Люди платили деньги и уносили ели домой. Кристи поймал себя на том, что после каждой сделки осматривает улицу, выискивая Дэнни, как он сам себе объяснил.
Так оно и было… Но еще он ждал Кэтрин. Он не видел ее уже несколько дней. Они не разговаривали с тех пор, как катались на санках в Центральном парке. Через день после той прогулки она прошла мимо, помахала рукой и тепло улыбнулась. Его как током ударило. Но почему? Он каждый раз чувствовал, как его бьет током. Он помнил, как его тело изогнулось вокруг нее на санках, как его руки обнимали ее; как она откинулась назад, прижавшись к нему, а ее волосы щекотали его лицо. Это было такое неожиданное ощущение, и достаточно было одной ее улыбки, чтобы оно возникло вновь.
А потом она вдруг исчезла. Может, заболела? Или сменила маршрут?
Вечерами Кристи бродил по улицам. Забавно, но он всегда начинал с Западной Двадцатой стрит — той самой, на которую свернула Кэтрин недели две назад. Каждый раз он появлялся здесь, уже поздним вечером, после того как закрывал палатку и отводил Бриджит в пансион.
Начиная поиски с квартала Кэтрин, он собирался с мыслями. Вдыхал холодный воздух, сбрасывал дневное напряжение. Он чувствовал ее присутствие, как будто она вот-вот выйдет на ступеньки. Ощущение ее близости успокаивало его.
Все дома выглядели такими уютными. От каминных труб поднимался дым. Кристи был деревенским человеком, но когда он проходил по ее кварталу, он почти понимал, почему город так притягивает. Он представлял себе семьи, живущие в этих домах, и как дети играют на площадке через улицу.
Сегодня, пересекая квартал Кэтрин, он чувствовал усталость. Впереди у него была длинная ночь. Чем дольше он искал и не находил Дэнни, тем сильнее он отчаивался. Дни утекали, а Дэнни все не было.
Когда Кристи дошел до середины квартала, с Гудзона подул такой сильный ветер, что он вынужден был остановиться. Наклонился вперед, сопротивляясь воющему ветру, пытаясь устоять на ногах. Ветки деревьев гнулись и трещали, с крыши сорвало кусок шифера, и он разбился прямо у ног Кристи.
Неожиданно ветер стих, но температура упала на несколько градусов. Было около нуля. Кристи посмотрел наверх, на абсолютно темный дом Кэтрин на другой стороне улицы, светилось только маленькое окошко в мансарде.
Сквозь стекло окна он увидел ее лицо; наверное, она услышала ветер и подошла к окну, чтобы посмотреть. Кристи поднял руку, чтобы помахать ей, но остановился. Она смотрела вдаль — не на улицу, а куда-то намного дальше. Он ощутил ее тоску, желание чего-то, что невозможно было получить.
Он чувствовал в себе то же желание, но не смог бы выразить его словами. Глядя на Кэтрин, он задрожал сильнее, чем от северного ветра. Стоял как вкопанный несколько минут и не мог пошевелиться. Но впереди была долгая ночь, и перед ним расстилался целый город, где ему предстояло продолжить поиски. Впереди в уличных огнях вырисовывалась заброшенная надземная железная дорога — старый железный скелет выглядел пугающе. Он заставил себя двигаться дальше.
На работе Кэтрин обнаружила, что не может сосредоточиться. Ей очень хотелось увидеть Дэнни и убедить его сделать правильный шаг — поговорить с отцом. Несколько дней она избегала Кристи, изменив привычный маршрут. Сейчас у ее стола стоял мистер Рейнбек, внимательно рассматривая последние дополнения к ее перечню.
— Замечательно, — сказал он, постукивая пальцем по черно-белой фотографии двух каменных колоколов. — Где вы их нашли?
— Э-мм… — Кэтрин покраснела.
— Мне нравятся колокола, — сказал он, — они так символичны. Они призывают людей к молитве, празднованиям… Это могущественные орудия духа! Когда мародеры нападают на места поклонения, они всегда разрушают колокола. Потому что колокола несут благую весть, понимаете? Это превосходный снимок. Идеально подходит для нашего проекта. Где они находятся?
Кэтрин притворилась, что просматривает свои записи. Тем временем ее мозг судорожно работал. Их нашел Дэнни. Одним из способов заставить его взять у нее деньги было «нанять» его, чтобы он разыскивал горгулий, ангелов, каменную резьбу. Она дала ему фотоаппарат, и несколько недель назад он принес снимки.
— Я не могу вспомнить, мистер Рейнбек. Я просмотрю свои записи.
— Может быть, в церкви? — спросил он, рассматривая снимок сквозь лупу. — Интригующе. Они могут быть ритуальными. Видите эту ленту вокруг обода колокола слева? Кажется, это латынь.
В этот момент в библиотеку зашел сын мистера Рейн-бека — Сильвестр-младший. У него были глаза и поведение тигровой акулы — вкрадчивые, расчетливые, всегда готовые к убийству. В компании было известно, что Сильвестру-младшему не нравились проекты его отца. Он рассматривал землю как что-то, на чем можно построить, а небо — как пространство, которое надо заполнить. Деньги должны зарабатываться, храниться и вкладываться, а не тратиться на нелепые проекты по помощи горожанам стать мечтателями.
— Здравствуйте, миссис Тирни, привет, отец, — сказал он.
— Посмотри на эти колокола, мой мальчик. — Старый Рейнбек передал лупу сыну.
Сильвестр-младший просто положил ее, глядя на Кэтрин:
— На прошлой неделе я проходил мимо здания по пути домой со «Щелкунчика». В библиотеке горел свет.
— Ну и как «Щелкунчик»? — спросил мистер Рейнбек. — Я отлично помню, как твоя мать впервые водила тебя на него. Она была очень взволнованна.
Кэтрин нервничала, но не могла не заметить судорогу на лице Сильвестра-младшего — он тоже вспомнил. Ей стало интересно, был ли этот тик связан с тем фактом, что им занималась только мать. Мир большого бизнеса поглотил его отца.
— Петрония Буланже танцевала Фею Драже, — ответил Сильвестр-младший. — Она и ее муж остановились в пентхаусе нашей башни Саттон-Плейс. Она дала мне билеты. Что мне было делать — отказаться? Не очень хороший PR-ход. Зато были хорошие места. Партер. Так как насчет…
— Сильвестр, ты хоть иногда должен наслаждаться жизнью. Не следует рассматривать все с точки зрения связей с общественностью. Балет призван давать свет, прибавлять сил, делать жизнь радостнее! Не так ли, Кэтрин?
— Абсолютно точно. Я тоже вспомнила, как мой отец впервые повел меня на «Щелкунчика». — Она обрадовалась смене темы.
