. – Джоанна похлопала ее по спине. – Он втянул тебя в это дело. Это не освобождает тебя от ответственности, но поможет, когда тебя будут судить. Возможно, ты получишь несколько ударов плетью, но, уверена, тебя не повесят, учитывая, что…
– Повесят! – ахнула Олив, глядя на них полными слез глазами. – Я не знала, что за это могут повесить… О Боже, Боже! Я не хотела. Но он сказал, что, если у меня будет ребенок, он не сможет жениться на мне из-за позора.
Джоанна бросила взгляд на своих спутников, выглядевших такими же ошарашенными, как и она сама. Кто-то постучал в дверь и крикнул:
– Эй, вы не продадите мне эликсир…
– Нет! – гаркнул Найл.
Джоанна опустилась на колени рядом с девушкой, которая раскачивалась взад и вперед, заливаясь слезами.
– Ты ждешь ребенка?
Олив прижала ладонь к губам и зажмурилась. Ее восковое яйцо покрылось испариной.
– Ты беременна от Рольфа Лефевра? – спросил Найл.
– Это потому вы хотите арестовать меня? – хрипло спросила Олив. – Потому что я хотела… избавиться от ребенка?
Джоанна, Грэм и помощник шерифа переглянулись. Снова раздался стук в дверь.
– Могу я… – послышалось снаружи.
– Нет! – отозвались все трое хором.
– Олив, – сказала Джоанна, – расскажи нам, что случилось. С самого начала. Ты и Рольф Лефевр… – подсказала она.
– Да, – всхлипнула Олив, вытирая нос.
– И давно?
– С Рождества. Примерно с того времени, как его жена захворала. Он… заметил меня, когда я стала приносить ей лекарство.
– Он соблазнил тебя? – мягко спросила Джоанна. Олив закрыла глаза и кивнула.
– Вначале я… пыталась противиться ему, потому что он был женат… а еще потому, что я была влюблена в Деймиана. И я не могла представить себе, что человек, подобный ему, мог что-то найти в такой, как я. Он мастер гильдии, богатый, красивый и одевается так нарядно. Но Рольф не оставлял своих попыток. Он говорил, что любит меня, нуждается во мне. Его жене становилось все хуже из-за разлива желчи. Он сказал, что все идет к тому, что она умрет, и он женится на мне, когда все закончится. – Олив покачала головой. – Я позволила ему вольности с собой. А теперь я его люблю, у меня в животе растет его ребенок, и моя жизнь погублена.
– Я что-то не понял, – сказал Грэм. – Он говорил, что не сможет жениться на тебе, если ты родишь ребенка?
Олив кивнула, уставившись на влажный платок, который крутила в руках.
– Потому что я стану падшей женщиной. Мужчина с положением не может жениться на девушке, которая родила внебрачного ребенка, даже если это его ребенок. Он заставил меня пообещать, что я избавлюсь от него.
– С помощью этих трав? – спросила Джоанна, указав на два пучка, которые Найл по-прежнему держал в руках.
– Да.
– Так это об этом ты говорила с Лефевром прошлой ночью? – спросил Грэм. – О прерывании беременности?
– Вы слышали нас? – ужаснулась Олив.
– Да. Я подумал… в общем, я подумал, что вы говорите о чем-то другом.
– Ты хочешь иметь ребенка? – спросила ее Джоанна.
– О да! – Олив подняла заплаканные глаза на Джоанну. – Но если бы вы не появились здесь прошлой ночью, я бы избавилась от него. Я очень расстроилась, когда увидела, что вы забрали эти травы, хотя и не могла понять, как вы узнали, что я собираюсь с ними делать. Но, подумав, я поняла, что вы поступили правильно. Вы спасли меня от ужасного греха.
Джоанна молчала, не представляя, что сказать.
– А теперь меня арестуют за попытку вытравить ребенка из чрева, – скорбно закончила Олив.
– За это не арестовывают, – заверила ее Джоанна. Олив ткнула пальцем в Найла:
– Но он сказал, что пришел сюда, чтобы арестовать меня… и показал эти травы. Я подумала…
– Он ошибся, – сказала Джоанна. – Мы все ошиблись. Помощник шерифа шагнул вперед.
– Не уверен.
Грэм бросил быстрый взгляд на Джоанну, которая ответила ему раздосадованной гримасой.
– Вы удовлетворены объяснениями этой девицы, потому что знаете ее и склонны верить ее словам, – продолжил Найл. – Но моя профессия подразумевает определенную долю скептицизма.
– Девушка невиновна, – сказал Грэм. – Возможно, она чересчур внушаема и доверчива, но в ее возрасте это простительно.
Джоанна положила руку на плечо Олив.
– И она определенно не убийца.
– Убийца! – вскричала Олив.
– Когда Рольф Лефевр предложил тебе добавлять яд в лекарство для его жены? – требовательно спросил Найл, возвышаясь над испуганной девушкой. – До или после того, как ты стала его любовницей?
Олив закрыла глаза.
– Меня сейчас опять стошнит.
Джоанна протянула ей тазик и обтерла ее лицо влажной салфеткой.
– Оставьте ее в покое, – сказала она помощнику шерифа. – Она не травила Аду Лефевр.
– Возможно, – невозмутимо отозвался тот. – Теперь подумайте вот о чем! Молодая девушка, в чреве которой растет дитя, отчаянно желает выйти замуж за отца ребенка. Но беда в том, что у него уже есть жена. Добавим к этому, что девушка работает помощницей аптекаря. А жена лежит в постели с простудой. Проще простого подмешивать в ее лекарство какое-нибудь зелье, которое будет постепенно ухудшать ее состояние жена в конечном счете умрет, и никто ни о чем не догадается Лефевр может даже не знать, что она затеяла. Вполне возможно, что она придумала этот дьявольский план сама.
