Райан Патриция. Шелковые нити

   – Естественно, – скрипнул зубами Хью.
   – Он был не настолько откровенен, чтобы называть вещи своими именами, но я поняла, куда он клонит. Лефевр крутился вокруг меня еще при жизни Прюита. Короче, он сделал комплимент моей красоте, сказал, что давно восхищается мною, и попросил меня снять с головы накидку, чтобы он смог увидеть какого цвета у меня волосы.
   Хью выругался себе под нос.
   – И ты сняла?
   – Конечно, нет, но, похоже, это только раззадорило его. Он прижал меня к стене, словно девицу, прогуливающуюся перед лондонским борделем.
   – Ты позвала на помощь?
   – Это случилось в обеденное время. В торговом зале никого не было. Но мне удалось выбраться оттуда, прежде чем он успел что-либо сделать.
   – Как?
   – Он положил руку мне на грудь, а я приставила кинжал к его носу.
   – Отлично. – Хью одобрительно усмехнулся. – Такой напыщенный павлин скорее согласится лишиться своих причиндалов, чем носа.
   – Я беспрепятственно покинула зал, но он позаботился о том, чтобы меня не приняли в гильдию.
   – Неудивительно. Смотри – вот лошадь, которую продает Грэм. – Хью указал на пегую кобылку, стоявшую в одном загоне вместе с такими же кроткими животными, предназначенными для женщин и детей.
   – Почему, скажи на милость, он ездил на такой лошади?
   – Не он. У него был великолепный гнедой жеребец.
   – Зачем ему две лошади? – спросила Джоанна. – Причем одна из них дамская?
   – Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем об этом, особенно если ты отправишь его в церковь Святого Варфоломея. – Извинившись, Хью отошел, чтобы полюбоваться боевыми конями – могучими животными, которых специально разводили и тренировали, чтобы они не боялись шума битвы и града стрел.
   Присев на ближайший пень, Джоанна сняла туфли. Весенняя трава приятно холодила уставшие ступни. Подперев подбородок рукой, она смотрела на гнедую кобылу, которая пила воду из пруда.
   «Я сбрасывал одежду и нырял в воду, – вспомнились ей слова Грэма. – Это было божественно».
   Закрыв глаза, Джоанна попыталась представить его в детстве, плавающего в этом пруду ночью. Но вместо этого перед ее глазами возник нынешний Грэм, лежащий на кровати в кладовой, и Леода, склонившаяся над ним.
   – Совсем как Прюит, – прошептала она, открыв глаза Молодая женщина, проходившая мимо с корзиной лепешек бросила на нее любопытный взгляд. Джоанна снова закрыла глаза.
   На этот раз она увидела не Грэма в компании черноволосой шлюхи, а своего мужа. Она не могла поручиться, что он спал с Леодой, но со всеми остальными без сомнения.
   В сотый раз Джоанна задалась вопросом, как она могла поддаться расчетливым ухаживаниям Прюита Чапмена. Конечно, она была молода и боялась, что ее отошлют из Монтфиша за отказ выйти замуж за Николаса. Отец грозился убить ее, и Джоанна, знавшая о его жестокости не понаслышке, верила, что он способен на это.
   Прюит встретился на ее жизненном пути в тот момент, когда она отчаянно нуждалась в спасителе. Если бы у нее хватило ума понять, как ловко он воспользовался ситуацией! Когда он пробрался в ее крохотную спальню всего лишь через две недели после их знакомства, умоляя ее бежать с ним и стать его женой, она пришла в восторг. Подумать только! Она будет принадлежать темноволосому красавцу, Прюиту Чапмену, с его манящими глазами и пылкими речами – и навсегда избавится от тирании отца. В своем ликовании Джоанна ни разу не задумалась о том, каким будет ее брак с этим человеком.
