Страница:
«Сочинительство — мое ремесло, — подумал он. — Так неужели же я не смогу написать ей прощального письма, прочитав которое она все поймет?»
Водя пером по бумаге, он одновременно пытался убедить себя в том, что необязательно уезжать именно сегодня. Он может остаться и провести еще одну ночь в объятиях Джорджины, чтобы запомнить все в мельчайших деталях и пронести это через всю жизнь. До сих пор ему как-то не приходило в голову делать это, так как он надеялся, что у них вся жизнь впереди.
Перо замерло в его руке, и он, уставившись перед собой невидящим взглядом, медленно покачал головой. Нет, остаться нельзя. Все бумаги уже подписаны, и он просто не сможет посмотреть Джорджине в глаза. Лучше разорвать отношения немедленно, пока еще нет колебаний.
«Она сильная, она поймет. У нее теперь много забот, она не бросит на произвол судьбы рабочих фабрики и магазина. Джорджина поведет их за собой и завершит то дело, которое я начал. На личные переживания у нее не останется времени, а мне от них все равно теперь не будет проку».
Положив письмо ей под подушку, Дэниел собрал свои вещи и покинул дом через черный ход на кухне.
В сумерки Джорджина отправила детей спать, а сама пошла искать Дэниела. Все время пока они играли на лужайке, она чувствовала его присутствие и пару раз оглядывалась на него, сидевшего на крыльце и наблюдавшего за ними. Она помнила и когда он зашел в дом, и еще обидчиво насупилась. Ей хотелось, чтобы муж присоединился к ним, но в глубине души она понимала, что он, наверное, даже не знает, как играть с детьми, потому что сам в свое время был лишен этого. Но ничего, она его как-нибудь научит.
Она рассчитывала застать его в кабинете за книгой, но там было темно, и похоже, Дэниел сюда даже не заходил. Тогда она решила, что он, наверное, после утомительного дня — ведь ему пришлось разбирать на части типографский станок — захотел принять ванну. Скинув в спальне платье, она перешла в ванную комнату, предвкушая удовольствие от встречи с ним, но ванна была пуста. Вздохнув, она наполнила ее водой и разделась полностью.
Может быть, он сам найдет ее?
Но Дэниел так и не появился. Запахнувшись домашним халатом, Джорджина взяла с полки книгу и села вместе с ней в кресло ждать. От Дэниела всего можно ждать. Джорджина не могла ограничить его свободу, да и не собиралась этого делать. Она любила его таким, каким он был.
Весь вечер он был явно чем-то озабочен. Может, это из-за тех фотографий, которые неизвестно каким образом были выставлены сегодня в киоске? Сама Джорджина туда не ходила, но ей рассказали Харрисоны. Дэниел ни словом о них не обмолвился, но и не задавал Дженис вопросов, из чего Джорджина заключила, что он знал об этих загадочных снимках.
Может быть, он отправился на поиски фотографа?
Джорджине очень хотелось верить, что им был Питер. Ведь, в конце концов, фотокамера была у него, и он имел доступ в те дома, что были изображены на снимках. Дэниелу необходимо поближе сойтись со своей семьей, и легче всего будет начать именно с Питера. Вчера Джорджине даже показалось, что они сделали какие-то взаимные шаги к примирению, правда, в итоге ничего не получилось. Она должна свести братьев вместе. Надо изобрести какой-то способ.
Весь день она провела на фабрике, где было много разных дел, и очень устала. Вскоре ее стало клонить ко сну. Очнувшись, когда каминные часы пробили одиннадцать, Джорджина нахмурилась и отложила книгу.
Где он пропадает в такое время?
Надев тапочки, она спустилась вниз, рассчитывая узнать о муже от прислуги, но те уже давно разошлись спать, как, кстати, и Харрисоны. Дом был погружён в тишину, и только одна Джорджина не знала покоя.
Убедившись в том, что входная дверь не заперта, Джорджина вернулась к себе в пустую постель. Странно, как быстро она привыкла делить ложе с мужем. Вот и сейчас ей хотелось уткнуться лицом в теплую голую грудь Дэниела, почувствовать вокруг себя его руки. Ей нравилось ощущать на своей щеке его дыхание, чувствовать его пальцы в своих мягких волосах. Теперь Джорджина уже не могла представить, как всю жизнь обходилась без него.
Надо ему как-нибудь сказать об этом. Джорджина знала, что многих мужчин подобные женские откровения могут запросто отпугнуть, но не Дэниела. Он широко улыбнется и крепко-крепко ее поцелует, и у нее закружится голова. Может быть, он даже сам в конце концов полюбит ее. Может быть, их женитьбе и не предшествовал период романтических ухаживаний, зато после нее романтики было хоть отбавляй. И все благодаря Дэниелу, его душевной чуткости.
Бросив халат на спинку стула, она забралась в постель и устало откинулась на подушки. На страсть сил сегодня уже не осталось. Джорджина знала, что до прихода Дэниела не заснет, но по крайней мере можно дать отдохнуть глазам.
Повернувшись на живот, она засунула руки под подушку, так было удобнее, и сразу наткнулась на жесткий конверт. И вдруг ни с того ни с сего у Джорджины тоскливо засосало под ложечкой. Достав конверт, она уставилась на него.
Ей очень не хотелось распечатывать его до утра. Вот дождется Дэниела, и они прочитают неведомое письмо вместе при свете дня. Дэниел успокоит ее.
А вдруг это любовная записка? Может быть, Дэниел сейчас ждет ее где-то, гадая, почему она до сих пор не пришла к нему. О, Дэниел запросто мог придумать что-нибудь подобное!
Испытывая смешанные чувства, Джорджина села на постели и включила лампу. Подпись на конверте убедила ее в том, что письмо от мужа. Затаив дыхание, она осторожно вскрыла конверт. Руки ее задрожали. Любовные записки не бывают такими пространными, на нескольких листках.
Ей не хотелось читать. Джорджина зажмурилась, но поздно. В мозгу ее уже отпечаталась первая строчка: «Моя милая мисс Ягодка…» Перед глазами поплыли круги. Ей показалось, что она услышала голос самого Дэниела, произнесшего эти слова. Раздраженно смахнув слезу, Джорджина открыла глаза.
Первый раз она прочитала письмо торопливо, отчаянно пытаясь поскорее найти те слова, которые сказали бы ей, что у них по-прежнему все хорошо. Но их в письме не было. Ничего не понимая и вся дрожа, она стала перечитывать письмо уже медленнее, но слезы застилали глаза.
