Райан Патриция. Шелковые нити

   – Чертовски верно сказано, – отозвался Хью. Грэм устремил на него вопросительный взгляд.
   – В таком случае как она здесь оказалась?
   – Неравный брак.
   – Вы имеете в виду Прюита?
   – Да.
   Грэм медленно кивнул:
   – Должно быть, она его очень любила.
   Хью уставился на свои переплетенные пальцы, размышляя над причинами, заставившими Джоанну выйти замуж за Прюита. Дело был о не столько в любви, сколько в доверчивости… и отчаянии, ибо она очень нуждалась в тот момент в избавителе. В глазах простодушной пятнадцатилетней девушки Прюит Чапмен, красивый и сладкоречивый, идеально подходил для этой роли. Конечно, со временем его многочисленные недостатки стали очевидны, но вряд ли Джоанне пойдет на пользу, если Грэм Фокс узнает о них.
   Пусть он считает, что Прюит жив и может свернуть ему шею, если он позволит себе лишнее.
   – Да, – сказал он, не поднимая глаз. – Полагаю, что так Взгляд Грэма снова устремился за спину Хью, в переднюю часть дома. Хью обернулся и увидел, что Джоанна сидит перед окном лавки, вышивая по голубому шелку, натянутому на раму. Солнце подсвечивало ее вуаль, создавая вокруг головы что-то вроде нимба.
   – В таком случае почему… – Грэм скользнул взглядом по кровати, на которой он сидел, явно недоумевая, почему Прюит был сослан спать в кладовую. – Впрочем, это не мое дело.
   – Вот именно. – Хью взял бритву Прюита и точильный камень и принялся точить затупившееся лезвие.
   Грэм помолчал, затем заметил:
   – Она ведь сама управляется с лавкой, не так ли?
   – Да. Прюиту никогда не нравилось стоять за прилавком. К тому же он редко бывает дома. Должен отметить, из Джоанны получилась неплохая хозяйка лавки.
   – Тогда почему она так… Простите, кажется, я позволил себе излишнее любопытство.
   – Почему она так бедна? Торговля здесь осуществляется большей частью путем обмена, так что трудно скопить деньги. Да и Прюита… давно не было дома.
   Грэм взял мыло, окунул его в воду и взбил пену.
   – Меня удивило, что она не торгует шелком. Должно быть, ждет, пока муж вернется с товаром.
   – Наверное, – отозвался Хью, не глядя на Грэма. Ложь давалась ему ничуть не легче, чем Джоанне.
   – Печально, – сказал Грэм, втирая пену в отросшую щетину, – когда такая женщина, как… собственно, любая женщина… месяцами живет одна, без мужа.
   – Ну, теперь она не одна Я здесь. – Хью положил точильный камень и прошелся большим пальцем по лезвию, острому, как меч. – Если кто-нибудь посмеет воспользоваться ее положением, – он выдержал паузу, устремив на Грэма многозначительный взгляд, – я отрежу его причиндалы и заставлю их съесть, – закончил он, протянув Грэму бритву рукояткой вперед.
   Грэм и глазом не моргнул.
   – Насчет меня можете не беспокоиться. – Он взял бритву, прислонил зеркальце к тазу и невозмутимо прошелся лезвием по подбородку.
   – Ничего личного, как вы понимаете, – сказал Хью. – Вообще-то вы мне нравитесь.
   – А вы мне. – Грэм вытер лезвие о полотенце и продолжил бритье, – В конце концов, вы спасли мне жизнь. С моей стороны было бы свинством скомпрометировать вашу сестру.
   – Вы должны понять мое беспокойство. Джоанна красивая женщина, а вы собираетесь жить под одной крышей с ней в течение двух месяцев, если не больше.
   – Ваша сестра замужем. Я взял себе за правило не связываться с замужними женщинами. Зачем осложнять себе жизнь? – Грэм вытянул верхнюю губу и сосредоточился на бритье.
   Хью вынужден был признать мудрость Джоанны, утаившей от постояльца смерть мужа. Что ж, придется поддержать ее обман, хоть это и действовало ему на нервы.