   Если бы только Хью был в Лондоне во время ухаживания Прюита! Он бы сразу разглядел корыстные мотивы ее тайного поклонника. Но Хью воевал в Ирландии. К тому времени, когда он вернулся домой тем летом, Джоанна уже вышла замуж за Прюита и жила в убогой квартирке в разваливающемся доме – одна, поскольку ее муж отбыл на Сицилию через несколько дней после свадьбы.
   Хью пришел в ярость, обнаружив, что его сестра с ее благородным воспитанием вышла замуж за торговца и, покинутая всеми, живет в трущобе. Он интуитивно понимал, что представляет собой Прюит и зачем он женился на ней. Несмотря на нарядную одежду и изысканные манеры, он был никем и ухватился за шанс связать себя с леди Джоанной из Уэксфорда лишь для того, чтобы обнаружить после свадьбы, что ее отец придушил бы их обоих, попадись они ему в руки. Хью попытался договориться об аннулировании брака, но с точки зрения церкви все было законно.
   Джоанна, все еще воображавшая себя влюбленной в мужа и не желавшая верить, что он женился на ней только для того, чтобы продвинуться по общественной лестнице, отвергла предложение брата выследить Прюита и выпотрошить его на месте. Хью снова собирался за границу, но прежде чем уехать, он купил ей дом на Вуд-стрит, чтобы у нее было приличное место, где она могла бы жить, и лавка, чтобы обеспечить ее существование. Джоанне нелегко было принять этот дар, но она не могла оставаться в убогом и опасном районе, где поселил ее Прюит. Однако она поклялась себе, что никогда больше ничего не возьмет у брага.
   Как дурочка, она продолжала идеализировать своего никчемного мужа даже после его возвращения из Сицилии. Правда, Прюит отдалился от нее, вечно недовольный и раздражительный, но Джоанна объясняла его плохое настроение стыдом из-за его неспособности содержать семью. В самом деле, какой мужчина захочет жить в доме, купленном его шурином?
   Однажды, незадолго до того, как Прюит снова отправился за границу, Джоанна пришла домой с рынка, полагая, что в доме никого нет, и услышала стоны мужа, доносившиеся сверху. Испугавшись, что он заболел, она бросила купленного каплуна на стол и с тревожно бьющимся сердцем взлетела вверх по лестнице.

Глава 10

   Даже сейчас, спустя пять лет, Джоанна не могла спокойно вспоминать о том, как она застала своего мужа с женой торговца Домашней птицей.
   Холфрида стояла на четвереньках в их большой кровати, голая, не считая полосатых чулок. Джоанна всегда находила ее Полноватой, но без одежды она казалась огромной, белой, жирной и непристойной, ее обвислые груди раскачивались в такт с движениями Прюита, вонзавшегося в нее сзади. Он стоял на коленях, без туники, со спущенными до колен шелковыми рейтузами, обхватив руками толстые ягодицы Холфриды.
   Прюит, должно быть, почувствовал присутствие жены, поднял взгляд и увидел ее. Глаза его слегка расширились, но он даже не замедлил движение.
   – Иисусе, Джоанна, – пропыхтел он, – ты что, так и собираешься стоять и смотреть?
   Холфрида резко вскинула голову и взвизгнула при виде Джоанны. Но когда Прюит начал смеяться, не прекращая своего занятия, она тоже захихикала, сотрясаясь всей своей белой тушей.
   Сбежав с лестницы, Джоанна выскочила на улицу и быстро зашагала к Ньюгейт-стрит, слепо обходя прохожих, лошадей и скот, бродивший по улице, затем направилась на восток к Олдгейт-стрит. Улица поднималась вверх по склону холма, и Джоанна запыхалась. Добравшись до вершины, она повернула на Грейсчерч-стрит и прошла по ней весь путь до Темзы.
   В полдень на пристани кипела бурная деятельность. Сыпля проклятиями, матросы втаскивали упиравшихся лошадей на деревянные сходни, ведущие на палубы кораблей. Голоса торговок рыбой, предлагавших свой товар, сливались с криками чаек, реявших над водой.