— Отец, я не думаю, что надо втягивать Кэтрин в разговор о балете. Так как насчет света? — резко спросил Сильвестр-младший, уставившись на Кэтрин пронизывающим взглядом.
— Наверное, я задержалась на работе, — сказала она с замиранием сердца, пытаясь оправдаться, но в то же время испытывая жалость к еще одной семье, в которой были проблемы с пониманием. Она наблюдала это два года.
Он покачал головой:
— Я велел водителю остановиться и проверить записи охраны. Вы уже ушли.
— Мне очень жаль, — сказала она, чувствуя, как горят ее щеки. В последние годы охрана стала очень надежной. Она знала, что ступает по тонкому льду. — Я, видимо, забыла выключить свет.
— Здесь точно никого не было? — спросил Сильвестр-младший, впившись в нее тяжелым взглядом.
— Кому ночью может понадобиться библиотека? — спросила Кэтрин, уклоняясь от вранья.
— Изумительный снимок, — прервал их старик, протягивая фотографию сыну. — Он прекрасно характеризует то, что мы пытаемся сделать для этого города, не так ли? Сообщает нам, что жизнь слишком коротка, а мы тратим ее, носясь по делам. Вспомните, где вы их нашли, Кэтрин. Я хочу увидеть их в натуре.
Отец и сын покинули библиотеку. Кэтрин покрылась испариной. У нее было странное чувство, что Сильвестр-старший намеренно спас ее. Подозревал ли он что-нибудь? Она вспомнила о наброске, который нашла скомканным рядом с книгами по метеорологии, оставленными Дэнни на столе на прошлой неделе. Кэтрин не убрала их сразу на полку, и в то же утро их увидел старый мистер Рейнбек, постучал по ним своим длинным пальцем и сказал:
— Нужно быть умным парнем, чтобы понимать, что все ответы в небе!
Она вздрогнула, не зная, что и подумать. Она молилась, чтобы Дэнни поскорее объявился: ей была невыносима мысль о том, что Кристи проведет еще один день без каких-либо новостей от сына.
Глава 8
Так оно и было… Но еще он ждал Кэтрин. Он не видел ее уже несколько дней. Они не разговаривали с тех пор, как катались на санках в Центральном парке. Через день после той прогулки она прошла мимо, помахала рукой и тепло улыбнулась. Его как током ударило. Но почему? Он каждый раз чувствовал, как его бьет током. Он помнил, как его тело изогнулось вокруг нее на санках, как его руки обнимали ее; как она откинулась назад, прижавшись к нему, а ее волосы щекотали его лицо. Это было такое неожиданное ощущение, и достаточно было одной ее улыбки, чтобы оно возникло вновь.
А потом она вдруг исчезла. Может, заболела? Или сменила маршрут?
Вечерами Кристи бродил по улицам. Забавно, но он всегда начинал с Западной Двадцатой стрит — той самой, на которую свернула Кэтрин недели две назад. Каждый раз он появлялся здесь, уже поздним вечером, после того как закрывал палатку и отводил Бриджит в пансион.
Начиная поиски с квартала Кэтрин, он собирался с мыслями. Вдыхал холодный воздух, сбрасывал дневное напряжение. Он чувствовал ее присутствие, как будто она вот-вот выйдет на ступеньки. Ощущение ее близости успокаивало его.
Все дома выглядели такими уютными. От каминных труб поднимался дым. Кристи был деревенским человеком, но когда он проходил по ее кварталу, он почти понимал, почему город так притягивает. Он представлял себе семьи, живущие в этих домах, и как дети играют на площадке через улицу.
Сегодня, пересекая квартал Кэтрин, он чувствовал усталость. Впереди у него была длинная ночь. Чем дольше он искал и не находил Дэнни, тем сильнее он отчаивался. Дни утекали, а Дэнни все не было.
Когда Кристи дошел до середины квартала, с Гудзона подул такой сильный ветер, что он вынужден был остановиться. Наклонился вперед, сопротивляясь воющему ветру, пытаясь устоять на ногах. Ветки деревьев гнулись и трещали, с крыши сорвало кусок шифера, и он разбился прямо у ног Кристи.
Неожиданно ветер стих, но температура упала на несколько градусов. Было около нуля. Кристи посмотрел наверх, на абсолютно темный дом Кэтрин на другой стороне улицы, светилось только маленькое окошко в мансарде.
Сквозь стекло окна он увидел ее лицо; наверное, она услышала ветер и подошла к окну, чтобы посмотреть. Кристи поднял руку, чтобы помахать ей, но остановился. Она смотрела вдаль — не на улицу, а куда-то намного дальше. Он ощутил ее тоску, желание чего-то, что невозможно было получить.
Он чувствовал в себе то же желание, но не смог бы выразить его словами. Глядя на Кэтрин, он задрожал сильнее, чем от северного ветра. Стоял как вкопанный несколько минут и не мог пошевелиться. Но впереди была долгая ночь, и перед ним расстилался целый город, где ему предстояло продолжить поиски. Впереди в уличных огнях вырисовывалась заброшенная надземная железная дорога — старый железный скелет выглядел пугающе. Он заставил себя двигаться дальше.
На работе Кэтрин обнаружила, что не может сосредоточиться. Ей очень хотелось увидеть Дэнни и убедить его сделать правильный шаг — поговорить с отцом. Несколько дней она избегала Кристи, изменив привычный маршрут. Сейчас у ее стола стоял мистер Рейнбек, внимательно рассматривая последние дополнения к ее перечню.
— Замечательно, — сказал он, постукивая пальцем по черно-белой фотографии двух каменных колоколов. — Где вы их нашли?
— Э-мм… — Кэтрин покраснела.
— Мне нравятся колокола, — сказал он, — они так символичны. Они призывают людей к молитве, празднованиям… Это могущественные орудия духа! Когда мародеры нападают на места поклонения, они всегда разрушают колокола. Потому что колокола несут благую весть, понимаете? Это превосходный снимок. Идеально подходит для нашего проекта. Где они находятся?
Кэтрин притворилась, что просматривает свои записи. Тем временем ее мозг судорожно работал. Их нашел Дэнни. Одним из способов заставить его взять у нее деньги было «нанять» его, чтобы он разыскивал горгулий, ангелов, каменную резьбу. Она дала ему фотоаппарат, и несколько недель назад он принес снимки.
— Я не могу вспомнить, мистер Рейнбек. Я просмотрю свои записи.
— Может быть, в церкви? — спросил он, рассматривая снимок сквозь лупу. — Интригующе. Они могут быть ритуальными. Видите эту ленту вокруг обода колокола слева? Кажется, это латынь.