Он бросил ее. Более того: уже уехал на семичасовом поезде до Цинциннати. Дэниел обещал в письме написать ей тут же, как только доберется до места. До какого места? Сообщал, что если будет ребенок, его необходимо поставить в известность, так как он не допустит, чтобы дитя было лишено отца. Но он хотел вернуть ей дом, свободу и прежний образ жизни, каким все это было до того, как он появился в ее жизни. Он писал, что желает ей счастья, а с ним оно невозможно. От него-де у нее могут быть одни только неприятности.
Как это было на него похоже! Джорджине даже казалось, что она слышит, как он произносит эти слова вслух. Своим письмом Дэниел еще раз продемонстрировал, что может быть удивительно искренним, предельно откровенным. Негодяй! Боже, зачем она с ним только связалась?! Но ничего, он еще пожалеет!
Джорджина даже не стала искать закладную, которую, как писал Дэниел, он положил в ящик ее письменного стола. К черту закладную! К черту весь этот дом! Будь прокляты все Маллони! Ну что ж, больше ему не придется разыгрывать из себя благородного героя, потому что она его убьет!
Внутри нее все кипело от ярости. Вскочив с постели, она быстро оделась, хватая первое, что попадалось под руку. Последний поезд с Дэниелом давно ушел, но она знала, как найти его. У нее был один козырь, о котором он, видимо, забыл. Но не забыла Джорджина.
Среди ночи она бросилась в почтовое отделение отправлять телеграмму Тайлеру и Эви.
Дэниел заметил промелькнувшие за окном огни какого-то городка. Последняя остановка между Катлер-виллем и Цинциннати осталась позади. Теперь возврата не было.
Он заставлял себя смотреть в будущее, но там все было пусто. Сразу возвращаться в Натчез, пожалуй, не стоит. Тайлер и Эви забросают его вопросами, на которые будет непросто отвечать. Может, стоит вновь попытать судьбу в сент-луисском «Диспетч»? Пулитцер был прекрасным наставником. Он возьмет Дэниела обратно.
А можно поехать в Техас и подыскать какой-нибудь маленький городок, где нет своей газеты. Богатеем Дэниел, конечно, не станет, но достойно прожить сможет. Познакомится с какой-нибудь симпатичной девушкой, из которой выйдет неплохая жена. И ее не придется вечно спасать. Они заживут тихой, спокойной жизнью, потом родится ребенок, может, даже двойня. Он посадит в саду перед домом розы и цветочную ограду. Ему, в сущности, немного нужно.
Или же рискнуть еще раз и остаться с Джорджиной?
Поезд начал замедлять ход на длинном повороте. Дэниел вдруг нахлобучил на голову шляпу и, подхватив свой чемодан, быстро направился по проходу мимо спящих пассажиров в конец вагона. Скоро поворот закончится, и поезд вновь увеличит скорость. Дэниел бросился бегом.
Высунувшись в дверь, он швырнул чемодан на темневшее кукурузное поле и, не раздумывая ни секунды, прыгнул сам.
Человек в запачканной и смятой широкополой шляпе, видевший все это, надвинул ее на самые глаза и усмех-нулся, устраиваясь поудобнее на своем месте.
Глава 36
Водя пером по бумаге, он одновременно пытался убедить себя в том, что необязательно уезжать именно сегодня. Он может остаться и провести еще одну ночь в объятиях Джорджины, чтобы запомнить все в мельчайших деталях и пронести это через всю жизнь. До сих пор ему как-то не приходило в голову делать это, так как он надеялся, что у них вся жизнь впереди.
Перо замерло в его руке, и он, уставившись перед собой невидящим взглядом, медленно покачал головой. Нет, остаться нельзя. Все бумаги уже подписаны, и он просто не сможет посмотреть Джорджине в глаза. Лучше разорвать отношения немедленно, пока еще нет колебаний.
«Она сильная, она поймет. У нее теперь много забот, она не бросит на произвол судьбы рабочих фабрики и магазина. Джорджина поведет их за собой и завершит то дело, которое я начал. На личные переживания у нее не останется времени, а мне от них все равно теперь не будет проку».
Положив письмо ей под подушку, Дэниел собрал свои вещи и покинул дом через черный ход на кухне.
В сумерки Джорджина отправила детей спать, а сама пошла искать Дэниела. Все время пока они играли на лужайке, она чувствовала его присутствие и пару раз оглядывалась на него, сидевшего на крыльце и наблюдавшего за ними. Она помнила и когда он зашел в дом, и еще обидчиво насупилась. Ей хотелось, чтобы муж присоединился к ним, но в глубине души она понимала, что он, наверное, даже не знает, как играть с детьми, потому что сам в свое время был лишен этого. Но ничего, она его как-нибудь научит.
Она рассчитывала застать его в кабинете за книгой, но там было темно, и похоже, Дэниел сюда даже не заходил. Тогда она решила, что он, наверное, после утомительного дня — ведь ему пришлось разбирать на части типографский станок — захотел принять ванну. Скинув в спальне платье, она перешла в ванную комнату, предвкушая удовольствие от встречи с ним, но ванна была пуста. Вздохнув, она наполнила ее водой и разделась полностью.
Может быть, он сам найдет ее?
Но Дэниел так и не появился. Запахнувшись домашним халатом, Джорджина взяла с полки книгу и села вместе с ней в кресло ждать. От Дэниела всего можно ждать. Джорджина не могла ограничить его свободу, да и не собиралась этого делать. Она любила его таким, каким он был.
Весь вечер он был явно чем-то озабочен. Может, это из-за тех фотографий, которые неизвестно каким образом были выставлены сегодня в киоске? Сама Джорджина туда не ходила, но ей рассказали Харрисоны. Дэниел ни словом о них не обмолвился, но и не задавал Дженис вопросов, из чего Джорджина заключила, что он знал об этих загадочных снимках.
Может быть, он отправился на поиски фотографа?
Джорджине очень хотелось верить, что им был Питер. Ведь, в конце концов, фотокамера была у него, и он имел доступ в те дома, что были изображены на снимках. Дэниелу необходимо поближе сойтись со своей семьей, и легче всего будет начать именно с Питера. Вчера Джорджине даже показалось, что они сделали какие-то взаимные шаги к примирению, правда, в итоге ничего не получилось. Она должна свести братьев вместе. Надо изобрести какой-то способ.
Весь день она провела на фабрике, где было много разных дел, и очень устала. Вскоре ее стало клонить ко сну. Очнувшись, когда каминные часы пробили одиннадцать, Джорджина нахмурилась и отложила книгу.
Где он пропадает в такое время?
Надев тапочки, она спустилась вниз, рассчитывая узнать о муже от прислуги, но те уже давно разошлись спать, как, кстати, и Харрисоны. Дом был погружён в тишину, и только одна Джорджина не знала покоя.