   Джоанна направилась к Лондонскому мосту, полагая, что над водой будет меньше шума и суеты. Так и оказалось. Пройдя полпути по обветшавшему деревянному настилу, она облокотилась о перила, дрожа от прохладного ветра с реки.
   У причалов и на широком пространстве реки стояли на якоре сотни разнообразных судов и суденышек. Вдали, на стыке южной и восточной городских стен, возвышалась белая башня. В прошлом году лорд Гилберт и леди Фейетт привезли ее туда, чтобы представить Элеоноре Аквитанской как свою будущую невестку. Джоанна подарила Элеоноре вышитый кошелек, покраснев от гордости, когда королева похвалила ее работу. Вряд ли ей еще когда-нибудь доведется побывать в Тауэре.
   Хью был прав с самого начала. Прюит никогда не любил ее. Он женился на ней только потому, что она была дочерью лорда Уильяма из Уэксфорда.
   Глядя на воду, плескавшуюся у опор моста, она гадала, насколько глубока река здесь, посередине. Утонет ли она, если упадет в воду? Ведь она не умеет плавать. Джоанна представила себе, как помощник шерифа сообщает Прюиту, что его жена в отчаянии бросилась с Лондонского моста. Прюит закроет лицо руками. Помощник шерифа произнесет слова соболезнования, которые полагались в подобных случаях, и удалится.
   А Прюит, оставшись один, уберет ладони от лица. И улыбнется.
   Колокола на церкви Святого Магнуса Мученика, расположенной у Лондонского моста, прозвонили вечерню. Джоанна медленно зашагала назад, к небольшой церквушке, притянутая ощущением мира и безопасности, исходившим от толстых каменных стен.
   В пустынной часовне было сумрачно и тихо. Джоанна преклонила колени на соломе, насыпанной у алтаря, и перекрестилась, моля Господа, чтобы он ниспослал ей силу и направил по верному пути.
   «По какому пути? – вообразила она себе голос Бога. – Чего ты хочешь?»
   Освободиться от Прюита. Она хотела этого всем сердцем, конечно, аннулировать брак невозможно, но они могли бы жить раздельно – хотя при мысли о том, что ей придется покинуть их дом, ей становилось плохо. В сущности, это ее дом. Хью оставил документы на ее имя. Однако она не может продать дом без ведома мужа, а Прюит способен воспользоваться ситуацией, чтобы прибрать его себе. Ужасно, если он завладеет ее домом, не говоря уже о том, что ей некуда идти. Даже если она забудет о гордости и решится отдаться на милость отца, он никогда не примет ее назад. Как и лорд Гилберт.
   Можно попытаться выставить Прюита из дома, но закон на его стороне. Никто не заставит его уйти, если он сам не захочет. Он будет жить под одной крышей с ней, заставляя делить с ним постель, даже бить ее, если пожелает, и никто не шевельнет и пальцем, чтобы помешать этому. Впрочем, даже если ей удастся уговорить его уйти, она останется без средств к существованию. Доход от торговли щелком, который привозил Прюит, был весьма скромным, но это лучше, чем ничего. Можно ли сделать жизнь терпимой, если они продолжат под одной крышей? Наверное. В конце концов, Прюит проводит большую часть времени за границей. Однако терпеть его приезды домой будет невыносимо.
   Истина была в том, что так проживали свою жизнь большинство замужних женщин. Неудивительно, что, овдовев, они так радовались. Если бы мужчины знали, насколько привлекательной находят многие жены перспективу вдовства, они бы призадумались.
   Мысль, пришедшая ей в голову, заставила Джоанну улыбнуться. Глядя на распятие над алтарем, она прошептала короткую молитву, поблагодарив Бога за ниспосланное указание, и покинула церковь. На улице уже стемнело. Она зашла в лавку торговца ножевыми изделиями и потратила все имевшиеся в кошельке деньги на кинжал в узорных ножнах, который и повесила на пояс.
   Вернувшись домой, она обнаружила Прюита в гостиной. Он сидел за столом спиной к ней, с кувшином вина, стоявшим перед ним.
