Райнов Богумил. Господин Никто

   На другом конце провода вежливо принимают мое поручение и благодарят потому, вероятно, что сезон еще не начался и там пока не избалованы клиентами.
   Снова очутившись на набережной, я вижу, что "ягуар" стоит на месте. Усаживаюсь в машину и жду. Через непродолжительное время из кафе с бутылкой вителуаз выходит Кралев и садится в машину.
   Мы снова в пути. Осматриваем все курортные уголки между Канном и Ниццей, но черномазый нигде не останавливается. Ниццу тоже пересекли транзитом. Теперь ясно, что целью свадебного путешествия может быть только Монте-Карло. Поэтому когда вдали показываются белые здания столицы рулетки, амфитеатром расположившиеся на блестящих при полуденном солнце скалах, у меня вырывается вздох облегчения.
   К моему удивлению, Кралев и Монте-Карло проезжает транзитом. Впереди единственное заслуживающее внимание селение - Ментона. Но Ментона находится на самой франко-итальянской границе, и я не могу согласиться на столь рискованное дело - покорно следовать туда за черномазым. Припоминаю заранее намеченные для подобного случая действия. Из зеркала на меня глядят мои собственные глаза, воспаленные, помутневшие. В голове шумит, череп как в тиски зажат. Все это в порядке вещей после четырнадцати часов непрерывной езды, за которые совершен пробег более чем в тысячу километров.
   Решив, что пора положить конец этим гонкам, я жму на газ почти до отказа. Машины попадаются редко в эту обеденную пору, а шоссе с его уклонами и зигзагами весьма удобно для определенных тактических ходов. Но я тотчас замечаю, что без видимых причин "ягуар" тоже увеличивает скорость. Мой "ситроен" на предельной скорости, а расстояние между машинами не уменьшается. Кралев, как видно, давно заметил, что за ним кто-то следует на определенном расстоянии, но довольствовался тем, что дистанция оставалась постоянной. Теперь же, когда я пытаюсь нарушить ее, он начинает реагировать.
   Мне хорошо известны скрытые качества моей таратайки, и я отлично понимаю, что у меня почти нет шансов догнать ее. Моя блестящая идея относительно сверхмощного мотора под изношенным кузовом приносит свои плоды, увы, не в мою пользу. И все же у "ситроена" есть известное преимущество перед "ягуаром", если иметь в виду сидящего за рулем человека, не взирая на то, что у него помутнели глаза и адски болит голова.
   Продолжаю выжимать предельную скорость, замедляя ход только на крутых поворотах, и жду, пока наступит удобный момент. Это должен быть либо особенно крутой поворот, где Кралев потеряет скорость, если не слетит в море, либо целая серия поворотов, либо...
   Вырубленное в прибрежных скалах шоссе круто спускается под гору, а затем так же круто поднимается вверх. "Ягуар" изо всех сил устремляется вниз в трехстах метрах передо мной, чтоб воспользоваться инерцией при подъеме. Но в это самое время на противоположной крутизне появляется тяжелый грузовик, нахально едущий по самой середине шоссе. Кралев пронзительно дудит клаксоном, но грузовик не изменяет направления, и, чтобы не налететь на этого гиганта, Кралев вынужден сбавить скорость. Только теперь шофер на грузовике лениво подается вправо, но "ягуар" уже потерял инерцию. Лишь только таратайка успела разминуться с грузовиком, я, стремительно преодолев крутизну, выравниваюсь с ней и, нацелив на Кралева пистолет, пресекаю путь перед носом у "ягуара". Таратайка, уткнувшись в брызговик "ситроена", с жалким бренчанием замирает.
   - Руки вверх! - восклицаю я. - Не торопись на тот свет.
   Черномазый неохотно поднимает свои темные косматые руки.
   - Вылезай!
   Он трет лоб, надеясь, что все это сон.
   - Вылезай, говорю! Не видишь разве, что дальше ехать некуда?
   Кралев выбирается из машины, а я зорко слежу за его движениями. Лида сидит, откинувшись на спинку с таким видом, будто все происходящее ее не касается.
   - В каком кармане у тебя пистолет?
   - Нет у меня пистолета, - равнодушно отвечает черномазый.
   - А куда ты его дел?
   - Нет пистолета, - повторяет он. - К чему мне пистолет, если я собираюсь пересечь границу?