   – Что б я пропала! – донесся с улицы женский голос. – Вы только поглядите, кто вернулся домой.
   Бросив взгляд в окно, Хью увидел черноглазую женщину в красной блузке с чересчур низким вырезом, с пышной гривой черных волос, распущенных по плечам, и ярко-красными губами. Она кокетливо улыбалась, заглядывая внутрь через прутья решетки.
   – Леода! – Хью поднялся и подошел к окну. Женщина подставила щеку для поцелуя, и он отметил, что она по-прежнему пользуется чересчур крепкими сладковатыми духами. За минувший год она постарела, под пудрой виднелись мелкие морщинки, а в уголках губ появились складки, которых он раньше не замечал. А может, он просто никогда не видел ее в ярком дневном свете. Тем не менее, она по-прежнему оставалась самой красивой шлюхой в Лондоне.
   – Что-то ты сегодня слишком рано поднялась, – заметил Хью.
   Она зевнула.
   – Клиент, с которым я провела ночь на Поуп-стрит, смылся, пока я спала. Не заплатил ни гроша, хоть и поимел меня дважды, ненасытный ублюдок.
   – Ты по-прежнему живешь в той мансарде на Милк-стрит?
   – А где ж еще? – Призывно улыбнувшись, она просунула руку через прутья решетки и прошлась кончиком пальца по его нижней губе. – Может, зайдешь как-нибудь, чтобы я показала, как соскучилась по тебе?
   – Заманчивое предложение. Возможно, я так и сделаю. Женщина перевела взгляд на Грэма, вытиравшего чисто выбритое лицо полотенцем. В ее темных глазах вспыхнул интерес.
   – А это кто? Твой приятель? До чего же хорош. А какие глаза! Я никогда не видела таких красивых глаз у мужчины.
   – Тебе виднее, – сухо проронил Хью, прежде чем представить ей квартиранта Джоанны. – Грэм снимает комнату у моей сестры.
   – Можешь привести его с собой, если будет настроение, – предложила она. – Порезвимся все втроем.
   – Увы, – вздохнул Грэм. – Боюсь, я не в состоянии дойти даже до Милк-стрит. – Он приподнял левую ногу, демонстрируя деревянные лубки, видневшиеся из-под рейтуз.
   – Ах, бедняжка, – проворковала она. – Ну, если вы не можете навестить Леоду, вы должны позволить Леоде навестить вас.
   Грэм бросил взглядов переднюю часть дома и увидел, что Джоанна занята беседой с проходившей мимо женщиной.
   – Не сюда. – сказал он. – Лучше… – Он покачал головой. – Нет, не стоит.
   – Понятно, – протянула Леода. – Сестра. Вы что, с ней…
   – Нет, – хором отозвались Грэм и Хью.
   Леода усмехнулась, переводя проницательный взгляд с одного мужчины на другого.
   – Ладно, – сказала она. – Если вдруг передумаете, сержант, имейте в виду – я прохожу по этому переулку каждый вечер Достаточно привязать ленточку к решетке, чтобы дать мне знать, что вы нуждаетесь в компании. Или оставьте открытой заднюю дверь. Я проскользну тихо, как мышка. Никто не узнает, что я здесь.
   Грэм нахмурился:
   – Не думаю…
   – Это будет стоить два пенса, – сообщила Леода, – и еще пенни, если вам захочется чего-нибудь особенного. – Она прошлась по нему взглядом с головы до пят. – Приятно иметь дело с таким красавчиком. А вы, сэр Хью, непременно приходите Мы должны наверстать упущенное.
   Хью поклонился.
   – Трепещу от предвкушения.
   – Лгунишка. – Она послала ему воздушный поцелуй и двинулась прочь.
   – Постой! – окликнул ее Грэм. – Леода! – Он поднял с пола свой кошелек и полез внутрь.
   Леода снова появилась у окна, с самодовольным видом наблюдая, как он вытащил несколько монет, вручил их Хью и попросил передать ей.
   – Что, сержант, уже передумали?