– Неужели, глядя на это дрожащее, плачущее создание, – сказала Джоанна, – вы можете серьезно думать, что она способна на подобное злодейство?
– Мистрис, – устало произнес Найл, – я служу помощником шерифа без малого двадцать лет. Я видел хладнокровные убийства, совершенные милыми старушками и розовощекими ребятишками, которые смеялись потом над своими поступками. Не раз я был свидетелем тому, как мужчин, поклявшихся в своей невиновности со слезами на глазах, сжимая в руках священные реликвии, отпускали на свободу только для того, чтобы они совершили новое убийство.
Олив вскочила на ноги.
– Я не делала этого! Я действительно хотела выйти замуж за Рольфа, но я никогда бы не замарала свою душу убийством. Никогда! Скажите, как доказать мою невиновность, и я сделаю это!
Найл указал на пучки трав, которые он все еще держал в руке.
– Я отдам их на анализ аптекарю. Если выяснится, что они неядовитые, это станет доказательством в твою пользу. А тем временем тебя заключат в лондонскую тюрьму.
– В тюрьму! – воскликнула Джоанна. – Зачем сажать ее в тюрьму…
– Она подозревается в убийстве, – заявил Найл, снимая с пояса оковы.
Олив заплакала.
– Это ни к чему, – сказал Грэм. – Она и так пойдет с вами, правда, Олив?
Девушка энергично закивала:
– Да, клянусь. Пожалуйста, не надевайте на меня цепи.
– Ладно. – Помощник шерифа неохотно убрал оковы. – Но если ты попытаешься бежать на пути в тюрьму, я не задумываясь пущу в ход силу.
– Я не убегу.
– А как же Рольф Лефевр? – поинтересовался Грэм – Вы не можете арестовать Олив, оставив его на свободе.
– Я имею твердое намерение допросить мастера Рольфа, – заявил Найл. – Он, кажется, живет в красно-синем доме на Милк-стрит?
– Да, – сказала Джоанна, – но вы найдете его в рядах торговцев шелком на крытом рынке. Он проводит там почти каждое утро.
– Я схожу туда после того, как доставлю эту девицу в тюрьму. Ты готова? – спросил он у Олив.
Девушка кивнула. Джоанна обняла ее.
– К вечеру ты будешь на свободе. Я позабочусь об этом.
После того как все ушли, Элсуит отодвинула занавеску из оленьей кожи, за которой она пряталась, подслушивая разговор, и вошла в лавку.
Там царил полумрак. В узких лучах солнца, проникавших сквозь щели в ставнях, поблескивали пылинки, похожие на крохотные сверкающие звездочки. Элсуит махнула рукой, заставив их кружиться в воздухе.
Одинокий солнечный луч падал на флаконы из синего стекла, стоявшие на рабочем столе, заставляя их сверкать подобно сапфирам. Элсуит постояла, любуясь их красотой. Флаконы привозили из Венеции, чем и объяснялась их немалая стоимость. Неудивительно, что вдова торговца шелком попыталась украсть один из них. Но она, Элсуит, застукала ее за этим занятием. «Это наше», – сказала она, и Джоанна Чапмен, поняв, что попалась, вернула флакон на место.
Когда та ушла, Элсуит дважды пересчитала флаконы, чтобы убедиться, что все на месте, а позже, после работы в саду. Пересчитала их снова для пущей уверенности. Нельзя допустить, чтобы такие ценные вещи попали в руки этой вороватой сучки.
Элсуит взяла один из флаконов и огляделась. Выложенный камнем очаг была вычищен даже от пепла, который утром вымела Олив. Метла все еще стояла посреди комнаты прислоненная к крюкам для чайников. Размахнувшись, Элсуит бросила флакон в очаг, где он разбился, разлетевшись на множество синих осколков.
Женщина улыбнулась и разбила еще один флакон, затем еще один и так далее, пока очаг не заполнился и разбитое стекло не посыпалось на земляной пол. Вот так. Мистрис Чапмен не получит ни одного из них, что бы ни случилось.
Ее дыхание участилось – битье тридцати четырех флаконов оказалось утомительным делом, – но не потому, что она была расстроена. Время для ярости прошло. На смену обжигающей ярости, кипевшей в ее мозгу весь прошлый год, пришла холодная решимость, казавшаяся жесткой, ясной и сверкающей, как осколки синего стекла в очаге.
Она знала, что должна сделать. Решение пришло ей в голову, когда ее дочь проливала слезы из-за этого лживого сукина сына, который посеял ублюдка в ее чрево. «Он мастер гильдии, богатый и красивый, и одевается так нарядно… Он сказал, что любит меня и нуждается во мне… Он собирается жениться на мне».
Элсуит взяла лист пергамента, перо и чернила и расположилась за рабочим столом. Открыв баночку с чернилами, она обмакнула в нее перо и написала сверху: «Для Олив».
«Ты удивишься, почему я сделала то, что сделала, – написала она изящным почерком, которым всегда гордилась. – Вот почему я пишу это письмо, прежде чем…»
Ада с трудом проглотила кашу и закашлялась.
– Что вы имеете в виду?
– Это касается вашего мужа.
– Рольфа?