   По-видимому, готовясь переехать границу, он и в самом деле не взял с собой пистолет.
   - Стань вон там! - предлагаю я ему, указывая на край обрыва за скалой. Место подходящее для разговора один на один, поскольку от шоссе его не видно. Кралев с той же апатией выполняет приказ.
   - Ну как, поторгуемся или стрелять безо всяких?
   - Что ты предлагаешь? - безучастно спрашивает черномазый, будто ждал этого вопроса.
   - Ты мне операцию "Незабудка", а я тебе жизнь.
   - Мою и Лидину, - поправляет Кралев.
   - Ладно, и Лидину, если она хочет.
   - Хочет, если не станешь ее принуждать.
   - Ну хорошо. Говори!
   - А гарантии?
   - Никаких гарантий. Я не лжец вроде тебя, чтобы требовать от меня гарантий. Ты меня не интересуешь. Интересует операция. Давай выкладывай!
   Черномазый колеблется.
   - Вот что, - говорю, - даю тебе полминуты. Если не начнешь, начну я. - И для убедительности повожу пистолетом, направленным собеседнику в живот.
   - Цель операции - отравление воды для столицы... - начинает Кралев.
   И, начав, продолжает гладко, методично перечислять: доставка химикатов в части ящиков с импортируемыми товарами, организация доставки их к водохранилищу, имена и местонахождение занятых в операции лиц, точный пароль и точный час оглашения его в передаче иностранной радиостанции...
   - Руководство операцией из-за границы возложено лично на меня. Вся операция должна быть проведена в течение трех часов, не более.
   - Кто со стороны американцев контролирует вашу деятельность?
   Вопрос задан на пробу. Кралев называет несколько имен. Называет правильно. Еще три-четыре пробных вопроса. Кралев отвечает и на них.
   - Ты уверен, что все сказанное тобою правда? - все же спрашиваю я. Не напутал ли ты чего-нибудь в том или другои случае?
   - Какой смысл путать? Моя служба у американцев кончена.
   - С чего бы это вдруг?
   - В связи с убийством Младенова. Я собирался свалить это на тебя. Откуда мне было знать, что американцы подслушивали на квартире этого дурака?
   - И когда ты об этом узнал?
   - Перед самым отъездом сюда. "Не надо было этого делать", - сказал мне Вильямс, провожая меня. Сейчас им важно, чтоб я закончил операцию, а потом уже они спросят с меня за это...
   - А зачем тебе понадобилось убивать Младенова?
   - Это мое дело.
   - Слушай, Кралев!..
   - Затем, что Центром всегда руководил я и всегда оставался в тени. И при Младенове продолжалось бы то же самое...
   - Значит, благородные порывы: слава и чековая книжка. Что ж, это действительно твоя стихия.
   - Не всем же быть такими простофилями, как ты, и работать только ради идеи, - презрительно бормочет черномазый.
   - Вот именно. А теперь повернись кругом и созерцай море, пока не услышишь, что я завел мотор. Иначе, ты понимаешь?..
   - Лида... - произносит Кралев.
   В первый момент я думаю, что он просто напоминает мне относительно уговора, но тут же замечаю, что женщина вылезла из машины и, пошатываясь, идет к нам. У нее стеклянный взгляд, лицо бледное, застывшее. Только теперь до меня доходит, что она под наркозом. Вероятно, потому, что я лишь сейчас обратил на нее внимание.
   И это обошлось мне довольно дорого. Кралев стремглав бросается мне под ноги, я теряю равновесие и кубарем лечу через него. Черномазый вывертывается с удивительным проворством и пытается выхватить у меня маузер, но для меня это не является неожиданностью, и, лежа на спине, я изо всех сил пинаю его прямо в физиономию. Он падает, не удерживается на коленях и, вытирая кровь, которая его слепит, вскакивает на ноги, чтобы вернуть мне удар. Но я тоже успел уже вскочить, и маузер снова упирается черномазому в живот.
   - Становись вон туда! - приказываю я. - Туда, на исходную позицию! И уже без шуток, иначе...
   Кралев медленно пятится назад, протирая глаза и следя за пистолетом в моей руке. Этот человек всегда был слишком недоверчив. Не сводя с меня глаз в страхе, что я выстрелю без предупреждения, он отступает еще на шаг. Роковой шаг... Раздается сдавленный крик и шум срывающихся камней, потом второй крик, на сей раз у меня за спиной.