   – Здесь четыре пенса, – сказал Грэм. – Он столько задолжал тебе? Тот тип на Поуп-стрит?
   Леода сжала монеты в ладони.
   – Вы хотите заплатить за него? Грэм смущенно пожал плечами.
   – Такая красивая женщина, как ты, не должна клянчить деньги на завтрак.
   Секунду она ошарашено смотрела на него, затем моргнула и убрала монеты в собственный кошелек. Когда она подняла глаза, их выражение смягчилось.
   – Мне не терпится увидеть ленточку, привязанную к решетке этого окна, сержант.
   Когда она ушла, Хью усмехнулся и покачал головой:
   – Придется вам переспать с ней. Иначе она не оставит вас в покое.
   – Чепуха.
   – Возможно, Леода немного старовата, но она достаточно долго зарабатывала на жизнь, лежа на спине, чтобы знать свое Дело. А судя по взгляду, которым она вас одарила, прежде чем уйти, вас ждут незабываемые впечатления.
   – Дело не в ее возрасте, просто… – Грэм покачал головой в явном замешательстве. – Иисусе, Хью, вначале вы грозите отрезать мои причиндалы, если я злоупотреблю гостеприимством вашей сестры, а затем предлагаете привести к ней в дом потаскушку.
   – Если сделать это поздно ночью, после того как Джоанна ляжет спать, она ничего не узнает.
   Грэм недоверчиво хмыкнул:
   – У вас странное представление о приличиях, дружище.
   – Послушайте. – Хью снова уселся на бочонок, лицом к Грэму. – Конечно, вы обещали… держаться на расстоянии от Джоанны, и я склонен вам верить. Вы производите впечатление человека чести. Но я по личному опыту знаю, что продолжительное воздержание, к тому же вынужденное, а не добровольное, лишает человека принципов.
   – Поверьте, Хью, я в состоянии владеть собой.
   – Я не слепой, Грэм, и вижу, как вы на нее смотрите. На скулах Грэма вспыхнул румянец.
   – Братская забота делает вас чересчур мнительным.
   – Бросьте. Как может нормальный мужчина жить в одном доме с такой женщиной, как Джоанна, и не поддаться искушению? Мне было бы гораздо спокойнее, если бы вы время от времени завязывали ленточку на решетке, вместо того чтобы сдерживать свою похоть все то время, пока вы будете жить здесь. К тому же это прямая угроза здоровью. Проклятие, я сам однажды чуть не взорвался, когда мне пришлось терпеть слишком долго.
   – Хорошо, я подумаю об этом.
   – Вы говорите это только для того, чтобы я отстал от вас.
   – В таком случае что я должен сказать, чтобы вы успокоились?
   – Не представляю. Грэм устало рассмеялся:
   – Похоже, это будут долгие два месяца.
   – Да, если вы будете настаивать на том, чтобы изображать из себя монаха. Послушайте, я собираюсь навестить сегодня Леоду…
   – Вот как?
   Хью ухмыльнулся:
   – Она… умеет утешить мужчину, особенно после долгой разлуки. Я могу попросить ее заглянуть сюда сегодня вечером…
   – Не надо.
   – Грэм…
   – Но я попросил бы вас о небольшом одолжении. Точнее, о двух. Если вы будете проезжать мимо церкви Святого Варфоломея, не могли бы вы забрать мои вещи?
   – Охотно.
   – И еще – в Смитфилде по-прежнему торгуют лошадьми по пятницам?
   – Да, за исключением праздников. – Пятничная ярмарка, открывавшаяся на зеленой лужайке за городскими стенами, оставалась главным событием недели для большинства жителей Лондона.
   – У меня осталась симпатичная верховая кобылка в монастырской конюшне. Я был бы очень признателен, если бы вы смогли продать ее в Смитфилде.
   – Симпатичная кобылка? – В дверях появилась Джоанна с подносом, на котором лежали лист пергамента, гусиное перо, перочинный ножик, воск для печати, глиняная чернильница и моток тесьмы. Вид у нее был несколько озадаченный, но веселый. – Зачем она вам, сержант? Глядя на вас, никак не скажешь, что вы привыкли передвигаться на симпатичных кобылках.