В этот момент в библиотеку зашел сын мистера Рейн-бека — Сильвестр-младший. У него были глаза и поведение тигровой акулы — вкрадчивые, расчетливые, всегда готовые к убийству. В компании было известно, что Сильвестру-младшему не нравились проекты его отца. Он рассматривал землю как что-то, на чем можно построить, а небо — как пространство, которое надо заполнить. Деньги должны зарабатываться, храниться и вкладываться, а не тратиться на нелепые проекты по помощи горожанам стать мечтателями.
— Здравствуйте, миссис Тирни, привет, отец, — сказал он.
— Посмотри на эти колокола, мой мальчик. — Старый Рейнбек передал лупу сыну.
Сильвестр-младший просто положил ее, глядя на Кэтрин:
— На прошлой неделе я проходил мимо здания по пути домой со «Щелкунчика». В библиотеке горел свет.
— Ну и как «Щелкунчик»? — спросил мистер Рейнбек. — Я отлично помню, как твоя мать впервые водила тебя на него. Она была очень взволнованна.
Кэтрин нервничала, но не могла не заметить судорогу на лице Сильвестра-младшего — он тоже вспомнил. Ей стало интересно, был ли этот тик связан с тем фактом, что им занималась только мать. Мир большого бизнеса поглотил его отца.
— Петрония Буланже танцевала Фею Драже, — ответил Сильвестр-младший. — Она и ее муж остановились в пентхаусе нашей башни Саттон-Плейс. Она дала мне билеты. Что мне было делать — отказаться? Не очень хороший PR-ход. Зато были хорошие места. Партер. Так как насчет…
— Сильвестр, ты хоть иногда должен наслаждаться жизнью. Не следует рассматривать все с точки зрения связей с общественностью. Балет призван давать свет, прибавлять сил, делать жизнь радостнее! Не так ли, Кэтрин?
— Абсолютно точно. Я тоже вспомнила, как мой отец впервые повел меня на «Щелкунчика». — Она обрадовалась смене темы.
— Отец, я не думаю, что надо втягивать Кэтрин в разговор о балете. Так как насчет света? — резко спросил Сильвестр-младший, уставившись на Кэтрин пронизывающим взглядом.
— Наверное, я задержалась на работе, — сказала она с замиранием сердца, пытаясь оправдаться, но в то же время испытывая жалость к еще одной семье, в которой были проблемы с пониманием. Она наблюдала это два года.
Он покачал головой:
— Я велел водителю остановиться и проверить записи охраны. Вы уже ушли.
— Мне очень жаль, — сказала она, чувствуя, как горят ее щеки. В последние годы охрана стала очень надежной. Она знала, что ступает по тонкому льду. — Я, видимо, забыла выключить свет.
— Здесь точно никого не было? — спросил Сильвестр-младший, впившись в нее тяжелым взглядом.
— Кому ночью может понадобиться библиотека? — спросила Кэтрин, уклоняясь от вранья.
— Изумительный снимок, — прервал их старик, протягивая фотографию сыну. — Он прекрасно характеризует то, что мы пытаемся сделать для этого города, не так ли? Сообщает нам, что жизнь слишком коротка, а мы тратим ее, носясь по делам. Вспомните, где вы их нашли, Кэтрин. Я хочу увидеть их в натуре.
Отец и сын покинули библиотеку. Кэтрин покрылась испариной. У нее было странное чувство, что Сильвестр-старший намеренно спас ее. Подозревал ли он что-нибудь? Она вспомнила о наброске, который нашла скомканным рядом с книгами по метеорологии, оставленными Дэнни на столе на прошлой неделе. Кэтрин не убрала их сразу на полку, и в то же утро их увидел старый мистер Рейнбек, постучал по ним своим длинным пальцем и сказал:
— Нужно быть умным парнем, чтобы понимать, что все ответы в небе!
Она вздрогнула, не зная, что и подумать. Она молилась, чтобы Дэнни поскорее объявился: ей была невыносима мысль о том, что Кристи проведет еще один день без каких-либо новостей от сына.
Глава 8
Дэнни стоял на углу Двадцать третьей стрит и Девятой авеню, притворяясь, что ждет автобус. На нем была шляпа-котелок, которую ему однажды дала Лиззи.
— Для загадочного Дэнни Гарри Гудини Бирна, — сказала она, добавив, что это напомнило ей картину Магритта: человек в шляпе-котелке стоит перед облаками, а его лицо полностью закрыто огромным зеленым яблоком. Дэнни прятался, тайно наблюдая за своим отцом. Он думал, что шляпа помогала ему в этом.
Отец тяжело работал. Хотя было пронизывающе холодно, шел небольшой снег, к тому же еще вчера выпало четыре дюйма снега, и влажность была пятьдесят восемь процентов, Кристи вспотел — Дэнни видел испарину на его лице. Он показывал людям елки, отпиливал нижние ветки, заворачивал деревья, грузил их на тележки или на крыши автомобилей. Дэнни должен был бы ему помогать. Вот чего хотел от него отец. Дэнни и сам хотел бы ему помочь, но… не так, как отец планировал.
Живя в Новой Шотландии, Дэнни знал, что его будущее предопределено: он унаследует ферму и останется на том острове, где вырос. Климат на Кейп-Бретоне был суровый, жизнь определялась стихией. Фермеры вынуждены были постоянно следить за небом — готовиться к ураганам, бурям, ветрам, потопам. Одно засушливое лето могло погубить десятилетний труд.
Дэнни ходил в школу, но ферма всегда была на первом месте. Два года назад в июне молния попала в большую ель, и вся роща загорелась. Дэнни увидел дым с остановки школьного автобуса, развернулся и побежал помогать отцу и пожарной бригаде. Чтобы потушить огонь, понадобился целый день. Дэнни пропустил два итоговых экзамена. У него были целые каникулы, чтобы подготовиться к ним, но летом была самая работа.
Отец решил, что огонь потушен, однако был потушен только этот пожар. Но однажды Дэнни провел целую ночь с альманахом и распечатками по природным особенностям Канады из Канадского центра по дистанционному прогнозированию. Он изучил некоторые алгоритмы обнаружения пожаров, совместил их с информацией из альманаха и предсказал, что это будет самое засушливое лето за пятнадцать лет — с большой опасностью лесных пожаров.
Так оно и случилось. В июле вообще не было осадков. Его отцу потребовалась помощь в орошении деревьев и тушении локальных пожаров. Они дежурили днями и ночами, так что у Дэнни не было времени готовиться к экзаменам. Он завалил два предмета. Каждый из провалов Дэнни воспринимал как гвоздь в крышку гроба своей мечты. Он не говорил об этом отцу прямо, но жизнь на ферме убивала часть его души. И отец это осознавал, но между собой они эту тему не обсуждали.