Джоанна кивнула, убирая пустой горшочек назад в корзинку. Ей не хотелось говорить Аде слишком много сейчас, когда обессилевшая от болезни женщина не в состоянии ничего сделать. Рано утром, прежде чем отправиться с ежедневным визитом в дом Лефевра, Джоанна дала монетку мальчишке, чтобы он отнес записку Грэма о готовящемся убийстве шерифу, который жил поблизости.
– Вряд ли я смогу рассказать вам что-нибудь о Рольфе, – сказала Ада. – Я не видела его с Великого поста.
– Знаю, но когда он навещал вас раньше, он… был такой как всегда? Вел себя как обычно?
Ада устало уставилась в пространство, затем покачала головой.
– По-моему, он всегда ведет себя необычно. Я никогда его не понимала. А в чем дело?
Джоанна пожала плечами и с преувеличенным вниманием занялась своей корзинкой, прикрыв ее содержимое салфеткой.
– Просто мне показалось странным, что вы четыре месяца не виделись со своим мужем. – Подумав о Грэме, она добавила: – Мне было бы тяжело так долго не видеть мужа.
Они не спали всю ночь, разговаривая и занимаясь любовью. Каждый раз, когда сон уже овладевал ими, один из них говорил что-нибудь, что давало толчок новому разговору и ласкам, которые заканчивались объятиями. Они так и не сомкну ли глаз, и утром Джоанна чувствовала себя усталой – и сонливой – как никогда в жизни.
– Я думала, вы давно привыкли к этому, – заметила Ада, – ведь мастер Прюит часто бывает за границей. Вы рассказывали мне на прошлой неделе, что ничуть не скучали по нему.
– Ах да!
– Ах да, – мягко повторила Ада с насмешкой. – Я чувствую то же самое по отношению к Рольфу.
Они понимающе рассмеялись, но это лишило Аду последних сил. Голова ее обессилено упала на подушки. Джоанне было больно видеть, что женщина, к которой она успела привязаться, тает буквально на глазах.
– Воды? – предложила она. Ада слабо покачала головой:
– Мне тяжело глотать. Вы не почитаете мне псалмы?
– С удовольствием.
Джоанна читала дольше, чем обычно, опасаясь оставить Аду одну, хотя было раннее утро, а отравленное питье, как она знала, должны были доставить в полдень. Тем не менее, Джоанна решила вернуться и посидеть с Адой после разговора с шерифом.
Пока она читала, глаза Ады закрылись. Джоанну тоже клонило в сон, но ей не давала заснуть тревога за Аду. Она нервно поглядывала на спящую женщину, чтобы убедиться, что ее грудь поднимается и опускается.
Когда она закончила чтение и вернула псалтырь на полку, Ада открыла глаза.
– Я вспомнила, – невнятно произнесла она, видимо, не до конца проснувшись.
Опустившись на стул, Джоанна взяла Аду за руку, казавшуюся ужасно маленькой и хрупкой.
– Спите.
– Я вспомнила один поступок Рольфа, – сказала Ада, медленно выговаривая слова, – показавшийся мне необычным. Это было весной – после Пасхи, но перед Троицей.
– То есть месяца полтора назад, – заметила Джоанна – Но я думала, что вы не видели мужа с Великого поста.
– Это действительно так. Но однажды в полдень Этель подалась ко мне. Она была взволнована и сказала, что Рольф велел мне собираться в дорогу и приказал ей упаковать мои вещи Будто бы кто-то приехал за мной.
Очевидно, это был тот день, когда Грэм приехал в Лондон чтобы увезти ее домой, и подвергся нападению в переулке, сообразила Джоанна.
– Этель помогла мне одеться, – продолжила Ада, – и сложила мои вещи в дорожные сумки. Вначале я была озадачена, а затем мне пришло в голову, что, возможно, отец прислал за мной. Мне так хотелось покинуть этот дом. Несмотря на недомогание и трудности путешествия, я была в восторге, что вернусь во Францию. Я сидела у окна, выходившего на улицу, и ждала. – Огонь в ее глазах погас. – Но никто так и не пришел.
Джоанна подавила соблазн рассказать Аде все. Еще не время.
– Я ждала до тех пор, пока не прозвонили вечерние колокола, а затем подождала еще немного, глядя на темную улицу, – печально сказала Ада. – Этель убедила меня лечь в постель. Я так и не узнала, что произошло в тот день. – Она вся дрожала, ее снова бил озноб.
Зевая, Джоанна укрыла ее одеялом и подоткнула его по краям.
– Я должна уйти сейчас, но я вернусь позже утром.
– Правда? – обрадовано спросила Ада. Бедняжка, должно быть, чувствовала себя ужасно одинокой.
– Да, чтобы составить вам компанию. Отдохните. И помните – ничего не ешьте из того, что вам принесут, и не пейте…
– Вы уже говорили мне это сегодня не меньше дюжины раз, – заметила Ада со снисходительной улыбкой.
– А если кто-нибудь принесет вам ваше снадобье – Олив, ваш муж или кто-нибудь другой, даже Этель…
– Знаю, я не должна его пить. – Брови Ады сошлись на переносице. – Что вас так беспокоит, Джоанна? Что случилось.
Джоанна убрала прядь волос с ее щеки.
– Я объясню вам позже, когда все разрешится. А пока вам необходимо отдохнуть. Вы слишком устали.
Ада кивнула и закрыла глаза.
– Спите, – сказала Джоанна, повернувшись к выходу вернусь, как только смогу.
Придя домой, она обнаружила, что Грэм беседует с грубоватым мужчиной, которого он представил ей как Найла Орледжа, помощника шерифа, присланного в ответ на его записку.