Убедившись в том, что входная дверь не заперта, Джорджина вернулась к себе в пустую постель. Странно, как быстро она привыкла делить ложе с мужем. Вот и сейчас ей хотелось уткнуться лицом в теплую голую грудь Дэниела, почувствовать вокруг себя его руки. Ей нравилось ощущать на своей щеке его дыхание, чувствовать его пальцы в своих мягких волосах. Теперь Джорджина уже не могла представить, как всю жизнь обходилась без него.
Надо ему как-нибудь сказать об этом. Джорджина знала, что многих мужчин подобные женские откровения могут запросто отпугнуть, но не Дэниела. Он широко улыбнется и крепко-крепко ее поцелует, и у нее закружится голова. Может быть, он даже сам в конце концов полюбит ее. Может быть, их женитьбе и не предшествовал период романтических ухаживаний, зато после нее романтики было хоть отбавляй. И все благодаря Дэниелу, его душевной чуткости.
Бросив халат на спинку стула, она забралась в постель и устало откинулась на подушки. На страсть сил сегодня уже не осталось. Джорджина знала, что до прихода Дэниела не заснет, но по крайней мере можно дать отдохнуть глазам.
Повернувшись на живот, она засунула руки под подушку, так было удобнее, и сразу наткнулась на жесткий конверт. И вдруг ни с того ни с сего у Джорджины тоскливо засосало под ложечкой. Достав конверт, она уставилась на него.
Ей очень не хотелось распечатывать его до утра. Вот дождется Дэниела, и они прочитают неведомое письмо вместе при свете дня. Дэниел успокоит ее.
А вдруг это любовная записка? Может быть, Дэниел сейчас ждет ее где-то, гадая, почему она до сих пор не пришла к нему. О, Дэниел запросто мог придумать что-нибудь подобное!
Испытывая смешанные чувства, Джорджина села на постели и включила лампу. Подпись на конверте убедила ее в том, что письмо от мужа. Затаив дыхание, она осторожно вскрыла конверт. Руки ее задрожали. Любовные записки не бывают такими пространными, на нескольких листках.
Ей не хотелось читать. Джорджина зажмурилась, но поздно. В мозгу ее уже отпечаталась первая строчка: «Моя милая мисс Ягодка…» Перед глазами поплыли круги. Ей показалось, что она услышала голос самого Дэниела, произнесшего эти слова. Раздраженно смахнув слезу, Джорджина открыла глаза.
Первый раз она прочитала письмо торопливо, отчаянно пытаясь поскорее найти те слова, которые сказали бы ей, что у них по-прежнему все хорошо. Но их в письме не было. Ничего не понимая и вся дрожа, она стала перечитывать письмо уже медленнее, но слезы застилали глаза.
Он бросил ее. Более того: уже уехал на семичасовом поезде до Цинциннати. Дэниел обещал в письме написать ей тут же, как только доберется до места. До какого места? Сообщал, что если будет ребенок, его необходимо поставить в известность, так как он не допустит, чтобы дитя было лишено отца. Но он хотел вернуть ей дом, свободу и прежний образ жизни, каким все это было до того, как он появился в ее жизни. Он писал, что желает ей счастья, а с ним оно невозможно. От него-де у нее могут быть одни только неприятности.
Как это было на него похоже! Джорджине даже казалось, что она слышит, как он произносит эти слова вслух. Своим письмом Дэниел еще раз продемонстрировал, что может быть удивительно искренним, предельно откровенным. Негодяй! Боже, зачем она с ним только связалась?! Но ничего, он еще пожалеет!
Джорджина даже не стала искать закладную, которую, как писал Дэниел, он положил в ящик ее письменного стола. К черту закладную! К черту весь этот дом! Будь прокляты все Маллони! Ну что ж, больше ему не придется разыгрывать из себя благородного героя, потому что она его убьет!
Внутри нее все кипело от ярости. Вскочив с постели, она быстро оделась, хватая первое, что попадалось под руку. Последний поезд с Дэниелом давно ушел, но она знала, как найти его. У нее был один козырь, о котором он, видимо, забыл. Но не забыла Джорджина.
Среди ночи она бросилась в почтовое отделение отправлять телеграмму Тайлеру и Эви.
Дэниел заметил промелькнувшие за окном огни какого-то городка. Последняя остановка между Катлер-виллем и Цинциннати осталась позади. Теперь возврата не было.
Он заставлял себя смотреть в будущее, но там все было пусто. Сразу возвращаться в Натчез, пожалуй, не стоит. Тайлер и Эви забросают его вопросами, на которые будет непросто отвечать. Может, стоит вновь попытать судьбу в сент-луисском «Диспетч»? Пулитцер был прекрасным наставником. Он возьмет Дэниела обратно.
А можно поехать в Техас и подыскать какой-нибудь маленький городок, где нет своей газеты. Богатеем Дэниел, конечно, не станет, но достойно прожить сможет. Познакомится с какой-нибудь симпатичной девушкой, из которой выйдет неплохая жена. И ее не придется вечно спасать. Они заживут тихой, спокойной жизнью, потом родится ребенок, может, даже двойня. Он посадит в саду перед домом розы и цветочную ограду. Ему, в сущности, немного нужно.
Или же рискнуть еще раз и остаться с Джорджиной?
Поезд начал замедлять ход на длинном повороте. Дэниел вдруг нахлобучил на голову шляпу и, подхватив свой чемодан, быстро направился по проходу мимо спящих пассажиров в конец вагона. Скоро поворот закончится, и поезд вновь увеличит скорость. Дэниел бросился бегом.
Высунувшись в дверь, он швырнул чемодан на темневшее кукурузное поле и, не раздумывая ни секунды, прыгнул сам.
Человек в запачканной и смятой широкополой шляпе, видевший все это, надвинул ее на самые глаза и усмех-нулся, устраиваясь поудобнее на своем месте.
Глава 36
Кровь гулко стучала в висках, поэтому Джорджина не сразу расслышала громкий стук во входную дверь. Болела голова. Это была самая ужасная ночь в ее жизни, а теперь еще этот адский стук… Может, стоит поискать у мамы настойку опия?
Тайлер и Эви не могли так рано откликнуться на телеграмму, посланную им среди ночи. Конечно, это было глупо с ее стороны, стоило подождать до утра, но Джорджина не могла сидеть сложа руки. Если бы она знала, куда Дэниел отправится из Цинциннати, она поехала бы туда первым же поездом, но она не знала. Сперва надо было дождаться ответа от Монтейнов.
Через минуту в дверь ее спальни осторожно постучались, и на пороге возникла служанка. Джорджина подняла на нее хмурый, недовольный взгляд.
— Мистер Питер Маллони, мэм.
Питер? В такую рань? Джорджина оглянулась на каминные часы. Ей всегда казалось, что в это время Питер еще крепко спит.
Она кивнула:
Я спущусь через минуту.