В прошлом году миссис Харвуд, классный руководитель Дэнни, вызвала его отца в школу. Дэнни очень нервничал, это случилось вскоре после пожара, и он боялся, что его выгонят из школы за плохие отметки или оставят на второй год, поэтому он пытался подслушать разговор под дверью класса.
— Ваш сын — отличный ученик, — говорила учительница. — У него высокие оценки, он усердно работает на занятиях и особенно силен в естественных науках. Его новаторскую работу о холодных фронтах мы поместили в школьную газету.
— Я это знаю, — сказал отец, — и горжусь им.
— Мы должны подумать о его будущем, — перешла к Делу миссис Харвуд.
— Его будущее — управлять фермой.
— Может быть. Но как насчет университета? Он уже пропустил несколько важных тестов и экзаменов. Он может подготовиться к ним, но в дальнейшем надо быть аккуратнее. Нам бы хотелось, чтобы он поступил в Мак-Гилл. Мы думаем, что у него хорошие шансы получить стипендию и…
Сердце Дэнни затрепетало, когда он услышал эти слова. Но менее чем через секунду голос отца остудил его пыл.
— Он не поедет в Мак-Гилл или куда-либо еще. Я знаю, что он умный и мог бы поступить куда угодно. Но у нас небольшая ферма. Я не могу отпустить его даже на день, не то что на четыре года. Вы меня понимаете?
— Нет, мистер Бирн, не понимаю. И не думаю, что вы понимаете. Вы подумайте, как будет чувствовать себя Дэнни — может, не сейчас, через много лет, — когда поймет, что вы его удержали. У него замечательный ум и душа, он заслуживает получить шанс.
Тут отец посмотрел на дверь и увидел Дэнни. Их глаза встретились: глаза отца горели яростью и стыдом, из-за того что учительница так с ним разговаривала. Дэнни хотелось вбежать и оправдать отца перед миссис Харвуд, но он сдержался. Слова учительницы звенели у него в ушах, он мечтал получить шанс.
Они смотрели друг на друга несколько долгих секунд, потом отец отвернулся. Дэнни ждал, что отец вернется к разговору, начатому миссис Харвуд, но этого не случилось. Дэнни чувствовал себя так, будто его полоснули ножом. Отец не знал, что с этого момента Дэнни жил лишь ради того месяца в году, когда они ездили в Нью-Йорк.
Дэнни не собирался влюбляться. Не в девушку-это было до Пенелопы, — а в городские огни и во все, что они означали: надежду и обещания, которые могли осуществиться. Нью-Йорк был подходящим местом, чтобы мечтать.
Четыре года назад он впервые оказался в Манхэттене, не зная, чего ожидать. Его мать всегда говорила о Нью-Йорке как о месте, где люди теряют свои души и сердца.
— Это место кружит людям головы, — говорила она. — Они слишком заняты поисками золотого кольца и забывают, что можно просто покататься на карусели, они забывают о прекрасном.
К своему удивлению, Дэнни нашел прекрасное в Нью-Йорке. Он полюбил его сразу же: проехаться в метро, выйти у парка или планетария, доехать до конца набережной у Атлантического океана, пройтись один квартал, сделать выбор между пиццей, свежим бубликом, рисом с жареной свининой и хот-догом с напитком из папайи. Потрясающий вид облаков, проплывающих над большими зданиями и отбрасывающих тени на стены из стекла, улыбающиеся ему симпатичные девушки — все это заставляло его чувствовать себя королем мира.
В Нью-Йорке у Дэнни возникла уверенность, что он может быть королем мира. Здесь все было иначе, чем дома, где ему приходилось удовлетворяться солнечным светом, запахом елей, чувством ветра на теле, звуком волн. Он любил эти ощущения, но знал, что может найти их и здесь — если пойдет в Центральный парк, прокатится на пароме на остров Стетен или поедет на поезде в Рокэвей.
Здесь, в городе, он мог получить и многое другое: если усердно учиться, много работать и не отвлекаться на симпатичных девушек — например Пенелопу, — он сможет осуществить свою мечту. В Нью-Йорке было не важно, провалил ли он те два экзамена, закончил ли школу. Дэнни знал, что были другие способы достичь своей цели.
Иногда он в прямом смысле слова следовал за облаками. Он бежал за ними по парку, пытаясь определить их высоту или скорость ветра. Высокие ли это перистые облака — тонкие, легкие, с длинными закругленными концами? Или это облака средней высоты — высококучевые, например, клочковатые, редкие, несущие осадки? За низкими облаками большими, толстыми кучевыми, катящимися по небу, как смеющиеся младенцы, следовать было легче всего. Дэнни изучал их.
Его секретное убежище, которое было видно из библиотеки Кэтрин в здании Рейнбеков, было отличным местом для наблюдения за погодой. Если бы она знала, что он здесь, они могли бы обмениваться сигналами! Но Дэнни не хотел рисковать, вмешивать ее в свою аферу. Нет, лучше оставаться скрытным, сидеть в своем вороньем гнезде и любоваться на море деревьев, следить за тем, как сменяются климатические условия. Он мог отгородиться от соблазнов Нью-Йорка, заниматься, чтобы получить аттестат, заполнять заявления, чтобы сделать следующий шаг к осуществлению плана.
План, миссия, мечта — разные слова, обозначающие одно и то же. Дэнни мог бы добавить в этот список еще два слова: одиссея и поиск. Это было для него важно. Он завидовал некоторым подросткам, которых встретил в Нью-Йорке, например Пенелопе. Их жизнь отличалась от его, они концентрировались в основном на образовании, на своем будущем, в то время как жизнь Дэнни на ферме основывалась на принципе «здесь и сейчас»: возделывание земли, высадка молодых деревьев, удобрение почвы, борьба с вредителями.
Трудно думать о будущем, когда у тебя болит спина и ветер забивает пылью твои глаза. Когда солнце палит нещадно и так хочется пить, что кажется, сейчас упадешь, а ты забыл свою флягу. Когда разбрызгиваешь удобрения на многих акрах, от вони становится дурно. Трудно думать о будущем, когда ты так завяз в настоящем.
Нью-йоркские подростки были совсем другие. Не обязательно лучше: они не знали чистого воздуха, не видели северного сияния или бесконечного неба. Просто другие. Их родители принимали как должное тот факт, что они покинут дом и поедут учиться в колледж. Продолжение обучения воспринималось естественной частью жизни, как восход солнца. Пенелопа говорила, что практически не было ни дня, чтобы они с родителями не обсуждали, куда она поедет учиться.