   - Он упал! - вопит Лида.
   - Разве? - бормочу я. - А я и не заметил.
   - Кто упал? - снова кричит женщина, вглядываясь пустыми испуганными глазами в море, глухо плещущееся внизу, в ста метрах под нами.
   Она еще не может прийти в себя. Ничего. Шок, вызванный случившимся, ускорит просветление. Схватив Лиду за руку, я тащу ее к "ситроену", успокаивающе бормоча, что никто не упал, а если кто и упал, то поднимется. Я прощаюсь беглым взглядом со своей таратайкой и замечаю бутылку газированной воды, валяющуюся на сиденье. Откупорив, взбалтываю воду и, наполовину закрыв пальцем горлышко, пускаю струю на Лиду. Она пытается увернуться от неожиданного фонтана, но я продолжаю поливать ее знаменитой вителуаз, лучшей из газированных вод, до тех пор, пока женщина не начинает кричать на меня своим сварливым тоном:
   - Перестаньте плескать на меня водой!
   - Скажите "пожалуйста"!
   - Хватит, слышите!
   - Ладно, - уступаю я, поскольку воды все равно больше нет. - Теперь сидите смирно, потому что нам дорога каждая минута.
   - Куда мы едем? - спрашивает Лида, остановившись у "ситроена".
   - Куда вы скажете, - отвечаю я.
   Мое внимание приковано сейчас к моей старой таратайке. Я сажусь в последний раз за руль, даю задний ход, чтобы отделиться от "ситроена", потом сворачиваю к пропасти, выключаю скорость и вылезаю из машины. Незначительный толчок, и мой ветеран с новым грохотом сшибленных камней летит в бездну.
   - Куда мы едем? - повторяет молодая женщина, когда мы садимся в машину и несемся в обратном направлении.
   - Вы проверили, что я говорил вам вчера?
   - Что следовало проверить? - Она проводит ладонью по лбу. - Я будто пьяная... Как вошел, сразу чем-то брызнул мне в лицо... Я заметила, как он спрятал спринцовку. И потом, когда остановились, опять...
   - Все это вы внесете в свои мемуары, - перебиваю я ее. - Пароходом интересовались?
   - Ах да... - Она снова щупает лоб. - Там действительно есть наш пароход. Отправляется сегодня в пять или шесть часов.
   Между пятью и шестью целый час, но что тут поделаешь - товарные пароходы не то что пассажирские поезда. Я смотрю на часы. Скоро два. До Марселя километров двести шестьдесят. Раньше пяти нам туда не попасть. А если Франсуаз пустит легавых, то нам и после пяти не приехать.
   В такие моменты самое разумное сосредоточиться на том, что в непосредственной близости от тебя, а в непосредственной близости от меня кусок блестящего на солнце шоссе, который мне предстоит покрыть в следующие секунды. Всматриваясь в ленту дороги, извивающуюся среди прибрежных скал, я пытаюсь отдохнуть в границах возможного для меня - не думать, но и не закрывать глаза.
   - Успеем мы, как по-вашему? - спрашивает женщина.
   Меня сейчас это мало занимает, и я молчу.
   - Если вы спасете меня от этого кошмара, всю жизнь буду вас благословлять, - добавляет Лида минуту спустя.
   Она вообразила, бедняжка, что все страсти разгорелись вокруг ее спасения. Вообще я чувствую, что она не даст мне отдохнуть.
   - Не понимаю, ради чего вы идете на такой риск? - не унимается Лида.
   - Из гуманных чувств.
   - А я думала, что вы урод...
   - Урод?
   - Да, да. Мне казалось, что органы чувств у вас ампутированы, если они и были когда-нибудь.
   - Скорее всего, их никогда у меня не было, - отвечаю я, всматриваясь в линию шоссе перед собой.
   - Я была уверена, что вы человек холодный... - продолжала Лида. Циничный и холодный, как пресмыкающееся...
   - Мерси, - киваю я. - Старая истина: не отвечаешь чувствам другого, значит, ты холодный.
   - Вы обращались со мной ужасно там, в Париже... Почему вы вели себя так ужасно?
   - С воспитательной целью, - сухо отвечаю я. - Чтоб заставить одну дурочку кое-что понять.
   - Вот теперь вы опять хороший, - замечает она, поскольку ничего другого сказать не может.