   Грэм растерянно уставился на нее, прежде чем ответить.
   – Это… долгая история. Вы принесли эти вещи для меня?
   – Конечно. – Джоанна поставила поднос в изножье его кровати. – У меня нет подходящего шнура, чтобы запечатать письмо. – Она указала на тесьму. – Это лучшее, что мне удалось найти.
   – Спасибо, мистрис. Меня это вполне устроит. Джоанна медлила, устремив на лицо Грэма пристальный взгляд, вызвавший у Хью беспокойство.
   – Вы изменились, – заметила она. Грэм потер гладкий подбородок:
   – Я побрился.
   Джоанна кивнула, переведя взгляд на его волосы. Вчера они казались темными, но, высохнув, превратились в светло-русые завитки с рыжеватым отливом. Хью показалось, что она хочет что-то добавить, но вместо этого Джоанна бросила взгляд назад, в сторону лавки, где две женщины рассматривали ее товары.
   – Пойду узнаю, что им нужно. Я зайду позже, чтобы унести грязную воду, а потом приготовлю вам что-нибудь поесть.
   Когда она ушла, Хью тоже поднялся.
   – Мне пора. Я обещал вернуть повозку до полудня.
   – Большое спасибо за помощь, Хью. Но что касается вашего совета насчет Леоды. – Он улыбнулся и покачал головой.
   Воспользовавшись перочинным ножиком, Хью отрезал кусок тесьмы и протянул ее Грэму.
   – Ты все-таки подумайте об этом, – сказал он и вышел.

Глава 7

   Грэм поднял глаза от книги, которую перечитывал во второй раз, и его взгляд привычно устремился через пустую гостиную к Джоанне, которая стояла у прилавка, демонстрируя покупателям свои товары. В лучах полуденного солнца ее силуэт казался особенно стройным.
   Прошла неделя, но ему не надоедало наблюдать за тем, как она занимается повседневными делами. Ему нравились ее гибкие движения, звук ее голоса, когда она обменивалась репликами со знакомыми, проходившими мимо лавки, ее изящная поза, когда она вышивала, сидя перед окном, и особенно аромат влажной земли, свежей травы и полевых цветов, витавший в кладовой после ее посещений, что случалось нечасто.
   Сломанная нога все еще побаливала, как и ребра, но боль притупилась и скорее раздражала, чем причиняла мучения. Врач, проведавший Грэма накануне, снабдил его прочным деревянным костылем. Правда, по большей части костыль бездействовал, прислоненный к кровати, поскольку Грэм не осмеливался показываться на улице. Впрочем, в своем нынешнем состоянии он вряд ли смог бы это сделать, даже если бы захотел.
   Заложив страницу куском тесьмы – тем самым, который предполагалось использовать в качестве знака Леоде, – Грэм закрыл книгу и положил ее на сундук, где высилась стопка томов. О книгах позаботился Хью, купивший их в соседней лавке, торговавшей подержанными изданиями.
   Не считая единственной угрозы скормить Грэму его собственные причиндалы, он вел себя как человек, на которого можно положиться. Днем Хью охотно выполнял поручения Грэма, а ночи проводил в гулянках и кутежах вместе с такими же, как он, отпускными вояками.
   Услышав звук голосов, Грэм выглянул в окно. Его взгляд привычно устремился к большому окну на втором этаже каменного здания, высившегося рядом с домом Лефевра. Там чуть ли не каждый день разыгрывалась одна и та же сцена: плотный, богато одетый мужчина средних лет спорил о чем-то с темноволосым молодым человеком – очевидно, его сыном. На этот раз в ссоре участвовала его жена, добавляя пронзительные нотки к басовитым мужским голосам.
   Их ежедневные ссоры действовали Грэму на нервы. Он устал от постоянных криков уличных продавцов, от грохота повозок и визга свиней. Ему надоело читать одни и те же книги. И ему смертельно наскучило валяться целыми днями, как беспомощному калеке, тогда как порученное ему дело не сдвинулось с мертвой точки. Единственное, что ему никогда не надоедало, – это наблюдать за Джоанной Чапмен.