– Доброе утро, мистрис, – сказал тот, переходя сразу к делу. – Если я правильно понял сержанта, жизнь вашей соседки в опасности.
– Совершенно верно.
Помощник шерифа поскреб подбородок, заросший седеющей щетиной. С одной стороны на его поясе болтались металлические оковы и цепь, с другой – гигантский тесак в ножнах.
– И вы, значит, думаете, что ее муж со своей полюбовницей травит ее потихоньку.
– Мне не хочется думать, что в этом замешана Олив, – сказала Джоанна, – но, должна признать, ситуация выглядит достаточно зловещей. Она неплохая девушка, просто молода и попала под влияние Лефевра.
– Она полностью в его власти, – заметил Грэм, успокаивающе коснувшись руки Джоанны. – Это он все придумал.
– Вероятно, – сказала Джоанна.
Грэм устремил на нее озадаченный взгляд.
– Это как же? – Помощник шерифа повернулся к Грэму. – В своей записке вы выразились достаточно ясно, обвинив этого парня в попытке убийства.
– Может, я чего-то не знаю? – спросил Грэм, глядя на Джоанну.
– Возможно, это не важно, но мне показалось странным. – Она рассказала о таинственном путешествии, к котором} приготовилась Ада и которое так и не состоялось. – Если Лефевр потихоньку травил свою жену, вряд ли он отпустил бы ее с Грэмом. Разумнее было бы довести дело до конца и покончить с ней навеки.
– Да, но если он и вправду хотел прикончить ее, – возразил Найл, – то как раз и нанял бы тех бродяг, что напали на Сержанта, чтобы он не мог помешать его плачам. Да еще и пятьдесят марок получил бы в придачу.
– Логично, – сказал Грэм, – но зачем тогда готовить жену к отъезду? Джоанна права. Тут что-то не сходится.
– Ну, это моя работа сделать так, чтобы все сошлось, – За явил помощник шерифа. – Но я должен действовать осторожно, как вы понимаете. Рольф Лефевр – важная персона в этом городе. Нельзя швыряться в него обвинениями, не имея убедительных доказательств.
Грэм взял со стола два пучка трав и вручил их Найлу.
– Наверняка любой аптекарь может определить, что это такое, и сказать нам, содержат ли они яд.
– Несомненно, – заверил его Найл, – и если да, это послужит уликой против девушки, но не докажет, что Лефевр подбил ее на это. В любом случае первое, что мне нужно сделать точнее, нам, поскольку вы должны присутствовать как обвинители, – это перейти через дорогу и допросить девицу. Признание значительно облегчит мою работу, а если удастся убедить ее прояснить роль Лефевра в этом деле, будет еще лучше. – Он открыл дверь и шагнул наружу. – Идемте.
– Как, по-твоему, ты сможешь перейти через дорогу? – спросила Джоанна Грэма, когда он двинулся к выходу, опираясь на костыль. Она заметила, что он надел сапоги – впервые за шесть недель, проведенных в ее доме.
– Я ведь забрался на лестницу, не так ли? – Он бросил взгляд на помощника шерифа и, убедившись, что тот стоит к ним спиной, нагнулся и поцеловал ее, быстро, но крепко. – Как утверждал брат Саймон, желание творит чудеса.
К тому времени, когда Грэм, поддерживаемый Джоанной, пересек наконец Вуд-стрит, Найл Орледжуже вошел в аптеку и приступил к допросу испуганной Олив.
– Мистрис Джоанна! – воскликнула она при виде Джоанны. – Этот человек говорит, что он помощник шерифа и может арестовать меня. Вы не знаете… – Ее взгляд упал на Грэма, и в глазах, еще опухших от вчерашних слез, вспыхнуло узнавание.
– Узнаешь меня? – спросил он.
– Я… кажется, да. Вы не так давно были у мастера Рольфа.
– Верно.
Вы собирались увезти мистрис Аду. – Олив обхватила себя руками, переводя испуганный взгляд с одного лица на другое. – Что все это значит? Я ничего не сделала.
– Мы знаем, что ты не хотела этого делать, Олив.
– Чего именно я не хотела делать? Найл показал ей два пучка сушеных трав:
– Узнаешь это?
Белокожее от природы лицо Олив стало бледнее мела.
– О Боже! – Она попятилась от них. – О Боже! – Она схватилась за живот. – Мне плохо. Меня сейчас стошнит.
Джоанна шагнула к девушке и помогла ей сесть на низкую скамейку.
– Опусти голову вниз, вот так и сделай несколько глубоких вдохов.
– Я не хотела, – простонала Олив, опустив голову на дрожащие руки. – Он сказал, что другого способа нет.
– Мы знаем, Олив. – Джоанна похлопала ее по спине. – Он втянул тебя в это дело. Это не освобождает тебя от ответственности, но поможет, когда тебя будут судить. Возможно, ты получишь несколько ударов плетью, но, уверена, тебя не повесят, учитывая, что…
– Повесят! – ахнула Олив, глядя на них полными слез глазами. – Я не знала, что за это могут повесить… О Боже, Боже! Я не хотела. Но он сказал, что, если у меня будет ребенок, он не сможет жениться на мне из-за позора.
Джоанна бросила взгляд на своих спутников, выглядевших такими же ошарашенными, как и она сама. Кто-то постучал в дверь и крикнул:
– Эй, вы не продадите мне эликсир…
– Нет! – гаркнул Найл.
Джоанна опустилась на колени рядом с девушкой, которая раскачивалась взад и вперед, заливаясь слезами.
– Ты ждешь ребенка?