Питер совершил роковую ошибку, что пришел к ней именно теперь, когда она в такой ярости. Будь ее воля, Джорджина уничтожила бы все мужское население Катлервилла. Что ж, это даже хорошо, что он заявился. По крайней мере будет на ком выместить свой гнев.
Джорджина надела новое платье, но к зеркалу даже не подошла — ей было все равно, как она выглядит. Всю ночь она не спала, сходила с ума от нервного напряжения, слабо надеясь услышать какие-нибудь обнадеживающие известия, и поэтому теперь была не в духе. Вся ее злость и обида была направлена на Дэниела, но Питер, в конце концов, тоже Маллони.
Как выяснилось, Питер принес фотокамеру и все принадлежности. Однако это лишь разозлило Джорджину еще больше.
Ты смелый человек, Питер Маллони! На твоем месте я не показывалась бы на люди и спряталась бы от всего мира. Особенно после всего того, что натворила твоя семья. Положи камеру и ступай с глаз долой. Ты мне отвратителен.
Пораженный произошедшей в ней переменой, Питер медленно освободился от своего груза и изумленно уставился на мегеру, которую он всю жизнь знал как самую веселую девушку на свете. Золотистые локоны были собраны сзади в узел, под глазами пролегли тени, смотрит сурово. И хотя все это отнюдь не портило ее красоты, он видел перед собой совершенно другого человека. В глазах Джорджины затаилась такая тоска, что у него даже защемило сердце.
Что случилось, Джорджи? Неужели ты все еще сердишься на меня за то, что я заставил тебя выйти за Дэниела? Но мне казалось, ты счастлива.
Счастлива? — едко переспросила она. — Ты заставил меня выйти замуж за благородного человека, и я должна быть от этого счастлива? Вот если бы у меня оказалась в руках винтовка и я заставила бы тебя жениться на какой-нибудь несчастной, которая страдала бы от твоего эгоизма, ты был бы счастлив? Тебе известно, что твой отец добился, чтобы типографию Дэниела заколотили досками? Известно, что твой отец вышвырнул семью Харрисонов на улицу? А? Или ты будешь разыгрывать из себя невинную овечку, Питер Маллони? Меня не обманешь. Убирайся! Больше не желаю видеть никого из вашей семейки!
Развернувшись на каблуках, Джорджина стала подниматься по лестнице, но тут натолкнулась на ничего не понимающие, испуганные взгляды Одри и Дженис, смотревших на нее сверху. Чертыхнувшись себе под нос, Джорджина обернулась и вновь устремила на Питера горящие глаза:
Уходи.
Но я-то тут при чем, Джорджи? — воскликнул Питер, начиная злиться. — Я не имею никакого отношения к тому, о чем ты сейчас сказала. Разве это дом, где рушатся потолки и бегают крысы?
Ага, значит, не имеешь никакого отношения? — саркастически переспросила Джорджина. — Прекрасно! Может быть, ты еще скажешь, что и магазин »Маллони» не имеет к этому никакого отношения? Или ты не имеешь к магазину никакого отношения? — Она уперла руки в бока. — А может быть, ты и не Маллони вовсе? Ну, что же ты молчишь? Скажи, а вдруг я поверю?
Джорджина, да что с тобой сегодня? Я принес тебе фотокамеру, хотел примирения и еще думал заручиться твоей поддержкой в одном деле. — Джорджина стала угрожающе надвигаться на него, и он попятился к двери, — Черт возьми, да выслушай меня! Моя мать хочет увидеться с Дэниелом. Она очень больна, а с тех пор как я рассказала ей все, почти не ест. Уговори его сходить к ней. Честное слово, Джорджина, я вовсе не злодей, каким тебе представляюсь. Что касается тех трущоб, то я пытался возражать отцу, но тщетно. Я ничего не мог поделать.
Проигнорировав его просьбу, Джорджина продолжала выплескивать свою ярость:
А как же быть с теми клерками, которых ты уволил из магазина, Питер? Или и тут ты ничего не мог поделать? — зловеще проговорила она. — Как быть с сокращением рабочего дня, увеличением жалованья, с продвижениями по службе, которого удостаиваются у тебя только мужчины? Тоже ничего не можешь поделать? А трудно тебе купить табуретки для клерков, которые вынуждены с утра до вечера простаивать за прилавками? Что ты, из-за этого обеднеешь? — Джорджина все повышала голос с каждым своим обвинением и наконец почти прокричала: — Вон из моего дома, Питер Маллони! И не смей больше показываться мне на глаза!
Хорошо же, спасибо за гостеприимство! — Нахлобучив шляпу на голову, Питер вышел и оглушительно хлопнул за собой дверью.
Джорджина еле держалась на ногах. Ей стоило больших трудов овладеть собой, и только после этого она обернулась. Никогда в жизни с ней еще не случалось ничего подобного, и она очень надеялась, что больше не случится. Жить с улыбкой — что же может быть лучше? Она и сейчас попыталась улыбнуться, но не вышло.
Дженис спустилась к ней навстречу.
Значит, он ничего не сделает? — тихо спросила она. Джорджина покачала головой:
То ли не может, то ли не хочет, я так и не поняла. Дженис понимающе кивнула:
Ничего, как-нибудь выкрутимся. В меблированных комнатах дешевле, потому что там двухразовое питание. А если тебе удастся добиться, чтобы фабрику не закрыли, Одри сможет зарабатывать там больше, чем ей выпадало у Маллони. — Она осторожно коснулась руки Джорджины. — Тебе надо поесть. Знаешь, вчера Этан пытался собрать деньги с жильцов.
Вяло прислушиваясь, Джорджина позволила Дженис отвести себя в столовую.
Ему не дали ни одного пенни, и мужчины всюду следова и за ним по пятам, так что он не посмел распускать руки, как обычно. Мальчишки теперь дежурят на всех углах, и Эгану ни за что не пройти мимо них незамеченным. А еще мы составили список требований лично к старшему Маллони.
Джорджина кивнула и наконец улыбнулась. Она слушала Дженис, но все мысли ее были только о том, как скоро дойдут известия от Монтейнов.
Джорджине хотелось рвать на себе волосы, и она лишь с большим трудом удержалась от этого, тупо уставившись в цифры. Даже в самую лучшую пору своей жизни она мало что в них понимала, а теперь наступила не самая лучшая пора. Ее взгляд переместился на смятую телеграмму, валявшуюся в углу стола.
Монтейны ничего не знали про Дэниела, но пообещали навести справки. Пока же они, не теряя времени, отправились на север и вскоре должны были приехать.