   – Время ужина прошло, – бросил он через плечо. – Где ты болталась?
   Джоанна сжала пальцы в кулаки, пряча их в складках юбки.
   – Она ушла?
   – Да. – Он перебросил ноги через скамью и повернулся к ней лицом. В его выразительных темно-карих глазах, очаровывавших ее когда-то, сверкала злобная насмешка. – Но прежде чем она ушла, я нагулял неплохой аппетит. – Кивнув в сторону каплуна, лежавшего на столе, он добавил: – Приготовь его, и поскорей.
   Вначале Прюит чуть ли не боготворил ее, затем обожание сменилось апатией. Но откровенное хамство и враждебность были чем-то новеньким, и Джоанна внутренне сжалась от дурного предчувствия.
   Облизнув пересохшие губы, она сказала.
   – Ты обещал хранить верность, когда дела мне предложение.
   Прюит улыбнулся, словно видел перед собой слабоумное дитя, и сделал глоток вина.
   – Я склонен болтать всякую сентиментальную чушь в приступе страсти.
   – Ты никогда не испытывал страсть ко мне.
   – Мужчины в отличие от женщин не подвержены романическим причудам. Мы руководствуемся куда более… низменными побуждениями. Не будь ты так молода, избалованна и глупа, то давно поняла бы это.
   Никогда еще Джоанна не осознавала так остро шестнадцатилетнюю разницу в их возрасте. Если он считает ее глупым ребенком, то только потому, что она вела себя соответствующим образом до сих пор. Она заставила себя шагнуть вперед и встала перед ним, вскинув подбородок.
   – Единственная причина, по которой ты женился на мне, – это твое честолюбие и холодный расчет. Я не настолько глупа, чтобы не догадаться об этом.
   Прюит потянулся к кувшину, стоявшему у него спиной, и долил вина в свою кружку.
   – Мы будем ужинать или нет? Джоанна судорожно втянула в грудь воздух.
   – Я больше не буду готовить для тебя ужин, Прюит. А также завтрак и обед.
   Его глаза расширились.
   – Будешь как миленькая.
   – И ты больше не будешь спать со мной в спальне, – добавила она, стараясь говорить спокойно. – Отныне ты будешь спать в кладовой.
   – В кладовой? – Он хрипло рассмеялся. – Ах ты, наглая сучка! Да как ты смеешь выгонять меня из моей собственной спальни?
   – Это моя спальня, – возразила она, злясь на себя за напряженные нотки в голосе. – Этот дом принадлежит мне.
   – Ты моя жена, – процедил он сквозь стиснутые зубы, трясясь от ярости. – Ты принадлежишь мне и по закону должна подчиняться моим желаниям. Я буду спать там, где пожелаю. И ты будешь ублажать меня утром, днем и вечером, если у меня появится такое намерение. А в промежутках между этим, если Мне захочется попользовать кого-нибудь еще, я сделаю это, где Мне угодно и когда угодно, а ты не посмеешь и пикнуть. – Это мой дом, – повторила Джоанна дрожащим голосом. – Которым я могу полностью распоряжаться. Если захочу, могу выгнать тебя отсюда и оставить дом себе. Или сдать его в аренду. – Он поднес кружку к губам, обведя гостиную оценивающим взглядом. – Учитывая, что я провожу большую часть времени за границей, зачем мне такой дом? Да и лавка. Я мог бы продавать шелк на рынке, как раньше. Немного лишних денег никогда не помешает. Почему я не додумался до этого раньше?
   – Потому что ты не можешь распоряжаться тем, что тебе не принадлежит. – Она отважно шагнула к нему. – Это мой дом. У тебя есть кое-какие права на него, но ты не можешь ни продать его, ни сдать в аренду без моего разрешения, ни выгнать меня отсюда. Хью заверил меня в этом.
   – Мужья постоянно избавляются от собственности жен, не спрашивая их согласия.
   – Да, но если мужья умирают, жены получают собственность назад. Таков закон.
   – Я молод и здоров.