Олив прижала ладонь к губам и зажмурилась. Ее восковое яйцо покрылось испариной.
– Ты беременна от Рольфа Лефевра? – спросил Найл.
– Это потому вы хотите арестовать меня? – хрипло спросила Олив. – Потому что я хотела… избавиться от ребенка?
Джоанна, Грэм и помощник шерифа переглянулись. Снова раздался стук в дверь.
– Могу я… – послышалось снаружи.
– Нет! – отозвались все трое хором.
– Олив, – сказала Джоанна, – расскажи нам, что случилось. С самого начала. Ты и Рольф Лефевр… – подсказала она.
– Да, – всхлипнула Олив, вытирая нос.
– И давно?
– С Рождества. Примерно с того времени, как его жена захворала. Он… заметил меня, когда я стала приносить ей лекарство.
– Он соблазнил тебя? – мягко спросила Джоанна. Олив закрыла глаза и кивнула.
– Вначале я… пыталась противиться ему, потому что он был женат… а еще потому, что я была влюблена в Деймиана. И я не могла представить себе, что человек, подобный ему, мог что-то найти в такой, как я. Он мастер гильдии, богатый, красивый и одевается так нарядно. Но Рольф не оставлял своих попыток. Он говорил, что любит меня, нуждается во мне. Его жене становилось все хуже из-за разлива желчи. Он сказал, что все идет к тому, что она умрет, и он женится на мне, когда все закончится. – Олив покачала головой. – Я позволила ему вольности с собой. А теперь я его люблю, у меня в животе растет его ребенок, и моя жизнь погублена.
– Я что-то не понял, – сказал Грэм. – Он говорил, что не сможет жениться на тебе, если ты родишь ребенка?
Олив кивнула, уставившись на влажный платок, который крутила в руках.
– Потому что я стану падшей женщиной. Мужчина с положением не может жениться на девушке, которая родила внебрачного ребенка, даже если это его ребенок. Он заставил меня пообещать, что я избавлюсь от него.
– С помощью этих трав? – спросила Джоанна, указав на два пучка, которые Найл по-прежнему держал в руках.
– Да.
– Так это об этом ты говорила с Лефевром прошлой ночью? – спросил Грэм. – О прерывании беременности?
– Вы слышали нас? – ужаснулась Олив.
– Да. Я подумал… в общем, я подумал, что вы говорите о чем-то другом.
– Ты хочешь иметь ребенка? – спросила ее Джоанна.
– О да! – Олив подняла заплаканные глаза на Джоанну. – Но если бы вы не появились здесь прошлой ночью, я бы избавилась от него. Я очень расстроилась, когда увидела, что вы забрали эти травы, хотя и не могла понять, как вы узнали, что я собираюсь с ними делать. Но, подумав, я поняла, что вы поступили правильно. Вы спасли меня от ужасного греха.
Джоанна молчала, не представляя, что сказать.
– А теперь меня арестуют за попытку вытравить ребенка из чрева, – скорбно закончила Олив.
– За это не арестовывают, – заверила ее Джоанна. Олив ткнула пальцем в Найла:
– Но он сказал, что пришел сюда, чтобы арестовать меня… и показал эти травы. Я подумала…
– Он ошибся, – сказала Джоанна. – Мы все ошиблись. Помощник шерифа шагнул вперед.
– Не уверен.
Грэм бросил быстрый взгляд на Джоанну, которая ответила ему раздосадованной гримасой.
– Вы удовлетворены объяснениями этой девицы, потому что знаете ее и склонны верить ее словам, – продолжил Найл. – Но моя профессия подразумевает определенную долю скептицизма.
– Девушка невиновна, – сказал Грэм. – Возможно, она чересчур внушаема и доверчива, но в ее возрасте это простительно.
Джоанна положила руку на плечо Олив.
– И она определенно не убийца.
– Убийца! – вскричала Олив.
– Когда Рольф Лефевр предложил тебе добавлять яд в лекарство для его жены? – требовательно спросил Найл, возвышаясь над испуганной девушкой. – До или после того, как ты стала его любовницей?
Олив закрыла глаза.
– Меня сейчас опять стошнит.
Джоанна протянула ей тазик и обтерла ее лицо влажной салфеткой.
– Оставьте ее в покое, – сказала она помощнику шерифа. – Она не травила Аду Лефевр.
– Возможно, – невозмутимо отозвался тот. – Теперь подумайте вот о чем! Молодая девушка, в чреве которой растет дитя, отчаянно желает выйти замуж за отца ребенка. Но беда в том, что у него уже есть жена. Добавим к этому, что девушка работает помощницей аптекаря. А жена лежит в постели с простудой. Проще простого подмешивать в ее лекарство какое-нибудь зелье, которое будет постепенно ухудшать ее состояние жена в конечном счете умрет, и никто ни о чем не догадается Лефевр может даже не знать, что она затеяла. Вполне возможно, что она придумала этот дьявольский план сама.
– Неужели, глядя на это дрожащее, плачущее создание, – сказала Джоанна, – вы можете серьезно думать, что она способна на подобное злодейство?
– Мистрис, – устало произнес Найл, – я служу помощником шерифа без малого двадцать лет. Я видел хладнокровные убийства, совершенные милыми старушками и розовощекими ребятишками, которые смеялись потом над своими поступками. Не раз я был свидетелем тому, как мужчин, поклявшихся в своей невиновности со слезами на глазах, сжимая в руках священные реликвии, отпускали на свободу только для того, чтобы они совершили новое убийство.
Олив вскочила на ноги.