Но что она будет делать с Тайлером и Эви, если сама не знает, куда деваться? Может, послать их с визитом к матери Питера? Его просьба не давала ей покоя весь день, хотя у Джорджины и без нее забот хватало. Как же так вышло, что она до сих пор не брала миссис Маллони в расчет? Ничего плохого об этой женщине Джорджина никогда не слышала. Виделись они очень давно, когда Джорджина была еще маленькая. И насколько она помнила, миссис Маллони была хрупким и очень милым существом. Артемис с тех пор, наверное, немало соков из нее выжал, и теперь она живет совсем тихо и неслышно, будто привидение, на верхнем этаже особняка Маллони.
«В их семье все мужчины одинаковы, — хмуро подумала Джорджина и вновь уставилась на цифры. — Но я не такая, как их женщины! И не такая, как моя мать. Я так просто не сдамся, вот увидите! Кстати, не исключено, что это поможет мне как-то отвлечься».
Смахнув непрошеную слезу, Джорджина подняла глаза на стук в дверь. В кабинет вошла одна из помощниц Дженис. Сама Дженис взяла сегодня выходной, чтобы переехать с семьей в меблированные комнаты. Увы, даже Харрисонов не будет, когда она вернется домой. Может быть, ужинать на кухне вместе с прислугой?
Мисс Хан… Миссис Маллони?
Джорджина нетерпеливо кивнула.
— У нас есть два полных ящика. Прикажете отправить их сегодня?
— Но этого количества не хватит, чтобы выполнить заказ «Нортона»?
— Да, мэм, но я имею в виду заказ «Роттингема».
— Сначала необходимо выполнять крупные заказы. Они быстрее оплачиваются, а если мы докажем свою расторопность, нам сделают новый заказ. Так что с этими двумя ящиками пока подождем.
— Хорошо, мэм. — Девушка присела в неглубоком реверансе и скрылась за дверью.
Джорджина проводила ее задумчивым взглядом, потирая руками виски. Глаза слипались — сказывалась прошлая бессонная ночь. Скорее бы рабочий день заканчивался, и тогда можно будет пойти домой. Хотя что ее там ждет, в этих пустых комнатах? На фабрике, ей-богу, и то веселее.
Хорошо, что Монтейны приедут погостить.
Скоро пробило пять часов — новый, определенный ею же срок окончания смены, — и работницы, весело переговариваясь и смеясь чему-то своему, потянулись с фабрики. Вскоре во всем здании наступила гулкая тишина.
Борясь с наваливавшейся смертной тоской, Джорджина склонилась над цифрами. Теперь, когда ей некуда спешить, может, хоть с работой что-то получится.
Заняв наблюдательный пункт в пустующем заколоченном складе, Дэниел увидел, как открылись ворота фабрики и рабочие начали расходиться по домам. Экипаж Джорджины стоял тут же, но никто из женщин к кучеру не подошел, а через несколько минут Блюхер уехал.
«Черт возьми, зачем она задерживается допоздна в этой части города? За это ей следует хорошенько… Неужели она думает, что Артемис позволит ей долго распоряжаться на фабрике?»
Но он добровольно отказался от прав на Джорджину и на то, чтобы вмешиваться в ее жизнь, поэтому ему оставалось лишь вернуться к прежнему занятию — разбирать свой станок и ждать, когда из ворот появится Джорджина. Ему очень хотелось увидеть ее. Хотя бы для того, чтобы узнать, что с ней все в порядке. Дэниел знал, что она там. Он видел, как во время обеденного перерыва она выходила поболтать с работницами. Ее папаша такой демократичности не одобрял.
Он не знал, какой из нее может получиться предприниматель, но она прекрасно научилась находить общий язык с рабочим персоналом. Если бы Джорджина вышла замуж за Питера, он заправлял бы делами, а она ведала бы кадрами. Обоюдными усилиями они, конечно, добились бы процветания и заработали бы кучу денег.
Дэниел скрипнул зубами и вернулся к своей работе. Он знал, что должен уйти из ее жизни, но не мог этого сделать. Сначала нужно убедиться, что без него ей лучше живется.
Но из-за своего мужского самолюбия он отказывался верить в то, что это возможно. Поэтому он и просидел в типографии весь день, поминутно выглядывая в окно и ожидая, когда из ворот покажется Джорджина.
Какой он ее увидит? Дэниел не ждал улыбки на ее лице, вообще не знал, чего ждал. Ему просто хотелось украдкой последить за ней несколько дней и убедиться в том, что Артемис сдержал свое обещание.
Над городом еще не опустились сумерки, когда он в очередной раз выглянул на улицу и вдруг увидел валивший из одного фабричного окна дым. Нахмурившись, он отшвырнул часть станка, которую держал в руках, и почти наполовину высунулся из окна, чтобы рассмотреть получше. Обычно удаленные предметы Дэниел видел лучше, чем близкие, но сейчас он отказывался верить своим глазами.
Откуда там взялся дым?
Пытаясь держать себя в руках, Дэниел вышел из комнаты и стал медленно спускаться по лестнице. После вчерашнего прыжка с поезда и многочасовой ходьбы по железнодорожным путям нога вновь разболелась, поэтому Дэниел старался ступать осторожно. Еще не хватало, чтобы он скатился с лестницы кубарем.
Но когда он вышел на улицу, сердце его готово было уже выскочить из груди, хотя он отчаянно пытался себя успокоить. Может, Джорджины уже давно нет на фабрике, он просто проглядел ее, когда она уходила. Может, дым в окне ему только почудился, солнце порой способно отбрасывать самые причудливые блики. Да и с чего бы вдруг на фабрике начался пожар?
Но все сомнения рассеялись, когда он вновь посмотрел на то окно. Из него уже вырывалось пламя. Крикнув во всю силу своих легких в надежде на то, что его кто-нибудь услышит, Дэниел бросился в административное крыло здания. Почему Джорджина не выходит? Она что, не чувствует запаха гари?
За спиной у него послышались топот и крики. Кто-то пустил лошадь галопом, очевидно, к пожарной каланче. Пожар в старой деревянной коробке мануфактуры — страшная вещь. Дэниел знал, что помощь подоспеет через несколько минут, но не мог ждать.
Он распахнул дверь, и изнутри вывалились клубы ядовитого дыма. На него накатила жаркая волна, но в этой части здания языков пламени еще не было видно. Закрыв лицо носовым платком, Дэниел бросился мимо приемной в маленький кабинет, в котором должна была быть Джорджина.
Когда он наконец добрался до двери и вышиб ее, его всего уже выворачивало от кашля, слезящиеся глаза заливал соленый пот. В комнате было темно, к тому же все вокруг заволокло густым дымом, и Дэниел не сразу сориентировался.
«Только бы ее здесь не было! — заклинал он, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в дыму. — Она, конечно, давно почувствовала запах дыма и ушла. Бросилась за помощью. Боже, только бы она не погибла! Боже, сделай так, чтобы она не умерла!»