   Она пожала плечами, изобразив спокойствие.
   – С молодыми и здоровыми мужчинами постоянно случаются несчастья.
   – Тебе бы этого очень хотелось, не так ли?
   – Возможно.
   – Чертова сучка! – Прюит отшвырнул кружку, расплескав вино по устланному тростником полу, и схватил ее за плечи, заставив упасть перед ним на колени, – Да как ты смеешь?
   От обжигающей пощечины голова Джоанны мотнулась в сторону. Запретив себе плакать, она попыталась подняться на ноги, но он впился пальцами в ее плечи, удерживая на месте. Зажатая между его ногами, она чувствовала себя как в ловушке.
   – Воображаешь, будто ты все еще леди Джоанна из Уэксфорда? – прошипел он.
   – Отпусти меня. – Она попыталась вырваться из его рук? но он был сильнее.
   – Так вот, теперь вы моя, миледи.
   Прюит задрал свою рубаху и принялся развязывать тесемки шелковых рейтуз. Джоанна знала, чего он хочет. Она делала это и раньше по его настоянию, не слишком наслаждаясь процедурой, но полагая, что это акт любви.
   До сих пор.
   – Ты обязана делать все, что мне угодно, – пропыхтел он, притянув ее голову к своему возбужденному естеству. Джоанна ощутила мускусный запах Холфриды, и ее чуть не стошнило. – А сейчас мне угодно, чтобы ты заняла свой рот чем-нибудь полезным.
   Джоанна вытащила из ножен свой новый кинжал и приставила острие к его чреслам.
   – Убери руки, Прюит. – Встретив его изумленный взгляд, она добавила: – Ты же не хочешь лишиться предмета своей гордости?
   Он отпустил ее и откинулся назад, злобно уставившись на стальное лезвие. Его напрягшееся естество мгновенно обмякло.
   – Где ты взяла эту штуковину? Убери ее немедленно!
   – Как пожелаешь. – Джоанна поднялась на ноги, переместив лезвие от его чресл к горлу, и слегка нажала, заставив его отпрянуть к столу. – Чем больше я думаю о вдовстве, – заметила она непринужденным тоном, – тем больше мне нравится эта идея.
   Опешив, Прюит вращал глазами, как испуганная лошадь. Затем вспышка ярости исказила его лицо.
   – Сучка! – прошипел он и ударил ее кулаком в живот. Джоанна упала, выронив кинжал. На одно мгновение ей показалось, что она не может дышать, но затем дыхание восстановилось – и вместе с ним вернулась решимость. Борясь с болью и тошнотой, она нашарила в тростнике кинжал и кое-как поднялась на ноги, растрепанная, хватая ртом воздух и обхватив рукой живот.
   Прюит глумливо усмехнулся, глядя на оружие в ее дрожащей руке.
   – Ты жестоко ошибаешься, полагая, что можешь защитить себя таким способом. Я вдвое больше тебя и могу справиться с тобой, как любой другой мужчина.
   – Не сомневаюсь. – Она улыбнулась. – Но иногда тебе тоже хочется спать.
   Глаза Прюита медленно расширились, когда до него дошел смысл ее слов.
   – Если ты и дальше рассчитываешь жить под одной крышей со мной, – сказала Джоанна, – советую тебе спать вполглаза.
   В конечном счете, Прюит не только отказался от идеи завладеть домом, но и перебрался спать в кладовую. В течение пяти лет, когда он бывал в Лондоне, он жил в ее доме, но держался особняком. Они питались отдельно и редко разговаривали. Часто он ночевал вне дома, что вполне устраивало Джоанну. Их отношения приобрели деловой характер, причем к обоюдной выгоде. Он привозил шелка в Лондон, она продавала их, обеспечивая им обоим скромное, но безбедное существование.
   Так могло продолжаться еще много лет, если бы не пакет из Генуи, завернутый в малиновый шелк с гербовой печатью городских властей. Прюит умер. Бог свидетель, она не тосковала по нему, но ей не хватало его чертовых шелков. Пока не появился Грэм с его четырьмя шиллингами, Джоанна не находила себе места, размышляя над тем, как свести концы с концами и сохранить свой дом.