– Я не делала этого! Я действительно хотела выйти замуж за Рольфа, но я никогда бы не замарала свою душу убийством. Никогда! Скажите, как доказать мою невиновность, и я сделаю это!
Найл указал на пучки трав, которые он все еще держал в руке.
– Я отдам их на анализ аптекарю. Если выяснится, что они неядовитые, это станет доказательством в твою пользу. А тем временем тебя заключат в лондонскую тюрьму.
– В тюрьму! – воскликнула Джоанна. – Зачем сажать ее в тюрьму…
– Она подозревается в убийстве, – заявил Найл, снимая с пояса оковы.
Олив заплакала.
– Это ни к чему, – сказал Грэм. – Она и так пойдет с вами, правда, Олив?
Девушка энергично закивала:
– Да, клянусь. Пожалуйста, не надевайте на меня цепи.
– Ладно. – Помощник шерифа неохотно убрал оковы. – Но если ты попытаешься бежать на пути в тюрьму, я не задумываясь пущу в ход силу.
– Я не убегу.
– А как же Рольф Лефевр? – поинтересовался Грэм – Вы не можете арестовать Олив, оставив его на свободе.
– Я имею твердое намерение допросить мастера Рольфа, – заявил Найл. – Он, кажется, живет в красно-синем доме на Милк-стрит?
– Да, – сказала Джоанна, – но вы найдете его в рядах торговцев шелком на крытом рынке. Он проводит там почти каждое утро.
– Я схожу туда после того, как доставлю эту девицу в тюрьму. Ты готова? – спросил он у Олив.
Девушка кивнула. Джоанна обняла ее.
– К вечеру ты будешь на свободе. Я позабочусь об этом.
После того как все ушли, Элсуит отодвинула занавеску из оленьей кожи, за которой она пряталась, подслушивая разговор, и вошла в лавку.
Там царил полумрак. В узких лучах солнца, проникавших сквозь щели в ставнях, поблескивали пылинки, похожие на крохотные сверкающие звездочки. Элсуит махнула рукой, заставив их кружиться в воздухе.
Одинокий солнечный луч падал на флаконы из синего стекла, стоявшие на рабочем столе, заставляя их сверкать подобно сапфирам. Элсуит постояла, любуясь их красотой. Флаконы привозили из Венеции, чем и объяснялась их немалая стоимость. Неудивительно, что вдова торговца шелком попыталась украсть один из них. Но она, Элсуит, застукала ее за этим занятием. «Это наше», – сказала она, и Джоанна Чапмен, поняв, что попалась, вернула флакон на место.
Когда та ушла, Элсуит дважды пересчитала флаконы, чтобы убедиться, что все на месте, а позже, после работы в саду. Пересчитала их снова для пущей уверенности. Нельзя допустить, чтобы такие ценные вещи попали в руки этой вороватой сучки.
Элсуит взяла один из флаконов и огляделась. Выложенный камнем очаг была вычищен даже от пепла, который утром вымела Олив. Метла все еще стояла посреди комнаты прислоненная к крюкам для чайников. Размахнувшись, Элсуит бросила флакон в очаг, где он разбился, разлетевшись на множество синих осколков.
Женщина улыбнулась и разбила еще один флакон, затем еще один и так далее, пока очаг не заполнился и разбитое стекло не посыпалось на земляной пол. Вот так. Мистрис Чапмен не получит ни одного из них, что бы ни случилось.
Ее дыхание участилось – битье тридцати четырех флаконов оказалось утомительным делом, – но не потому, что она была расстроена. Время для ярости прошло. На смену обжигающей ярости, кипевшей в ее мозгу весь прошлый год, пришла холодная решимость, казавшаяся жесткой, ясной и сверкающей, как осколки синего стекла в очаге.
Она знала, что должна сделать. Решение пришло ей в голову, когда ее дочь проливала слезы из-за этого лживого сукина сына, который посеял ублюдка в ее чрево. «Он мастер гильдии, богатый и красивый, и одевается так нарядно… Он сказал, что любит меня и нуждается во мне… Он собирается жениться на мне».
Элсуит взяла лист пергамента, перо и чернила и расположилась за рабочим столом. Открыв баночку с чернилами, она обмакнула в нее перо и написала сверху: «Для Олив».
«Ты удивишься, почему я сделала то, что сделала, – написала она изящным почерком, которым всегда гордилась. – Вот почему я пишу это письмо, прежде чем…»
Глава 23
Сидя на бочонке перед кухней мистрис Джоанны, Томас-арфист вдыхал запах горелой овсянки и гадал, куда делась хозяйка дома. И сержант, кстати, тоже. Заглянув в окно кладовой, он обнаружил, что она пуста – впервые за полтора месяца, которые Грэм Фокс провел там.
Когда колокола на церкви Святой Марии прозвонили полдень, задняя дверь красно-синего дома, принадлежавшего мастеру гильдии торговцев шелка, распахнулась и появилась пухленькая служанка с перекинутой через руку корзинкой. Обменявшись бодрым приветствием со слугой, чистившим конюшню, она отбыла.
Время, когда Томас обычно завтракал, давно миновало, и голод давал о себе знать. Его так и подмывало пойти в кухню и плеснуть поварешку овсянки в свою миску. Джоанна не стала бы возражать. Как и большинство образованных людей, она знала, что его болезнь не настолько заразна, как было принято считать. Но если его увидит кто-нибудь из соседей – например, жена ростовщика, бросавшая на него исполненные ненависти и отвращения взгляды, работая в своем саду, – его лишат жизни.