Джорджина сидела за отцовским столом, уронив голову на руки. Со стороны казалось, будто она мирно заснула. Подбежав, Дэниел стал трясти ее за плечи и звать по имени, но она не подняла головы. И тогда его охватила настоящая паника.
Времени на молитвы и скорбь не оставалось. Подняв Джорджину на руки, Дэниел бросился обратно к двери, но там уже бушевало пламя, и жадные языки его лизали потолок приемной. Дэниел понял, что пожар начал стремительно распространяться по всему зданию. С Джорд-жиной на руках нечего было и думать спасаться тем путем, каким он вошел.
Не колеблясь ни минуты, Дэниел повернулся и пихнул спиной окно. Стекло тут же рассыпалось. Перекинув Джорджину через плечо, он рукавом расчистил от осколков подоконник и, свесившись, опустил жену на землю с противоположной стороны.
Джорджина безжизненно привалилась к стене здания. Дэниел уже не испытывал ни страха, ни беспокойства. Он вообще перестал что-либо чувствовать с того самого момента, когда коснулся ее и не дождался ответной реакции. Он действовал безошибочно и быстро, как машина.
Выпрыгнув из окна, он снова подхватил Джорджину на руки. Где-то бегали и кричали люди, таскали вручную воду. Вдали послышался звон пожарного колокольчика. Но Дэниел не обращал на это внимания. Жизнь Джорд-жины теперь была в его руках, и он бросился с ней через улицу в здание типографии. Если она придет в себя, выживет и он. Если же нет, он умрет.
Он знал это совершенно точно.
Никто не видел, как он влез вместе с ней в окно, от которого недавно отодрал доски. Внутри было темно, но свет ему был не нужен. Бегом Дэниел поднялся по лестнице и сразу завернул в спальню.
Он положил Джорджину на кровать, которая так и осталась здесь стоять, несмотря на то что дом готовили к сносу. Она лежала, раскинув руки и ноги, и была похожа на куклу.
Коснувшись дрожащей рукой ее щеки, он прошептал ее имя. Сел рядом и, гладя ее по волосам, ждал, когда она ответит. В отчаянии наклонился и поцеловал ее. Губы были теплые, но даже не дрогнули от его прикосновения.
Тогда, обхватив Джорджину, он заставил ее принять сидячее положение, прижал к себе и стал нашептывать на ухо разные нежные слова. Одновременно Дэниел растирал ей спину, сначала осторожно, потом все сильнее. Шепот перешел в исполненные боли восклицания. Но ответа все не было.
— Джорджина, скажи что-нибудь! Боже, не бросай меня одного! Ты не можешь покинуть меня! Ты моя жизнь, Джорджи! Очнись и пошли меня к черту, любимая, только не умирай! Прошу тебя, Джорджи…
Дэниел глухо и надрывно зарыдал, по поросшим щетиной щекам побежали крупные слезы. Он продолжал растирать ей спину и покрывать поцелуями лицо, шею, плечи.
Тайлер и Эви не могли так рано откликнуться на телеграмму, посланную им среди ночи. Конечно, это было глупо с ее стороны, стоило подождать до утра, но Джорджина не могла сидеть сложа руки. Если бы она знала, куда Дэниел отправится из Цинциннати, она поехала бы туда первым же поездом, но она не знала. Сперва надо было дождаться ответа от Монтейнов.
Через минуту в дверь ее спальни осторожно постучались, и на пороге возникла служанка. Джорджина подняла на нее хмурый, недовольный взгляд.
— Мистер Питер Маллони, мэм.
Питер? В такую рань? Джорджина оглянулась на каминные часы. Ей всегда казалось, что в это время Питер еще крепко спит.
Она кивнула:
Я спущусь через минуту.
Питер совершил роковую ошибку, что пришел к ней именно теперь, когда она в такой ярости. Будь ее воля, Джорджина уничтожила бы все мужское население Катлервилла. Что ж, это даже хорошо, что он заявился. По крайней мере будет на ком выместить свой гнев.
Джорджина надела новое платье, но к зеркалу даже не подошла — ей было все равно, как она выглядит. Всю ночь она не спала, сходила с ума от нервного напряжения, слабо надеясь услышать какие-нибудь обнадеживающие известия, и поэтому теперь была не в духе. Вся ее злость и обида была направлена на Дэниела, но Питер, в конце концов, тоже Маллони.
Как выяснилось, Питер принес фотокамеру и все принадлежности. Однако это лишь разозлило Джорджину еще больше.
Ты смелый человек, Питер Маллони! На твоем месте я не показывалась бы на люди и спряталась бы от всего мира. Особенно после всего того, что натворила твоя семья. Положи камеру и ступай с глаз долой. Ты мне отвратителен.
Пораженный произошедшей в ней переменой, Питер медленно освободился от своего груза и изумленно уставился на мегеру, которую он всю жизнь знал как самую веселую девушку на свете. Золотистые локоны были собраны сзади в узел, под глазами пролегли тени, смотрит сурово. И хотя все это отнюдь не портило ее красоты, он видел перед собой совершенно другого человека. В глазах Джорджины затаилась такая тоска, что у него даже защемило сердце.
Что случилось, Джорджи? Неужели ты все еще сердишься на меня за то, что я заставил тебя выйти за Дэниела? Но мне казалось, ты счастлива.
Счастлива? — едко переспросила она. — Ты заставил меня выйти замуж за благородного человека, и я должна быть от этого счастлива? Вот если бы у меня оказалась в руках винтовка и я заставила бы тебя жениться на какой-нибудь несчастной, которая страдала бы от твоего эгоизма, ты был бы счастлив? Тебе известно, что твой отец добился, чтобы типографию Дэниела заколотили досками? Известно, что твой отец вышвырнул семью Харрисонов на улицу? А? Или ты будешь разыгрывать из себя невинную овечку, Питер Маллони? Меня не обманешь. Убирайся! Больше не желаю видеть никого из вашей семейки!
Развернувшись на каблуках, Джорджина стала подниматься по лестнице, но тут натолкнулась на ничего не понимающие, испуганные взгляды Одри и Дженис, смотревших на нее сверху. Чертыхнувшись себе под нос, Джорджина обернулась и вновь устремила на Питера горящие глаза:
Уходи.
Но я-то тут при чем, Джорджи? — воскликнул Питер, начиная злиться. — Я не имею никакого отношения к тому, о чем ты сейчас сказала. Разве это дом, где рушатся потолки и бегают крысы?
Ага, значит, не имеешь никакого отношения? — саркастически переспросила Джорджина. — Прекрасно! Может быть, ты еще скажешь, что и магазин »Маллони» не имеет к этому никакого отношения? Или ты не имеешь к магазину никакого отношения? — Она уперла руки в бока. — А может быть, ты и не Маллони вовсе? Ну, что же ты молчишь? Скажи, а вдруг я поверю?