   Джоанна вспомнила непристойную, но такую знакомую сцену, увиденную прошлой ночью. Похоже, она осталась такой же глупой и наивной, как в юности, по крайней мере, когда это касалось мужчин и «их низменных побуждений», как говорил Прюит.
   Ей было тошно сравнивать Грэма с Прюитом, но складывалось впечатление, что, если рядом имелась доступная женщина и мужчина полагал, что это сойдет ему с рук, он не задумываясь использовал ее для удовлетворения своей похоти.
   Использовал… Вздрогнув, Джоанна обхватила себя руками. Никогда больше…
   Хью, похоже, убежден, что брак с подходящим мужчиной решит все ее проблемы. Что ж, в этом есть смысл. Состоятельный человек не станет вступать в брак исключительно ради семейных связей, как это сделал Прюит. Да и не все женатые мужчины изменяют своим женам, некоторые принимают брачные обеты близко к сердцу. Если верить Хью, Роберт хранил верность своей жене. Хороший муж мог бы избавить ее от нищеты и мучительного одиночества. Хороший муж. А не очередной обаятельный проходимец.
   И определенно не обаятельный, но неприкаянный сержант с проницательными голубыми глазами, задающий нескромные вопросы.
   Определенно не он.
   – Хью… это ты, дружище?
   Хью, любовавшийся великолепным боевым конем, обернулся и увидел улыбающегося Роберта из Рамсуика.
   – Роб!
   В простой черной тунике, со здоровым румянцем на загорелом лице Роберт выглядел скорее как молодой священник, чем отпрыск знатного семейства. Он никогда не выставлял напоказ свое богатство.
   – Я так и думал, что найду тебя рядом с этими зверюгами. – Роберт огляделся. – А леди Джоанна, разве она…
   – Вон она. – Хью указал на сестру, которая сидела на пне, подперев рукой подбородок и закрыв глаза. Один рукав был по-прежнему обернут вокруг запястья, другой свисал вниз, касаясь травы. Она потеряла одну из булавок, прикреплявших вуаль к волосам, и та сбилась набок. В довершение ко всему она сняла туфли, оставшись в одних чулках.
   Роберт прикрыл глаза ладонью, разглядывая Джоанну, затем хмыкнул.
   – Она была такой же в детстве, помнишь? Всегда что-нибудь расстегнуто или развязано.
   Он не видел Джоанну несколько лет и знал о ней только то, что она вдова торговца шелком. Его не волновало, что она была замужем за человеком, стоявшим ниже ее на общественной лестнице. Ему требовалось найти хорошую мать для своих детей.
   Роберт был на три года старше Хью, однако, коротко остриженный, с мальчишескими чертами, он выглядел намного моложе своих лет, и было странно думать о нем как о вдовце с двумя дочерьми. В нем начисто отсутствовал светский лоск, зато чувствовалась какая-то притягательная основательность, с любовью к земле и врожденным чувством добра. Во многих отношениях он был полной противоположностью Хью, что не метало им быть близкими друзьями.
   – Мне показалось, что ты собирался взять с собой дочерей, – заметил Хью, оглядываясь. – Где они?
   – Где-то там. – Роберт указал на прилавки с едой, располагавшиеся рядом с палатками заморских купцов. – Маргарет покупает им сладости.
   Хью нахмурился:
   – Твоя кузина?
   – Да. Она приехала в Рамсуик, чтобы позаботиться о девочках. Я думал, ты знаешь.
   – Нет, ее не было, когда я навещал тебя.
   – Она возила девочек в Лондон в тот день. Ну так как? Ты намерен представить меня своей очаровательной сестре?
   Хью проводил Роберта к Джоанне.
   – Ты не спишь, сестренка? – поинтересовался он, дернув ее за косу.
   – Отстань, – пробормотала она, не открывая глаз.