У Дэнни все было иначе. Он не хотел огорчать отца своими мечтами. Колледж стоит денег. Кроме того, ему пришлось бы уехать с фермы. Отец начал стареть, Дэнни знал, что он рассчитывает на него. Несколько раз Дэнни пытался затронуть эту тему, но каждый раз видел, как напрягался отец. В первый раз это произошло в конце трудового дня, когда отец пришел с поля уставший. Во второй раз — во время завтрака, когда отец собирался на холм. В третий раз — за неделю до лесного пожара. А потом пламя уничтожило все. И наконец Дэнни приехал сюда и просто решил остаться, осуществить свою мечту. Когда он достигнет цели, он вернется к отцу, чтобы тот им гордился. Поэтому он продолжал прятаться здесь, в своем убежище, или в библиотеке Кэтрин, усердно работая.
Проблема была в том, что его манили улицы. Городские огни буквально выписывали его имя. Тогда он брал фотоаппарат и снимал украшения на зданиях. Он любил проталкиваться сквозь толпу людей на Таймс-сквер, спешащих в театры, красиво одетых — его мать видела такое только в журналах и по телевизору. Ему нравилось ходить мимо Музея естественной истории, выискивать входные значки, которые посетители роняли на тротуар, и использовать их, чтобы проникнуть внутрь.
Иногда он находил пару штук и тогда звонил Пенелопе из телефона-автомата на углу и просил ее прийти. Она была из обеспеченной семьи и всегда предлагала заплатить за вход. Дэнни отказывался, как отказывался от помощи и подачек Кэтрин. Он использовал входные значки, чтобы провести Пенелопу внутрь, а потом стоял с ней рядом у голубого кита и рассказывал ей, на ухо, как киты, рядом с которыми он вырос, играют в проливе Кабота.
А теперь приехала его семья, и он не мог оставаться далеко от Челси. Ему нужно было видеть их как можно больше. Проблема была в том, что он не хотел говорить с отцом: он знал, что тот просто запрет его и увезет в Канаду быстрее, чем он успеет произнести «голубая ель». Дэнни чувствовал себя виноватым в том, что покинул отца, оставил его одного работать на ферме. Поэтому он наблюдал за ним издалека и молился, чтобы Бриди и Кэтрин его не выдали.
Кэтрин помогала ему весь год. Она почти не задавала вопросов, и ему это нравилось. У него было ощущение, что она доверяет ему, понимает, что он должен идти своим путем. Она разрешила ему пользоваться библиотекой Рейнбеков, так что он мог заниматься. Она привела Бриди в Рокфеллеровский центр; наконец-то его сестра увидела, как зажигают огни на этой елке, и он чувствовал себя как никогда счастливым.
Там, откуда они приехали, рождественские деревья значили все. Для его семьи это был заработок. Отец Дэнни считал, что деревья сплачивают семью.
— Даже в этом отвратительном Нью-Йорке, где все гоняются за несбыточными мечтами, копят деньги, раз в году люди приносят в дом наши деревья и собираются всей семьей, — говорил он.
Дэнни гордился этим. И у Пенелопы дома на «золотой» Пятой авеню светилась в окне рождественская елка. Ее отец — известный адвокат — на один вечер откладывал все дела, оставался дома, пил гоголь-моголь и украшал дерево. Пенелопа призналась Дэнни, что рождественское дерево очень ей дорого. У ее отца было напряженное расписание, и это был один из немногих вечеров в году, когда она могла рассчитывать на то, что он будет дома.
Пенелопа была единственным человеком, которого он посвятил в свои планы. Он не рассказал об этом своему отцу или сестре, Лиззи или Люси, даже Кэтрин. Только Пен. Он помнил тот момент. Это было в сентябре, прекрасным, еще летним днем, они стояли на террасе замка Бельведер. Он обнял ее и показал на высокие облака, затянувшие небо тонким, как дымка, слоем.
— Что это за облака, Дэнни? — спросила она.
Перисто-слоистые облака, высокие, они находятся на высоте около восемнадцати тысяч футов, в основном состоят из кристалликов льда. Видишь, у них нет четких краев? Для деревьев они полезны: они заслоняют солнце, которое может сжечь иголки.
— Сейчас только сентябрь, а ты уже думаешь о рождественских деревьях.
— Я всегда о них думаю, — тихо сказал он. — Вот почему я хочу стать метеорологом.
— Дэн — предсказатель погоды, — поддразнила она.
Он улыбнулся. Пусть шутит, он знал, что в этом его жизнь, для этого он родился…
На минуту отец прекратил работу. Он вытянулся и осмотрелся. Загорелся красный свет, движение по Девятой авеню остановилось. Глядя через улицу, Дэнни понял, что отец заметил его, слегка наклонившись, он вглядывался сквозь снег. Шляпа должна была обезопасить его, но неожиданно их глаза встретились. Сердце Дэнни застучало. Он замер, чувствуя себя как олень, пойманный светом фар.
— Дэнни, — позвал его отец и пошел к нему.
На мгновение у него даже возникло желание, чтобы отец поймал его, крепко прижал к себе и забрал домой. Ему хотелось объяснить, почему он так поступает, сказать отцу, что любит его и что в какой-то степени все, что он делает, он делает для него, для фермы. Но он не был уверен, что ему удастся выразить свои чувства словами.
Как раз в этот момент подъехал автобус, и Дэнни запрыгнул в него. Шляпа упала. Через заднее окно автобуса он видел, как отец поднимает черный котелок, прижимает его к сердцу и, громко крича, несется по Девятой авеню за автобусом.
С рвущимся сердцем Дэнни вышел на следующей остановке и сделал то, что получалось у него лучше всего: растворился в городе, скрываясь в аллеях, за зданиями и заборами, как облако в небе, как легкая дымка, застрявшая в ветвях белой ели. Ее можно увидеть, даже может показаться, что вам удастся до нее дотронуться; но лучше этого не делать: она исчезнет. Так и он.
Не зря же его называют Гарри Гудини.
В тот вечер Кэтрин уходила с работы поздно. Она надеялась, что Дэнни появится, но он не появился. Она медленно дошла до метро под падающим снегом, а выйдя из поезда в Челси, так же медленно пошла по Двадцать третьей стрит. По мере того как она приближалась к Кристи, ее шаг замедлялся, а пульс ускорялся. Подойдя, она остановилась как вкопанная.
— Я видел его, — сказал Кристи.
Он держал в руке шляпу, которую Лиззи дала Дэнни, и ее сердце екнуло.
— Откуда это у вас? — спросила она.
— Она упала у него с головы, когда он убегал. Он не хочет видеть меня, чуть не сломал шею — побежал за автобусом.
— Автобусом? — Она заметила, как крепко он вцепился в шляпу, будто его пальцы вонзились в поля навечно.
— Прямо здесь, — сказал Кристи, указывая сквозь завесу снега на остановку на другой стороне улицы.
— Вы можете пойти со мной? — спросила она.