Из груди Томаса вырвался смешок. Ну не забавно ли, что такое жалкое создание, как он, боится смерти. Кто он такой, какие ходячий мертвец, разлагающееся существо, которое когда-то было мужчиной. До сих пор ему удалось обходиться своими силами, несмотря на отмирающее лицо, руки и ноги, но скоро он лишится остатков своей драгоценной независимости, ибо то, чего он страшился годами, начинает сбываться. Его единственный зрячий глаз начал слепнуть. Зрение, которое некогда было орлиным, постепенно, но неотвратимо затягивала туманная пленка. Скоро она сомкнётся, и окружающий мир погрузится во тьму.
Он будет слепым и немым. Так стоит ли бояться смерти?
Раздосадованный этим приступом жалости к себе, Томас закрыл глаза и представил себе женщину, которую он любил и бросил, когда был молодым, здоровым и глупым, – женщину, которая по-прежнему обладала способностью успокаивать его и утешать, пусть даже в его воображении. «Томас, любовь моя, – Шептала Бертрада, целуя и обнимая его. – Я всегда буду ждать тебя. И никогда не разлюблю… никогда…»
– Томас.
Он открыл глаза и обнаружил перед собой Джоанну Чапмен и Грэма Фокса.
– Мистрис, – кивнул он, пытаясь улыбнуться. – Грэм. Рад видеть вас на улице, сержант. Я не представлял себе, что у вас такие яркие волосы.
– И чудесно выглядят на солнце. – Джоанна запустила пальцы в волосы Грэма.
Они обменялись такими теплыми и понимающими улыбками, что у Томаса возникло чувство, будто он подглядывает за чем-то глубоко личным. «Интересно», – подумал он.
– Как ты себя чувствуешь сегодня, Томас? – спросил Грэм. Тот улыбнулся:
– Лучше всех. Хотя, возможно, я чуточку преувеличил. Грэм хмыкнул с несколько утомленным видом и зевнул.
Джоанна тоже зевнула.
– Что-то вы оба выглядите усталыми, – заметил Томас. Грэм улыбнулся Джоанне, которая залилась краской и отвернулась. «Очень интересно», – снова отметил Томас.
– Судя по запаху, моя овсянка подгорела, – сказала Джоанна, направляясь в кухню. – Придется выбросить ее, но просто позор выбрасывать то, что сверху. Тебе положить, Томас?
Томас возвел свой здоровый глаз к небу, находя забавными и в то же время трогательными усилия Джоанны выдать свою щедрость за практичность.
– Пожалуй, я съем немного, мистрис.
Пока она зачерпывала поварешкой овсянку, задняя дверь красно-синего дома снова отворилась. На этот раз вышел сам хозяин, по обыкновению нарядившийся павлином. Грэм спрятался за угол кухни, пристально наблюдая за Лефевром, который направился к Милк-стрит.
– Не хотите, чтобы вас видели? – поинтересовался Томас.
– Чтобы он видел, – уточнил Грэм.
Что-то в мрачном выражении лица сержанта предостерегло Томаса от дальнейших вопросов.
Как только Лефевр исчез из виду, дверь снова отворилась, и появилась еще одна пухленькая краснощекая служанка, которую Томас иногда видел в окне кухни, занятую готовкой. Она сняла чепец, обнажив русые волосы, заплетенные в косу, обернутую вокруг головы. Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто за ней не наблюдает, она перебежала через двор» прошмыгнув мимо кучи грязной соломы, которую набросал Байрам, и скрылась в конюшне.
– Им следовало бы найти более укромное местечко для свиданий, – заметил Грэм. – Рано или поздно они попадутся.
– Согласно Публиусу Сирусу, – сказал Томас, – любовь и мудрость несовместимы.
– Верно подмечено, – согласился Грэм, внезапно погрустнев.
– Что верно подмечено? – спросила Джоанна, выходя из кухни с полной поварешкой.
Почему-то этот вопрос смутил Грэма.
– Томас сказал, что я выгляжу усталым, – ответил он после небольшой заминки.
– Тебе следует лечь. – Она снова зевнула, наливая овсянку в миску Томаса. – Я бы тоже легла, но я обещала мистрис Аде, что зайду к ней. – Она коснулась руки Грэма. – Постарайся поспать.
Грэм прошелся костяшками пальцев по ее щеке.
– Ты устала не меньше меня. Я вижу это по твоим глазам. Джоанна улыбнулась.
– Посплю позже, – ее взгляд метнулся к Томасу, – когда все разрешится.
– Мне не нравится, что ты будешь там, учитывая все обстоятельства, – сказал Грэм.
– Лефевра нет дома.
– И все же… тебе следует быть как можно осторожнее.
– Не беспокойся. – Джоанна отнесла поварешку в кухню, наполнила ведро, предназначенное для Томаса, свежей водой и ушла.
Грэм подождал, пока она пересечет задний двор Лефевра и войдет без стука в дом.
– Если бы я не был так голоден, – сказал Томас, шаря в своей сумке в поисках ложки, – я бы засыпал вас сотней вопросов.
– В таком случае я рад, что вы голодны, – улыбнулся Грэм и, помахав ему рукой, заковылял к дому, опираясь на костыль.
Когда колокола на церкви Святой Марии прозвонили полдень, задняя дверь красно-синего дома, принадлежавшего мастеру гильдии торговцев шелка, распахнулась и появилась пухленькая служанка с перекинутой через руку корзинкой. Обменявшись бодрым приветствием со слугой, чистившим конюшню, она отбыла.