Джорджина, да что с тобой сегодня? Я принес тебе фотокамеру, хотел примирения и еще думал заручиться твоей поддержкой в одном деле. — Джорджина стала угрожающе надвигаться на него, и он попятился к двери, — Черт возьми, да выслушай меня! Моя мать хочет увидеться с Дэниелом. Она очень больна, а с тех пор как я рассказала ей все, почти не ест. Уговори его сходить к ней. Честное слово, Джорджина, я вовсе не злодей, каким тебе представляюсь. Что касается тех трущоб, то я пытался возражать отцу, но тщетно. Я ничего не мог поделать.
Проигнорировав его просьбу, Джорджина продолжала выплескивать свою ярость:
А как же быть с теми клерками, которых ты уволил из магазина, Питер? Или и тут ты ничего не мог поделать? — зловеще проговорила она. — Как быть с сокращением рабочего дня, увеличением жалованья, с продвижениями по службе, которого удостаиваются у тебя только мужчины? Тоже ничего не можешь поделать? А трудно тебе купить табуретки для клерков, которые вынуждены с утра до вечера простаивать за прилавками? Что ты, из-за этого обеднеешь? — Джорджина все повышала голос с каждым своим обвинением и наконец почти прокричала: — Вон из моего дома, Питер Маллони! И не смей больше показываться мне на глаза!
Хорошо же, спасибо за гостеприимство! — Нахлобучив шляпу на голову, Питер вышел и оглушительно хлопнул за собой дверью.
Джорджина еле держалась на ногах. Ей стоило больших трудов овладеть собой, и только после этого она обернулась. Никогда в жизни с ней еще не случалось ничего подобного, и она очень надеялась, что больше не случится. Жить с улыбкой — что же может быть лучше? Она и сейчас попыталась улыбнуться, но не вышло.
Дженис спустилась к ней навстречу.
Значит, он ничего не сделает? — тихо спросила она. Джорджина покачала головой:
То ли не может, то ли не хочет, я так и не поняла. Дженис понимающе кивнула:
Ничего, как-нибудь выкрутимся. В меблированных комнатах дешевле, потому что там двухразовое питание. А если тебе удастся добиться, чтобы фабрику не закрыли, Одри сможет зарабатывать там больше, чем ей выпадало у Маллони. — Она осторожно коснулась руки Джорджины. — Тебе надо поесть. Знаешь, вчера Этан пытался собрать деньги с жильцов.
Вяло прислушиваясь, Джорджина позволила Дженис отвести себя в столовую.
Ему не дали ни одного пенни, и мужчины всюду следова и за ним по пятам, так что он не посмел распускать руки, как обычно. Мальчишки теперь дежурят на всех углах, и Эгану ни за что не пройти мимо них незамеченным. А еще мы составили список требований лично к старшему Маллони.
Джорджина кивнула и наконец улыбнулась. Она слушала Дженис, но все мысли ее были только о том, как скоро дойдут известия от Монтейнов.
Джорджине хотелось рвать на себе волосы, и она лишь с большим трудом удержалась от этого, тупо уставившись в цифры. Даже в самую лучшую пору своей жизни она мало что в них понимала, а теперь наступила не самая лучшая пора. Ее взгляд переместился на смятую телеграмму, валявшуюся в углу стола.
Монтейны ничего не знали про Дэниела, но пообещали навести справки. Пока же они, не теряя времени, отправились на север и вскоре должны были приехать.
Но что она будет делать с Тайлером и Эви, если сама не знает, куда деваться? Может, послать их с визитом к матери Питера? Его просьба не давала ей покоя весь день, хотя у Джорджины и без нее забот хватало. Как же так вышло, что она до сих пор не брала миссис Маллони в расчет? Ничего плохого об этой женщине Джорджина никогда не слышала. Виделись они очень давно, когда Джорджина была еще маленькая. И насколько она помнила, миссис Маллони была хрупким и очень милым существом. Артемис с тех пор, наверное, немало соков из нее выжал, и теперь она живет совсем тихо и неслышно, будто привидение, на верхнем этаже особняка Маллони.
«В их семье все мужчины одинаковы, — хмуро подумала Джорджина и вновь уставилась на цифры. — Но я не такая, как их женщины! И не такая, как моя мать. Я так просто не сдамся, вот увидите! Кстати, не исключено, что это поможет мне как-то отвлечься».
Смахнув непрошеную слезу, Джорджина подняла глаза на стук в дверь. В кабинет вошла одна из помощниц Дженис. Сама Дженис взяла сегодня выходной, чтобы переехать с семьей в меблированные комнаты. Увы, даже Харрисонов не будет, когда она вернется домой. Может быть, ужинать на кухне вместе с прислугой?
Мисс Хан… Миссис Маллони?
Джорджина нетерпеливо кивнула.
— У нас есть два полных ящика. Прикажете отправить их сегодня?
— Но этого количества не хватит, чтобы выполнить заказ «Нортона»?
— Да, мэм, но я имею в виду заказ «Роттингема».
— Сначала необходимо выполнять крупные заказы. Они быстрее оплачиваются, а если мы докажем свою расторопность, нам сделают новый заказ. Так что с этими двумя ящиками пока подождем.
— Хорошо, мэм. — Девушка присела в неглубоком реверансе и скрылась за дверью.
Джорджина проводила ее задумчивым взглядом, потирая руками виски. Глаза слипались — сказывалась прошлая бессонная ночь. Скорее бы рабочий день заканчивался, и тогда можно будет пойти домой. Хотя что ее там ждет, в этих пустых комнатах? На фабрике, ей-богу, и то веселее.
Хорошо, что Монтейны приедут погостить.
Скоро пробило пять часов — новый, определенный ею же срок окончания смены, — и работницы, весело переговариваясь и смеясь чему-то своему, потянулись с фабрики. Вскоре во всем здании наступила гулкая тишина.
Борясь с наваливавшейся смертной тоской, Джорджина склонилась над цифрами. Теперь, когда ей некуда спешить, может, хоть с работой что-то получится.
Заняв наблюдательный пункт в пустующем заколоченном складе, Дэниел увидел, как открылись ворота фабрики и рабочие начали расходиться по домам. Экипаж Джорджины стоял тут же, но никто из женщин к кучеру не подошел, а через несколько минут Блюхер уехал.
«Черт возьми, зачем она задерживается допоздна в этой части города? За это ей следует хорошенько… Неужели она думает, что Артемис позволит ей долго распоряжаться на фабрике?»