Он не ответил — он казался каким-то оцепеневшим, как во сне, и она взяла его за руку и мягко потянула за собой. Он последовал за ней, оставив свои деревья с включенной гирляндой, которая мигала в холодном ночном воздухе. Они пошли по Девятой авеню к Двадцатой стрит. Ее сердце билось в бешеном ритме, она не знала, что собирается сделать или сказать, только чувствовала, что ему очень плохо и она сейчас должна быть с ним.
Снег под ногами заледенел. Кэтрин поскользнулась, и Кристи поймал ее. Минуту они простояли под фонарем. Он обнимал ее рукой; когда они двинулись дальше, он не убрал руку. В другой руке у него была шляпа Дэнни.
Они поднялись по ступеням ее дома, она открыла дверь и включила свет. В доме было тепло, деревянные полы блестели. Кристи стоял в прихожей, оглядываясь по сторонам и все еще держа в руке котелок.
— Вы можете положить его, — сказала она, но он не выпускал его из рук.
— Это все, что у меня от него осталось. Кэтрин покачала головой:
— Это неправда, вы знаете, что неправда. Кристи посмотрел на шляпу:
— Однажды, когда Дэнни был маленький, у него был жар. Очень сильный, нам не удавалось его сбить. Мы жили далеко от больницы, но я повез их туда — его и его мать. Доктора не знали, что с ним такое, поэтому оставили его там на ночь. Мэри осталась с ним. Когда я вернулся домой, я нашел его плюшевого мишку. Я думал… Я думал, что никогда больше не увижу сына и плюшевый мишка — единственное, что у меня от него осталось.
— И то же самое вы думаете об этой шляпе.
Кристи кивнул. Он не мог оторваться от котелка, даже когда Кэтрин подошла к нему и встала рядом.
— Это все, что у меня от него осталось, — повторил Кристи срывающимся голосом.
Кэтрин мягко забрала шляпу из его рук и аккуратно положила ее на столик. Он дрожал. Она чувствовала, как он трясется под своей тяжелой коричневой брезентовой курткой. Она расстегнула его куртку и помогла ему снять ее. Кэтрин стряхнула с нее снег и повесила в шкаф рядом со своим пальто.
— Для загадочного Дэнни Гарри Гудини Бирна, — сказала она, добавив, что это напомнило ей картину Магритта: человек в шляпе-котелке стоит перед облаками, а его лицо полностью закрыто огромным зеленым яблоком. Дэнни прятался, тайно наблюдая за своим отцом. Он думал, что шляпа помогала ему в этом.
Отец тяжело работал. Хотя было пронизывающе холодно, шел небольшой снег, к тому же еще вчера выпало четыре дюйма снега, и влажность была пятьдесят восемь процентов, Кристи вспотел — Дэнни видел испарину на его лице. Он показывал людям елки, отпиливал нижние ветки, заворачивал деревья, грузил их на тележки или на крыши автомобилей. Дэнни должен был бы ему помогать. Вот чего хотел от него отец. Дэнни и сам хотел бы ему помочь, но… не так, как отец планировал.
Живя в Новой Шотландии, Дэнни знал, что его будущее предопределено: он унаследует ферму и останется на том острове, где вырос. Климат на Кейп-Бретоне был суровый, жизнь определялась стихией. Фермеры вынуждены были постоянно следить за небом — готовиться к ураганам, бурям, ветрам, потопам. Одно засушливое лето могло погубить десятилетний труд.
Дэнни ходил в школу, но ферма всегда была на первом месте. Два года назад в июне молния попала в большую ель, и вся роща загорелась. Дэнни увидел дым с остановки школьного автобуса, развернулся и побежал помогать отцу и пожарной бригаде. Чтобы потушить огонь, понадобился целый день. Дэнни пропустил два итоговых экзамена. У него были целые каникулы, чтобы подготовиться к ним, но летом была самая работа.
Отец решил, что огонь потушен, однако был потушен только этот пожар. Но однажды Дэнни провел целую ночь с альманахом и распечатками по природным особенностям Канады из Канадского центра по дистанционному прогнозированию. Он изучил некоторые алгоритмы обнаружения пожаров, совместил их с информацией из альманаха и предсказал, что это будет самое засушливое лето за пятнадцать лет — с большой опасностью лесных пожаров.
Так оно и случилось. В июле вообще не было осадков. Его отцу потребовалась помощь в орошении деревьев и тушении локальных пожаров. Они дежурили днями и ночами, так что у Дэнни не было времени готовиться к экзаменам. Он завалил два предмета. Каждый из провалов Дэнни воспринимал как гвоздь в крышку гроба своей мечты. Он не говорил об этом отцу прямо, но жизнь на ферме убивала часть его души. И отец это осознавал, но между собой они эту тему не обсуждали.
В прошлом году миссис Харвуд, классный руководитель Дэнни, вызвала его отца в школу. Дэнни очень нервничал, это случилось вскоре после пожара, и он боялся, что его выгонят из школы за плохие отметки или оставят на второй год, поэтому он пытался подслушать разговор под дверью класса.
— Ваш сын — отличный ученик, — говорила учительница. — У него высокие оценки, он усердно работает на занятиях и особенно силен в естественных науках. Его новаторскую работу о холодных фронтах мы поместили в школьную газету.
— Я это знаю, — сказал отец, — и горжусь им.
— Мы должны подумать о его будущем, — перешла к Делу миссис Харвуд.
— Его будущее — управлять фермой.
— Может быть. Но как насчет университета? Он уже пропустил несколько важных тестов и экзаменов. Он может подготовиться к ним, но в дальнейшем надо быть аккуратнее. Нам бы хотелось, чтобы он поступил в Мак-Гилл. Мы думаем, что у него хорошие шансы получить стипендию и…
Сердце Дэнни затрепетало, когда он услышал эти слова. Но менее чем через секунду голос отца остудил его пыл.
— Он не поедет в Мак-Гилл или куда-либо еще. Я знаю, что он умный и мог бы поступить куда угодно. Но у нас небольшая ферма. Я не могу отпустить его даже на день, не то что на четыре года. Вы меня понимаете?
— Нет, мистер Бирн, не понимаю. И не думаю, что вы понимаете. Вы подумайте, как будет чувствовать себя Дэнни — может, не сейчас, через много лет, — когда поймет, что вы его удержали. У него замечательный ум и душа, он заслуживает получить шанс.
Тут отец посмотрел на дверь и увидел Дэнни. Их глаза встретились: глаза отца горели яростью и стыдом, из-за того что учительница так с ним разговаривала. Дэнни хотелось вбежать и оправдать отца перед миссис Харвуд, но он сдержался. Слова учительницы звенели у него в ушах, он мечтал получить шанс.