Время, когда Томас обычно завтракал, давно миновало, и голод давал о себе знать. Его так и подмывало пойти в кухню и плеснуть поварешку овсянки в свою миску. Джоанна не стала бы возражать. Как и большинство образованных людей, она знала, что его болезнь не настолько заразна, как было принято считать. Но если его увидит кто-нибудь из соседей – например, жена ростовщика, бросавшая на него исполненные ненависти и отвращения взгляды, работая в своем саду, – его лишат жизни.
Из груди Томаса вырвался смешок. Ну не забавно ли, что такое жалкое создание, как он, боится смерти. Кто он такой, какие ходячий мертвец, разлагающееся существо, которое когда-то было мужчиной. До сих пор ему удалось обходиться своими силами, несмотря на отмирающее лицо, руки и ноги, но скоро он лишится остатков своей драгоценной независимости, ибо то, чего он страшился годами, начинает сбываться. Его единственный зрячий глаз начал слепнуть. Зрение, которое некогда было орлиным, постепенно, но неотвратимо затягивала туманная пленка. Скоро она сомкнётся, и окружающий мир погрузится во тьму.
Он будет слепым и немым. Так стоит ли бояться смерти?
Раздосадованный этим приступом жалости к себе, Томас закрыл глаза и представил себе женщину, которую он любил и бросил, когда был молодым, здоровым и глупым, – женщину, которая по-прежнему обладала способностью успокаивать его и утешать, пусть даже в его воображении. «Томас, любовь моя, – Шептала Бертрада, целуя и обнимая его. – Я всегда буду ждать тебя. И никогда не разлюблю… никогда…»
– Томас.
Он открыл глаза и обнаружил перед собой Джоанну Чапмен и Грэма Фокса.
– Мистрис, – кивнул он, пытаясь улыбнуться. – Грэм. Рад видеть вас на улице, сержант. Я не представлял себе, что у вас такие яркие волосы.
– И чудесно выглядят на солнце. – Джоанна запустила пальцы в волосы Грэма.
Они обменялись такими теплыми и понимающими улыбками, что у Томаса возникло чувство, будто он подглядывает за чем-то глубоко личным. «Интересно», – подумал он.
– Как ты себя чувствуешь сегодня, Томас? – спросил Грэм. Тот улыбнулся:
– Лучше всех. Хотя, возможно, я чуточку преувеличил. Грэм хмыкнул с несколько утомленным видом и зевнул.
Джоанна тоже зевнула.
– Что-то вы оба выглядите усталыми, – заметил Томас. Грэм улыбнулся Джоанне, которая залилась краской и отвернулась. «Очень интересно», – снова отметил Томас.
– Судя по запаху, моя овсянка подгорела, – сказала Джоанна, направляясь в кухню. – Придется выбросить ее, но просто позор выбрасывать то, что сверху. Тебе положить, Томас?
Томас возвел свой здоровый глаз к небу, находя забавными и в то же время трогательными усилия Джоанны выдать свою щедрость за практичность.
– Пожалуй, я съем немного, мистрис.
Пока она зачерпывала поварешкой овсянку, задняя дверь красно-синего дома снова отворилась. На этот раз вышел сам хозяин, по обыкновению нарядившийся павлином. Грэм спрятался за угол кухни, пристально наблюдая за Лефевром, который направился к Милк-стрит.
– Не хотите, чтобы вас видели? – поинтересовался Томас.
– Чтобы он видел, – уточнил Грэм.
Что-то в мрачном выражении лица сержанта предостерегло Томаса от дальнейших вопросов.
Как только Лефевр исчез из виду, дверь снова отворилась, и появилась еще одна пухленькая краснощекая служанка, которую Томас иногда видел в окне кухни, занятую готовкой. Она сняла чепец, обнажив русые волосы, заплетенные в косу, обернутую вокруг головы. Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто за ней не наблюдает, она перебежала через двор» прошмыгнув мимо кучи грязной соломы, которую набросал Байрам, и скрылась в конюшне.
– Им следовало бы найти более укромное местечко для свиданий, – заметил Грэм. – Рано или поздно они попадутся.
– Согласно Публиусу Сирусу, – сказал Томас, – любовь и мудрость несовместимы.
– Верно подмечено, – согласился Грэм, внезапно погрустнев.
– Что верно подмечено? – спросила Джоанна, выходя из кухни с полной поварешкой.
Почему-то этот вопрос смутил Грэма.
– Томас сказал, что я выгляжу усталым, – ответил он после небольшой заминки.
– Тебе следует лечь. – Она снова зевнула, наливая овсянку в миску Томаса. – Я бы тоже легла, но я обещала мистрис Аде, что зайду к ней. – Она коснулась руки Грэма. – Постарайся поспать.
Грэм прошелся костяшками пальцев по ее щеке.
– Ты устала не меньше меня. Я вижу это по твоим глазам. Джоанна улыбнулась.
– Посплю позже, – ее взгляд метнулся к Томасу, – когда все разрешится.
– Мне не нравится, что ты будешь там, учитывая все обстоятельства, – сказал Грэм.
– Лефевра нет дома.
– И все же… тебе следует быть как можно осторожнее.
– Не беспокойся. – Джоанна отнесла поварешку в кухню, наполнила ведро, предназначенное для Томаса, свежей водой и ушла.
Грэм подождал, пока она пересечет задний двор Лефевра и войдет без стука в дом.
– Если бы я не был так голоден, – сказал Томас, шаря в своей сумке в поисках ложки, – я бы засыпал вас сотней вопросов.
– В таком случае я рад, что вы голодны, – улыбнулся Грэм и, помахав ему рукой, заковылял к дому, опираясь на костыль.