Но он добровольно отказался от прав на Джорджину и на то, чтобы вмешиваться в ее жизнь, поэтому ему оставалось лишь вернуться к прежнему занятию — разбирать свой станок и ждать, когда из ворот появится Джорджина. Ему очень хотелось увидеть ее. Хотя бы для того, чтобы узнать, что с ней все в порядке. Дэниел знал, что она там. Он видел, как во время обеденного перерыва она выходила поболтать с работницами. Ее папаша такой демократичности не одобрял.
Он не знал, какой из нее может получиться предприниматель, но она прекрасно научилась находить общий язык с рабочим персоналом. Если бы Джорджина вышла замуж за Питера, он заправлял бы делами, а она ведала бы кадрами. Обоюдными усилиями они, конечно, добились бы процветания и заработали бы кучу денег.
Дэниел скрипнул зубами и вернулся к своей работе. Он знал, что должен уйти из ее жизни, но не мог этого сделать. Сначала нужно убедиться, что без него ей лучше живется.
Но из-за своего мужского самолюбия он отказывался верить в то, что это возможно. Поэтому он и просидел в типографии весь день, поминутно выглядывая в окно и ожидая, когда из ворот покажется Джорджина.
Какой он ее увидит? Дэниел не ждал улыбки на ее лице, вообще не знал, чего ждал. Ему просто хотелось украдкой последить за ней несколько дней и убедиться в том, что Артемис сдержал свое обещание.
Над городом еще не опустились сумерки, когда он в очередной раз выглянул на улицу и вдруг увидел валивший из одного фабричного окна дым. Нахмурившись, он отшвырнул часть станка, которую держал в руках, и почти наполовину высунулся из окна, чтобы рассмотреть получше. Обычно удаленные предметы Дэниел видел лучше, чем близкие, но сейчас он отказывался верить своим глазами.
Откуда там взялся дым?
Пытаясь держать себя в руках, Дэниел вышел из комнаты и стал медленно спускаться по лестнице. После вчерашнего прыжка с поезда и многочасовой ходьбы по железнодорожным путям нога вновь разболелась, поэтому Дэниел старался ступать осторожно. Еще не хватало, чтобы он скатился с лестницы кубарем.
Но когда он вышел на улицу, сердце его готово было уже выскочить из груди, хотя он отчаянно пытался себя успокоить. Может, Джорджины уже давно нет на фабрике, он просто проглядел ее, когда она уходила. Может, дым в окне ему только почудился, солнце порой способно отбрасывать самые причудливые блики. Да и с чего бы вдруг на фабрике начался пожар?
Но все сомнения рассеялись, когда он вновь посмотрел на то окно. Из него уже вырывалось пламя. Крикнув во всю силу своих легких в надежде на то, что его кто-нибудь услышит, Дэниел бросился в административное крыло здания. Почему Джорджина не выходит? Она что, не чувствует запаха гари?
За спиной у него послышались топот и крики. Кто-то пустил лошадь галопом, очевидно, к пожарной каланче. Пожар в старой деревянной коробке мануфактуры — страшная вещь. Дэниел знал, что помощь подоспеет через несколько минут, но не мог ждать.
Он распахнул дверь, и изнутри вывалились клубы ядовитого дыма. На него накатила жаркая волна, но в этой части здания языков пламени еще не было видно. Закрыв лицо носовым платком, Дэниел бросился мимо приемной в маленький кабинет, в котором должна была быть Джорджина.
Когда он наконец добрался до двери и вышиб ее, его всего уже выворачивало от кашля, слезящиеся глаза заливал соленый пот. В комнате было темно, к тому же все вокруг заволокло густым дымом, и Дэниел не сразу сориентировался.
«Только бы ее здесь не было! — заклинал он, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в дыму. — Она, конечно, давно почувствовала запах дыма и ушла. Бросилась за помощью. Боже, только бы она не погибла! Боже, сделай так, чтобы она не умерла!»
Джорджина сидела за отцовским столом, уронив голову на руки. Со стороны казалось, будто она мирно заснула. Подбежав, Дэниел стал трясти ее за плечи и звать по имени, но она не подняла головы. И тогда его охватила настоящая паника.
Времени на молитвы и скорбь не оставалось. Подняв Джорджину на руки, Дэниел бросился обратно к двери, но там уже бушевало пламя, и жадные языки его лизали потолок приемной. Дэниел понял, что пожар начал стремительно распространяться по всему зданию. С Джорд-жиной на руках нечего было и думать спасаться тем путем, каким он вошел.
Не колеблясь ни минуты, Дэниел повернулся и пихнул спиной окно. Стекло тут же рассыпалось. Перекинув Джорджину через плечо, он рукавом расчистил от осколков подоконник и, свесившись, опустил жену на землю с противоположной стороны.
Джорджина безжизненно привалилась к стене здания. Дэниел уже не испытывал ни страха, ни беспокойства. Он вообще перестал что-либо чувствовать с того самого момента, когда коснулся ее и не дождался ответной реакции. Он действовал безошибочно и быстро, как машина.
Выпрыгнув из окна, он снова подхватил Джорджину на руки. Где-то бегали и кричали люди, таскали вручную воду. Вдали послышался звон пожарного колокольчика. Но Дэниел не обращал на это внимания. Жизнь Джорд-жины теперь была в его руках, и он бросился с ней через улицу в здание типографии. Если она придет в себя, выживет и он. Если же нет, он умрет.
Он знал это совершенно точно.
Никто не видел, как он влез вместе с ней в окно, от которого недавно отодрал доски. Внутри было темно, но свет ему был не нужен. Бегом Дэниел поднялся по лестнице и сразу завернул в спальню.
Он положил Джорджину на кровать, которая так и осталась здесь стоять, несмотря на то что дом готовили к сносу. Она лежала, раскинув руки и ноги, и была похожа на куклу.
Коснувшись дрожащей рукой ее щеки, он прошептал ее имя. Сел рядом и, гладя ее по волосам, ждал, когда она ответит. В отчаянии наклонился и поцеловал ее. Губы были теплые, но даже не дрогнули от его прикосновения.
Тогда, обхватив Джорджину, он заставил ее принять сидячее положение, прижал к себе и стал нашептывать на ухо разные нежные слова. Одновременно Дэниел растирал ей спину, сначала осторожно, потом все сильнее. Шепот перешел в исполненные боли восклицания. Но ответа все не было.
— Джорджина, скажи что-нибудь! Боже, не бросай меня одного! Ты не можешь покинуть меня! Ты моя жизнь, Джорджи! Очнись и пошли меня к черту, любимая, только не умирай! Прошу тебя, Джорджи…
Дэниел глухо и надрывно зарыдал, по поросшим щетиной щекам побежали крупные слезы. Он продолжал растирать ей спину и покрывать поцелуями лицо, шею, плечи.