Они смотрели друг на друга несколько долгих секунд, потом отец отвернулся. Дэнни ждал, что отец вернется к разговору, начатому миссис Харвуд, но этого не случилось. Дэнни чувствовал себя так, будто его полоснули ножом. Отец не знал, что с этого момента Дэнни жил лишь ради того месяца в году, когда они ездили в Нью-Йорк.
Дэнни не собирался влюбляться. Не в девушку-это было до Пенелопы, — а в городские огни и во все, что они означали: надежду и обещания, которые могли осуществиться. Нью-Йорк был подходящим местом, чтобы мечтать.
Четыре года назад он впервые оказался в Манхэттене, не зная, чего ожидать. Его мать всегда говорила о Нью-Йорке как о месте, где люди теряют свои души и сердца.
— Это место кружит людям головы, — говорила она. — Они слишком заняты поисками золотого кольца и забывают, что можно просто покататься на карусели, они забывают о прекрасном.
К своему удивлению, Дэнни нашел прекрасное в Нью-Йорке. Он полюбил его сразу же: проехаться в метро, выйти у парка или планетария, доехать до конца набережной у Атлантического океана, пройтись один квартал, сделать выбор между пиццей, свежим бубликом, рисом с жареной свининой и хот-догом с напитком из папайи. Потрясающий вид облаков, проплывающих над большими зданиями и отбрасывающих тени на стены из стекла, улыбающиеся ему симпатичные девушки — все это заставляло его чувствовать себя королем мира.
В Нью-Йорке у Дэнни возникла уверенность, что он может быть королем мира. Здесь все было иначе, чем дома, где ему приходилось удовлетворяться солнечным светом, запахом елей, чувством ветра на теле, звуком волн. Он любил эти ощущения, но знал, что может найти их и здесь — если пойдет в Центральный парк, прокатится на пароме на остров Стетен или поедет на поезде в Рокэвей.
Здесь, в городе, он мог получить и многое другое: если усердно учиться, много работать и не отвлекаться на симпатичных девушек — например Пенелопу, — он сможет осуществить свою мечту. В Нью-Йорке было не важно, провалил ли он те два экзамена, закончил ли школу. Дэнни знал, что были другие способы достичь своей цели.
Иногда он в прямом смысле слова следовал за облаками. Он бежал за ними по парку, пытаясь определить их высоту или скорость ветра. Высокие ли это перистые облака — тонкие, легкие, с длинными закругленными концами? Или это облака средней высоты — высококучевые, например, клочковатые, редкие, несущие осадки? За низкими облаками большими, толстыми кучевыми, катящимися по небу, как смеющиеся младенцы, следовать было легче всего. Дэнни изучал их.
Его секретное убежище, которое было видно из библиотеки Кэтрин в здании Рейнбеков, было отличным местом для наблюдения за погодой. Если бы она знала, что он здесь, они могли бы обмениваться сигналами! Но Дэнни не хотел рисковать, вмешивать ее в свою аферу. Нет, лучше оставаться скрытным, сидеть в своем вороньем гнезде и любоваться на море деревьев, следить за тем, как сменяются климатические условия. Он мог отгородиться от соблазнов Нью-Йорка, заниматься, чтобы получить аттестат, заполнять заявления, чтобы сделать следующий шаг к осуществлению плана.
План, миссия, мечта — разные слова, обозначающие одно и то же. Дэнни мог бы добавить в этот список еще два слова: одиссея и поиск. Это было для него важно. Он завидовал некоторым подросткам, которых встретил в Нью-Йорке, например Пенелопе. Их жизнь отличалась от его, они концентрировались в основном на образовании, на своем будущем, в то время как жизнь Дэнни на ферме основывалась на принципе «здесь и сейчас»: возделывание земли, высадка молодых деревьев, удобрение почвы, борьба с вредителями.
Трудно думать о будущем, когда у тебя болит спина и ветер забивает пылью твои глаза. Когда солнце палит нещадно и так хочется пить, что кажется, сейчас упадешь, а ты забыл свою флягу. Когда разбрызгиваешь удобрения на многих акрах, от вони становится дурно. Трудно думать о будущем, когда ты так завяз в настоящем.
Нью-йоркские подростки были совсем другие. Не обязательно лучше: они не знали чистого воздуха, не видели северного сияния или бесконечного неба. Просто другие. Их родители принимали как должное тот факт, что они покинут дом и поедут учиться в колледж. Продолжение обучения воспринималось естественной частью жизни, как восход солнца. Пенелопа говорила, что практически не было ни дня, чтобы они с родителями не обсуждали, куда она поедет учиться.
У Дэнни все было иначе. Он не хотел огорчать отца своими мечтами. Колледж стоит денег. Кроме того, ему пришлось бы уехать с фермы. Отец начал стареть, Дэнни знал, что он рассчитывает на него. Несколько раз Дэнни пытался затронуть эту тему, но каждый раз видел, как напрягался отец. В первый раз это произошло в конце трудового дня, когда отец пришел с поля уставший. Во второй раз — во время завтрака, когда отец собирался на холм. В третий раз — за неделю до лесного пожара. А потом пламя уничтожило все. И наконец Дэнни приехал сюда и просто решил остаться, осуществить свою мечту. Когда он достигнет цели, он вернется к отцу, чтобы тот им гордился. Поэтому он продолжал прятаться здесь, в своем убежище, или в библиотеке Кэтрин, усердно работая.
Проблема была в том, что его манили улицы. Городские огни буквально выписывали его имя. Тогда он брал фотоаппарат и снимал украшения на зданиях. Он любил проталкиваться сквозь толпу людей на Таймс-сквер, спешащих в театры, красиво одетых — его мать видела такое только в журналах и по телевизору. Ему нравилось ходить мимо Музея естественной истории, выискивать входные значки, которые посетители роняли на тротуар, и использовать их, чтобы проникнуть внутрь.
Иногда он находил пару штук и тогда звонил Пенелопе из телефона-автомата на углу и просил ее прийти. Она была из обеспеченной семьи и всегда предлагала заплатить за вход. Дэнни отказывался, как отказывался от помощи и подачек Кэтрин. Он использовал входные значки, чтобы провести Пенелопу внутрь, а потом стоял с ней рядом у голубого кита и рассказывал ей, на ухо, как киты, рядом с которыми он вырос, играют в проливе Кабота.
А теперь приехала его семья, и он не мог оставаться далеко от Челси. Ему нужно было видеть их как можно больше. Проблема была в том, что он не хотел говорить с отцом: он знал, что тот просто запрет его и увезет в Канаду быстрее, чем он успеет произнести «голубая ель». Дэнни чувствовал себя виноватым в том, что покинул отца, оставил его одного работать на ферме. Поэтому он наблюдал за ним издалека и молился, чтобы Бриди и Кэтрин его не выдали.