   Взглянув в сторону лавки, он увидел, как Джоанна вручила сверток с покупкой коренастой женщине в темной шали. Та полезла в корзинку, висевшую у нее на руке, и положила на прилавок что-то похожее на связку свечей.
   Чтение книг было отличным прикрытием для наблюдения за домом Лефевра. Полусидя в постели, Грэм старался не упускать из виду заднего окна, но пока его наблюдения не принесли плодов, которые могли бы оказаться полезными для выполнения его миссии.
   Байрам, Этель и кухарка добросовестно выполняли свои обязанности, что не мешало Рольфу Лефевру постоянно устраивать им разносы из-за реальных и вымышленных проступков. Особенно он бесился, когда заставал хорошенькую пухленькую кухарку флиртующей с Байрамом. Грэм гадал, как бы Лефевр отреагировал, если бы знал, что почти каждое утро, когда он отбывал из дома, парочка уединялась на конюшне и спустя некоторое время появлялась растрепанная и облепленная соломой.
   Ближе к вечеру Лефевр обычно принимал посетителей в своей гостиной, преимущественно торговцев, приходивших к главе гильдии, чтобы заключить сделки. Переговоры сопровождались обменом документов, а иногда и передачей денег.
   В полдень мимо его окон проходила рыжеволосая девушка по имени Олив, доставлявшая флакон снадобья для мистрис Ады из аптеки на Вуд-стрит. Чтобы не попасться ей на глаза, Грэм взял за правило прикрывать ставни в полуденные часы.
   Джоанна оказалась права – люди любят заглядывать в окна. В принципе Грэм не возражал против подобного вторжения в его частную жизнь. Так, беседы о литературе и истории с Томасом-арфистом скрашивали эти бесконечные дни. Даже Леода с ее замашками стареющей грошовой шлюхи обладала грубоватым обаянием, вносившим разнообразие в его жизнь, когда она останавливалась поболтать с ним. Его не беспокоило, что они в курсе его присутствия в задней комнате дома Джоанны, поскольку ни Томас, ни Леода не знали о причинах его пребывания в Лондоне.
   Ада Лефевр не показывалась, хотя в последние дни стояла необычно теплая и солнечная погода. Окна спальни Рольфа Лефевра, где, судя по всему, обитала его больная жена, были постоянно закрыты ставнями. В сумерках там загорался слабый свет – от масляной лампы или одинокой свечи, – чтобы погаснуть с вечерним звоном колоколов на близлежащей церкви.
   Стук захлопнувшейся двери снова привлек внимание Грэма к заднему двору Лефевра. Олив, доставив лекарство хозяйке дома, направилась к воротам, выходившим в переулок. На всякий случай Грэм отодвинулся от окна, хотя едва ли его затененную фигуру можно было различить сквозь полузакрытые ставни.
   Петронилла выбрала этот момент, чтобы навестить Грэма. Запрыгнув на постель, она ткнулась мордочкой в его руку и уставилась на него, как бы спрашивая: «Как дела?»
   – Кокетка, – улыбнулся Грэм и повернулся к окну, продолжая наблюдение за девушкой.
   – Олив, – послышался молодой мужской голос.
   – Деймиан, – тихо отозвалась она. – Что ты здесь делаешь?
   – Жду тебя.
   Петронилла снова ткнулась головой в руку Грэма и громко мяукнула.
   Олив испуганно вскрикнула.
   – Это всего лишь кошка. Олив, я хотел бы поговорить с тобой.
   Последовала пауза.
   – Ты не должен этого делать. Вдруг кто-нибудь увидит? Твой отец, например?
   Кошка снова мяукнула. Чертыхнувшись про себя, Грэм почесал животное по голове.
   – Мне плевать, что скажет отец, – заявил юноша.
   – В таком случае ты дурак.
   – Возможно, но он требует, чтобы я… Впрочем, не важно. Ничто не имеет значения, кроме нас с тобой.