   – Я был бы чрезвычайно разочарован, миледи, если бы мне пришлось последовать вашему пожеланию, – галантно произнес Роберт.
   Глаза Джоанны распахнулись.
   – О! Л-лорд Роберт? – Он поклонился.
   – Приятно возобновить знакомство, леди Джоанна. Джоанна вскочила на ноги, торопливо разгладив юбку и поправив вуаль. Сделав вид, что хочет помочь, Хью вытащил вторую шпильку и сдернул с ее головы нелепую вещицу.
   – Хью! – Джоанна потянулась за вуалью, но Хью убрал ее в свой кошелек.
   – Просто грех прятать такие прекрасные волосы, как у тебя.
   – Смертельный грех, миледи, – согласился Роберт. Свирепо глянув на брата из-под опущенных ресниц, Джоанна сунула ноги в туфли.
   – Папа! Папа! – раздался детский голос, и к Роберту подбежала светловолосая девчушка в белом платье.
   Он подхватил ее на руки, улыбаясь.
   – Это моя дочь, Кэтрин. Кэтрин, поздоровайся с сэром Хью и леди Джоанной.
   Девочка – на вид ей было лет пять – отвернулась, спрятав лицо на плече у отца. Роберт простонал сквозь смех:
   – Чем это таким липким ты вымазалась?
   – Вяленым инжиром, – сообщила молодая женщина – очевидно, Маргарет, – подходя к ним со второй девочкой, совсем крошкой, на руках.
   Роберт представил свою кузину и младшую дочь, которую звали Беатрикс, Хью и его сестре. Леди Маргарет мало изменилась со времен их юности. Миловидная и румяная, с кроткими карими глазами, она была одета в скромную шерстяную тунику и простую накидку, более приличествующие вдове, чем незамужней девице, но ее светло-русые косы были непокрыты. Хотя ей было под тридцать, она так и не вышла замуж, отказываясь от всех брачных предложений.
   – Ты ела инжир? – спросил Роберт, взяв Кэтрин за подбородок и рассматривая ее лоснящееся личико.
   Девочка энергично закивала.
   – Можно попробовать? – Он слизнул с ее тугой щечки липкую массу, вызвав у нее приступ смеха. – М-м… вкуснятина.
   Младшая девочка потянулась к отцу, протягивая пухлые ручки. Роберт опустил Кэтрин на землю и взял малышку у кузины. Его взгляд остановился на губах Маргарет.
   – Вижу, ты тоже отведала инжира, – улыбнулся он. Пристроив Беатрикс на своем бедре, он протянул руку и стер большим пальцем остатки лакомства с нижней губы кузины. Румянец на щеках Маргарет стал гуще, и они оба быстро отвели глаза.
   Джоанна покосилась на Хью.
   – Отлично! – Хью хлопнул в ладоши, заставив себя улыбнуться. – Кто хочет пойти на скачки?
   – Он любит ее, – сказала Джоанна брату, когда они прогуливались вдоль столов под полосатыми тентами, ломившимися от заморских товаров. Чего здесь только не было: кожаные башмаки из Кордовы, индиго из Иерусалима, стеклянные изделия из Венеции, соболиные и горностаевые шкурки из северных стран – и повсюду, наполняя воздух терпкими ароматами, огромные подносы душистых специй из далеких и удивительных земель.
   – Ничего подобного, – возразил Хью.
   – Разве ты не видел, как они ведут себя друг с другом? Все эти Взгляды и жесты? Посмотри на них. Они держатся как семья.
   Роберт и его кузина шли впереди, пробираясь сквозь толпу. Беатрикс спала, склонив головку на плечо отца, а Кэтрин, неутомимо сосавшая два пальца, шла, держась за руку Маргарет. Время перевалило за полдень, и дети устали.
   – Они не могут пожениться, – заявил Хью, помедлив, чтобы полюбоваться редкостями с Дальнего Востока: резным черным деревом, жемчугом, ляпис-лазурью, амброй и мускусом. – Они троюродные брат и сестра.