Кэтрин помогала ему весь год. Она почти не задавала вопросов, и ему это нравилось. У него было ощущение, что она доверяет ему, понимает, что он должен идти своим путем. Она разрешила ему пользоваться библиотекой Рейнбеков, так что он мог заниматься. Она привела Бриди в Рокфеллеровский центр; наконец-то его сестра увидела, как зажигают огни на этой елке, и он чувствовал себя как никогда счастливым.
Там, откуда они приехали, рождественские деревья значили все. Для его семьи это был заработок. Отец Дэнни считал, что деревья сплачивают семью.
— Даже в этом отвратительном Нью-Йорке, где все гоняются за несбыточными мечтами, копят деньги, раз в году люди приносят в дом наши деревья и собираются всей семьей, — говорил он.
Дэнни гордился этим. И у Пенелопы дома на «золотой» Пятой авеню светилась в окне рождественская елка. Ее отец — известный адвокат — на один вечер откладывал все дела, оставался дома, пил гоголь-моголь и украшал дерево. Пенелопа призналась Дэнни, что рождественское дерево очень ей дорого. У ее отца было напряженное расписание, и это был один из немногих вечеров в году, когда она могла рассчитывать на то, что он будет дома.
Пенелопа была единственным человеком, которого он посвятил в свои планы. Он не рассказал об этом своему отцу или сестре, Лиззи или Люси, даже Кэтрин. Только Пен. Он помнил тот момент. Это было в сентябре, прекрасным, еще летним днем, они стояли на террасе замка Бельведер. Он обнял ее и показал на высокие облака, затянувшие небо тонким, как дымка, слоем.
— Что это за облака, Дэнни? — спросила она.
Перисто-слоистые облака, высокие, они находятся на высоте около восемнадцати тысяч футов, в основном состоят из кристалликов льда. Видишь, у них нет четких краев? Для деревьев они полезны: они заслоняют солнце, которое может сжечь иголки.
— Сейчас только сентябрь, а ты уже думаешь о рождественских деревьях.
— Я всегда о них думаю, — тихо сказал он. — Вот почему я хочу стать метеорологом.
— Дэн — предсказатель погоды, — поддразнила она.
Он улыбнулся. Пусть шутит, он знал, что в этом его жизнь, для этого он родился…
На минуту отец прекратил работу. Он вытянулся и осмотрелся. Загорелся красный свет, движение по Девятой авеню остановилось. Глядя через улицу, Дэнни понял, что отец заметил его, слегка наклонившись, он вглядывался сквозь снег. Шляпа должна была обезопасить его, но неожиданно их глаза встретились. Сердце Дэнни застучало. Он замер, чувствуя себя как олень, пойманный светом фар.
— Дэнни, — позвал его отец и пошел к нему.
На мгновение у него даже возникло желание, чтобы отец поймал его, крепко прижал к себе и забрал домой. Ему хотелось объяснить, почему он так поступает, сказать отцу, что любит его и что в какой-то степени все, что он делает, он делает для него, для фермы. Но он не был уверен, что ему удастся выразить свои чувства словами.
Как раз в этот момент подъехал автобус, и Дэнни запрыгнул в него. Шляпа упала. Через заднее окно автобуса он видел, как отец поднимает черный котелок, прижимает его к сердцу и, громко крича, несется по Девятой авеню за автобусом.
С рвущимся сердцем Дэнни вышел на следующей остановке и сделал то, что получалось у него лучше всего: растворился в городе, скрываясь в аллеях, за зданиями и заборами, как облако в небе, как легкая дымка, застрявшая в ветвях белой ели. Ее можно увидеть, даже может показаться, что вам удастся до нее дотронуться; но лучше этого не делать: она исчезнет. Так и он.
Не зря же его называют Гарри Гудини.
В тот вечер Кэтрин уходила с работы поздно. Она надеялась, что Дэнни появится, но он не появился. Она медленно дошла до метро под падающим снегом, а выйдя из поезда в Челси, так же медленно пошла по Двадцать третьей стрит. По мере того как она приближалась к Кристи, ее шаг замедлялся, а пульс ускорялся. Подойдя, она остановилась как вкопанная.
— Я видел его, — сказал Кристи.
Он держал в руке шляпу, которую Лиззи дала Дэнни, и ее сердце екнуло.
— Откуда это у вас? — спросила она.
— Она упала у него с головы, когда он убегал. Он не хочет видеть меня, чуть не сломал шею — побежал за автобусом.
— Автобусом? — Она заметила, как крепко он вцепился в шляпу, будто его пальцы вонзились в поля навечно.
— Прямо здесь, — сказал Кристи, указывая сквозь завесу снега на остановку на другой стороне улицы.
— Вы можете пойти со мной? — спросила она.
Он не ответил — он казался каким-то оцепеневшим, как во сне, и она взяла его за руку и мягко потянула за собой. Он последовал за ней, оставив свои деревья с включенной гирляндой, которая мигала в холодном ночном воздухе. Они пошли по Девятой авеню к Двадцатой стрит. Ее сердце билось в бешеном ритме, она не знала, что собирается сделать или сказать, только чувствовала, что ему очень плохо и она сейчас должна быть с ним.
Снег под ногами заледенел. Кэтрин поскользнулась, и Кристи поймал ее. Минуту они простояли под фонарем. Он обнимал ее рукой; когда они двинулись дальше, он не убрал руку. В другой руке у него была шляпа Дэнни.
Они поднялись по ступеням ее дома, она открыла дверь и включила свет. В доме было тепло, деревянные полы блестели. Кристи стоял в прихожей, оглядываясь по сторонам и все еще держа в руке котелок.
— Вы можете положить его, — сказала она, но он не выпускал его из рук.
— Это все, что у меня от него осталось. Кэтрин покачала головой:
— Это неправда, вы знаете, что неправда. Кристи посмотрел на шляпу:
— Однажды, когда Дэнни был маленький, у него был жар. Очень сильный, нам не удавалось его сбить. Мы жили далеко от больницы, но я повез их туда — его и его мать. Доктора не знали, что с ним такое, поэтому оставили его там на ночь. Мэри осталась с ним. Когда я вернулся домой, я нашел его плюшевого мишку. Я думал… Я думал, что никогда больше не увижу сына и плюшевый мишка — единственное, что у меня от него осталось.
— И то же самое вы думаете об этой шляпе.
Кристи кивнул. Он не мог оторваться от котелка, даже когда Кэтрин подошла к нему и встала рядом.
— Это все, что у меня от него осталось, — повторил Кристи срывающимся голосом.
Кэтрин мягко забрала шляпу из его рук и аккуратно положила ее на столик. Он дрожал. Она чувствовала, как он трясется под своей тяжелой коричневой брезентовой курткой. Она расстегнула его куртку и помогла ему снять ее. Кэтрин стряхнула с нее снег и повесила в шкаф рядом со своим пальто.