   – Ты… – Девушка прерывисто вздохнула. – Ты ничего не знаешь обо мне. Есть вещи, которые я не могу тебе рассказать.
   – У меня есть глаза и уши, Олив, – отозвался он серьезным тоном. – Нет ничего касающегося тебя, о чем бы я уже не догадался.
   – О Боже, – пробормотала она дрогнувшим голосом.
   – В любом случае я люблю тебя, – произнес он так тихо, что Грэм едва расслышал. – Я люблю тебя, Олив.
   – О Боже, – повторила она со слезами в голосе. – Ты не можешь знать.
   – Это не важно, Олив, ничто не важно, кроме нас. Я люблю тебя.
   – Нет… нет… мы не можем быть вместе. Как ты не понимаешь? – Она всхлипнула. – Пусти меня.
   – Олив, не уходи! Пожалуйста. Олив! – Раздались быстрые шаги, удалявшиеся в направлении Вуд-стрит. Затем послышался продолжительный вздох и приглушенное проклятие, за которым последовали шаги, направлявшиеся в противоположную сторону. Выглянув в окно, Грэм увидел фигуру в черном плаще и фетровой шляпе, шагавшую в направлении Милк-стрит.
   – Вот, посмотрите! – сказала Джоанна, входя в кладовую со связкой свечей. Петронилла, спрыгнув с постели Грэма, потерлась о ее ноги. – Я продала платок торговке свечами, и она расплатилась со мной своим товаром Конечно, сальные свечи – это не то что восковые, но они дают куда больше света, чем масляная лампа с тростниковым фитилем.
   – Отлично, – рассеянно отозвался Грэм, глядя поверх ее плеча в переднюю часть дома. Обернувшись, Джоанна проследила за его взглядом, устремленным на улицу, видневшуюся за окном лавки. Ее внимание тут же привлекла молодая женщина, перебегавшая через Вуд-стрит. Капюшон ее зеленого плаща соскользнул, обнажив облако медных кудрей, разметавшихся на бегу. Она вбежала в аптеку и исчезла из виду.
   – Это Олив, – сообщила Джоанна. – Дочка аптекарши. – И добавила, одарив Грэма понимающим взглядом: – Очаровательная девушка.
   Грэм улыбнулся, невозмутимо встретив ее взгляд.
   – Неужели?
   – Разве не по этой причине вы так уставились на нее?
   – Вообще-то нет. Мне показалось, что она… расстроена. Я слышал, как она беседовала в переулке с каким-то парнем – поклонником, насколько я понял, правда, она отказывается иметь с ним дело.
   Джоанна недоуменно выгнула бровь.
   – Вот, значит, как вы развлекаетесь, сержант? Подслушиваете чужие разговоры?
   – Это помогает коротать время. – Он посерьезнел. – Она убежала в слезах.
   – Бедняжка. Последнее время ей приходится нелегко. Попробую поговорить с ней завтра утром, перед ярмаркой. Прежде чем встанет ее мать, которая обычно дрыхнет до полудня.
   – Какой ярмаркой?
   – В Смитфилде. По пятницам там устраивают ярмарки. Хью договорился, чтобы туда доставили вашу верховую лошадь из церкви Святого Варфоломея. Он собирается продать ее.
   – Я доставляю вашему брату множество хлопот, вы не находите?
   – Он не возражает. Все равно он мается от скуки. – Джоанна улыбнулась с видом заговорщицы. – Чем больше поручений вы ему даете, тем меньше времени у него остается на выпивку, игру… и доступных женщин.
   Грэм не стал возражать, хотя и подозревал, что никакие поручения не способны удержать Хью вдали от доступных женщин.
   – Вы поедете на ярмарку вместе с ним?
   – Да.
   – И закроете лавку на целый день?