   Я тоже не склонен к разговорам. Только жму на газ изо всех сил, стараясь не поддаваться тягостному ощущению пустоты, которое вновь охватывает меня. Не отвожу глаз от бегущей ленты шоссе, машинально жму на педаль, и мне кажется, что я лечу в этом огромном пустом пространстве бог весть с каких пор и неведомо куда, словно брошенный кем-то камень.
   Когда я выхожу из телефонной кабины, на моем лице, кроме усталости, написано, очевидно, и что-то другое, потому что Лида, оставив на стойке недопитый кофе, подходит ко мне и берет за руку.
   - Ушел, да?
   - Только что.
   Мы садимся в машину, и я делаю единственное, что можно сделать в данный момент, - еду к Старой пристани. Если в ближайшие минуты не найду выхода и если Франсуаз подняла тревогу, мне придется освободиться от своего хрупкого багажа и искать убежища.
   Останавливаю машину у самого причала. В тихой черно-зеленой воде лениво покачивается несколько моторок. Я останавливаю свой выбор на блестящей четырехместной "ведэтт".
   - Мечтаете о приятной прогулке? - спрашивает молодой человек, стоящий у причала с сигаретой в зубах. - Двадцать франков в час.
   Киваю в знак согласия. Владелец лодки подтягивает ее за веревку и помогает нам сесть. Потом отвязывает лодку и готовится сесть сам.
   - Вы тоже? - поднимаю брови.
   - А как же иначе? - в свою очередь удивляется он.
   - А так: прогулка без третьего лишнего. Иначе зачем я стану платить двадцать франков?
   - Вы знаете, сколько стоит эта "ведэтт"? - не без хвастовства и с укором спрашивает молодой человек.
   - А вы знаете, сколько стоит вон тот "ситроен"? Вот, возьмите ключи.
   Я бросаю ключи от машины, и человек машинально ловит их в воздухе. И, подумав немного, машет рукой:
   - Ладно, идет. Надеюсь, править-то вы умеете?
   - Не беспокойтесь. Буду править, не увлекаясь.
   - Потому что, имейте в виду, она скорая...
   Он не догадывается, что я как раз на это и рассчитывал, выбрав именно ее. Завожу мотор и начинаю маневрировать, сохраняя разумную скорость. Потом огибаю волнорез с небольшим маяком, прохожу мимо мрачных башен крепостей Сен-Жан и Сен-Никола и даю полный газ. Легкая "ведэтт" стремительно несется по водной глади, задрав нос, готовая, кажется, в любое мгновенье взлететь над морем. Позади постепенно снижаются массивы зданий. Еще через несколько минут на виду остаются лишь мрачные очертания собора справа, а слева, на холме, возвышается силуэт Нотр-Дам де ла Гард с изваянием мадонны.
   Рядом со мной сидит Лида и наблюдает за моими маневрами с крепнущим чувством уверенности.
   - Вот он, пароход, - показываю я на темное пятно вдали, изрыгающее клубы дыма.
   На деле мое внимание направлено в обратную сторону, где в любой момент может показаться быстроходный катер береговой полиции. Теперь все будет зависеть от удачи.
   Спустя полчаса мы приближаемся к пароходу. На черной корме уже отчетливо видна надпись РОДИНА. Но хотя надпись эта звучит сейчас почти символически, я продолжаю бегло посматривать назад. Там, совсем еще вдалеке, показалась черная точка, движущаяся с внушающей опасения скоростью.
   - Не нас ли догоняют? - спрашивает молодая женщина, поймав мой взгляд.
   - Наверно. Но им не успеть.
   - Как же вы вернетесь обратно?
   - А зачем мне возвращаться?
   - Так вас же в Болгарии будут судить!
   - Посмотрим. Может, как-нибудь уладится дело.
   Пароход уже рядом. На палубе столпились люди, они внимательно следят за нашими маневрами.
   - Держите штурвал вот так! - приказываю Лиде.
   Затем поднимаю руки и начинаю подавать сигналы. Через две минуты судно сбавляет ход. Я снова берусь за штурвал, чтобы подойти к кораблю вплотную.
   - Я вот спрашиваю себя, кто вы, в сущности, такой? - слышу позади себя голос молодой женщины.
   - Порой я и сам задаю себе такой вопрос, - бормочу я, запрокидывая голову.
   Там, высоко над нами, на черном фоне сверкают белые буквы: РОДИНА. А чуть подальше два человека уже спускают лестницу.