   – Неделю назад я не рискнула бы лишиться даже нескольких покупателей. Но благодаря вашим деньгам мое положение несколько улучшилось, и Хью подумал, что посещение ярмарки даст мне возможность немного развеяться. – И восстановить знакомство со старым другом, за которого он надеется ее выдать. «У тебя будет шанс встретиться с Робертом, – сказал он. – Я не могу привести его в лавку, пока у тебя постоялец. Что Грэм подумает, увидев, что ты принимаешь поклонников, пока твой муж в отъезде? Надень что-нибудь нарядное в пятницу и не вздумай прятать волосы».
   Вечером Джоанна собиралась вымыться, но присутствие Грэма ее стесняло. Возможно, когда он заснет…
   – Мне нравилось бывать в Смитфилде, – задумчиво произнес Грэм. – Летом мы проводили там чуть ли не каждый день. Я имею в виду мальчиков из монастыря Святой Троицы. Брат Саймон, наш настоятель, любил повторять, что нужно воспитывать не только умы и души, но и тела. Мы играли в мяч, соревнуясь с воспитанниками из обителей Святого Павла и Святого Мартина. А по воскресеньям там устраивали рыцарские турниры.
   Джоанна улыбнулась, пытаясь представить этого сильного мужчину мальчишкой. Наверное, он был долговязым и нескладным. В подростковом возрасте мужчины его конституции зачастую выглядят неуклюжими, пока их крупные кости не обрастут мускулами.
   Теперь в нем не было ничего неуклюжего, и определенно он ничем не напоминал бродягу, которого она обнаружила в тот вечер в своей кладовой, грязного и одуряюще пахнувшего алкоголем. Он ежедневно брился, скорее от скуки, чем от одержимости своей внешностью. У него были необычайно яркие голубые глаза, каких она не встречала ни у одного мужчины. Мужественная красота Грэма не оставляла Джоанну равнодушной, и она не решалась смотреть на него в упор.
   Его отношение к ней всегда было учтивым и уважительным. Хотя он томился от безделья и был бы рад, если бы она задержалась в его комнате, когда приносила ему еду или наводила порядок в кладовой, он ни разу не попросил ее об этом, понимая, что у нее есть дела в лавке и по дому.
   И ее ужасно нервировало, когда Грэм, такой чистый и красивый в белой рубахе Прюита, наблюдал за ней. Она не могла не испытывать странного беспокойства, ощущая на себе его неотрывный, испытующий взгляд.
   А еще она не могла забыть медленного скольжения его пальцев по ее груди в ту первую ночь, когда ее разбудил стон Грэма. В ночном мраке, напряженном и безмолвном, то, что началось как случайное прикосновение, превратилось в сознательную ласку. Она все еще помнила обжигающее тепло его руки, отозвавшееся в ней странным возбуждением, пугающим и восхитительным.
   – …я скидывал одежду и нырял в воду. Это было божественно.
   Джоанна моргнула, очнувшись.
   – Простите, я… Грэм хмыкнул.
   – Я рассказывал, как летними ночами сбегал из обители, чтобы искупаться в лошадином пруду в Смитфилде. Полагаю, это была не слишком увлекательная история. – Он смущенно улыбнулся. – Честно говоря, я пытался задержать вас разговорами. Боюсь, решив остаться здесь, я не учел, что буду так невыносимо скучать.
   – Мне очень жаль.
   – Вы не виноваты, у вас полно собственных дел.
   – Да, но…
   – В конце концов, я здесь не гость, а всего лишь постоялец. Я и так доставляю вам слишком много хлопот.
   – Мне нужно вернуться в лавку.
   Грэм кивнул:
   – Значит, завтра вас не будет целый день?
   – До вечера. Я оставлю вам еду и эль.
   – Спасибо.
   Она помедлила в дверях.
   – Полагаю, вам будет еще скучнее, чем обычно. Мне очень жаль.
   – Едва ли я могу рассчитывать, что вы останетесь здесь ради меня.
   Джоанна опустила взгляд, теребя бечевку, которой были перевязаны свечи.
   – Да, пожалуй. – Она повернулась, сделав шаг в сторону лавки.
   – Вы счастливы?
   Удивленная, она медленно повернулась, прижимая к груди свечи.
   Грэм сидел на кровати, устремив на нее пристальный взгляд, т которого все ее тело затрепетало.